На элеваторе до поздней ночи кишат машины. Большие очереди скапливаются при первом рейсе. Взвесить зерно — дело минутное. Вся задержка в лаборатории. Надо определить качество зерна, его влажность. Пока нет лабораторного квитка с анализом, машину на весы не ставь. А они — все подходят и подходят. Шоферы вылазят из кабин, обмениваются приветствиями, курят, делятся последними новостями.

Митя давно уже привык к этому, и ничто его не удивляло. В ожидании квитка он поставил грузовик позади ранее пришедшего, поднял крышку капота и стал у свечей подчищать контакты. Одна из них немного «барахлила». В это время чья-то хлесткая рука с маху опустилась на его плечо.

— Здорово, шоферила!

Митя вздрогнул, поморщился и поднял голову. Перед ним стоял Колька, молоденький шофер-первогодок из их же колхозного гаража. На Кольке был старенький френч с короткими, чуть не по локоть, рукавами, старые замасленные брючишки с резинками у щиколоток и ботинки на толстой подошве. Видавшая виды кепка с пуговкой на макушке — эту пуговку шоферы называют «иждивенцем» — была лихо сдвинута на затылок.

#img_7.jpeg

— Здравствуй, — ответил на приветствие Митя. — Что ты так хлопаешь? Чуть руку из плеча не вышиб.

— Что поделаешь? Рука у меня тяжелая, шоферская.

Митя улыбнулся и промолчал. Уж кто-кто, а он-то знал, какие у Кольки «шоферские» руки. Пришлось однажды после перетяжки подшипников мотор прокручивать у Колькиной машины. Ухватился тогда Колька за заводную ручку, кряхтел-кряхтел — на пол-оборота не вывел. Плюнул и отправился со слесарями ругаться, зачем так туго затянули. Митя подошел к машине, включил зажигание, встал покрепче, расставил ноги как его учил дядя Ваня, просунул ручку в храповик, рванул — и двигатель заработал.

Колька был на четыре года старше Мити: ему шел девятнадцатый. У него были настоящие шоферские права, и перед мальчишками он этим очень гордился.

— Ну, как? Ничего? — спросил он вдруг.

— Что?

— Машина-то, говорю, гудит?

— А отчего ей не гудеть? Контакты вот немного подгорели.

— Контакты — это ерунда. А ты вообще парень хитрый: старика в больницу спровадил, а сам за руль.

Митя мельком глянул Кольке в лицо и обиженно отвернулся:

— Я виноват что ли?

Колька тем временем быстро выдернул из крышки трамблера центральный проводок, сунул в отверстие бумажный шарик и воткнул проводок на место.

— Вот чудак! Я разве говорю, что ты виноват. Просто так получилось. Ну, не сердись. Я же с добром к тебе: думаю, может, помочь что нужно.

— Обойдусь.

— Ну, как знаешь. Тогда я пошел.

Он сунул руки в карманы брюк и вразвалку отправился к своей машине. Она стояла через один грузовик от Митиной. Колька забрался на сидение, достал из кармана френчика папиросу, закурил.

Митя опустил крышку капота, обошел вокруг машины, пинками опробовал скаты, туги ли, и сел на подножку, подставив лицо под дождь солнечных лучей. Он зажмурил глаза, и в зрачках по красному фону век поплыли разноцветные кружочки.

«Как красиво! — подумал он. — Будто радуга. Только еще красивее».

В это время из конторы вышла лаборантка с квитками. Митя получил свой анализ и направился к кабине.

Его трехтонка стояла третьей от весов. Митя включил зажигание, дал подсос и нажал кнопку стартера. Стартер взвывал, но двигатель оставался безмолвным. Зарокотали моторы задних машин. Передняя уже въезжала на весы. Митя снова и снова нажимал кнопку стартера, но результат был тот же. Он выпрыгнул из кабины, схватил заводную ручку, просунул конец ее в храповик и попробовал завести вручную — мотор даже не чихнул. Вот двинулась на весы предшествующая ему машина, сзади стали сигналить. Мальчик выключил зажигание и открыл капот. Стоявший сзади грузовик начал объезд Митиной машины.

— Что, сынок, — крикнул ему из кабины шофер-зубоскал из соседнего колхоза, — искра в баллон ушла? А ты ее ломиком оттуда, ломиком.

— Э-эх, — услышал Митя нарочитый Колькин басок. — Насажают мелюзгу из детского сада в машины — вот и возись с ними. Ладно, хоть не первым стоит, а то бы у весов и пробка.

Чтоб не заплакать от досады, Митя крепко, до боли закусил нижнюю губу и стал отвертывать свечи.

К нему подошел пожилой шофер.

— Шафранова машина?

— Его.

— А сам-то где? В больнице? Ишь ты-ы-ы. А я не слыхал… Когда положили? Надо будет заехать. Та-ак. Ну, а ты, значит, теперь один?

Митя молча кивнул.

— Та-ак, — еще раз в раздумье повторил шофер. — Ну, а что у тебя с машиной? Сюда как ехал? Хорошо? Свеча барахлила? Та-ак. А ну-ка, крутни.

Митя взялся за заводную ручку. Но сколько он ни крутил, все было безрезультатно. Грузовик стоял, словно мертвый.

— Та-ак. От машины никуда не отлучался? Хм… И к ней никто не подходил? Колька? Этот ваш шалопай? Тогда все ясно: старая шоферская традиция — портить машины начинающим шоферам. А ну-ка, давай подумаем, где и что быстро и незаметно можно повредить, чтобы машина не завелась.

Пожилой шофер задумчиво почесал затылок и деловито склонился над мотором.

Минут через пять бумажный шарик был извлечен, двигатель взревел, и грузовик сдвинулся с места. Но очередь уже прошла. Митя развернулся и встал в «хвост» колонны, как этого требовал порядок.

Только спустя час он выехал с элеватора. Колька ему встретился километрах в десяти от райцентра. Он уже делал второй рейс. Поравнявшись, Колька расплылся в довольной улыбке и приветливо помахал рукой. Митя сердито сдвинул брови и отвернулся.

Поздно вечером, окончив работу, Митя поставил в гараж машину и, усталый, направился в конторку механика, чтобы сдать путевой лист. В конторке толпились шоферы, пахло махоркой, бензином. Табельщица Валя старательно выводила цифры на доске показателей. Митя передал механику путевой лист и стал ждать. Когда Валя заполнила последнюю графу, против номера своей машины Митя увидел цифру, которая была меньше всех. Не говоря ни слова, мальчик почти бегом выскочил из конторки и скоро вернулся с маленьким флажком в руках.

— Вот. Не достоин я, — сказал Митя и бережно положил флажок на стол механика.

Тот удивленно поверх толстых роговых очков взглянул на подростка, затем быстро кинул взгляд на доску показателей и понимающе опустил веки. В конторке стояла тишина. Пожилые шоферы хмуро, исподлобья смотрели на подростка. Один Колька злорадно улыбался.

На следующий день больницу Митя проезжал без сигнала.