Карнавал страсти

Снегова Юлия

Глава 6

 

 

1

Два следующих дня были такими чудесными, что они промелькнули для Насти совершенно незаметно. Насте показалось, что весь мир стал их союзником. Стояла прекрасная солнечная погода, Дмитрия никто не дергал, ему не надо было уезжать ни на репетицию, ни на концерт. Все это время Настя не разлучалась с любимым. Недалеко от его дома была станция электрички, всего сорок минут езды до поселка Репино. Еще полчаса ходьбы через сосновый лес, мимо дачных домиков, и они оказались на песчаном берегу Финского залива.

В этот будний майский день пляж был пустынным, и Насте казалось, что и песок, и море с бледно-голубой балтийской водой — все это принадлежало только им. Настя никогда не видела холодного северного моря. Слово «море» всегда вызывало в ее памяти жгучие лучи солнца, жестяной шелест пальмовых листьев на жарком ветру, лед банки «Спрайта» и белозубую улыбку смуглого бармена.

Здесь все было иначе. Белый песок приятно холодил босые ступни, бледное море напоминало девушку, еще не успевшую прийти в себя после долгой зимы. Небо было почти такого же цвета, как и море, а на горизонте они сливались в голубой дымке.

Настя и Дмитрий нашли старую, покосившуюся лавочку и долго сидели на ней, обнявшись, глядя на невысокие волны с белыми гребешками пены.

— Я служил в армии на Кольском полуострове, — рассказывал Дмитрий, — в ракетных войсках. Там не было ничего, кроме моря и неба. Ощущение абсолютной пустоты и незащищенности. Говорят, некоторые от этого сходят с ума.

— Но ты ведь не сошел? — улыбнулась Настя.

— Да, моя психика оказалась довольно устойчивой. Хотя, как сказать? — после небольшой паузы произнес Дмитрий. — Именно там я перестал видеть цветные сны.

— Как это? — удивилась Настя.

— До армии мне снились очень яркие сны, с музыкой, иногда с полетами. А после вообще сниться перестали.

— И сейчас не снятся?

— Редко и всегда черно-белые. Я иногда завидую тем, кто не утратил эту способность, и чувствую себя сейчас обделенным. Вот скажи, тебе же наверняка цветные сны снятся?

— И еще какие! — не без гордости ответила Настя. — Совсем как тебе раньше, с музыкой, с полетами. Слушай, а может быть, все еще вернется к тебе? И ты опять будешь видеть яркие сны.

— Не думаю, — вздохнул Дмитрий, — и потом, это самая ничтожная из всех моих потерь. Чего уж горевать о снах, когда жизнь течет, как песок между пальцами.

Два дня промелькнули, как один из тех ярких снов, о которых говорил Дмитрий. На третий день сон стал черно-белым. Солнце с самого утра отказалось появляться на небе. Вместо него показались тяжелые серые облака, к середине дня зачастил мелкий нудный дождь из тех, которые могут тянуться сутками.

С Дмитрием тоже что-то случилось. Его лицо словно потухло. С самого утра он выглядел напряженным, чем-то обеспокоенным. На Настю навалилось непреодолимое чувство вины, она вдруг почувствовала, что мешает Дмитрию, и он не знает, что с ней делать дальше.

— Слушай, — сказал Насте Дмитрий после завтрака, когда мыл чашки, а она сидела в кресле, пытаясь читать газету, забытую кем-то из его гостей, — меня беспокоит одна вещь. Может быть, конечно, это не мое дело, но, поскольку я тебя старше, то считаю своим долгом позаботиться и об этом.

— О чем ты? — испуганно спросила Настя. После такого глубокомысленного предисловия ей стало не по себе.

— Ты знаешь, отчего бывают дети?

— О, Господи, ты об этом, — с облегчением рассмеялась Настя, — ну, конечно. Ты боишься, что я забеременею?

— Да! — с силой произнес Дмитрий. — Ты только не обижайся. Ты говоришь о своей любви, тебе кажется, что это никогда не кончится, что я навсегда останусь для тебя прекрасным принцем. Но я-то знаю, что иллюзии имеют свойство таять…

— А если это не иллюзия? — перебила его Настя.

— Даже если это не иллюзия, все равно нужно думать о будущем. Неужели ты не понимаешь, что, если ты забеременеешь, мы превратимся в заложников друг друга? — Дмитрий невольно повторил фразу, которую говорила ему когда-то Марина. — Или ты хочешь угробить свое здоровье на столе для абортов?

— Знай, — неожиданно жестко произнесла Настя, — аборт я не стану делать никогда. Я еще слишком молода, чтобы иметь много принципов, у меня есть всего один — я считаю, что аборт нельзя делать ни при каких обстоятельствах! Правильней убить соперника в честном бою, когда ты знаешь, что он может дать тебе отпор, чем избавляться от ребенка, который виноват только в том, что пришелся не ко времени.

Дмитрий вынужден был опуститься на табурет. Ему стало нехорошо. Примерно те же самые слова семнадцать лет назад он слышал от Жени, и теперь у него появилось ощущение, что к нему вернулся его старый кошмар. Тогда он был молод и не потерял еще способности ловиться на красивые фразы, произнесенные с горячностью и пафосом юности. Но второй раз он не даст себя заарканить таким глупым способом!

— С твоим моральным кодексом я теперь знаком, — жестко, в тон Насте, ответил Дмитрий, — познакомься теперь с моим. Вернее, с его отсутствием. Похоже, что у меня вообще не осталось принципов, как-то за ненадобностью они все исчезли сами собой. Я хочу, чтобы ты знала. Если ты сейчас забеременеешь, самое большее, что я смогу сделать для тебя — это оплатить твой аборт. Можешь считать меня подлецом, но я думаю, что операцию по избавлению от иллюзий нужно начать как можно быстрее.

Настя слушала его с чувством полной нереальности происходящего. Слова Дмитрия доходили до ее сознания как сквозь толстый слой ваты. Неужели ее любимый, человек с горячими глазами и теплым голосом, мог говорить такие ужасные вещи. Самое страшное во всем этом было не то, что он выглядел каким-то уж редким подлецом, а то, что оказался таким же, как все. Сознание того, что ее избранник ничуть не отличается от любого существа мужского пола, озабоченного только тем, как бы не взвалить на себя хоть какую-то ответственность, было самым невыносимым. Надо каким-то образом развеять этот кошмар, иначе Настя не сможет оставаться рядом с Дмитрием.

— Успокойся, — произнесла девушка мертвым голосом, — я что-нибудь придумаю. Сейчас я не могу забеременеть и не допущу этого потом. Ребенка не будет, — эта фраза прозвучала, как заклятие, и Насте стало страшно.

— Прости, — неожиданно произнес Дмитрий, и в его голосе прозвучала такая боль и вина, что Настя готова был пожалеть его и обо всем забыть. — Знаешь, иногда мне кажется, что в меня как будто бес вселяется, и тогда я начинаю говорить и делать совершенно ужасные вещи. Вот как сейчас, например. Ты очень на меня обиделась? — Дмитрий опустился перед Настей на колени и попытался заглянуть в глаза, которые она старательно от него отводила.

— Нет, — наконец ответила Настя, — я просто испугалась. Мне действительно показалось, что говоришь не ты, а злая сила, захватившая тебя. Но неважно, сейчас все прошло, и лучше забыть об этом. Ты прав, я и сама понимаю, что сейчас ребенок нам ни к чему. Вот только я не знаю, как лучше предохраняться.

— О, Боже, — вздохнул Дмитрий, — но разве мама с тобой об этом не говорила? Хотя какая там мама. Ведь я и сам со своим Мишкой старательно избегаю всех скользких тем. А зря, надо бы с ним поговорить по-мужски, пока он не влетел, как я когда-то. Ну, ладно, если не мама, то ведь подружки должны были говорить с тобой о таких вещах.

— Они пытались, но только я не слушала, — призналась Настя, — мне казалось, что все это глупости, по крайней мере, до тех пор, пока я не встречу своего мужчину. Конечно, мне надо было лучше подготовиться. Но раз уж так вышло, может быть, ты мне что-нибудь посоветуешь?

— Бред какой-то, — Дмитрий поднял глаза к небу, вернее, к не слишком белому потолку своей кухни, — я должен учить девчонку, как предохраняться. Но, собственно говоря, если не я, то кто же? Ладно, слушай. Попытаюсь подытожить все свои скудные познания в этом деле и сообщить их тебе.

Дмитрий прочитал Насте короткую лекцию о различных способах защиты от нежелательной беременности, а потом они устроили своеобразный семинар. Насте даже стало интересно, и она, как настоящая студентка, задала Мите несколько вопросов. От презерватива они отказались единогласно и пришли к выводу, что рассчитанный на каждый месяц курс противозачаточных таблеток будет идеальным решением их проблемы.

— Если ты стесняешься, я даже готов пойти в аптеку сам и купить тебе эти таблетки, — героически предложил Дмитрий. Он всеми силами пытался загладить свою вину.

Настя рассмеялась. Она живо представила, как ее мужественный черноглазый и усатый возлюбленный будет покупать женские противозачаточные таблетки. Да, это было бы классное зрелище!

— Не надо, я сама. Я совершенно не стесняюсь. Я прямо сейчас пойду в аптеку и все куплю. Могу еще и в магазин зайти. Вот только денег у меня нет.

— Деньги в тумбочке, — ответил Дмитрий, — я не шучу. Они в комнате, в тумбочке справа от кровати. Бери сколько надо на хозяйство, — он взглянул на наручные часы. — Слушай, мне уже пора бежать на репетицию. Правда, сходи пока в магазин, купи что-нибудь поесть, на твой вкус. Пока, — Дмитрий оделся и, поцеловав Настю в щеку, стремительно покинул квартиру.

 

2

Стоило ему уйти, как Настя почувствовала неимоверную усталость. Помимо того, что они почти не спали ночью, этот спор и его относительно благополучное разрешение совершенно вымотали ее. У Насти хватило сил только на то, чтобы доползти до кровати, упасть на нее и погрузиться в глубокий, без сновидений, сон.

Разбудил ее резкий и назойливый звук. Настя с трудом разлепила веки, огляделась и поняла, что это надрывается от звона красный телефонный аппарат рядом с кроватью.

— Алло, — слабо произнесла Настя в трубку.

— Это кто? — услышала она вопрос, заданный хорошо поставленным женским голосом.

— Настя. А вы кто? — Настя постепенно просыпалась.

— Ага, — раздалось в трубке, — значит, ты уже здесь живешь. И давно?

— Простите, с кем я говорю? — как можно вежливее спросила Настя. — Я вас знаю?

— Это Женя, бывшая жена твоего теперешнего кавалера.

— Здравствуйте, а Мити нет дома.

— Я догадалась. Позволь спросить, долго ли ты собираешься жить у Мити?

— Пока не надоедим друг другу, — резко ответила Настя. Эта женщина начала действовать ей на нервы. — Мите что-нибудь передать?

— Мои поздравления и пожелания быть осторожней.

— Передам дословно, — с легким вызовом сказала Настя и, не прощаясь, положила трубку.

«А она, оказывается, еще и хамка», — нервно подумала Женя и вытянула из зеленой пачки длинную сигарету «More».

Она закурила и несколько минут сидела без движения, наблюдая, как серебристые ленты дыма поднимаются к идеально белому потолку кухни. Женя месяц назад закончила ремонт в квартире. На это у нее ушло 8000 долларов и немереное количество нервных клеток. Зато сейчас ее трехкомнатная квартира на Васильевском острове стала предметом зависти для немногочисленных Жениных подруг.

В свое время Жене пришлось потратить немало нервных и физических сил, чтобы стать хозяйкой квартиры в старом доме и престижном районе города. Сначала у нее было две комнаты в коммуналке, где она жила с мамой и маленьким сыном. Митя в счет не шел, жизнь с ним Женя вспоминала как короткий, болезненно-яркий эпизод. Свое душевное состояние после ухода мужа Женя называла «жизнь со стиснутыми зубами». Она не могла позволить себе расслабиться, слишком многое зависело теперь только от нее одной. Сначала она устроила своей еще не старой маме фиктивный брак с евреем, уезжающим в США. Эмигрант получил семь тысяч рублей, по тем временам сумасшедшие деньги, которые Женя заработала, мотаясь по бесконечным средиземноморским круизам. В те годы лишь партийная элита и лица, приближенные к ней, могли позволить себе путешествие на корабле с заходом в порты Южной Европы. Чтобы добыть себе место круизного гида, Жене пришлось-таки переспать с одним интуристовским начальником. Как ни странно, она вспоминала об этом эпизоде почти с гордостью. Тем более что начальник оказался нежадным человеком и пылким любовником. У Жени хватило ума прекратить с ним всяческие отношения, как только она добилась от него желанного назначения.

Жене повезло. Пик ее квартирной деятельности совпал с пиком отъездной активности ее приятелей. Она опять устроила фиктивный брак, на этот раз уже себе. Она вышла замуж за богемного писателя, который, в свою очередь, приобрел себе фальшивое еврейство, чтобы отправиться на родину не своих предков. Женина соседка поменяла свою комнату на квартиру Алика и, совершенно счастливая, отправилась на далекую улицу Дыбенко. Теперь оставалось проводить Алика в Пулково, посадить в самолет, следующий рейсом Петербург — Тель-Авив, и Женя делалась полновластной и единственной хозяйкой бывшей коммунальной квартиры.

И тут случилось непредвиденное. Такого поворота событий Женя никак не ждала. Алик в нее влюбился. Причем так сильно, что отложил свой отъезд и настаивал на том, чтобы они ехали вместе. У него были синие, совсем как у нее, глаза, темные брови и ресницы, а волосы сохранили удивительную, совсем детскую, льняную белизну. Самое смешное, что Женя едва не поддалась на его уговоры. В какой-то момент она с ужасом поняла, что он даже нравится ей. Настроение Алика подчинялось своим, никому не понятным законам. Утром он мог веселиться, жонглировать хлебными шариками, днем пребывать в печальной задумчивости, а вечером в состоянии слепой ярости носиться по городу с целью набить морду кому-нибудь из знакомых. Он был очень нежен с ней. И вдруг Женя почувствовала, как тает броня, в которую она себя заключила после ухода Мити.

Женя не могла себе этого позволить. Она посадила Алика на самолет. Целую ночь перед его отлетом Женя уговаривала его, обещала, что приедет к нему, и они будут вместе. Точно так же за неделю до этого она уговаривала Мишу поехать в детский санаторий и обещала, что заберет его через два дня. Две вины, перед ребенком и мужчиной, слились в Женином сознании в одну неимоверную вину, от которой она очень долго не могла отделаться.

Вернувшись из аэропорта, Женя прорыдала всю ночь, а еще через два дня отправилась в очередной круиз, как оказалось, последний. Там она, обезумев от тоски и отчаяния, отдалась какому-то мальчишке матросу чуть ли не на связке корабельных канатов. После этого случая Женя решила, что с нее хватит денег, шума волн, морской болезни и случайного секса.

Несколько месяцев она отдыхала. На письма Алика она отвечала так вяло, что, в конце концов, он перестал ей писать. А потом Женя узнала, что он завел себе подружку, полуукраинку-полуеврейку из Одессы. Женя оставалась одна. В городе прибавилось иностранцев, постепенно открывались турфирмы. Женя делала карьеру, воспитывала сына. С мужчинами ей не везло. Она была по-прежнему очень привлекательна, особенно хороши были ее синие глаза. Их портил только неожиданно появившийся ледяной блеск.

«Я из Золушки незаметно превратилась в Снежную Королеву», — думала про себя Женя.

Мужчин этот холод отпугивал, а подобные ей ледяные короли Женю никогда не привлекали. Она оставалась одна, если не считать несколько чисто эпизодических романов, о которых она постаралась поскорее забыть.

Женя разучилась отдыхать. Только в бесконечной круговерти дел она чувствовала себя комфортно. Она работала сразу в двух фирмах, она подрабатывала на выставках. Когда не было работы, Женя трудилась над своим телом в бассейне и тренажерном зале. Потом она затеяла ремонт в квартире и по ночам разгребала строительный мусор. Женя все хотела сделать по-своему и боролась с сыном за каждый квадратный метр их жилья. Только ценой подростковых истерик и угроз уйти навсегда из дома Миша добился того, что мать разрешила ему устроить комнату по своему вкусу.

— Тебе же только тридцать шесть лет, — кричал на Женю сын, — ты что, забыла свою юность? Разве ты в своей комнате не вешала на стены, что хотела?

У Жени до двадцати восьми лет не было своей комнаты. В детстве она больше всего любила середину дня, время, когда она уже возвращалась из школы, а взрослые еще были на работе. Никто бы ей никогда не позволил повесить на стену портреты звезд шоу-бизнеса или нарисовать на потолке узоры, созданные компьютерной графикой. Впрочем, о компьютерной графике тогда еще никто и не слышал.

Ремонт закончился, туристическая выставка тоже, Женя могла отдохнуть, а иначе говоря, остаться один на один с пустотой, окрашенной грустью, давно поселившейся в ее душе. Кроме пустоты, с которой она уже свыклась, ее навязчиво беспокоило что-то еще, какая-то мысль, словно заноза застряла в ее сознании.

«Ах, да, — поняла Женя, — это новая Митина девчонка. И как это они только его находят? Только он с этой эстонкой распрощался, — как ни странно, Женя была осведомлена о Митиных сердечных делах гораздо лучше, чем он мог себе представить, — уже новая, пожалуйста, на шею вешается. И что они к нему так липнут? Зарабатывает он не так уж много, к тому же скуповат, характер хуже не придумаешь, ответственности ноль, доброты и сострадания на три с минусом. Не понимаю. Может, их притягивает бурно пульсирующее в нем творческое начало? — Женя вспомнила, как таяла когда-то от арий, которые он пел на итальянском. — Но ведь он теперь ничего, кроме цыганщины, не поет. Хотя его Настя как раз поклонница этого глупого жанра. Вот дурочка! Да еще и с такой внешностью. Если бы я узнала, что у Мишки появилась подружка с зелеными волосами и в драных джинсах, да еще из провинции, я бы ее на порог не пустила. А если эта малолетка забеременеет? — с ужасом подумала Женя. — Кошмар, ведь он же женится на ней! А потом она, а не он, бросит его с ребенком на руках, — Женины мысли приняли совсем уж невероятное направление. — Она наверняка даже не знает, как предохраняться. И вообще, надо с Митей поговорить, чтобы он отправил девчонку назад к родителям. Иначе у него могут быть крупные неприятности».

 

3

Настя так разозлилась на Женю, что от ее усталости не осталось и следа.

«Да что она себе позволяет! — гневно думала Настя. — Сколько лет они уже не живут вместе, а она все еще пытается заявить о своих правах на Митю! Пусть только попробует встать между нами. Я ей не позволю разрушить наши отношения!»

Настя взглянула на часы, потом посмотрела с укоризной на толстый слой пыли, лежавший повсюду, и побежала в аптеку. Там, около застекленного прилавка, она долго изучала раздел, посвященный противозачаточным средствам. Обнаружив три вида таблеток, Настя оказалась один на один с проблемой выбора.

«Что же делать? Не засылать же Митю вместо себя. Надо с кем-то посоветоваться», — решила она и огляделась.

У женщин, входящих в аптеку, были такие непроницаемые лица, что обращаться к ним с вопросом интимного свойства Насте совершенно не хотелось. Молоденькая девушка в белом халате, стоящая за прилавком, понравилась ей гораздо больше.

— Извините, пожалуйста, — обратилась к ней Настя, улучив момент, когда рядом не было других покупателей, — можно у вас спросить?

Девушка со скучающим видом наклонилась к Насте. Но когда она узнала, о чем та хочет с ней поговорить, то сразу же оживилась и приняла в Насте самое горячее участие.

— У тебя регулярные половые отношения?

— В общем, да, — ответила Настя после некоторого раздумья. По крайней мере, она очень надеялась, что их с Митей отношения станут регулярными.

— Презервативы вы не хотите, и ты не рожала? — Настя кивнула. — Тогда тебе подойдет вот это, — девушка протянула Насте нарядную блестящую коробочку, — это, между прочим, таблетки последнего поколения. Там совсем немного гормонов, то есть они не дают осложнений. Внутри инструкция, прочти все и вперед…

Из аптеки Настя отправилась покупать продукты. Недалеко от дома Дмитрия она обнаружила большой торговый центр. На первом этаже был обычный гастроном, а на втором устроили супермаркет. Настя не удержалась, поднялась наверх и накупила, наконец, продуктов, к которым она привыкла дома и которых ей здесь так не хватало. Она приобрела пакетик креветок, упаковку йогуртов «данон», батон немецкого хлеба с семечками, королевские мюсли, наполовину состоящие из фруктов и орехов, пакет молока. Оставалось еще немного денег, и Настя захватила две большие пластиковые бутылки с питьевой водой.

Именно эти бутылки окончательно вывели Дмитрия из себя, когда голодный он вернулся вечером домой и увидел Настины покупки.

— Ты спятила? — прямо спросил он девушку. — Мы что, в пустыне живем? Ты, наверное, прочитала в каком-нибудь бульварном романе, что это высший шик — покупать питьевую воду, и решила зажить красивой жизнью? А креветки тебе зачем понадобились? Ты, вообще, их ела когда-нибудь? — Дмитрий распалялся все больше. — Если их почистить, то там вообще ничего не останется. Я думал, что дома меня ждет нормальный ужин, ну, на худой конец, какие-нибудь банальные сосиски. Ты хотя бы яйца купила?

— Нет, — виновато ответила Настя. Она была страшно зла на себя за непрактичность. Ну конечно, последний раз она сама ходила в магазин лет восемь назад. С тех пор стиль жизни ее семьи претерпел огромные изменения, и продукты появлялись в холодильнике как-то сами собой. Конечно, Настя понимала, что кто-то их туда кладет, но это занимало ее так же мало, как и прочие бытовые проблемы. — Извини, — пробормотала она, — похоже, я сделала глупость. Я просто хотела, чтобы у нас был праздничный ужин.

— Так что же ты ничего не приготовила?

— Сейчас приготовлю, — бодро ответила Настя и тут с ужасом поняла, что и готовить она не умеет, — а что мы будем есть?

— Не знаю, — обиженно произнес Дмитрий. — Сколько ты денег угрохала на эту ерунду?

— Все, — жалобно ответила Настя.

— Все семьдесят тысяч! — в Митином голосе слышался неподдельный ужас.

— Ну да, но я еще и противозачаточные таблетки купила.

— Хоть что-то нужное. Слушай, я просто не знаю, как с тобой быть? Тебе нельзя давать деньги. Я бы понял, если бы ты их потратила на тряпки, но на всякие бессмысленные продукты…

— Почему бессмысленные? — Настя наконец тоже разозлилась. — Это очень хорошая очищенная вода, — она показала на пластиковую бутылку, — с добавлением минеральных солей. А в креветках содержатся необходимые организму кальций, фтор и йод. В йогуртах «данон» нет консервантов, зато полно ферментов, которые хорошо влияют на процесс пищеварения, — сама того не осознавая Настя произнесла слова, которые так любила повторять за завтраком ее мама, тем самым доводя семью до белого каления.

— Все с тобой ясно, — печально произнес Дмитрий, — ты типичная жертва рекламных роликов. В следующий раз я буду писать тебе список продуктов, как маленькому ребенку. А также проверять сдачу и требовать чеки. Ладно, — вздохнул он, — давай готовить. А креветки убери в морозилку, все равно это не еда. Побережем для гостей.

Дмитрий велел Насте заняться чисткой картофеля. Настя неумело держала в руках нож и пыталась как можно тоньше срезать кожуру со сморщенных и кое-где проросших картофелин. Дмитрий скептически наблюдал за ней. Наконец ему надоело это зрелище.

— Ты так режешь, что жарить нечего будет, — с этими словами отобрал у Насти нож. — Скажи мне честно, — произнес он после паузы, — может быть, ты детдомовский ребенок? Почему ты ничего не умеешь? Ни продукты покупать, ни картошку чистить. Или тебя избаловали в семье? Давай рассказывай!

Настя молчала. Она с сожалением думала о тех временах, когда девочек из самых знатных семей отдавали в институты благородных девиц. Там их учили не только танцевать и делать изящные реверансы, но и готовить, и шить.

— А я вообще есть не хочу, — наконец произнесла Настя.

— Отличное решение проблемы, — расхохотался Дмитрий, происходящее начало даже забавлять его, — давай как в анекдоте, будем питаться нашей любовью.

— Давай! — с готовностью согласилась Настя. — Я очень скучала по тебе.

Она подошла к Дмитрию сзади и обвила руками его шею. Он продолжал чистить картошку, но Настя почувствовала, что его тело отозвалось на ее прикосновения. Она осторожно коснулась губами его уха, потом щеки, а потом их губы слились в долгом поцелуе.

И вот уже нож полетел на пол, недочищенная картошка плюхнулась в кастрюлю, а Дмитрий, подхватив Настю на руки, бросился в спальню.

— Солнышко мое! — шептал он между жадными поцелуями. — А я как соскучился по тебе! Ты даже представить себе не можешь, — Дмитрий сам раздел ее, как и тогда, в их первую ночь. И опять, насладившись поцелуями, он долго смотрел на ее юную наготу. — Целый день я только и ждал этого момента.

— А я думала, ты мечтал прийти домой, чтобы поесть, — рассмеялась Настя.

— Дурочка, — пробормотал Дмитрий и накрыл ее губы своими.

Дмитрий упивался ее телом, терял голову от ее шелковистой кожи, ему не хватало рук, чтобы обнять ее всю сразу, ему не хватало губ, чтобы целовать ее всюду. А Настя переставала чувствовать границы своего тела, ей казалось, что она тает от огня их страсти и растворяется в любимом. Он научил ее в эту ночь новым ласкам, и Настя знала, что это не предел, что есть еще много разных способов делать друг друга счастливыми.

 

4

— Хочу есть, причем ужасно, — объявила Настя в три часа ночи.

Они лежали обнаженные, уставшие, с прилипшими ко лбу волосами. Дмитрий все никак не мог отпустить ее от себя. Ему и жалко было девушку, и неудержимо хотелось еще и еще погружаться в ее горячее лоно. А Настя оказалась под стать ему, неутомимой. Стоило им на несколько минут оторваться друг от друга, как она опять ждала продолжения.

— Я так и знал, — ответил Дмитрий, и Настя по его голосу поняла, что он улыбается, — пойдем продолжим наши игры с картошкой.

На этот раз, когда Настя не мешала Дмитрию, он довольно быстро разделался с картофелинами. Очень скоро тонкие ломтики с аппетитным шипением поджаривались на плите. Настя отошла в ванную и вернулась в Митином купальном халате.

— Нет, нет, разденься, — тут же запротестовал Дмитрий, — без одежды ты мне нравишься больше.

— Но я не привыкла разгуливать нагишом.

— Привыкай, — просто ответил Дмитрий и стащил с Насти халат.

Продолжения не последовало, оба были слишком голодны. Дмитрий в задумчивости застыл перед холодильником.

— Что бы еще такое съесть? — пробормотал он.

— Креветки, — робко предложила Настя.

— Точно, — обрадовался Дмитрий, — незачем их беречь для кого-то.

— Ты хочешь, чтобы я и ела без одежды? — спросила Настя.

— Конечно, я ведь тоже не одеваюсь. Прикинь, в этом есть что-то языческое. Как будто мы первобытные мужчина и женщина, которые насыщаются пищей после любовных утех.

— Ну да, — подхватила Настя, — твоя кухня — пещера, а стеклянные шары — идолы, которым ты поклоняешься.

Жареная картошка с креветками оказалась восхитительным блюдом.

— Иди сюда, — проговорил Дмитрий с набитым ртом. Он усадил Настю себе на колени и принялся кормить ее как маленькую девочку. Поскольку оба были совершенно голыми, очень скоро эта игра перешла в другую, гораздо более захватывающую.

Дмитрий опять возжелал Настю, причем так сильно, что взял ее прямо здесь, на кухне. Они любили друг друга в том синем кресле, которое Настя возненавидела было как разлучника. А на самом деле именно в нем Настя пережила необыкновенно острое и сладостное наслаждение. Митя держал ее на коленях, то приподнимая, то опуская. И Настя то теряла, то вновь обретала способность видеть и воспринимать окружающий мир. Она видела запрокинутое вверх лицо любимого, с чертами, искаженными страстью и наслаждением, потом горячая волна заливала ее сознание, Настя закрывала глаза и полностью погружалась в океан их любви.

Утром она никак не могла проснуться. Сквозь полуприкрытые веки Настя наблюдала за сборами Дмитрия. Он выглядел очень обеспокоенным и даже испуганным.

— Что с тобой? — спросила Настя.

— Голос не работает, — хрипло произнес Митя, — петь не могу. Это все из-за того, что ночью почти не спал. Видишь, что ты со мной делаешь? — он мрачно взглянул на Настю, и от этого взгляда девушке стало не по себе.

— Но разве я виновата, ты же сам никак не мог остановиться.

— Больше такого не будет, накануне концерта секс отменяется. Вот Лучано Паваротти за неделю до выступления к женщинам не подходит.

— Ерунда! У него чуть ли не каждый день концерт. Тогда получается, что он вообще все время воздерживается. А между тем у него роман с молоденькой секретаршей.

— А ты откуда это знаешь? — подозрительно спросил Дмитрий.

— В газете читала. Послушай, у тебя концерт только вечером, еще все наладится. Выпей чего-нибудь горячего для поднятия тонуса.

— У меня очень важная репетиция. Причем у меня такие непростые отношения с нашим руководителем, что проблемы с голосом мне сейчас совершенно ни к чему. Да, слушай, забыл тебе вчера сказать. Я сегодня приду очень поздно, так что не волнуйся. Можешь сходить куда-нибудь погулять.

— А что у тебя за дела?

— Дело в том, — Настя почувствовала, что Митя как-то нехотя отвечает ей, — мой старый друг отмечает сегодня день рождения, и мне неудобно не пойти к нему. Он старше меня лет на восемь, и я думаю, что ты там будешь скучать. Там соберутся немолодые люди, к тому же это рафинированная интеллигентская компания, любители оперы и бесконечных литературных споров…

— Ты просто меня стесняешься! — резко произнесла Настя. Ее сон моментально улетучился.

— Ну и это немножко, — не стал возражать Дмитрий. — Просто, если эта публика увидит тебя, твои зеленые волосы…

— Да дались тебе эти волосы, сколько можно говорить о них!

— Пока нормальные не отрастут. Надо было раньше думать, когда красилась. Ты только представь, что все они будут на тебя пялиться, а потом замучают меня вопросами, кто ты, да где я тебя подобрал. К тому же Женя наверняка их уже просветила на наш счет. Она там тоже в приятельницах ходит.

— Ну и пожалуйста, — сказала Настя, не глядя на Митю, — если ты меня стесняешься, если ты считаешь, что связь со мной позорит тебя, иди один и строй из себя интеллектуала.

— Обиделась? — Дмитрий склонился над лежащей Настей.

— Обиделась! Не стой тут, иди, опоздаешь на свою дурацкую репетицию. Просто противно! Сексом заниматься — так пожалуйста, а в приличное общество, значит, меня стыдно привести? Хорошо, буду теперь знать, что мое место в койке.

— Прекрати, а то я себя начинаю чувствовать просто подлецом каким-то!

— Ну и чувствуй! Вот я, например, не представляю такой ситуации, чтобы я куда-нибудь постеснялась с тобой пойти.

И сразу же Настя подумала, что своему отцу представить Дмитрия она бы не решилась ни за что, и ей, в свою очередь, стало стыдно.

Дмитрий застыл перед входной дверью. В его сознании происходила мучительная, но упорная работа. Наконец, он принял решение.

— Да ну их на фиг! Пойдем со мной! Ничего с ними не станет. Наоборот, ты внесешь свежую струю в их общество. А то как ни придешь, одни и те же разговоры. Даже слушать тошно. Встречаемся в семь вечера на станции метро «Горьковская». В центре зала. Смотри не опоздай.

 

5

Настя не опоздала. Ровно в семь она стояла как раз в середине станции, и толпы спешащих людей плавно обтекали ее. Насте было немного страшно. Дело в том, что после ухода Дмитрия она немного подумала и приняла серьезное решение. Настя поняла, что ей надо расстаться с зелеными волосами. Ей до смерти надоели удивленные взгляды прохожих, а еще сильнее раздражали бесконечные Митины шуточки по поводу цвета ее шевелюры. Она больше не даст ему повода смеяться над ней. К тому же Насте действительно не хотелось сегодня вечером ставить Митю в дурацкое положение и выглядеть посмешищем в глазах его друзей.

Настя решительно толкнула дверь парикмахерской. Она недовольно оглядела девушек и женщин, скучающих в вестибюле на одинаковых стульях с одинаковыми газетами в руках. В мужской зал очереди не было. Облокотившись о пустое кресло, стоял молодой парень в белом халате и задумчиво почесывал себе ухо.

— Можно? — спросила Настя.

— Ошиблись дверью, — ответил парень.

— Мне не нужна женская стрижка.

— А какая?

— Состричь вот это, — Настя провела ладонью по волосам.

— Садись, — пожал плечами парикмахер. — Тут не стричь надо, а брить, — сообщил он Насте, — волосы под самый корень окрашены.

— Так что же, я лысой буду? — с ужасом спросила Настя.

— Надо было раньше думать, когда красилась. Не бойся, немного останется. Ежик, сантиметра два. Зато это самая дешевая стрижка, всего десять тысяч. Дешево и сердито. Ну что, резать?

— Давайте, — выдохнула Настя.

С ужасом она смотрела, как остатки ее когда-то роскошных волос падают на пол жалкими прядями.

«Ничего, — утешала она себя, — у меня быстро растут волосы, это все поправимо».

— Вот и все, — сказал парикмахер, и убрал с Настиных плеч простыню.

Из зеркала на Настю смотрел симпатичный коротко постриженный мальчик с испуганными глазами.

Именно такой и увидел ее Дмитрий. Настя изменилась настолько, что он не сразу ее узнал. Ее вид настолько ошеломил Дмитрия, что на несколько мгновений он потерял дар речи. Настя испуганно смотрела на него и ждала. Она знала, что если Дмитрий заговорит, то самое страшное уже будет позади.

— Пошли, — коротко сказал он и быстро направился к выходу из метро. Лишь на улице он нашел в себе силы произнести:

— Уважаю решительных девушек, но боюсь сумасшедших.

— Ты же сам без конца твердил, что стесняешься моих волос. Что твои знакомые не поймут ни тебя, ни меня.

— Отлично, теперь они решат, что у тебя в лучшем случае вши, а в худшем — стригущий лишай, — Дмитрий посмотрел на Настю, и она поняла, что он еле сдерживает смех. Наконец, он не выдержал и расхохотался. Настя за ним.

Перед дверью квартиры своего друга Дмитрий достал из сумки бутылку коньяка и толстую книгу в глянцевой суперобложке.

— Вот смотри, купил Леве роман Набокова «Ада». Мне в магазине сказали, что его только что перевели. Надеюсь, ему понравится. Я бы, честно говоря, такое никогда в жизни до конца бы не дочитал.

Именинник оказался мужчиной лет сорока с небольшим, с продолговатым лицом, с резкими складками вокруг губ и высокими залысинами. Насте он показался довольно милым. По крайней мере, он единственный из всех присутствующих не выразил никакого удивления ни по поводу самой Насти, ни по поводу ее прически. И, напротив, его жена, стареющая блондинка с морщинистой шеей, смотрела на девушку с плохо скрываемой опаской.

Их пригласили в комнату, все пространство которой занимал длинный стол, ломящийся от всевозможных яств. Настя несколько повеселела, предвкушая вкусный ужин. За дни совместной жизни с Дмитрием она несколько оголодала. Они уселись за стол, и Настя оказалось зажатой с двух сторон между Митей, что было довольно приятно, и толстой пожилой теткой в кружевной накидке. Точно такая же была когда-то у Настиной двоюродной бабушки, пренеприятной старухи, которая постоянно делала всем замечания и которую боялся даже Настин отец.

Настя с опаской поглядывала на свою соседку. Та пока что вела себя довольно миролюбиво.

— Деточка, положите мне оливье, — жеманно попросила она Настю.

Все было так, как и предсказывал Дмитрий. Тосты чередовались с обсуждением культурных новостей. Сначала поговорили о премьере оперы «Парсифаль» в Кировском театре, потом о новой пьесе, поставленной молодым режиссером в Театре имени Комиссаржевской, потом о новой выставке в Пушкинском музее. Настя испытывала угнетающую неловкость. Самое смешное, что она любила Вагнера, а «Парсифаля» особенно, да и в Пушкинский музей собиралась со дня на день. Но принять участие в общей беседе не представлялось никакой возможности. Ее просто не замечали.

Вдобавок ко всему очень скоро Митя удалился с виновником торжества и еще несколькими мужчинами на кухню. Вероятно, им там было веселее, не то что Насте среди этого снобистского общества. А он даже и не подумал о том, чтобы позвать ее с собой. Настя набралась смелости и вышла из-за стола. Она заглянула на кухню. Сквозь стекло закрытой двери она увидела мужскую компанию. Там было дымно, весело, но Настя присоединиться к мужчинам не решилась. Она подумала, что Митя в ее обществе сразу же почувствует себя скованным, и все его оживление развеется, как табачный дым от настежь открытого окна.

Возвращаться в столовую тоже не хотелось. Настя набрела на небольшую комнату, видимо, кабинет хозяина. Здесь было довольно уютно, стоял низкий диван, а вдоль стен до самого потолка тянулись стеллажи с книгами. Настя чувствовала себя такой неприкаянной, что совершенно потеряла бдительность, сняла с полки томик стихов Блейка в подлиннике и села на диван. Она не перечитывала эти строки, наверное, больше года. Теперь они так захватили ее, что Настя не слышала, как в комнату вошла Людмила, хозяйка квартиры.

— Скучаешь? — холодно спросила она Настю, потом бесцеремонно вырвала у нее из рук книгу. — Вряд ли тебя это развлечет. К тому же картинок тут нет, да и руки у тебя после еды, наверное, не слишком чистые.

От возмущения Настя потеряла дар речи. Она не знала, как дальше вести себя. Ни одной мысли не было в ее голове. Но, впрочем, мысли и не понадобились. Словно какая-то безмолвная, но мощная сила подхватила девушку и вынесла прочь из этой мерзкой квартиры. Настя, как яростный вихрь, пронеслась мимо Людмилы, едва не сбив ее с ног, по коридору, мимо ничего не понимающих гостей, несколько секунд заняла борьба с дверным замком, и вот уже дверь оглушительно хлопнула у Насти за спиной, а сама она, не дожидаясь лифта, понеслась вниз по лестнице.

«Черт побери! — в ярости думала Настя. Не разбирая дороги она мчалась по вечерним улицам. — Снобы проклятые. Да эти старые тетки все как с цепи посрывались. Стоит им увидеть, что их знакомые мужики отдают предпочтение не им, а молодым девушкам, как они начинают просто на стены лезть. Ненавижу! Неужели и я буду такой же?»