Егор.

Ну-у, что сказать? Я конченый урод.

И полностью заслуживаю такого холода от белки.

— Морозов, отпусти меня. — Кричит Ника, пытаясь отстраниться.

Я и рад бы выполнить ее просьбу, только не могу. В руку, словно цемент залили, ладонь разжать невозможно. А я не чертов супергерой, у меня нет столько сил, чтобы с этим веществом бороться.

— Не могу. Руку отрезай, только так вырваться сможешь.

Ника замерла, и встала как вкопанная. Она так и продолжала в меня своим безразличием стрелять. Целилась и попадала. В упор. Без права на спасение. Я даже уклониться не мог. Она не давала. Да и я не заслужил.

— Егор, давай без этого спектакля. — Устала начала она, и потерла кисть своей руки, той, за которую я держусь. Только вот, до меня не дотронулась. Я себя в этот момент грязным почувствовал. Таким, что сама принцесса прикоснуться брезгует.

— Поговори со мной. Это все, чего я хочу.

Я когда-нибудь, умолял кого-то?

Нет.

Не было такого.

А сейчас, клянусь, я готов на землю упасть, и как грешник молить о прощении.

— Я этого не хочу. Я не хочу разговаривать с тобой. Не хочу видеть. Понимаешь? И во мне говорит не женская обида, не думай. Это взвешенное решение. Оно обдуманное.

— Ник, просто, выслушай.

— Нет. Отпусти. — Она вырывает руку, и я позволяю ей это сделать. — Хватит! Я заслужила всего, что со мной произошло…

Открываю рот, чтобы перебить ее, но не получается. Ника в этот момент делает резкий шаг, и кладет ладонь на мои губы.

Разряд мне в сердце.

Серьезно.

В ту секунду меня, словно током шарахнуло. 220 — это минимум.

— За все мысли, за все глупые поступки. Заслужила. — с надрывом, продолжает она. — Егор, но я это приняла. Я упала в свою же грязь, но встала. Как бы ни было плохо, что бы ни произошло, но я не хочу тебя больше видеть. В тот день, ты сказал убраться из твоего дома и не попадаться на глаза. Я сделала все, как ты и просил. Сейчас, я прошу о том же.

Где моя белка?

Где та улыбчивая брюнетка, с которой я познакомился?

Почему сейчас она смотрит на меня, будто я пустое место?

Господи. Пусть ненавидит, пусть кричит, пусть отобьет мне яйца, но не смотрит так. Я чисто физически не могу перенести этот взгляд. В нем нет ничего. Никого. Меня в нем нет. Есть только один придурок, от которого она хочет поскорее избавиться.

— Я не знал. — Бросил я, в надежде, что она уловит смысл этой фразы.

— Я знала. И я пыталась тебя все объяснить.

Уже предвидел, что она сказать хочет.

Понимал, что сейчас волком взвою.

— Нет. Нет. Не говори этого вслух.

Я был согласен, закрыть уши, и начать петь, лишь бы этого не услышать.

— Прощай, Егор.

Одной фразой расхерачила меня.

В спину ей смотрел, когда она развернулась и в сторону подруги пошла. Все ждал, что обернется и на меня посмотрит. Ни хрена. Не дождался. Так и стоял как придурок, один на остановке, не зная, что дальше делать.

Егор.

Я чертовски злился, провожая белку взглядом.

Конечно, не на нее. На себя — придурка. Только на себя. На всю эту дерьмовую ситуацию, которая настолько подпортила нашу охрененную жизнь. А она была такой. Присутствие Беловой осветляло все. Девушка невидимым ластиком стирала все мои страхи. А я… А я новые, как школьник рисовал, и портил всю чистоту, которую Ника создавала своим трудом.

— Мы еще поговорим. — Ледяными губами произнес вслух, заранее зная, что Ника меня не услышит. Но кто-то из проходящих студентов мог увидеть, что мужик сам с собой разговаривает. Да мне было срать на них. По хрен, кто меня там за психа примет.

Еще немного и я реально им стану.

Правду, которую я сегодня узнал, она крышесносная. Она меня на куски разорвала, а останки заставила сожрать. Чертовы два месяца моральных убиваний себя. Я ведь только на ненависти и держался. Реанимация сестры, потом ее переезд в Америку, где лучшие специалисты продолжили бороться за ее голову. Постоянные срывы, истерики, крики. Ольга так проклинала белку, что даже мне было дико это слушать.

Дни шли, ненависть уменьшалась, и в наступление шла тоска, которая разламывала каждую кость, заставляя рвать на себе волосы. Я бешено скучал по своей Нике. Ломка была такой, что никакое предательство не мешало мне каждую минуту вспоминать о ней.

Я даже упустил момент, когда долбанная Карла ускользнула из рук. Прочхал эту секунду, когда мог запросто переломить ей шею. А когда спохватился, этой твари уже нигде не было. Так же, как и всей ее семьи.

Никита, друг. Я ж его другом и считал. А потом бац, удар кинжалом в спину, и нет друга. Он свалил, заранее зная, что я снова начну поиски его сестренки. Только вот на хрена было бежать как крыса? Я ж не зверь, марать руки ради одной падали не входило в мои планы. А он не понял. Сгреб семью, продал недвижимость, и покинул страну. Бог судья. Не я. Но, оставить все как есть, не смогу. Не успокоюсь, пока «долги» не отдам. Все равно найду. Тем более, после всех новостей.

Я ведь в институт этот чертов поехал, чтобы Белку с ее вонючим Озериным увидеть. Думал, посмотрю на эту сладкую мерзость, выбью зубы этому отморозку и свалю подальше. Я реально думал, что как только увижу их вместе, то тоску всю вышибу из груди. Ноги сами вели сюда. К ней. Увидеть. Своими глазами увидеть, и сжечь все чувства на хрен.

Не сжег. Я, наоборот, дров в этот костер подкинул. Там сейчас так полыхает, что ни один океан не сможет потушить мой пожар.

Как теперь разруливать все?

Как вернуть, что сам похерил?

Получится?

Что скажет белка, когда узнает, что я собираюсь обрушить на нее всю свою силу, чтобы назад вернуть? Как отреагирует? Маловероятно, что обрадуется.

Только я спрашивать и не буду. Я ботинки грызть начну, но сделаю все, чтобы еще раз увидеть улыбку на родном лице.

И уж точно не позволю, какому-то хмырю, еще раз прикоснуться к ней. Даже просто за руку подержать. Не прокатит. Мое, трогать нельзя. И раз уж я вернулся, хвала за это высшим силам, которые притащили меня сюда, то я не сдамся.

От напряжения курить захотелось. Последний раз в детстве табаком себя травил, пока отец мне мозги не вправил. С тех самых пор, даже желания не было организм травить. А тут, стоя на холоде, и смотря на здание, в котором Ника находится, так и захотелось затянуться один раз. Вдохнуть в себя дым, который разъест легкие, превратив их в черный мешок для отходов. По сторонам огляделся, в желании ларек найти, но увидел только знакомую физиономию, стремглав бежавшую в мою сторону.

Ректор, будь он неладен, мчал ко мне, еле успевая переставлять ноги.

Сначала хотел послать его и свалить в закат, чтобы план наступлений обдумать, а потом интересная мысль голову посетила.

Как там этого лысого чудика зовут, который ради денег готов почку матери продать?

Да по хер.

И без имени приведу мысль в исполнение.

Он резко затормозил возле меня, и в спешке стал поправлять галстук.

Все года, что сестра училась здесь, я постоянно оказывал материальную помощь вузу. Не по своей прихоти, конечно, просто чтобы лишних проблем не было, когда Ольга чудить начинала. Деньги помогали. Хорошо помогали. Они всем глаза закрывали, на любую фигню, которая происходила. И этот самый ректор помогал им. Он первый бежал следы заметать. И сейчас, скорее всего, снова начнет жалобно говорить, о какой-нибудь нужной хрени, без которой стены рухнут. А я единственный, кто может помочь.

— Егор Александрович, не ожидал Вас здесь увидеть. — Запыханный голос. Ну, точно не ожидал, но обрадовался. Вон, даже одеться не успел от такой радости.

Черт!!!

Если у него получится вытурить белку на улицу, куплю ему все, что захочет. Даже шлюху оплачу и лично привезу. По его взгляду девственника мужику это необходимо. Именно голая баба, а не новый комп или супермощный микроскоп.

— Сам в шоке. — Так как там его зовут? Хотя, неважно. — Мне нужна Белова.

— Белова? — и такой вопрос на лице, будто он действительно не понимает о ком идет речь.

— Ага. Прямо сейчас.

Настроение-то уже на подъеме. Сейчас заберу свою красавицу, закрою ее в своей пещере, и пока она не выслушает, не отпущу.

Идеальный план.

Жизнь налаживается.

— Сейчас как раз начинается первая пара. Вероника, скорее всего, на занятиях. — Цену себе набивает, что ли?

— Так освободи ее от занятий. — Гремлю я, и вижу, как он втягивает голову в плечи от моего громкого голоса.

Мнется, говоря что-то об обучении, о знаниях и как они важны на данном этапе. Но, после слов о финансировании, удовлетворенно улыбается и на радостях бежит выполнять мою маленькую просьбу.

Уже стою возле дверей в аудиторию, и придумываю, как без шума вытащить сопротивляющуюся белку и донести до машины, как слышу, что ректор просит ее выйти.

Предвкушаю ее удивленное лицо.

Слышу тихие шаги.

Краем глаза замечаю, что она уже рядом, только до сих пор не видит меня. Она такая маленькая. После нашей последней встречи точно потеряла несколько килограмм. Тут же бью себя в челюсть, ведь именно я виновник всего этого.

Откормить.

Сначала я накормлю ее.

А потом начну исповедь тупого мученика.

— Что-то случилось? — трясущимся голосом спрашивает она у лысого. Она волнуется, и это понятно. Единственный раз, когда она разговаривала с ректором, тот грозился ее отчислить. И снова я идиот.

— Вероника, с Вами хотят поговорить. — Говорит он, и, не дожидаясь ее следующего вопроса, уходит. Сделав несколько шагов, оборачивается и взглядом говорит мне, что посылка доставлена, и он ждет ответных действий.

Белка следит за направлением его глаз и каменеет, когда замечает меня.

В моей груди что-то сжимается. Сердце бешено бьется, обещая сделать большой бум. Но мне плевать. Пусть взрывается. Прямо сейчас, важнее всего Ника, которая, несомненно, удивлена моему такому быстрому появлению. Я ее чувствую. Ощущаю, каждую эмоцию, каждую мысль, которая блуждает в ее голове.

Прежде чем начать говорить, а что именно сказать, я еще сам не знаю, делаю шаг, вперед сокращая расстояние между нами.

Бл*. Как же я скучал.

В нос ударяет аромат, который преследует меня по ночам. Я как фетишист, мечтал поскорее вернуться домой, и уткнуться в подушку, которая пропахла моей белкой. По телефону орал на прислугу, грозясь, что в случае, если она постирает белье, выгоню не только с работы, но и из этого города.

И вот она стоит рядом.

Такая красивая.

Такая желанная.

И одновременно чужая.

Белка одним взглядом выставляет барьер между нами, и даже мои длинные ноги не смогут через него перепрыгнуть.

Тут лом нужен. Чтобы к чертям собачим сбивать бетонные стены.

Молчим.

Ника скрещивает руки на груди и устало вздыхает. В глаза смотрит, всем своим видом говоря, что не желает здесь находиться.

А у меня эмоции из всех щелей лезут. Хочется улыбнуться, оттого что смогу ее забрать. И хочется уже сейчас начать просить прощения. Так сильно хочется, что сдерживаю себя только тем, что институт — это не то место, где бы я желал покаяться.

— Раз с твоей учебой покончено, то мы можем отъехать и решить все наши проблемы. — Говорю спокойно, даже тихо, хотя все тело требует подхватить девушку и поскорее спрятать от мира людского.

— Единственная моя проблема — это ты, Морозов. Как только ты уйдешь, я выдохну от облегчения. — И взглядом меня прожигает, словно я порвал ее любимую игрушку.

— Белка, расстрою тебя, но я не планирую больше уходить.

— Так меня выгони. У тебя это отлично получается.

Заслужил.

Не спорю.

Ника имеет право так говорить.

От самого себя тошнит.

А ей какого? Представить боюсь.

На ее лице нет ни единой, мать ее, эмоции. И я понятия не имею, что мне сказать, чтобы хоть как-то заслужить улыбку. Эмоции это зацепка. Эта крепкая веревка, которая может помочь утопающему. Злость можно перевести в желание. Ненависть в огонь. А тут ничего. Абсолютно ничего.

— Я идиот.

— Знаю. — мгновенный ответ.

— Может, спишем все на отсутствие мозга? — На юморе тоже погонять можно.

Ну же, белка. Ты не сухарик. Ну, сделай хоть одну мне поблажку, иначе я сдохну в одиночестве.

— Чего ты хочешь?

— Тебя. — не раздумывая, отвечаю на вопрос.

Всегда только тебя. Рядом с собой. Под собой. Держа крепко за руку. Никогда не разжимая ладонь. Только тебя. Во веки веков. Черт. Как заговорил. Но слова правдивы. В них нет ни капли лжи.

Конечно, я даже не рассчитываю, что белка тут же кинется в мои объятия, и начнет отвечать взаимностью на мои слова. Готов поржать над этими мыслями. Но где-то, глубоко в моей полумертвой душе, я надеюсь на это. Больше всего мечтаю именно об этом. Я мысленно посылаю ей картинки из своей головы, где мы счастливые и снова вместе. Она должна уловить этот посыл. Должна почувствовать всю степень моего раскаяния. Это же моя белка. Моя Ника. Она чувствует меня. Всегда чувствовала.

— Зато я тебя не хочу!!!

Адские псы где-то поблизости. Именно они утянут меня в свое логово, если я не смогу вернуть ее. Да я сам схвачу их за лапы, и добровольно пойду в ад. Только там мое место.

— Проверим? — Идиот. Что сказать?

Кашляю, надеясь, что Ника не услышала моего тупого вопроса.

— У тебя есть с кем проверять. А мне не нужна никакая проверка насчет тебя. — Какая двусмысленность звучит в ее словах, которая с размаху бьет по и так напряженным нервам.

— Нужна для кого-то другого? Может, для того шнурика, который утром тебя нежно обжимал, пытаясь от меня спасти?

Укор в красивых глазах.

Переборщил с напором?

Скорее всего.

Черт. Но меня понять можно.

— Это у тебя все в жизни просто. Вечером одну выгнал, утром уже другую привел. Легко, да? У тебя в жизни вообще все легко и просто. А у меня нет. Мне не нужен кто-то утром или вечером. Ты убил все желание, видеть кого-то рядом. Но если для того, чтобы ты ушел навсегда, нужно, кого-то подцепить, то я согласна. Уж лучше новое лицо, чем противное старое.

— Прибью. Обоих. — Рычу в ответ, не замечая, как подлетаю к ней вплотную, и нависаю.

— Уже проходили эти угрозы. — Не боится. Но и не пытается разозлить. Она говорит то, что думает, без мыслей вызвать во мне неконтролируемый всплеск ревности.

А это даже хуже.

Ей просто все равно.

Хреново.

Мне сейчас дико хреново.