Он обнаружил себя, лежащим в вирт-капсуле с откинутой крышкой. Боль грызла мозг, вены горели огнем, от тошноты перехватывало дыхание.

– Долго возился, паря… – грубый голос. Мирон. – Но достал, молодец. А теперь давай сюда…

Тень карлика показалась на самой границе поля зрения. Показалась – и тут же исчезла. Через несколько секунд на ее месте возникла рогатая морда Брутуса.

– Целый и… невредимый… – вытолкнул целитель, изучая Матвея. – Хорошо… Сейчас… станет… легче…

Он поднял лапу, в которой был зажат шприц с длинной и толстой иглой, наполненный чем-то мутно-зеленым. Климов напрягся, ожидая новой боли, но тут сверху донесся хриплый, полный страдания вой.

Брутус задрал голову.

– Прости… герой… – он убрал шприц и отошел от капсулы. – Придется тебе… самому… выкарабкиваться… Там... более важные... дела...

Несколько секунд Матвей слушал стук копыт целителя, пока тот поднимался к ведьме.

«Ее дела совсем плохи, – понял Климов, по-прежнему не двигаясь: ему казалось, что стоит шевельнуть хоть пальцем, как голова взорвется – но перед этим его вывернет наизнанку.

Вой не стихал, а вскоре Матвей услышал и рыкающий голос Брутуса. Тот скорее всего читал заклинания: в издаваемых им звуках прослеживался странный ритм. Однако ведьма продолжала страдать, и слушать это было настолько жутко, что Климов заставил себя выбраться из вирт-капсулы.

«Вот… Встал же – и не умер…» – попытался он приободрить самого себя, глядя, как пол под ногами ходит ходуном.

Когда головокружение сошло на нет, Матвей оттолкнулся от капсулы и сделал несколько шагов к выходу из логова ведуна-людоеда Ксандра.

Ведьма выла по-прежнему, боровшийся за ее жизнь Брутус читал заклинания все яростнее – казалось, он тоже обезумел.

«А ведь Алена может быть там, с ними», – от этой мысли Матвей содрогнулся.

Представив, что девушка видит весь ужас, творящийся сейчас на втором этаже, Климов замер. Несколько секунд ушло на то, чтобы развернуться, затем он пошаркал к винтовой лестнице.

Матвей понимал, что ему туда нельзя. Возможно, двери в покои ведьмы запечатаны магией, которая, в лучшем случае, отшвырнет его, будто котенка… Возможно, никаких дверей нет, но едва он поднимется, как Брутус, Мирон или сама ведьма убьют непрошеного гостя заклинанием или еще как-нибудь… Возможно, на него не обратят внимания и он подойдет к Алене, возьмет ее за руку, хоть немного успокоит… Возможно, Алены там вовсе нет…

«Как много этих возможно…» – Матвей сморщился – каждая покоренная ступенька усиливала боль в голове.

Он поднялся совсем немного, когда дорогу перегородил Мирон.

– А тебе чего здесь надо?.. – со злобным оскалом прошипел карлик. – Не слышишь что ли – хозяйке совсем худо. С тобой сейчас никто возиться не будет. Сам очухаешься, не маленький. Сгинь, – с последним словом Мирон толкнул Климова. Несильно, но тот все равно едва не потерял равновесие.

Он вернулся к вирт-капсуле, остановил взгляд на многоротой твари, которую ведьма называла Форамен Спатиум. Та чуть заметно сокращалась, словно сердце, и обсасывала входящие в зубастые пасти штекеры.

Неожиданно ведьма перестала выть. Закашлялась. Потом начала хохотать, хрипло, захлебываясь.

Матвей опустился на корточки, несмотря на боль, стиснул голову ладонями. Вспомнились слова Мирона о том, что он долго возился.

«Может быть, даже слишком долго, – подумал Климов. – Ведьме плохо, она вполне может умереть. Что тогда будет с Аленой и со мной?»

Строить предположения было бессмысленно, это лишь убивало остатки сил. Тошнота и жжение в венах понемногу ослабевали, сменившись нарастающей сонливостью.

Матвей знал, что погружение в игру посредством вирт-капсулы не является сном. По мнению специалистов, это больше походило на гипноз или медитацию.

«Получается, я не спал трое с лишним суток», – вывод совсем не порадовал Климова.

Хохот над головой замолк. Теперь было слышно лишь Брутуса. С каждой секундой рогатый целитель рычал все тише.

Или засыпающему Матвею так только казалось…

…Проснулся он в палате. Голова была тяжелой, мышцы ныли, словно после нехилых физических нагрузок. На столе рядом стояли привычные кружка с водой, черствеющий хлеб и каша. В дверях слегка пошатывалась Зоя-Шишка. Увидев, что Матвей пришел в себя, мертвая воспитательница указала на еду, развернулась и исчезла в коридоре.

Есть Климов не хотел, но и лежать не собирался. Он сел, отчего все вокруг слегка качнулось.

Предстояло многое обдумать, и Матвей понимал, что вопросов будет гораздо больше чем ответов, однако тут вошел Мирон…

Как обычно хмурый, карлик приблизился к столу, глянул из-под насупленных бровей и буркнул:

– Очухался…

Матвей промолчал. Разговаривать с уродцем хотелось меньше всего. К тому же, раз Мирон пришел – значит, не просто так.

Понимая, что ответа не дождется, карлик засопел.

– В общем, успел ты, – заговорил он, спустя полминуты. – Но едва-едва. Так что хозяйка сейчас лечится. А тебе пока отдыхать можно.

С этими словами Мирон неуклюже развернулся и вышел. Подождав немного, Матвей тоже покинул палату.

В коридоре стало заметно холоднее, а глянув в окно, Климов увидел, что город, который он ненавидел, окутало первым снегом.