1

Бледный, с дрожащими коленями и похолодевшими руками, Алексей сидел рядом с водительским местом в автомобиле Горелова и мучительно думал, видно ли со стороны, что он перепуган. Машину вел Горелов. Они ехали на служебный Чкаловский аэродром, где их уже ждал инструктор и небольшой самолет. О том, что самолет будет небольшим, Леша узнал от Горелова. Почему-то тот считал, что это обстоятельство должно немного успокоить его робкого приятеля.

«Да какая мне разница, большой самолет или маленький, — думал Леша. — Горелов говорит, что раз самолет маленький, то и высота будет не больше двухсот метров. Тоже мне — утешил. По мне, двести метров или две тысячи — один черт. Все равно костей не соберешь».

Алексей с безнадежным видом посмотрел в окно. По обе стороны шоссе густо росли деревья. Их тяжелые темно-зеленые кроны сочувственно кивали Алексею. Ему вдруг показалось, что злые и неумолимые люди везут его сейчас на казнь, что он в последний раз видит и эти деревья, и это небо. Выходя из дома, он поцеловал на прощание Ясну в черный холодный нос.

«А если я не вернусь, — с ужасом подумал Алексей, — ведь она так и будет сидеть одна, голодная, в пустой квартире. Надо было отвезти ее к родителям«.

— Слушай, я не могу рисковать собой, — сказал он вдруг как можно тверже.

— А что такое? — поинтересовался Горелов. — Тебя недавно избрали депутатом в Госдуму?

— Брось, пожалуйста, свои шуточки. У меня дома собака одна осталась.

— Собака у него осталась, — передразнил Горелов, — у меня, может, внебрачный сын в Америке без отца растет, и то ничего.

— У тебя есть сын в Америке? — Леша неожиданно отвлекся от своих страхов и заинтересовался этой новостью. — Я об этом ничего не знал.

— Да я и сам, старик, узнал не сразу. А только когда сыночку полгода исполнилось.

— А мамаша кто? Какая-нибудь американка?

— Как же, — недовольно пробурчал Горелов, — будь она американка, я, может быть, еще на ней и женился. Она из наших эмигрантов. Лет пять прожила в Америке, а потом приехала в Москву погостить. В Штатах живет в маленьком, ужасно скучном городке, где вообще нет никаких развлечений, к тому же работает с утра до вечера. А в Москве Рита — ее Ритой зовут — решила оторваться как следует. Каждый вечер новая компания, новый клуб.

— Да, это времяпрепровождение мне знакомо, — мрачно вставил Леша.

— Ну вот, — продолжал Горелов, — я с ней совершенно случайно познакомился на одной вечеринке. Если бы я знал, какие последствия будет иметь наша встреча, я бы, конечно, остался дома. Но ведь заранее ничего предугадать невозможно… Просто один знакомый пригласил меня в гости, сказал, что, как всегда, будет много женщин и срочно нужны кавалеры. Я скучал в тот вечер, ну и пошел. Конечно, Рита произвела на меня определенное впечатление. Такая веселая, рисковая, с сережкой на носу, с какими-то шерстяными косичками в волосах. Короче, она выгодно отличалась от всех остальных женщин, которые пожирают тебя голодными глазами. У нас с ней завязался эдакий легкий романчик. Оба мы знали, что все закончится, как только она уедет, поэтому не трепали зря друг другу нервы, не строили планов, просто веселились и доставляли друг другу удовольствия всеми возможными способами. — Горелов помолчал с минуту, затем меланхолично продолжил: — Потом она уехала, расстались мы так же легко, как и встретились. Я отвез ее в аэропорт, сказал «бай» на прощание, и все. Мы даже адресами не стали обмениваться, потому что оба понимали: письма — лишь жалкий суррогат общения. Представь мою реакцию, когда спустя год с небольшим я получаю от Риты письмо, из которого узнаю, что являюсь папашей американского сыночка. В письме были фотографии — Рита с пузом, Рита с коляской, Рита с младенцем на руках и младенец с погремушкой. Зовут его Коля, вернее Ники на американский лад. До сих пор не знаю, радоваться мне или огорчаться. А главное, этой Рите ничего от меня не надо. Она так и написала, просто решила, что я должен знать о том, что сделался папашей. Вот такие дела…

— Но ты ведь поедешь туда, посмотришь на ребенка? — спросил Алексей.

— Не знаю, — мрачно произнес Горелов, — какой в этом смысл, чужая женщина, чужой американский ребенок. А с другой стороны, может, и поеду. Хочу сделать анализ, если отцовство подтвердится, то буду принимать меры. У парня должен быть отец. Смотри-ка, — сказал Горелов совсем другим тоном, — мы уже приехали.

Машина свернула к аэродрому, дорогу преграждал опущенный шлагбаум, за которым виднелось летное поле с неподвижно стоящими самолетами. Издали они выглядели, как модельки из детского конструктора.

Горелов вышел из машины, сказал что-то солдату в будке, и шлагбаум поднялся. Они проехали на территорию аэродрома и оставили машину возле кирпичного двухэтажного здания.

— Жди меня тут, — бросил Горелов Алексею, а сам скрылся в здании.

Вскоре он вышел оттуда в сопровождении молодого черноволосого парня в летной форме. Алексей, чувствуя, как страх опять сковывает его цепкими лапами, все же выбрался из машины.

— Знакомься, — сказал Горелов, — это Виталий, наш инструктор, а это Алексей — не уверенный в себе клиент.

Виталий протянул Алексею руку и сказал бодрым тоном:

— Ничего, первый раз все волнуются, это норма. Вот когда человек идет на первый прыжок без единой эмоции — это как раз нехорошо. — И он выразительно посмотрел на Горелова. — Потом может случиться истерика.

— Этого еще не хватало, — пробормотал Горелов.

— Пошли, — Виталий пригласил их за собой.

Молодые люди прошли по кромке поля и остановились рядом с небольшим вагончиком, на деревянной стене которого краской было написано: «Аэроклуб».

— Выглядит, конечно, не слишком солидно, — извиняющимся тоном произнес Виталий, — но зато у нас все очень надежно.

— А если я не успею вовремя дернуть за шнур парашюта? — Алексей задал наконец вопрос, который мучил его уже очень давно.

— Ни за что дергать вам не придется, — ответил Виталий, — парашют раскроется автоматически, ваша главная и единственная задача — выпасть из самолета, все остальное — уже наша забота. Пошли в вагончик, там остальные ждут. Сейчас проведу инструктаж, и — вперед.

2

Внутри вагончик выглядел так же непрезентабельно, как и снаружи. Деревянные ящики вдоль стены, служившие сиденьями, посередине — стол. На ящиках сидели несколько человек. Алексей заметил, что они перепуганы почти так же, как он, и это его немного утешило.

— Вот, — сказал Виталий, — ваши товарищи по несчастью. Ищете на свою голову приключений, а потом приходится валерьянкой отпаивать. Кому нужна валерьянка, лучше скажите сразу, — обратился он к присутствующим. — Девушка, может быть, вам?

— Спасибо, не надо, — раздался женский голос, и Леша с удивлением увидел, что среди присутствующих оказалась одна девушка. У нее были короткие прямые волосы, одета она была в черные джинсы и футболку, и Леша сначала принял ее за юношу. Держалась девушка очень уверенно, Леша даже позавидовал ей.

— Так, — сказал Виталий, — давайте расплачивайтесь и расписывайтесь в ведомости, потом будем экипироваться.

— А сколько это стоит? — спросил Леша у Горелова.

— Недорого, пятьдесят баксов. Но ты не беспокойся, я за тебя плачу.

— Это еще почему?

— Я же тебя втравил в эту историю. На тебе и так лица нет, неужели еще платить заставлять.

Горелов подошел к столу, вручил Виталию деньги и чиркнул что-то на бумажке.

Когда процедура оплаты закончилась, Виталий открыл один из деревянных ящиков и вывалил на пол целую гору ботинок на толстой подошве и мешок с защитными шлемами.

— Разбирайте, — сказал он, — без ботинок и шлемов к прыжку никто не допускается. У ботинка пружинящая подошва, чтобы ноги не переломали, а шлемы тоже понимаете зачем.

Когда все подобрали себе обувь и шлемы, Виталий продолжил инструктаж.

— В полете не расслабляться, держаться за стропы и готовиться к приземлению. При приближении к земле группируемся, стараемся приземлиться на ступни и сразу же начинаем тянуть на себя и собирать парашют, иначе он вас утянет черт-те куда. Если не вышло, если приземлились на пятую точку или на голову, ничего страшного, лежим и ждем инструктора. Он подойдет и поможет. Потом будет небольшой банкет и вручение дипломов. Теперь разбираем парашюты и идем на посадку в самолет.

Все подходили к Виталию, и он надевал каждому на спину довольно большой рюкзак с парашютом, а потом закреплял его ремнями на груди и на животе. Когда очередь дошла до Алексея, он поразился тяжести парашюта.

«Если эта штука не раскроется, — мрачно подумал он, — она потянет меня вниз с двойной скоростью. Ну и хорошо, я даже испугаться не успею».

— А когда будем завещание писать? — поинтересовался какой-то любитель черного юмора.

— Шутники могут вообще отказаться от прыжка, — резко сказал Виталий, — в конце концов, вы не в армии, дело чисто добровольное. Ну, — он сурово оглядел присутствующих, — есть желающие остаться? — Все молчали. — Тогда пошли.

Вереницей они потянулись к стоящему в центре летного поля самолету «Ан-40», в простонародье именуемому «кукурузником». В салоне самолета, вдоль стены, на расстоянии полутора метров от пола тянулась длинная толстая проволока. На скамейке сидел еще один инструктор, мужчина лет сорока пяти, лысый, с пушистыми усами.

— Капитан Жаров, — представил его Виталий и велел всем сесть на скамейку. Самолет загудел и начал выруливать на взлетную полосу.

«Неужели это все-таки случится? — в панике подумал Леша. — Еще несколько минут, и неведомая сила заставит меня выпрыгнуть из самолета? Или все же инстинкт самосохранения возьмет вверх и я буду отчаянно сопротивляться и цепляться руками и ногами за Виталия? И тогда меня просто выпихнут из салона, как мешок с дерьмом. Нет, — замотал головой Леша, — мужчина я или кто? Я должен это сделать сам. Иначе число моих комплексов увеличится вдвое и я никогда не смогу добиться… одним словом — ни черта…»

Между тем самолет разогнался и взлетел. Мерное гудение мотора ничуть не успокаивало, а, наоборот, действовало примерно так же, как звук бормашины на ожидающего своей очереди пациента. Леша посмотрел в круглое окошко иллюминатора. Внизу — штрихи деревьев и квадраты полей. Самолет летел довольно низко.

— Ты здесь зачем? — спросил Лешу сидящий рядом с ним долговязый парень с кислым выражением лица и, не дожидаясь ответа, сказал: — Я на спор. Поспорил на сто баксов, что прыгну. Невыгодно, не знал, что прыжок полтинник стоит.

Леша пожал плечами. Сказать, что пошел прыгать за компанию? Это будет звучать как-то глупо и совсем по-детски.

— А ты зачем в это дело ввязалась? — продолжал допытываться парень у своих соседей. На этот раз он задал вопрос сосредоточенно молчащей девушке.

— Я хочу изменить сознание, — с достоинством ответила она.

— Не понял, — признался парень.

— Сильные ощущения, чувство преодоления и полета, — начала объяснять девушка, — действуют на человека подобно наркотику. То есть в это время организм и вырабатывает наркотики, эндорфины. Всем известно, что наркотики приводят человека в состояние измененного сознания. Вот я и хочу добиться этого эффекта, не попадая в зависимость от химических веществ.

— Круто, — с одобрением заметил Горелов, — мне нравится эта идея. А вы не могли бы потом рассказать о вашем методе поподробнее?

— Если останемся целы, то с удовольствием, — ответила девушка и улыбнулась. У нее были ровные и очень белые зубы.

«А она ничего, — вяло подумал Леша, — главное, смелая».

— Заканчиваем разговорчики, — неожиданно сказал Виталий, — и готовимся к прыжку. У нервных есть еще время отказаться. Все прыгают? Тогда не обижайтесь, если кое-кого придется выпихивать. Потом еще «спасибо» скажете. Все видят эту проволоку? За нее цепляется малый парашют. Когда вы выпрыгиваете, он автоматически вытягивается, а потом, под воздействием воздуха, вытягивает за собой уже основной парашют. Все это происходит в течение десяти секунд. Это время разрешается лететь с закрытыми глазами. Но потом надо смотреть вниз, как я учил. Ну, кто будет первым?

— Я, — одновременно ответили девушка и Горелов.

— Джентльмены пропускают дам, — заявил Виталий и прицепил какую-то часть сложенного парашюта девушки к проволоке. Он проделал то же самое с парашютами всех остальных. Образовалась естественная очередь. Горелов с Алексеем оказались где-то посередине. — Прыгаем на специально подготовленное поле, — сказал Виталий, — там разложены опознавательные полотнища.

— А если нас снесет к лесу? — спросил кто-то.

— Не должно, — ответил до сих пор молчавший лысый капитан Жаров, — сегодня ветра нет. На поле вас уже ждут инструкторы с машиной. Отвезут потом на аэродром.

— А вы будете прыгать? — спросил Горелов.

— Я прыгну, — сказал Виталий, — а капитан полетит назад. Ну, готовность номер один.

Он открыл овальную дверку люка. Гудение двигателя сразу же сделалось оглушительно громким, холодный ветер ворвался в салон. Алексей почувствовал, что его бьет крупная дрожь. Он и не заметил, как девушка исчезла в светлом овале открытого люка. За ней прыгнул кто-то еще, очередь продвигалась медленно. Некоторые шагали в пустоту в сосредоточенном молчании, некоторые вопили что-то нечленораздельное.

Наконец Алексей оказался один на один с пустотой. Ветер бил его по лицу. Лямки тяжеленного парашюта больно резали плечи. Рядом стоял Виталий, и по выражению его лица Алексей понял, что тот только и ждет момента, когда он струсит, чтобы с наслаждением выпихнуть его из самолета. Нет, такого Алексей допустить не мог. Он сделает это сам.

В момент прыжка Алексею показалось, что он раздвоился. Как будто какая-то часть отделилась от него, встала сзади и толкнула его в спину. Что было дальше, Алексей помнил плохо, он ощутил щемящее чувство провала — и свист ветра в ушах. Потом почувствовал резкий толчок, и ему показалось, что он за что-то зацепился и повис в воздухе. Это раскрылся основной парашют. Алексей не висел в воздухе, а медленно и плавно опускался вниз.

Это чувство было совершенно восхитительным. Медленное ощущение полета, от которого, казалось, пела не только душа, но и каждая клеточка тела. Алексей посмотрел вниз и увидел яркие зонтики парашютов, а еще ниже — зеленый квадрат поля. Вдруг он услышал крик:

— Леха, твою мать, вот это класс! Вот это здорово! — Это прыгнул Горелов.

Алексей летел и чувствовал, что весь мир отныне у его ног. Что для него нет теперь ничего невыполнимого, что он способен на все, на покорение любой, даже самой недоступной вершины.

К сожалению, полет кончился слишком быстро. Алексей приземлился довольно удачно. Он несколько раз пружинисто подпрыгнул, ударившись обеими ступнями о землю, и умудрился сохранить равновесие. Он потянул на себя отчаянно сопротивляющийся парашют, так, как его учили, и попытался его сложить. Вскоре к нему подскочил инструктор и помог справиться с непослушным шелковым куполом.

Потом их отвезли на аэродром, где налили по рюмке водки и вручили что-то вроде свидетельств о совершенном прыжке.

Назад ехали в совершенно приподнятом настроении. Горелов всю дорогу говорил без умолку, расписывая свои необыкновенные ощущения. Алексей слушал его вполуха. Он пребывал в необыкновенном состоянии и пытался как можно дольше сохранить в себе чувство полета.

3

— Ну что, Алексей, — сказал Софрошкин, — надеюсь, ты хорошо отдохнул? Теперь надо с новыми силами браться за работу. Есть у тебя какие-нибудь идеи по поводу следующего номера?

— Конечно, шеф, — с готовностью ответил Орлов. — Могу предложить репортаж об одной английской писательнице, авторе множества детективов.

— Ну и что она такого натворила? — поинтересовался Софрошкин. — Была замечена в противоестественных сексуальных связях?

— Нет, она всего-навсего отсидела пять лет за соучастие в убийстве.

— Это здорово, — произнес Софрошкин, — а кого она прикончила?

— В юности она жила в Новой Зеландии и очень дружила с одной девицей, а потом родители собрались их разлучить. Тогда девочки-подружки и убили мамашу одной из них. Нанесли ей сорок пять ударов кирпичом.

— Это правдивая история или ты сам придумал?

— Чистая правда, даже сама писательница не отрицает своей причастности к убийству.

— А как ее зовут?

— Анна Перри. Это ее псевдоним, а настоящее имя — Джулиет Хульм. Когда читатели узнали, что автор их любимых детективов сама убийца, ее книги стали раскупаться гораздо лучше.

— Ну что ж, этот материал мне вполне подходит, — сказал Софрошкин. — Надеюсь, ты поподробнее остановишься на всяких душераздирающих деталях, ну, ты меня понимаешь.

— Конечно, шеф, я подробно опишу каждый из сорока пяти ударов кирпичом.

— Но это не все, — сказал Софрошкин, — я хочу дать тебе еще одно задание. Тут мне рассказали об одном изобретателе — мужик сделал что-то вроде сферы, залезаешь туда, тебя заливают специальным гелем, словом, имитируют состояние невесомости.

— А дышать как?

— Не знаю. Маску, наверное, какую-нибудь надевают… Короче, эта сфера как бы модель матки.

— Чего? — переспросил Алексей, заикаясь.

— Человек залезает в эту сферу и заново переживает свое эмбриональное состояние. Говорят, это как-то положительно влияет на его психику. Так что поезжай и все проверь. Держи, вот телефон изобретателя, — Софрошкин протянул Алексею жесткий прямоугольник визитной карточки.

— Вы хотите, чтобы я плавал в геле в позе эмбриона? — с возмущением переспросил Алексей.

— А почему бы и нет, это все будни журналисткой жизни. А если действительно пребывание в этом аппарате благотворно отражается на психике? Возможно, расширяются горизонты сознания. Разве тебе не интересно?

— Страшно интересно, — пробормотал Алексей, выходя из редакторского кабинета, — все просто места себе не находят, желая расширить границы моего сознания. Один заставил с парашютом сигать, другой предлагает плавать в каком-то киселе. Пора с этим завязывать.

У Алексея была мечта. Он хотел стать настоящим, приличным, а не бульварным журналистом. Он мечтал работать в каком-нибудь толстом, красивом иллюстрированном журнале, выходящем два раза в месяц. Например, в «Столице» или «Итогах». Алексей понимал, что стать автором таких журналов довольно трудно, зато гонорары там совершенно фантастические. Дело даже не в гонорарах. Просто, если бы его мечта осуществилась, Алексей избавился бы от чувства стыда, которое сопровождало все его журналистские успехи в «Суперновостях». Алексей никогда не давал маме читать свои статьи, а на все ее просьбы отвечал высказываниями типа:

— Мама, не надо засорять себе голову всякой чушью.

Он ведь даже стеснялся ставить свое имя под статьями, и порой Дэни Секси был ему неприятен как свидетель его самых неблаговидных поступков. Алексей хотел бы писать толковые статьи, подписывать их своим именем. Такие не грех дать почитать родственникам и знакомым.

Алексей даже тему для статьи придумал. Он хотел написать об истории борзых в России после революции, об уникальном человеке, который содержал единственный оставшийся в Москве питомник этой породы. Но работа в «Суперновостях» отнимала у него слишком много времени, и Алексею оставалось только в метро обдумывать темы, которые он мог бы предложить в серьезное издание. Уже много раз он обещал себе, что все же выберет момент, сядет за компьютер и напишет то, что ему хотелось. Но каждый раз возникали новые помехи.

Вот и сейчас предстоит писать о какой-то дурацкой сфере, превращающей взрослого человека в эмбриона. Алексей решил не откладывать неприятное задание и прямо из редакции позвонил изобретателю. Леша приготовился к тому, что ему предстоит иметь дело с одним из тех чудаков, изобретателей вечных двигателей, которые обычно осаждают редакции разных газет и журналов. Короче, одним из непременных городских сумасшедших. Но, судя по тембру голоса, интонациям, изобретатель — молодой и вполне нормальный человек. Он предложил называть его просто Олегом и очень толково объяснил, как доехать к нему домой. Жил он в центре, что тоже было приятно.

«Ладно, поеду прямо сейчас, — решил Леша, — чем быстрее отделаюсь, тем лучше».

Алексей не без труда отыскал старый пятиэтажный дом в одном из переулков, примыкающих к Сретенке. Он поднялся на лифте на последний этаж, а потом уже пешком — на целый лестничный пролет. Нужная ему дверь оказалось непривычно белой и с виду совсем новенькой. Такой же новенькой была блестящая медная табличка на двери. Табличка сообщала всем, что здесь живет Олег Ракитин, эсквайр. Леша фыркнул, покрутил пальцем у виска и позвонил.

Дверь ему открыл мужчина лет тридцати, босой, в шортах, ярко-желтой футболке и с телефоном-трубкой возле уха. Со своим собеседником Олег говорил по-немецки. Алексей почти не знал немецкого и понял только, что речь шла о каких-то патентах.

— Пока, — сказал Олег по-немецки же в трубку. — Привет, — сказал он Леше уже по-русски. — Чай, кофе или что-нибудь прохладное в такую жару?

— Виски с содовой, — пошутил Алексей.

— Сколько содовой? — спросил Олег.

— На два пальца.

— Момент, — произнес Олег и скрылся в комнате. — Проходите! — крикнул он оттуда.

Леша разулся и пошел на голос.

«Вот это да», — воскликнул он про себя, оказавшись в квартире.

Олег превратил обычный захламленный чердак в потрясающую мансарду с застекленным потолком, скошенными стенами и лакированным полом светлого дерева. Мебели почти не было, только низкая кушетка около стены, светлый деревянный шкаф со множеством ящиков и очень мягкое с виду кресло. Посередине комнаты стояло странное сооружение, очень похожее на опутанное трубками яйцо какого-то гигантского ящера.

«Это оно», — подумал Алексей и машинально принял стакан из рук Олега.

В стакане действительно оказалось виски с содовой.

— Вообще-то я на работе не пью, — произнес Леша и достал из сумки диктофон. — Может быть, вы сначала расскажете мне о вашем изобретении?

— А может, вы сначала испытаете его на себе? — предложил Олег.

— А это не опасно? — с сомнением в голосе спросил Леша.

— Ничуть, только надо раздеться.

— Совсем?!

— Конечно, чтобы оказаться в условиях, так сказать, максимально приближенных к естественным. Не может же младенец лежать во чреве матери в трусах. Не волнуйтесь, я на вас смотреть не буду. Только сначала надо принять душ. Ну как, согласны? Между прочим, я только что вел переговоры с одним медицинским центром из Ганновера. Там хотят использовать мое изобретение в лечебных целях. Так вот, одна процедура стоит довольно дорого. Так что советую пользоваться случаем. Ванная по коридору и направо.

4

«Ну все, я опять позволил втянуть себя в очередную идиотскую историю, — уныло подумал Леша, медленно направляясь к ванной, — кто знает, может, этот Ракитин, эсквайр, какой-нибудь извращенец, который заманивает к себе молодых мужчин якобы для того, чтобы похвастаться своим изобретением. И я для него добровольно помоюсь и разденусь. А потом он засунет меня в свое идиотское сооружение, я наглотаюсь там какой-нибудь гадости, и тогда привет — неизвестно чем закончится этот визит. Интересно, чем вообще занимается этот Ракитин? — продолжал размышлять Леша, уже добравшись до ванной. — Отгрохал себе мансарду на чердаке, сделал шикарный ремонт, вон у него все окна из ПВХ, да и ванная как из каталога».

Ванная комната действительно была отделана великолепно, нежно-бирюзовый кафель, блестящие краны, огромное зеркало во всю стену. Алексей обратил внимание на то, что в стаканчике на полке только одна зубная щетка, но зато рядом стоял женский дезодорант, и это насторожило его еще больше. Чувствуя себя подопытным кроликом, Леша встал под душ и начал мыться. Он заметил в углу стопку чистых полотенец на крышке стиральной машины. Взял верхнее, ярко-синее, приятно пахнущее чистотой, вытерся и соорудил из полотенца что-то вроде набедренной повязки.

Он вышел из ванной и отправился испытывать прибор. Приятно было ступать босыми ногами по чистому, гладкому, нагретому солнцем паркету.

— Уже готовы, отлично, — произнес Олег. Весь его вид подчеркивал, что журналист, облаченный в одно полотенце, — это обычное дело для его квартиры. — Прошу, — Олег подозвал Лешу к сфере.

Леша подошел поближе и увидел, что на верху яйцеобразного устройства есть отверстие с откидной крышкой. Перед сферой стояла раскладная лесенка, похожая на те, что раньше были в купейных вагонах.

— А как я буду дышать? — спросил Леша.

— Сейчас все объясню, — ответил Олег и прочитал своему настороженному гостю небольшую лекцию. Леша узнал, что внутрь сферы заливается специальный гель, безвредный для кожи, нагретый до тридцати градусов. Специальное устройство постоянно поддерживает эту температуру. На лицо погружаемого надевается специальная маска с трубкой, примерно как у аквалангиста, через которую можно дышать. Оптимальное время нахождения внутри сферы — один час.

— Если вам что-нибудь не понравится, просто постучите в стенку, тогда я прерву эксперимент, — сказал Олег.

— Все это, конечно, очень интересно, — сказал Леша, — но только зачем это нужно?

Олег снова заговорил таким тоном, словно читал лекцию целому курсу студентов.

— Самое сейчас перспективное направление в психотерапии и психоанализе — это повторное переживание моментов зачатия, внутриутробного развития и рождения. Основные проблемы, страхи и комплексы закладываются именно в это время. Любое неосторожное слово беременной женщины, любой ее страх навсегда закладываются в пренатальную матрицу плода.

Хорошо еще, что Леша успел включить диктофон. Конечно, голый, с диктофоном в руках, он выглядел крайне нелепо. Но сам он ни за что не запомнил бы все эти мудреные слова — типа «пренатальных матриц». Да и вообще, ему не слишком приятно было ощущать себя матрицей, куда записаны все ссоры его родителей. Мама как-то призналась ему, что они с отцом чуть не развелись, когда она была беременна. Это был самый тяжелый период их брака. Когда родился он, их первенец, они наконец-то стали семьей.

Перед экспериментом Олег измерил Леше пульс и давление. Оба этих показателя были немного выше нормы.

— Это неудивительно, — успокоил Лешу Олег, — просто вы волнуетесь.

Под присмотром Олега Леша натянул на лицо маску. Дышать было довольно легко, не сложнее, чем при подводном плавании. Он скинул полотенце и поднялся по лесенке к люку. Изнутри сфера была отделана мягким и теплым на ощупь пластиком. Олег велел лечь ему на спину и подтянуть ноги к груди. Собственно, ни в какой другой позе лежать здесь было невозможно.

— Я включу вам музыку, — пообещал Олег на прощание, — это очень способствует. Что вы предпочитаете?

— Похоронный марш, — серьезно ответил Леша.

— А все-таки?

— Ну не знаю, рок, наверное, не подходит для такого случая.

— Да, — согласился Олег, — классика лучше.

— Тогда «Хорошо темперированный клавир» Баха, если у вас есть, конечно.

— Есть, в исполнении Святослава Рихтера. Ну все, я закрываю.

Когда люк над головой Алексея захлопнулся и в сфере стало темно, он почувствовал себя японским камикадзе, который добровольно заточил себя в торпеде, чтобы взорваться вместе с вражеским кораблем.

Алексей услышал мерное гудение и почувствовал, как пространство сферы заполняется теплой жидкостью. Это ощущение было тревожным, но не слишком неприятным. Его лицо вскоре оказалось погруженным в жидкость. Дышалось легко, а потом и поза с поджатыми ногами перестала казаться неудобной. Алексей расслабился и задышал ровнее.

«Кажется, все не так уж страшно, — подумал он, — но где же долгожданный эффект? Я все равно чувствую себя взрослым мужиком, а не невинным эмбрионом».

Сфера начала мерно покачиваться, потом из невидимых динамиков приглушенно зазвучала знакомая музыка Баха. Алексей понял вдруг, что не чувствует больше своего тела. Он испытывал ощущение полной расслабленности, невесомости, и сам не заметил, как задремал. В сущности, это было неудивительно. Обычно Леша носился по делам с утра до вечера и выматывался так, что засыпал в метро.

Алексей сам потом не мог вспомнить, спал он в этой сфере или просто грезил наяву. Если это был сон, то он выглядел так. В какой-то момент Алексей открыл глаза и увидел себя в темном тесном пространстве, заполненном синеватым искристым сумраком. Ему было тепло и очень покойно. Ощущение спокойствия и защищенности окружало его со всех сторон подобно кокону. И вдруг сумрак как будто поредел, и Леша начал различать сквозь него какие-то смутные очертания. Сперва он даже не понял, что это такое, но не спешил всматриваться. Он был уверен, что со временем эти очертания прояснятся. И действительно, очень скоро он уже понимал, что на него смотрит женское лицо. Он не узнал эту женщину, но был абсолютно уверен, что уже где-то видел ее. Возможно, она его близкий друг, а может быть, родственница, сейчас это было не важно.

Неожиданно женщина вплотную приблизила к нему свое лицо. Алексей различал его совсем рядом, но словно сквозь тонкое и очень прозрачное стекло. Он знал, что не может, как бы ему ни хотелось, дотронуться до ее губ или век. А потом она заговорила. Правда, губы ее оставались неподвижными, но Алексей не знал, какими еще словами описать ощущение, когда один человек обращается к другому. Но он знал, что у женщины очень приятный и зовущий голос, хотя и не различал слов.

Алексей был абсолютно уверен, что женщина звала его, просила найти ее и освободить. От кого или от чего освободить, он не понимал, знал только, что женщине грозит или будет грозить в ближайшем будущем какая-то опасность и только он сможет предотвратить ее. Потом женщина замолчала и некоторое время просто смотрела на него, уже без грусти или мольбы, она словно давала ему возможность получше запомнить ее. Потом ее лицо начало удаляться и как бы растворяться в синеватом сумраке.

Алексею стало грустно, и он попытался позвать ее, но понял, что не умеет, что разучился говорить. Бесконечно долго он силился справиться со своими непослушными губами, потом ему это все-таки удалось, и он выкрикнул:

— Женя! — и проснулся от звука собственного голоса.

Он открыл глаза и увидел улыбающееся лицо Олега в проеме над собой.

— Сеанс окончен, — сказал Олег, — вылезайте.

Алексей снял с лица маску, сделал глубокий вдох и выбрался из сферы. Во всем теле было необыкновенное чувство легкости. Так бывает, когда долго идешь под тяжелым рюкзаком, а потом на привале наконец сбрасываешь его, и тогда кажется, что сейчас взлетишь. Именно так ощущал себя Алексей. Если бы он не стеснялся Олега, то не удержался бы и попрыгал немного по комнате или сплясал бы что-нибудь. Но он ничего этого не сделал, а снова позволил Олегу измерить себе давление и пульс.

— Теперь все показатели в норме, — сказал Олег, — что тоже неудивительно. Ну как, вам понравилось?

— В общем, да. Хотя эмбрионом я так себя и не почувствовал, момент зачатия пропустил, а до родов, видимо, не дотянул.

— Каждый видит что-то свое. И потом, вы же не ставили себе такую цель, пережить собственные роды. Но что-то вы все-таки почувствовали?

— Это было очень личное переживание, — уклончиво ответил Алексей, — но я рад, что пережил его. В общем, я оценил ваше изобретение. Возможно, если бы я был психологом или просто врачом, я оценил бы его еще больше. Но я напишу о своих ощущениях и, если вы не возражаете, мы встретимся еще раз. Вы расскажете, как вам пришла в голову эта идея, и сколько вы работали над ее воплощением. Сейчас мне бы хотелось побыть одному и осмыслить увиденное.

Изобретатель и журналист договорились созвониться на следующей неделе, и Орлов покинул мансарду.

5

Алексей хотел как можно скорее добраться до дома, чтобы наконец остаться в одиночестве и как следует подумать над тем, что он увидел, сидя в сфере.

По дороге он зашел в небольшой продуктовый павильон, купил пакет молока, хлеб и замороженные немецкие блинчики с яблоками и с грибами. Их он разогреет для себя в микроволновке, а для Ясны у него еще есть сухой собачий корм.

Алексей погулял с собакой, потом занялся блинчиками, потом решил немного прибраться в квартире. Он знал, что чем чище у него в квартире, тем лучше работает его голова.

Уже стемнело, Ясна мирно сопела на своем коврике, во сне у нее дергались лапы, хвост и то и дело шевелились уши. Наверное, ей снилась охота. Алексей опять почувствовал уколы совести. Уже очень давно он собирался свозить Ясну на настоящую псовую охоту, но все никак не мог выкроить для этого хотя бы несколько дней.

Алексей вытянулся на кровати, потом ему в голову пришла интересная идея, он вскочил, порылся в ящике со старыми пластинками, нашел то, что искал. Включил старый проигрыватель, которым не пользовался с тех пор, как купил музыкальный центр и перешел на компакт-диски. Он поставил Баха. Ему казалось, что так он сможет лучше осмыслить увиденное.

«Значит, пока я сидел скрюченный, — думал Леша, — двери моего подсознания распахнулись и я увидел некую женщину. Хотя должен был увидеть свою маму, ну да, раз я был эмбрионом, то никакой другой женщины для меня не могло существовать. Но видел-то я не маму, а Женю. Мама у меня черноволосая, черноглазая, с густыми бровями, а эта женщина была блондинка со светлыми серо-голубыми глазами. Конечно, это Женя».

Алексей поднялся и достал фотографии. Здесь Женя была немного другая, отчужденная, замкнутая. А в странном сне она смотрела на него, как на самого близкого человека, и лицо ее было открытым и по-детски беззащитным.

«Получается, она меня звала и просила у меня защиты, — продолжал размышлять Алексей. — Интересно, что ей угрожает? Или, может быть, — кто? Но ведь на самом деле она ни о чем меня не просила, это все игры моего воображения. Что бы мне сказал психолог, если бы я обратился к нему? Ну, например, что мне нравятся беспомощные, испуганные женщины, что рядом с ними я чувствую себя сильным, уверенным в себе, словом, настоящим мужчиной. Господи, какой бред я несу, — поморщился Алексей. — Просто я хочу ее видеть, вот и все. Она меня заинтриговала, она мне показалась необычной. Ничего тут нет особенного. Но почему же мне приснилась именно она, а не Лариса? Да потому, — ответил он сам себе, — потому что Лариса мне совершенно не интересна, мы с ней просто используем друг друга. Ей нужен парень для походов по всяким заведениям, да и вообще она считает, что полноценная девушка не может быть одинокой. А я использую ее для сексуальной разрядки и не испытываю с ней никакой душевной близости. Все очень запутано, — вздохнул Алексей. — Чем больше думаешь, тем сильнее запутываешься. Надо действовать, — понял он, — но как?»

Неожиданно ему пришла в голову одна очень удачная идея. Он вскочил, взглянул на часы. Половина двенадцатого. На их лестничной клетке четыре квартиры. В одной живет он, в другой — молодая семья с трехлетним малышом, в третьей глуховатая старушка. Алексей знал, что все его соседи в это время уже крепко спят. В четвертой квартире жил молодой мужчина. Про него было известно, что в средствах он недостатка не испытывает, хотя никто не знал, где он работает. Этот сосед, его звали Виктор, часто и подолгу отсутствовал. Вот и сейчас он уехал не меньше чем на два месяца. Алексей знал это совершенно точно, потому что слышал, как Виктор переругивался с Алевтиной Петровной, тугой на ухо старушкой напротив. Алевтина Петровна была очень озабочена чистотой в их общем коридоре и требовала от всех соседей, чтобы они по очереди занимались уборкой. Она даже вывесила на стене написанный от руки график. Так вот, Виктор потребовал, чтобы его из графика вычеркнули, потому что он надолго уезжает. Поскольку Алевтина действительно слышала очень плохо, Виктор орал на весь дом, пытаясь втолковать ей это обстоятельство. Леша все прекрасно слышал, не выходя из своей квартиры.

С совестью он боролся совсем не долго, минуты две — не больше. Он натянул резиновые перчатки, взял отвертку и вышел на площадку. Все было тихо. Из-за закрытых дверей соседских квартир не доносилось ни звука. Стараясь ступать как можно тише, Алексей подошел к распределительному щитку, висевшему в общем коридоре. После того, как он изображал монтера в «Сезаме», разобраться в нехитром переплетении проводов было совсем не трудно. Вот его телефонный провод, вот — уехавшего соседа. Алексею понадобилось всего несколько секунд, чтобы перекинуть соседские проводки на разъем своего телефона. Теперь осталось только вернуться в квартиру и все проверить. Вдруг этот Виктор оказался предусмотрительным и отключил телефон на время отъезда.

Дома Алексей поднял трубку телефона. Гудит. Тогда он набрал свой собственный номер и услышал длинные гудки. Неплохо, значит подключение удалось, иначе гудки были бы короткими. У него очень кстати был записан соседский номер, и он набрал его. Есть! Короткие гудки! Теперь он может звонить Жене сколько угодно и когда угодно. Главное, не забывать подсоединяться к соседскому номеру. После разговора с Гореловым Алексей знал, что найти его будет практически невозможно.

Алексей чувствовал себя победителем. Конечно, он ведет себя как мошенник, но ведь настоящий мужчина может иногда ради женщины преступить закон. Теперь ему ничто не мешало, он выпил минеральной воды, поудобнее устроился в кресле и набрал нужный номер. Естественно, он не забыл нацепить на трубку модификатор голоса.

Ему опять повезло. Женя, вернее, Алина, была на работе. Она ждала его с нетерпением. Она сама ему об этом сказала, и Алексей решил, что ему стоит поверить.

— Я звоню уже не первый раз, ты узнала меня? — спросил он.

— Конечно, — ответила Женя, — я сама по тебе скучала.

— Ну ведь неправда, — не выдержал Алексей, — ничего ты по мне не скучала, у тебя таких, как я, двадцать человек в день. А я бы хотел, чтобы ты меня запомнила и узнавала.

— Ну все, уже запомнила, у тебя такой милый, чуть раздраженный голос. Такой всегда бывает у эмоциональных людей, когда они хотят скрыть свои чувства. Ты ведь на меня не сердишься? Можно, я тебя поцелую? Я думаю, тебе надо лечь, расслабиться.

— Хорошо, я так и сделаю, — сказал Алексей и действительно растянулся на постели. Он чувствовал себя прекрасно. Женин голос был, можно сказать, у него в руках. Ему никто не мешал, не торопил, за разговор ему тоже платить не придется. Почему бы не провести этот вечер с максимальным удовольствием? У Алексея мелькнула шальная мыслишка о том, чтобы уподобиться другим Жениным клиентам и доставить себе некоторое удовольствие руками, но он тут же с позором изгнал ее. До такого он никогда не опустится. Он будет просто разговаривать. Если она хочет говорить о сексе, пожалуйста, он будет говорить о сексе. У них впереди много времени. Может быть, когда она начнет узнавать его, они смогут поговорить о чем-нибудь, что интересует обоих гораздо больше…