К тому времени, когда Красная армия подошла к руинам Варшавы в январе 1945 года, Сталин знал, какую именно Польшу он хочет построить. Он знал, где будут проходить ее границы, кто в принудительном порядке будет жить в пределах этих границ, а кого надо силой заставить оттуда уйти. Польша будет коммунистическим государством и этнически однородной страной. Хотя Сталин не будет проводить политику массового уничтожения в задуманной им восточно-европейской империи, Польша должна была стать центром зоны этнической чистоты. Германия будет для немцев, Польша – для поляков, а западная часть Советской Украины – для украинцев. Он ожидал от польских коммунистов (включая тех, кто сами являлись представителями этнических меньшинств), что они очистят свою страну от нацменьшинств. Сталин возродил Польскую Коммунистическую партию, выбрал для нее руководителей и отправил их в Польшу. Он знал, что получит поддержку не только поляков, но также американцев и британцев, если устранит большое количество немцев. Гитлеровская политика перемещения немцев во время войны давала возможность представить, как к немцам будут относиться после ее завершения. Немецкая колонизация времен войны делала неизбежным насильственные перемещения определенного количества населения. Единственный вопрос состоял в том, сколько немцев и с каких территорий следует переселить. У Сталина были конкретные ответы, даже если у его американских и британских союзников их не было.

На Ялтинской конференции с британскими и американскими союзниками в феврале 1945 года Сталин озвучил свои желания, не имея оснований для возражений. Рузвельт и Черчилль не протестовали, когда Сталин снова забрал земли, полученные им от Гитлера: половину Польши, а также государства Балтии и северо-восток Румынии. Сталин возместит ущерб Польше, его коммунистической Польше, наказав Германию. Польша подвинется на запад, поглотив немецкие территории, до линии, обозначенной реками Одер и Ныса-Лужицка (или Нейсе на немецком языке). На землях, которые Сталин собирался передать Польше, жили не менее десяти миллионов немцев. Выселить их за пределы Польши и не впускать обратно будет заданием правительства, в котором доминирующую позицию займут польские коммунисты. Они воспользуются желанием многих поляков убрать немцев и присвоят себе заслугу за достижение этой цели (этнической чистоты), которая уже к концу войны казалась самоочевидной большинству ведущих польских политиков. Коммунисты обзаведутся поддержкой среди поляков, раздавая земли, оставленные немцами, и сохранят эту поддержку, напоминая полякам, что только Красная армия могла не допустить возвращения немцев и их претензий на утраченное имущество.

Польские коммунисты согласились с этими границами и с тем, что им нужно избавиться от немцев. «Мы должны выдворить их, – сказал в мае 1945 года Владислав Гомулка, генеральный секретарь Польской Коммунистической партии, – поскольку все страны построены на национальных, а не многонациональных принципах». Само по себе передвижение Польши на запад не сделает из Польши «национального» государства: сдвиг границ просто заменил большое украинское и беларусское нацменьшинство очень большим немецким нацменьшинством. Польше понадобится массовое переселение миллионов немцев, чтобы стать «национальной» в том смысле, который имел в виду Гомулка. Из них около полутора миллиона человек были немецкими администраторами и колонистами, которые никогда бы не оказались в Польше, если бы не гитлеровская война. Они жили в домах и квартирах поляков, изгнанных (или убитых) во время войны, либо убитых евреев. Еще более миллиона человек были немцами, которые родились в Польше и жили в рамках границ довоенной Польши. Остальным восьми миллионам или около того доведется потерять свои дома на землях, которые находились на территории Германии еще до гитлеровской экспансии и в течение столетий были населены преимущественно немцами.

Создавая свою Польшу, Сталин поставил гитлеровский «Генеральный план “Ост”» с ног на голову. Германия вместо расширения на восток для создания огромной сухопутной империи будет ограничена западной частью. СССР, США и Великобритания вместе оккупировали Германию, и ее ближайшее политическое будущее не было очевидным. Очевидным было только то, что это будет Германия для немцев, но не в гитлеровском смысле слова. Это будет компактная территория в центре Европы, отмежеванная от Австрии, отмежеванная от Судетов, отобранных у Чехословакии, куда соберутся немцы с Востока, вместо того, чтобы отправлять их туда в качестве колонизаторов. Немцы будут не расой господ, понукающей рабами на бравом новом восточном рубеже, а еще одной гомогенной нацией. Однако, в отличие от Гитлера, Сталин не воспринимал слово «переселение» как эвфемизм массового уничтожения. Он знал, что люди будут умирать в ходе массовых перемещений, но уничтожение немецкой нации не было его целью.

Ведущие польские политики (как коммунисты, так и не коммунисты) соглашались со Сталиным, что Польшу следует передвинуть как можно дальше на запад и что немцы должны уйти. Когда Армия Крайова инициировала Варшавское восстание 1 августа 1944 года, польское правительство в Лондоне отобрало у немцев гражданство и заставило их покинуть страну. Станислав Миколайчик, премьер-министр польского правительства в Лондоне, был не менее категоричен, чем его враги-коммунисты, по поводу того определения послевоенного обустройства для немцев: «Опыт с пятой колонной и с методами немецкой оккупации делает невозможным совместное проживание польского и немецкого населения на территории одного государства». Такая позиция представляла консенсус не только внутри польского общества, но также среди лидеров стран Альянса. Рузвельт сказал, что немцы «заслуживают» быть изгнанными посредством террора (а его предшественник, Герберт Гувер, называл переселение «героической мерой»). Черчилль пообещал полякам «тщательную уборку».

В Ялте в феврале 1945 года американцы и британцы согласились в принципе, что границы Польши нужно передвинуть на запад, но не были уверены, что до самой линии Одера-Нейсе. Тем не менее, как и ожидал Сталин, они склонились к его позиции до следующего, июльского, саммита в Потсдаме. К тому времени большая часть его намерений уже была реализована на местах. К марту Красная армия захватила все немецкие земли, которые Сталин собирался уступить Польше. К маю Красная армия вошла в Берлин и война в Европе была завершена. Советские войска пронеслись по Восточной Германии с такой невиданной поспешностью и жестокостью, что неожиданно все показалось возможным. Около шести миллионов немцев были эвакуированы немецкими властями или сбежали до прихода Красной армии, тем самым создав базовые предпосылки для сталинской этнической и географической версии Польши. Многие из них попытаются вернуться после капитуляции Германии, но очень немногим это удастся.

В Великобритании Джордж Оруэлл в последний раз подал голос в феврале 1945 года, назвав запланированное изгнание немцев «тяжким преступлением», которое нельзя было предпринимать. Он ошибся. Политическое воображение единственный раз подвело его.

* * *

Во время марша на Берлин Красная армия придерживалась чрезвычайно простой процедуры в восточных землях Рейха (территории, предназначенные для Польши): солдаты насиловали немецких женщин и забирали мужчин (и некоторых женщин) для работ. Такое поведение продолжалось и когда армия дошла до немецких земель, которые должны были остаться Германии, а затем и до Берлина. Красноармейцы насиловали женщин и в Польше, и в Венгрии, и даже в Югославии, где коммунистическая революция сделала страну союзницей Советского Союза. Югославские коммунисты жаловались Сталину на поведение советских войск, но он прочитал им небольшую лекцию про солдат и «развлечения».

Размах изнасилований увеличился, когда советские солдаты дошли до самой Германии. Трудно сказать, почему. Советский Союз, который в принципе был эгалитарным обществом, не прививал уважение к женскому телу в самом элементарном смысле. Даже если отстраниться от их опыта с немцами, красноармейцы были продуктом советской системы и часто – самых ужасных ее институтов. Сражаться на фронт отпустили около миллиона ГУЛАГовских заключенных. Казалось, все советские солдаты были фрустрированы абсолютной бессмысленностью нападения Германии на их бедную страну. Дом любого немецкого рабочего выглядел лучше, чем их дома. Солдаты иногда говорили, что нападают только на «капиталистов», но с их точки зрения простой немецкий фермер был немыслимо богат. И однако, несмотря на свой очевидно более высокий уровень жизни, немцы пришли в Советский Союз грабить и убивать. Возможно, для советских солдат изнасилование немецких женщин было способом унизить и обесчестить немецких мужчин.

Поскольку Красная армия, продвигаясь на запад, несла огромные потери, ее ряды пополнялись за счет призывников из Беларусской и Украинской Советских республик, чьи семьи страдали от рук немцев и чьи молодые жизни сформировала немецкая оккупация. У многих советских солдат были личные причины одобрять пропаганду, которую они читали и слышали и которая иногда обвиняла весь немецкий народ в советской трагедии. Преимущественное большинство красноармейцев не мстили за Холокост как таковой, но читали пропагандистские материалы людей, глубоко потрясенных массовым уничтожением евреев. Илья Эренбург, советский еврейский писатель, теперь работающий журналистом в военной газете «Красная звезда», был на тот момент специалистом по пропаганде ненависти. В 1942 году он писал: «Мы поняли: немцы не люди».

Какой бы ни была их мотивация, взрыв насилия против немецких женщин был колоссальным. Мужчин, пытавшихся защитить своих дочерей и жен, избивали, а иногда и убивали. У женщин было мало защитников-мужчин: они либо погибли в бою (около пяти миллионов немецких мужчин погибли на войне к этому времени), либо их забрал Вермахт, либо призвали на срочную гражданскую оборону, либо советская власть угнала их на работу. Большинство оставшихся мужчин были пожилыми или же инвалидами. В некоторых селах изнасиловали всех женщин поголовно, независимо от возраста. Как много позже узнал немецкий писатель Гюнтер Грасс, его мать предложила себя, чтобы спасти его сестру. Не спаслась ни та, ни другая. Групповые изнасилования были обычным делом. Немало женщин умерло от травм, полученных в результате множественных изнасилований.

Немецкие женщины часто совершали самоубийства или пытались их совершить, чтобы предотвратить изнасилование или смыть его позор. Одна из них вспоминала о своем бегстве: «С темнотой наступил неописуемый страх. Там было много женщин и девушек, их насиловали русские». Слыша их крики, они с сестрой порезали себе вены на запястьях, но выжили: видимо, было слишком холодно и они не истекли кровью, а на следующий день им оказал помощь советский врач. Их не тронули ночью, вероятно, потому, что они потеряли сознание и казались мертвыми. В самом деле, смерть была одним из немногих средств защиты от изнасилования. Марта Курцман и ее сестра избежали изнасилования только потому что хоронили свою мать: «Как только мы обмыли мертвую маму, чтобы одеть ее, вошел русский и хотел нас изнасиловать». Он плюнул и вышел вон. Это был исключительный случай.

Изнасилованных женщин иногда забирали как подневольную рабочую силу, но большинство рабсилы составляли мужчины. Советские власти захватили приблизительно пятьсот двадцать тысяч немцев – где-то десятую часть угнанных немцами на работу из Советского Союза. Советские власти также захватили около двухсот восьмидесяти семи тысяч человек как подневольную рабсилу из восточноевропейских стран и депортировали по крайней мере сорок тысяч поляков, которые считались опасными для советской власти или будущего коммунистического режима. Они угоняли венгерское гражданское население в Будапеште, относились к ним как к военнопленным и заставляли работать в лагерях. Немцев посылали на грязную и опасную работу в шахтах польской Силезии, Восточной Украины, Казахстана или Сибири. Смертность среди немцев была намного выше, чем среди советских граждан. В лагере-517 в Карелии немцев умирало в пять раз больше обычного показателя по ГУЛАГу.

Около шестисот тысяч немцев, взятых в конце войны в качестве военнопленных или угнанных на работы, погибнут. Примерно сто восемьдесят пять тысяч немецких гражданских умерли в советском плену во время и после войны и еще приблизительно тридцать тысяч – в польских лагерях. Около трехсот шестидесяти трех тысяч немецких военнопленных также погибли в советских лагерях (уровень смертности – 11,8%, по сравнению с 57,5% уровня смертности советских солдат в немецких лагерях). Значительно больше узников погибли по дороге в лагеря или были застрелены после сдачи в плен и не были зарегистрированы как военнопленные.

* * *

Как и в других многочисленных случаях, сталинские преступления стали возможны из-за гитлеровской политики. По большому счету, немецких мужчин можно было угонять, а немецких женщин насиловать потому, что нацисты не смогли организовать систематической эвакуации. В последние несколько недель войны немецкие войска бежали на запад, чтобы сдаться британским или американским, а не советским властям, но гражданское население часто было лишено такой возможности.

Гитлер преподносил войну как вопрос воли и поэтому акцентировал внимание на тенденции, которая всегда присутствует на войне, – отрицать поражение и таким образом усугублять его последствия. Он рассматривал вооруженный конфликт как экзамен для немецкой расы: «либо Германия будет мировой державой, либо Германии не будет вообще». Его национализм всегда был особенным: он полагал, что немецкий народ потенциально велик, но ему нужен имперский вызов, чтобы очистить себя от дегенерации. Таким образом, немцы были в фаворе, пока продолжалась война и пока она продолжалась успешно. Если немцы разочаровали Гитлера, не сумев очистить себя кровью побежденного врага, то в этом была их вина. Гитлер указал им путь, но немцы не сумели по нему пройти. Если немцы упустили свой шанс к спасению, то для их выживания больше не было причин. Для Гитлера любое страдание немцев было последствием их собственной слабости: «Если немецкий народ не готов бороться за собственное сохранение, – ну, что же, пускай гибнет».

Сам Гитлер предпочел самоубийство. У него не было прагматических взглядов, необходимых для сохранения жизни гражданского населения. Гражданские власти в Восточной Германии, гауляйтеры, были верными членами нацистской партии и самыми преданными последователями Гитлера. В трех самых главных округах гауляйтеры не смогли организовать эвакуацию. В Восточной Пруссии гауляйтером был Эрих Кох – тот самый, который был рейхскомиссаром Украины. Он однажды сказал, что ему придется застрелить любого украинца, который достоин есть с ним за одним столом. Теперь, в январе 1945 года, армия, состоящая довольно существенно из украинцев, напирала на его немецкий округ и он, казалось, не мог в это поверить. В Померании Франц Шведе-Кобург даже пытался остановить поток немецких беженцев. В Нижней Силезии Карл Ханке был озабочен тем, что бегство населения может разрушить его замысел по превращению Бреслау (ныне Вроцлав) в крепость, способную остановить Красную армию. Фактически, Красная армия окружила Бреслау так быстро, что люди оказались в западне. Поскольку немецкое гражданское население эвакуировалось слишком поздно, спаслось значительно меньше людей, чем могло бы спастись. Советский флот потопил двести шесть из семисот девяноста суден с эвакуированными немцами, отходившими от Балтийского побережья. Об одном из них, «Вильгельме Густлоффе», позже напишет Гюнтер Грасс в своем романе «Траектория краба».

Немцы, бежавшие посуху, часто оказывались, в прямом смысле слова, меж двух огней – Красной армией и Вермахтом. Снова и снова советские танковые соединения врезались в колонны немецких гражданских, которые двигались пешком и на запряженных лошадьми телегах. Ева Янц вспоминает, что было потом: «Нескольких мужчин застрелили, женщин насиловали, а детей били и забирали у матерей». Грасс, который был свидетелем такой сцены в качестве солдата Ваффен-СС, «видел, как кричала женщина, но не мог услышать ее крика».

* * *

Новую Польшу основали в тот момент, когда бегство стало депортацией. Конец военных действий принес организованную этническую чистку на новые западные земли Польши, официально известные как «обретенные территории». 26 мая 1945 года Центральный комитет Польской Коммунистической партии постановил, что все немцы на польской территории должны быть переселены. К тому времени немцы уже возвращались назад. Они сбежали от Красной армии, но не хотели терять все свое имущество и покидать родину. Они не могли знать, что их возвращение бессмысленно, что их родина станет Польшей и что их дома отдадут полякам. К июню 1945 года вернулись около миллиона из примерно шести миллионов немецких беженцев. Польские коммунисты решили послать вновь созданную армию, которая теперь была под их командованием, «вычистить» этих немцев с территории, которая в их понимании была польской.

Летом 1945 года польские коммунисты нервно ожидали условий окончательного мирного договора. Если они не смогут держать немцев к западу от линии Одера-Нейсе, то, возможно, им не отдадут эти территории. Они также следовали примеру находящейся прямо к югу от них демократической Чехословакии: ее президент, Эдвард Бенеш, был ярым адвокатом депортации немцев во время войны. Он сказал своим гражданам 12 мая, что немецкий народ «перестал быть человечным». Днем ранее руководитель Чехословацкой Коммунистической партии объявил послевоенную Чехословакию «республикой чехов и словаков». Чехословаки, среди которых немецкое нацменьшинство составляло около трех миллионов человек (четверть населения), выгоняли своих немецких сограждан за границу, начиная с мая. Тридцать тысяч немцев были убиты в ходе этих выдворений; 5558 немцев совершили самоубийство в Чехословакии в 1945 году. Гюнтер Грасс, к тому времени военнопленный в одном из американских лагерей в Чехословакии, задавался вопросом, стерегут ли американские солдаты его либо же защищают немцев от чехов.

Офицеры новой польской армии говорили своим войскам, чтобы те обращались с немецкими крестьянами, как с врагами. Весь немецкий народ был виновным и не был достоин сочувствия. Командующий генерал издал инструкции «обращаться с ними так, как они обращались с нами». До этого не дошло, но условия военных депортаций 20 июня – 20 июля 1945 года отражали поспешность, безразличие и примат высокой политики. Армия депортировала людей, живущих ближе всего к линии Одера-Нейса, чтобы создать впечатление, будто эти территории готовы к передаче их Польше. Армия окружала села, давала людям несколько часов на сборы, строила их в колонны, а затем переводила через границу. Армия доложила о таком переселении около 1,2 миллиона человек, хотя это, вероятно, очень большое преувеличение; некоторых людей депортировали дважды, поскольку пробраться назад после ухода солдат не составляло особого труда.

По всей видимости, эти польские усилия летом 1945 года не оказали влияния на финальный результат. Хотя британцы и американцы согласились между собой, что они должны противостоять сталинским планам относительно польской западной границы, они пошли на уступки по этому вопросу на Потсдамской конференции в июле 1945 года. Они приняли предложенную Сталиным границу Польши по линии Одера-Нейсе; единственным условием, которое Сталин, видимо, считал витриной для польско-американских избирателей, было то, что следующие польское правительство должно быть избрано в результате свободных выборов. Три державы согласились, что трансферы населения из Польши и Чехословакии (и Венгрии) должны продолжиться, но только после паузы, необходимой для обеспечения более гуманных условий переселения людей. Немецкие земли были под совместной оккупацией: северо-восток был оккупирован СССР, запад – Великобританией, юг – США. Американцы и британцы выражали обеспокоенность, что дальнейшие хаотичные передвижения населения принесут беспорядки на их оккупационные зоны в Германии.

После Потсдамской конференции правительство Польши как раз старалось создать нечеловеческие условия для немцев в Польше, чтобы немцы решили уехать. Сталин сказал Гомулке, что тот «должен создать такие условия для немцев, чтобы они сами захотели сбежать». Начиная с июля 1945 года, польские власти именно так и поступали под предлогом-эвфемизмом «добровольных репатриаций». Политика непрямого выдворения была, пожалуй, самой вопиющей в Силезии, где уполномоченный правительства запретил использовать немецкий язык в общественных местах, запретил немецкие школы, отобрал немецкое имущество и приказал немцам-мужчинам работать в шахтах. Самым, пожалуй, бесхитростным (или циничным) был подход в городе Ольштын, который ранее находился в Восточной Пруссии, где немцам предложили «добровольно» уйти в Германию к концу октября 1945 года и попутно проинформировали, что «те, кто оказывает сопротивление, будут направлены в лагеря».

Польские тюрьмы, временные лагеря для уголовников и трудовые лагеря были в это время заполнены немцами, с которыми, как и со всеми остальными узниками, обращались очень плохо. Тюрьмы и лагеря поместили под юрисдикцию возглавляемого коммунистами Министерства общественной безопасности, а не под юрисдикцию Министерства юстиции или внутренних дел. В это время польское правительство все еще было коалицией, но в нем доминировали коммунисты, которые всегда обеспечивали контроль таких институтов, как общественная безопасность. Лагерных начальников обычно сверху никто не контролировал, в лагерях царил хаос и часто происходили убийства. В селе Нешава в центрально-северной части Польши в реку Вислу сбросили тридцать восемь мужчин, женщин и детей; мужчин и женщин сначала расстреляли, а детей – нет. В лагере города Любранец начальник выплясывал на немке, которую так избили, что она не могла пошевелиться. При этом он выкрикивал: «Мы закладываем фундамент новой Польши».

Кое-где месть была довольно-таки настоящая. В лагере в Ламбиновице Чеслав Губорски сознательно смоделировал законы немцев (невзирая на приказы) и открыто провозгласил свое желание отомстить. 4 октября 1945 года сорок узников в Ламбиновице были убиты; всего же 6488 немцев погибли там в 1945 и 1946 годах. Губорски сидел в тюрьме при немцах; у других начальников польских лагерей были свои причины для мести. Изидор Цедровски, начальник лагеря в Потулице, был евреем, выжившим в Аушвице; всю его семью полностью расстреляли немцы. В этих лагерях и немцы, и другие ежедневно умирали сотнями от холода, болезней и издевательств. Всего около двухсот тысяч немцев работали в польских лагерях, из которых очень большое число (где-то около тридцати тысяч) погибли в 1945-м или 1946 годах.

* * *

Ко второй половине 1945 года у немцев были причины «добровольно» уезжать из Польши, хотя уезжать было так же опасно, как и оставаться. Теперь для транспортировки выделяли поезда (хотя это были товарные составы, часто с открытыми вагонами). Если вагоны не были открытыми, немцы иногда боялись, что их отравят газом. Такого, конечно, не случалось, хотя это свидетельствует о том, что немцы знали, как других еще совсем недавно травили газом в закрытых помещениях. Действительно, в лагере города Штуттгоф, из которого немцев теперь выгоняли, немцы использовали железнодорожный вагон как газовую камеру.

Поезда двигались очень медленно, превращая поездки, которые должны были длиться несколько часов, в жуткие одиссеи. Немцы, садящиеся в вагоны, нередко были очень голодны или больны. Им разрешалось взять с собой только то, что они могли унести на спине, да и это имущество у них быстро отбирали бандиты или польская милиция, которая должна была их охранять. Одной из причин, по которой поезда останавливались так часто, было желание дать возможность бандитам отобрать у людей то, что у них еще оставалось. В таких ситуациях смертность в поездах была высокой, хотя должна была быть незначительной. Немцам приходилось хоронить мертвых в дороге, на безымянных остановках, в глухомани, без надписей или обозначений, по которым можно было потом вернуться и найти могилу. Некому было в Польше защитить их интересы, и очень часто их никто не встречал на месте прибытия. Около шестисот тысяч немцев добрались до Германии таким образом во второй половине 1945 года.

Союзники согласились с планом дальнейших депортаций в ноябре 1945 года, а Великобритания и СССР приготовились принять тех немцев, которые должны были прибыть в 1946 году, и позаботиться о них. Поскольку смерть и беспорядки преимущественно были результатом условий погрузки, советские и британские власти теперь отправили своих представителей наблюдать за депортациями на польской стороне. Ожидалось (и в основном ожидания оправдались), что более упорядоченная транспортировка уменьшит хаос по прибытии в Германию. За 1946 год еще около двух миллионов немцев отправили поездами в британскую и советскую оккупационные зоны Германии; еще примерно шестьсот тысяч – в 1947 году. Хотя условия были далеки от человеческих, смертность во время этих перевозок была значительно ниже: не более нескольких тысяч, самое большее – несколько десятков тысяч человек.

К концу 1947 года около 7,6 миллиона немцев покинули Польшу: ровно половина из них – как беженцы, спасающиеся от Красной армии, а другая половина – как депортированные. Эти пропорции и эти цифры нельзя с точностью перепроверить, поскольку многие бежали, возвращались и были депортированы; других же депортировали по нескольку раз. Многие из тех, кто во время войны (или даже до нее) представлялись немцами, теперь утверждали, что они – поляки, и таким образом уклонялись от отправки. (К этому времени правительство Польши, которое было больше заинтересовано в работниках, чем в этнической чистоте, в спорных случаях шло навстречу просьбам людей считать их поляками. И к этому времени многие люди, которые раньше называли себя поляками, представлялись немцами, полагая, что экономическое будущее Германии лучше, чем у Польши). Однако общий баланс ясен: подавляющее большинство людей, считающих себя немцами, покинули Польшу к концу 1947 года. За все время бегства и перевозок, с начала 1945 года до конца 1947 года, где-то четыреста тысяч немцев, рожденных на землях, аннексированных Польшей, погибли: большинство из них – в советских и польских лагерях, а вторая по величине группа погибла, оказавшись между двумя армиями, или утонула в море.

Последние недели войны и запоздалая эвакуация были гораздо более опасны, чем выселения, последовавшие за окончанием войны. В последние четыре месяца войны немцы страдали так, как другие гражданские страдали в течение предыдущих четырех лет войны на Восточном фронте, во время наступления и отступления Вермахта. Миллионы людей бежали от нападения немцев в 1941 году, миллионы людей с 1941 по 1944 год были угнаны на работы, миллионы людей заставил эвакуироваться отступавший в 1944 году Вермахт. Гораздо больше советских и польских граждан погибли, спасаясь от немцев, чем погибло немцев, бежавших от советских солдат. Хотя такие перемещения не были политикой преднамеренного уничтожения (и по этой причине почти не были затронуты в настоящей монографии), бегство, эвакуация и принудительные работы привели – прямо или косвенно – к смерти нескольких миллионов советских и польских граждан. (Немецкая политика преднамеренного массового уничтожения погубила дополнительно десять миллионов человек).

Война велась во имя немецкой расы, а закончилась безразличием к немецкому гражданскому населению. Таким образом, огромная часть ответственности за смерти, связанные с бегством и выселением, лежит на нацистском режиме. Немецкое гражданское население достаточно знало о немецкой политике времен войны, чтобы понимать, что им придется бежать, но их бегство не было хорошо организовано Германским государством. Без сомнения, высшее командование позволяло соответствующее поведение многих советских солдат, а Сталин даже ожидал его, однако Красной армии не было бы в Германии, если бы Вермахт не вторгся в Советский Союз. Сталину нравилась этническая гомогенность, но эту идею сделала неизбежной политика Гитлера, а не только Москвы. Выселения сами по себе были результатом международных договоренностей между победителями и жертвами.

* * *

В конечном итоге, выдворения были еще одним способом, которым Сталин выиграл гитлеровскую войну. Забрав у Германии столько территории от имени Польши, Сталин гарантировал, что поляки будут признательны советской военной мощи. Кто, если не Красная армия, мог защитить эту западную польскую границу от восставшей Германии в будущем?

В те годы Польша была нацией, пребывающей в движении. Тогда как немцам пришлось двигаться на запад, в Западную Германию, полякам тоже пришлось двигаться на запад, в западную Польшу. Когда немцев вычистили из коммунистической Польши, поляков вычистили из Советского Союза. Несмотря на то, что все польские политические партии, в том числе коммунисты, были против этого, Советский Союз снова аннексировал земли, которые составляли Восточную Польшу. У людей, которых потом «репатриировали» (Сталин использовал такое название-эвфемизм) в Польшу, не было причин любить коммунизм или Сталина. Однако они были прикреплены к коммунистической системе. Коммунисты могли забрать землю, а могли и дать ее; могли выгнать людей, а могли дать им пристанище. Люди, которые одновременно потеряли свои старые дома и приобрели новые, очень зависели от тех, кто мог их защитить. А это могли быть только польские коммунисты, которые обещали, что Красная армия будет защищать приобретения Польши. Как идеология коммунизм мало что мог предложить Польше и никогда не был там очень популярен, но сталинская этническая геополитика заняла место классовой борьбы, создав новому режиму прочную базу поддержки (если не сказать, легитимности).

Американцы и британцы поддержали идею выселения на Потсдамской конференции в ожидании демократических выборов в Польше. Этого, однако, не произошло. Вместо этого первое послевоенное правительство, в котором доминировали коммунисты, запугивало и арестовывало оппонентов. Американцы тогда начали видеть линию Одера-Нейсе как зацепку, которую можно использовать против Советского Союза. Когда американский госсекретарь поставил под сомнение постоянство этой линии в сентябре 1946 года, он усиливал американское и ослаблял советское влияние на Германию среди немцев, не смирившихся с потерей территории и с выселениями. Но он также помогал упрочить советскую позицию в Польше. Польский режим провел парламентские выборы в январе 1947 года, но результаты сфальсифицировал. Американцы и британцы тогда поняли, что их шансы влиять на Польшу исчезли. Станислав Миколайчик, премьер-министр польского правительства в изгнании, вернулся, чтобы принять участие в выборах как глава крестьянской партии. Теперь ему пришлось бежать.

Польский режим мог делать мощное заявление о том, что лишь его советский союзник может защитить новые западные территории от немцев, которых американцы только подначивали. К 1947 году поляки сами, независимо от того, что они думали о коммунистах, не могли думать о потере «обретенных территорий». Гомулка верно предвидел, что изгнание немцев «объединит нацию в систему». Одаренный коммунистический идеолог Якуб Берман полагал, что коммунисты должны получить максимальную выгоду от этнических чисток. «Обретенные территории» дали многим полякам, пострадавшим во время войны, лучшие дома или лучшее фермерское хозяйство. Они дали возможность земельной реформы – первый шаг любого захвата власти коммунистами. Возможно, больше всего они дали миллиону польских мигрантов из Восточной Польши (аннексированной СССР) – место, куда идти. Именно из-за того, что Польша потеряла так много на востоке, запад был для нее настолько ценным.

* * *

Первые этнические вычистки немцев с новых польских территорий имели место в конце войны. Однако это было второй частью советской политики, которую начали внедрять намного раньше, еще во время войны, на довоенных землях Восточной Польши на восток от линии Молотова-Риббентропа. Так же как немцы вынуждены были покинуть земли, которые больше не принадлежали Германии, так и полякам доводилось уходить з земель, которые больше не были польскими. Хотя Польша вообще-то была в числе победителей в этой войне, она отдала почти половину (47%) своей довоенной территории Советскому Союзу. После войны поляки (и польские евреи) больше не были желанными на землях, которые стали западной Беларусью и Советской Украиной, а также Вильнюсской областью Литовской Советской республики.

Изменение структуры населения Восточной Польши в ущерб полякам и евреям началось раньше, во время самой войны. СССР депортировал сотни тысяч человек в период своей первой оккупации, в 1940-м и 1941 годах. Диспропорциональное число этих людей составляли поляки. Многие проделали путь из ГУЛАГа через Иран и Палестину, чтобы сражаться вместе с союзниками на Западном фронте, и некоторые добрались до Польши в конце войны, но почти никто их них не вернулся домой. Немцы уничтожили около 1,3 миллиона евреев в бывшей Восточной Польше в 1941-м и 1942 годах с помощью местных полицаев. Некоторые из этих украинских полицаев помогали сформировать украинскую партизанскую армию в 1943 году, которая под предводительством украинских националистов зачищала некогда бывшую юго-восточную Польшу (которую она считала Западной Украиной) от оставшихся поляков. ОУН-Бандеровцы, националистическая организация, руководившая партизанской армией, давно обещала освободить Украину от нацменьшинств. Ее способность убивать поляков зависела от немецкой натренированности, а решимость убивать поляков была связана с желанием очистить территорию от предполагаемого врага до финальной конфронтации с Красной армией. УПА (как называлась партизанская армия) убила десятки тысяч поляков и спровоцировала месть поляков по отношению к украинскому гражданскому населению.

Хотя УПА была непримиримым (пожалуй, самым непримиримым) противником коммунизма, этнический конфликт, который она начала, только усилил сталинскую империю. Сталин завершил то, что начали украинские националисты. Он продолжил удалять поляков, присоединяя оспариваемые территории к своей Советской Украине. Польские коммунисты подписали договор в сентябре 1944 года об обмене населением между Польшей и Советской Украиной (а также Советской Беларусью и Литвой). В Советской Украине поляки хорошо помнили недавнее советское правление, а теперь над ними нависла угроза со стороны украинских националистов. Таким образом, у них были все причины принять участие в этих «репатриациях». Около семисот восьмидесяти тысяч поляков были переправлены в коммунистическую Польшу (в ее новых границах) и приблизительно такое же количество поляков из Советской Беларуси и Литвы. К середине 1946 года Советский Союз покинули 1 517 983 поляков, а также несколько сотен тысяч тех, кто не регистрировался для официальной отправки. Из этих людей около ста тысяч были евреями: советская политика состояла в том, чтобы удалить как этнических поляков, так и этнических евреев из бывшей Восточной Польши, но оставить там беларусов, украинцев и литовцев. Около миллиона польских граждан были переселены на земли, ранее принадлежавшие Восточной Германии, а теперь ставшие «обретенными территориями» западной Польши. Тем временем 483 099 украинцев были отправлены из коммунистической Польши в Советскую Украину в 1944–1946 годах, большинство из них – насильно.

Даже когда советский режим отсылал людей через границу, он в то же время отправлял собственных граждан в лагеря и спецпоселения. Большинство новых узников ГУЛАГа были людьми с земель, которые Сталин в 1939 году взял с согласия Германии, а затем еще раз забрал в 1945 году. Например, с 1944-го по 1946 год 182 543 украинцев были депортированы из Советской Украины в ГУЛАГ не за совершение какого-то преступления и даже не за то, что сами были украинскими националистами, а за то, что были связаны или знакомы с украинскими националистами. Примерно тогда же, в 1946-м и 1947 годах, советские власти посадили 148 079 ветеранов-красноармейцев в ГУЛАГ за коллаборационизм с немцами. Никогда в ГУЛАГе не было так много советских граждан, как в те послевоенные годы; в самом деле, число советских граждан в лагерях и спецпоселениях возрастало с каждым годом, начиная с 1945 года и до смерти Сталина.

У коммунистической Польши не было ГУЛАГа, но в 1947 году ее руководство предложило «окончательное решение» «украинской проблемы»: разбросать оставшихся украинцев далеко от их дома, но в пределах Польши. С апреля по июль 1947 года польский режим сам провел еще одну операцию против украинцев на своей территории под кодовым названием «Висла». Около 140 660 украинцев (или людей, идентифицированных как украинцы) были переселены насильно из южной и юго-восточной части страны на запад и север – на «обретенные территории», которые еще недавно были Германией. Операция «Висла» должна была принудить украинцев в Польше (или, по крайней мере, их детей) ассимилироваться с польской культурой. В то же самое время польские силы разбили соединения украинской армии УПА на польской земле. Бойцы УПА в Польше получили новый шанс как защитники людей, не желающих быть депортированными. Но когда почти всех украинцев депортировали, позиция УПА в Польше стала несостоятельной. Одни бойцы УПА бежали на Запад, другие – в Советский Союз: продолжать борьбу.

Операция «Висла», вначале имевшая кодовое название «Операция “Восток”», была проведена полностью польскими силами при минимальной советской помощи внутри Польши. Но главные разработчики операции были советскими, и она точно координировалась с Москвой. Она проходила в то же время, что и серия других советских операций с похожими кодовыми названиями на прилегающих советских территориях. Наиболее очевидно связанной с нею была операция «Запад», проходившая на прилегающих территориях Советской Украины. Когда операция «Висла» завершилась, СССР приказал депортировать украинцев из Западной Украины в Сибирь и Центральную Азию. За несколько октябрьских дней 1947 года 76 192 украинца были высланы в ГУЛАГ. В Западной Украине войска НКВД сражались с УПА в ходе неимоверно кровавого конфликта. Обе стороны совершали злодеяния, в том числе публичное демонстрирование изувеченных трупов врага или предполагаемых коллаборантов. Но, в конце концов, технология депортаций принесла СССР решающее преимущество. ГУЛАГ продолжал наполняться.

После успеха на украинско-польской границе СССР занялся другими европейскими границами и использовал похожие средства в ходе аналогичных операций. В ходе операции «Весна» в мае 1948 года были депортирован 49 331 литовец. В марте следующего года в ходе операции «Прибой» из Литвы убрали еще 31 917 человек, а также 42 149 из Латвии и 20 173 – из Эстонии. Всего в период с 1941-го по 1949 год Сталин депортировал около двухсот тысяч человек из трех маленьких Балтийских государств. Как и все трижды оккупированные (сначала СССР, потом немцами, затем снова СССР) земли на восток от линии Молотова-Риббентропа, Балтийские государства вошли в состав СССР в 1945 году, потеряв большую часть своей элиты и значительную часть населения.

* * *

При Сталине Советский Союз медленно и сбивчиво эволюционировал из революционного марксистского государства в огромную многонациональную империю под прикрытием марксистской идеологии и с традиционной озабоченностью по поводу безопасности границ и национальных меньшинств. Поскольку Сталин унаследовал, поддерживал и усовершенствовал аппарат госбезопасности революционных лет, от этих опасений можно было избавиться во время вспышек убийств по национальному признаку в 1937–1938-х и 1940 годах и в приступах национальных депортаций, которые начались в 1930 году и продолжались до самой смерти Сталина. Военные депортации продолжили определенную эволюцию советской депортационной политики: от традиционного расселения людей, которых считали классовыми врагами, и до этнических чисток, которые привязывали людей к границам расселения.

В довоенный период депортации в ГУЛАГ всегда преследовали две цели: рост советской экономики и исправление советского населения. В 1930-х годах, когда СССР начал массово депортировать людей по этническому признаку, целью стало передвинуть нацменьшинства подальше от чувствительных приграничных регионов вглубь территории. Эти национальные депортации вряд ли можно рассматривать как определенное наказание отдельным людям, но они все еще основывались на предположении о том, что те, кого депортировали, могут лучше ассимилироваться с советским обществом, когда будут отделены от своих домов и родной земли. Национальные операции во время Большого террора унесли жизни четверти миллиона человек в 1937-м и 1938 годах, но в то же время отправили сотни тысяч людей в Сибирь и Казахстан, где они должны были работать на государство и реформировать себя. Даже депортации 1940–1941 годов с аннексированных польских, балтийских и румынских территорий можно рассматривать в советских терминах классовой войны. Мужчин из элитных семей убили в Катыни и других местах, а их жен, детей и родителей оставили на милость казахских степей. Там они либо интегрировались в советское общество, либо погибали.

Во время войны Сталин провел карательные операции, направленные на нацменьшинства за их связь с нацистской Германией. Около девятисот тысяч советских немцев и восемьдесят девять тысяч финнов были депортированы в 1941-м и 1942 годах. Пока Красная армия продвигалась вперед после победы под Сталинградом в начале 1943 года, шеф госбезопасности Лаврентий Берия предложил депортировать все народы, которые обвинялись в коллаборационизме с немцами. Это по большей части были мусульманские народы Кавказа и Крыма.

Когда советские войска снова заняли Кавказ, Сталин и Берия запустили маховик. За один день 19 ноября 1943 года советский режим депортировал всех карачаев – 69 267 человек – в Казахстан и Киргизию. За два дня, 28 и 29 декабря 1943 года, в Сибирь были сосланы 91 919 калмыков. Берия лично поехал в Грозный провести депортацию чеченцев и ингушей 20 февраля 1944 года. Возглавляя примерно сто двадцать тысяч войск НКВД, он окружил и выселил 478 479 человек всего за неделю. В его распоряжении были американские студебеккеры, полученные во время войны. Поскольку на месте не должно было остаться ни чеченцев, ни ингушей, то людей, которых нельзя было перевезти, расстреливали. Села сжигали дотла; в некоторых местах сжигали и сараи, полные людей. За два дня, 8 и 9 марта 1944 года, в Казахстан выселили балкарцев – всех 37 107 человек. В апреле 1944 года, когда Красная армия дошла до Крыма, Берия предложил и Сталин согласился переселить всех крымских татар. За три дня, 18–20 мая 1944 года, 180 014 человек были депортированы, большинство – в Узбекистан. Позже в 1944 году Берия депортировал из Советской Грузии 91 095 турок-месхетинцев.

На фоне, по сути, непрекращающихся национальных чисток сталинское решение зачистить советско-польскую границу кажется не удивительным шагом в эволюции общей политики. С советской точки зрения, украинские, балтийские и польские крестьяне были просто бандитами, создающими проблемы на периферии, и с ними нужно было обращаться с позиции превосходящей силы и депортаций. Было, однако, важное отличие. Все «кулаки» и члены нацменьшинств, депортированные в 1930-х, оказались хоть и далеко от дома, но все же в СССР. То же самое касается крымских татар, а также народов Кавказа и Балтийских стран, депортированных во время войны или же вскоре после нее. Однако в сентябре 1944 года Сталин принялся выселять поляков (и польских евреев), украинцев и беларусов за государственную границу ради создания этнической однородности. Эта же логика (но в значительно больших масштабах) применялась по отношению к немцам в Польше.

Работая параллельно, а иногда и совместно, советский и польский коммунистический режимы достигли любопытного результата за 1944–1947 годы: они удалили этнические меньшинства по обе стороны советско-польской границы, которые делали приграничные регионы смешанными, и в то же время они удалили этнических националистов, которые больше всех боролись именно за такую чистоту. Коммунисты переняли программу своих врагов. Советская власть стала этнической чисткой, очищенной от этнических чистильщиков.

* * *

Территория послевоенной Польши была географическим центром сталинской кампании по послевоенным этническим чисткам. За время этой кампании немцы потеряли больше своих домов, чем какая-либо другая группа. Около 7,6 миллиона немцев покинули Польшу к концу 1947 года, а еще около трех миллионов были депортированы из демократической Чехословакии. Около девятисот тысяч поволжских немцев были депортированы во время войны в пределах СССР. Количество немцев, потерявших свои дома во время войны и после нее, превышало двенадцать миллионов человек.

Каким бы огромным ни было это число, оно не составляло подавляющего большинства принудительных переселений во время войны и после нее. В этот же послевоенный период советская (или же польская коммунистическая) власть депортировала примерно два миллиона человек, которые не являлись немцами. Еще восемь миллионов человек, большинство их них – подневольная рабочая сила, угнанная немцами, были за это же время возвращены в Советский Союз. (Поскольку многие, если не большинство, из них предпочли бы не возвращаться, на самом деле их, наверное, было вдвое больше). В Советском Союзе и Польше более двенадцати миллионов украинцев, поляков, беларусов и представителей других народов бежали либо были переселены во время войны или же вскоре после нее. Это не считая десяти миллионов человек, преднамеренно уничтоженных немцами, большинство из которых были так или иначе перемещены до того, как убиты.

Бегство и депортации немцев, хотя и не являлись результатом политики преднамеренного уничтожения, составили главный инцидент послевоенных этнических чисток. Во всех гражданских конфликтах, бегстве, депортациях и переселениях, спровоцированных возвращением Красной армии в 1943–1947 годах, погибло около семисот тысяч немцев, по крайней мере, сто пятьдесят тысяч поляков и примерно двести пятьдесят тысяч украинцев. Как минимум еще триста тысяч советских граждан погибли во время или вскоре после советских депортаций с Кавказа, из Крыма, Молдавии и стран Балтии. Если считать борьбу литовских, латвийских и эстонских националистов против восстановления на их землях советской власти сопротивлением против депортаций (которой она до определенной степени и была), тогда еще около ста тысяч человек нужно добавить к общему числу смертей, связанных с этническими чистками.

В относительном выражении, процент переселенных немцев (от общего количества немецкого населения) был значительно ниже процента людей с Кавказа или из Крыма, которых депортировали – всех до последнего человека. Процент немцев, которые выехали или были переселены в конце войны, был выше, чем процент поляков, беларусов, украинцев и балтийцев. Однако разница исчезает, если передвижения народов, вызванные действиями немцев во время войны, прибавить к тем, которые были вызваны советской оккупацией в конце войны. За период 1939–1947 годов у поляков, украинцев, беларусов и балтийцев были примерно такие же (плюс-минус) шансы быть насильно перемещенными, как и у немцев, но если все перечисленные народы сталкивались с враждебной политикой как Советского Союза, так и Германии, то немцы (за некоторым исключением) подвергались репрессиям только со стороны СССР.

В послевоенный период у немцев были такие же шансы лишиться жизни, как и у поляков, которых преимущественно высылали на запад, на национальную родину. У немцев и поляков было значительно меньше шансов погибнуть, чем у украинцев, румынов, прибалтов, а также народов Кавказа и крымских татар. Меньше чем один из десяти немцев и поляков погиб во время или вследствие бегства, ссылки или депортации; среди прибалтов и советских граждан соотношение было – каждый пятый. В целом, чем восточнее происходила депортация и чем непосредственнее в нее была вовлечена советская власть, тем более фатальным был результат. Это видно в случае самих немцев: подавляющее большинство немцев, сбежавших из Польши и Чехословакии, выжили, тогда как огромный процент тех, кого транспортировали на восток внутри Советского Союза или в СССР извне, погибли.

Лучше было быть сосланным на запад, чем на восток, и лучше было быть сосланным на ожидающую тебя родину, чем в далекую и чужую советскую республику. Лучше было осесть в развитой (хоть и разбомбленной и разорванной войной) Германии, чем на советских пустырях, которые депортированные должны были сами же и обустраивать. Лучше было быть встреченным британскими и американскими властями в оккупированных зонах, чем местным НКВД в Казахстане или Сибири.

* * *

Довольно быстро, примерно за два года после окончания войны Сталин создал свою новую Польшу и новые пограничные территории и переселил народы в соответствии с этими границами. К 1947 году могло показаться, что война наконец-то закончена и что Советский Союз действительно и бесспорно одержал военную победу над немцами и их союзниками, а также политическую победу над оппонентами коммунизма в Восточной Европе.

Поляки, всегда являющиеся проблематичной группой, были вывезены из Советского Союза в новую коммунистическую Польшу, которая была привязана к Советскому Союзу, как якорь коммунистической империи. Польша, как могло показаться, подчинилась: дважды в нее вторгались, дважды она была объектом депортаций и уничтожения, с переделанными границами и демографией, управляемая партией, зависящей от Москвы. Германия была совершенно разбита и унижена. Ее территория периода 1938 года была разделена на несколько оккупационных зон, которые превратятся в пять разных суверенных государств: Федеративная республика Германия (Западная Германия), Германская Демократическая Республика (Восточная Германия), Австрия, Польша и СССР (в Калининграде). Япония потерпела полное поражение от американцев, ее города были разбомблены, а в самом конце разрушены атомным оружием. Она больше не была мощной державой в континентальной Азии. Традиционная угроза для Сталина была устранена. Довоенный кошмар о японско-польско-германском окружении улетучился.

Во Второй мировой войне советских граждан погибло больше, чем любых других народов в истории любой другой войны. У себя дома советские идеологи воспользовались преимуществом этого горя, чтобы оправдать сталинское правление как необходимую цену победы в так называемой «Великой Отечественной войне». Отечеством, конечно же, была Россия, а также Советский Союз; Сталин сам поднял известный тост «за великий русский народ» сразу же после окончания войны, в мае 1945 года. Русские, говорил он, выиграли войну. Если быть точным, около половины населения Советского Союза составляли русские и поэтому в цифровом смысле русские сыграли в победе большую роль, чем другие народы. Но сталинская идея содержала намеренную путаницу: война на советской территории проводилась и была выиграна преимущественно в Советских Беларуси и Украине, а в не в Советской России. Еврейского, беларусского и украинского гражданского населения было уничтожено больше, чем российского. Поскольку Красная армия несла такие колоссальные потери, ее ряды восполнялись за счет местных беларусских и украинских новобранцев как в начале, так и в конце войны. Депортированные кавказские и крымские народы по этой причине имели больший процент молодежи, погибавшей в рядах Красной армии, чем русские. У еврейских солдат было больше шансов получить награду за мужество, чем у российских солдат.

Еврейскую трагедию, в частности, нельзя было включить в советский опыт, и поэтому она была угрозой для послевоенного советского мифотворчества. Около 5,7 миллиона еврейских гражданских лиц были уничтожены немцами и румынами, из них около 2,6 миллиона были советскими гражданами в 1941 году. Это значит, что не только еврейских гражданских лиц в абсолютных цифрах было уничтожено больше, чем представителей любой другой советской национальности. Это также значит, что более половины катаклизма произошло за пределами послевоенных границ Советского Союза. С позиции Сталина, даже опыт массового уничтожения собственных народов был волнующим примером того, что СССР выставил свою подноготную напоказ всему миру. В 1939–1941 годах, когда Советский Союз аннексировал Польшу и немцы еще не вторглись в СССР, советские евреи общались с польскими евреями, которые напоминали им о религиозных и языковых традициях, о мире их дедов. Советские и польские евреи в тот короткий и важный период жили вместе. Затем, после вторжения Германии, они вместе умирали. Именно потому, что уничтожение было общей судьбой евреев вне зависимости от границ, воспоминания о нем нельзя было сузить всего лишь до фрагмента Великой Отечественной войны.

Сталина волновало именно саморазоблачение перед Западом, даже когда его система была воссоздана в нескольких государствах Восточной и Центральной Европы. В межвоенный период советские граждане действительно уверовали, что им живется лучше, чем массам, страдающим от капиталистической эксплуатации на Западе. Теперь Америка вышла из Второй мировой войны как непревзойденная экономическая держава. В 1947 году она предложила экономическую помощь в форме Плана Маршалла европейским странам, желающим сотрудничать друг с другом в элементарных вопросах торговли и финансовой политики. Сталин мог отвергнуть помощь Маршалла и заставить своих подопечных тоже от нее отказаться, но не мог ничего поделать с тем, что советские граждане узнали за время войны: каждый возвращающийся советский солдат и остарбайтер знал, что стандарты жизни в остальной Европе, даже в таких сравнительно бедных странах, как Румыния и Польша, куда выше, чем в Советском Союзе. Украинцы вернулись в страну, где снова бушевал голод. Около миллиона человек умерли от голода за два послевоенных года. И именно Западная Украина со своим частным сельскохозяйственным сектором, который советский режим еще не успел коллективизировать, спасала остальную Советскую Украину от значительно худшей беды.

Россияне представляли собой более безопасную основу для сталинской легенды о войне. Битвы за Москву и Сталинград принесли победы. Россияне были самой большой нацией, их язык и культура доминировали, и их республика была подальше от Запада – как от его нацистской, так и от нарождающейся теперь американской инкарнации. Россия огромна: немцы никогда даже не задавались целью колонизировать больше территорий, чем ее западная пятая часть, и никогда не завоевывали больше территорий, чем ее западная десятая часть. Советская Россия не была полностью оккупирована в течение месяцев и лет в отличие от Балтийских стран, Беларуси и Украины. Каждый, кто остался в Беларуси и Украине, испытал на себе немецкую оккупацию, а преобладающее большинство жителей Советской России – нет. Советская Россия значительно меньше понесла жертв Холокоста, чем Украина или Беларусь, просто потому, что немцы прибыли туда позже и убили меньше евреев (около шестидесяти тысяч человек, или 1% от жертв Холокоста). И в этом смысле Советская Россия тоже была дальше от опыта войны.

Когда война завершилась, заданием было изолировать российский народ (и, конечно, другие народы тоже) от культурной инфекции. Одним из самых опасных видов интеллектуальной чумы была бы интерпретация войны, отличавшаяся от личного варианта Сталина.

Победа коммунизма советского пошиба в Восточной Европе принесла столько же переживаний, сколько и триумфа. Политические победы, несомненно, впечатляли: коммунисты в Албании, Болгарии, Венгрии, Польше, Румынии и Югославии доминировали в своих странах к 1947 году, благодаря советской помощи, но также и благодаря собственной подготовке, беспощадности и искусности. Коммунисты оказались довольно хороши по части мобилизации человеческих ресурсов для решения насущных проблем послевоенной реконструкции, например, в Варшаве.

Но как долго могла советская экономическая модель быстрой индустриализации обеспечивать развитие в странах, более индустриализованных, чем был Советский Союз времен первой пятилетки, и чьи граждане ожидали более высоких стандартов жизни? Как долго могли общества Восточной Европы принимать коммунизм в качестве национального освобождения, если их коммунистические руководители были очевидно обязаны чужой державе – Советскому Союзу? Сколько могла Москва поддерживать образ Запада как постоянного врага, если Соединенные Штаты, казалось, представляли собой и процветание, и свободу? Сталину нужно было, чтобы назначенные им восточноевропейские руководители делали то, чего он хотел, эксплуатировали национализм и изолировали свои народы от Запада, что было очень труднодостижимой комбинацией.

Это было заданием Андрея Жданова – нового начальника Управления пропаганды и любителя искать решения в безвыходных ситуациях. Жданов должен был разработать теорию неизбежной победы Советского Союза в послевоенном мире, а пока что защищать чистоту России. В августе 1946 года Коммунистическая партия Советского Союза приняла резолюцию, осуждающую западное влияние на советскую культуру. Загрязнение проистекало из Западной Европы и Америки, а также и через культуры, расположенные на пересечении границ, например, еврейскую, украинскую или польскую. Жданову также приходилось считаться с новым соперничеством между Советским Союзом и Соединенными Штатами таким образом, чтобы восточноевропейские руководители могли понять и перенять это по отношению к собственным странам.

В сентябре 1947 года лидеры европейских коммунистических партий собрались в Польше заслушать новую линию Жданова. Встреча проводилась в бывшем немецком курортном городе Шклярска-Поремба, донедавна известном как Шрейберхау; участникам сказали, что их партии станут членами «Коммунистического Информационного бюро», или «Коминформа». С помощью Коминформа Москва будет сообщать линию и координировать политику. Собранные коммунистические лидеры узнали, что мир разделен на «два лагеря» – прогрессивный и реакционный, – и Советскому Союзу предназначено возглавить «народные демократии» Восточной Европы, а Соединенные Штаты обречены унаследовать все изъяны дегенеративного капитализма, которые еще недавно можно было наблюдать в нацистской Германии. Необратимые законы истории гарантировали окончательную победу прогрессивных сил.

Коммунистам нужно было только играть отведенную им роль прогрессивного лагеря, возглавляемого, конечно же, Советским Союзом, и избегать искушения пойти к социализму по отдельной национальной тропе. Так что все было хорошо.

Затем у Жданова случился сердечный приступ – он был первым из нескольких. Не так уж и хорошо все было.