1

Василий очень толково объяснил Жене, где находится его клиника. Женя добралась до нужного переулка за двадцать минут. Она прекрасно знала этот район. Здесь жила когда-то ее школьная подруга, а потом коммуналку расселили, и одноклассница переехала в Чертаново. На этом их дружба как-то сама собой закончилась. Но каждый раз, когда Женя проходила мимо дома, где жила Аня, она ощущала ностальгию по тем годам.

Клиника находилась в недавно отреставрированном здании постройки прошлого века. Женя помнила времена, когда этот дом, неопределенного бурого цвета, с осыпающейся краской, зиял грязными стеклами и отбитыми карнизами. Теперь же, покрашенный в нежно-розовый цвет, с бледно-салатовыми карнизами, он напоминал огромную новенькую игрушку.

Внутри все было таким же чистеньким и сверкающим, как и снаружи. Женя поднялась по светлой лестнице и оказалась в просторном холле с кремовыми стенами и бежевыми кожаными креслами. В одном из них, понуро опустив голову, сидела женщина. Она нервно листала красочный иллюстрированный журнал. Женя обратила внимание на пунцовые, очень блестящие ногти женщины.

За стойкой регистратуры сидела девушка в белом халате. Она тоже что-то читала.

«Не клиника, а изба-читальня», — подумала Женя.

Девушка за стойкой взмахнула длинными зелеными ресницами и посмотрела на Женю.

— Добрый день, вы по записи? — спросила она.

— Нет, — ответила Женя, — я к Голышеву, Василию Васильевичу, по личному делу.

— Ах да, — девушка расплылась в улыбке, — Василий Васильевич предупреждал меня. Он вас уже ждет. Пройдите в пятый кабинет. Вот он, справа.

Бесшумно ступая по ковровому покрытию, Женя дошла до светлой двери. Она прочитала на медной табличке: «Голышев В.В., кандидат мед. наук. Врач высшей категории» — и довольно улыбнулась. Женя постучала. Врач высшей категории ответил ей из-за двери:

— Войдите.

В белом халате Василий выглядел таким же стильным и красивым, как и в обычной одежде. Он сидел за массивным столом перед включенным компьютером и улыбался Жене.

— Здравствуй, — сказал он, — я уже успел по тебе соскучиться.

— Приятно слышать, — улыбнулась Женя, — зачем ты пригласил меня сюда? Наверное, чтобы я прочитала табличку на твоей двери и преисполнилась благоговением перед твоей персоной.

— Ну и за этим тоже, — Василий подошел к Жене, нежно обнял и поцеловал ее.

Женя испуганно отстранилась.

— Постой, не здесь, — почему-то она перешла на шепот.

— А что тут такого, — Василий не отпускал ее. — Это же мой кабинет. Можно поиграть во врача, который забавляется со своей пациенткой. Потом этот опыт пригодится тебе в работе.

— Прекрати! — Женя по-настоящему разозлилась и вырвалась из объятий Василия. — Ты же обещал не касаться этой темы.

— Ладно, извини. — Василий сразу же отпустил Женю. — Что-то на меня нашло сегодня. У меня после этой ночи такое игривое настроение, никак не мог прийти в себя. На самом деле, не думай, я очень серьезный, даже скучный человек. Знаешь, — без всякого перехода продолжил он, — я хочу тебе кое-кого показать. Помнишь, ты меня спрашивала о женщине, которая очень хочет казаться мужчиной. Так вот, есть у меня один такой пациент, только это мужчина. Впрочем, он скрывает этот факт изо всех сил. Возьми в шкафу белый халат и сиди тихо вот здесь, в кресле.

Женя послушно сняла с плечиков накрахмаленный белый халат. Правда, она не совсем понимала, зачем все это нужно.

Василий снял трубку внутренней связи и сказал:

— Пригласите ко мне Кравченко. — Потом он повернулся к Жене и сказал: — Только ничем не выдавай себя. Пусть пациент думает, что ты моя новая медсестра. На вот, для правдоподобия пиши сюда что хочешь. — И Василий протянул Жене тетрадь в клетку.

В это время в дверь постучали. Василий пригласил пациента, и в кабинет вошла женщина, та самая, с яркими ногтями, которую Женя видела в холле.

— Добрый день, доктор, — растягивая слова, низким голосом поздоровалась женщина.

— Садитесь, — пригласил Василий.

Отчаянно виляя бедрами, пациентка подошла к креслу, села, закинув ногу за ногу. Женя украдкой, со все возрастающим удивлением разглядывала женщину. Что-то здесь было не так. С такими голенастыми ногами ни одна нормальная женщина не надела бы мини-юбку и блестящие колготки. Да и размер ноги у нее, наверное, не меньше сорокового. Такая большая стопа нелепо смотрится в босоножках на огромной платформе. Ее лицо тоже выглядело довольно странно. Из-за невероятно толстого слоя косметики невозможно было понять, хороша собой эта женщина или нет. Неестественно длинные ресницы с налипшей на них тушью, изумрудные веки, хищно блестящие губы — все это производило впечатление чудовищной маски. Густое облако духов, окружавшее женщину, довершало образ.

— Ну что, Кравченко, — заговорил Василий, — не передумали идти на операцию?

— Ну что вы, Василий Васильевич, — жеманно ответила Кравченко, — конечно же, нет. Я так долго этого добивалась, неужели откажусь в последний момент?

— Ладно, это я так спросил, на всякий случай, но мое мнение об операции вы знаете. Впрочем, вы взрослый человек, вправе сами принимать решение. С хирургом уже говорили?

— Да, он мне очень понравился, такой внимательный. Мы договорились, что сначала он сделает мне грудь, потом уберет кадык, а когда я немного оправлюсь, сделает самое главное — настоящее влагалище.

Женя сидела и изо всех сил старалась не таращить глаза на эту женщину. Хотя, кажется, на самом деле пока что это мужчина, женщиной ему еще предстояло стать.

— Гормонотерапию продолжаете? — спросил Василий.

— Да, все делаю, как вы мне сказали. Уже почти бриться не приходится. Правда, иногда печень болит.

— С этим вам придется жить все время, ничего не поделаешь, такова обратная сторона медали.

— Ничего, стоит потерпеть ради того, чтобы стать настоящей женщиной. Можете меня поздравить, доктор, мне наконец-то разрешили поменять документы, завтра я иду получать новый паспорт.

— Что ж, поздравляю, — улыбнулся Василий, — имя себе уже придумали?

— Да, Наташа, — с гордостью ответил пациент.

— Почему Наташа? Вы же Олег, обычно берут себе похожие имена. Стали бы Ольгой.

— Нет, я хочу носить такое имя, чтобы оно ничем не напоминало мне о прошлом, когда я еще была мужчиной.

— Ну хорошо, вот вам новый рецепт, продолжайте тот же курс. Перед операцией я еще вас посмотрю. Всего хорошего.

— До свидания, доктор. — Кравченко кокетливо посмотрел на Василия и, все так же виляя бедрами и покачиваясь на высоких каблуках, вышел из кабинета.

— Ну как тебе? — спросил Василий у Жени.

— Что это было? — в свою очередь спросила изумленная Женя.

— Обычный транссексуал, мужчина, убежденный, что в его теле живет женская душа. Мне с такими каждый день приходится иметь дело. Некоторых удается вылечить методом психоанализа. В случае с Олегом Кравченко психиатрия оказалась бессильной. Через пару недель он умрет под ножом хирурга, и родится Наташа Кравченко, очаровательная юная леди, которая всю жизнь будет пить женские гормоны, страдать от фантомных болей на месте отрезанного члена и тщательно скрывать от партнеров свое мужское прошлое.

— А разве это будет не заметно?

— Врач, конечно, увидит, а обычный мужчина — нет.

— Чудеса! — задумчиво произнесла Женя. — Значит, мне позвонил тоже транссексуал, только женщина, которая хочет стать мужчиной.

— Возможно, один из моих пациентов или же будущий пациент.

— И много таких?

— Больше, чем это принято считать, — ответил Василий. — Они же хорошо маскируются. Видишь, как Кравченко старается. И не догадаешься сразу, в чем дело. Меня удивляет то, что ты так хорошо сохранилась. Взрослая женщина, а ничего о транссексуалах не знаешь.

— Ну, я что-то такое читала, — сказала Женя. — И потом, мне никогда не приходилось сталкиваться с этой стороной жизни. Знаешь, — вдруг заулыбалась она, — если бы не эти твои транссексуалы, мы бы никогда не встретились вновь. Надо за них выпить.

— Ты просто читаешь мои мысли, пошли-ка обедать. Я знаю тут недалеко отличное местечко.

2

Небольшой ресторанчик в одном из арбатских переулков произвел на Женю самое благоприятное впечатление. Тихо, уютно и, главное, без всех этих кулинарных изысков типа толченых улиток.

Только оказавшись за столом, Женя поняла, как проголодалась. Она с наслаждением съела свиную отбивную с гарниром из тушеных шампиньонов и огромную порцию салата.

Василий смотрел на нее и улыбался:

— Слушай, а аппетит у тебя что надо! Удивляюсь твоей худобе, другая на твоем месте уже стала бы просто пышкой!

— Ну, меня не каждый день приглашают в рестораны, — ответила Женя. — А дома я ем значительно меньше, так что не пугайся, Вася. — Она внимательно посмотрела на своего спутника. — Расскажи мне о себе, — попросила Женя. — Обо мне ты и так почти все теперь знаешь, а если и не знаешь, то наверняка скоро догадаешься. Я звонила тебе домой, по телефону, который был указан в визитке.

— И женский голос тебе ответил, — подхватил Василий, — что я здесь больше не живу.

Женя кивнула.

— Это была моя жена, моя бывшая жена. Но начну, как говорится, по порядку. Я не москвич, принадлежу к так называемым пробивным провинциалам. Ты знаешь, что провинциалы обычно гораздо активнее столичных жителей и всего добиваются намного быстрее.

— Да, мне это известно, — сказала Женя и вспомнила своего бывшего мужа.

— У вас, москвичей, всегда есть чувство тыла — квартира, родители, старые друзья. А мы, провинциалы, едем в столицу, как на войну. Нам некуда отступать и есть за что бороться. Так вот, я родился в Коканде. Ты, наверное, даже не знаешь, где это.

— Ну почему же, — обиделась Женя, — я хорошо знаю географию Востока. Коканд — в Узбекистане. У вас в музее уникальная коллекция восточной керамики.

— Не знаю, как насчет керамики, — сказал Василий, — а со всем остальным там плоховато. У мамы нас было трое, росли без отца. Жили ужасно бедно. В конце месяца я бегал сдавать молочные бутылки. Все это было бы похоже на мелодраму, если бы не было правдой. Короче говоря, еще в школе я поставил себе цель — вырваться из этой дыры. Я пообещал себе, что мои дети бананы и апельсины будут видеть не только на картинках. Кстати, банан я впервые попробовал, только когда приехал в Москву поступать в институт.

— А ты где учился?

— В Первом меде, специализация — психиатрия, красный диплом, потом аспирантура. Молодой, подающий большие надежды психиатр. Но не москвич. А поэтому, при всех моих успехах, мне светило лишь место ординатора в какой-нибудь областной психбольнице и комната в общежитии. И это в лучшем случае, а в худшем — пришлось бы отправиться назад в Узбекистан.

— И тогда ты женился по расчету на богатой москвичке, — с грустной улыбкой произнесла Женя, — дочке какого-нибудь вашего институтского профессора.

— Ира не была профессорской дочкой. Она, как и я, росла без отца. Жила с матерью в крошечной двухкомнатной квартирке в Орехове-Борисове. Просто она очень меня любила и сама предложила жениться на ней.

— Даже так? — удивилась Женя.

Василий молча кивнул и пригубил свой бокал. Он помнил этот разговор до самых мельчайших подробностей. Это было пятнадцать лет тому назад, весной. Он только что закончил аспирантуру, и вопрос о распределении висел над ним как дамоклов меч. Василий продолжал жить в общежитии, приплачивая коменданту из своего кармана. Но он очень хорошо знал, что прописку ему не продлят, а когда приедут абитуриенты, его попросят из этой комнаты. Конечно, всегда можно было снять угол у какой-нибудь бабульки. Но никто не разрешит ему жить в Москве без прописки, а уж тем более никто не возьмет на работу.

— Я знаю, что люблю тебя гораздо больше, чем ты меня, — страшно волнуясь, сказала ему Ира. Они сидели за столиком небольшого открытого кафе-мороженого. Василий даже помнил, как Ира в тот день была одета. Белая водолазка и джинсы «Левис», за которые она отдала полторы зарплаты медсестры клиники неврозов. Ирина не притрагивалась к своему мороженому, и Василий следил за тем, как разноцветные шарики медленно оплывали в вазочке. Ира вертела в руках ложку, и солнечный лучик то и дело заставлял Василия жмуриться. — Вернее, ты вообще меня не любишь, — продолжала Ира, — не надо, не переубеждай меня, мы оба знаем, что это правда. Так часто бывает: один любит, а другой позволяет себя любить. Но я не об этом хотела с тобой поговорить. Я знаю, в каком ты сейчас положении с пропиской, с жильем… Давай поженимся, — сказала она и замолчала.

— Ты делаешь мне предложение? — спросил Василий.

— Что-то вроде того, — ответила Ирина. — Твой отъезд из Москвы будет для меня ужасной потерей. Так что мы оба заинтересованы в том, чтобы ты остался. И не важно, как ты ко мне относишься. Все равно наш с тобой роман длится уже полгода. Пусть продолжается в виде брака. Я получу тебя хотя бы на некоторое время, а ты получишь московскую прописку.

— Ты не просто делаешь мне предложение, — уточнил Василий, — ты предлагаешь мне самую настоящую сделку.

— Может быть, и так, — согласилась Ира. — Неужели тебя это смущает? Мы же взрослые современные люди. К тому же все говорят, что браки по расчету — самые прочные. Или ты скажешь, что брак для тебя — это святое и ты не можешь жениться без любви, из одной голой корысти? Ведь не скажешь же?

— Нет, не скажу, — не глядя Ире в глаза, подтвердил Василий.

Этот разговор определил дальнейшую жизнь Василия на много лет вперед.

— Ну и надолго тебя хватило? — спросила Женя, выслушав рассказ Василия.

— Ты не поверишь, но больше чем на десять лет, — ответил он. — Не думай, пожалуйста, что я лишь «использовал» бедную девочку. Она, кстати, прекрасно отдавала себе отчет в том, что делала, предлагая мне этот брак. Но я изо всех сил соблюдал условия договора. Год мы прожили в ее комнате, и все это время я работал как сумасшедший, чтобы скопить денег на кооперативную квартиру. Я занимался частной практикой, выводил алкоголиков из запоя. Это сейчас в любой газете полно объявлений такого рода. А в то время на дом с капельницей и лекарствами выезжали единицы. Грязная работа, конечно, но кто-то и ее должен делать. Через год у нас уже была своя квартира. Я старался быть Ире хорошим мужем, я не изменял ей; ты не поверишь, но я запрещал себе даже заглядываться на девушек. Я хотел заработать денег еще на одну квартиру — для себя, только тогда я мог бы уйти от жены и заняться наконец наукой. Но… — Василий неожиданно замолчал.

Женя посмотрела на его печальное лицо и все поняла.

— Но родился ребенок, — произнесла она.

— Да, дочь, Катя. Ей сейчас тринадцать лет. Черт возьми, я никогда не думал, что стану таким ненормальным папашей. Я сам выбирал в «Детском мире» пеленки и распашонки. Я за взятку устроил Ирину в роддом при Кремлевской больнице. Когда она вручила мне белый сверток, перевязанный розовой шелковой лентой, я чуть не прослезился и не признался ей в любви. На самом деле это Катя стала моей первой любовью. Ее детство я помню гораздо лучше, чем свое. Все эти крошечные ботиночки, колготки с пузырями на коленках, смешные звуки, которые она издавала, учась говорить. Редкие белые волосики, торчащие на затылке… — голос Василия странно задрожал, и Жене стало не по себе. Ей захотелось, чтобы Василий заговорил о чем-нибудь другом, нейтральном. Жене было невыносимо смотреть, как ее мужественный любовник на глазах превращается в страдающего мужчину с дрожащим голосом.

Василий сам понял, что зашел слишком далеко в своих откровениях.

— Ладно, не хочу больше об этом говорить, — глухо произнес он, — сейчас Катя превратилась в типичного трудного подростка. Избалованная девчонка, открывающая рот только для того, чтобы выдать очередную порцию дерзостей. Я ушел от Ирины не так давно, просто понял, что больше не могу. Когда-то она очень помогла мне, но я сполна расплатился с ней и теперь имею право на свою жизнь. В каком-то смысле я взял второй старт. Теперь я начинаю в гораздо лучших условиях, чем когда-то.

— Почему начинаешь? — спросила Женя. — Разве в своей профессии ты не добился всего, чего хотел?

— Но ведь не в одной карьере смысл человеческой жизни, — ответил Василий. — Заслужил я личное счастье или не заслужил? Как ты думаешь?

— Не знаю, — Женя пожала плечами, — тебе решать.

3

— Кофе в постель для прекрасной дамы. — Эти слова разбудили Женю. Она приоткрыла глаза и увидела перед собой старинный японский поднос и дымящуюся чашечку на нем. Рядом на маленьком блюдечке — прозрачные кольца лимона.

Еще месяц назад Женя решила бы, что ей снится прекрасный сон, и загрустила бы, проснувшись. Но сон стал реальностью. Она никогда ничего не говорила Василию о своем почти детском желании, но он сам догадался и всегда, когда ночевал у Жени, приносил ей кофе в постель.

Василий продолжал жить в своей однокомнатной квартире в Кунцеве и проводил у Жени не больше трех ночей в неделю. Они сразу же обсудили все и решили, что им не стоит постоянно жить вместе.

— Мы взрослые люди, — убеждал Женю Василий, — у нас уже сложившиеся привычки, менять которые — безнадежная затея. Если мы все время будем торчать друг у друга перед глазами, то начнем раздражаться, злиться. Зачем это нужно? У нас будет цивилизованный роман западного образца. К счастью, жилищных проблем нет ни у тебя, ни у меня. Я буду приходить к тебе, когда мы соскучимся друг по другу, и уходить, чтобы ты могла отдохнуть от меня. Ты знаешь, — сказал Василий со значением, — право на одиночество — одно из самых существенных прав человека, а об этом почему-то часто забывают.

— Конечно, — легко согласилась Женя, — ты абсолютно прав.

«На самом деле, — подумала она, — ты просто слишком долго жил с нелюбимой женщиной и мечтал об одиночестве как об убежище. Подожди, пройдет пара лет, и тебе до смерти надоест твоя пустая квартира».

Впрочем, Женю вполне устраивало, что несколько дней в неделю она проводила одна. В словах Василия был свой резон. Приятно иногда ходить по квартире небрежно одетой и непричесанной, не заботиться ни о том, как ты выглядишь, ни о том, чем накормить гостя. Ведь ты точно знаешь, что он придет завтра, и к его приходу ты тщательно обдумаешь свой туалет и приготовишь что-нибудь этакое, например, мидии с желтым рисом. Василию все же удалось приучить Женю к дарам моря, и постепенно она полюбила экзотический вкус мидий и креветок, но к улиткам так и не смогла привыкнуть.

— Который час? — сонно спросила Женя и отпила очень горячую, густую и ароматную жидкость из чашки.

— Половина десятого, — ответил Василий. — Неужто не выспалась?

— Конечно, нет, ведь ты не отпускал меня очень долго, уже начало светать, когда ты наконец насытился.

— А разве ты не хотела того же? — с улыбкой спросил Василий и потянулся к Жене губами. Женя ощутила прикосновение влажных волос и почувствовала терпкий запах его одеколона. Ей опять захотелось оказаться в его объятиях, но увы… Через час Женя должна быть на работе. Ее с нетерпением неутоленной страсти ждали мужчины, много мужчин. Женя почувствовала, что начинает ненавидеть своих клиентов. Как она устала говорить слова несуществующей любви! Василий всегда очень хорошо понимал Женю, ее состояние обычно тут же передавалось ему.

— Не хочешь на работу, да?

— Ужасно не хочу, — ответила Женя, поднимаясь, — но что делать? Или возьмешь меня на содержание?

— А ты бы пошла? — насмешливо спросил Василий.

Ничего не ответив, Женя направилась в ванную. Стоя под тугими струями душа, Женя мысленно отвечала Василию:

«Конечно, нет. Раньше я рассматривала этот вариант как один из возможных. Но сейчас я не пошла бы на содержание ни к кому, даже к человеку, который бы клялся мне в вечной любви. А ты, мой дорогой, — Женя увидела перед собой лицо Василия, — ты ни разу не сказал, что любишь меня, даже в самые интимные моменты. Впрочем, и я никогда не говорила тебе о любви. Да и зачем? Любовь осталась в прошлом, там, в нашей нищей и романтической юности. Ты променял любовь на московскую прописку, а я торгую ею ежедневно по телефону. Любовь тут ни при чем, — думала Женя, — дело вовсе не в ней. Просто сегодня я нужна Васе, а завтра он найдет себе кого-нибудь получше, ведь мы же свободные люди, — вспомнила она одну из любимых фраз своего друга. — А я опять останусь без работы и без денег. Нет, мой милый, ты можешь сколько угодно рассказывать мне о том, какой ужасный вред я наношу своей психике, работая в «Сезаме». Уж лучше секс по телефону, чем безденежье и невостребованность. С меня хватит, я слишком хорошо знаю, что это такое».

— Позавтракать я уже не успеваю, — объявила Женя после душа. — Если ты не спешишь, оставайся дома. У тебя же есть ключи.

— Знаешь, — сказал Василий, — мне пришла в голову гениальная идея.

— Может, ты потом меня в нее посвятишь, — торопливо одеваясь, сказала Женя, — сейчас не время.

— Это быстро. Тебе надо отдохнуть, хотя бы несколько дней. Ты испытываешь слишком сильную психоэмоциональную нагрузку и, боюсь, можешь в какой-то момент просто сломаться.

— Только не надо меня пугать, — резко возразила Женя, натягивая нежно-салатовые джинсы, — и читать лекции по психопатологии.

— Ничего я тебе не читаю. Я просто предлагаю съездить дня на четыре куда-нибудь на юг, к морю. Куда хочешь — в Египет, в Турцию или, может быть, в Грецию.

— В Крым, — без малейшего колебания ответила Женя.

— Почему? — опешил Василий. — Там ужасный сервис, грязные пляжи и вода. Почему ты предпочитаешь это захолустье, когда можно легко купить тур на какой-нибудь приличный международный курорт. Если ты из-за денег, то пусть тебя это не беспокоит.

— Да нет, — ответила Женя, — дело не в этом. Просто если мы поедем в Турцию или в Грецию, ну, словом, в сторону Ближнего Востока, во мне проснется ностальгия по тем временам, когда я еще была исследователем. Меня будет мучить совесть из-за того, что я забросила свое дело. А я не хочу переживать, я хочу просто отдыхать. Ты это, кстати, здорово придумал, — радостно улыбнулась она, — я уже сто лет не была на море. Пусть в Крыму не очень чисто, зато я была там когда-то в пионерлагере, и говорят там по-русски, а главное, там я не буду думать ни о чем, кроме тебя и моря.

— Ну, хорошо, как скажешь, — согласился Василий. — Только давай не в Ялту. В Ялту летом съезжаются узбеки, ходят там в своих тюбетейках, шароварах и блестят золотыми зубами.

— Поедем в Коктебель, — засмеялась Женя. — Там собирается интеллигентная публика. А что касается узбеков, то я бы на твоем месте подвергла себя психоанализу. Откуда во взрослом умном мужчине такая узбекофобия? Твой сбежавший отец не был ли узбеком?

— Глупости говоришь, — обиделся Василий, — он украинец из-под Житомира. Я ничего не имею против узбеков, просто они напоминают мне мое нищее детство и дыру, где я его провел. Так что поедем в Коктебель. Твой шеф тебя отпустит?

— Точно не отпустит, если я опоздаю сегодня на работу. Все, пока. — Женя поцеловала Васю и выбежала из квартиры.

В перерыве Женя постучала в кабинет Смирнова. Виктор с недовольным лицом выслушал ее.

— Значит, вы хотите бросить меня в разгар сезона? — обиженно произнес Смирнов.

— Какого сезона? — возмутилась Женя. — Наоборот, все говорят, что летом меньше звонков. — Тут Женя оглянулась и зашептала: — Ну ладно тебе, Витька, начальство из себя строить. Ну что тебе, жалко отпустить меня на пять дней, тем более за мой счет. Ну, Витя, ну, пожалуйста, — умоляющим голосом протянула Женя, — я так давно не была на море!

— Я тоже, — надулся Смирнов.

— Так поезжай, без тебя тут за несколько дней ничего не развалится.

— Легко сказать. А с кем ты едешь?

— С мужчиной, — гордо ответила Женя.

— Ага, — произнес Смирнов, — значит, все-таки нашла себе. И кто же он?

— Какая разница! — Женя начала злиться. — Ты отпустишь меня или нет? Ты же сам заинтересован, чтобы твои подчиненные были в хорошей форме. Я там отдохну, наберусь недостающего сексуального опыта…

— Ладно, катись! — сдался Смирнов.

Женя бесшумно прошла по ковру и чмокнула изумленного шефа в щеку.

— Спасибо! — сияя, произнесла она. — Я привезу тебе какой-нибудь сувенир, например, ожерелье из ракушек, раскрашенное акварелью.

4

Как всегда, перед выпуском очередного номера в редакции газеты «Суперновости» царил настоящий аврал. Софрошкин с покрасневшим лицом и бешеными глазами отдавал распоряжения из своего кабинета. Запыхавшаяся секретарша носилась по редакции. Верстальщики лихорадочно доделывали полосы.

Алексей закончил статью только вчера ночью и сегодня, с саднящими от бессонницы глазами, вместе с фотографом подбирал иллюстрации. Он перебирал фотографии, на которых были изображены девушки с томными лицами и телефонными трубками в руках. «Жрицы телефонного секса» — так будет называться статья, главная тема ближайшего номера.

— Леша, ты обратил внимание, — сказал Влад, редакционный фотограф, — что у всех этих девиц совершенно одинаковое выражение лица, тупое и вдохновенное одновременно. Классные фотографии, когда мы их опубликуем, разразится настоящий скандал.

— Ага, и все эти дамы с тупыми и вдохновенными лицами подадут на нас в суд. Вот будет весело. Я предложил шефу сделать им черные полоски на глазах. Это будет означать, что мы соблюли анонимность, а если кто их и узнает, то это не наши проблемы.

— Ну а шеф что? — спросил Влад.

— Думает.

— Интересно, долго он будет думать? Завтра же номер в типографию везти. Слушай, — вдруг воскликнул Влад, — а вот эта женщина мне даже нравится. В ней есть что-то необычное. Я имею в виду, что она очень сильно отличается от своих коллег. Посмотри, выглядит совсем не вульгарно, умное милое лицо. Конечно, на улице я бы не обратил на нее внимание, но среди всех этих девиц она явно выделяется. — Влад внимательно разглядывал фотографию Алины. Девушка сидела, устало опустив руки. Ее полуприкрытые глаза смотрели куда-то в сторону. Весь ее вид выражал глубокую отрешенность от всего происходящего. — Знаешь что, — сказал Влад, — ты будешь смеяться, но я бы хотел ее поснимать просто так. Очень интересная модель. Я понимаю, ты, наверное, снимал ее откуда-нибудь из-под стола, да и вообще скрытой камерой четкие фотографии не сделаешь, а так могло бы получиться отличное художественное фото.

Алексей молча слушал фотографа, а потом встрепенулся и произнес:

— Вот что, Влад, отдай мне это фото, а также все остальные, где есть эта девушка, да и негативы заодно. Я не хочу, чтобы ее лицо попало в нашу газету.

— Что это ты вдруг? — удивился Влад. — Благородство взыграло? Или, может быть, собираешься ее шантажировать? А это мысль! Она наверняка из приличной семьи, может быть, у нее интеллигентный и утонченный муж. Представляешь, какой будет грандиозный скандал, если ее семейка узнает, как она зарабатывает себе на карманные расходы. Ты можешь ее изрядно потрясти. Да ладно, старик, — совсем другим тоном заговорил Влад, когда увидел, что Алексей не в восторге от его юмора. — Я же просто пошутил. Возьми свои фотографии и негативы. В конце концов, ты снимал, ты ими и распоряжаешься.

Алексей положил фотографии и пленку на самое дно своего кожаного рюкзака. Он еще не знал, зачем забрал их у фотографа. Но Алексей был уверен, что поступил правильно и что фотографии таинственной Алины ему еще пригодятся.

Через несколько минут Алексей постучался в дверь кабинета шефа.

— Войдите! — хрипло рявкнул Софрошкин. — А, это ты, — уже спокойнее произнес он, увидев Алексея. — Тебе чего?

— Шеф, надеюсь, вы не будете возражать, если я отъеду на несколько дней?

— А куда ты собрался? — в свою очередь спросил шеф.

— Хочу поправить здоровье после выполнения ответственного задания, — ответил Алексей. — Или я не заслужил поездку к морю?

— Заслужил, — задумчиво произнес Софрошкин. — Значит, хочешь смыться? Знаешь, а в этом есть свой резон. Когда номер выйдет, может подняться небольшая буча по поводу твоей статьи. Конечно, ты печатаешься под псевдонимом, но все равно будет лучше, если ты окажешься вне досягаемости. Автор исчез, и мастер с телефонного узла исчез. Нет человека — нет прецедента, придраться не к чему. Так что уезжай и особо не спеши возвращаться.

Алексей не ожидал, что шеф так легко отпустит его. Но раз дело принимает такой оборот, он может попросить, чтобы ему выплатили гонорар до выхода номера.

И эту просьбу Софрошкин выслушал довольно спокойно.

— Обычно мы так не поступаем, но для тебя я сделаю исключение. Ты действительно славно поработал. Сейчас я напишу в бухгалтерию, чтобы они выплатили тебе гонорар.

Через полтора часа Алексей звонил в дверь Ларисиной квартиры. Девушка только что встала. Сонная, с распущенными рыжими волосами, она открыла дверь и упала в объятия Алексея. Под легким шелковым халатиком у нее ничего не было. Неудивительно, что очень скоро Лариса опять оказалась в постели, только уже не одна.

— Принеси мне попить, — простонал Алексей, отпустив девушку, — это когда-нибудь плохо кончится. Я всю ночь писал, утром работал в редакции, а день провел в постели с тобой. Так недолго и инфаркт заработать.

— Да ладно тебе, — засмеялась Лариса. Она принесла своему Леше минеральной воды и снова забралась под одеяло. — Ты живешь полноценной жизнью, как настоящий мужчина.

Алексей в ответ только издал еще один жалобный стон. Потом он приподнялся и посмотрел на Ларису.

«А все-таки она чертовски хороша, — подумал он, — особенно когда лежит вот так, голая, с распущенными волосами и ничего не говорит».

Лариса лежала, томно раскинувшись на постели, с полуприкрытыми глазами и губами, приоткрытыми навстречу поцелую. Ее темно-рыжие волосы разметались по голубоватой ткани подушки. Она ничуть не стеснялась своей наготы, а как бы нарочно демонстрировала ее. Казалось, сама поза девушки говорила: «Полюбуйтесь на меня, посмотрите, какая я красивая и соблазнительная».

— Слушай, ты напоминаешь мне женщин с полотен Рубенса, — восхищенно произнес Алексей.

Сначала Лариса расцвела от удовольствия, а потом капризно протянула:

— Они же все у него ужасно толстые. Разве и я такая?

— Не толстые, а пышные, — поправил ее Алексей, — но и ты не худышка. И тебе это очень идет, и мне нравится. У меня для тебя сюрприз. Сейчас мы изобразим сцену из какого-нибудь американского фильма. — Алексей потянулся к своему рюкзаку и достал оттуда целлофановый пакет, набитый купюрами.

— Что это? — изумилась Лариса.

— Гонорар, — ответил Алексей, — мне гонорар дали десятками. Представляешь, все четыреста баксов купюрами по десять тысяч рублей. — Он вытряхнул содержимое пакета на постель.

— Сумасшедший, что ты делаешь? — воскликнула Лариса.

— Молчи, женщина, молчи и приходи в экстаз! Жалко, конечно, что это не тысячи долларов, а всего лишь жалкие тысячи рублей, но все же они тоже зеленые. Я прольюсь на тебя денежным дождем, как Зевс на Данаю! — и Алексей, не обращая внимания на смех и возмущенные крики Ларисы, начал посыпать ее зелеными бумажками.

— Ненормальный! Они же грязные, — кричала Лариса, — я чем-нибудь заражусь.

— Ладно, — сдался Алексей, — давай их собирать. Ты совсем не романтичная натура, оказывается. Мы с тобой едем в Крым, — тут же без всякого перехода добавил он. — Помнишь, ты давно просила меня свозить тебя на восточный берег Крыма.

— В Крым? — недовольно протянула Лариса. — А почему в Крым, а не в Турцию или на Кипр? Ну, в общем, за границу?

— Крым — это тоже заграница, — ответил Алексей. — И потом, у меня не так много денег, чтобы вдвоем отправиться на Средиземноморский курорт. А в Крыму сейчас дешевые фрукты, да и вообще все родное и знакомое. Да ты сама же хотела в Крым, а теперь капризничаешь! Смотри, я могу обидеться и поеду один или с собакой. Она уж точно будет счастлива.

— Ну уж нетушки, — сказала Лариса, — в Крым так в Крым. Только никаких собак.

— Собака останется у мамы, — грустно сказал Алексей, — я уже договорился.

5

Василий хотел долететь на самолете до Симферополя, а там взять такси прямо до Коктебеля. Но Женя была категорически против.

— Это такси будет нам стоить столько же, сколько билет на самолет. Не понимаю, что за радость тратить деньги так глупо. Не лучше ли доехать до Феодосии на поезде? Я уже целую вечность не ездила на поездах. Представляешь, стук колес, вагон слегка покачивается, мимо проносятся огоньки станций.

— В общем, романтика железных дорог, — произнес Василий. — Я в свое время наездился на поездах из Коканда в Москву — в плацкартном вагоне. Едешь по трое суток, летом жаришься, зимой стучишь зубами. После этого поезда просто возненавидел! Но пусть будет по-твоему, поезд так поезд.

Все вышло именно так, как мечтала Женя. Они ехали в спальном вагоне, им досталось на удивление чистое купе со стенами, обитыми тканью, похожей на бархат, полки были застелены хрустящим белоснежным бельем, а на столике, покрытом такой же белоснежной скатертью, в стеклянной вазочке стояла роза. Эта роза привела Женю в настоящее умиление. Она то и дело опускала лицо к цветку и вдыхала его влажный аромат. Когда она повторила это движение в пятый раз, Василий не выдержал и воскликнул:

— Прекрати сейчас же, не то я решу, что имею дело с сентиментальной и плаксивой барышней.

— А может, я и есть такая, просто раньше это было незаметно.

Ночью Женю убаюкивали мерный стук колес и нежные ласки Василия. А потом Василий ушел досыпать на свою полку, а Женя села и приблизила лицо к окну. Как когда-то давно, в детстве, она смотрела на убегающие огоньки и пыталась представить жизнь людей, мимо которых ее стремительно проносит поезд.

В Коктебеле Женя опять настояла на своем, и они не стали снимать номер в дорогом отеле, а устроились на втором этаже домика около самого моря. В их распоряжении оказалась просторная чистая комната с минимумом необходимой мебели и огромный балкон, что-то вроде открытой террасы. Увидев ее, Женя пришла в восторг.

— Посмотри, как чудесно! — воскликнула она. — Каменные перила, цветы в ящиках и горшках, даже столик с креслами, прямо настоящая Италия. И море отсюда видно и слышно. Слушай, давай потом вещи разберем. Пошли купаться!

Женя готова была проводить у моря все время. Она заходила в теплую темно-зеленую воду с таким видом, словно совершала магический ритуал. Она заплывала довольно далеко, а потом могла долго лежать на спине, покачиваясь на волнах до тех пор, пока не начинала чувствовать, что замерзает. Осторожно ступая по округлым прибрежным камешкам, она выходила из воды, заворачивалась в полотенце и молча стучала зубами. Потом отогревалась, и все повторялось вновь.

— Я начинаю тебя ревновать к морю, — заявил Василий, — ты прямо русалка какая-то.

Сам он, к своему стыду, плавал довольно плохо — в детстве учиться было негде, а в юности стало не до того. К тому же он смертельно боялся глубины. Поэтому постоянно боролся с Женей, пытаясь выманить ее с пляжа в ресторан, в кино или просто на прогулку по горам. Но Женя ничего не могла с собой поделать.

— В ресторан и тем более в кино можно и в Москве сходить, а взбираться на горы в такую жару — нет уж, в другой раз. Может, ближе к вечеру…

Но вечером Женю опять тянуло к морю. Ей нравилось плыть и смотреть, как от взмахов ее рук по воде разбегаются мелкие зеленоватые искорки — невидимые глазу фосфоресцирующие обитатели моря.

— Ты вся пропиталась запахом моря, — прошептал ночью Василий, целую Женю в шею.

— Разве тебе это неприятно? — спросила Женя, поглаживая волосы на его затылке.

— Что ты, наоборот, — море на тебя так удивительно действует, в тебе словно просыпается другой человек, свободный, сильный, нет, я все не то говорю, у меня просто нет слов…

— А я нравлюсь тебе такой?

— Еще бы! Знаешь, о чем я все время думаю?

— Да?

— Я думаю о том, сколько лет я потерял, пытаясь соответствовать образу, который сам же выдумал. Теперь я понимаю, что не надо было оглядываться на других, стоило держаться своего пути.

Василий говорил очень тихо, почти неразборчиво, словно обращался не к Жене, а к самому себе. Женя слушала его, и ей все сильнее становилась не по себе. Она чувствовала — еще немного, и между ней и этим мужчиной может установиться настоящая душевная близость. Но хочет ли она этого? Женя постаралась быть честной с собой и поняла, что — нет. Ее вполне устраивали сложившиеся между ними отношения, когда каждый занимал в жизни партнера строго определенное место, не претендуя ни на что большее.

Женя не испытывала любви к Василию. Только благодарность, впрочем, довольно сильную благодарность. Она была благодарна ему за то, что он принимал участие в ее жизни, за то, что заботился о ней и развлекал ее. За то, что защищал от одиночества и утолял голод ее тела.

— Вася, но ведь теперь все будет по-другому, правда? — сказала Женя, только потому что считала необходимым сказать хоть что-то.

— Надеюсь, — произнес Василий. — Возможно, когда мы вернемся в Москву, все очень изменится.

— Изменится? — переспросила Женя. — Что именно, что ты имеешь в виду?

— Может быть, я пересмотрю свой взгляд на жизнь, на людей…

— Может, не надо? — осторожно произнесла Женя. — Не совершай опрометчивых поступков, не принимай серьезных решений. Ведь жизнь пока не требует от тебя этого. Расслабься, поживи в свое удовольствие, ты слишком долго шел к какой-то определенной цели, а пока поживи просто так.

Женя говорила тихо, почти шепотом. Она боялась, что стоит ей замолчать, и заговорит Василий. А от его слов навсегда пропадет великолепная простота и ясность их отношений. Женя говорила еще некоторое время, а потом почувствовала, что Василий заснул. Он спал, уткнувшись головой ей в плечо, и Женя чувствовала кожей его ровное дыхание.

Она подождала немного, дала ему покрепче заснуть, потом осторожно высвободилась, встала и вышла на балкон. Дул легкий прохладный ветер, моря не было видно, только доносилось его шумное, свободное дыхание. Женя села в кресло, вытянула ноги и запрокинула голову к небу. Она видела звезды, слышала море, вдыхала южный соленый ветер. Она чувствовала себя абсолютно пустой и свободной. Она знала, что должна как можно лучше запомнить это состояние. Оно пригодится ей, когда она вернется к городской жизни.