Едкая пыль забивалась в нос и рот даже сквозь мокрую тряпичную повязку. Деций толкал вагонетку по неровным рельсам, обливаясь потом. В Имперских Копях всегда было жарко от близости поземного огня, и шахтеры-каторжники работали почти обнаженными, в набедренной повязке и в крепкой обуви, чтобы острые каменные осколки не разбили ноги. Он уже был в боковой штольне, на полпути к отвалу пустой породы, когда услышал, что его окликают. Деций приостановился. Звал его старший бригадир, уголовник по кличке Скелет. Кличку он получил не по сходству, а по контрасту со своим телосложением — Скелет был бывшим гладиатором. В свои пятьдесят лет, он обладал великолепной мускулатурой и ударом кулака и сейчас мог легко разбить человеку голову, как тыкву. Татуированный с ног до головы, с низковатым лбом и зверообразной внешностью, Скелет, тем не менее, был очень неглуп и, по-своему, справедлив. Поэтому и занимал в каторжной иерархии высокое место. А Децию он даже несколько покровительствовал — за грамотность, за твердый характер — и то, и другое он уважал. Поэтому Деций подошел к бугру спокойно.

— Ты, Монах, должен завтра выйти — так ведь? — это был не столько вопрос, сколько утверждение и Деций кивнул. — Есть дело, надо будет маляву на волю пронести. А сначала — написать.

— Написать — легко. А пронести… на выходе же шмонать будут.

— За это не волнуйся. Есть подходы и к судакам. Через два била можешь кончать смену — тебя Лещ подменит. Зайдешь в мой барак.

— Заметано, бугор.

Два била — это еще час смены. Еще одна вагонетка. Есть время — можно будет даже подышать свежим воздухом у отвала. Деций снова навалился на вагонетку и покатил дальше. На открытой площадке его разгоряченное тело обдал холод — выход штольни находился на почти тысячелоктевой высоте над пропастью, в которую десятилетиями вываливали пустую породу. Деций прицепил к вагонетке крюки лебедки и завертел рукоятку. Вагонетка, стоя в надежном упоре, начала наклоняться, камни посыпались с негромким стуком в пропасть…

Переставив пустую вагонетку на обратную колею, Деций сделал несколько разминочных упражнений и прыжков — ему удавалось держаться эти годы в форме. Он окинул себя мысленным взглядом — худощавый, среднего роста, чуть моложе средних лет, мускулатура малозаметна из-за пропорционального сложения — куда там до Скелета с его горой мышц… Но несколько тупых козлов, пытавшиеся в первые дни его пребывания на каторге опустить новичка, могли убедиться на примере вывихнутых пальцев и треснувших ребер, что рукопашная подготовка "проводника", уроженца Гесперид, не слишком уступает подготовке имперского спецназовца. А почти сразу после этого, Скелет взял "мерканского работорговца" под свое покровительство.

Деций вынул из мешочка-кисета трубочку, несколько щепоток табаку и огниво. Привычно потер ошейник с димеритовыми вставками — к его жжению он, за пять лет каторги, успел привыкнуть. А раньше ему огниво бы не потребовалось — он зажег бы трубку легким щелчком пальцами… огненная стихия была его профилем. Он пристрастился к курению только на каторге — табачный дым смягчал ощущение удушья, которое любой маг начинал испытывать, когда димерит отсекал его от привычных с детства магических потоков. Хоть какая-то польза от этого странного кустарника, который изначально рос только на Оркейских островах. Но после того, как его лет полтораста назад начали разводить в Когуре, курение начало распространяться в Лакаане, особенно последние лет пятьдесят, стараниями мерканских негоциантов. Что же, вреда от него особого не было — не то что, от дури… А для дольных даже польза, как оказалось.

Деций курил, задумчиво вглядываясь в бесконечный горный хребет, который тянулся отсюда к югу, пересекая степи, солончаки, чудовищную Пустыню Призраков и терялся где-то в ее ненасытной жаркой пасти… Пальцы машинально теребили мясистый "мерканский" нос — внешность коренного гесперидца почти не отличалась от внешности коренного мерканца, что и облегчало работу "под легендой", и послужило дополнительной причиной его нынешнего положения.

Через час, с наслаждением смывая с себя шахтную пыль в душе — чего-чего, а воды в зоне не жалели, горные ледники поставляли ее исправно, Деций размышлял, что такого важного собираются с ним отправить на волю. В том, что обещание Скелета не было пустым базаром, он не сомневался — значит шмонать его будет подкупленный судак… тьфу, каторжный жаргон привязался за пять лет…

Скелет в бараке был один, не считая, конечно, шныря — дневального у тумбочки. Это тоже не было случайным — значит, дело было по-настоящему важным, что даже угловые — подручные бугра к нему не допущены.

Скелет покопался в тюфяке на своей шконке, достал графитовое стило и клочок бумаги.

— Пиши, Монах — скомандовал он. Как и многие уголовники, Скелет был малограмотен и с трудом мог вывести собственное имя, настоящее, разумеется.

Деций начал писать, и по мере письма в нем росло недоумение. То, что ему диктовал Скелет — не на воровском жаргоне, а на нормальном имперском языке, что, само по себе, было удивительно, могло, фигурально выражаясь, взорвать всю каторгу. Один из заключенных обнаружил заброшенный штрек, ведший к старым выработкам вековой давности. Охрана там давно была снята. Это был готовый ход для побега. Скелет передавал неизвестному подельщику наказ, ждать его через четыре месяца с запасом продовольствия, для путешествия через степи, в определенном приметами месте, в отрогах гор. Деций понимал, что и сам побег через заброшенные каменоломни с их обвалами и, вполне возможно, иношными тварями — одни белые сколопендры чего стоят, и переход через степь, где в любой момент можно было нарваться на самалитов или имперский патруль, были смертельным риском. Но он понимал и то, что Скелет имел основания рисковать — его каторга была пожизненной.

— А ты не боишься, бугор, доверять мне такие вещи?

— Что — донесешь судакам? — фыркнул бандит. — Не боюсь, я знаю, что ты их любишь не больше моего.

— А что мне совесть не позволит выпускать душегуба на волю, тоже не боишься? Меня не зря же прозвали Монахом…

— Ты знаешь, за что я сижу? — спросил Скелет, с интересом глядя на Деция.

— За убийство в пьяном виде женщины и ее ребенка.

Скелет посопел, принимая какое-то решение. Затем сказал:

— Ладно, Монах, в жизни никому не исповедовался, но тебе скажу. Ты же, хоть и в ошейнике, правду от параши отличать умеешь?

— Если ты дашь взять тебя за голову, мне нужно положить пальцы тебе на виски…

— Хорошо, берись… Так вот, клянусь Цераписом и Маатой, что ту женщину и ребенка я не убивал и к их убийству никакого отношения не имею.

Скелет не солгал — Деций это чувствовал совершенно отчетливо, несмотря на удушливое ощущение димерита на горле. С огромным удивлением он посмотрел на уголовника.

— Но почему… почему ты не потребовал проверки на суде? Пойти на пожизненную каторгу за чужое преступление?

— Ну-ну, Монах, я же не безгрешный праведник…, - Скелет помрачнел. — Были у меня причины не проходить жреческую проверку и взять на себя вину — большего я тебе не скажу…. Но теперь ты как — со своей совестью в согласии?

— Хорошо, сделаю. — Деций не был столь уж наивен — после пяти лет на каторге наивность выветривается у любого. Он понимал, что взять на себя страшное обвинение Скелет мог, например, опасаясь, что всплывут другие его дела, которые тоже могли тянуть на "вышку". Но он уже не хотел отступать, зная, что непосредственно в омерзительном преступлении уголовник не виновен.

— Заметано. Теперь о деле. Тот, кто его начал, погиб два года назад, под обвалом. Теперь о нем знают только я и ты. А когда ты выйдешь, узнает еще один человечек — ему я доверяю. Ему — и тебе. Больше никому — понял? Я же знаю, кто ты.

— Откуда ты можешь знать, — с тоской подумал Деций… Тем более он был ошеломлен, когда Скелет произнес:

— Ты — фалантер. И тоже мотаешь не свой срок. Тебя взяли с работорговцами, но ты не торговал, а выкупал детей на волю, я знаю. — Скелет смотрел на него в упор. Потом усмехнулся тонкой умной усмешкой, которая особенно странно выглядела на его лице громилы. — Я, Монах, много грешил, но женщин и детей не обижал, я не отмороженный беспредельщик… Хочешь — проверяй дальше, я не бакланю.

Деций верил — остатки эмоционального контакта подтверждали эти слова.

— Что ты еще знаешь про фалантеров? — вырвалось у него.

— Немного… — Скелет потер лоб. — Но знаю что фалантеры — ребята правильные, трескалов среди них не водится.

— Ладно, — торопливо завершил разговор Деций. — Меня могут уже завтра утром вызвать — как я должен пронести маляву?

Получив необходимые инструкции, Деций вернулся в свой барак, чуть раньше отбоя. Улегшись на шконку, он смотрел в потолок — его койка, по распоряжению Скелета, была привилегированная, верхняя. В эту ночь ему не спалось. Он знал, что никаких претензий у администрации к нему не было — и по сути, и по стараниям того же Скелета. Но он, как и каждый заключенный, которому оставалась одна ночь до свободы, нервничал — а вдруг что-то случится. И его опасения грозили оправдаться. Примерно за час перед подъемом в зоне началась какая-то суета. Шнырь, высунувший нос за дверь барака, получил прикладом стреломета по морде — не нарушай. Ухватившись за подбитый глаз, он шепотом доложил старосте барака, что снаружи стоит усиленный наряд охраны и у соседнего барака — тоже. Это уже было серьезно. Деций занервничал еще больше. Для успокоения он проделал несколько дыхательных упражнений.

Время подъема прошло, но из барака по-прежнему не выпускали. Только через час пришла команда на построение.

Каторжники, как обычно, выстроились квадратом. Перекличка закончилась, но приказа расходиться не поступало. Деций пытался разглядеть в шеренге Скелета, но не видел его. Батя — первый центурион конвоя, начальник зоны, расхаживал в центре построения. Чего-то ожидал. К нему подбежал один из надзирателей — "судак", доложил вполголоса, каторжники навострили уши, но ничего не услышали. Центурион откашлялся и объявил во весь голос:

— Второй ярус сегодня для работ закрыт. В любого, кто туда сунется, патруль будет стрелять без предупреждения. А если выживет — еще две декады карцера. Бригадирам — распределить своих людей по новым местам. Выработку не уменьшать — получите штраф. Разойдись!

Деций направлялся обратно к бараку, когда его догнал Комод — один из угловых Скелета. Комод был необычайно возбужден.

— Монах! — прохрипел он силикозным шепотом — Комод, как и Скелет, трубил бессрочную и отсидел уже двадцать лет. Легкие его были забиты пылью, и его перевели на более легкие работы — снаружи, на воздухе. — Знаешь, что было? Скелета повязать хотели, какая-то падла заложила, что он к зеленому прокурору навострился. Так он двоих судаков положил, и расписался на заборе — ушел вторым ярусом в старые выработки.

— Так, — завертелось в голове у Деция. — Не срослось, значит, у бугра… Кто-то еще знал про подготовку побега и донес. — Это означало также, что малява Скелета становилась опасной — лучше было бы от нее избавиться.

— Ты же вчера с бугром долго перетирал что-то… и тебе об этом точно мотать душу станут. Так что я хотел сказать — подумай заранее, что у дядюшки восьмерить…

— Ладно, не малолетка, — буркнул Деций, постаравшись быстрее отвязаться от "углового", хотя понимал, что Комод сейчас проявляет, можно сказать, акт личной симпатии к нему, предупреждая об опасности.

Деций глянул по сторонам и быстрым шагом направился в отхожее место. Изорвал записку в клочки и утопил в параше. Потом направился в барак — приказа на его освобождение не поступало, а ссориться с бригадиром не стоило — теперь, когда покровительство Скелета закончилось, неизвестно, как и что могло обернуться.

Но в бараке его встретили распоряжением:

— Монах, ступай к дядюшке, он вызывает.

"Дядюшка" — лагерный уполномоченный по внутреннему надзору, встретил Деция почти ласково. Расспросил, нет ли жалоб, невзначай напомнил, что Децию предстоит освобождение, и перешел к делу — к вчерашнему разговору со Скелетом. Деций запинаясь и как бы с явной неохотой, выдал заранее подготовленную версию. Звучала она почти невинно — тянула максимум на пару дней карцера. "Дядюшка" пару раз пытался поймать Деция на мелких противоречиях, но Деций был не из тех, кто на это ведется. Однако опытный "дядюшка" нутром чуял, что дело на этом не заканчивается.

— Эх, Деций, что-то у вас не всё складывается. Ну, посудите сами — все пять лет безупречное поведение, а накануне освобождения — нарушение… и, главное, зачем? Жаль мне, Деций, но не пришлось бы вам задержаться у нас…

Деций понял, что пора отходить на вторую линию обороны. Воровато оглянувшись на запертые окно и дверь, он предложил "дядюшке" сделку — он выдаст кое-какую информацию в обмен на то, что тот забудет про его первое прегрешение. "Дядюшка" клюнул. И Деций сообщил ему про схронку — место, где были припрятаны несколько кусков драгоценного мифрила, одного из тех минералов, ради которых Имперские Копи были созданы и поддерживались, несмотря на все трудности с их снабжением и охраной.

— Интересное сообщение, Деций. Но вы же понимаете, что это надо проверить. Так что задержитесь на пару часиков…

Деция отвели, но не в карцер, как он опасался, а в более приличную камеру — для тех, по кому велось внутреннее следствие. Выдавая схронку, Деций почти не рисковал — это был доверенный ему вчера личный тайник Скелета. Схронка Скелету уже не пригодится, а "дядюшка" будет удовлетворен. Деций знал, что надзиратели, по мелочам, подворовывают имперскую собственность — в каждом уходящем караване была партия "неучтенного" груза. Некоторые центурионы охраны уходили в отставку состоятельными людьми…

Била через четыре, Деция снова вызвали к "дядюшке". Тот попенял каторжнику, что он слишком поздно доложил о тайнике — тот, якобы, был пуст. Но лоснившаяся удовольствием, как у обожравшегося сметаной кота, рожа начальника ясно свидетельствовала, что он врет — Децию для этого никакой эмпатии не требовалось. После этого "дядюшка" подписал Децию пропуск в канцелярию, куда велел отправляться немедленно. Деций заикнулся о своих вещах, но оказалось, что узелок с ними уже принесли. Деций заглянул в него, бегло проверил — всё было на месте, зэка Монаха в каторжном мире продолжали уважать. Напоследок, "дядюшка" строго взглянул на заключенного и напомнил, что "молчание — мифрил". Деций согласился — доносить на "дядюшку" было и бессмысленно, и опасно. Взяв вещи, он направился в лагерную канцелярию.

В канцелярии дежурный центурион, цепко оглядев заключенного и сверив магическую татуировку-клеймо с бумагами, зачитал ему приказ об освобождении — как отбывшего наказание полностью и с примерным поведением. Правда, после этого Децию полагалось еще пять лет поражения в правах — он не имел права проживать в Маате — столице Империи, и в столицах провинций, он не имел права избирать и быть избранным в муниципальные органы власти, в городе, где он оставался долее, чем на три дня, он обязан был зарегистрироваться в префектуре. В остальном же он мог идти куда угодно и заниматься чем угодно.

— Ваш заработок, за время работы в шахте, за вычетом положенного налога, вы получите по этому аттестату в префектуре любого города империи. Отправляться можете с завтрашним караваном — вам повезло со сроком освобождения…. Вот ваши бумаги, распишитесь…. Да, переночевать и поесть можете с караванщиками — в аттестате вам сделают отметку. Всё, поздравляю с искуплением вины и возвращением в общество, господин Деций Наль.

Деций поблагодарил и вышел на улицу, продолжая держать бумаги в руке. Первым делом он проверил пропуск на выход из зоны, затем аттестат. Размер проставленной там суммы его приятно удивил — похоже на то, что Скелет позаботился приписывать ему иногда выработку сверх нормы. Совесть гесперидца, изрядно покрывшаяся за каторжные годы мозолями, его за это мелкое мошенничество не мучила…

На проходной зоны, разгораживавшей два мира — каторжный и вольный, Деция самым тщательным образом обыскали. Он понял, что был прав, уничтожив записку — после побега, все договоренности охраны со Скелетом действовать перестали. Ничего не найдя, его с некоторым разочарованием пропустили, дальше. В помещении медчасти, которое на зоне с висельным юмором именовали "жмурковкой", угрюмый штаб-лекарь, колдун третьего ранга, сделал то, о чем Деций мечтал все годы своей каторги — снял с него ошейник. Освобожденный от димерита, Деций задохнулся от хлынувших в него потоков энергии. Это было сравнимо только с глотком ключевой воды для умирающего от жажды в пустыне. Голова у Деция закружилась, и он крепко ухватился за подлокотники кресла. Колдун наблюдал за ним с сочувственной усмешкой, затем достал из-под стола стакан, в котором бултыхалась на два пальца какая-то мутная жидкость, и дал глотнуть. Глотку Децию обожгло, но в голове прояснилось. Через пару минут Деций впервые вышел за ворота, которые захлопнулись за ним пять лет назад.

Внутренность свободной зоны на вид мало отличалась от каторжной — такие же бараки, пакгаузы… Выделялись только казармы, также играшие роль внутреннего форта, небольшой храм Кнума и далекая крепостная стена с квадратными башнями, построенная между сходящихся скальных стен — Имперские Копи приходилось защищать и от внешних врагов.

Деций быстро выяснил, что других освободившихся каторжников сейчас нет, с завтрашним караваном пойдет он один. После этого он направился к начальнику каравана — молодому мерканцу с острым взглядом. Мерканцев Деций не любил, и хорошо знал, за что, но Джозайя Хигс — так звали караванщика, произвел на него благоприятное впечатление. Особенно тем, что крайне редко улыбался. Деций, похоже, тоже произвел неплохое впечатление на Хигса, потому, что просверлив взглядом его бумаги и его самого, Хигс осведомился, какова его цивильная профессия. Деций назвался лекарем — это была его вторая специализация, после стихии огня. Про третью и основную — обнаружение и классификацию индекса СЭЖ, он, по понятным причинам, предпочитал помалкивать. Хигс мгновенно определил его в подручные караванного мага, по имени Проспер Маасит, и распорядился быть завтра на сборной площадке не позднее семи утра. В том, что, несмотря на внешность Деция, они отнюдь не соотечественники, караванщик явно не обманывался.

Был еще ранний вечер, и спать Децию, несмотря на бессонную прошлую ночь, не хотелось. А вот есть хотелось — лагерный обед он пропустил. Поэтому он направился к трактирщику, у которого столовались караванщики, вольнонаемные и те центурионы, которым надоедал армейский паек. Трактирщик без малейшего возражения принял его аттестат, и поставил на нем отметки об обеде и ночевке. Цена того и другого соответствовали хорошему имперскому отелю, но Деций спорить не стал. Тем более, что трактирщик, подмигнув, предложил ему выпить за счет заведения за "правильного вора Скелета, который всегда жил по понятиям". Осведомленность "вольных" о внутрикаторжном происшествии и, главное, о его некотором отношении к делу, Деция не удивило — такие секреты тут не скроешь. Вино оказалось на удивление качественным, и они выпили еще и по второй, и по третьей. Деций понял, что с отвычки его немного развозит, доел обед и вышел на воздух. Если трактирщик и надеялся узнать от него дополнительные подробности, то он просчитался, "молчание — мифрил!".

Сейчас Деций смотрел в сторону каньона, куда завтра должен был отбыть караван. В перегороженный крепостью проем, между горами, был виден только маленький кусочек вечерней зари над степью. И в точности посредине этого проема, чуть выше зубцов стены, ярко светила необычно крупная голубая звезда — Лазурный Ковчег, обитель богов.

* * *

Дар с трудом удержался на ногах и в удивлении огляделся. Они стояли на плоскогорье, местами покрытом снегом. Было холодно, разреженный воздух свидетельствовал о немалой высоте. Портал выбросил их в ложбинке, где снега намело почти на локоть, но в остальных местах снега было немного, белые островки перемежались с каменными россыпями и желтовато-зелеными пятнами пожухлой травы. Вокруг стеной громоздились пики горных цепей. Обернувшись, Дар увидел такие же пики, и ничего похожего на зеркальный диск, через который они прошли несколько секунд назад. Он провел рукой в воздухе, но магическое зрение уже сообщило ему, что никаких следов портала не осталось. Он выбрался из снега на чистое место и еще раз огляделся. Голым ногам было холодно, но терпимо, и Дар понадеялся, что его шеддовская половина как-то поспособствует умению ходить босиком по обледенелым скалам — в противном случае, далеко он не доберется…

Квинт и Элеана осматривались с тем же сосредоточенным и озабоченным видом, какой, надо полагать, был у Дара. Дар ждал, пока они придут к какому-нибудь решению, поскольку в географии мира Лакаан — он уже привычно именовал его так, он был дуб дубом. Озабоченности добавляло то, что солнце стояло очень низко и явно собиралось вот-вот скрыться за горами. Дару пришло в голову, что все его приключения в новом мире уложились едва в какие-то несколько часов. Если считать, разумеется, с того момента, когда он пришел в себя в камере…

— Что мы знаем? Там — запад, — Квинт махнул рукой в сторону заходящего солнца. — Горы с той стороны ниже — значит мы ближе к западному склону. Следовательно — туда и идти. Пока не спустимся с гор, всё равно точнее не определимся.

— Любопытно, с какой стати владелец замка проложил сюда портал? Что его могло тут заинтересовать?

— А вот это — хороший вопрос… Если тут у него приятели, то стоит держать оружие наготове.

Услышав это замечание, Дар передвинул стреломет, который пока что был ему бесполезен, так, чтобы иметь его под рукой.

Беглецы двинулись к западному краю плоскогорья, держа курс прямо на заходящее солнце.

— Есть хочется, — пожаловалась Элеана. — Квинт, как ты думаешь, тут дичь водится?

— Так высоко я никогда не забирался, — признался центурион. — Бывал в отрогах гор в моем родном Тарсее — там много чего водилось. Козы, горные барсуки, птицы, медведи… Иногда и из Мертвых Земель забредали твари… Надеюсь, что и тут нам чего-нибудь попадется.

— Только бы не иношная тварь — их есть нельзя!

— Это вас, магов, так учат? Тварь твари рознь. Есть обычные животные, только с какими-нибудь особенностями. Я сам, например, на охоте свалил одного такого кабана — голый, без шерсти, клыки — четверть локтя, лапы — как у волка, с когтями. А мясо — вполне обычное, свинина…

Элеана слегка поморщилась, но спорить не стала. Похоже, что и от такого кабана она сейчас бы не отказалась…

Они шли на закат, но более низкая горная цепь, казалось, не приближалась. Впрочем, Дар знал, что оценивать расстояние в горах непривычному человеку трудно. Он внимательно оглядывался по сторонам и первым обратил внимание на странные круги из плоских камней, которые то и дело попадались им на пути. Он указал на них Квинту. Тот остановился, присел, разглядывая, потом сказал:

— Похоже на остатки жилищ какого-то племени.

Дар не понял, и Квинт объяснил, что некоторые племена дикарей делают свои дома из промасленных шкур, и обкладывают их понизу камнями — для тепла и надежности, чтобы зимние ветры не снесли.

— Вот, кстати — глянь, следы копоти. Здесь был очаг.

— Верно. Но они почему-то ушли с этого места…

— Или были перебиты. А, может, попали в рабство к некроманту — для чего-то он сюда портал провесил…

— Так, значит, они могли быть родичами нашего проводника?

— Очень даже возможно. Эти яппи живут во многих местах, и обычно высоко в горах, куда люди с низин не забираются…

Плато полого, но заметно понижалось. Дар уверенно ступал по камням, почти их не ощущая, что вызывало у него некоторое удивление. Украдкой он пощупал свою подошву — она была твердой, словно ороговевшей, что вполне компенсировало отсутствие обуви. Отлично! Одной проблемой меньше. Голода и холода он тоже практически не чувствовал — как видно, прямое поглощение жизненной энергии в какой-то мере заменяло и пищу, и теплую одежду… Дар оглядел быстро темнеющее небо — звезд на нем было мало, в отличие от великолепного блещущего шатра земного неба в горах… И луны нет — сейчас наступит совсем непроглядная темень. Квинт стал спотыкаться, а Дар пустил в ход второе зрение. Элеана взяла Квинта за руку — несмотря на то, что видела она не так, как Дар, она тоже шла вполне уверенно. Квинт был явно не в своей тарелке — он не привык быть беспомощным, а тут его вела девушка, как слепца… Как оказалось, Элеана воспользовалась заклинанием "кошачьего зрения", которое позволяет различать обстановку при самых малейших проблесках света. Квинт пояснил также, что для обычных людей — солдат и стражников, в первую очередь, делают особые амулеты "ночного видения". Элеана виновато призналась, что не умеет изготовить такой — она этому еще не училась…. И в тот миг, когда темнота совсем сгустилась, пространство за вершинами гор неожиданно засветилось переливающимся нежно-жемчужным светом. Дар даже остановился, завороженный этим зрелищем — ему доводилось когда-то наблюдать северное сияние, но это было куда красивее и ярче. Горы загораживали значительную часть неба, ослабляя свет, но и оставшегося более чем хватало, чтобы разогнать ночной мрак.

— Что это? — выдохнул Дар, прежде, чем успел прикусить себе язык.

— Это же Полог богов здесь так отсвечивает, — не понял к счастью его удивления Квинт.

— Ага, — только и ответил Дар, поняв, что ему еще учиться самым обыденным реалиям нового мира, и учиться…

Ночевать среди камней, на ветру, не хотелось, и Дар вызвался на разведку. Он был уверен, что отыщет друзей легко — в магическом плане их ауры он различал издалека, как сполохи костра. Он быстро пошел вперед, выглядывая какое-нибудь укрытие. Нечто вроде тропинки вело в широкую расщелину, вниз, в темноту. Дар прошел еще немного, и перед ним объявилась неглубокая пещерка, скорее — просто впадина между валунами. Несколько валунов помельче образовывали барьер у ее входа — слабая, но единственная защита от непогоды. Между валунами были насыпаны мелкие камни, похоже — искусственно, так что получилось нечто вроде небольшой баррикады. Самое же приятное было то, что в пещерке было немного сухого лишайника — готовое топливо для костра. Дар быстро вернулся — спутники отстали ненамного, и через несколько минут они сидели, тесно прижавшись друг к другу, возле крохотного костерка, который Элеана зажгла одним небрежным щелчком пальцев. Зажатая между двумя мужчинами, она снова выглядела осунувшейся и несчастной.

— Ну вот, — счел нужным подбодрить друзей Дар, — Половину дела мы сделали — выбрались из лап некроманта живыми и невредимыми. По-моему — это уже немало. Сегодня придется перетерпеть, а завтра мы с Квинтом поохотимся — раз здесь когда-то жили люди, значит и дичь найдется наверняка. Не друг друга же они жрали…

Шутка вышла невеселой. Костер быстро прогорел и погас. По-прежнему тесно прижавшись, чтобы сохранить остатки тепла, полусидя, они задремали. Дар держал свой стреломет на коленях, сквозь дремоту он просматривал вторым зрением подходы к пещере. Но, ни человек, ни зверь их не потревожили…

* * *

В это утро Левон, вопреки заведенному десятилетиями порядку, не пошел, как обычно, в кузницу. Он умылся, надел чистую рубаху, которую носил на праздники, и нацепил эмблему цехового мастера, символ покровителя-Кнума — бляху с молотом. Однако за столом, во время семейного завтрака, царило отнюдь не праздничное настроение. Левону предстояло сегодня идти в суд — по поводу долга Мумию, владельцу ссудного банка квартала кузнечных дел мастеров. Долг остался невыплаченным — дела у кузнеца шли плохо. Конечно же, вовсе не от лени или неумения — изделия Левона славились в кузнечном цехе Вольсинии. Да и старший его сын и помощник Урий уже догнал мастерством отца. Но состоянию дел это мало помогало… Изделия ремесленников последние годы расходились плохо. Частная фабрика патриция Лентулла разоряла кузнецов. Что толку, что лемех плуга, откованный Левоном, украшенный гравировкой, с наговором от прадедов, мог служить трем поколениям крестьянской семьи, оставаясь острым и блестящим. Фабричный лемех, грубоватый, безликий, портился через десяток лет, но продавался втрое дешевле. А мог бы быть дешевле и вчетверо — и тогда бы Лентулл не остался внакладе. Хороший же металл, амулеты от жрецов Кнума, качественная работа обходились цеховым кузнецам в копеечку. Вот и редели кузнечные ряды — кто устраивался наемным рабочим на фабрику, кто просто прикрывал дело и съезжал неизвестно куда. Левон пока держался, старался перейти на изделия, которые фабрика еще не освоила. Но трудный год заставил его влезть в долги. Левон переживал от своей беспомощности — его умелые трудовые руки оказывались ненужными… Если суд не даст отсрочку — кузню продадут за долги. Сын Урий не сможет унаследовать дела отца, как это велось в их роду уже неведомо сколько поколений. Урий и так уже засиделся в подмастерьях — давно пора было ему сдать цеховой экзамен и открывать свое дело, жениться, заводить Левону внуков. Жаль, что жена Левона их не увидит — умерла она, уже пять лет как, в год, когда твари Отступников принесли в город Оранжевый Мор. И дочку Эвтику пора замуж выдавать, а приданого нет. Есть, правда, еще младший сын — Пилад, он учился на старших курсах имперской школы чиновников в столице, совсем недавно закончил. Левон давно уже не мог послать сыну ни динария — тому приходилось как-то перебиваться самому…

В суде было людно, шумно и душно. Левон с трудом выяснил у служителя, в каком зале будет слушаться его дело, и поспешил туда. Ему пришлось ждать, пока были рассмотрены два других дела — на каждое у судьи ушло не более трети часа. Наконец, пристав выкрикнул:

— Слушается дело банкира Цераписа Нерфиния Мумия против кузнеца Левона Фабрия!

Банкира представлял адвокат — тощий, суетливый, с крысиными повадками. Судья, багровый от жары и неумеренного потребления гебальского крепленого вина, сидел под кованым изваянием пера Мааты — символа справедливости. Со стороны публики казалось, что острие пера готово вонзиться ему в лысину…

Секретарь монотонно зачитал суть иска — банкир Церапис Нерфиний Мумий представлял копии заемных документов со стороны кузнеца Левона Фабрия, и требовал, в связи с просрочкой уплаты долга, обратить взыскание на имущество ответчика.

— Ответчик кузнец Левон Фабрий присутствует? — не глядя в зал, задал вопрос судья.

— Да, ваша честь, я здесь, — отозвался Левон.

— Вы подтверждаете, что брали в долг и что срок возврата истек?

— Да, ваша честь, но я прошу отсрочку.

— Вы обращались к этой просьбой к истцу?

Адвокат истца засуетился, вытащил еще какую-то бумагу и заявил, что его доверитель поручил заявить, что один раз отсрочка должнику уже предоставлялась.

— На семь дней! — возмущенно воскликнул Левон. — Где я найду за такой срок деньги на уплату! Ведь из-за процентов я и так должен возвращать в полтора раза больше взятого…

— Ответчик не имеет больше права на отсрочку, — объявил его честь. — Левон Фабрий, вы готовы уплатить долг сегодня же?

— Нет, ваша честь, у меня нет таких денег…

— В таком случае — постановляю! — судья громко ударил молоточком по бронзовому гонгу, и мелодичный звон разнесся по залу. — Если сегодня, до захода солнца, долг не будет уплачен, имущество ответчика подлежит конфискации, для аукционной продажи в счет долга. В случае, если сумма имущества превышает сумму долга, остаток вручается ответчику за вычетом пятидесяти динариев судебных издержек. Прошу очистить зал!

— Но ваша честь, моя семья останется без крыши над головой и без средств к существованию!

— Прошу очистить зал! — повторил судья, а пристав, видевший подобные сцены не одну сотню раз, начал надвигаться на Левона…

Шатаясь, Левон вышел из суда и побрел по улице. Ноги сами принесли его к дому старшины цеха. Старшину Диптера Левон знал еще подмастерьем, сам участвовал в приеме от него экзамена на мастерство. Диптер принял мастера вежливо, но в глаза глядеть избегал. И на попытку Левона попросить заплатить за него долг из цеховой кассы твердо, но по-прежнему не глядя в глаза ответил, что это невозможно. Касса почти пуста — у всех сейчас дела плохи.

— И дело не только в этом, мастер Левон. Ты же знаешь, как эти дела велись исстари — если у мастеров не хватало денег на закупку материала, на инструменты — ссуду брали в цеховой кассе. Если у всего цеха проблемы — обращались к городскому префекту, а то и к самому префекту казначейства. И всегда получали необходимое — с проверками, контролем расходов, конечно — а как же иначе? Но даже помыслить о том, чтобы разорить мастеров, пустить их по миру — такого не бывало! А сейчас в канцелярии у префекта какой-то 3-й советник заявляет — нечего у государства занимать, идите в частный банк, берите деньги под залог имущества. А глазенки у поганца бегают, блудливо так — интересно, сколько ему тот же Мумий приплачивает за такое "сохранение государственных финансов"…

— Ну что же, будь здоров, старшина, — Левон поднялся из-за стола, так и не притронувшись к налитому ему бокалу вина. — Извини, если что было не так.

— Это ты извини, Левон, — негромко ответил Диптер. И, в первый раз за весь разговор посмотрев на Левона прямо, добавил: — Если что — приходи с Урием и Эвтикой ко мне. Место найдется…

— Спасибо и на этом, — с горечью ответил Левон, и вышел со двора.

Аукционы проходили в помещении при банке Мумия. Какое ни испытывал отвращение к этому месту Левон, но не присутствовать на продаже с молотка своего имущества он не мог. Торг шел вяло. Аукционист лениво называл предмет и начальную цену, из зала лениво выкрикивали незначительную надбавку. И мастерская, дом, запасы материалов уходили за бесценок. Левон рассчитывал, что выручит, по меньшей мере, втрое больше суммы долга, а на деле оказалось, что сверх требуемого к уплате останутся сущие гроши…. Охваченный горем, Левон не обращал внимания на то, что покупателями была одна и та же пара пронырливых субъектов, в перерывах дружески болтавших с аукционистом…. Не знал он так же, что фабрика Лентулла на две трети принадлежала не самому патрицию, а тому же банку Мумия. А сам банк на три четверти был филиалом мерканского синдиката Западного альянса… Впрочем, последние сведения кузнецу ничего бы не сказали — не его ума это было дело. Прозрение, правда частичное, пришло к нему на следующий день, когда приказчик Лентулла, в сопровождении четверки дюжих частных охранников и судебного исполнителя, явились на двор к Левону и начали сверять имущество с описью.

— Так это ты — покупатель?! — закричал Левон. — Сначала твой хозяин меня разорил, а теперь отцовское и дедовское добро скупает?

Не помня себя, с алой темнотой в глазах, Левон шагнул к приказчику, сжимая кулаки… Тот заверещал и отскочил за спину охранников. Один из них, загородив дорогу Левону, несильно толкнул его в грудь — не балуй, мол, дядя. Левон пошатнулся, на губах его показалась кровавая пена, и он рухнул на землю — сердце старого кузнеца не выдержало, у него случился разрыв аневризма аорты. Дико закричала Эвтика, бросаясь с крыльца к отцу…

Урий не понял, что произошло — он увидел только, как охранник толкнул отца и тот упал. Увидел кровь на его лице. Не глядя, он схватил первое, что попалось под руку и, одним прыжком преодолев расстояние до стражника, ударил… лезвие мотыги работы старого мастера разбило тому череп. Два других охранника повисли у него на руках — Урий стряхнул их, как котят. В этот миг, бледный как полотно, судебный исполнитель разрядил в кузнеца парализующий жезл…

Месяц спустя, молодой человек в поношенном, но опрятном студенческом мундире, с ужасом и недоумением смотрел на заколоченный дом, пустой двор, сорванную с петель дверь мастерской — святой святых кузнечного хозяйства… Потом он кинулся к соседу.

— Дядя Мамий, что случилось, где все мои, — отец, сестра, брат?

Дядя Мамий, грустно положил руку на плечо юноше.

— Мужайся, Пилад, всё очень плохо. Твой отец умер. Брата арестовали и отправили на каторгу за покушение убийство. Только сестра твоя жива и здорова, живет у старшины.

Мамий коротко рассказал известную ему часть истории.

— Вот так это и случилось, — закончил он. — Урия забрала стража, а через декаду его приговорили к семи годам каторги. Старшина, надо ему отдать должное, не поскупился, нанял законника, а то ведь собирались бессрочную дать… но стражник, по счастью, жив остался. И Эвтику старшина к себе в дом взял.

Мамий помолчал, потом осторожно добавил:

— Остановишься у нас? Мы, с тетей Хлоей будем рады тебя видеть…

— Спасибо, дядя Мамий, но я не стану останавливаться… Зайду, попрощаюсь с сестрой, поблагодарю Диптера за участие и поеду обратно. Здесь мне теперь делать нечего…

Дядя Мамий с тревогой глянул на Пилада. Тот смотрел перед собой, крепко сжав губы. Глаза молодого человека были сухи…

* * *

Дар открыл глаза и осторожно, чтобы не потревожить спящую рядом девушку, девушку, потянулся. Верхушки гор окрасились в нежно-розовый свет. "Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос", — промелькнула давным-давно прочитанная строчка. Кстати, интересно, есть ли в списках здешнего пантеона богов аналог Эос? Дар привычно прощупал вторым зрением окрестности и насторожился. Что-то ему не нравилось, только он не мог понять, что именно. Он протянул руку и тихонько тронул Квинта. Тот мгновенно проснулся и сжал в руке стреломет. Ничего не увидев, недоуменно глянул на Дара.

— Я что-то чувствую, — одними губами прошептал Дар. Центурион понял. Он тихонько стал освобождаться от прильнувшей к нему во сне Элеане. Но та тоже спала чутко и встрепенулась. Квинт предупреждающе приложил ей палец к губам.

Дар жестами показал Квинту — прикрывай, и осторожно приподнялся с места. Пригнувшись, он высунул голову из-за валуна, и еле успел ее убрать — здоровенный кол, дротик, просвистел над камнем и ударился в стену пещеры.

— Ложись, — рявкнул Квинт, прижимая к земле девушку. Снаружи раздался хор диких воплей — нападающие поняли, что их обнаружили. Еще насколько дротиков влетели в пещеру. Нападающие не могли встать прямо перед пещерой — мешали скалы, поэтому они вели броски под острым углом, не причиняя пока вреда осажденным. Дар, разогнувшись как пружина, поднялся и нажал спусковой крючок стреломета. Раздался вопль и новый хор завываний, новые дротики ударились о камни. А Дар уже, пригнувшись, передергивал затвор. Квинт, рядом, повторил его маневр, вызвав аналогичную какофонию…

— Кто это — самалиты? — спросила Элеана. Она дисциплинированно лежала на полу пещеры, где ее оставил Квинт.

— Нет, яппи, двоюродные братья нашего проводника, — сквозь зубы проворчал Квинт. — А ну-ка, Дар, еще раз так же — по выстрелу…

Они повторили маневр, но на этот раз без слышимого результата — враги попрятались и не стали отвечать. Дар выпрямился и положил стреломет на камень, оглядывая пейзаж, который ночью разглядеть не удавалось. Они находились на самом краю плато. Прямо, перед выходом из пещеры, громоздились скалы, направо уходила тропинка, по которой они пришли, а налево была обширная площадка, которая, судя по ее виду, заканчивалась обрывом. Площадка была усеяна валунами размером от лежащей лошади, до двух человеческих ростов. За этими валунами укрывались их враги, численность которых была не ясна. Один из яппи, мишень Квинта, валялся на открытом месте — стрела пробила ему горло. Тот, в которого попал Дар, скрылся, и Дар надеялся, что хотя бы вывел его из строя. Лежащий был точной копией их проводника-"троглодита", такой же грязный и волосатый. Только в шевелюре у него был воткнут какой-то раскрашенный предмет — вероятно, боевой знак или амулет…

Дар наклонился, и поднял валявшийся у его ног дротик. Это был кол длиной чуть более полутора метров, с килограмм весом (трех локтей и талант весом, как машинально перевел в местные меры Дар), с кремневым зазубренным наконечником, с талант весом. Судя по расстоянию до валунов, метнуть такой снаряд на пять десятков локтей и более для троглодитов проблемы не составляло…

Краем глаза, заметив шевеление у одного из валунов, Дар мгновенно подхватил стреломет и навскидку выстрелил. Ему показалось, что он промахнулся — не было слышно не звука, но через секунду противник рухнул, наполовину высунувшись из-за скалы. Стрела попала ему в лоб. И теперь из-за соседних камней вновь послышались злобные завывания. Но наученные горьким опытом, троглодиты не спешили подставляться под меткие выстрелы пришельцев. Что говорило о том, что умом они обделены не были.

— Проклятие — с какой стати они на нас накинулись? — спросил ни к кому особенно не обращаясь Дар. — Может попробовать с ними договориться? Ведь проводник-то был вполне разумен и вменяем…

— Ага, станут они нас слушать… Я более чем уверен, что они уже сталкивались с самалитами некроманта, и приняли нас за его подручных. А значит — разговаривать с нами не станут.

— И проводника направляла Сешат — через посланника. Я в этом уверена, — добавила Элеана. Она подползла к баррикаде из камней, за которыми укрывались Дар с Квинтом.

— Я где велел тебе сидеть, — напустился на нее центурион. — Яппи в любой момент могут пойти в атаку — а их, как минимум, по десятку на каждого из нас. Еще получишь дротиком по башке, возись с тобой!

— Я уже дралась с вами рядом — Элеана была не на шутку разозлена этим солдафонским тоном. — И если на вас двоих их по десятку, то на троих уже только по семь.

— Элеана, — серьезно и совсем иным тоном произнес Квинт. — Пойми, пожалуйста, что я за тебя беспокоюсь. Просто послушайся меня, большего я не прошу…

Девушка заморгала — новый тон Квинта ее обезоружил, и злость у нее тут же прошла.

— Квинт, пожалуйста, я ведь и правда могу помочь — ты же видел. Я совсем не собираюсь лезть на рожон…

В этот самый момент, со стороны противника прозвучал протяжный вой. Как видно, он служил сигналом, поскольку сразу два десятка троглодитов выскочили из-за укрытий и ринулись на беглецов. Стрелометы Дара и Квинта сразу свалили двоих, и еще несколько упали от пущенных Элеаной парализующих стрелок-заклинаний. Но остальные начали на бегу швырять дротики, и друзья вынуждены были укрыться за баррикадой.

— Сейчас они навалятся, — Квинт проверил, легко ли выходит "Молния" из ножен. — Делаем по выстрелу и отбиваемся врукопашную. Эли, держись сзади и бей их своей магией, но аккуратно — не задень нас!

— Она уже не "госпожа Элеана", а Эли, — только и успел подумать Дар, но тут над каменной баррикадой показалось сразу несколько низколобых бородатых рож, и стало не до размышлений.

Разрядив в толпу стреломет, Дар взмахнул своей верной цепью и обрушил ее на нападающих. Попал! Отбил направленный в грудь дротик, снова ударил. Щеку обрызгало что-то горячее, и под ноги упала отрубленная рука — адамантитовый меч побратима оправдывал свою репутацию. Мелькнул комок черноты и кто-то с визгом рухнул под ноги — помогла Элеана. Было ужасно тесно, но это скорее помогало, чем мешало — противник мог нападать только по трое в ряд, а Дар и Квинт дрались рядом, словно тренировались в спарринге не один день. Вот Дар взмахом цепи отправляет противника под клинок центуриона. Вот яппи с рассеченным плечом отшатывается, и получает дробящий кости удар цепью…

Дар, в пылу сражения, не обратил внимания на повторившийся вой, но внезапно перед ним не оказалось очередного противника. Он удивленно глянул в сторону Квинта — тот тоже стоял один, подняв саблю, в готовности нанести новый удар. Он был с ног до головы забрызган кровью. Дар выглядел так же… На земле корчилось около десятка тел… Остальные враги бежали. Тут только Дар ощутил боль в левом плече и посмотрел на него — кровоточила рана, неизвестно в какой момент оставленная дротиком. Раньше он ее просто не замечал. Края раны сходились на глазах. Кровь остановилась… Вот остался только белый рубец на смуглой коже… Всё же удобная вещь — быть наполовину шеддой, спору нет!

— Квинт, ты ранен? — тревожный вскрик Элеаны.

— Нет, Эли, пара царапин — не в счет. Мы пока легко отделались!

— А про меня — не спросила… но это я так, про себя… Впрочем, ничего странного, с Квинтом у нее явно уже не просто боевая дружба… Кстати, что-то мы расслабились — бой еще далеко не окончен.

Дар шагнул вперед, к баррикаде, поскользнулся на луже крови и ругнулся на родном языке, когда тяжело раненный яппи попытался впиться зубами ему в ногу. Дар с размаху ударил его пяткой в висок — кость хрустнула. Посмотрев через баррикаду, Дар убедился, что остатки отряда бежавших врагов снова попрятались в укрытиях.

За спиной Дар услышал хлюпающий звук, искоса глянул — Элеана стояла, отвернувшись к скале, ее рвало желчью… естественная реакция для первого серьезного боя. Дар же испытывал только досаду по поводу нелепости этой стычки, которой вполне могло бы не быть. Никаких враждебных чувств к троглодитам-яппи у него не было. Вот самалитов он действительно ненавидел — интересно только, это была его собственная ненависть или отголосок чувств его "прототипа" — легионера Лакса? Эх, найти бы время — разобраться в самом себе…

И опять Дар почувствовал изменение раньше, чем увидел. Холодок, побежавший по спине, возвестил, что надвигается нечто почти столь же опасное, как помощник некроманта в замке.

— Берегитесь, — крикнул он, вскидывая стреломет и вскакивая на гребень баррикады.

Из-за скалы выступила фигура в яркой раскрашенной маске, в головном уборе, напоминавшем виденные Даром фильмы про индейских шаманов, с черным посохом с красным навершием, в сухой лапе. Эта фигура вызвала бы смех, если бы не волна грозной силы, шедшая от нее, и не багровая аура, которая была в магическом плане ярче, чем всё, что Дару довелось видеть за последние сутки… Одновременно, остальные троглодиты выскочили из своих укрытий, и сгрудились по бокам шамана. Дар уголком сознания отметил, что их число уполовинилось, но сейчас шаман занимал его внимание более, чем все остальные, вместе взятые. Дар выстрелил в него, и к своему огромному удивлению увидел, как стрелка вспыхнула в воздухе и рассыпалась пеплом от алого луча, который ударил из навершия посоха.

Бросив стреломет, Дар спрыгнул с баррикады и сделал шаг вперед. Он неосознанно стремился сблизится с противником. А тот, поняв его намерение, вскинул руки и начал выводить в воздухе знаки. Если раньше для Дара все подобные действия были "китайской грамотой", то сейчас в его сознании промелькнула тень понимания — шаман призывал энергию магии смерти, соединяя вместе энергетические потоки… Не успевая додумать мысль, Дар рванулся вперед, как спринтер. В этот момент заклинание шамана оформилось клубком черных безглазых змей, с невероятной скоростью покатившимся в сторону Дара. Машинально Дар вскинул руки на уровень груди, и прочертил несколько ломаных линий. Мелькнул полупрозрачный розоватый щит, но черное змеиное кубло врезалось в эту защиту и разорвало ее… Мимо что-то промелькнуло — это атаковала шамана Элеана, но Дар, уже охваченный змеиными кольцами заклинания, увидел, как шаман небрежным движением отбил атаку. И тут свет стал гаснуть перед глазами Дара — безглазые змеи впились в его ауру, высасывая из нее энергию, подобно тому, как он сам ранее впитывал стражника и мага….

Совершенно не тратя времени на мысленные призывы к шедде, Дар начал преображаться… Внешне он еще не изменился, но шедда в нем яростно зарычал, разрывая незримые змеиные тела и вырываясь из их смертельных объятий. Все это время Дар не прекращал и физического движения — битва в магическом плане на нем мало сказалась, и оскаленные морды троглодитов были уже совсем близко. Разорванный и растоптанный змеиный клубок замедлял движения, но не мог остановить совсем. Дару казалось, что он двигается в чем-то густом, облепляющем, наподобие цементного раствора. Он странным образом видел и перед собой и, одновременно, себя со стороны — гротескная фигура с зыбкими неопределенными очертаниями в ядовито-ипритовом туманном киселе… Два дротика вонзились ему в грудь — он не почувствовал ударов и не изменил темпа — нападавшие отлетели в стороны, как кегли, сшибая с ног товарищей. Новый удар всё того же заклятия возымел на него не больший эффект — на этот раз он просто отшвырнул клубок змей-заклинание, в сторону врагов, которые в ужасе заверещали, когда змеи начали пить жизнь сразу у троих ближайших троглодитов. Дар знал, что его запас жизненной силы стремительно истощается, поддерживая блокаду повреждений от магических и физических ранений, и что очень скоро, в считанные мгновения, этот запас окончательно иссякнет. Поэтому он делал ставку на прорыв любой ценой… и вот уже выдвинувшиеся когти на его чешуйчатых лапах впились в тело шамана…

Дар не знал, испытал ли шаман в свой последний миг то же удивление, которое он видел ранее на лице умирающего некроманта — раскрашенная маска на морде скрывала чувства. Но он успел впитать чужую силу еще до того момента, когда новый удар дротика — в спину, сбросил его и шамана с края обрыва в бездонную пропасть…

* * *

Мэтр Никроций Гарм закончил осмотр трупа своего помощника, и глянул на нового, временного, начальника самалитской стражи. Наемник, последние полчаса водивший хозяина по замку и демонстрировавший потери и разрушения, явно нервничал, пытаясь скрыть свой страх, хотя, по большому счету, тут были только упущения покойного некроманта и прежнего начальника стражи, а не его. Но с мертвецов спрос невелик, а стражнику предстояло объяснять и побег узников, и все неудачи их задержания.

— Достаточно, — сказал, наконец, мэтр Никроций. — Всё убрать — совсем. Материал для опытов мне сейчас не понадобится. Через одно било придешь ко мне в кабинет — скажу, что делать дальше.

Оставив хмурого наемника командовать и гадать, какое распоряжение он получит, мэтр Никроций поднялся к себе. Там он сел за рабочий стол и, положив на его безупречно чистую поверхность обрывок какой-то грязной тряпки, несколько минут его изучал. Нельзя было сказать, что он пребывает в бешенстве — что было бы понятно после столь основательного удара. Такое атавистическое чувство прожившему более двух тысячелетий магу вообще не было свойственно. Скорее он был в глубоком недоумении — в его тщательно разработанный план вмешались совершенно новые неучтенные факторы, вот что было странно. Ну, просто не могли два сбежавших из камер легионера освободить девчонку — за такой защитой, которую он ставил сам! — справиться с живой и немертвой охраной, с его помощником… Каким бы болваном тот ни был, но как маг он был силен, это мэтр Никроций знал хорошо.

А тут еще добавляются неизвестно с чего взбунтовавшийся раб-яппи и какой-то шедда, которого вроде бы вызывал его дурак-подмастерье… А ведь он совершенно ясно запретил дурню делать вызов самостоятельно… Но тот, таки, вызвал — об этом есть не только свидетельство охранников, но и следы в гексаграмме. И где же теперь этот шедда? Никаких следов его пребывания, кроме вывороченного из стенки камеры штыря оков и пары трупов стражи… А ведь и защита в камере девчонки сработала — но на кого и почему она уничтожилась после срабатывания? Такого просто не должно было быть!

Ладно, предположим — шедда каким-то образом удрал, сунулся к девчонке — есть захотел, нарвался на защиту и та его спалила… а сама рухнула, магия умирающего шедды ее нейтрализовала… Одновременно сбегают два легионера — кстати, а кто второй? Охрана уверяет, что его забрал дурень на ритуал вызова, значит, он пошел в жертву и не мог больше появиться, живым по крайней мере — а тут нате, все, кто видел троицу со стен, говорят о девчонке и о двух легионерах, которых вел куда-то раб… Сбегают, значит, освобождают девчонку от димерита, она их выводит… стоп, опять не вяжется… — раб-то тут при чем? Он не мог никому постороннему подчиниться, просто сдох бы, заклинание покорности в ошейнике… И почему дурак-помощник встретил их только в самом конце побега, а не еще на выходе из тюрьмы, как он прохлопал сигнал защитной ловушки?

Мэтр Никроций потер недавно обгоревшую, только что восстановленную левую бровь — девчонка, разумеется, заплатит и за эту шуточку с огнем, но если ее главной целью было сбить настройки телепорта, то своего она добилась — он теперь не знает, в какую из полусотни конечных точек она сбежала. И, что еще непонятно — откуда она снова раздобыла амулет этой суки — Сешат? Теперь она опять закрыта от него, и он не может провести поиск… А она, в насмешку, бросила обрывки своего наряда — на вот, всё равно ничего не найдешь… Но хорошо смеется тот, кто смеется последним — девчонка себя переоценивает. Есть и другие способы… Впрочем, хватит размышлять, пора действовать.

Когда начальник стражи вновь предстал перед хозяином, тот продолжал сидеть за столом, а перед ним лежали красивая шкатулка и завязанный мешочек. Начальник стоял, выжидательно глядя на некроманта. Седоусый ветеран, он в полной мере обладал всеми пороками и всеми достоинствами своего народа — чудовищной жестокостью, подлостью, храбростью, презрением к смерти… Сейчас он прекрасно понимал, что хозяин может одним движением казнить его за провинность, или сделать что-то и похуже смерти. Но он ждал приговора молча, так как просить о чем-либо было бессмысленно.

— Расскажи еще раз, сначала. И почему твои люди не стреляли в пленных, когда их увидели без охраны во дворе?

— Они раньше получали приказ брать их только живыми, господин. И их вел раб, который подчиняется только вам или молодому хозяину… Мои нукеры выполняли приказ, господин.

— А делал ты?

— Я сразу, как только получил доклад о смерти сотника и караульной смены, начал вызывать молодого господина по амулету. Но он не отвечал… Тогда я, со своим полудесятком, направился по следам беглецов. Они шли через подземелье — там трудно выслеживать… И господин знает, что для моих людей определенные места запретны…

— Знаю! Дальше!

— Потом мы нашли молодого хозяина мертвым. И никого больше в доступных нам местах не было. Я выставил караулы, у нас теперь осталось мало людей, никто не отдыхает более четырех часов… Приказал не трогать ничего, и не убирать трупы до вашего возвращения…

Некромант продолжал сверлить наемника взглядом, и тот ощущал себя всё более неуверенно. Мэтр Никроций прекрасно понимал, что наемник, собственно, сделал всё, что было в его власти. Но некромант решал сейчас трудный вопрос — наказать его для острастки остальным, или оставить на вакантной должности…

— Так, слушай приказ, — произнес он, наконец. — Отправишься в Степь, к стойбищу хана Гаюка, к Желтому Шаману.

Наемник посерел. Он прекрасно, как и любой степняк, знал, что такое Желтый Шаман. Даже повидав многое на службе в Безымянном Замке, он бы предпочел, чтобы им занялся сам хозяин, а не шаман….

— С собой возьмешь двух, нет, трех нукеров — из числа тех, кого стоит наказать за нерадивость — выберешь сам. Оставишь их шаману, — после паузы продолжил мэтр Никроций, подмечая, как серость уходит с лица наемника — тот сообразил, что на этот раз был не его черед… — Возьмешь еще этот ящичек и тоже передашь шаману. На словах скажешь — нужна Большая Охота, но дичь взять только живой. Повторишь, что — только живой. Это понятно?

— Да, господин.

— Наймешь новых людей у хана, взамен… убывших, только отбирай кого получше, такие идиоты, как те, что дали себя прирезать в казарме, мне не нужны… Заплатишь хану — деньги в мешочке. Оставляю тебя новым сотником… Что-нибудь не ясно?

— Всё ясно, господин. Когда отправляться?

— Времени нет, отправлю порталом как можно ближе к стойбищу. Через одно било — быть здесь, с… "мясом".

— Тогда я иду готовиться, господин.

— Ступай!

* * *

Способность ощущать вернулась к Дару вместе с дикой болью, подобной той, которую он испытывал, умирая в своем родном мире. Кроме боли не было более ничего — ни света, ни звуков… Словно он опять очутился в камере, под оковами димерита. Напрягая всю волю, он стал отодвигать боль, и это ему частично удалось. Дар попытался понять, где он находится, и глянул вторым зрением. Оно, несколько помедлив, включилось, показав какую-то невнятицу образов. Но это дало и еще один результат — Дар ощутил свою руку. Он попытался ею пошевелить, что-то мешало… Огромным усилием Дар подвинул мешающий предмет и перед глазами вспыхнул свет — оказывается на нем всё это время лежал труп шамана… Дар успел отметить, что свет более похож на ранние сумерки — значит, он пролежал почти весь день. И тут он снова потерял сознание.

Второй раз Дар пришел в себя на рассвете. Боль не отступила, но она ощущалась теперь глуше и более локализовано — в голове, в легких, в животе… Медленно-медленно, Дар сдвинул с себя мертвеца. Что-то с этим мертвецом не так… Голова раскалывалась от боли и кружилась. Он медленно поднял руку. Да, его руки снова стали чешуйчатыми лапами шедды и всё тело, похоже, тоже шеддовское. Ну, так это не страшно. Он уже понимал, что в такой форме его тело гораздо более живуче… Значит, оно и восстанавливалось после ранения лучше. Дар вспомнил, как в него вонзались дротики и поежился. Бр-р-р, омерзительные ощущения… Выжить после такого, да еще и шевелиться — это немалое достижение…

С этой мыслью Дар попытался сесть. С третьей попытки это ему удалось, и он окончательно сбросил с себя мертвеца. Он сидел на каменной россыпи, в окружении снежных сугробов, весь мокрый, покрытый коркой запекшейся крови. Во всем великолепии своего шеддовского облика, которым, к великому счастью, любоваться было некому… Задрав голову, и получив новую порцию жгучей боли в затылке, Дар, оценил высоту, с которой он падал, и подивился, что не расплющился при ударе о камень в лепешку. Чуть позже сообразил, что упал он на слежавшийся снег, подобный тому, который и сейчас лежал вокруг. Но в месте его падения снег растаял, образовав голое пятно, в центре которого сидел сейчас Дар. Он прикинул, какую энергию расходовал его самовылечивающийся организм за эти сутки, и не удивился тому, что чувствовал себя как лягушка, попавшая под асфальтоукладчик…

Потом он посмотрел на труп шамана и понял, что с тем было не так — у шамана была отгрызена голова и отсутствовала рука… Так-с… Ладно, не будем на этом задерживаться, всё равно не поможет…

Медленно-медленно Дар поднялся… ноги ощутимо дрожали и разъезжались. Обрывки того, что было раньше одеждой, свалились на землю. Сделал шаг, второй… и, потеряв равновесие, снова сел, прямо в снег. На том месте, где он лежал ранее, валялись клочки кожи, ткани и обломки трех дротиков. Нет, кажется один целый… Закряхтев, Дар снова встал, вернулся к месту своего падения (- Тоже еще, падший демон… с крыши на чердак падший…) и поднял уцелевшее копье. Опираясь на него, как на костыль, он подошел к шаману и осмотрел тело, на предмет чего полезного. Одежды на колдуне почти не было, так только, пояс с мешочком разных артефактов, и нечто вроде кожаной мини-юбки. Дар не собирался ею брезговать, но одеваться сейчас, в шеддовском обличье, было бессмысленно. А заниматься обратным превращением Дар не торопился — и сил у него еще маловато, и, похоже, не всё еще залечилось… Но и валяться тоже не следует — надо тренировать себя, как после тяжелой болезни… Да, вот еще что — надо посмотреть амулеты. Может там что-нибудь лечебное завалялось?

Перебрав шаманские причиндалы, он выбрал один — впитанные обрывки знаний теперь двух уже магов подсказали ему, что это — то самое. Дар еще раз оглядел сомнительно выглядящий амулет из дощечки, сероватого кристалла и кожаного шнурка. Скреплялось всё это какой-то бурой субстанцией, напоминавшей засохшее дерьмо… Но "перебирать харчами" не приходилось, и Дар приложил амулет к болевшему сильнее всего боку, чуть пониже того места, где у людей располагается сердце — интересно, а у шедд, тоже? Дар всё еще плохо понимал свою нынешнюю анатомию…

В первый момент он не почувствовал ничего, потом от амулета начало идти приятное тепло. Это было не физическое тепло — на ощупь амулет оставался холодным. Но боль внутри, под действием этого тепла, утихала… Через несколько минут ощущение тепла пропало, и Дар понял, что амулет истощил свою энергию. Ну и ладно, пользу он принес… Надо только вздремнуть еще немного… и Дар опустился на каменную россыпь…

Он проснулся, поспав, по ощущениям, не более пары часов. После своего "воскрешения" он не затруднялся с отсчетом времени — какой-то внутренний хронометр в его голове исправно "тикал", сообщая нужный результат. Теперь он поднялся на ноги почти бодро.

Дар медленно прошелся по лощине, оглядывая стены и прикидывая, как выбираться наверх. Результат оказался неутешительный — расщелина представляла собой ромбовидный в сечении, довольно узкий и вытянутый колодец, с почти отвесными стенами. В прошлом, Дару бы и в голову не пришло, что отсюда можно выбраться без сторонней помощи. Но сейчас он думал уже иначе…

Обходя расщелину по периметру, Дар выбирал место для подъема. В конце концов, вариантов осталось два — то место, с которого он падал и более крутой соседний склон, но с узким карнизом, примерно на половине высоты, наклонно поднимавшимся к краю. Дар выбрал первый вариант — если друзья попали в плен к троглодитам, то там, на месте боя, он скорее отыщет их следы. А второго такого шамана, надо надеяться, у троглодитов не найдется, а то это будет уже перебор…. Тут Дар обо что-то споткнулся — это был шаманский посох. Алый камень в его навершии распространял ощутимую силу. Правда, как ее использовать, Дар плохо себе представлял. Но бросать вещь было жалко.

Дар начал собираться — остатками своего пояса и одежды увязал дротик, посох, амулеты и юбку шамана, свой нож — жаль, что цепь где-то затерялась… и закинул сверток себе за спину. Проверил — не развалится ли от тряски и, примерившись, подпрыгнул, впиваясь когтями в каменные выступы…

Подъем занял не менее часа. Неопытного в скалолазании Дара, несколько раз выручала только неимоверная сила тела шедды — он зависал иногда на когтях одной руки. Ободрав местами чешую о камни, содрав один коготь на ноге, он, наконец, перевалился через край обрыва и снова очутился на неровной площадке, где вчера состоялся бой. Площадка была пуста, не совсем конечно — валялись неубранные трупы, которые расклевывали несколько стервятников…. Дар сосчитал тела — похоже, что тут полегли все нападавшие…. Дар легко опознал на следы клинка Квинта, и почернение от вызванного заклинанием удушья — результаты атаки Элеаны. Несколько трупов превратились в обтянутые кожей скелеты — это были те, кто пострадал от второго шаманского заклинания, отбитого Даром.

Итак, друзья, скорее всего, на свободе, может даже ищут его… хотя — вряд ли, они должны быть уверены, что он погиб. Сам он, на их месте, в этом бы не сомневался. Значит — они выбираются отсюда, как и предполагалось с самого начала. Ну что же, пойдем следом, только аккуратно — в нынешнем виде им показываться не стоит.

На плато, в двух десятках локтей от места падения Дара, обнаружился спуск с некоторым подобием дороги. Разумеется, иного выбора пути не было.

Но через четверть лиги дорога разошлась в три стороны — классическое распутье для витязя… Дорогу, которая заворачивала влево и вверх, Дар отверг сразу, она явно уводила в не в ту сторону. Вторая дорога шла почти прямо, и Дар заподозрил, по некоторым признакам на обочине, что вести она должна была к селению троглодитов. А там можно было бы подкрепиться…. Дар непроизвольно облизнулся своей крокодильей пастью и решительно отвернулся. Никакой вражды к троглодитам он по-прежнему не испытывал. Они, конечно же, не отличали их от наемников некроманта и защищались, как умели. Хотя ни малейшего сожаления об убитых в бою, у него тоже не было — сами виноваты… Нет, всё же нападать на яппи он не намеревался.

Третья дорожка сворачивала вправо и вниз, ее Дар и выбрал.

Несколько часов он спускался по петляющей по склону горы тропке, самым внимательным образом следя за окрестностями в обычном и магическом планах. Не сразу, но достаточно быстро он приладился ступать бесшумно, не цокая когтями по камням…. Однообразие скал скрашивали разноцветные бурые, зеленые и серые лишайники, местами росли шипастые кусты и карликовые деревья, цепляющиеся за склоны. Изредка пролетали птицы — Дар обратил внимание, что они не парили, как на Земле в вышине, а старались держаться пониже. Одна из птиц резко спикировала и села на верхушку скалы в паре десятков локтей от Дара. Это был ястреб или сокол — потомственный горожанин Дар не слишком разбирался в орнитологии, с красивым коричневатым оперением. Он разглядывал шедду внимательно, поворачивая гордо вскинутую головку, так что выглядел почти разумным. Дар не удержался и приветственно помахал птице. Та резко оттолкнулась от камня, взлетела, сделав над Даром круг, и унеслась прочь.

Очередной день шел к концу. В животе у Дара отчетливо бурчало. Он вспомнил, что уже двое суток питается в основном невещественной пищей, да и та постоянно расходуется на заживление разных травм. Нет, хватит, надоело ему быть мишенью для всяких ублюдков! Теперь мы будем осторожными… кстати, а это что?!

Кто-то или что-то пробиралось по следам Дара. Памятуя о только что принятом решении про осторожность, и не желая встречаться с возможным противником на узкой тропинке над обрывом, Дар ускорил шаги, выискивая более подходящее для обороны место. Он выбрался на небольшую площадку, с полтора десятка локтей размером, когда из-за поворота показался его преследователь. Это был медведь. Но какой!

С зоопарковскими бурыми мишками (тоже опаснейшими, в реальной действительности, зверями) он имел немного общего. Возможно, так выглядели их земные предки, вымершие в плейстоцене. Огромный, почти по грудь Дару, с высоко приподнятой передней частью тела, отчего казалось, что он идет на задних лапах, только чуть касаясь земли передними, с почти круглой башкой и крутым лбом, зверь производил странное, зловещее впечатление. Встретившись глазами с Даром, он ничуть не испугался шедды, а приостановился и зарычал, обнажив двухдюймовые желтые клыки.

— А когти у него подлиннее моих будут! — подумал Дар, присев у стены на корточки и лихорадочно выпутывая из связки дротик. Его шеддовское тело, казавшееся ему недавно грозным и неуязвимым, теперь представлялось ничуть не лучше обычного человеческого. — Такими лапищами он, чего доброго, меня пополам перервет…. А срастить две половинки и шеддам, наверное, не под силу…. Да что за черт!.. Ага, наконец-то…

Дар выставил дротик перед собой, уперев древком в скалу, и остро сожалея, что тот не на пару локтей длиннее.

— Из всех уже испытанных острых ощущений, мне еще только охоты на медведя с рогатиной не хватало, — мелькнула мысль.

Но медведь нападать не спешил, а медленно обходил Дара по периметру площадки, неотрывно глядя на него запавшими под лоб слезящимися глазками. Низкое солнце, едва высовывающееся из-за горы, освещало его серовато-бурую, как лишайники, шкуру, придавая ей кровавый оттенок. Дар обратил внимание на то, что бока зверя ввалились, а шерсть висела неопрятными грязными клочьями — медведь явно изголодался. И сейчас голод боролся в нем с осторожностью, с опаской перед этим странным новым существом. К сожалению, голод пересилил. Медведь негромко взрыкнул, поднялся на дыбы и пошел в атаку.

Для рогатины дротику явно не хватало длины, а метать копья Дар никогда не учился, и сейчас не рискнул. Поэтому он сделал единственное, что ему оставалось — прыгнул вперед, со всей силы вонзив дротик в грудь зверя, туда, где по его расчету должно было располагаться сердце, и отскочил назад, избегая удара лапами, которые могли сломать ему ребра…. К сожалению, размеры площадки были так малы, что он немедленно уперся спиной в скалу. Медведь издал оглушительный рев, вцепляясь лапами в древко копья…. Он сломал полуторадюймовой толщины кол, как тростинку, но зазубренное каменное острие осталось торчать в ране. Затем зверь ринулся на Дара.

В последнее мгновение, почти чудом, Дар вывернулся из медвежьих объятий, но споткнулся и упал тому под ноги. Зверь с разгону натолкнулся обломком копья на камень, загоняя его глубже, и издал новый рев. Но живучесть его была поразительной, он отскочил, встав снова на четвереньки и, разинув пасть, кинулся на добычу. Дар, в этот момент пытавшийся подняться и тоже стоявший на четвереньках, непроизвольно зарычал в ответ, вцепляясь когтями в жесткую медвежью шесть на шее и удерживая пасть на расстоянии от себя. Смрад из глотки зверя забивал дыхание…. И тут Дар снова встретился с противником глазами и… впитал….

Тяжело дыша после схватки, он поднялся на ноги и пнул лежащую на земле тушу. Та не шевельнулась. Что же, перед ним была честно завоеванная добыча, съесть которую никакой моралью не возбранялось…. Он рванул когтем медвежью шкуру на боку, и та послушно разошлась….

Ночь давно наступила, когда Дар, закончив обращение в человека, поднялся на ноги. Еще с полчаса он потратил, вырезая ножом наиболее аппетитные куски медвежьего окорока, и стирая с себя медвежьи кровь и жир…. Упакованное в кусок шкуры мясо, он обвязал всё теми же обрывками старой одежды и прицепил, на манер страннического узелка, к посоху шамана. Затем приладил себе на бедра кожаную юбочку, хмыкнул.

— Не фрак, но для этого места сойдет, за третий сорт — решил он. И направился дальше. Какая-то ночная птица вспорхнула с ближайшего камня. Дару даже показалось, что это был давешний сокол-ястреб, хотя вряд ли — соколы и ястребы не ночные птицы….

Петляющая тропка вывела его снова неподалеку от того места, где находилась памятная расселина, только значительно ниже. И тут обостренный нюх Дара почуял слабый запах дыма. Люди! Опять троглодиты? Тогда надо обойти стороной. А если это друзья? Поразмышляв пару секунд, Дар сложил поклажу на землю, вынул нож и бесшумно прокрался вперед. Через десятка два шагов, он увидел вход в пещеру. Из нее курился небольшой дымок, а внутри плясали отблески костра. Осторожно, стараясь не потревожить ни одного камешка, Дар подкрался ближе….

* * *

— Сестра, ну как там твоя подопечная, что ты про нее знаешь?

— Только то, что она жива и снова надела мой амулет, последнее тоже хорошо. Мне было бы непросто передать ей другой…

— Тогда я могу сообщить тебе больше — мой посланец видел троих в горах — ее, парня из числа захваченных с нею людей и одержимого с Изнанки. Все они целы и невредимы и спускаются к отрогам одной компанией. Впереди у них нет ничего особо опасного, так что через пару декад они выйдут в степи. Хакес их потерял… во всяком случае, погони нет.

— Амулет прикрывает девочку от него, а про остальных он знает слишком мало для поиска… Спасибо, брат, ты меня обрадовал. Что-нибудь еще?

— Да, я видел кое-что интересное…. Для начала скажи — что ты знаешь про одержимость? Насколько тесно могут взаимодействовать психофизические матрицы человека и шедды?

— Теоретически — как угодно тесно. Вплоть до слияния. Всё зависит от конкретных условий. А к чему этот вопрос, брат?

— К тому, что я видел не далее, чем несколько часов назад… через посланника, разумеется. Этот твой человеко-шедда шел по горам в типичном облике обитателя умеренно-горячих сфер, а затем присел, и в десяток минут обратился в обычного человека. Причем похоже было, что это он проделывает уже не в первый раз… Как тебе такое нравится?

— Замечательно! Я о таком и не мечтала, когда начинала всю эту историю с вызовом существа Изнанки! Ты даже не представляешь, Хор, какие это сулит нам перспективы…

— Ну, не такой уж я невежда, Сешат! Кое-чему Кегата с Фалантом и меня научили… Но, как я уже предупреждал, не перемудри со своими планами, сестрица.

— Благодарю за предупреждение, братец, но я уж как-нибудь сама разберусь, какие планы мне строить…

— Не ершись — мы, вроде, на одной стороне, или нет?

— Извини, не люблю нотаций… Я очень долго продумывала свои планы и вела расчеты. Тысячелетие — это как, немало? Сейчас время уже действовать, а не раздумывать — другая сторона тоже начала игру…

— Ну, смотри, дело твое…

* * *

Из пещеры доносился негромкий разговор. Дар прислушался — разговаривали о нем.

— Завтра осталось осмотреть только дно расселины слева от пещеры, — произнес голос Квинта. — Но надежды всё меньше — двое суток прошло… Трудно представить, чтобы даже такой человек, как Дар, сумел выжить это время.

— Дар — не человек. — это отвечала Элеана, и Дар похолодел. — Поэтому он мог и выжить… во всяком случае, я по-прежнему надеюсь на это.

Воцарилось молчание, в течение которого Квинт, по-видимому, усваивал это замечание.

— Эли, — осторожно произнес Квинт. — Зачем ты так про него? Я вижу, что он сильный маг, только странный… не инициированный он что ли? Или, может быть, — Квинт выговорил это с явным усилием, — может быть он иношный… из тех, про кого легенды ходят, кто выжил в Мертвых Землях, не превратившись в тварь… Но ведь он дрался с нами и за нас, я назвал его братом и я от него не отступлюсь! Кем бы он ни был!

— Кви, ты меня не понял! — голос Элеаны задрожал. — И для меня Дар такой же друг, как… как и ты! Я же не про то говорю! Но я подумала, что тебе следует это знать — Дар не человек, и не иношный, он — что-то другое. Я сама не понимаю — что. Поэтому я и верю, что он мог остаться в живых после того… после чего ни один человек, будь он хоть архимагистр, хоть иношный — не выжил бы. А насчет людей-иношных — ты особо не переживай. Об этом не любят распространяться, но мы, маги, знаем, что почти в каждом роду, где постоянно рождаются дети с сильной долей, в дальних предках был иношный. Вот так!

— Но почему всё-таки ты так решила, что он — не человек? — произнес после новой паузы Квинт. — Ты можешь мне объяснить?

— Мне трудно это сделать, — призналась Элеана. — Я… я это чувствую. Хорошо, попробую по порядку… Ну, во-первых, нет в нем ничего от иношных — я это точно знаю, дед мне показывал характерные признаки — аура и всё такое… Во-вторых… ты вспомни тот бой с шаманом! Ладно, как он с некромантом в замке справился, я не видела — я уже без сознания уже была. А этот некромант, кстати, моего деда — мага далеко не из последних — в несколько минут свалил. И меня — оба раза — и того быстрее… Но тут-то, в последнем бою, я видела всё — с начала и до конца. Да ты хоть представляешь, чем в него шаман запустил?! Нет, разумеется, не представляешь…. Заклинание "поцелуй Мантуса" оно называется, одно из сильнейших, если не сильнейшее из боевой некромагии! Ну, для сравнения, скажу, что будь на тебе хоть защитный амулет хоть от самого архимагистра Лара, ты бы от такого заклинания в полминуты превратился в высохший труп. А я, с тем же амулетом, впала бы в кому и выжила бы только, если меня немедленно отправить на лечение в госпиталь при храме Сешат. А вот Дар, получил два таких заклинания, а еще и несколько дротиков, но добрался до шамана… и убил его, хоть я так и не поняла, как…. Я до сих пор считала, что на такое были только боги способны, да и то — до Разлома….

— А может такое быть, что он из?..

— Нет! — голос Элеаны был строгим. — Квинт, я не знаю, какие у тебя представления о магии и богах, но тут нет места чудесам. Боги не всемогущи — это факт. После Великого Разлома они не могут сходить на землю в телесном виде — это еще один факт. И наша магия, и магия богов имеют единую природу и подчиняются одним правилам — это третий факт. Я знаю, что у тех, кто не получил долю, есть много предрассудков по вопросам магии, но поверь, что всё это так!

— Так кто же тогда Дар?

— Ну, не знаю я! То, что я смогла понять — я сейчас тебе рассказала. И добавлю ещё, что если… что когда мы его найдем, я сделаю всё, что сумею, чтобы его спасти….

Дар громко откашлялся, и спросил:

— Разрешите войти?

Через полчаса, когда первая радость встречи улеглась, а медвежатина жарилась на угольях, распространяя восхитительный аромат, Квинт заметил:

— А мы уж и не очень чаяли тебя живым застать… — и он покосился на грудь Дара, где на смуглой коже выделялись белые рубцы шрамов. Да, конечно, эти шрамы выглядели совсем не так, как должны выглядеть двухдневной давности раны от дротиков, которыми человека протыкают почти насквозь….

Дар отложил нож, которым резал мясо на ломти и вздохнул.

— Сейчас, или никогда, — решил он. — Может быть, они и не стали бы допытываться, а может быть не захотят после иметь со мной дела, но я не хочу больше недомолвок. Расскажу всё, и — будь, что будет.

И он рассказал всё… или почти всё — про склонность его шеддовской половины к людоедству, когда он ее не контролировал, он всё же умолчал. Потому, что у любой дружбы бывает предел… И еще он умолчал про способность впитывать — при всей своей невероятной полезности, при том, что эта способность ему уже трижды спасала жизнь, Дар испытывал какую-то подсознательную неловкость, пуская ее в ход. Что-то неприятное, вампирское в ней было…

— … Ну, а после того, я почуял запах дыма, и нашел вас… — закончил Дар своё повествование.

— Дар, не скажу, будто я хорошо понял, что ты там про перенесение из другого мира рассказывал, — заявил немедленно Квинт, — но для меня ты — человек, мой названный брат, а никакой не шедда!

— Спасибо… брат! — Дар сам не ожидал, что будет настолько растроган этими словами. — Я бы понял и принял любое твое решение, но… — спасибо!

Однако Элеана молчала. Потом задумчиво сказала:

— Так, значит, Сешат через посланника и с вами говорила?

— Да, она назвала меня "человек с изнанки"… нет, не так — "пришелец с изнанки". Не знаю, что это такое.

— С Изнанки? Я что-то такое читала… Ну да ладно, дело не в этом… Но вы вот говорите, что изменяли тело… вот чего я никак не понимаю…

— Ах, вы об этом! — Дар вздохнул с облегчением, он понял, что сомнения Элеаны вызваны вовсе не тем обстоятельством, которого он опасался. — Это я могу показать хоть сейчас… смотрите!

Он протянул вперед левую руку, сосредоточился… Квинт зачарованно смотрел, как рука Дара покрывается чешуей, как вырастают когти… Элеана, же, напротив, приподнялась, и начала делать сделала над трансформированной конечностью знаки — Дар ощутил пощипывание, как от электричества — потом осторожно прикоснулась пальцем…

— Поразительно, — выдохнула она, наконец. — Никогда бы не поверила, если бы не увидела! Кви, это — не иллюзия, это — подлинная трансформация, совершенно невероятно!

Дар запустил обратное превращение и все молча, смотрели, как рука снова становится человеческой.

— Простите, Дар, я вам не поверила, — сказала, наконец, девушка. — Мне просто в голову никогда не приходило, что такое и впрямь возможно… По всем законам магической науки тело человека — очень устойчивое образование, его можно изменить только физическим воздействием или потоком дикой магии. А чтобы вот так, одним усилием воли, без явной энергетической подпитки… Вы — уникум, другого такого сущ… такого человека в Лакаане, наверное, и нет!

— Мы же, вроде бы, были уже на "ты"? — ввернул Дар. — Или бывших шедд положено именовать на "вы"?

Элеана рассмеялась и обстановка разрядилась. Теперь уже Дар начал задавать свои вопросы, не опасаясь, как ранее, демонстрировать свое невежество, а Элеана и Квинт наперебой ему растолковывали, что к чему.

Дар выяснил, что обитаемый мир Лакаана сравнительно невелик (конечно, если мерить по земной цивилизации), и в основном весь сосредоточен вокруг обширного моря, которое называют Морем Жизни. Так было не всегда, а стало после грандиозного катаклизма, называемого Великий Разлом. Это, как удалось понять Дару, была апокалиптическая битва богов, в которой человечество едва не было уничтожено начисто. Место основных событий этой битвы теперь называется Мертвыми Землями и лежит на востоке, как раз за теми горами, по которым они странствуют. Впрочем, как тут же выяснилось, Мертвые Земли в действительности вовсе не такие уж мертвые, а населены немалым числом всевозможных монстров, по здешней терминологии — иношными тварями, которые не столь уж редко забредают в обитаемые земли. Разделяют Мертвые Земли с обитаемыми территориями грандиозные горные хребты, которые тянутся с дальнего севера на столь же дальний юг. На запад от гор лежит Великая Степь и местность, называемая общим словом Раменье. После них начинается собственно империя. Империя в этом мире только одна и носит она название — Лакаанская, а существует уже около полутора тысяч лет. Кроме империи есть и другие государства — Мерканская Республика, Когурский каганат, ханство Самала и несколько еще более мелких княжеств. Про самалитов Дар уже слыхал, теперь же он узнал, что Самала — основная "головная боль" и смертельный враг империи, Раменья и Когура. По своему устройству это — весьма аморфное объединение кочевых племен Великой Степи. Беда в том, что кочевники в своих степях практически неуловимы, а набеги их всегда неожиданны и отличаются крайней жестокостью. Война с самалитами идет много столетий и никакого конца ей не предвидится. Самалиты также нередко служат наемниками у некромантов, работорговцев и прочих малоприятных хозяев…

— Минуточку, — остановил тут Дар рассказ Квинта. — Так получается, что между нами и империей — тысячи лиг этой самой степи и Раменья? И нам через них идти пешочком?

— Да, но это — если сильно не повезет…. А если хоть немного повезет, мы можем встретить караван из Раменья или копей, имперский военный патруль или разъезд княжеской дружины. Всё зависит от того, где мы спустимся с гор, только там, на месте, можно будет сориентироваться точнее. Главное — не попасться самалитам. В лучшем случае — это быстрая смерть…

Про худший случай Дар уточнять не стал, а задал наиболее занимавший его вопрос:

— Давайте вернемся немного назад. Не понимаю, а зачем, собственно говоря, хозяину замка, некроманту, понадобились вы? Со мной вопрос, хотя бы частично, ясен…

Элеана с Квинтом переглянулись, потом Квинт сказал:

— Ну что же, теперь пора и нам про себя рассказать… Я — офицер Этрурийского легиона, третий центурион восьмой когорты. Это — невысокий командирский чин, поясняю, поскольку в наших воинских званиях ты еще не разбираешься. По происхождению — сын владетельного князя Тарсея…

— Ого!

— А что там: "Ого"… Ну, формально, я, конечно, ровня патрициату империи — например, тем же Флакхам, Муциям или Апиям… но, фактически, я — ничто для них… Я ведь пятый в семье, у меня три старших брата и сестра. По традиции, младшие дети князей служат в Империи в департаментах, флоте или армии. Мой брат Лодий — моряк, например. Ну а в эту переделку я попал только потому, что оказался в тот день в карауле. Дед Эли… э-э госпожи Элеаны попросил у городских властей охраны, потому, что предвидел возможность покушения… Долг свой я не выполнил — покушение не предотвратил… А вот о причине покушения пусть сама госпожа Элеана расскажет, если захочет.

— Если не хочешь — не рассказывай, — быстро сказал Дар, увидев, как Элеана закусила губу, а в глазах у нее навернулись слезы.

— Нет, — Элеана сердито тряхнула головой, сердилась она, правда, только на саму себя. — Вы имеете право знать… ведь всё произошло из-за меня… Это мое проклятие… Я была еще до рождения намечена хозяином Безымянного Замка — его зовут Хакес — в жертву богам-Отступникам. Мне это открыла Сешат в своем храме, через месяц после моей инициации… а дед знал и раньше…. Матери я не помню — она умерла сразу после родов, меня растил дед, ну и иногда мы жили у тети с дядей. Тётя — мамина сестра, известная в империи волшебница, дядя, ее муж, тоже знаменитый маг… Сешат предупредила, что есть определенные сроки для жертвоприношения и советовала во время них быть особенно осторожными, и часто переезжать, чтобы некромант нас не выследил. Этот свой амулет богиня мне затем и дала — он, кроме всего прочего, не дает Хакесу вести магический поиск на меня…. Но всё-таки он как-то нас выследил в Этрурии. Сроки для жертвоприношения еще не истекли, но если он меня не поймает в ближайшую пару декад, то следующий срок наступит только через десять лет…

— Значит, постараемся доставить побольше разочарования этому Хакесу, — подытожил Дар. — Прямо даже жалко старикашку — так старался, так старался и всё впустую… Кстати, а что это за Отступники такие и почему другие боги их терпят?

Тут Дар узнал, что Отступники — это как раз те, кто проиграл в теомахии, во время Разлома. Жизнь побежденным победители сохранили "во имя равновесия в мире", как пишут в летописях, и ныне Отступники ведают магией смерти, а боги-покровители — магией жизни. Для поддержания всё того же равновесия, Покровители распростерли над миром магический Полог богов и ограничили присутствие богов на земле только храмами и животными-посланниками. Но подлые Отступники всё время пытаются открыть себе пути в мир, и для этого пользуются услугами своих адептов — некромантов, наподобие Хакеса, а также некоторых полуразумных иношных тварей. Адепты приносят человеческие жертвы, усиливая Отступников и стараясь пробить бреши в защитном Пологе. А жрецы Покровителей и маги Империи их гнусным планам противодействуют.

— Интересно… — задумчиво произнес Дар. — А жертвы они всегда намечают так заранее? Сложная получается наука…

— Нет, обычно всё проще, и жертвы годятся любые, но лучше всего — ребенок с долей — со способностями к магии, то есть, но еще не инициированный… А со мной… это особый случай… это только один Хакес владеет секретным знанием…

— Что же он такого знает… — удивился Дар, но осекся, заметив, как по щеке Элеаны снова побежала предательская слезинка. — Нет, нет, извини дурака, не будем об этом…

— Нет, надо… в общем, Хакес — он почти бессмертный, он жил еще до Разлома и нашел особый способ… обряд, продлевать себе жизнь и постоянно увеличивать свою силу. Для этого ему нужно принести особую жертву, не простую жертву с долей, а своего кровного родственника…

— Так ты…

— Да! — выкрикнула девушка, уже не скрывая катящихся по щекам слез. — Он изнасиловал мою маму, и та забеременела мною… я — дочь Хакеса!

Она уткнулась лицом в колени и разрыдалась…

— Вот оно что… — ошеломленно протянул Квинт. Потом он пододвинулся к девушке и прижал ее к себе. Она попыталась отстраниться, но потом прижалась сама, и так они сидели, пока Элеана не выплакалась.

* * *

Без малого полсотни повозок каравана растянулись на добрую треть лиги. Словно корабли, они плыли в море степных трав, поднимавшихся до ступиц колес. Однообразие бесконечной равнины слева нарушали только редкие холмы и птицы, то взлетавшие, то нырявшие обратно в зеленую поверхность. Была середина Третьего месяца Посева, года от Великого Разлома две тысячи седьмого — самое время травам и хлебам расти и цвести. По правую сторону тянулся бесконечный горный хребет, на который Деций старался не смотреть — нагляделся уже за пять каторжных лет…

Деций сидел на передке своей повозки, рядом с возницей, и слушал болтовню караванного мага о своих студенческих похождениях. Мэтр Проспер оказался совсем молодым парнем с кудрявой бородкой и смешливыми глазами, всего пару лет назад закончившим Академию. Деция он встретил несколько настороженно, но после ряда вопросов убедившись в его лекарской компетентности, быстро перешел к вполне непринужденным отношениям. Каторжное прошлое помощника его не смущало — выпустили, значит — вину искупил, и нечего к этому возвращаться. Деций быстро узнал о своем новом начальнике почти всё — о его семье — хуторянах из Раменья, об учебе в Академии, о планах поступления в аспирантуру по теоретической магии, для чего он, собственно, и таскался с караванами — эта работа оплачивалась очень неплохо и позволяла скопить денег, да и практического опыта давала немало. Заодно Деций понял, почему его так легко взяли в караван на службу, а не пассажиром, за деньги — магу, по штату, полагался помощник, и другому целителю пришлось бы платить жалование. Деций же только отрабатывал свой проезд.

Мимо проскакал охранник — три десятка бойцов Торговой стражи бдительно патрулировали вдоль каравана и в ближайших окрестностях. Хотя караван считался мерканским, а договоры с Меркой были единственными, которые самалиты хоть как-то соблюдали — основная причина, по которой империя вынужденно соглашалась на передачу своих торговых перевозок иностранцам — какой-нибудь шальной отряд, не признающих никакой твердой власти степняков, мог вполне устроить налет. Деций знал, что в таких случаях важно как можно раньше заметить противника. Тактика же сражения была отработана веками. Повозки ставились в круг — их деревянные, обшитые буйволиной кожей стены служили отличной защитой от стрел и дротиков. Внутрь круга загоняли волов и бактрианов, и все караванщики, засев в этом укрытии, отстреливались от врага из стрелометов, самострелов и обычных луков. Дальнейшие результаты целиком и полностью зависели от соотношения сил. Если шайка самалитов была невелика, то, обменявшись стрелами, она обычно уходила восвояси, не дожидаясь контратаки, и искала другую добычу. Если побольше, да еще и с шаманом, то вступал в действие караванный маг, а охрана, при необходимости, вела рукопашный бой с наседавшими врагами. Если же это был крупный набег, силами целого рода и более, то… то после, в степи, долгие годы валялись разбитые повозки и отбеленные солнцем кости…

Каждый караванный старшина вел свой караван собственным путем. Неизменными были только "пункты А и Б" — начальные и конечные крепости и города. Совершая свои стандартные тридцать лиг в день, караван мог значительно отклоняться в пути в стороны, если на то были причины. Начальники караванов этих причин обычно никому не разъясняли, поэтому Деций понятия не имел, почему они забирали сейчас на север, почти параллельно горам, вместо того, чтобы идти в Тарк прямым путем, на северо-запад. Дорог в степи не было, а любые следы трава скрывала очень быстро, так что засады на караванных путях были бесполезны. Но старшина Хигс, как видно, имел какие-то свои соображения, на сей счет, поскольку время от времени сверялся с неким артефактом, который никому постороннему не демонстрировал.

Какая-то суета началась в голове каравана — верховые стянулись туда, затем рассыпались по сторонам. И вдруг прозвучал низкий, зловещий бас сторожевого рога — самый страшный звук в Степи. Сигнал тревоги, сигнал того, что разведка заметила отряд самалитов…

* * *

Через декаду пути даже Дару стало ясно, что они скоро доберутся до конца горной страны. Последний дневной переход вывел их, через один из бесчисленных перевалов, на западный склон горы, чудовищной тушей тянувшейся на тысячи лиг с севера на юг. Еды у них теперь всегда хватало, правда она была довольно однообразная — мясо жареное или мясо печеное. Единственное разнообразие было в сорте дичи и в небольшом ассортименте приправ из разных растений, которые собирали Квинт с Элеаной. Живность в этих местах была совершенно непуганой, и свалить из стреломета козу или влет подстрелить куропатку для Дара и Квинта оказалось детской задачей.

Несколько раз появлялся знакомый Дару то ли ястреб, то ли сокол. Когда он обратил на него внимание спутников, Элеана что-то поколдовала, и авторитетно объяснила, что это именно сокол-сапсан, причем не простой, а посланник. И тут же разъяснила, чей — бога Хора, покровителя Раменья. Сапсан с ними в общение не вступал, только приглядывал, как бы для порядка. Дважды, правда, он специально обращал на себя внимание, и оба раза это было весьма кстати. В первый — они встретились со скальным скорпионом, жуткой тварью в две ладони длиной, прыгавшей с места на полдесятка локтей. Стрелы от его панциря отскакивали, как от броневой плиты, но Элеана рассекла его в прыжке лучом из навершия шаманского посоха — посох Дар передал ей в первый же вечер, после их встречи. Скорпионье жало содержало смертельный яд, который убивал незащищенного амулетом человека в считанные секунды. Этот же яд очень ценился у алхимиков, поэтому Квинт, по просьбе волшебницы, осторожно вырезал конец скорпионьего хвоста и упаковал в вещевой мешок.

Второй раз сапсан предупредил их об весьма неприятном месте — каменной осыпи, которую пришлось обходить, дабы не съехать, вместе с камнями, на пол-лиги вниз.

Дар, наконец, разрешил для себя тайну работы стреломета — оказывается, сходство с духовым ружьем ему приходила не зря, стрела выбрасывалась воздухом, который расширялся от резкого нагрева, вызываемого импульсом маленького невзрачного кристалла. Классическая техномагия… Элеана называла кристалл кнумериумом, и объяснила, что и эти серые камешки, и шикарный алый кристалл в навершии посоха — это всё тот же кнумериум, только разного сорта и качества. Кнумериум служил своего рода аккумулятором магических энергий, он мог их запасать впрок и отдавать. Правда, стоил он немало, составляя львиную долю стоимости всего оружия. А за шаманский кристалл, как заметил Квинт, можно было бы купить неплохой домик в столице…. Кристалла в стреломете хватало на несколько десятков выстрелов, затем он нуждался в перезарядке. Когда Дар забеспокоился на этот счет, Элеана его заверила, что это — не проблема, она вполне способна сделать такую перезарядку, что немедленно и продемонстрировала. Вообще Элеана восхищала Дара всё больше, особенно когда он узнал, что ей не исполнилось еще и шестнадцати лет. Она шла по горам почти наравне с мужчинами, отлично владела кучей боевых и целительных заклинаний, не ныла и не жаловалась на трудности… Дар давно отметил, что у Квинта чувства к ней уже значительно перешли за грань чисто дружеских… Он даже несколько забеспокоился, на сей счет — на предмет совращения малолеток, но один из ежевечерних разговоров у костра открыл ему много нового и неожиданного.

Началось с небольшого досадного эпизода. Устроившись у костра, путешественники отдыхали после утомительного дневного перехода и готовили ужин. Дар задумался, машинально подкидывая веточки в огонь. От размышлений его отвлекло замечание Квинта:

— Кстати, брат, у тебя оригинальный способ поддерживать костер!

Дар недоуменно посмотрел ветки в своей руке, затем глянул ниже и обомлел. Подкидывая хворост, он свободно развалился, и не заметил, как кожаная юбочка, которая составляла всё это время единственную его одежду, задралась чуть выше, чем положено. И конец его немалых размеров "агрегата" высунулся наружу, касаясь веток. Элеана прыснула, а Дар, покраснев, стал одергивать край юбочки. Он довольно сердито начал высказывать названному братцу всё, что он думает по поводу солдафонских шуток при невинных девушках. Но осекся, видя, что друзья уставились на него с огромным недоумением.

— Дар, Эли же инициированная!

— Да, я слышал это несколько раз — но при чем…

— Ну, конечно, ты же ничего не знаешь про инициацию…

И тут Дар получил очередной урок на тему, что "в чужой монастырь со своим уставом не ходят". Оказалось, что инициация магов непременно сопровождается половым актом. Им одним, разумеется, дело не ограничивается, но без такового инициация невозможна. Суть же в том, что хотя магические способности являются врожденными, и проявляются нередко уже в раннем детском возрасте, маг не может ими овладеть сам, для сознательного использования. Для соединения дара магии с самой сутью личности человека необходима инициация. Инициацию старались провести как можно раньше — как только ребенок достигал половой зрелости, т. е. лет в двенадцать-тринадцать. Ее мог провести любой маг, жрец или колдун — магическая составляющая обряда не сложна. В семьях магов инициацию обычно проводил кто-либо из старших — родители, братья, сестры. Когда Дар заикнулся про вред инцеста, его снова не поняли. А когда поняли, то несказанно удивились, и затем объяснили моральные принципы лакаанского общества, в котором вопросы любви, секса и деторождения были настолько отделены друг от друга, что Дар просто обалдел, пытаясь воспринять эту концепцию…

Впрочем, суть он понял. Действительно, в обществе, где никогда не знали лицемерного ханжества монотеистических религий, где для доброй половины населения ранний секс оказывался жизненной необходимостью, где не существовало "венерических" болезней (как и любых инфекционных, кстати), а вопрос нежелательной беременности снимался самым простым и обычно бесплатным заклинанием или амулетом — в таком обществе вопросы отношения полов не могли не отличаться от привычных Дару. При этом, разумеется, здесь существовали и любовь, и верность и обман, и измена…. Очень аморальным считалось, например, прибегать к магическому или алхимическому усилению сексуальных способностей, привлекательности и прочее. Тут Дар не мог не вспомнить фармакологическую секс-индустрию своего мира…

— Ладно, пока хватит, с этим всё равно я так быстро не разберусь, — взмолился Дар. — Скажите-ка мне вот что — а если кого-то не инициировали, что с ним будет?

— Ничего хорошего…. В лучшем случае — при слабых способностях, доля просто затухает. В худшем — при сильных, становится неконтролируемой, спонтанной и сводит своего несчастного обладателя с ума. И для окружающих он становится смертельно опасен — только представь себе безумца, который может нечаянно сжечь дом или человека… Лечению такой неинициированный маг не поддается, его приходится или убивать, или держать остаток жизни заключенным в димеритовые оковы. — Элеану передернуло, похоже, она вспомнила свое пребывание в таких оковах. — Поэтому инициацию и стараются провести как можно раньше…

— А потом, после инициации, как… с этим делом?..

— В каком смысле? А-а… — после инициации подросткам с долей воздерживаться от половых сношений можно, конечно, но не рекомендуется. Поскольку магическая формула контроля зачатия настолько проста, что ее могут выучить даже самые неопытные и слабые колдуны, то проблем тут не бывает…

— Слушай, Элеана, ты говоришь то маги, то колдуны — в чем между ними разница?

— В основном — в силе, в величине доли. Это — от природы. Образование и тренировки долю не увеличат, только позволят ею лучше управлять. Малограмотный шаман кочевников может обладать силой, сравнимой с цивилизованным имперским архимагом. Разница между магом и колдуном в практике — колдун не может обойтись без артефактов, амулетов, подпитывающих его энергией, а маг способен на многое только за счет своих внутренних резервов. Маги высшей категории способны аккумулировать в себе и направлять большие потоки энергии, это делает их грозной силой. Но в знаниях тонкостей магической науки они при этом могут, вообще говоря, уступать средней силы колдуну-ученому. Так мне дед объяснял, — добавила после паузы Элеана.

— Гм, а у меня доля какой величины, интересно…

— У тебя ее оценить трудно, необычная она…. Но больше, чем у колдунов, это точно.

— Кстати, может быть, ты меня немного поучишь? А то я случайно освоил пару-тройку приемов, но плохо понимаю, как они работают…

— Конечно! Давай начнем с чего-нибудь простого, например, вот зажги эту ветку!

— Ой! Да ты не потоком огня кидайся! Сосредоточься на конце ветки, представляй ее горящей… ай!

— Прости, я тебя обжог?

— Нет, ерунда, но насчет твоей доли я, похоже, ошиблась крупно, она у тебя о-го-го!

Правда, довольно быстро выяснилось, что "о-го-го" способности Дара только в стихии огня. Что, как тут же заявила Элеана, наверняка идет от шедды, от магии "горячих" миров. Да и в Лакаане способности "огневиков" встречаются чаще других и проявляются сильнее прочих. Еще неплохо получалось у Дара целительство, но в довольно ограниченном варианте — он мог вливать в пациента порцию жизненной энергии, которая резко активизировала внутренние силы исцеляемого, но часто с неприятными побочными эффектами. А лечить направленно, определенные органы или повреждения, у него не получалось. В остальных трех стихиях Дар продемонстрировал почти полную бездарность, а магию смерти, по общему консенсусу, решили не трогать, во избежание, так сказать… Вывод Элеаны был следующий — Дару нужно серьезное обучение, пока что он проявляет только те способности, которые ему достались "от природы".

На этом вечерний урок Дара закончился, и они улеглись спать.

* * *

Очередь посетителей подошла к концу, и Пилад с облегчением вздохнул. Отделение канцелярии общественного призрения, в котором он работал уже третий месяц, в приемные часы было всегда переполнено. Причем, как легко догадаться, вовсе не нобилями или патрициями… Работа тут была непростой и считалась непрестижной. Сюда приходили вдовы и сироты, оставшиеся без кормильцев, разоренные фабриками и банками ремесленники, бывшие крестьяне, ищущие и не находящие в городе хоть какого-нибудь заработка… За недолгое время перед Пиладом прошла такая вереница человеческих страданий и несчастий, что его собственные семейные проблемы несколько потускнели.

Он успел получить свидание с братом перед тем, как того отправили на галеру, отбывать срок гребцом. Чиновник заверил Пилада, что при условии хорошего поведения, брату, после отбытия половины срока, положен перевод на более легкие работы, на общественном строительстве. Урий выглядел подавлено, не только из-за предстоящего тяжелого наказания, но и из-за того, что узнал на суде — совершенное им покушение было несправедливым, отец умер не от удара наемника, тот к нему едва притронулся…. Пилад передал ему узелок с вещами и едой — то, что мог купить на свои более чем скромные доходы. Брат безучастно поблагодарил и немного оживился только, когда Пилад передал привет от сестры, Эвтики. Так они и расстались.

Хотя прием посетителей закончился, рабочий день Пилада продолжался. Старик Сепий, начальник отдела, служивающий последний год перед пенсией, заварил свой традиционный стаканчик кипрея. Пилад собрал бумаги по тем делам, по которым надо было слать запрос в вышестоящие инстанции, и понес начальнику на визирование. Тот их сложил в папку — он никогда ничего не подписывал, не прочитав, хорошая привычка, благодаря которой его ожидала пенсия с отличием. Сотрудники неторопливо сортировали бумаги, перебрасываясь репликами в основном на три вечные темы — ставки на дромедарьих бегах, последние матчи высшей лиги по водному поло и успехи у любовниц… Пилада все три темы интересовали мало, поэтому он считался в отделе "белой вороной". Приведя сегодняшние дела в порядок, подготовив материалы на следующий прием, он дождался вечернего колокола и покинул канцелярию.

Пошел он не домой, как можно было ожидать, и не на встречу с любовницей, как поступили бы девять десятых его сверстников. Молодой чиновник отправился в квартал средней руки нобилитета, место жительства отставных чиновников среднего ранга, оптовых торговцев и обедневших патрициев. Подойдя к дому, выглядевшему скромнее прочих, он постучал молоточком в дверь. Выглянувший привратник пропустил его без вопросов, что свидетельствовало, что Пилада тут хорошо знали.

Он прошел сразу в атриум, который был заполнен гостями. Его сердечно приветствовал хозяин дома Струвий — потомок в третьем поколении осевшего в империи мерканца, пламенный ревнитель (как это часто случается с обимперившимися иностранцами) всех старинных имперских традиций. В свою бытность на государственной службе, Струвий написал несколько меморандумов о падении нравов и путях их исправления, и подал их на высочайшее имя, по команде. Но в ответ получил только стандартные отписки из канцелярии двора, что "Император благодарит господина Струвия за проявленное усердие и радение о благе отечества". Коллеги стали над ним хихикать и Струвий, обидевшись, подал в отставку, что удивительно совпало с получением им части наследства от дальнего родственника-ростовщика. Наследство позволило Струвию не заботиться о заработке, и он занялся написанием статей в газеты, всё про ту же необходимость исправления нравов. Статьи эти иногда даже печатали. Кроме того, Струвий устроил у себя нечто вроде политического салона для либеральной интеллигенции. Участники салона обменивались идеями на тему исправления общества и возврата к добрым старым временам расцвета цехового ремесла и общинного земледелия. При этом действительную жизнь ремесленников и земледельцев интеллигентные пустомели, как это обычно водится, знали не лучше, чем обычаи полулегендарного оркейского княжества…

Пилад вошел в этот салон благодаря чистой случайности. Ему попалась одна из статей Струвия про упадок нравов, который вызывает разорение ремесленников. Пилад, под свежим впечатлением от судьбы отца и брата, написал в редакцию довольно резкое письмо, в котором доказывал, что причиной разорения являются не испорченные нравы, а безбожные проценты по ссудам и отсутствие помощи ремесленным цехам со стороны государства. Редакция переслала его письмо автору статьи, а тот, вместо того, чтобы оскорбиться критикой безвестного юнца, заинтересовался его логикой и пригласил Пилада выступить в своем салоне. Так Пилад оказался в этом кругу, в который при иных обстоятельствах он вряд ли бы попал.

Он сделал доклад, на основе своего письма, и этот доклад привлек к нему внимание, хотя и не слишком большое. Хозяин же салона горячо поддержал молодого человека, и с тех пор не уставал подчеркивать, что ранее они недостаточно внимания уделяли влиянию на нравы мерканского капитала и ростовщичества. Пилад, стал чем-то вроде эксперта по экономике и финансам в салоне. Будучи честолюбив и добросовестен в любом деле, за которое он брался, Пилад стал еще больше внимания уделять изучению экономической жизни, чтобы поддерживать свою репутацию. В салон входили несколько чиновников разных департаментов, помогавших ему в сборе свежего материала, который в ином случае попал бы к нему с большим опозданием — в империи статистические отчеты правительства принято было публиковать не чаще раза в пять лет. Пиладу, в частности, удалось установить четкую и однозначную зависимость между ростом совокупного частного финансового и промышленного капитала в Империи, и ростом числа бедняков и мелких преступлений против собственности. Это наглядно демонстрировало увеличение пропасти между богатыми и бедными и усиление социальной напряженности. Струвий предложил Пиладу опубликовать свои исследования отдельной книгой и обещал свое содействие в издании. Именно для обсуждения этого вопроса молодой человек и пришел сегодня в салон. Но ему надо было еще дождаться момента, когда хозяин сможет уделить ему время — тот был занят общением с гостями. В задумчивости, машинально здороваясь и раскланиваясь, Пилад подошел к накрытому триклинию и взял кусок пирога — он почувствовал голод после рабочего дня.

Как обычно, самая большая группа гостей толклась вокруг Майсы. Эффектная молодая когурка собирала всегда кучу желающих с нею пообщаться. Пилад тоже не остался равнодушен к чарам Майсы — и ему казалось, что та проявляет к нему больше внимания, чем к остальным. Майса и ее подруга-соотечественница Таиса были аспирантками Академии магии. Майса, где бы она ни появлялась, всегда оказывалась в центре внимания. Ее реплики были остроумны, суждения — точны, а обаяние — неотразимым.

В противоположность ей, Таиса почти всегда была незаметна в тени подруги. Многие молодые люди, и Пилад в их числе, удивлялись, зачем Майса всюду таскает за собой подругу. Впрочем, люди житейски более опытные, этому как раз ничуть не удивлялись…

Сейчас собеседники Майсы оживленно обсуждали последние политические события — речь сенатора-нобиля Дукса о вреде излишних государственных налогов. Ни для кого не было секретом, что Дукс — ставленник банковского консорциума — радеет о прибылях своих хозяев. Но в речи он, конечно же, говорил о бремени налогов для широких народных масс и, исподволь, проводил мысль о том, что государство зря растрачивает деньги. Больше всего он критиковал государственные предприятия — за "нерентабельность".

— А что вы, Пилад, об этом думаете? — раздался рядом с ним чей-то голос. Повернувшись, Пилад с некоторым удивлением увидел, что вопрос задала Таиса. Обычно она помалкивала, не вмешиваясь в подобные споры. Поэтому-то ее считали не слишком умной, не замечая, что Майса нередко, по каким-либо сложным вопросам, обращалась к подруге и получала от той быстрый и четкий ответ. Вот и сейчас Пилад с сожалением посмотрел на кружок вокруг Майсы, где его не слышали, но всё же вежливость взяла в нем верх, и он ответил девушке:

— Я думаю, что Дукс — демагог. Рентабельность вещь хорошая, но есть кое-что и поважнее. Госпредприятия придают экономике устойчивость, задают стандарт качества и отношения к работникам, для всех остальных. Да и их нерентабельность Дукс преувеличивает, я недавно просматривал статистику…

— Но его призывы к уменьшению налогов многим нравятся. И он набирает популярность.

— Да, и это очень скверно. Уменьшение налогов, к которому он призывает, для большинства — ремесленников, мелких торговцев, составит сущую ерунду, считанные динарии. А для банкиров и крупных промышленников это будут тысячи. И казна этих тысяч не досчитается, не сможет проводить даже нынешние куцые социальные программы.

— А вы не хотите попробовать это разъяснить в статье?

— Я бы с удовольствием, но не знаю, сможет ли Струвий добиться публикации такой статьи. Сейчас всё больше газет оглядывается на консорциум и не захочет идти против Дукса…

— У меня есть друзья в газете, которая не зависит от консорциума.

Пилад с еще большим удивлением посмотрел на девушку.

— И в какой же, если не секрет?

— В "Обществе и Науке".

Пилад призадумался. "Общество и Наука" была некрупной газетой, но ее издательство финансировала Гильдия магов. И Пилад знал, что ее читают многие влиятельные люди. Но откуда у Таисы могут там быть друзья? Впрочем, взаимоотношения магов — дело весьма темное… Да, но ведь маги не вмешиваются в политику, так что вряд ли они примут политическую статью. Последнее соображение Пилад высказал вслух.

— А вы напишите не политическую статью. Вы напишите статью научно-популярную — об исследовании налогов и рентабельности. Магов и не только магов интересуют научные соображения на тему экономики и общества.

А ведь это идея! Пилад смотрел теперь на девушку с уважением. Действительно, многое из того, над чем он работал, является, прежде всего, научным исследованием. А уж во вторую — касается текущей политики.

И Пилад, не задумываясь, высказал свое согласие. В тот момент он не подозревал, во что оно выльется со временем.

* * *

Дар, выцеливавший куропатку на ужин, задержал выстрел — сапсан-посланец резко спикировал на камень, рядом с ним, и уставился черными бусинками глаз на полушедду. Куропатка с треском взлетела, и исчезла среди серых, поросших желтоватым плющом скал.

— Ну вот, испортил охоту! — с досадой сказал птице Дар. — А мог бы и помочь — сбить куропатку. Чай, для тебя это — не работа, твои ловчие собратья охотникам помогают, а не мешают.

Сапсан молча мотнул головой и Дар с удивлением увидел, как на камни упала какая-то цепочка, которая до того висела у птицы на шее. Посланник взлетел, сделал круг над цепочкой, обращая на нее внимание Дара, и круто взмыл в небо, к верхушкам гор.

— Это мне?

Отвечать на риторический вопрос было некому. Дар осторожно поднял амулет — в том, что это амулет, он уже ни секунды не сомневался, опыта он понабрался за две последних декады… Тонкое серебристое плетение металлических колец замыкалось на бляшке того же металла, с гравированным изображением летящей стрелы, в наконечник которой был вделан прозрачный кристаллик кнумериума. Определить назначение амулета Дар не мог. Прицепив подарок к поясу — карманов в его юбочке не водилось — он продолжил охоту, товарищи ждали ужина. Заняло это немного времени — непуганой дичи в предгорьях, в которые они сейчас выбрались, водилось множество. С одной стороны, это было хорошо. С другой — свидетельствовало об отдаленности от обжитых мест…

Костер в уютной ложбинке между скалами, где они устроились на ночлег, уже прогорел до углей — как раз подходяще, для жарения добычи. Рядом журчал горный ручей, в этих местах уже сравнительно спокойный. Следуя этому ручью, они и спускались с гор последние несколько дней. Квинт с Элеаной о чем-то беседовали, пересмеиваясь, но Квинт исправно вскочил на ноги с оружием наготове, как только услышал легкие шаги Дара. Конечно Дар слышал намного лучше и дальше, и Квинт это знал, но и его реакция была отличной, сказывалась выучка уроженца Раменья. Когда куропатка, обмазанная в глине, уже пеклась на огне, Дар протянул Элеане амулет:

— Что ты про него скажешь?

Волшебница только глянула на пластинку, и тихонько вскрикнула: "Откуда это?". Дар рассказал. Девушка задумчиво изучала подарок бога, делала знаки над ним, затем со вздохом вернула его Дару.

— Могу только сказать, что магия в нем неощутима. Но и в моем амулете — от Сешат она тоже не ощутима. Ты его не одевал?

— Пока нет.

— Не думаю, чтобы Хор питал к тебе плохие чувства. Я бы советовала попробовать его надеть. На крайний случай, я буду наготове…

С небольшой опаской Дар надел цепочку на шею. Некоторое время он прислушивался к своим ощущениям — немного странного холода и стеснения, всего на несколько мгновений, более ничего. Для проверки он создал в ладонях огонек — он уже намного лучше управлял своими огнетворными способностями, чем раньше.

— Не знаю, я почти ничего не ощущаю, кроме холодка… ну, как от мяты во рту…

Элеана сделала перед ним знак и глаза ее удивленно расширились. Она повторила знак, затем сделала еще несколько. Магическим зрением Дар видел, как струны магической энергии из ее рук обвивают его и… пропадают внутри амулета.

— Очень интересно! — сказала, наконец, волшебница, прекратив свои эксперименты и усаживаясь к костру. — Я теперь ощущаю тебя как самого обычного человека, бездольного. И твоя странность… твой шедда… они совсем мной больше не воспринимаются! Вероятно, в этом и есть смысл подарка Хора — маскировка для твоего пребывания в нашем мире. Я раньше об этом как-то не подумала, но появись ты таким, как раньше, в любом храме…. да что там, в любом городке — и ты поставил бы на ноги всех магов и жрецов в округе!

— Очень заботливо со стороны бога охотников и путешественников! При случае, обязательно поблагодарю его через посланника…

В этот момент Квинт объявил, что куропатка готова, и они приступили к ужину. Больше подарок Хора они не обсуждали.

Еще через день пути, горные отроги как-то сразу перешли в редкие россыпи валунов, в покрытой высокой травой долине. Теперь впереди виднелись только невысокие зеленые холмы, на которых росли кустарники и отдельные группы деревьев. Ручей, вдоль которого они следовали, почти скрылся в траве, сплетавшейся над его руслом в сплошной туннель. Степное разнотравье, после довольно скупой флоры гор, ошеломило Дара, и напомнило о давно покинутой "доисторической" родине… Он представлял себе огромные стада пасущихся в степи лошадей, быков, антилоп… а, кстати, надо выяснить у друзей — кто здесь на самом деле водится! Оказалось — быки, антилопы, степные ягуары, львы и волки. И бактрианы — двугорбые верблюды. Лошадей мир Лакаана не знал вообще! Вернее — знал когда-то, но уже тысячелетия, как они превратились в легендарных до-Разломных существ. Основной ездовой силой были на севере — бактрианы, на юге — их родичи, одногорбые дромедары. Третий верблюжий родич — лама, низкорослый и безгорбый, разводился исключительно на шерсть и мясо. В повозки впрягали домашних быков — небольших и намного более смирных, чем их дикие сородичи, или волов — магически укрощенных быков другой, более крупной породы. Дромедаров или бактрианов для этой цели использовали редко и, по большей части, только в городах, для карет и прочих чисто пассажирских средств передвижения — в упряжке они ходили неохотно, хотя и быстро.

Плоская степь впереди просматривалась на немалое расстояние и всюду была одинаково пустынна. Квинт мог сказать только очень приблизительно, что выйти они, скорее всего, должны были недалеко от южной части Раменья. Поэтому, вариантов дальнейшего маршрута могло быть два — или вперед, на запад, в сторону Моря Жизни, или на север, в надежде выйти к пограничным южным крепостям и хуторам. Элеана склонялась в сторону первого варианта, у Дара своего мнения не было, так что решили идти на запад.

— И вот еще что, надо продумать, что мы скажем, если встретимся с имперским или пограничным патрулем. — заметил Квинт. — Врать нельзя, но и лишнее болтать тоже не стоит. Ну, Элеана — из рода Апиев, племянница мэтра Гистоса и метрессы Летии, ей особенно представляться не надо. Я — центурион Этрурийского легиона. Мы оба были похищены в Этрурии — дело это должно было быть громким. Бежали из плена по горам. Это уже вызовет вопросы, рассказывать будем самое основное — сражение с яппи, остальное — несущественно. Теперь Дар — он мой побратим и… ну, например, горец, с границ Арктании, тоже был в плену и бежал с нами. Так к нему будет меньше вопросов — а рассказывать про свои обычаи он может что угодно, про них всё равно никто ничего не знает…

— Горец — это неплохо, — согласился Дар. — А по облику я разве на северянина похож?

— Конечно, — с некоторым недоумением ответил Квинт. — Смуглый, темноволосый — на кого же еще? Ты же не белокожий и рыжий, как южане-когурцы…

— Вот те раз! — подумал Дар. — Да, надо побыстрее избавляться от стереотипов земного прошлого…

Они стояли у подножия очередного холма, на котором рос кустарник с крупными фиолетовыми ягодами — местная разновидность ежевики, которой они с удовольствием полакомились, — когда Квинт предложил залезть на дерево и осмотреться. Подходящее дерево — высокое, но кряжистое и удобное для лазания, росло как раз на этом холме. Квинт оставил свое снаряжение Дару и ловко, демонстрируя немалую сноровку, полез по ветвям. Наверху он находился с четверть часа, вернулся озабоченный и сообщил, что в лиге на север он заметил дымок костра. В этой части степи можно было встретить кого угодно — от охотников из Раменья и имперских разъездов, до бандитов, беглых каторжников и самалитов. Так что выяснить, что за люди жгут костер, было важно. Просто попытаться уйти, в этой ситуации было бы неумно — если там друзья, то они сами отказывались бы от помощи, которая им была нелишней, а если враги — то всадники их догнали бы в считанные часы, а укрыться от погони в степи непросто. То, что незнакомцы могли оказаться так же как они, пешими, было практически невероятно, пешим в Великой степи делать нечего.

После небольшого спора, Дар убедил друзей, что идти на разведку следует ему. У него единственного есть сразу несколько преимуществ — магия, физическая сила шедды и обостренное восприятие. Договорились, что друзья его ждут два часа, а затем действуют по обстоятельствам. Проверив свое несложное снаряжение — нож, стреломет, амулет Хора, Дар быстрым шагом, пригибаясь, двинулся по высокой траве в направлении дымка.

Через полчаса он подобрался настолько близко, что уже ощущал и запахи — дыма, людей и каких-то животных. Бесшумно скользя в травяном море, он осторожно выглянул из-за гребня холма.

У костра сидели трое. Двое почти не отличались внешностью от стражников в замке, только одеты были несколько победнее. Третий был более рослым и светловолосым, вероятно полукровка… с этими, как их Квинт называл? С когурцами? Сын когурской рабыни, захваченной в бандитском набеге, и ставший в ряды врагов своего народа…

В стороне паслись шесть стреноженных верблюдов — дромедары. Очень похожие на их земных собратьев, но более стройные, поджарые и явно более быстрые в беге. И горбы на их спинах были заметно меньше, не горы жира, а так, холмики, создающие удобную подпорку для спины. А вот высокомерно-презрительное выражение морд было в точности таким, какое запомнилось Дару из посещенного в последний раз зоопарка…

Три основных скакуна, оседланных и три запасных, заводных. Вот это стоящая добыча!

Дар не собирался разыгрывать из себя героев боевиков и нападать на превосходящего в численности противника открыто — при одной мысли об этом у него начинало ныть в тех местах, куда не столь давно попали дротики троглодитов-яппи. Он осторожно пристроил к бою стреломет и поморщился — расстояние было слишком велико. Что же, надо попробовать подобраться ближе…

Дар пополз в траве, стараясь на выглядывать, чтобы не выдать себя. Но навыков спецназовца ему явно не хватало — его заметили, скорее всего — по шевелению травы. Он услышал визгливые команды, и тогда поднялся во весь рост со стрелометом наизготовку.

Один из врагов стоял напротив, вскинув арбалет и тоже изготовившись к стрельбе. Двое других, с саблями наголо, бежали с двух сторон навстречу, грамотно оставляя арбалетчику сектор обстрела открытым. Дар и самалит выстрелили одновременно и оба промахнулись — Дар из-за слишком большого для стреломета расстояния, самалит — из-за неожиданности и бокового ветра.

Эффектно вскинув руки открытыми ладонями вперед, Дар произнес формулу и два потока огня сорвались навстречу приближающимся врагам. Они ударили им прямо в лица и… бессильно растеклись, едва опалив брови — у самалитов оказались защитные амулеты. Единственным результатом этой магической атаки стало то, что противник на секунду-другую замешкался. Вот и доверяй после этого всякой магии, ангидрид её перекиси! Искать в своем скудном волшебном арсенале что-то иное или размышлять уже было некогда и Дар, выхватывая нож, шагнул навстречу ближайшему противнику. Секунды снова начали растягиваться…

Дар нырнул под замах противника, и, согнувшись, из этого крайне неудобного положения ударил, целясь ножом в шею самалита. Из пробитой артерии ударила струя крови и самалит пошатнулся. Дар резко выпрямился, его левая рука проросла когтями и вцепилась врагу в плечо. Он резко развернул самалита и подставил его тело под удар сабли полукровки, который уже набегал справа. Напрягая все силы, он швырнул труп первого противника (а что у него в руках уже труп он почувствовал мгновенно) во второго — удачно, полукровка не удержался на ногах и упал. Он поднялся почти сразу, но Дар уже стоял рядом. Самалит нанес удар саблей, стоя на одном колене, снизу вверх, а Дар отбил его когтями левой руки. Закаленная сталь заскрежетала, встретив более прочный, чем она сама материал… На лице самалита отобразился ужас, когда он, в свой последний миг, понял, что сражается не с человеком. Тут Дар нанес ему удар рукояткой ножа в висок. Полукровка рухнул ничком в траву — с проломанной костью. Дар развернулся к третьему врагу, который в этот момент закончил перезаряжать арбалет. Дар кинулся к нему зигзагом. Нервы у самалита не выдержали. Выпустив стрелу и даже не глянув, попала ли она, он бросил арбалет и кинулся к верблюдам. Дар подбежал к нему в тот момент, когда самалит уже сидел верхом и обрубал путы на ногах своего дромедара. Остальные животные в ужасе ревели, отшатываясь в стороны — Дар уже был более шеддой, нежели человеком. Самалит заверещал и махнул в сторону Дара саблей, сталь взвизгнула, снова встретившись с когтями. А секундой позже, когти пробили толстую куртку с металлическими накладками, и сдернули самалита с седла. Освободившийся дромедар галопом помчался прочь, а Дар притянул к себе парализованного ужасом пленника и впитал его.

Вернув себе человеческий облик, Дар с сожалением посмотрел в ту сторону, куда сбежал верблюд — его уже было не догнать. Он подошел к оставшимся животным, которые, не в силах сбежать, пятились от него и дрожали крупной дрожью. Он крепко ухватил ближайшего за удила и вскочил ему на спину. Дромедар продолжал дрожать, но сопротивляться седоку не смел…

Убедившись, что он сможет управлять дромедаром, Дар слез и занялся сбором трофеев. Он с удовольствием выкинул обрывки кожаной юбочки, которую таскал последние декады, и переоделся в одежду полукровки — она оказалась впору. Обулся — это тоже было приятно, хотя к ходьбе босиком Дар уже давно привык. Самалиты носили толстые кожаные куртки с нашитыми стальными пластинами, кожаные штаны до колен и нечто среднее между сандалиями и мокасинами на ногах. Шлемов или даже шапок у них не было, их заменяли собственные спутанные и пропитанные каким-то вонючим жиром волосы. Сабли у них оказались средней паршивости, ножи — тоже. В мешках были грязные одеяла и немного еды — это Дар прихватил. Затем он связал поводья верблюдов, освободил их ноги от пут и сел на того, который ему подчинился первым. После чего не торопясь поехал обратно, к месту, где оставались друзья.

* * *

Не прошло и двух десятков минут после тревоги, а караван, как огромная гусеница, свернулся в кольцо. Подгонять никого не приходилось, люди трудились молча, с максимальной быстротой. Деций стоял в центре этого кольца, с лекарскими принадлежностями наготове, а маг Проспер — на крыше одного из фургонов, рядом с начальником каравана. Все промежутки между фургонами ощетинились разнообразным метательным оружием. Ожидание затягивалось, но это никого особенно не тяготило. Оставалась надежда, что отряд самалитов не слишком велик и просто побоится нападать на готовый к обороне крупный караван.

— Вон они! — закричал кто-то из наблюдателей.

— Издалека не стрелять, подпускать ближе! — это начальник охраны. Команда правильная, но кто-нибудь наверняка не удержится от дальнего выстрела…

Децию было не по себе. Какое-то нехорошее ощущение висело в воздухе. Отвыкнув за годы каторги от анализа изменений магических потоков, Деций не сразу понял, чем его ощущения вызваны. Только увидев оживленно жестикулирующего Проспера, который что-то объяснял Хигсу, он понял в чем дело — у самалитов был шаман, сильный адепт Отступников. Дело оборачивалось скверно.

Начальник каравана отошел от мага и перебрался на соседний фургон. А Проспер быстро готовил защитные артефакты. Надо было отдать ему должное — несмотря на молодость, маг действовал умело и четко, Деций, никогда сам не применявший боевую магию, тем не менее, хорошо мог его оценить.

И тут противник нанес первый удар. Только два человека в караване — Проспер и Деций — могли получить истинное представление о его силе. Словно темная удушливая волна обрушилась на оборонявшихся. Слепой животный ужас, парализующий зов смерти — вот что должны были ощутить все. Удар пробивал защиту амулетов, и Деций пошатнулся под его натиском. Кто-то завопил, кто-то бросил оружие и катался по земле, всегда спокойные волы ревели, бактрианы бились в путах. Проспер лихорадочно выводил формулы, резкий магический ветер, порождение его родной воздушной стихии, гнал прочь удушливый полог вражеской магии. Через несколько минут напряжение спало, Деций подбежал к оглушенным и начал оказывать им первую помощь.

Второй удар был уже не общим, а избирательным — враг целил непосредственно в караванного мага. Но и Проспер не дремал, а стянул свою защиту в компактный воздушный щит. Деций еще раз мысленного его похвалил и приготовился поддержать, если понадобиться, своей энергией.

За вторым ударом последовали третий и почти сразу — четвертый. Проспер держался, но сила его врага была явно больше. Деций подбежал ближе и произнес формулу соединения. Теперь Проспер мог черпать энергию от него непосредственно. Только на долю секунды Деций ощутил легкое удивление и благодарность мага, а в следующий миг их обоих скрутил шквал боли — противник не только не ослабил, а усилил натиск.

— Да с кем же это мы имеем дело? — только успел подумать гесперидец. Он отчаянно боролся, стараясь не потерять сознание и при этом принять на себя боль Проспера, чтобы дать ему возможность сражаться. И Проспер воспользовался этой помощью. Он с усилием выпрямился, развел руки с двумя крупными кристаллами кнумериума, и разом высвободил их энергию, добавив свою, из резерва. Воронка смерча, шириной втрое больше крыши фургона, завертелась перед караваном и ринулась в сторону врагов. Разумеется, это был не простой смерч. С удивительным для своего возраста умением, Проспер сплел воедино несколько магических потоков. Его вихрь не просто противостоял некромагии врага, он впитывал ее и сам становился еще более смертоносным оружием. Смерть шла против адепта смерти. Враг должен был получить удар своим же оружием.

Деций не знал, насколько далеко должен был идти этот смерч и какой ущерб он нанес противнику. Но он услышал, как Проспер застонал, увидел, как он пытается удержать контроль над своим созданием, а затем, пошатнувшись, оседает на колени. И тут он, в полной мере ощутил мощь их врага, который снова ударил в ответ. В глазах Деция потемнело, и он без сознания упал под колеса фургона.

* * *

Дар, наконец, пристроился должным образом на спине своего дромедара, и начал получать от езды верхом удовольствие. Они ехали теперь на юго-запад, уже полдня, а местность выглядела абсолютно одинаково. Круто сменить направление их заставила встреча с самалитами — Квинт предположил, что те возвращались из набега на Раменье. А поскольку самалиты втроем не нападают, то, значит, они были разведчиками более крупной орды, которая, как логично было предполагать, должна была дислоцироваться еще севернее. Поэтому надо было ехать в другую сторону. Горы продолжали маячить за их спиной, степь ложилась под копыта скакунов. Дар подумал, что скоро сможет даже дремать в седле. Но судьба позаботилась, чтобы ему скучать не приходилось.

Он услышал резкий свист и, обернувшись в его сторону, увидел цепочку всадников, которые возникли, как по волшебству, из травы. Это были самалиты, и их отряд достигал двух десятков человек. Они быстро приближались с севера.

— Уходим! Гоните! — прокричал Квинт, резко сворачивая на юг. Друзья понеслись во весь опор. Дар, который был наименее опытен в верховой езде, надеялся только на то, что его выносливость ему поможет в этой скачке. Они неслись в высокой траве, а противник следовал за ними, не отставая и не нагоняя. Противник? Скорее загонщики… Что-то там впереди происходит скверное… Проклятие, эта тряска не дает сосредоточиться… Нет, определенно, туда ехать не стоит!

— Квинт! Элеана! Поворачивайте к западу, на юге… — Дар не успел закончить. Они выскочили на вершину очередного холма и Дар, окинув одним взглядом картину, понял, что они попались. И крепко.

Впереди кишели самалиты. Их было не менее сотни. Но самым скверным было даже не это.

Самалиты группировались двумя отдельными отрядами — справа и слева. До них было не меньше пол-лиги, и они явно не обращали внимания на север. Между отрядами тоже было примерно пол-лиги. А посередине между отрядами стояло некое странное сооружение, помост, окруженный тремя высокими шестами. На шесты были насажены человеческие головы. Свежие. А на сооружении стоял полуголый коротышка с лимонно-желтого цвета кожей, местами покрытой лишаем. И от этого коротышки шла такая волна магии смерти, что Дара замутило от отвращения. Ему не надо было долго размышлять, чтобы понять, что перед ним противник посильнее шамана яппи.

Но было еще что-то. Шаман стоял к ним спиной, и его внимание было направлено в противоположную сторону. Там тоже творилась сильная магия. Дар оказался свидетелем магического поединка. На его глазах, одновременно воспринимаемая в обычном и в магическом зрении, издалека возникла и с огромной скоростью понеслась на шамана воронка смерча. Этот смерч вбирал в себя потоки шаманской магии и словно притягивался к ее создателю. Шаман вскинул руки и окутался чернотой. Два рукава этой черноты клещами метнулись к смерчу и сжали его в своем объятии. Смерч дернулся, замедлился… и опал, расшвыривая гаснущие искры создавшей его энергии.

А в то же самое время, несколько темных нитей, действуя как бы сами по себе, протянулись от голов на шесте в их сторону. Лениво поплавали в воздухе и неожиданно, со скоростью атакующего горного скорпиона, рванулись вперед. Дар машинально поднял руки в защитном жесте, но атака велась не против него. Он услышал вскрик и обернулся. Нити заклинаний вонзились в Элеану. Смертельно бледная, она покачнулась, выпрямилась, а затем медленно двинулась вперед. Дар не понимал, что происходит, но чувствовал, что что-то неправильно. Окончательно он прозрел только в следующую минуту.

— Эли, стой, ты куда? Тебе плохо? — Квинт, без всякой магии, тоже почуял неладное. Он пришпорил своего дромедара, догоняя Элеану, и попытался ухватить ее за плечо. Повернувшись к нему, с абсолютно пустыми глазами, Элеана прочертила знак, и Квинт вылетел из седла. Его спас только защитный амулет, который сама же Элеана зарядила сегодня утром до отказа.

— Что за…

— Квинт, не трогай ее, она под контролем — вырвалось у Дара. Ну конечно! Только так это можно объяснить — Дар отчетливо различал, как три черные паутинки приклеились к голове волшебницы и как бы тянули ее к шаману, а она безвольно им подчинялась.

Дар осторожно приблизился сзади, лихорадочно соображая, как разорвать эти паутинки. Но стоило ему только протянуть к ним свою магическую огненную нить, как Элеана резко развернулась к нему, и в ее ладонях вспыхнул фиолетовый искрящийся шар молнии. Ого! Нечеловеческим усилием Дар уклонился от магического удара их верной спутницы… А та, вновь отвернувшись, как будто ничего не произошло, двинулась дальше, к логову своего кукловода. Как зомби…

Странно было то, что на них по-прежнему никто не обращал внимания. Но Дар понимал, что это только временно, что в любое мгновение их либо почувствует шаман, либо увидят воины. Или нагонит отряд с севера.

Шаман снова вскинул руки, обратив их к югу… И Дар понял, что тут его единственный шанс.

— Квинт, прикрой! — крикнул он, скатываясь с дромедара. Как мог его прикрыть Квинт, он не думал. В голове у него сидело, билось, как в клетке имя… нет, прозвище: "Желтый Шаман". И отзвуки ужаса, который он унаследовал от впитанного сознания самалита, ужаса по отношению к тому, кто это прозвище носил, ужаса, который он внушал уже несколько веков даже своим соплеменникам…

На ходу трансформируясь в шедду, Дар со всей возможной быстротой бежал к шаману. Сейчас он следил только за ним и только в магическом плане, остальные враги его не занимали. Тем более, что к его удаче, самалиты сами старались держаться от своего шамана подальше. Но все же пара стрел просвистела у него над плечами, враг их заметил. И тут сверкнул алый луч — это Элеана ударила магией посоха по самалитам. Сработал тот же рефлекс личной защиты, который не давал Квинту и Дару к ней прикоснуться. Самалиты пришли в смятение, завыли. А шаман начал выходить из транса, не закончив атаку против невидимого противника, и оборачиваться…

…Медленно, но недостаточно медленно, успеет… Однако Дар уже почти закончил обращение. Он не думал, какое впечатление его облик производит на тех, кто его разглядел, не видел, как мечутся в панике скакуны самалитов, сбрасывая всадников, как бьет по ним магией Элеана, рубит сплеча адамантитовым клинком Квинт. Перед ним был только один противник. Древний желтый лишаистый старикашка, полный грозной неиссякаемой энергии. И этот старикашка ударил в него, не жалея своей силы.

То, что Дар испытывал в магических сражениях до сих пор, могло теперь показаться только легкой разминкой. Дар чувствовал, как его перемалывают чудовищные жернова, высасывая жизненную силу. Снова где-то в подсознании заметался в панике давно не проявлявший себя никак шедда. Но инерция, обычная физическая инерция бегущего тела, работала на Дара, сокращая расстояние между ним и шаманом быстрее, чем уходила сила шедды и ослабевало его сопротивление. Дару нужно было только одно — хоть на миг коснуться врага, только поймать его взгляд… Любой ценой — остальное неважно…

Неизвестно, понял ли это желтый сморчок, или просто у него сработал выработанный столетиями инстинкт самосохранения, но шаман издал гортанный вскрик и спрыгнул со своего помоста. Жернова моментально ослабели, Дар судорожно вздохнул, и, налетев с разгону на препятствие, перекатился через него. Он моментально вскочил, снова бросился в сторону врага, но тот уже успел очертить перед собой круг, и Дара отбросило, словно резиновой стенкой. Они стояли с шаманом на расстоянии двух локтей — монстр с сознанием человека и человек с душой монстра. Дар не мог впитать, не имея физического контакта с противником, он ломил защитный барьер шамана своей магической силой не жалея никаких ресурсов, а тот ушел в глухую защиту. И в этот самый момент их личности столкнулись ментально…

Только много времени спустя Дар узнал, насколько редким явлением был ход их борьбы — столкновение в магическом поединке ментальных сущностей было прерогативой высших магов. Шаман ощущал в Даре, прежде всего, шедда — тот сейчас доминировал в физическом, магическом и ментальном планах. А Дар, как бы со стороны, видел разъяренного шедду нависшего над какой-то зубастой ядовитой тварью, которая ловко вертелась внутри защитного контура, выискивая момент ужалить. Но на стороне шамана была не только ловкость, опыт столетий и бесчисленные победы в подобных поединках — сил у него, несмотря на предыдущий бой с невидимым противником, было всё еще невероятно много.

Уравнивало их то обстоятельство, что магические атаки шамана, раз за разом, оказывались малоэффективны против порождения Изнанки. И шамана это обстоятельство сильно нервировало — любой маг или шедда известной ему части Сферы Миров уже давно был бы сражен насмерть. Но, тем не менее, ход борьбы медленно склонялся в сторону силы и опыта… Дар чувствовал, что шедда проигрывает. И неосознанно тянулся к его сущности, соединяясь с ней… В этот самый момент, шаман пустил в ход свою козырную карту — удар одновременно во всех трех планах, в физическом, энергетическом и ментальном.

Посторонний наблюдатель увидел бы в этот миг, как тело шедды, высившееся перед шаманом и почти вдвое превышавшее его ростом, окуталось облаком темно-багрового огня, способного плавить камни. Наблюдатель-маг отметил бы также гигантскую сетчатую спираль заклинаний смерти, охватившую шедду со всех сторон. И только бог Хор, подключившийся к наблюдению в последний момент, через подоспевшего к месту схватки сапсана-посланника, смог распознать ментальный таран, который несся навстречу соединенным сущностям шедды и человека. И не тратя и доли секунды времени, сапсан спикировал на желтого карлика, метя когтями ему в глаза…

На расстоянии полудюйма от лица карлика птица почернела и, словно обуглившись, рассыпалась кучкой перьев и костей, успев только царапнуть врага над бровью. Но этого оказалось достаточно, чтобы ментальный удар скользнул в сторону и оказался нанесен не в полную силу. Он не развалил соединенные сознания Дара и шедды, а спрессовал их вместе. Дар воспринял это как вспышку, которая очистила пелену перед глазами. Он стал един — шедда-человек, человекошедда, шедда, одержимый человеком. Всеми силами нового своего существа, он нанес ответный удар, затем второй, третий… Он не думал о победе, он не думал о себе, он видел только одну цель — нанести врагу непоправимый ущерб. И шестисотлетний старикашка дрогнул. Он не хотел умирать.

Не вспоминая больше о том, что у него осталось еще вполне достаточно возможностей, для того, чтобы стереть шедда в порошок, забыв и о Большой Охоте для Хакеса, и о караване с богатой добычей, которую можно было брать уже голыми руками, шаман помышлял только о бегстве. Отбив очередную атаку Дара, он с трудом разорвал метальный контакт и, всё еще защищенный магическим барьером, активировал амулет. Дар увидел, как между ним и врагом разворачивается, подрагивая, знакомое зеркало портала. Он рванулся, пытаясь в последнем усилии проломить защиту шамана, но тот шагнул в портал, который тут же схлопнулся. Одновременно пропал и барьер, и Дар, по инерции пролетев вперед, рухнул на оплавленную магией землю… Он понимал, что умирает. И сил сопротивляться смерти у него уже не оставалось.

Через неизвестно какой промежуток времени, он ощутил чье-то присутствие. С трудом открыв глаза, он увидел рядом тяжело раненного дромедара — магическим ударом у того вырвало и спалило бок… Умирающее животное и умирающий полушедда… Впрочем, если он не может помочь дромедару, то тот может помочь ему. С усилием, которое ранее потребовало бы, от него, наверное, сражение с пятью противниками сразу, Дар подвинул руку и вцепился когтями в шкуру верблюда. Тот вздрогнул, но на большее у него тоже не хватало сил. Они встретились глазами, и Дар впитал остатки жизненной энергии зверя.

Потом, пошатываясь, сам не понимая как, поднялся на ноги.

Самалиты бежали. Они виднелись уже отдаленными точками в обе стороны. И тот отряд, который преследовал их ранее, тоже исчез. Квинта и Элеаны не было видно. Спотыкаясь на каждом шагу и цепляясь когтями за траву, Дар со скоростью черепахи побрел в ту сторону, где видел их в последний раз. На свое тело он не смотрел — он прекрасно знал, что на нем не осталось живого места, несмотря на шеддовскую живучесть и крепость. Если он не найдет еще источников для впитывания, он умрет прямо тут — сейчас сил на регенерацию у него нет. И тут он снова споткнулся и остановился. У его ног лежал раненный самалит, с отрубленной правой рукой. Скорее всего — метка от Квинта… От шока и потери крови степняк был без сознания. Дар рухнул на колени рядом, передние лапы с хрустом вогнали когти в плечи раненного. Тот вздрогнул и приоткрыл глаза. А Дар впитал его.

Дар повторил эту процедуру еще с двумя раненными самалитами, и только после этого у него появилось чувство, что его тело больше не представляет собой мешок ваты с разбитыми костями. Он искал место, чтобы прилечь — не на виду, чтобы залечить свои раны. И наткнулся на маленькую ложбинку, хорошо скрытую высокой травой. На дне ложбинки пощипывали траву два дромедара, А рядом сидел русоволосый воин и держал на коленях голову девушки — бледной, без признаков сознания. Заслышав шорох, он вскинулся, как подброшенный пружиной, а в руке сверкнул узкий адамантитовый клинок.

— Это я, Дар, успокойся, — Дару еще не приходилось разговаривать в шеддовском обличии, и звуки получились невнятными. Ему пришлось повторить еще несколько раз: "Я — Дар", пока Квинт, наконец, не понял и не расслабился.

— Как она? — Дар ощущал какие-то повреждения в магической ауре девушки, но затруднялся определить, какие именно. Хорошо было то, что все следы магической паутины уже исчезли. Выговор у него после тренировки улучшился, и Квинт сразу понял вопрос.

— Упала без сознания, как только у вас с шаманом перестало сверкать и громыхать. А до этого била магией по каждому самалиту, который к ней приближался. И все время пыталась подъехать ближе к помосту. А я старался не подходить к ней близко сам и не подпускать степняков к ней со спины. Но спасла нас только паника — когда оттуда, с юга, вдруг ударила волна огня. А шамана к этому времени и след простыл. Самалиты поняли, что остались без магической поддержки против чужого мага, и пустились наутек. А тут и Эли грохнулась в обморок — то ли силы кончились, она же их расходовала напропалую, ничего не понимая, то ли магия подчинения так сработала… Тебя я не увидел, самалиты мечутся, как угорелые… Я подхватил Эли и сюда, в ложбинку, с глаз долой. А наши дромедары сами следом прибрели…

— Сколь же на это всё ушло времени? — спросил Дар, но тут же сам понял- меньше била. А ему казалось, что многие часы…

Дар покряхтел и начал оборачиваться в человека.

В очередной раз подбирая себе одежду и чертыхаясь, Дар подумал, что ему бы подошло что-нибудь вроде римской тоги — кусок ткани, который легко сбросить, не разрывая в клочья, как штаны и куртку. Элеана, не только пришедшая в себя и уже даже чуть порозовевшая, закончила сжигать магическим огнем шаманские причиндалы и сидела на дромедаре деликатно отвернувшись. Квинт проехал на пару сотен локтей вперед и что-то разглядывал вдалеке. Потом помахал им рукой. Наскоро натянув на себя какие-то тряпки, Дар влез на первого подвернувшегося беспризорного верблюда и приблизился. Впереди он увидел нечто странное, напомнившее ему читанные в детстве истории про поселенцев Дикого Запада, и еще что-то из времен гуситских войн — составленные в кольцо фургоны и выглядывающих из-за них вооруженных людей.

— Это караван, — пояснил Дару и Элеане Квинт. — Поехали к нему, только медленно. И ни в коем случае, не беритесь за оружие…

* * *

Система магии

Суть использования магии основана на манипулировании специфическими видами энергий и, вследствие этого, является формой объединения эзотерики, науки и технологии. Основные виды магических энергий: энергии стихий — огня, воздуха, воды, земли, энергии жизни и смерти, переработанные энергии — запасаемые в артефактах и дикая энергия — энергия течений межмирового пространства. Исторически, магию смерти и дикую магию называют темной, остальные виды естественной магии — светлой. Связано это с тем, что магией смерти или некромагией и дикой магией оперируют, преимущественно, адепты богов-Отступников.

Манипулирование энергиями возможно непосредственно — за счет специфических личных способностей, только для колдуна и мага, и с помощью особых приборов — артефактов, амулетов — всеми людьми. Способность к непосредственному восприятию и управлению магическими энергиями — доля, является врожденным свойством. Она постоянна для данного обладателя, не меняется со временем и не может развиваться обучением. Однако обучение позволяет эффективно и сознательно использовать свои способности, и поэтому крайне желательно. В Лакаанской империи обучение в светских магических и в жреческих школах бесплатно, ученики находятся на полном обеспечении, поэтому оно доступно любому гражданину Империи.

Заклинания и магические формулы — это частично материализованные энергетические потоки в форме струн, нитей, из которых обычно создают либо сети — сеть боли, сеть огня, сеть смерти и пр., либо сгустки, наподобие стрел или сфер. Заклинание может сопровождаться словесными формулами и жестами, но они имеют смысл мнемонических приемов, для запоминания сложной последовательности действий. Магической силы в них самих нет. Опытные сильные маги способны выполнять сложные магические действия только с помощью ментального контроля. Магия богов, в принципе, подобна магии людей, только несравненно сильнее. Главное отличие — боги владеют искусством оперировать с дикой энергией, что для людей малодоступно и смертельно опасно.

Все материальные искусства и ремесла тесно связаны с применением магических энергий. Приготовление эликсиров и лекарств — искусство алхимии, является самым общеизвестным примером бытовой магии. Устройства связи на магических потоках, светильники, порталы мгновенного перемещения, магоэнергетические приводы и двигатели — другие широко известные примеры. В военном деле издавна применяются магические ловушки, сигнализация и боевые заклинания. Очень сильные маги могут использовать животных и птиц в роли посланников и разведчиков, видеть их глазами, передавать через них сообщения. Умение пользоваться простыми стандартными артефактами и амулетами, как известно, не требует наличия доли, и доступно каждому. Этому обучаются в армии, на государственной службе и при освоении ремесел. Особые, передаваемые от отцов к детям "семейные" магические секреты бывают и у ремесленников, и у простых крестьян или охотников. Подзаряжая, по мере необходимости, энергией семейный артефакт, ремесленник и без доли способен улучшить свое изделие, крестьянин — повысить урожай, охотник — выследить редкого зверя.

Магия жрецов и их способности, принципиально не отличаются от таковых у светских магов и колдунов. Как известно, жрецы дают дополнительные обеты не обращать магию против людей иначе, чем для защиты от нападения с использованием темной магии или для предотвращения нарушения установлений богов-Покровителей. Посвятив себя определенному богу в его святилище, жрец получает способность взывать к своему Покровителю и получать от него, в определенных случаях, особую энергетическую подпитку магией жизни. Чаще всего, к этому прибегают жрецы-целители, вследствие чего госпитали располагают при храмах и святилищах.

Аналогично, темные маги и адепты Отступников способны черпать в своих обрядах силу магии смерти у своих Повелителей.

Каждый человек, независимо от того обладает он долей или нет, обязан хорошо знать некоторые правила. Прежде всего потому, что ребенок с долей может родиться в любой семье, независимо от того, обладают ли долей его родители или любые родственники. Доля обычно начинает проявляться в ребенке лет с 9-10, реже — раньше, но для того, чтобы стать колдуном или магом необходима инициация. Обязательным компонентом инициации является половой акт инициируемого (инициируемой) и инициирующего. Провести инициацию может любой маг, жрец или колдун, желательно (но необязательно) — противоположного с инициируемым пола. Для обладателей доли отказ от проведения инициации под любым предлогом, кроме указанных в Особом перечне, является государственным преступлением в Лакаанской империи и в Когурском каганате. Уважительными причинами отказа являются а) физические причины (тяжелая болезнь, ранение, полное истощение магом его магической энергии); б) выполнение особо срочного и неотложного задания Магической Гильдии, Совета Верховных Жрецов или Его Величества, связанного с жизнью людей; в) исключительные форс-мажорные обстоятельства. В любом случае, лицо, отказавшее по вышеуказанным причинам в немедленной инициации, обязано принять все меры, чтобы инициация всё же состоялась в кратчайшие сроки…

Особо следует подчеркнуть опасности магии смерти и дикой магии. Магия стихий может убить или искалечить, но дикая магия вызывает необратимые изменения в живых существах (так появились населяющие Мертвые Земли иношные твари). Болезни людей вызываются спонтанными выбросами магической энергии смерти (порча) или намеренными действиями адепта темных сил — наведенная порча. Лечением, соответственно, является использование магии жизни.

(Из "Введения в курс общей и инструментальной магии" для учащихся Магической Академии)