Несмотря на то, что описанные нравы, обычаи, традиции и некоторые церемонии «срисованы» с реальных исторических событий, автор умоляет уважаемых читателей не проводить прямых аналогий. И настоятельно просит не искать в данном произведении логики, даже фэнтезийной. Это чистой воды шутка, просто стеб, столь милый сердцу автора. Данное «произведение» преследует только одну цель — доставить чистое, мозгоразжижающее удовольствие. Прежде всего, самому автору.

 

Пролог

Почтовая карета неторопливо, натужно, вытаскивая скрипучие колеса из весенней грязи, плелась по дороге под благословенными серыми небесами, с которых сыпалась мелкая крупка дождя. Унылый, мокрый и взъерошенный черный лес тянулся вдоль колеи, в которую то и дело норовил завалиться пузатый бок экипажа. Кучер нахохлился на облучке, словно большой ворон. Наверное, разморенный неспешным движением, он задремал, потому что вожжи даже не шевелились в его узловатых руках. И шестерка мохнатых, как ангорские кошки, лошадей по собственной воле топали вперед, тяжело переставляя ноги, облепленные грязью по самые бабки.

Внутри кареты было сумрачно и душно, надышанно. Да еще и из угла скамьи, в котором притулился лбом к потрепанной обивке притомившийся от долгого пути адвокат, невыносимо тянуло сивушным духом и чесночной колбасой. Полная дама, своим нижним богатством накрывающая сразу два пассажирских сидения, брезгливо держала у мясистого носа надушенный платочек. То и дело косясь на источник дурного аромата, она тяжело вздыхала, но сделать замечание так и не решилась ни разу.

Молодой, съедаемый малокровием, джентльмен, нервно дергал веком при каждом ее вздохе. Его усики, похожие на обрывки луковых перьев, раздраженно топорщились. Но и он благоразумно молчал. То ли считая постыдным делать замечание даме. То ли, оценив разницу между своими и ее габаритами, просто не решался на столь неблагоразумный поступок.

Но и сносить спокойно эти тяжкие вздохи было не в его силах. Белые, излишне тонкие, похожие на гусениц пальцы его бесшумно барабанили по коленям, обтянутым клетчатыми брючками. И это раздражало его соседа, сидящего справа. Грузный, закутанный по самые брови в зеленое пальто с бобровым воротником, мужчина напряженно сопел, поводил налитым кровью глазом, как стоялый конь. И тоже молчал. Видимо, за компанию со всеми.

И только двоих тяготы путешествия нисколько не беспокоили. Сухопарого пожилого джентльмена, который тихонько клевал большим, похожим на птичий клюв, носом. И юную девушку в коричневом капоре. Пристроившись под боком полной матроны она, не отрываясь, читала книгу, ловя на страницы тусклые лучи, пробивающиеся сквозь толщу грязи на стекле. Ее тонкое личико было озарено флером романтизма и чужих чувств. Щеки юной читательницы то заливались румянцем смущения, то бледнели в испуге за чужие судьбы. А однажды ее светлые глаза увлажнились, и на длинных ресницах блеснула слеза.

Но вот она закрыла дочитанный до последней страницы томик, рассеяно положила его на колени, благонравно сложив поверх обложки ручки в кружевных митенках, и повернула хрупкий профиль к окну. Взгляд ее был рассеян и рассредоточен, как будто она до сих пор пребывала в других мирах. А на нежных губах блуждала легкая улыбка.

Пожилой джентльмен проснулся, когда карета, накренившись, норовила нырнуть в колею, поправил едва не свалившееся с костлявого носа пенсне. И, вдруг заинтересовавшись, в упор посмотрел на мечтательницу. И тоже улыбнулся — понимающе и чуть лукаво.

— Все закончилось благополучно? — поинтересовался он негромко.

Девушка, не сразу понявшая, что обращаются к ней, встрепенулась, грубо вырванная из своих мечтаний, и снова мило зарумянилась.

— Да, — ответила она так же негромко, смущенно опуская ресницы. — Мне очень нравится этот автор. У него все истории заканчивается хорошо.

— Свадьбой, конечно, — предположил джентльмен, плутовато щурясь, как умеют только старики, в молодости своей бывшие еще теми повесами.

Читательница едва заметно кивнула и с некоторым испугом глянула на матрону. Но почтенная дама была слишком сосредоточена на том, чтобы передать свои гневные мысли спящему невежде, который вдобавок ко всему еще и похрапывать начал.

— А хотите, дружочек, я вам расскажу историю, которая только началась со свадьбы? — неожиданно предложил лукавый старик.

— Разве так бывает? — усомнилась мечтательница.

— Бывает, еще как бывает, — заверил ее джентльмен.

— А история ваша приличная? — встрепенулась матрона, вспомнив о своих прямых обязанностях.

И даже попыталась развернуться к рассказчику. Но, к сожалению, ей помешала это сделать теснота кареты.

— Конечно, — даже несколько оскорбился старик. — Разве бы я стал смущать столь почтенное общество неприличными историями? Итак, вы готовы слушать?

Девушка обрадованно кивнула, ее наставница благосклонно прикрыла глаза. Юный джентльмен делал вид, что все происходящее его нисколько не интересует, но поправил прическу, выпростав из-под тщательно завитого локона бледно-розовое ушко. И даже сопящий мужчина в шубе скосился на рассказчика. И только спящий адвокат продолжал видеть свои сны.

— Не знаю, дружочек, поверишь ты мне или нет, но эта абсолютно правдивая история случилась в славном Государстве Анкалов… — начал старик нараспев тем самым тоном, свойственным только опытным рассказчикам.

— Так его же на самом деле не существовало, — презрительно фыркнул образованный юноша.

— Ах, ну это же сказка, — всплеснула руками мечтательная девушка. — Пожалуйста, метр, продолжайте.

 

Глава 1

О цветении юной любви и королевских свадьбах

«Ай! — воскликнула юная принцесса, — я, кажется, нечаянно вышла замуж…»

Не знаю, дружочек, поверишь ты мне или нет, но эта абсолютно правдивая история случилась в славном Государстве Анкалов, которым в те давние времена правил король Данкан II. Заслуженно нареченный своими поданными Справедливым и Добрым. И было у него два брата. Дарин, прозванный Великолепным. На момент моего рассказа он носил титул наследного принца, так как короля Отец детьми еще не благословил. И Далан — герцог Анкала, по молодости лет прозванием не обзаведшийся.

И поскольку Отец не благословил благородного короля детьми, а с женами ему не везло (почему так случилось, я поведаю чуть позже), решил Его Величество, что средний брат непременно должен жениться. Потому как время шло, а принц, который младше самого монарха всего-то на шесть лет, наследник ненадежный. На случай же, если что непредвиденное случится, трону нужны были приемники помоложе.

Долго ли, коротко ли шло сватовство и уговоры Его Высочества прогуляться до алтаря, то нам неведомо. Но настойчивость короля была не менее известна, чем его доброта. И в один прекрасный солнечный день Великолепный Дарин вошел в храм, чтобы сочетаться священными узами брака с дочерью властителя Империи Таранс Лареллой, до этого дня известной народу как Утренняя Звезда Таранса.

В тот самый знаменательный день наша история и началась…

* * *

Тонкие звуки струнного оркестра, нежные и изысканные, как тихие всхлипы юной прелестницы, поплыли под сводчатым потолком, с которого на собравшихся умильно взирал Отец. Высокие двери, богато инкрустированные мозаикой из драгоценного золотого дерева, распахнулись. Зашелестели шелка и атлас, в унисон скрипнули начищенные до блеска сапоги. Разноцветная пудра, потревоженная единым поворотом множества голов, легкими облачками взлетела в нагретый тысячами свечей воздух храма. Придворные и те, кто мог причислить своих предков к кровной аристократии королевства, поднялись со скамей, синхронно повернувшись к раскрывшимся дверям.

На ковровой дорожке, и без того усыпанной белоснежными розовыми лепестками, появились две прелестные, как весенняя заря, малютки с корзинками в руках. Ангелочки, еще по-детски косолапо, побежали к алтарю, разбрасывая срезанные головки живых цветов. За ними, благонравно опустив глаза долу и чинно сложив руки на подолах, прошли шесть юных дам.

Семьи их, так или иначе, но могли похвастаться родством с королевской династией. Потому этим достойнейшим девушкам и даровалась честь стать подружками невесты. Но кто сейчас вспоминал об их родовитости? Или о том, сколько слез и вина было пролито, сколько нервов и золота потрачено, сколько искуснейших интриг сплетено, чтобы именно они заняли почетное место по левую сторону алтаря. В данный момент каждый присутствующий видел только, как розовый шелк одинаковых платьев рождает румянец на их нежных щечках. А под скромно опущенными ресницами дрожат робкие огоньки ожидания того же счастья, которое посетило их дорогую подругу. Даром, что они ее сегодня впервые увидели.

Наконец, появилась Она. Придворные Его Величества Данкана II, единственного законного правителя государства Анкалов, разом позабыли о приличиях, манерах и собственном достоинстве, вытянули шеи и разве что не пихали друг друга локтями. Невесту еще не видел никто, а узреть ее хотели все. С момента приезда прекрасной Лореллы в столицу, в покои новобрачной пустили только медицинскую комиссию во главе с королевским медиком. Но разве от этих воронов что-то узнаешь?

Потом, на свадебном пиру, присутствующие на церемонии сошлись в одном: слухи нагло врали. Точнее, не врали, а не передавали и сотой доли правды. Невеста не была восхитительной. Она олицетворяла собой саму Женственность, Юность, Скромность, Красоту и все прочие Девичьи Добродетели, какие только существуют в этом, весьма грешном, мире.

Огромные глаза на побледневшем от волнения личике принцессы сияли, как самые яркие сапфиры. Тонкие бровки были напряженно вздернуты. Яркие, слегка даже неприлично пухлые, губки едва заметно подрагивали. Золото шелковистых, глянцево поблескивающих волос не могла скрыть даже кружевная фата. Белое, густо шитое золотом платье, скроенное по последней моде, подчеркивало хрупкую, но женственную фигуру. Она казалось такой нежной и чистой, что принцессе даже простили излишне округлые формы. Придворные дамы единодушно решили, что это признак будущего счастливого материнства юной Лореллы.

Она не шла, а будто плыла по проходу между скамьями. Сияние свечей, отражающееся от золотого шитья платья, окружало ее едва заметным ореолом. Но каждому, даже закаленным воякам, виделось, что в храм вошло само воплощение Юной Матери, несущее на своем шлейфе новую жизнь, весну и, конечно, любовь.

Принцесса словно ладошкой коснулась сердца каждого, заглянула своими невинными глазами в душу. И заставила забыть о суетных, приземленных заботах, нечестивых мыслях и неблагородных желаниях. Даже канцлер, позабыв про мигрень, с утра мучающую его, с нежностью глянул на свою давно опостылевшую, похожую на сушеную воблу, супругу. А та ответила ему растроганным, полным светлых слез, взглядом.

В конце усеянной лепестками дорожки, у подножья величественной статуи Отца, свою нареченную ждал принц Дарин. Если невеста была воплощением весны, то принц олицетворял собою образ юного воина. Высокий, но прекрасно сложенный, с гордой прямой спиной, он стоял, положив руку на рукоять церемониального меча. Скромный камзол, похожий больше на военный мундир, чем на придворное платье, подчеркивал гордый разворот плеч, широкую грудь, тонкую талию и, чего уж греха таить, подтянутый зад. Черные, словно вороново крыло, гладкие волосы придерживал тонкий золотой обруч. Темные же, как первородный грех, глаза смотрели прямо и открыто.

Он был столь великолепен, что даже многочисленные юные и не слишком юные девы, еще с утра готовые от ревности разорвать зубами свои платочки, сейчас умильно промокали ими увлажнившиеся ресницы. Глядя на эту пару, равнодушным не мог остаться никто. Они были Днем и Ночью, Светом и Тьмой, Мужчиной и Женщиной, Невинностью и Доблестью. И Любовью… Ах, конечно же, Любовью!

Когда принцесса дошла до последнего ряда скамей, ей на встречу шагнул король, прятавшийся до этого момента в тени боковых колонн. Данкан уже не был юношей, но и зрелость его только начала расцветать. Если Дарин был любимцем всего двора и сладостной, но порочной мечтой дам любого сословия, то правителя своего королевство искренне и не скрываясь обожало. Более мудрого, доброго, набожного и справедливого государя мир еще не рождал. И в этом мог убедиться каждый, стоило заглянуть в кроткие и ласковые карие глаза Его Величества.

Король улыбнулся своей мягкой и всепонимающей улыбкой, которую бездарно и безуспешно пытались передать придворные портретисты, и предложил юной невесте руку. Она вложила свои дрожащие пальчики в королевскую длань, затрепетав пушистыми ресницами, как бабочка крыльями.

Его Величество нежно коснулся губами белоснежного лба невестки и подвел ее к брату, вкладывая руку девушки в ладонь принца.

— Будьте счастливы, — чуть дрожащим от волнения голосом, но громко и уверенно пожелал король, — будьте счастливы так, как только можно в этом мире. Ибо вы, как никто, достойны этого. Пусть Отец благословит этот союз и прострёт длань свою над вами и вашим потомством. А мое благословение уже с вами. Как и моя любовь.

— Спасибо за столь искренние пожелания, Ваше Величество, — нежно пропела невеста, поднимая сияющие глаза на своего жениха, — но я уже счастлива.

— Разве может быть иначе? — подтвердил принц, глядя на невесту взглядом, за который многие бы женщины, здесь присутствующие, готовы были убить и отнюдь не в фигуральном смысле.

Если в храме в тот момент и находился еще человек, чьи глаза еще не источали слезы умиления, то после нежнейших признаний готовы были рыдать уже все. Новобрачные, так и не отпустив рук друг друга, повернулись к подслеповато щурящемуся, похожему на осчастливленного хряка, первосвященнику.

— Готовы ли вы дать друг другу клятвы, дети мои? — благостным и сдобным, как свежевыпеченная булка голосом поинтересовался он, подхрюкивая после каждого слова.

Новобрачные только кивнули в ответ и синхронно, скорее поддавшись порыву, чем следуя ритуалу, подняли головы вверх, вглядываясь в лик Отца Небесного.

— Я тебя уничтожу, наглый щенок, — едва слышно прошипела невеста.

— Я старше тебя, — спокойно ответил ей жених. — Но так уж и быть — только попробуй на моей дороге встать, стерва.

Снова запели скрипки.

* * *

— Как же я его ненавижу! — принцесса, задрав подол нижнего платья, которое служанки снять еще не успели, маленькой ножкой в атласной туфельке совсем неизящно пнула пуфик.

Ни в чем не повинная мебель отлетела к стене, всхлипнула и развалилась. Подушка, испугавшись своего будущего, поспешно закатилась под туалетный столик. А тяжелая и, наверное от того не слишком умная рама так и осталась валяться на ковре, уставившись в расписной потолок кривыми ножками. За что и поплатилась.

Нежная Ларелла схватила остатки пуфика за рахитичную ножку и запустила их в камин. Огонь, возмущённый подобным непочтительным обращением, фыркнул, выбросив столб искр и пепла, мгновенно разлетевшихся по комнате. Опытные и хорошо знавшие нрав своей госпожи служанки, старательно прикидываясь бесплотными приведениями, поспешно затушили угольки, и тенями скрылись по углам комнаты.

— Ненавижу, ненавижу, ненавижу! — затопала ногами новобрачная, плотоядно шаря глазами по спальне.

Но ничего достаточно хрупкого ее взгляд не находил. А кровать или туалетный стол без подходящего оружия развалить даже ей было не под силу. Поэтому она вцепилась обеими руками в подол, словно стремясь его разорвать и взвыла, весьма успешно имитируя волчицу.

— Ну что ты так бесишься? — невозмутимо поинтересовалась герцогиня Керк.

Эта дама, единственная фрейлина Ее Высочества, которой было позволено остаться при госпоже, совмещала свои служебные обязанности с почетной должностью сердечной подруги принцессы. Впрочем, широкой общественности Таранса сия достойная женщина была больше известна, как Нежная Арна. И некоторые избранные господа при дворе короля Анкалов, успевшие познакомиться с герцогиней, сочли прозвище весьма метким и уместным.

— Я бешусь? Это я бешусь? Да я спокойна, как вся королевская гвардия! — принцесса схватила со стола графин с вином, изрядно из него отхлебнула, не замечая, что заливает красным белоснежный шелк платья, и запустила посуду в камин, вслед за догорающими останками пуфика.

— Он мерзкий, самодовольный, самовлюбленный красавчик! — с трудом переведя дух, выпалила она, — Наглый говнюк! Ублюдок!

— Ну, это ты зря, — возразила Арна, невозмутимо покачивая ножкой и задумчиво водя по краю бокала пальчиком. — Принц, как и положено, родился в присутствии отца, членов Совета и трех священников, которые и зафиксировали его законнорожденность. А психуешь ты потому, что он наверняка самая яркая звезда на небосклоне этого двора.

— Какое мне до этого может быть дело? — холодно поинтересовалась Лара и изящно присела на стул, разглядывая собственное отражение.

Отражение принцессы было спокойно и тихо, словно майский рассвет. Словно и не она только что бесновалась как перепивший конюх. Только чуть смазавшаяся помада предательски намекала на то, что принцесса способна испытывать сильные эмоции. Но легким движением пальчика Ее Высочество этот недостаток немедленно устранила, вновь став безупречной.

— Может такое, что ты это место считаешь своим по праву? — герцогиня отпила из бокала, пряча за его краем весьма ехидную улыбку. — Да, к тому же, он не рухнул мгновенно к твоим ногам, моля о любви. А посмел демонстрировать собственное превосходство.

— Это мы еще посмотрим, — принцесса повернула голову, демонстрируя зеркалу свой тонкий, как на старинных камеях, профиль. И нетерпеливым жестом подозвала к себе служанку, указав ей на щетку для волос. — Я не я буду, если не заставлю этого говнюка есть из моих рук. Не пройдет и полгода.

— А вот теперь я узнаю Утреннюю Звезду Таранса!

Арна удовлетворённо улыбнулась, отставила бокал в сторону и довольно потянулась всем телом, забросив руки за голову, как большая и весьма довольная кошка, предвкушающая появление перед мордой большой миски сметаны.

Герцогиня встала, поправила платье и, оттеснив служанку в сторону, сама принялась расчесывать пряди принцессы, блестящие в свете свечей как настоящее золото.

— Лара, тебе просто стоит убедительно показать ему, кто в доме хозяин. Точнее, сначала окружающим, а потом ему. Неужели ты с этой задачей не справишься? Это ты-то, чей эскорт на границе рыдал, не желая отдавать достояние империи в лапы анкалских варваров? А теперь вспомни наших самцов и сравни их с местными изнеженными павлинами. Да они мгновенно признают тебя воплощением Матери на земле.

— Все равно он меня раздражает, — надула губки принцесса. — А я не могу быть милой с тем, кто мне не нравится. Кстати, папа его иначе как «дрянной молокосос» и не зовет. А братика только при упоминании его имени начинает дергать. Ты бы видела, что с ним было, когда мне портрет принца прислали! Мне показалось, что у него сейчас припадок падучей начнется.

— Еще бы не начался! — фыркнула Арна, явно не испытывающая ни малейшего почтения к личности Его Императорского Высочества. — Достаточно вспомнить, как твой дорогой супруг отделал его на поле при Элстере. И что с ним самим потом сделал ваш достопочтимый батюшка.

Нежная Лорелла усмехнулась. Эта усмешка, уместная на лице прожжённого интригана и циника, странно смотрелась на прелестном юном личике. Зато весьма непрозрачно намекала на истинные чувства, царившие между родственниками королевской династии Империи.

Впрочем, Ее Высочеству было достаточно поймать собственное отражение краем глаза, как ее облик снова стал нежным, невинным и слегка обиженным.

— Найди во всем свои плюсы, — посоветовала подруге умудренная не столько годами, сколько опытом герцогиня. — По крайней мере, ты можешь быть уверена, что за мужа тебе краснеть не придётся. Если, конечно, ты сама не поставишь его в неудобное положение. И перестань капризничать, дорогая. Вспомни, как ты мгновенно окрутила бедного герцога Нарка. Хотя утверждала, что тебя от него тошнит.

— Меня от этого принца не тошнит. При виде его анкалского клюва меня блевать тянет, — скривилась нежная невеста, изобразив рукой тот самый клюв. — А мне, между прочим, с ним еще спать.

— Ну, может, нижний клюв у него весьма недурен. Ты же не видела, — усмехнулась герцогиня. — И тоже мне невидаль, переспать с каким-то там занюханным принцем. Тем более что говорят, будто о размерах мужского достоинства можно судить как раз по длине носа.

— В таком случае он у него просто огромный, костлявый и загнутый крючком! — Ее Высочество передернула плечиками. — Спасибо тебе, подруга. Ты всегда умела утешить…

— Думай о том, что сегодня ты, наконец, расстанешься с девственностью. Представляешь, что ты себе теперь сможешь позволить, а? — герцогиня наклонилась над плечом подруги, заглядывая в ее глаза через отражение. — Думай о том, что девичьи игры для тебя остались позади. А впереди веселая, интересная и о-о-очень сладкая женская жизнь.

Лара перестала хмуриться и, подняв голову, задумчиво глянула на фрейлину. Губы принцессы медленно раздвинулись в очень довольной и несколько плотоядной улыбке, приоткрыв влажно поблескивающие зубки. Быстрый язычок ее облизал нижнюю губу и девушки обменялись многозначительными взглядами.

* * *

Мрачность его Высочества вошла при дворе в легенды. Да и за его пределами была весьма широко известна. Но на свадебном пиру его обычная меланхолия достигла новых — невероятно мрачных и темных — глубин.

Впрочем, придворные красавицы сочли это знаком того, что Великолепного Дарина просто тяготит празднество и вынужденная разлука с юной женой. Господа также не поставили насупленный вид принца ему в вину, а сочли его вполне уместным. До официоза ли, когда в постели тебя ждет столь милое создание? Наверное, несчастному супругу каждая минута кажется вечностью.

И все присутствующие на праздничном балу сошлись во мнение, что сегодня принц бесподобен. Право же, эта мрачность и ранее придавала ему загадочной романтичности. А сейчас, когда Любовь царила в его сердце, он живо напоминал юного колдуна, опоенного волшебным зельем феи.

— Что ты мне подсунул? Мне обещали нежное, безропотное существо. А вместо фарфоровой принцессы я получил наглую, лживую и насквозь фальшивую сучку. Она меня бесит! — принц откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы вокруг бокала, поставленного на живот.

— Тебе же не в карты с ней играть, — невозмутимо отозвался король, благожелательно глядя на танцующих придворных и мастерски пряча за краем манжеты зевок. — Семейные отношения — это не мирный договор, который надо соблюдать, пока можется.

— Кто бы говорил! — презрительно скривил губы Дарин.

— Как раз ему и говорить, — подал голос юный герцог Анкала, стоявший за спиной братьев, небрежно положив локоть на спинку кресла принца. — Он в этом вопросе большой специалист. Все-таки, двух жен он уже похоронил.

— Да будет к ним справедлива Мать, — благочестиво сложил пальцы король, опустив вмиг увлажнившиеся глаза.

И не менее мастерски, чем зевок, пряча ехидную усмешку.

— Ты мне ее сразу предлагаешь на тот свет отправить или советуешь подождать немного? — поднял голову Его Высочество, глядя на младшего брата.

— Даже и не думай, — голос Данкана стал ниже и жестче. Его слова как будто царапали воздух, словно кто-то кончиком кинжала по стеклу провел. — Мне нужен наследник. А лучше, если у тебя будет два сына и пара дочерей. Только после этого можешь подумать о вдовстве. Ты понял меня?

— Понял, — неохотно ответил принц, отводя глаза. — Мы уже это обсуждали. И вообще я пошутил.

— Ну, так не шути больше, — посоветовал король. — Кстати, давно хотел переговорить с тобой на эту тему. У тебя совсем не развито чувство юмора. И обычно твои остроты плохо заканчиваются для оппонента. Только на прошлой неделе ко мне на аудиенцию рвался граф Гирон. Между прочим, он тоже что-то кричал о твоем юморе и своем сыне. Что ты с ним сделал?

— Отпустил остроту, — мрачнея еще более, хотя, казалось, более уже некуда, огрызнулся Данкан. — Если мне не изменяет память, то она попала ему в левое легкое и пробила артерию.

— Каламбуры тебе тоже не даются, — констатировал король, улыбаясь с отеческим дружелюбием. — Мой мораторий на дуэли тебя не касается?

— А дуэли не было, — спокойно парировал принц. — Этот молокосос не знал, с какого конца за шпагу хвататься. Так что, мы имеем факт холоднокровного убийства. А венценосные особы суду не подвластны. Меня может карать исключительно сам монарх. И ты свой приговор не только вынес, но и привёл в исполнение. Я уже женат на этой имперской стерве. Кстати, тебе не кажется, что четыре года пыток — это чересчур тяжелое наказание за убийство какого-то мелкого поганца?

— Всего два, — живо парировал Его Величество, который с арифметикой был дружен несколько ближе своего доблестного, но не блистающего глубинными знаниями брата.

— Что-то я ничего не понял, — пожаловался юный герцог, наклоняясь над плечом короля. — Почему четыре и почему два?

Принц что-то буркнул себе под нос — невразумительно, но весьма негативно. И отвернулся, подзывая виночерпия и жестом веля наполнить свой немалый кубок.

— Я потребовал от Дарина как минимум четырех детей, — охотно пояснил младшему братишке Его Величество. — Он посчитал, что над каждым ребенком ему придётся трудиться по году. Но, на самом деле, расчёты его ошибочны и антинаучны. Как утверждают лекари, для того чтобы понести, здоровой женщине требуется примерно два месяца. Ещё два месяца стоит подождать, дабы убедиться в её… эм… брюхатости. И два месяца необходимы на поправку здоровья после родов. Итого по шесть месяцев на каждого ребенка. Всего — два года.

— Счетовод, — буркнул принц, которого подсчеты брата почему-то нисколько не обрадовали.

— Да ладно вам! Чего вы оба кукситесь, словно уксус нахлебались? Веселиться же надо. Свадьба у нас или что? — Белокурый Далан, озорно улыбнувшись, отсалютовал братьям бокалом. — В конце концов, Дарину еще первая брачная ночь предстоит.

Принц от такого напоминания скривился и помрачнел еще больше.

— С радостью уступлю тебе место, хочешь?

— Я еще маленький, — невинно похлопал ресничками герцог, скроив физиономию, помогающую ему обдирать любые понравившиеся юбки уже года четыре. — В смысле, что я еще маленький тебя подменять с венценосными девственницами. Представляю, какая нудная ночь тебя ожидает.

— Девственницами? — скептически приподнял левую бровь принц. — Где ты там девственницу разглядел?

— Ну-ну, — предостерег его король, — нам такие конфузы ни к чему. Если Империя подсунула нам некачественный товар, то мы можем и обидеться. И тогда договор будет разорван, а противоположной стороне придется выплатить немалую компенсацию.

— Иногда от твоих торгашеских сентенций начинает подташнивать, — поморщился новобрачный. — Можно подумать, ты на рынке родился.

— Брось, — отмахнулся от него король, — это тебе нужно быть изысканным и утонченным. А мне это ни к чему, могу и грубым побыть. Ты лучше на это взгляни с другой стороны. Чем быстрее ты эту северную шлюшку обрюхатишь, тем быстрее сможешь вернуться к нашим нежным дамам. Так что, я бы на твоем месте немедленно взялся за дело.

— В том то и дело, что ты не на моем месте, — огрызнулся принц, залпом допивая оставшееся в бокале вино. — Почему все самое неприятное достается мне, а?

— Потому что ты умудрился родиться вторым, — радостно пояснил герцог. — Был бы первым — стал бы королем. Родился бы третьим и вел бы жизнь беззаботного мотылька. А второй — это всего лишь каждой бочки затычка.

— Ты знаешь, дорогой братец, — глядя в пустой бокал, который он вертел в руках, протянул принц, — иногда у меня появляется горячее желание избавить дворец от насекомых.

— Ладно, тогда пока в тебе это желание не возобладало над остальными, я полетел, — ничуть не испугавшись, заявил Далан. — Кстати, сегодня я из солидарности к тебе решил завалить кого-нибудь из северных красоток. Так что, мысленно я с тобой.

Принц возвел к потолку черные глаза и тяжело вздохнул. То ли его печалили непристойности, сказанные младшим братом. То ли поддержка казалась не слишком надежной. То ли просто все происходящее угнетало.

* * *

— Принц идет! Принц идет в покои принцессы! Принц идет исполнить свой супружеский долг и консумировать брак! — завыл кто-то за дверью.

Причем с таким усердием, что Лора невольно подумала, будто во дворец привезли говорящего быка в гоне.

Она повыше подтянула простыню. Не из-за природной стыдливости, а чтобы убедить в ее наличии придворных, чей топот уже был слышен в коридоре. Арна поправила локоны принцессы, стратегически разметавшиеся по подушке, и скрылась в складках портьер полога. Двери спальни распахнулись, и на пороге появился принц, уже практически раздетый. Ну, в самом деле, не считать же платьем нижнюю рубаху, заправленную в штаны!

Но при виде супруга Лорелла облегченно выдохнула, потому что не была уверена, что не рассмеется при появлении суженного в ночной рубашке, как того требовал этикет. А юной жене полагалось трепетать в предвкушении первой ночи, а не заливаться хохотом.

Ее новоиспеченный муж отошел в сторону, позволив придворным пройти в спальню. При проводах Его Высочества в кровать народу присутствовало совсем немного, человек семьдесят. Ибо такой чести удостаивались только самые родовитые и сановитые. Каждый из присутствующих счел своим долгом лично подойти к постели и, кланяясь, пожелать новобрачной легкого избавления от тягот девичества и немедленного материнского счастья.

Многие из допущенных были изрядно пьяны, поэтому речи их не всегда отличались разборчивостью. Но все говорившие, умильно глядя на перепуганную принцессу, были искренни до слез. Женщины заговорщицки и подбадривающе ей улыбались, стараясь скрыть за пристойными масками жгучую зависть. Не к девичеству, конечно. А к тому, что принцессе предстоит ночь с Его Высочеством. При желании здесь бы нашлось множество добровольцев, готовых взять на себя тяжелое бремя супруги. И не все из них были дамами.

Впрочем, и принцессе было уделено внимание. Кто-то из сановников хотел по-отечески потрепать Ее Высочество по ноге, для чего он и влез почти на супружеское ложе. Но стражники вовремя оттащили брызжущего отеческими чувствами господина в сторону.

Наконец, поток придворных иссяк, и принц собственноручно закрыл за последним придворным двери. И внимательно, чуть прищурившись, оглядел спальню. Юной жене даже показалось, что он по-звериному принюхивается. Вполне возможно, что так оно и было. Потому что уже в следующий момент счастливый супруг за шиворот вытащил из-за портьеры пищащую герцогиню и, придав ускорения ударом колена под прелестный зад, отправил ее вслед за ушедшими придворными.

— Да как ты смеешь?! — задохнулась от возмущения Лора, садясь на постели и больше не заботясь о том, чтобы простыня прикрывала ее девичьи прелести.

Правда, они и без того были прикрыты сорочкой, хотя и весьма тонкой, отделанной изящным кружевом и продуманно расположенными разрезами.

— Не знал, что у тебя склонность к прилюдному исполнению супружеских обязанностей, дорогая, — процедил принц. — Иначе бы оставил всю эту толпу здесь.

— Это не только моя фрейлина, но и моя подруга!

— Позовем ее третьей? — явно издеваясь, предложил Дарин, — я не против.

— Ты с одной сначала справься, а потом замахивайся на двоих, — принцесса продемонстрировала собственное умение иронично приподнимать бровь.

У нее это получалось даже изящнее, чем у новоиспеченного мужа.

— А, может, без этого? — поскучнел Его Высочество, наливая в бокал вино. Хотя, судя по неестественно блестящим глазам он и без того сегодня выпил уже немало. — Ну, как там делается? Пальчик уколем, простынки измажем. Могу ради такого дела даже собственной кровью пожертвовать. Мы же с тобой близкие люди. Обойдемся без формальностей.

— Нет, дорогой, без формальностей мы никак не обойдемся, — ехидно улыбнулась Лора. — Придется тебе продемонстрировать свою мужественность. Хотя, конечно, в ее наличии я и сомневаюсь. Но, что делать, напрягись. Но, в общем, я против третьего в постели тоже не возражаю. Можешь позвать на подмогу одного из братьев. Недаром же говорят, что вы удивительно дружны.

— Значит, вы изволите сомневаться в моей мужественности? — вкрадчиво поинтересовался принц, глядя на жену поверх края бокала.

— Изволю, — очаровательно улыбнулась она, накручивая на палец белокурый локон.

В этот весьма напряженный момент Лора как никогда напоминала невинного ангела. И это явно портило принцу настроение. Потому что, допив под насмешливым взглядом супруги бокал, он наполнил его снова. И новую порцию выпил так же — залпом. После чего, не глядя, поставил кубок на стол и направился к супружескому ложу. Принцессе вдруг показалось, что ее муж двигается, как дикий зверь — не идет, а крадется. И нежная Лорелла вдруг ощутила несвойственную ей робость.

— Что ты делаешь, животное?!

Придворные, притаившиеся за дверью, шарахнулись от этого вопля, испугано и несколько недоуменно глядя друг на друга. Принц славился своими любовными похождениями и немало ныне присутствующих дам сумели однажды завоевать его благосклонность. Но в жестокости по отношению к дамам его до сей поры не обвиняли. В холодности — да, было дело. Даже в равнодушии. Но не в жестокости.

— Это была моя лучшая сорочка!

Новый вопль принцессы заставил всех облегченно выдохнуть и даже начать улыбаться и обмениваться понимающими взглядами.

К сожалению, дальнейшее получение информации о том, что происходило в спальне, затруднили толстые стены и не менее толстые двери, которыми славился королевский дворец. А никто из молодоженов — как назло! — излишне громко своих чувств не проявлял, окон не бил и мебели не ломал. Становилось даже скучно. Через пару часов большинство интересующихся покинули свой пост. Самые же стойкие, расположившись в немногочисленных креслах, а то и прямо на полу, задремали.

Двери спальни распахнулись только перед самым рассветом. Появившийся на пороге принц обвел ничего не выражающим взглядом придворных, сонно хлопающих глазами. Придерживая створку, он обернулся и поклонился в сторону кровати.

— Простите, дорогая, я был пьян, — сказал он абсолютно нейтральным, как будто переговоры вел, тоном. — Обещаю, что такого больше не повторится. Впредь я буду приходить на ваше ложе трезвым, как стекло.

— Пойдите вы в Безду, — отозвались из спальни столь же равнодушно. — Можете напиваться, сколько вам вздумается. И если вы забудете дорогу в мою спальню, то я буду удовлетворена.

Принц еще раз поклонился и, больше ни на кого не глядя, удалился.

А утром над Девичьей башней гордо реяла простыня с кровавым пятном, подтверждающая, что так удачно начавшийся брак был консумирован. Правда, придворные больше обсуждали не этот факт, а разорванную сорочку принцессы и в клочья порванную, словно ее кошка драла, рубашку принца.

Вниманием не обошли и расцарапанную щеку молодого супруга. Но внятного объяснения этому таинственному факту найдено не было. Потому что юная жена появилась перед придворными как ни в чем не бывало. Она была прекрасна, свежа и абсолютно счастлива. В конце концов, сплетники сошлись во мнении, что любовь порой принимает самые причудливые формы.

 

Глава 2

О неожиданностях, недоразумениях и женском коварстве

«Какая забавная у вас штучка!» — воскликнула юная принцесса, когда гвардеец снял штаны.

Позволь, дружок, ненадолго отойти в сторону от нашего повествования и объяснить тебе некоторые нравы и обычаи, царившие в те романтические времена при королевских дворах. А то, боюсь, ты не сможешь оценить шутку, которую сыграла озорная принцесса со своими будущими фрейлинами. А случай сей был презабавный, поверь мне.

Дело в том, что каждой венценосной особе полагалось иметь при себе личных фрейлин и дам. Сия свита обязана была служить, развлекать и всячески опекать свою госпожу. И занять место приближенной считалось невероятно почетным. Девушка, ставшая фрейлиной, могла считать, что уже стоит у алтаря, давая супружеские клятвы самому завидному жениху двора. А с поста придворной дамы было особенно удобно продвигать карьеру супруга. Вот только претенденток на такие лакомые места были сотни, а мест-то всего двенадцать — шесть фрейлин и шесть дам.

Стоит ли нам удивляться тому, что знатнейшие рода прикладывали невероятные, а порой и превосходящие человеческие возможности, усилия, дабы только юная дева оказалась той самой счастливицей? Но зато что за розарий окружал принцесс и королев! Ах, эти невинные создания с розовыми щечками и шустрыми глазками, способными воспламенить сердце самого благонравного из святых! А эти достойные дамы, ревностно преследующие интересы супруга даже и в чужих, порой нескромных, объятиях…

Впрочем, прости старика, мой юный друг. Я, кажется, слишком увлекся в своих мечтаниях. Поспешим же в покои принцессы, чтобы присутствовать на ее завтраке. А, заодно, и посмотрим сквозь щелочку, что же задумала эта шалунья.

* * *

— Все так, как мы и ожидали!

Нежная Арна, брезгливо — двумя пальчиками — держащая бумагу, уронила ее перед принцессой на стол. Лора, даже не взглянув на список, вопросительно приподняла брови, изящно прихлебывая чай.

— Церемониймейстер передал мне перечень леди, которых он рекомендует на места твоих фрейлин и придворных дам. Сплошь зануды, стервы и уродины из старых анкалских родов.

— То есть, подразумевается, что сама я выбрать не смогу? — спокойно поинтересовалась принцесса, промокая уголком салфетки самый краешек губ.

— Ну почему же? Сможешь, — усмехнулась герцогиня, — если они от этих должностей самостоятельно откажутся. Только с чего бы им отказываться? За эти места драка была еще тогда, когда только переговоры о твоем замужестве начинались.

— Ну, это ты предоставь мне, — тонко улыбнулась Лора, скромно опуская глаза. — Что у нас там сначала? Фрейлины? Ах, милые и невинные создания, прибывшие во дворец в надежде составить блестящую партию… Ну, что ж. Надо же ознакомить девушек с прелестями будущего супружества, как считаешь? А, заодно, и с их будущими обязанностями.

— Ты что задумала?

Глаза Арны блеснули в предвкушении предстоящего развлечения. Что-что, а фантазией Утренняя Звезда Таранса обладала изрядной. И исключительно зловредной.

— Узнаешь. Давай прямо сейчас и начнем. Так, иди-ка ты, дорогая подруга, вон на тот диванчик и порыдай над своим унижением. Да побольше налегай на то, что ты не в силах этого вынести, поняла?

— Нет, — честно ответила герцогиня, послушно отправляясь на указанную кушетку. — Так?

Красавица откинулась на спинку диванчика, прижав левую руку к сердцу, а правую картинно положив на лоб.

— Нет, не столь драматично, — критически осмотрела мизансцену принцесса. — Побольше личного унижения и страданий.

Герцогиня сжалась в комочек, изящно подвернув под себя ногу. Ладони она положила на подлокотник, уронив на них голову.

— Вот, теперь самое то, — одобрила Лора. — И еще один штришок.

Принцесса накинула на обнаженные плечи подруги черную кружевную шаль и слегка растрепала ее прическу.

— Луковые капли при тебе?

— Они всегда при мне, — обиделась Арна.

— Ну, вот и отлично. Тогда — страдай.

Ее Высочество глянула на себя в оконное стекло, поправила и без того безупречную прическу и до крови прокусила острыми зубками губу. Слегка поморщилась от боли, мизинчиком осторожно размазав выступившую красную капельку в уголке рта. И еще раз критически оценила собственное отражение.

Практически бессонная ночь оставила свои предательские следы, которые она с утра тщательно скрыла. Но сейчас Лора салфеткой стерла пудру, чтобы темные круги оттенили слегка запавшие глаза. Губы без помады, с запекшейся в уголке кровью, казались бледными. Светлое платье, которое она посчитала неудачным и не сменила только потому, что разыгравшийся аппетит оказался сильнее эстетических чувств, теперь весьма успешно подчеркивал изможденный облик.

— То, что надо, — кивнула она удовлетворенно и велела разыскать своего личного секретаря, приказав немедленно предъявить Ее Высочеству кандидаток на роль фрейлин.

Долго ждать дамам не пришлось. Казалось, что претендентки стояли прямо за дверью столовой. Впрочем, вполне возможно, что так оно и было.

Девушки, все, как одна, наряженные в белые платья, что должно было символизировать их душевную и телесную чистоту, гуськом вошли в комнату, на миг замирая на пороге, и приветствуя принцессу реверансом. И отходили к стене, испуганно косясь на горько рыдающую герцогиню. Когда все тридцать одобренных кандидаток вошли, Лорелла повернулась лицом к девушкам и медленно оглядела их, чуть хмуря брови.

— Несчастные малютки… — прошептала она срывающимся голосом, но так, чтобы расслышали все. — Бедные невинные овечки…

— Ваше Высочество? — прервав затянувшуюся паузу, робко спросила видимо самая решительная из овечьего стада.

Принцесса, глянув на нее из-под ресниц, оценила яркие рыжие волосы, задорно вздернутый носик и зеленоватые глаза смелой кандидатки. Увиденное ей понравилось.

— Я не должна вам этого говорить, — словно собравшись с силами, выговорила Ее Высочества, гордо и решительно вскидывая подбородок и смаргивая с ресниц невольно набежавшие слезы. — Вы все столь невинны и юны… Но я не могу отправлять на заклание ваши юные души. Я понимаю, что место фрейлины для каждой из вас является пределом мечтаний. И ваша прямая обязанность перед семьей состоит в том, чтобы оправдать оказанную честь. Но иногда реальность слишком страшна. И даже долг дочери славного рода перед ней меркнет.

Она замолчала, с трудом сглатывая подступивший к горлу ком. В абсолютной тишине приглушенные рыдания герцогини звучали особенно трагично. Претендентки, несмотря на выучку, не могли сдержать эмоций. Они совершенно недопустимым для леди образом переминались с ноги на ногу, испуганно оглядываясь на убитую горем Арну. Кое-кто из девиц даже губы нервно облизывал, что считалось вульгарным и неподобающим.

— Вы даже ещё не знаете — как положено невинным девам, естественно — в чем состоит главный супружеский долг, — собравшись с силами, продолжила Лора. — И, конечно, мы не будем затрагивать столь деликатную тему подробно. Но дело в том, что мой супруг имеет несколько… специфические потребности. Которые, я, как принцесса, удовлетворить не смогла.

Герцогиня совершенно неизящно, видимо от удивления, икнула. Но опомнившись, поддала рыданий. Будущие фрейлины таращились на Ее Высочество с ужасом. Видимо, несмотря на свою невинность, о супружеском долге женщины, они были осведомлены хотя бы теоретически. И прозрачные намеки юной жены прекрасно поняли.

— И боюсь, моим фрейлинам придется проходить через это испытание, потому что наиглавнейшая обязанность венценосной четы состоит в том, чтобы зачать наследников. А мой достойный муж не может выполнить свои обязанности без некой… подготовки. Я не говорю о телесных страданиях. Что значит боль перед долгом? Все мы готовы с радостью принести себя в жертву…

Принцесса набожно сложила руки и замолчала, склонив голову, словно произнося краткую молитву.

— О-о-о, это было ужасно!.. Он был таким огромным! — несколько гнусавым от рыданий голосом протрубила герцогиня.

Лора вздрогнула. Точнее, ее тонкие плечики передернуло, словно девушку внезапно пробрал озноб. Она бросила на подругу взгляд, полный сострадания, сочувствия и жгучего бессилия.

— Нет, не о страданиях тела я говорю, а о страдании души. Физические муки ничто по сравнению с потерей самоуважения, растоптанной пороком гордостью и чистотой…

— Их было трое… — простонала герцогиня.

Принцесса снова вздрогнула, несколько озадаченно глянув на подругу.

— Кроме того, существуют еще и невосполнимые потери…

— Кто теперь меня, обесчещенную, возьмет замуж? — в экзальтации вскричала Арна, приподнявшись на диване и повернув к девушкам залитое слезами лицо. Герцогиня протянула вперед руку, словно требуя у них ответа. — Ответьте, кто? А если я залет… А если у меня будет дитя? Разве кто-нибудь поверит, что его отец — молодой и счастливый супруг? О, Мать! Мне один путь — скинуться с самой высокой башни…

Она, обессиленная, снова упала на кушетку и зашлась в иступленном плаче.

— Поэтому я обязана, славные мои, юные создания, спросить вас еще раз: готовы ли вы исполнить свой долг? И прошу вас, говорите честно. Ибо я не сумею защитить вас от… от трудностей служения мне. Но смогу защитить вас от гнева отцов, которые не понимают всей тяжести женской доли, а видят лишь выгоду рода. Поверьте, я, отданная на ложе столь… порочного человека, как никто понимаю вас. И готова жертвовать собой ради вашего блага.

Она гордо вскинула голову и солнце, бьющее в окна, позолотило светлую головку, окружив ее нимбом света.

* * *

Герцог Анкалов, невольно морща по-женски изящный носик, проскользнул в едва приоткрытую дверь. Ароматы, царящие в спальне Его Высочества, юному Далану приходилось обонять исключительно в кабаках Нижнего города. Казалось, что сначала принца с головой окунули в винную бочку, а только потом уложили в постель.

— Дар, вставай, — младший брат потряс принца за плечо. — Я понимаю, что исполнение супружеских обязанностей тебя притомили. Но нас ждут великие дела!

— Иди в Бездну! — пожелал герцогу вежливый наследник трона, пряча голову под подушкой. — У меня башка раскалывается, в рот кто-то конского дерьма напихал и я хочу спать.

— А я хочу леди Алсию, — ухмыльнулся Далан.

— Ну, так пойди и…

Его высочество, не вылезая из-под подушки, красочно и подробно, хоть и слегка глуховато, описал герцогу, что следует сделать с нежной леди. Далан, внимательно выслушав, хмыкнул. Видимо, некоторые предложенные варианты даже для него, весьма сведущего в сердечных делах, показались свежими. И открывали новые просторы для пытливого юного ума.

— Непременно воспользуюсь твоим советом, — заверил белокурый герцог. — Могу прямо сейчас. Только вот в полдень счастливых новобрачных ждут в городской ратуше. У вас встреча с главами гильдий и цехов. А также с мэром. И мне, несчастному, велено сопровождать процессию. Что делать в подобной ситуации?

Принц не постеснялся и высказал свое мнение, что следует сделать с главами гильдий и цехов. А также с мэром. Правда, в этот раз герцог слушал несколько рассеянно. Несмотря на царившую моду, приверженцем однополой любви он не был.

— Дар, прекращай капризничать. Ты все равно уже проснулся. Вста-авай!

Принц откинул подушку и приподнялся на руках, словно отжимаясь, без особой приязни глядя на брата. Его лицо было страшно, глаза налиты кровью, и весь грозный облик непрозрачно намекал, что между Его Высочеством и здоровым крепким сном вставать не рекомендуется даже храбрецам.

— Я все чаще думаю, что твою мать стоило отравить раньше. Лет так на пять. Пока она тебя родить не успела.

Но юный герцог был не из трусливых и даже не дрогнул. Лишь улыбнулся очаровательно и невинно.

— Братец, у тебя разум помутился от выпитого вина, любви к юной супруге и мочи, ударившей в голову, — ямочки на щеках герцога способны были растопить даже покрытое льдом сердце. — Мою достойную матушку никто не травил. Она по неосторожности подавись вишневой косточкой.

— Вот иди и тоже чем-нибудь подавись, — пожелал ему любящий родственник.

Принц сел на постели, с силой потер помятое со сна лицо, брезгливо стараясь не касаться отросшей щетины. И глухо пожелал всем, ну абсолютно всем, провалиться в Бездну. На его пожелание цирюльник, стоявший рядом с дверью наизготовку с тазиком, исходящим теплым духом травяного отвара вежливо поклонился. Тем же ответили и остальные личности, неведомо когда и каким таинственным образом пробравшиеся в спальню принца. А было их немало. При пробуждении присутствовал паж, держащий кубок с освежающим полосканием для рта и полотенце. Лекарь, в чьи обязанности входило ежедневно освидетельствовать телесное здоровье наследника трона. А также капитан королевской и капитан городской стражи.

— Завтрак уже накрыт и я с удовольствием поем с тобой второй раз, — ослепив напоследок всех присутствующих сияющей улыбкой, герцог скрылся за дверью.

Первым к принцу подошел лекарь, еще раз вежливо поклонился, осведомился о состоянии здоровья его высочества, подробно расспросил о стуле, осмотрел глаза и горло, прослушал сердце и легкие. Убедился, что супружеская близость не нанесла некоторым, особенно ценным органам, урона, а следы дурных болезней на данных органах отсутствуют, и попросил принца помочиться в стеклянный флакон.

Его высочество еще раз оповестил собравшихся, что он их всех искренне и от всей души ненавидит, повернулся спиной и выполнил требуемое. Лекарь осмотрел жидкость на свет, понюхал, обмакнул в склянку мизинец, лизнул его и сообщил, что принц абсолютно здоров, но с винопитеем ему следует быть умереннее. А так же не столь усердствовать с выполнением супружеских обязанностей, ибо от чрезмерного усердия семя разжижается. После чего метр еще раз поклонился и удалился писать отчет для Высшего Совета о состоянии здоровья принца, с которым он и так непростительно задержался сегодня.

Усевшись в кресло, и доверчиво подставив под бритву цирюльника мускулистое горло, Дарин выслушал доклад капитана дворцовой стражи о прошедшей ночи. Попросив представить письменный отчет о том, кто, кого, где и сколько раз посещал, принц отпустил вояку с миром.

Обычно информацию Его Высочество предпочитал запоминать. Но прошедшие сутки выдались весьма бурными. И расшалившиеся придворные, вдохновленные любовью молодоженов, предавались сердечным делам с особым энтузиазмом. Правда, никто не мог дать гарантий, что между приступами энтузиазма они не плели заговоров. Поэтому информацию стоило проверить.

Затем был выслушан доклад капитана городской стражи. Как и ожидалось, количество трупов с явными следами насилия, а так же без оных, разбойных нападений, грабежей и случаев телесного ущерба увеличилось. Мертвецкая была забита пока еще неопознанными трупами. Шлюхи задрали цены, а рынки с утра открылись с опозданием. Причем хлеб и дрова опять подорожали.

Но этого и следовало ожидать. Свадебные торжества привлекли в столицу не только почтенный люд, но и сброд всех и всяческих мастей. И эти самые торжества, будь они неладны, продлятся еще шесть дней. Да и потом понаехавших придётся пороть, вешать и просто выдворять за городские стены не один месяц.

Велев приструнить уличных девок, проследить за кабатчиками, чтобы особенно не усердствовали, обирая вусмерть пьяных клиентов и записывая перепившихся в кабалу, и напомнить торговцам хлебом, что существует такая забавная вещь, как дыба, принц велел подать себе одежду. На робкие возражения гардеробщика, что сегодня его ожидают торжественные мероприятия, Дарин жестко ответил, что для него траур начался в тот день, когда он родился. И выбрал, естественно, черное.

К столу он вышел уже полностью готовым начать новый день. Принц как всегда был безукоризнен. Прекрасен, подтянут и загадочен. Правда, из образа немного выбивалась площадная брань, которую он обрушил на голову младшего брата, узнав, что тот абсолютно неизящно и даже подло сожрал всю кашу с цукатами. Ведь будь ты хоть сам король, но повторный завтрак во дворце можно получить, только сперев у кого-нибудь менее расторопного.

Но это досадное событие помогло Его высочеству обрести свое нормальное, то есть, крайне мрачное настроение. А то, видимо из-за недосыпа, он находился в несколько расстроенных и сумбурных чувствах. Поэтому, когда герцог решился поинтересоваться, как прошла первая супружеская ночь, Дарин с привычной братской любовью коротко посоветовал младшему «завалить хлебало» и в утомительные рассуждения об извращениях не пускался.

* * *

Процессия тащилась по центральной улице города с проворностью нищенки, которой кто-то хребет по доброте душевной перебил. И хоть и медленно, но зато верно, пробиралась к площади городской ратуши. Кони, на которых золота и драгоценных камней было едва ли не больше, чем на наездниках, едва переставляли вызолоченные копыта, равнодушно роняя продукты жизнедеятельности на ткани, выстилающие брусчатку в честь торжественного выезда новобрачных.

Люди, в невероятном количестве собравшиеся поглазеть на поезд, были буквально повсюду. Они давили тяжелой волной на цепь стражников, не дающих толпе хлынуть на дорогу. Воины в начищенных до блеска доспехах, страшно пуча красные от усталости и празднования глаза, с ненавистью орали: «Поберегись!» и, кажется, были морально готовы пустить в дело не только рукояти алебард. Толпу их готовность нисколько не смущала.

Люди теснились на балконах и в распахнутых настежь окнах так плотно, что не вываливались только благодаря милости чересчур человеколюбивого Отца. Те, кто посмелее, висели на стягах и флагах, с гербами королевства и империи, укрощающие стены домов, а, заодно, прикрывающие трещины и пятна плесени.

В канавах, вычищенных, но воняющих так же, как все канавы мира, вместе с пьяницами плавали лепестки и головки цветов, которыми горожане щедро закидывали процессию. За это изъявление любви горожан осыпали серебряными жетонами, выпущенными в честь свадьбы. Жетоны разбрасывали стражники, шагающие по бокам колонны. Воины, достающие пластинки из больших холщовых мешков и бросающие их в толпу, напоминали трудолюбивых сеятелей. Но, судя по звероподобным мордам, они с большим бы удовольствием швыряли не значки, а булыжники. Потому что там, куда падали жетоны, моментально возникала драка и давка, что спокойствия органам правопорядка не добавляло.

Процессию возглавлял первосвященник, восседавший на мышастом ослике — символе смиренности, благонравия и воздержанности святых отцов. Под сверкающими на солнце одеждами и свисающими складками жира почтенного служителя Отца, несчастного животного видно не было. Первосвященник помахивал кадилом, дымящимся душистыми травами, благословляя горожан, и тянул что-то благочестивое. Но за общим гомоном и звоном колоколов всех столичных храмов, бьющих разом, его голоса никто не различал.

За дрожащими ножками ослика, упорно тащившего святого отца, шли представители монашествующих орденов. Эти великолепием не сверкали, были молчаливы и неизменно надменны. За что, порой, удостаивались от горожан не цветов, а овощных очисток.

Далее двенадцать благороднейших дворен, ехавших верхами, придерживали над головой короля золоченый полог с ярко-алой, островерхой крышей шатром. Его Величество, восседающий на вороном жеребце, по-отечески улыбался горожанам и изредка поднимал руку, благословляя горожан.

Вслед за Его величеством ехали молодожены на белоснежных лошадях. Принц, облаченный во все черное, смотрелся несколько неуместно. Но народ прощал ему и эту неуместность, и неулыбчивое лицо, и взгляд, устремленный вдаль. За великолепную осанку, благородный и решительный горбоносый профиль и славу самого мужественного дворянина королевства, ему бы простили и не такое.

А вот невеста вызывала общее восхищение и несомненную любовь. Ее бело-золотые одеяния сверкали, как снег на вершине гор. Хрупкая фигурка, сидящая боком на спине огромного жеребца, казалось трогательной и беззащитной. Принцесса сияла доброй и счастливой улыбкой, непрерывно махая ручкой и иногда, играясь, посылая воздушные поцелуи. По мере продвижения поезда выкрики: «Дарин!» звучали все реже. Зато вопль: «Ларелла!» гудел на волне общего обожания.

Откуда выскочил мальчишка, никто толком не понял. Он словно поднырнул под руками стражи и бросился наперерез кортежу. Кто-то заорал, но неразборчиво. Люди, стоявшие вдоль дороги, разом ахнули и подались вперед, в очередной раз почти снеся оцепление. Вертлявый парень проскользнул между растерявшимися дворянами, служащими атлантами королевского полога. Да и растеряешься тут! Потому как что делать в подобной ситуации не было понятно никому. Если, как долг велит, выхватывать мечи и защищать жизнь Его Величества, то громоздкая конструкция рухнет государю на голову. А если и дальше изображать собой истуканов, то короля, того и гляди, жизни лишат…

К счастью дворянства, мальца король не интересовал. Едва не поскользнувшись на ткани, устилающей брусчатку, он подлетел к чете новобрачных, обеими руками протягивая над головой огромный букет. Жеребец принцессы, ехавший чуть впереди, испугался, попятился, прижимая уши и приседая на мощный зад. Конь дико заржал, запрокинул голову и встал на дыбы. Тут уж ахнули все, с ужасом и предвкушением ожидая, что хрупкая фигурка в золотом сейчас соскользнет со спины взбесившейся лошади, рухнет под копыта, которые размозжат белокурую голову.

Ирус, бродячий поэт, стоявший в толпе, даже успел придумать первую строчку эпитафии трагически погибшей принцессе: «Ушла краса, темны небеса и солнце померкло, утратив сиянье…». И так ему самому эта строчка понравилась, что он невольно прослезился. Правда, пришлось бедному поэту позже переделывать эпитафию в любовную балладу.

Все случилось так быстро, что разобрал произошедшее только принц. Да и тот потом не был готов клясться, что ему не привиделось. Он только услышал скрежещущий голос брата, возникший в его собственной голове: «Мне нужен наследник!». И перед глазами пронеслась вереница портретов претенденток на его руку и сердце, которые рассматривались наравне с его нынешней супругой. Уже спрыгивая со своего коня, он смутно понадеялся, что второй по счету женой не станет княгиня Карела. Уж больно она была уродлива.

И пока он так размышлял, принцесса, кажется, даже и не собиралась падать. Дарин заметил маленькие ручки, уже не сжимающие поводья, а намотавшие их себе на запястье. И девушка не натягивала их, как сделали бы, наверное, десять женщин из десяти, а, наоборот, отпустила. Сама же всем своим небольшим весом навалилась на шею коня, что-то говоря. Возможно, Его высочество и ошибся, но ему послышалось что-то подозрительно похожее на: «Стоять, скотина, иначе я тебе лично яйца вырву, мерин трахнутый!».

Невероятно, но Ее Высочество, сидящая боком, без стремян и шенкелей, не только не свалилась на землю, но и заставила коня утихнуть. Лошадь встала на все четыре копыта, мелко дрожа шкурой и дико кося лиловым глазом. Принцесса быстро осмотрелась, проворно сорвала со своих запястий поводья и кинула их принцу. Тот, абсолютно механически, их поймал. А потом, каким-то невероятным образом, не иначе, как по воле Матери, потерявшая сознание молодая жена очутилась у него на руках.

Дарин так и застыл, держа одновременно и коня, и супругу. А толпа вокруг просто с ума сходила в экстазе, уже не скандируя его имя, а вопя с подвываниями и стонами. Только принц почему-то чувствовал себя полным и окончательным кретином.

Особенно тогда, когда нежная принцесса пришла в себя и, заливаясь слезами, повисла у него на шее. Ну, не отталкивать же у всех на глазах чудом не погибшую супругу? Пришлось на публику изображать страстный героический поцелуй, взбираться на собственную лошадь и усаживать трепещущую, как осенний лист, Лору перед собой. Естественно, мужественно ее обнимая.

 

Глава 3

Об изысканных развлечениях и непроверенных слухах

«Бокал вина был явно лишним, — решила юная принцесса, — только я не помню какой — тринадцатый или четырнадцатый?..»

Знаешь ли ты, дружок, почему те времена, о которых я веду рассказ, потомки называют «изысканными» и «романтичными»? Дело ведь не только в духе рыцарства, неуловимым призраком витавшем над старинными замками и городскими площадями. И даже не в прекрасных дамах, чьи несомненные прелести и достоинства не раз воспевали и ноты музыки, и слова стихов, и мазки картин. Дело в самом флере, привкусе романтизма, приключений и сладкой тайны, который пропитывал будуары, темные коридоры и тронные залы.

Ах, любовь! Именно она тогда правила миром. Ради нее рождались и умирали, сражались и танцевали… Ради нее жили. Нет, мой юный друг, в наше чопорное время не понять истинного смысла этого сладкого слова. Ибо тогда любовь не знала границ и предрассудков. Кто бы ни был предметом твоего обожания, достаточно было сказать своему сердцу — лети! И наслаждаться тем феерическим фонтаном ощущений, которые может подарить только это чувство.

Нет-нет, добродетель и тогда была в чести. Не стоит, дружочек, путать низменную похоть с высоким полетом любви. Ведь, кроме плотского наслаждения, она включает в себя и множество других вещей: искусство вести беседу, развлекать, блистать остроумием. А также и более простые, но тоже немаловажные утехи, располагающие к любви. Такие, как заботы о хорошем столе и изысканном вине.

И стоит ли осуждать юные души, если они познают эту науку еще до супружеских объятий, а порой и вне их? Ибо самый верный способ погубить романтику — привнести в отношение скуку и обыденность. Нет, не будем мы осуждать героев того времени за их легкие и необременительные нравы. А тайком насладимся неведомой нам свободой и вздохнем о несбыточном.

* * *

Процессию, которая добралась-таки до ратуши, встречали не в зале, как того требовал этикет, а на ступенях, ведущих к входным дверям. Сиятельные господа, члены городского правления и представители гильдий и цехов, осанистые и благополучные, как кошель, набитый золотом, высыпали наружу, словно любопытные школяры. И дальнейшее их поведение не отличалось почтенной величественностью, положенной уважаемым мужам по статусу. Убедившись, что новобрачная цела и даже, кажется, здорова, они едва ли собственные парики в воздух кидать не начали.

Многие аж прослезились от такого благополучного завершения столь неприятной ситуации. И счастье почтенных господ было понятно и легко объяснимо. Право слово, не успели выложить денежки на свадьбу и связанные с ней торжества, как, не приведи Отец, пришлось бы похороны оплачивать. А там и новая свадьба… С такими затратами и по миру пойти можно. И — конечно же, конечно! — было бы жаль, бедняжку! Столь юная и прекрасная дева могла погибнуть под копытами собственного коня! Это ли не трагедия?

Так что, повод пускать слезу облегчения и дурного духа в полы камзола у сановитых мужей имелся.

Принц, по своему обыкновению не обращая ни малейшего внимания на чужие восторги, спешился, придерживая жеребца под уздцы, и подал Ларе руку, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на горячо любимую супругу.

— О, милый, — простонала она, буквально теряя остатки сил — физических и духовных. От того, чтобы вновь не упасть в обморок, её удерживала только гордость, небывалая в столь хрупком теле сила духа и приличия. — Мне так дурно! Боюсь, что я не смогу преодолеть все эти ступени на своих ногах.

Она трогательно закусила губку, глядя на вход в ратушу, как на персональный эшафот.

— И что с вами, моя драгоценная? — холодно поинтересовался нежный муж. — Повредили колено, когда мне на руки прыгали?

— О чем вы? — сияющие сапфировые глаза смотрели с искренним и ничем незамутненным недоумением.

Дарин почти засомневался в собственной вменяемости. Ну не может столь невинное создание быть… его женой. Когда-то она явно врала. Или сейчас или в храме, в спальне и на улице, усмиряя коня. Любой здравомыслящий человек решил бы, что этот невинный взгляд явное притворство.

Но разум твердил, что это раньше ему померещилось. Нет, ну могут быть у венценосных особ галлюцинации? Ну и что, что до сего дня подобным он не страдал? Стоило только глянуть на лицо девушки, чтобы усомниться в справедливости дурных и порочных мыслей. Вряд ли это неземное, страдающее, но гордое создание могло обещать кому-то… гм!.. кастрацию. Будь то животное или собственный муж.

— Ни о чем, — буркнул принц, поймав несколько удивленный взгляд старшего брата, стоящего уже перед дверьми ратуши.

Обычно когда он так удивлялся, Дарину потом приходилось изумляться, как такая, с виду изнеженная рука короля, может быть столь тяжелой.

Поэтому, далее не рассуждая, Его Высочество просто снял супругу с коня и снова подхватил ее на руки. Лара благодарно улыбнулась ему и трогательно положила головку на плечо мужа. Народ взревел от восторга. Вокруг раздались бурные и продолжительные аплодисменты, переходящие в овации. А Ее Высочество еще и подогрела ликование, помахав ручкой и, застеснявшись, спрятав личико на плече любимого.

Принц на волне всеобщего восторга стал медленно подниматься по ступеням. И вот тут коварный план прелестницы стал Дарину кристально понятен. Одно дело просто держать принцессу на руках. И совсем другое — куда-то вместе с ней идти. Стоя посередь улицы, от неожиданности он не сразу и сообразил, что ему неудобно. Зато сейчас осознал все неудобства в полной мере.

Во-первых, хрупкая девушка весила не меньше его самого. Точнее, не она сама, а все ее роскошные одеяния. И ладно бы вес — принц, бывало, кобылу на плечах поднимал. Так эти юбки, шлейфы, вуали и Бездна знает, что еще торчали в разные стороны жесткими складками, полностью закрывая дорогу впереди. А ведь Дарину приходилось не просто идти, а по ступеням подниматься!

Во-вторых, высокая прическа Лоры окончательно перекрыла обзор, а волосы, пахнущие духами и пудрой, настырно щекотали нос, от чего чихать хотелось неимоверно. При этом еще и гребень с острыми, как кинжалы, лучами то и дело норовил ткнуть в глаз.

Казалось бы, мало юному супругу страданий? Так тут еще и ветер подул, а вуаль, закрепленная на голове принцессы, вздулась парусом, залепив ему лицо. Дарину показалось, что он со всего маха угодил в паутину.

Принц стиснул зубы, чтобы не расчихаться, а, заодно, и не упасть на глазах изумленной публики. Ибо после подобных казусов поднять репутацию бывает куда сложнее, чем подниматься самому. А репутацией своей Его Высочество очень дорожил, тщательно создавая и лелея ее ни один год.

— Дорогая, не могли бы вы убрать эту тряпку с моего лица? — прошипел он сквозь стиснутые зубы.

— Зачем, милый? — промурлыкала принцесса где-то возле его уха. — По крайней мере, я избавлена от созерцания вашей гнусной рожи. И не надо ничего говорить, у вас и так дыхание сбивается. Пожалуй, вам стоило бы обращать больше внимания на свое физическое состояние. Конечно, я слышала, что анкалы хрупки и изнежены. Но, право слово, не настолько же?

Дарин почувствовал, что звереет. Причем в абсолютно прямом понимании этого слова. Ему неудержимо захотелось рыкнуть и начать громить все, что под руку попадётся. Не отказался бы принц и от возможности кого-нибудь зубами порвать. Желательно молодую супругу. Сразу после того, как он ее медленно и с наслаждением придушит.

И все-таки Его Высочество споткнулся, да еще и на последней ступеньке. Но вовремя нашел так не к месту потерянное равновесие, горделиво выпрямившись и давая толпе шанс насладиться собственным великолепием. Народ сей подвиг встретил таким воем, что переорал даже абсолютно обезумившие колокола. Принц поставил свою суженную на ноги, предложив ей руку, и коротко поклонился зрителям, принимая их восхищение.

Такой лютой ненависти ко всему живому, какую он испытывал сейчас, Дарину чувствовать еще не приходилось.

— Скажите, дорогая, чего вы добиваетесь? — прошипел он тихо, ведя принцессу в ратушу.

— Дайте подумать, — казалось, Лара действительно задумалась, как будто раньше подобный вопрос ей и в голову не приходил — даже лобик наморщила. — Вы знаете, раздельное проживание меня вполне бы устроило. При условии, что между нами расстояние будет как минимум в полкоролевства.

— Это легко устроить, — принц едва не улыбнулся от охватившего его облегчения, — сразу после окончания свадебных торжеств вы сможете сами выбрать себе резиденцию. Естественно, я вас буду навещать, не нарушая приличий.

— Вы меня не поняли, дорогой супруг, — нежно улыбаясь и глядя на него снизу вверх, заверила Дарина принцесса. — Я имела в виду, что меня устроит, если резиденцию выберете вы. А я вас буду посещать, не нарушая приличий.

— Вы в своем уме? — помолчав, видимо не в силах сходу осознать услышанное, поинтересовался принц.

— Полностью, — безмятежно отозвалась Лара, — а вот сколько продержится ваш разум — это мы еще посмотрим. Конечно, полоумный принц — беда для государства. Но счастье для супруги. Не будете мне докучать и мешаться под ногами. Естественно, нам сначала нужно родить наследника. Поэтому у вас будет время вдумчиво подойти к выбору резиденции.

Они дошли до возвышения, на котором должны были приветствовать сановников, и синхронно развернулись, словно в балетном па, вызвав у присутствующих улыбки умиления и гордости. Правда, некоторым из собравшихся показалось, что лицо у принца выглядит несколько растерянным. Но такие домыслы отмели как невозможные. Все и каждый в королевстве знали, что Дарин не теряется никогда, даже перед лицом врага.

* * *

Честь открыть бал была предоставлена королю и принцессе. Никому даже в голову не пришло, что венценосные особы, три часа к ряду принимавшие поздравления и подношения от любящих подданных, могли банально устать. Но, на то они и венценосные особы, чтобы быть скроенными из другого материала. Недаром же незабвенный Гарод III говаривал: «Чтобы быть королем, необходимо иметь железную задницу и стальной штырь вместо спины. А ум, честь и совесть вместе с троном приложатся!».

К счастью, и нынешний государь и ее новоиспеченная невестка были, видимо, из породы прирождённых правителей. Потому что когда заиграла музыка, они вышли в центр зала легко и грациозно, как настоящие танцоры. И на лицах обоих сияло такое удовлетворение, будто это время они только и мечтали, чтобы начать, наконец, танец.

Бал традиционно открывала протяжная, величественная и несколько надменная павана. Принцесса и король одновременно поклонились и скользнули друг к другу по начищенному до зеркального блеска мраморному полу, скрестив изящно поднятые руки.

— Мне еще не довелось поздравить вас с замужеством, дорогая Ларелла, — отечески улыбаясь, начал беседу король. — Я ведь могу вас так называть, Ваше высочество?

— Это я не была удостоена чести принять ваши поздравления, Ваше величество, — скромно опустив глаза, ответила принцесса, — Что же касается имен, то вы — государь. Вам вольно называть любого подданного так, как вздумается. Но мне было бы лестно, если Его Величество станет именовать меня по имени.

Они, полные достоинства и грации, снова скрестили кисти рук, медленно, обходя друг друга по кругу.

— Король в силах удостоить госпожу и другой честью, если она сможет обратить к себе его взгляд, — Данкан, на чьих губах не исчезала полная отеческой симпатии улыбка, опустил кроткий и благочестивый взгляд в вырез смелого декольте принцессы, в котором, вопреки моде, виднелись весьма приятные округлости.

— Я о том и мечтаю, чтобы государь удостоил меня своей милостью, — с достоинством ответила Лара. — Вот только я ни чем пока не заслужила вашего одобрения. Возможно, после свадебных торжеств я совершу паломничество в один из храмов. Надеюсь, такой поступок будет вам угоден?

— Вы предлагаете присоединиться к вам? — брови короля чуть дрогнули.

— Если вам будет угодно — почту за честь. Молиться вместе с вами — это предел мечтаний любой женщины.

— И о чем же будут молить ваши уста, прекрасная Ларелла? — голос короля, подчиняясь тягучему пению скрипок, опустился почти до интимного шепота, а его рука, невзначай, нежно коснулась изогнутого запястья принцессы.

— Естественно о том, чтобы с честью выполнить свой супружеский долг, Ваше Величество, — ответила Лара, склонившись в реверансе, которым заканчивался танец.

Данкан поклонился в ответ, галантно поцеловал партнёрше руку и вернулся на возвышение, где — слава Отцу! — наконец-то поставили кресла.

— Ну, что скажешь? — поинтересовался принц, изящно опершись локтем о поручень кресла и скрывая губы за ладонью.

— Ничего не понял, — честно ответил король, подавая знак, что танцы можно продолжать.

Глава городского совета, благодаря своей чудовищной близорукости похожий на одышливого, перекормленного крота, поспешил к принцессе. Второй танец принадлежал ему, и сановитый муж приступил к исполнению своих обязанностей с поистине юношеским пылом, взлягивая толстыми ножками и почти упираясь носом в декольте юной красавицы. Которое сегодня, несомненно, пользовалось повышенным вниманием.

— То ли она непроходимая дура, и смысл моих намеков до нее не дошел, — продолжил король, прикрыв глаза и позволяя появиться на своем лице выражению легкой утомленности. — То ли она настолько наивна, что ничего не поняла. То ли она откровенно пригласила меня в свою постель. То ли не менее откровенно послала в Бездну и заверила в глубокой верности тебе.

— Вот это я называю «мастерство»! — восхитился юный герцог, по своему обыкновению пристроившийся за креслами братьев.

— А я это называю «докучливая стерва», — огрызнулся принц, с явной неприязнью наблюдая за супругой. Принцесса, разрумянившаяся от быстрого темпа танца, счастливо улыбалась, подавая ручку очередному партнеру. Казалось, что она — легкая, воздушная и грациозная — получает от бала истинное удовольствие. — Сил моих больше нет.

— Быстро же ты сдался, — поддел его младший братец.

— Я не сдался, — парировал Дарин, — но мне явно требуется перерыв. — Ваше Величество, позвольте мне удалиться. Я понимаю, что нарушаю все приличия и готов понести за это любое наказание, которое вы сочтете возможным. Но дела безопасности…

Он поклонился, разведя руками, словно демонстрируя, что с безопасностью ему не справиться. В смысле, не может он отложить дела, которые взывают к его долгу. Даже ради столь блистательного бала.

— Не знаю, могу ли вам отказать, мой дорогой брат, — король чуть склонил голову, примиряясь с неотложными обстоятельствами. — Я всегда знал, как высоко вы цените понятие долга. Но не забывайте, что сейчас для вас должен быть превыше всего долг супружеский. Поэтому надеюсь, что последующие шесть ночей вы будете исправно посещать молодую супругу.

— Данкан… — простонал принц.

— Посещать и тщательнейшим образом исполнять свои обязанности, — король улыбнулся мягко и доброжелательно.

— Я всегда знал, что ты откровенный садист, — пробурчал Дарин.

— Но не бросишь же ты свою прелестную супругу отдуваться за вас двоих? Твое отсутствие я еще могу объяснить. А если вы исчезнете оба… Это самым возмутительным образом нарушит всяческие приличия.

— А ты скажи, что Дарину приспичило выполнить супружеские долг, — хихикнул юный герцог. — В счет тех шести ночей.

— Хочешь вишни? — мрачно поинтересовался у глумливого ангелочка Его Высочество. — Сейчас как раз сезон.

— Предпочитаю устриц, — парировал озорник. — Говорят, они обладают чудодейственным свойством восстанавливать мужские силы. А я вижу, что с ними у тебя явные проблемы. Иначе бы ты не столь ретиво бегал от своей прекрасной супруги. Кстати, ее красоты и прелести не в состоянии оценить только ты один. Посмотри, маркиз Бриер готов взять на себя твои обязательства за ближайшей портьерой.

Принц, не меняясь в лице, оценил крепкие мужественные объятья вышеупомянутого господина, в которых он сжимал Ее Высочество. И в самых изысканных выражениях пожелал ему удачи. От красочности оборотов его речи уши гвардейца, стоявшего неподалеку от кресла венценосных особ, вспыхнули, сравнявшись цветом с государственным стягом.

К великому сожалению Дарина, на братьев его выразительные пассажи не произвели ни малейшего впечатления. Родственники, в отличие от незакаленной стражи, к богатому словарному запасу Его Высочества были привычны. Даже первое слово, произнесенное маленьким принцем, к маме имело весьма опосредованное отношение.

— Сегодняшнюю ночь вы можете полностью посвятить делам безопасности, — сжалился, наконец, король над своим страдающим братом. — Но не забывайте, что завтра мы принимаем послов. Не заставляйте нас ждать, как это случилось сегодня. Мы желаем, чтобы проблемы безопасности не помешали вам быть на мероприятии.

Принц поклонился, искренне прижав руку к сердцу, и поспешно покинул бальный зал, буквально лопатками чувствуя ненавидящий взгляд супруги. Настроение Его Высочества немедленно взлетело выше колокольни Храма Всех Бдящих.

* * *

Принцесса застонала и плашмя рухнула на кровать. Служанки, как мухи, носились вокруг нее, умудряясь и лежащее тело избавлять от роскошных и многочисленных одежд. При этом они молчали, словно поголовно были немыми. Девушки по опыту своему знали, что в данном случае им разумнее рта не открывать. Утренняя Звезда Таранса славилась своим кротким нравом. Только, видимо, ее в детстве позабыли ознакомить со значением слова «кротость» и понимала она его по-своему. По крайней мере, в общении с прислугой. Впрочем, «милосердие» и «сострадание» она тоже выучить позабыла. А такие недостатки обучения порой весьма пагубно сказываются на горничных.

Верная Арна присела на постель, положив голову госпожи себе на колени, и растирая виски принцессы какой-то мазью, душно пахнущую розами. Лора морщилась, но не сопротивлялась.

— Умру, — простонала юная супруга, — Прямо сейчас копыта склею.

— Я знаю, что тебя вернет к жизни, — улыбнулась герцогиня. — Паж принца предупредил, что Его Высочество сегодня будет занят. Значит, вся ночь наша. У меня есть вино, сладости и фрукты. А еще карты.

— И с кем тут играть? — скривилась принцесса, то ли недовольная предложением, то ли служанкой, которая омывала ее стертые до крови ноги.

Но поскольку вжавшая голову в плечи девушка осталась жива и даже цела, то, видимо, юной красавице не понравилась идея с картами.

— Ты забыла про своих новых фрейлин, — лукаво улыбнулась Арна.

Принцесса подумала и открыла глаза, глядя на подругу снизу вверх.

— Невинных… — протянула она.

— Непорочных, — согласилась герцогиня, нежно улыбаясь Ее Высочеству.

— Наивных, — в глазах Лары появился огонек интереса.

— Готовых услужить своей госпоже, — заверила ее Арна.

— Зови! — решилась юная супруга, как по волшебству обретая силы.

Она вскочила с постели, нетерпеливым жестом разогнав служанок. Отерлась приготовленным влажным полотенцем, одела ночную сорочку и накинула поверх нее халат. Прекрасная Ларелла сама достала вино и бокалы. Подумала и, откинув с личного перстня-печатки камень в сторону, сыпанула в графин светлый порошок. Вино забурлило, вскипев пузырями. Но жидкость тут же успокоилась, только стала немного светлее. Лара не слишком любила наркотики, но юные девы бывают столь упрямы, цепляясь за свою наивность, что дело того стоило.

Дверь в спальню принцессы открылась и на пороге показалась герцогиня, ведущая за собой двух девушек — рыженькую, которая сегодня с утра проявила свою смелость, и брюнетку, испуганно, как лесной зверек, поглядывающую на госпожу. Правда, платье брюнетки несколько не соответствовало ее напуганному виду. Изображая невинность, не стоит обнажаться едва ли не до пояса. Конечно, женская мода — это вечная борьба двух противоречивых желаний: одеться и раздеться. Но, все же, меру нужно знать во всем.

— Добрый вечер, мои милые, — доброжелательно улыбнулась принцесса, жестом предлагая девушкам присаживаться на кровать. Собственно, для того чтобы усесться сразу четверым, другой мебели в спальне попросту не было. — Вы скрасите вечер своей госпожи?

— С удовольствием, Ваше Высочество, — присела в реверансе рыженькая. — Только скажите, что нам сделать, чтобы угодить вам.

— Ну, угодить мне действительно непросто, — задумчиво протянула Лара, рассеянно проводя пальчиком по губам, — но мы что-нибудь придумаем. Вы умеете играть в карты?

— Но Мать запрещает юным девам играть! — пискнула брюнетка.

Правда ее пристальный и откровенно изучающий взгляд, который она совершенно неумело пыталась скрыть за подведенными ресницами, придушенному писку не соответствовал совершенно.

Лара едва заметно вздохнула. Конечно, в новизне и свежести имелась своя прелесть. Но ведь этих мышек придётся еще обучать и обучать. Ее дорогие подруги, которые сволочь король обязал оставить в Империи, были совсем другим делом. Со своими старыми фрейлинами принцесса вместе росла. Потому и понимали они друг друга без слов. С ними было по-настоящему весело. И не только в карты играть.

— Так мы же не на деньги будем играть, дорогая, — объяснила брюнетке герцогиня. — Знаете, у нас в империи есть такая традиция. Точнее, это не совсем традиция, но… В общем, вы когда-нибудь целовались? — ее голос упал до таинственного шепота.

Обе фрейлины отрицательно покачали головами. И в это приходилось верить. В королевстве девичью честь блюли свято, как главные семейные реликвии. Непонятно только, зачем? Потому что, расставшись с драгоценностью, дворянки больше не считали себя обязанными держать подол опущенным. Ведь супружеская верность не то чтобы порицалась, но считалась неизящной.

— Понятно, что не целовались, — согласилась Нежная Арна. — Вы же чистые и непорочные девы. Но попробовать-то, как это, хочется, верно? Да и мужчинам нравится, когда девушка кое-что знает.

— Я знаю, — решила проявить осведомленность брюнетка, независимо задрав подбородок. — Надо открыть рот, чтобы мужчина сунул в него язык.

Рыжая побледнела, как полотно и даже попятилась от постели. Принцесса, не удержавшись, брезгливо икнула, прикрыв губки тыльной стороной ладони. В принципе, фрейлина, конечно, была права, но… Звучало это все крайне неаппетитно.

— М-да, — с сомнением глянув на «осведомленную», хмыкнула герцогиня. — Ну, вот чтобы вы не думали, что так делать правильно, мы и играем в карты. Кто проиграет, тот и целует выигравшего. Это приятно, поверьте.

— То это же, наверное, порочно? — неуверенно протянула рыжая.

— Милая, ты когда-нибудь где-нибудь слышала, чтобы поцелуи между женщинами считались порочными?

Фрейлина опять отрицательно покачала головой. И не удивительно. Может, священники или наставницы юных дев и обсуждали между собой порочность однополых поцелуев. Кто знает, может быть, они даже картинки рассматривали. Естественно, только для того чтобы узнать грех, если увидят его воочию. Но проделывали они это все точно в местах, не доступных не только самим юным девам, но и их прелестным ушкам. Поэтому девушкам и возразить было нечего. И кто их может в этом упрекнуть? Незнание — не есть грех. Это наставникам следует составлять более четкие инструкции, касаемые благонравного поведения.

За тем, как разворачивались события в спальне принцессы далее, мы с тобой, мой дружок, подсматривать не будем. Ибо дело это неблагородное, да и неблагодарное. Известно только, что стражники у дверей до глубокой ночи слышали девичье хихиканье и оживленную возню. Но они о том никому не сообщили, даже собственному капитану. Он, конечно, для каждого солдата был не только родным отцом, но и матерью. Но золотом своих сыновей никогда не одаривал. Стеснялся, наверное. В отличие от герцогини Керк, в стеснительности незамеченной.

* * *

Рядом с дверью в «Благословение короля», к которой вели три спускающиеся, истертые сотнями ног, ступеньки, кого-то шумно и с энтузиазмом рвало. Может быть, благословение короля до него и не дошло. А вот указ государя, что первую кружку в течение всей недели празднеств кабатчики должны подносить бесплатно, он явно слышал. Многие о нем слышали. И многие пользовались. Обойдя десяток заведений и выпивая всего по одной кружке, вполне можно дойти и до крайней степени просветления.

Только таким приемом мало кто пользовался. В столице народ хорошо знал, что винопитие само по себе есть грех, Отцу неугодный. Другое дело, если люди за столом собрались культурно посидеть, обсудить дела за чарочкой-другой, порадоваться счастью молодых супругов. Но ведь для этого десяток кабаков обходить не надо. Достаточно одного, давно облюбованного, где непременно встретишь приятных и душевных собеседников.

Его Высочество, закутанный в темный плащ и со шляпой, надвинутой на самые глаза, брезгливо обошел извергающегося, пихнул его сапогом в зад, заставив ткнуться мордой в только что извергнутое. Герцог, следующий за братом, хмыкнул, но смолчал. Он тоже любил свиней исключительно в виде отбивных.

Стоило благородным господам открыть двери, как на них обрушился кабак. Он ослепил глаза дымным полумраком, в котором, как огни ада, мутным пламенем горели масляные светильники и дымился очаг. Забил нос дикой смесью горелого жира, пролитого пива и человеческой вони. Оглушил нестройным ревом неприличной, но разухабистой песенки, стуком оловянных кружек по столу, в попытках привлечь внимание служанки, и визгом этой самой служанки. Измазал полы суконных плащей напластованием сажи на стенах, под которой кое-где виднелась побелка.

Кабатчик, стоявший за стойкой и наблюдающий за филиалом ада как капитан корабля с мостика, подслеповато прищурился на вошедших. И приветливо им кивнул, указав головой на неприметный стол, стоящий в нише стены. Абы кого он за этот столик не пускал. Может, папаша Гозо и не догадывался, кем на самом деле являются посетители. Но то, что они были дворянами и не из последних, не увидел бы только слепой.

С другой стороны, кого особо волнуют два дворянина, решивших выпить пива и закусить свиными ребрышками? Мало их вот в таких кабаках, что ли? Ну а если наткнётся такой лорденок на лихих людей, то наверняка по нему никто убиваться не будет. Правда, возможно и сам дворянчик отправит излишне жадных до чужого имущества в Бездну. Так и это поводом для слез не является.

Стоило господам сесть, как кухарка лично приволокла им блюдо свежезажаренных ребрышек, только что выпеченный хлеб, исходящий слезой сыр и два кувшина пива. Получив от герцога шлепок по необъятному заду, а от принца золотой в не менее необъятное декольте, тоненько, но как-то привычно, без энтузиазма взвизгнув, кухарка осведомилась, не хотят ли господа скрасить столь скучный вечер.

Господа хотели. Вечер и впрямь начался неудачно, а заведение папаши Гозо, кроме всего прочего, славилось хорошенькими, молоденькими, чистенькими и сговорчивыми служаночками. Правда, за свои услуги они брали больше, чем иная графиня. Но, порой, приветливость и душевное тепло бывает дороже золота.

— И вот, представьте себе, едут они, словно только что из сказки воплотились. Пусть меня дар покинет, если я вру, но вокруг принцессы прямо сияние золотое. И небо расступилось, а там — престол. И у престола — ангелы! И у всех лица такие добрые-добрые. Чего не видел, о том врать не буду. Самих Отца и Мать облака укрывали. Но ангелы точно принцессу благословляли — за это поручусь…

Громкий голос вещавшего отвлек Дарина, исследующего на предмет безопасности декольте хихикающей служанки. Принц обернулся к рассказчику, задумчиво хмыкнув. Потому что он, в отличие от некоторых находящихся в кабаке, подтвердивших правдивость говорящего, ангелов днем не видел.

Но молодого парня, в котором по хронически голодному виду, потрёпанному плащу и фанатичному взору можно было опознать либо поэта, либо студента, неосведомленность принца не смутила. Он, стоя на столе во вдохновенной позе, продолжал ораторствовать в свое удовольствие.

— А рядом ехал принц, весь в черном, на вороном коне…

— Да белая у него коняга была! — подал голос кто-то неопознанный.

Но на него цикнули, призывая к порядку.

— Не мешай врать, — озвучила общее мнение кухарка, привалившаяся могучим плечом к двери, ведущей на кухню. — Больно сказку-то послухать хотца. Эх, я-то от плиты никак не могла отойти…

— И вот, — не обращая внимание на правдолюбцев, заунывным голосом рассказывал поэт, — никто не увидел откуда, но появились черные злодеи. Десять из них, сверкая кривыми кинжалами, бросились на короля. А еще десять — на принцессу. И главарь их взревел как дракон: «Будешь моею!». Но принц преградил ему дорогу и изрек: «Моя она! Нас сам Отец обручил, а Мать благословила! И быть нам вместе во веки вечные! Не отдам вам мою возлюбленную на поругание!». Выхватил он свой сверкающий клинок и вступил в неравную борьбу со злодеями.

— Что характерно, даже с лошади не слезая, — тихо заметил юный герцог. — Нелегко ему пришлось, бедному. С церемониальной-то шпагой и на лошади, да против десятерых с кинжалами.

— Тс-с-с, — прошипела служаночка, сидящая у него на коленях, — дайте послушать, добрый господин. Любовь-то какая красивая…

— Про любовь я ничего пока не слышал. Только про злодеев, — ухмыльнулся Далан, но решив не огорчать девушку, заткнулся.

— Первой полетела голова главного злодея. С одного удара снес принц ее с черных плеч…

— Шпагой?! — не выдержал герцог и, видимо боясь, что сам не справится, уткнулся носом в кружку.

— А потом одного за другим он лишил жизни остальных злодеев…

— Которые, видать, в очередь выстроились! — не помогла кружка.

— Спрыгнул он с коня, и черные его сапоги попрали камни, по которым текли реки крови. Взял он голову главного злодея, встал на одно колено…

— Не утоп, в реке-то?

— … и преподнёс своей супруге…

— Во, кретин!

Служанка, не выдержав такого надругательства над любовью, презрела девичью застенчивость и зажала герцогу рот ладошкой.

— … со словами: «Так будет с каждым, кто покусится на твою честь!»…

— Так они кинжалами размахивали или другим чем, когда к принцессе-то бежали? — повысил голос юной герцог, без труда убрав ладошку со своего лица, не забыв ее поцеловать.

Кое-кто из присутствующих одобрил его домыслы громовым хохотом. Но и это рассказчика не остановило.

— А принцесса отвечала ему: «Ты мой защитник и спаситель на веки. За это я отдаю тебе сердце свое!». И одарила принца нежнейшим из поцелуев!

— Опять-таки, не слезая с лошади! Это принца-то, стоящего на коленях в бурном кровавом потоке! Ну, дают, венценосные! — белокурого красавца прорвало. — И, кстати, оцените доброту-то нашей принцессы, которую сами ангелы благословили. Он ей, значит, голову супостата, а она ему: «Будешь, мол, навеки теперь меня охранять!». Нет, рецепт мне понравился. Я тут как-то одной графиньке сережечки с изумрудиками преподнёс, чтобы она, значит, мне свою благосклонность подарила. А она нос воротит! Вот я дурак! Головы нынче возлюбленным дарят. Слышь, малышка, — обратился он к зардевшейся служанке, — тебя тоже головы привлекают? Или, может какую другую часть тела злодейского подарить? Ты намекни, я мигом!

Посетители кабака не просто ржали, а уже стонали от смеха, утирая слезы. Даже принц, машинально оглаживая освобожденные от рубашки прелести красотки, хохочущей у него на коленях, посмеивался. Рассказчик попытался что-то возразить, но его уже просто слышно не было. Поэтому он обиделся, надулся и куда-то испарился. Наверное, пошел искать аудиторию, которая могла по достоинству оценить его талант.

 

Глава 4

О том, к каким последствиям может привести недопонимание, и чем оно грозит окружающим

«Кажется, я что-то сделала неправильно…» — задумалась юная принцесса, разглядывая гвардейца, сидящего у нее на коленях.

Бывал ли ты дружочек в замках? В настоящих замках, где когда-то обитали благородные короли, смелые рыцари и прекрасные дамы? Поверь мне, не посетив их, ты не оценишь всей прелести минувших эпох. Что это за величественные здания, по сравнению с которыми наши дворцы кажутся унылыми и лишенными фантазии постройками.

Высокие башни вздымаются ввысь, готовые противостоять любому врагу. Толстые каменные стены олицетворяют собой незыблемость. Темные потолочные балки хранят на себе следы прошедших лет. Только пройдясь по темным коридорам с низкими потолками и слыша, как эхо твоих собственных шагов отдаётся в затянутых паутиной углах, ты прочувствуешь романтику этого удивительного времени. Только увидев следы факельной копоти ты осознаешь таинственность и даже трагичность сцен, разворачивающихся когда-то под величественным сводами.

Не слушай скептиков, которые уверяют, что в замках невозможно было жить, не слушай! Разве их величественность не стоит отсутствия некоторых удобств? Что нам сквозняки, посвистывающие в узких окнах, лишенных стекол? Для того чтобы уберечься от ветра давно придумали ставни. Что нам каменные полы, от рода своего не знавшие тряпки? Свежая солома, укрывающая их, надежно защитит от холода. А метла служанки уберет грязь ничуть не хуже, чем помешанные на чистоте горничные. Что нам отсутствие туалетов и ванн? Некоторые медики до сих пор утверждают, что чрезмерная гигиена вредна для здоровья. Да и видели ли вы когда-нибудь, какие изумительные ловушки для животных, паразитирующих на человеке, придумывали наши предки! Что же касается туалетов, так ведь существуют же ночные вазы. А если совсем невмоготу, то настурции под балконом…

Впрочем, я — в какой уже раз? — излишне увлекся. Лучше поспешим в королевский замок. Если ты помнишь, дружок, на утро наших героев ожидала встреча с послами.

* * *

Ввиду чудесной летней погоды и солнца, которое прогрело тронный зал так, что там было невозможно дышать, прием послов было решено перенести на свежий воздух. И это была отнюдь не прихоть изнеженных дворян. Королевскую резиденцию не так давно отремонтировали и обновили согласно последней моде. И теперь зал сверкал новенькими окнами со свинцовыми рамами, в которых было вставлено прозрачное стекло.

Выглядел это великолепно, и света днем в покоях стало значительно больше. Только вот беда — проветриваться залы перестали совершенно. Для встречи послов дружественных и около дружественных держав двор, согласно этикету, собрался часа за три до назначенной встречи. И в тронный зал набилась не только привычная толпа придворных, но и посольские кабинеты и секретариаты. В итоге, люди едва не на головах друг у друга стояли. Да еще и ласковое весеннее солнышко превратило залу в подобие сковородки.

В итоге, в помещении, забитом сиятельным сбродом, самой желаемой вещью стал кислород. Потому как субстанция, обычно называемая воздухом, ныне представляла собой смесь ароматов пудр и всевозможных духов; трав, которыми перекладывают одежду, чтобы ее моль не погрызла; самой слежавшейся одежды; несвежего белья; застарелой грязи и новенького пота. Вполне естественно, что дышать этим было невозможно.

Дамы начали падать в обморок. Что помогло не только определить особо нежных и чувствительных леди, но и пару тайных беременностей. Впрочем, кавалерам тоже пришлось несладко. Особенно тем, кто слишком рьяно праздновал воссоединение венценосных любящих сердец и слишком близко свел знакомство с кубком. Покинуть зал не было никакой возможности. Отсутствие сразу бы заметили. И только Отец знает, как бы его интерпретировали!

А за использование портьер в качестве уборных король карал. Причем самым болезненным способом — штрафами. Поэтому слуги сбивались с ног, носясь между господами с тазиками. И к вони добавился еще и чудный аромат прокисшего в желудке вина.

В общем, торжественную встречу решили перенести на лужайку.

Амбре, надуваемое ветром с набережной, было немногим лучше спертого воздуха зала. Город использовал реку не только как транспортную артерию, но и в качестве всеобщей канализации. Правда, это не мешало в тех же водах мыться и стирать белье. Но результат был плачевен. Стоило сойти снегу, как застоявшаяся, замусоренная вода начинала цвести. Ну, и пахнуть соответствующе. То есть тем, что в нее попадало.

Но такие мелочи придворных давно не смущали. По крайней мере, на свежем воздухе не было душно. А запах… так что запах? Для этого и придуманы были изящные ароматические шарики и надушенные платки. А некоторые, особенно чувствительные к сомнительным ароматам люди, просто носили повсюду с собой свежие апельсины, утыканные головками сухой гвоздики. Кстати, стоил такой аксессуар дороже и платочков, и шариков.

Вот в связи с этими непредвиденными, но крайне непринятыми обстоятельствами, к обеду прием послов превратился в нечто, сильно напоминающее ярморочные гуляния. Заунывные речи, заверения в вечной дружбе и почтительности, всем быстро надоели. Тем более что заверениям не верили даже заверяющие. А лужайка, на которой установили тент и кресла для короля и венценосной четы, была окружена весьма заманчивыми кустами. За которыми находилось поля для стрельбы из лука, зеленый лабиринт и парк с множеством очень привлекательных для любящих сердец и других органов, имеющих прямое отношение к любви, беседок.

И незаметно, так медленно, что глазом не уследить, словно снег под вешними солнечными лучами, придворные с лужайки испарились. Остались только самые стойкие, они же самые старые, члены королевского совета, в глазах которых застыла вселенская тоска, сами послы со своими сопровождающими и король.

Сначала удалился герцог Анкала. Заявив, что призвать разбуянившуюся и излишне громко выражающую восторги молодёжь необходимо к порядку. А то, право слово, перед гостями неудобно.

Но видимо, его авторитета для усмирения буйных недостало. А, возвращаясь к почетному собранию, юный Далан заплутал в лабиринте. Иное объяснение его пропаже найти было трудно.

Принцессе, которой этикет не позволял просто встать с кресла во время приема, стало дурно. Но даже строгие поборники морали и протокола не смогли ее за это осудить и с пониманием отнеслись к желанию Ее высочества освежиться. Освежившись, девушка, по всей видимости, забрела в тот же самый лабиринт.

Вполне естественно, что нежный супруг отправился ее искать. Все-таки, его жена во дворце была человеком новым, а в парке порой блуждали даже опытные царедворцы. Особенно в темное время суток. И в основном почему-то парами. Но, видимо в этот день над дворцовым парком царил злой рок. Надо ли говорить, что принц тоже не вернулся?

Король, оставленный самыми близкими и родными ему людьми в одиночестве, мрачнел с каждой минутой. На его венценосное чело словно надвигалась темная туча. А послы все больше нервничали. Конечно, анкалы называли своего государя не иначе, как Данкан Добрый, порой именуя его еще и Справедливым. Но иногда в политических переговорах, а также и в переписке, Его Величество забывался, теряя присущий ему от природы кроткий нрав, утрачивая не только доброту, но и справедливость. Тогда послам приходилось несладко. Но, с другой стороны, у них работа такая. Некоторые злословы давно советовали причислить апоплексические удары и разрывы сердца к профессиональным заболеваниям.

Но вполне обоснованные опасения дипломатов, заставляющие господ заикаться, забывать анкалийскую речь и обильно потеть, Его Величеству утешением не служили. К сожалению, он не только прекрасно знал дворцовый парк, и заблудиться в лабиринте никак не мог. Но даже и не имел права встать со своего места, пока послы не закончат поздравлять его с состоявшимся бракосочетанием. А, заодно, и желать ему семейного счастья и появление скорого наследника. Речи-то составлялись заранее и, за неимением самих молодожёнов, благословения вынужден был принимать король.

Все оставшиеся на поляне прекрасно понимали абсурдность ситуации. Но неизменная выучка помогала сохранить достойное лицо и весьма успешно делать вид, что церемония происходит согласно протоколу.

Все испортил престарелый барон Гореш. Право присутствовать на официальных мероприятиях заслужил еще его отец. И с этой привилегией почтенный старец упорно не желал расставаться. Хотя весьма преклонный возраст неизменно заставлял его засыпать на второй минуте любой церемонии. На все упреки Гореш отвечал, что пока он в состоянии спать стоя, от своих прав не откажется.

Что привиделось старику и заставило его открыть глаза, история умалчивает. Но барон вдруг вскинулся и громко, на всю поляну, осведомился:

— А что, наш король опять оженился? Бедная девочка! Он же ее заездит, как и первых двух. Покажите мне эту смелую леди. Я должен предупредить ее о грозящей опасности.

После этой реплики всех присутствующих сковало молчание — даже выучка не помогла. Лицо же Его Величества странно перекосило, и он даже не успел спрятать за рукой внезапную мину. А при виде ее перекосило уже послов.

* * *

Новый выстрел придворные встретили аплодисментами и одобрительными возгласами. Стрела, едва не пробив плетеную мишень насквозь, дрожала перьями всего в пальце от предыдущей. Причем обе они были пущены точно в красный круг, размером меньше яблока.

— Ваше высочество, вы истинная воительница! Я восхищен! Позвольте поцеловать вашу изящную, но столь меткую руку, — барон Стерни, больше известный при дворе как Грех, зеленоглазый блондин и признанный покоритель сердец обоего пола, поклонился принцессе.

— Барон, мне казалось, что меткими называют глаза, а руку твердой.

Принцесса, лукаво прикусив губку ровными, перламутровыми, как жемчуг, зубками без единого изъяна, слегка вызывающе вздернула подбородок. И наградила красавца таким задорным взглядом, что Грех моментально попробовал поцеловать ручку без всякого на то дозволения.

— Право слово, Ваше высочество, как бы там что не называлось, но выглядит это потрясающе. Пожалуй, в женщине с оружием есть своя пикантность. К тому же в женщине, великолепно этим оружием владеющей, — мурлыкнул граф Эйтин по прозвищу Порочный ангел, не слишком деликатно пытаясь оттеснить из всех сил упирающегося Стерни в сторону.

Грех своих позиций сдавать не собирался. И пытаясь ослепить нежную принцессу обаятельными улыбками, придворные красавцы пихались, как два барана в слишком тесном загоне.

Умнее всех оказался маркиз Разис — еще совсем молодой, не слишком родовитый и подозрительно небогатый господин. Зато все недостатки, которые у любого другого посчитали бы существенными, Разису, не обзаведшемуся еще прозвищем, прощали за три несомненных достоинства. Он отличался привлекательностью, обаянием, которому в тайне завидовал даже герцог Анкалов, и был шустр без меры. Конечно, шустрость маркиз проявлял только там, где она действительно была необходима. В особые моменты юноша предпочитал неторопливость и обстоятельность, особо ценившиеся партнершами. Так что, можно сказать, что достоинств у него было аж четыре.

Так вот, этот чрезмерно шустрый малый, воспользовавшись тем, что признанные придворные ловеласы пытались заявить свои права на территорию у подола принцессы, по всем правилам тактики обошел их с флангов, оказался с боку и заговорил, заставив ее высочество повернуть к себе голову. Таким образом, все внимание прелестнейшей Лареллы досталось ему одному. Чем юноша, научившийся употреблять любой шанс на полную катушку, и воспользовался, постаравшись сразить юную супругу на повал с одного выстрела.

— Ваше Высочество, не объясните ли вы мне, почему у меня такое чувство, что на мишени было приколото мое сердце? Я буквально ощущаю, как вы пронзили ее своей стрелой. Ни сколько не сомневаюсь, что вы обладаете действительно твердой рукой и метким глазом. Так могу ли я надеяться, что вы метили в него специально?

Умудрившись одновременно признаться в своих скрытых, но пламенных чувствах, проявить наглость, которая, как известно, приводит дам в восторг, и поддержать комплимент соперника, проявляя собственное добродушие, юноша мгновенно от этих самых соперников отделался. И принцесса не преминула подтвердить его новый статус победителя.

— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду. Но надеяться можно всегда, — пропела Лара, прикрывая свои дивные глаза пушистыми ресницами. — Ведь недаром говорят, что последней умирает именно она.

— Последним, говорят, умирает надеющийся, — буркнул обойденный на повороте Стерни.

— Но мы можем и изменить очередность, — тихо поддержал его Эйтин.

Самцы, в смысле, кавалеры, обнаружив, что пока они силами мерялись, территорию занял более удачливый соперник, мгновенно позабыли о существующих между ними недоразумениях и теперь дуэтом скалили клыки на захватчика.

Захватчик пугаться не собирался. Он глянул на них снисходительно и с чувством собственного превосходства, копнул копытом землю и свысока угрожающе сопнул носом.

— Впрочем, я склонен согласиться и с графом, — нежно улыбнулся маркиз принцессе, — в женщинах с оружием действительно есть что-то завораживающее. Не согласитесь ли вы попозировать мне? Естественно, в редкие минуты вашего досуга?

— А вы занимаетесь живописью, господин маркиз? — поинтересовалась нежнейшая Ларелла.

— Немного, — смутился юноша так, что ему немедленно поверили почти все, находящиеся на стрельбище. — Я могу вам продемонстрировать свои работы — только прикажите.

— Прикажу непременно, — мило улыбнулась принцесса.

— Великолепная идея, маркиз, — Стерни решил без боя не сдаваться, — образ ее высочества достоин того, чтобы увековечить его в стихах!

— И, пожалуй, положить их на музыку. Эта баллада прославит как сам Цветок Анкалов, так и создателей, — поддержал красавца Эйтин.

Принцесса благодарно, но несколько рассеянно улыбнулась им. Кого удивишь при просвещённом и утонченном дворе одами и балладами? Ах, это так скучно и старо! Другое дело живопись. Не многие кавалеры могут похвастаться тем, что способны на холсте запечатлеть ослепляющий облик возлюбленной.

Да и «цветов» в саду при дворе короля развелось немало. Была тут и Роза Анкалов — герцогиня Нейр. И Лилия Анкалов — маркиза Прион. И, даже, своя Незабудка имелась. Так что новое прозвище, не слишком изящно ввернутое Ангелом, Ее Высочество не поразило совершенно.

Поэтому юный маркиз в сторону полностью растоптанных соперников даже презрительного взгляда не бросил. Но решил окончательно обозначить отвоеванное, и пометить территорию.

— Говорят, что в южных княжествах появилась очаровательная мода. Писать женщин с одной обнажённой грудью. Такое изображение как нельзя лучше подошло бы к образу древней амазонки, в котором я хотел показать вас, — он изящным жестом обозначил окружность, о которой шла речь. К счастью, у пылкого влюбленного хватило ума обозначить ее на себе. — Естественно, что я и не мыслю дерзнуть обратиться к вам с просьбой, позировать мне в столь неподобающем виде. Но если бы вы разрешили в картине воплотить мои фантазии…

— То фантазии останутся единственным вашим развлечением, маркиз, — мрачно сообщил Его Высочество, стоявший в тени кустов. — Что, конечно, опечалит многих дам двора.

Все три соперника, слегка побледнев и без того напудренными лицами, с низкими поклонами и расшаркиваниями попятились. Когда на поляне появляется волк, псы, какими бы наглыми они не были, отступают в сторону. Конечно, если они не хотят иметь собственные фантазии в качестве единственного развлечения.

А то ведь принц мог забыться и не ограничить свои действия только данной угрозой. Увлекшись, Дарин способен был и башку оторвать. Всем известно, что проблемы с памятью — это заболевание, передающееся в венценосных семьях из поколения в поколение. И кто их упрекнет в чрезмерной увлеченности? Не они такие — наследственность дурная.

— Почему вы с таким упорством пытаетесь испортить мне развлечения, дорогой супруг? Вам доставляет удовольствие огорчать меня? — надула чуть дрожащие губки Ларелла.

— Только это и может доставить мне ни с чем несравнимое удовольствие, дорогая супруга, — принц, выйдя из-под кустов, где он изображал надгробный памятник счастливой семейной жизни, неторопливо подошел к юной жене, изящно поклонился и поцеловал ей руку.

Придворные поспешили обеспечить счастливым молодоженом должное уединение. И вокруг супругов мгновенно, словно по мановению волшебной палочки, образовалось пустое пространство. Поэтому дальнейшее их воркование мог слышать только нежный ветерок.

— Стоит мне увидеть вашу раздосадованную физиономию, как солнце начинает светить ярче, небо становится голубее, а трава — зеленее, — заверил Лареллу Его Высочество, выпрямляясь и нависая над хрупкой принцессой смотровой башней.

Но юную супругу было сложно напугать внушительной внешностью или хмурым выражением лица.

— Осторожнее, дорогой мой, — ответила она. — В последний раз предупреждаю вас — не наживайте в моем лице смертельного врага. Иначе я посчитаю, что единственным моим развлечением в этом мире будет созерцание вашей раздосадованной физиономии.

Прекрасная принцесса улыбнулась Дарину так нежно, что надежды всех претендентов на ее сердце, наблюдающих сцену со стороны и не способных расслышать ни слова, мгновенно растаяли в этом самом синем небе. Да и кто может встать на пути столь трепетной любви прекрасных и юных влюбленных?

— А я вас и предупреждать не собираюсь, дорогая. А просто ставлю перед фактом. Мне ваши выкрутасы надоели, — он наклонился над трогательно миниатюрной принцессой, бережно убирая за ушко выбившийся локон. — Поэтому две недели, следующие за окончанием торжеств, вы проведете в монастыре Благодати. Молясь о скорейшем даровании Матерью наследника. Вам все понятно?

— Ты не посмеешь, урод! — прошипела разъяренная Ларелла взбесившейся коброй.

И тут же, опомнившись, затрепетала веером перед лицом, скрывая гримасу ярости. Придворные, исподтишка разглядывающие влюбленную пару, единодушно сошлись во мнении, что Его Высочестве шепнул суженной на ушко нечто столь же неприличное, сколь и приятное…

— Посмею, моя прелестная стерва. Еще как посмею, — Дарин одарил жену таким взглядом, что дамы едва в голос не завыли от досады и дикой ревности. — Точнее, уже посмел. О вашем паломничестве будет заявлено на сегодняшнем ужине. Вы же славитесь набожностью, не так ли, милая? Поэтому ваш кортеж будет крайне скромным. И сопровождать вас, кроме охраны, будут лишь две сестры из монастыря, которые и исполнят роль ваших горничных. А пока — развлекайтесь.

Дарин снова поклонился, нежно целуя пальчики Лареллы, и с силой сжав их так, что она действительно побледнела без малейшего притворства, прошептал.

— И запомните на будущее, ваше высочество. Я готов многое терпеть. Но вот рога мне определенно не идут.

— Просто вам до сих пор не дарили рогов, достойных вашего положения, — заверила его красавица сквозь сцепленные от боли зубы. — Поверьте, я постараюсь вам обеспечить поистине роскошный экземпляр.

— Я сказал, а вы слышали, — поклонился принц.

— Взаимно, — очаровательно улыбнулась принцесса.

Стоило Его Высочеству скрыться за кустами, как к Лорелле поспешила ее неизменная наперсница, властным жестом приказав остальным придворным оставаться там, где ни стояли. И жест этот был, действительно настолько властным, что ослушаться его не посмели. Хотя дамы и кавалеры видели, что юная супруга явно смущена. И причину заалевших щечек хотели знать все.

У некоторых из присутствующих красавец имелись предположения, основанные на собственном опыте, что такого мог сказать Великолепный Дарин невинной девушке. И при себе они эти предположения оставлять не собирались. Надо же предупредить о грозящей опасности друзей? Поэтому придворные, несколько разочарованные невозможностью получить объяснение из первых уст, занялись своим любимым занятием — начали строить догадки, которым непременно суждено было переродиться в сплетни. А сплетням, по закону, установленным историей, предстоял стать обоснованными фактами и свидетельствами очевидцев.

— Мать всеблагая! Что это животное сказал?

Ахнула подбежавшая Арна, разглядев блестящие от самых настоящих слез глаза Ее Высочества. Даром, что это были слезы крайней ярости, а не разбитого сердца. Пожалуй, в таком состоянии подругу герцогине приходилось видеть нечасто. И, обычно, после таких расстройств, у служащих мертвецкой прибавлялось работы.

Потому что нежная Ларелла, как и все венценосные особы, страдала крайней забывчивостью. Отомстив и из-за свойственной ее тонкой душе доброты и сердечной чувствительности, забыв об этом мгновенно, она мстила снова. А если мстить уже было некому, то в расход шли друзья, близкие и родные обидевшего. Просто принцесса по природе своей была существом открытым и чувства свои в глубине сердца хранить не умела.

— Арна, — не без труда выговорила принцесса — голос ее слушался плоховато, — Дорогая моя Арна! Ты обязана найти способ, как посадить этого козла на короткий поводок. Используй любые методы, задействуй всех фрейлин, но найди. И тогда проси у меня что хочешь. Все твои желания я исполню.

— На поводок кобелей сажают, — растерянно протянула герцогиня, — козлов обычно в загоне держат.

— А кобелем он никогда не будет, — отрезала уже вполне пришедшая в себя принцесса. — Я ему необходимый для кобелизма орган собственными руками откручу. Все, действуй!

Нежная Арна, присев в почтительном реверансе, не без страха смотрела на подругу. И возражать не решалась. Неожиданно, до герцогини дошел смысл фразы «сделать или умереть». На нее снизошло понимание, что если она не исполнит, причем, в ближайшее же время, повеление госпожи, то лучше самой себе вырезать сердце. Ложкой. Все равно это будет куда гуманнее, чем то, что сделает с ней трепетная Ларелла.

А в это самое время, когда до герцогини доходил весь ужас ее теперешнего положения, герцог Анкала, попятившийся от своего брата и упершийся спиной в живую изгородь лабиринта, тоже боялся рот раскрыть. Хотя обычно юного блондина заткнуть было совсем нелегко. Вот только трупик ни в чем не повинной левретки, не вовремя повстречавшейся принцу, говорил о том, что иногда умнее держать язык за зубами.

И, кстати, по поводу того, можно ли шпагой срубить голову, Далан до сих пор был не уверен. А вот в том, что это оружие способно перерубить пополам небольшую собачку, он только что убедился самолично. По крайней мере, его брату подобный трюк удался с первого раза.

— Найди, как прищучить эту стерву, Далан, — прорычал принц. — Найди или я за себя не отвечаю! Делай что хочешь, задействуй кого хочешь, трать любые деньги, но найди способ! Если ты этого не сделаешь, то я просто придушу ее. И тогда наш брат придушит меня. А я — тебя.

Белокурый герцог хотел было указать принцу на явные огрехи в его логике, но покосился на разваленную пополам собачку и промолчал.

* * *

Секретарь бесшумно, как это умеют делать только самые опытные и талантливые секретари, ступил на ковер, устилающий пол, и застыл статуей, олицетворяющей готовность служить господину всеми силами. Король, скорее почувствовав, чем услышав, его появление, мрачно глянул из-под ладони, в которую опирался лбом.

Метр Хариш, служащий у Его Величества уже более семи лет, внутренне похолодел. Награди его подобным взглядом принц — секретарь бы даже не дрогнул. Но в последний раз такое настроение короля вылилось в трехлетнюю войну за Лейтерские Высоты. «Нет, я не прав, — одернул себя метр. — Война была в предпоследний раз. В последний казначей головы лишился. Правда, казни он едва дождался и сам бы на эшафот прыгнул, да сломанные ноги помешали…».

— Скажи, Хариш, — глухо проговорил король. — Только меня окружают идиоты или недостаток мозгов вообще свойственен людям?

Секретарь, мысленно пообещав себе, что сегодня он так долго откладываемое завещание все же напишет, перебрал возможные варианты ответа. И уже даже выбрал наиболее нейтральный из них. Но видение собственного тела, элегически покачивающегося на виселице, убедило его озвучить что-то более осмысленное:

— Все люди разные, Ваше Величество. Просто вам, в силу положения, приходиться общаться с глупцами. Примерно так же, как удел медика — больные.

— Очень образное сравнение, — усмехнулся Его Величество, а метр почувствовал, как взмок его затылок под париком. — Правда, я сам хорош. Говорили мне воспитатели, что нужно учиться держать себя в руках, но я так и не освоил эту премудрость. В результате мы имеем то, что имеем.

В кабинете повисла тишина. Король, откинув голову на спинку кресла, рассматривал потолок. Метр Хариш преданно рассматривал стену за спиной Его Величества. Одуревшая муха с настойчивостью, достойной более осмысленного поступка, билась в стекло.

Первым сдался секретарь. Он неуверенно переступил с ноги на ногу, тяжело вздохнул и стиснул папку, которую прижимал к груди как любимого ребенка.

— Простите, Ваше Величество… А что мы имеем? — робко поинтересовался он.

— Дипломатический конфликт с княжеством Рихар и скандал с Наийрой, — равнодушно ответил король. — Первым я припомнил долг, который они нам уже семьдесят пять лет выплатить не могут. А вторым — узурпирование устья Рена.

— Но тому уже как сто лет с лишним! — необдуманно ляпнул метр и с досады едва язык себе не откусил.

— А что делать? — глубокомысленно, словно обдумывая философскую дилемму, переспросил король. — Это у меня от прадедушки. Мстительный был старикашка и мелочный. Вот, видимо, его память и всплыла. Я же добрый и справедливый… Или нет?

Данкан резко выпрямился в кресле, сложив руки на столе, и вперился в несчастного секретаря требовательным взглядом. Метр Хариш, несмотря на весь свой опыт, растерялся. И как-то странно повел головой, попытавшись в одном движении обозначить и согласный кивок, и отрицательное мотание. Получилось малоубедительно.

Король усмехнулся и эту улыбку доброй мог бы назвать только человек с очень богатым воображением. Или слепой.

— Не смей сомневаться, — наставительно посоветовал король своему секретарю. — Меня так называет народ. А он, как известно, не ошибается.

Метр снова переступил с ноги на ногу, но счел за благо промолчать. Правда, его это не спасло, потому что Его Величество порой демонстрировал поразительную догадливость, граничащую с умением читать мысли.

— И нечего мне возражать. Да, я сам говорил на прошлой неделе, что представители гильдий ошибаются. Считая, что я чрезмерно повысил налоги в связи с этой свадьбой. Но кто сказал, что гильдийцы — это народ? Ничего даже общего нет. Свора зажравшихся скотов, которые не желают поделиться своим богатством с собственным королем. А народ меня любит!

Секретарь повел бровями, полностью разделяя точку зрения Его Величества. Действительно, народ и представителей гильдий мог спутать только дурак. Особенно после того, как это заявил король.

— Вот и я про то же, — удовлетворенно кивнул Данкан. — Но вернемся к нашим баранам. В смысле, не нашим, а заграничным. Пока заграничным. Что-то мне нестерпимо захотелось расширить собственные владения. Это во мне уже дедушка заговорил. Его хлебом не корми — дай только пограничные столбы подвигать. Созывай на завтра кабинет министров в полном составе и весь генералитет. Буду им свои гениальные мысли излагать.

— Завтра охота, Ваше Величество, — тихо напомнил секретарь.

И вжал голову в плечи. Так, на всякий случай.

— Да Бездна вас всех побери! — рявкнул добрый король и саданул кулаком по столу так, что стеклянная чернильница подпрыгнула и, не пережив шока, развалилась на две ровненькие половинки, залив черной лужицей пачку доносов. — Закончится эта свадьба когда-нибудь или нет? Куда не сунься — всюду свадьба! Между прочим, эти дипломатические недоразумения, которые мне теперь расхлебывать, тоже из-за наших молодожёнов. Я, конечно, добрый, но довести до белого каления и меня можно.

Секретарь, как никто другой бывший в курсе, насколько легко довести Его Величества до белого каления, едва не кивнул. Но вовремя спохватился, осознав, что такие несвоевременные кивки как раз до подобных состояний и доводят.

— А он еще и недоволен! Он еще и ноет! Жена ему не такая и, вообще, судьба тяжелая! — Его Величество в порыве гнева вскочил и, заложив руки за спину, начал мерить собственный кабинет широкими шагами. — Нет, ну какова наглость, а? Ему бы на мое место!

Секретарь, вовремя убравшись с пути короля и забившийся в щель между бюро и книжным шкафом, изобразил лицом искреннее возмущение. Умудрившись сочетать его, все же, с некоторой почтительностью к принцу. Правда, от внимания Его Величества метра Хариша это не спасло.

Данкан остановился напротив него и ткнул ни в чем не повинного секретаря пальцем в грудь.

— Нет, ты скажи! Я виноват в том, что бывший король из нас троих именно мне приходится родным отцом? Разве я виноват, что их матери были шлюхами? И разве я виноват, что именно в моей крови проклятье правящего дома Анкалов? Ради того, чтобы не передавать его приемнику, я двух жен к Отцу отправил! И кто это оценил? Никто! Только ноют и страдают, ноют и страдают!

Метр Хариш, застывший под пальцем короля сусликом, приподнял брови, демонстрируя государю полное понимание и отсутствие желания ныть и страдать. Впрочем, Его Величество на секретаря внимания уже не обращал. Король выглядел как человек, неожиданно ухвативший за хвост идею, граничащую с гениальностью.

— А знаешь что, друг мой Хариш? — поинтересовался он, осеняя секретаря теплой отеческой улыбкой. — Мне кажется, пришло время показать этим господам и дамам, что такое настоящие проблемы. Может, тогда они будут с должным почтением относиться к собственным обязанностям.

Король, удовлетворенно потерев руки, вернулся за свой стол, походя скинув залитые чернилами доносы на пол.

— Итак, слушай меня внимательно. Сделаем мы с тобой вот что…

 

Глава 5

Об особенностях королевской охоты, засадах и ловушках

«Нужно еще чуть-чуть потренироваться…» — отметила юная принцесса, метя стрелой в мишень и попадая в зад канцлера.

Доводилось ли тебе слышать, дружок, о королевской охоте? О, это поистине увлекательное мероприятие! Проводилась она не просто в лесах, а в заповедниках, принадлежащих короне. Поэтому эти места так и прозывались — королевские леса.

Организовать такую забаву венценосных особ было делом нелегким. Потому и существовал целый штат специальных людей: лесничие, егеря, загонщики, псари. Для того чтобы король остался доволен развлечением, абы какое животное не подходило. За несколько дней до начала охоты в лесах поднимали зверей, отбирая только самых достойных. И к приезду титулованных охотников прекрасные олени, свирепые кабаны или яростные волки уже были загнаны, дабы благородным господам не тратить силы на утомительную погоню.

Представь себе, мой юный друг. Ранее утро, солнце только взошло, и туман стелется над сырой землёй. И вот, в глубине леса, трубит рог, говоря о том, что зверь замечен. Собачью свору, возглавляемую крепкими гончими, спускают с поводков. Псы несутся вперед, капая кипящей слюной с острых клыков, дабы найти и начать преследовать добычу, поднимая ее из логова. А вслед за псами скачет кавалькада храбрых господ.

Но дам среди них ты не встретишь. Они дожидаются своих кавалеров рядом с охотничьим домиком. Тут разбиты цветастые шатры, разложены ковры, на которых так удобно сидеть, поставлены кресла. В стороне дымятся костры и повара еще со вчерашнего вечера жарят заранее запасенную дичь. Дамы прогуливаются, благонравно дожидаясь возвращения охотников, впереди которых слуги несут еще теплые туши…

Но довольно мечтать! Следуй за мной — и у тебя будет шанс увидеть все собственными глазами. Поспешим же в Королевский Лес, мой юный друг!

* * *

Дарин раздраженно рванул поводья, едва не свернув взмыленному коню шею. Жеребец попятился, приседая, оскалил зубы и тонко, пронзительно заржал. Но эта выходка только окончательно вывела из себя и без того далеко неспокойного наездника. Лошадь мгновенно осознала собственную ошибку и встала, замерев и изображая собой изваяние — только вороная шкура на боках мелко вздрагивала. Принц привстал в стременах, вглядываясь в чащу леса. Но не ничего не увидел и не услышал. Вокруг стояла мертвая тишина, даже птички свиркать не рисковали.

Придворные были умнее коня и держались от взбешённого Его Высочества в стороне. Для пробуждения в них крайней понятливости хватило разорванной кнутом физиономии егеря. Дарин, взбешенный тем, что ловчие в третий раз теряют след оленя, терпеливым и снисходительным быть отказывался.

Кавалеры, утомленные бесцельным мотаньем по лесу, предпочли бы присоединиться к свите принцессы, которая, предвкушая пикник, раскинула шатры у охотничьего домика. Но долг, верность и честь удерживали их на месте. Та самая честь, которой Великолепный Дарин без раздумий их бы лишил, вздумай они ослушаться его приказа. И тот самый долг, который потом пришлось выплачивать долго и мучительно. И — да, та самая верность, несоблюдение которой обычно заканчивается эшафотом.

Потому и мялись несчастные кавалеры, в тайне мечтая обернуться зайчиками. Как известно, Его Высочество кроликов за добычу не считал.

А начинался день, в целом, неплохо. Правда, когда господин герцог по своему обыкновению пришел будить брата, то оного в покоях не обнаружил. Это было весьма странно, так как дворцовая побудка была назначена на время, когда даже солнце еще спит. Ни паж, ни охрана, ни, даже, капитан королевской стражи о месте нахождения Его Высочества осведомлены не были. Не знал, куда запропастился принц, как не странно, и лекарь.

Во дворце началась повальная, но тихая — дабы не обеспокоить короля раньше времени — паника. Впрочем, пропажа обнаружилась быстро. Оказалось, что Его Высочество изволит мирно почивать. И ни где-нибудь, а в постели собственной супруги!

Впрочем, всеобщее счастье и умиление быстро сменилось отчаяньем. Еще не крайним, но близким к тому. Потому что, во-первых, опочивальня принцессы выглядела как кабак после отмечания гвардейцами очередной зарплаты. Из мебели целой осталась только ложе и перевернутый туалетный столик.

А, во-вторых, Его Высочество, после того как его разбудили, изволил пребывать в крайнем раздражении. Казалось бы, ночь любви, утомившая принца так, что он до собственной кровати не дошел, должна была привести его в благодушное расположение. Ничуть не бывало. И первым это понял его собственный паж, разбудивший Дарина. Его Высочество шепотом, дабы не потревожить спящую супругу, обозвал верного слугу «кретином» и вывернул ему на голову содержимое ночной вазы.

Далее под горячую руку принца угодил камердинер, не додумавшийся принести в спальню принцессы охотничьи сапоги Его Высочества. Капитан королевской стражи, распустивший эту самую стражу до такой степени, что они в королевском замке не только наследника престола, но и чужую армию потеряют. Цирюльник, обвиненный сначала в том, что его бритвы тупы, а потом, вполне последовательно, в том, что он хочет зарезать принца… И так далее, и тому подобное, и до самого полудня.

И вот теперь, в полдень, приближенные Великолепного Дарина мечтали стать кроликами.

Где-то в стороне, довольно далеко от лощины, в которой остановил загнанного коня принц, затрубил рог. Его Высочество напрягся, демонстрируя свите гордый профиль, но только сплюнул раздосадовано, поняв, что это всего лишь ловчие собирают окончательно заблудившихся собак.

С другого конца лощины показался всадник. На него и внимания бы не обратили — всадников в этот день в лесу было больше, чем зверья. Если бы подъехавший не оказался пажом из свиты Ее Высочества. По всем правилам охоты, парню тут делать было нечего, а, значит, случилось что-то и впрямь серьезное. Кавалеры поспешно убирали своих коней с пути посланника, как будто боясь запачкаться об него. Мало ли какие дурные вести привез мальчишка.

Паж подъехал к принцу и птицей слетел со своего седла, бухнувшись перед вороным жеребцом на колени.

— Ваше Высочество… — пролепетал юноша, явно сдерживая желание прикрыть голову руками.

— Говори! — рявкнул Дарин.

Придворные разом попятились, неожиданно скучковавшись у выезда из лощины стайкой жмущихся друг к другу смелых и решительных кавалеров. Которые готовы были немедленно, смело и решительно, оказаться где угодно, но только не в этом проклятом Отцом лесу.

— Ваше Высочество, Ее Высочество изволила взять копье и отбыла вглубь леса. Взяв в сопровождающие только герцогиню Керк и одного младшего егеря. Это случилось еще, когда туман не сел. И с тех пор они не вернулись.

Принц молча смотрел на пажа, явно не понимая, что тот от него хочет.

— Ваше Высочество, в лесу волки… Местные говорили, что видели стаю накануне, — несчастный парнишка пригнулся к земле, втягивая голову в плечи.

— И что? — изволил уточнить Его Высочество.

— Они могут напасть на вашу супругу, — промямлил злополучный паж, почти утыкаясь в землю, засыпанную хвоей.

— Вы меня за кого принимаете? — надменно поинтересовался Дарин. — Я не егерь, чтобы заботиться о популяции волков. Если у них хватит глупости напасть на принцессу, то пусть сами и разбираются. Не хватало мне еще волков спасать!

Молчание, которое повисло над поляной после его слов, иначе как мертвым назвать было невозможно. На принца смотрели все — включая осмелевшего от удивления пажа. Пожалуй, у некоторых особо чувствительных кавалеров даже вполне буквально челюсти отвалились.

— Он имеет в виду, что тебе стоит спасти принцессу от волков, — прошипел герцог Анкала, единственный, кто решился остаться рядом с Его Высочеством.

Дарин искоса глянул на юношу и неожиданно разразился коротким, лающим смехом. Лошади испуганно присели на зады, а кое-кто из рыцарей ошарашенно осенил себя святым знамением. Такая бурная реакция была легко объяснима. Дело в том, что не только Его Высочеству смеяться было несвойственно, но и окружающим его смех слышать ранее не доводилось.

Принц прекратил взлаивать так же резко, как и начал.

— Ты шутишь? — поинтересовался он у брата недоверчиво.

Блондин, поджав губы, отрицательно покачал головой, не оставляя ни шанса воспринять его слова, как шутку. Дарин выругался так, что его собственный жеребец стыдливо прикрыл глаза. Но ему пришлось их не только открыть, но и выпучить, потому что Его Высочество, и так нежностью не отличающийся, всадил шпоры во взмыленные бока с такой силой, что лошадь буквально прочувствовала, как у нее прорезаются крылья.

Принц, подстегнутый злостью, почти мгновенно опередил кавалькаду на несколько корпусов. Впрочем, свита за своим господином не слишком и спешила. Лишь герцог рискнул нагнать брата.

— Дар, — крикнул Далан, пытаясь переорать злобное шипение ветра и грохот конских копыт, — а ты в курсе, что у твоей драгоценной супруги дочь имеется?

Его Высочество, почти прижавшись к холке лошади, долго ничего не отвечал, видимо, переваривая сообщение.

— Не может быть, — ответил он, наконец, даже головы к брату не повернув, — она была девственницей.

— А ты остаешься лопухом, — сверкнул очаровательной улыбкой юный красавец, — сведения проверенные.

— Потом поговорим, — заверил его Дарин, сжимая зубы так, что у него желваки под скулами заходили.

Жеребец принца, который раньше в себе такой прыти и не подозревал, пластался над землей. Впрочем, когда наездник пытается доковырять шпорами до твоей печени, резервы находятся сами собой.

* * *

Галка боком проскакала по ветке, вертя серой головкой, и клюнула носом вниз, пытаясь разглядеть, что там делают смешные человечки, и нельзя ли тут чем-нибудь поживиться. Но хрустнувший под каблуком валежник вспугнул птицу, заставив взлететь и поискать места повыше. Конечно, веток в лесу хватало. Но не каждая подходила для наблюдения.

— Ваше Высочество, не соблаговолите ли вы уделить нам минутку вашего драгоценного внимания, — пропела герцогиня за спиной Лары.

Голосок у Арны был довольный, как у кошки, только что слопавшей хозяйскую канарейку и умудрившуюся прилепить оставшиеся перья на морду спящего пса. Обычно такой тон у красавицы появлялся после бурного и плотного общения с особо завидным кавалером. Принцесса подивилась, откуда подруга могла найти в глухом лесу ухажера и напомнила себе намекнуть слишком ветреной герцогине, что егеря, при всей своей мужественности и привлекательности, достойную пару приличной даме не могли составить даже при обоюдном желании.

— Подожди, дай закончить…

Ее Высочество утерла рукавом уже изрядно грязного камзола вспотевший лоб. Мило выпятила нижнюю губку, сдув с лица растрепавшиеся волосы. Глубоко вздохнула и, взявшись тонкой ручкой за нож, решительно докончила разрез, распоров оленя от грудины до паха.

Принцесса ловко, как кошка, отскочила в сторону так, что плеснувшая волна дымящейся крови только задела мыски ее сапог. Нежная Ларелла закрыла лицо локтем, старательно дыша в рукав. Ее мутило, но не столько от запаха, сколько от вида внутренностей, пучившихся, лезущих наружу, напоминая связки сизых, туго набитых и пульсирующих сосисок.

— Ч-что вы делаете? — прошелестел егерь, явно намыливаясь завалиться в обморок.

— А на что это похоже? — равнодушно поинтересовалась принцесса, не без усилия переступая через бок здорового, судя по роскошной короне рогов, трехлетнего оленя.

— Вы его свежуете… — догадался мужик, становясь одним цветом с листом бумаги хорошей выделки.

Ее Высочество даже отвечать на столь ценное замечание не посчитала нужным. Она присела на корточки и ловко, подрезая ножом пленки и связки, начала заворачивать шкуру с брюха зверя на спину.

— Дело в том, — раздался за ее спиной мужской голос, — что анкалы, в отличие от северян, только спускают кровь животному, подвешивая его на сук и вскрывая горло. А свежуют добычу уже на кухне.

— Да? — принцесса обернулась через плечо, глядя на посла Урима не без удивления. — Спасибо за справку. Но зачем же тащить с собой лишнюю тяжесть? К тому же, шкура и требуха — это законная добыча собак. Если их не поощрить, то служить они будут гораздо хуже…

Ее Высочество невозмутимо вернулась к своему занятию. Присутствие посла ее не смущало. И изображать перед ним нежное и трепетное существо принцесса нужным не считала.

Дело в том, что Урим был плющевым государством Анкала, давно от этой зависимости мечтавшим избавиться. И прилепится к кому-нибудь мене требовательному и более наивному. У принцессы были планы намекнуть, что Империя обладает как раз нужным градусом наивности. Если, конечно, ее наивность постоянно стимулировать. А подобные разговоры не один здравомыслящий муж с кисейной девой вести не будет.

— Я не хотел бы прерывать вашего занятия, но у меня есть к вам сообщение крайней важности, — проворковал посол деликатно.

— Считайте, что все мое внимание безраздельно принадлежит вам, — сообщила принцесса. — И не смущайтесь лицезрением моей спины. Уверяю вас, в таком положение мой слух остается прежним.

Она рванула край шкуры и та с треском и мерзким всхлипом освободила оленье плечо. Егерь грустно вздохнул и сполз по сосне, уютно устроившись на опавшей прошлогодней хвое. Арна, до этого с интересом рассматривающая облака, удивленно глянула на слугу и попинала его ногу кончиком сапога. Егерь не отреагировал.

— В обмороке, — презрительно выпятила губки нежная герцогиня. — Если у них егеря такие нежные, то какие же тут солдаты? Или их на подвиги вдохновляют чтением од?

— Чувствительность местных мужчин нам как нельзя кстати, — довольно мурлыкнул посол, который и внешне живо напоминал большого кота. — Информация, которую я хотел вам поведать, не предназначена для чужих ушей. Я не хотел бы разрушать столь счастливо начавшуюся супружескую жизнь и готов заверить ее высочество в моей искренней симпатии столь юной и нежной любви. Но, говорят, что вооружен лишь предупрежденный.

Лора, не вставая с корточек, повернулась к послу, положив локоть руки, в которой сжимала нож, себе на колено.

— Я внимательно вас слушаю, господин посол.

— Дело в том, Ваше Высочество, что у вашего супруга уже есть ребенок — сын, родившийся не далее, как три года назад. Естественно, его рождение незаконно. То есть, дитя, попросту, является бастардом. Но по законам Анкалов наследование трона идет по мужской линии. Соответственно, при должном усердии и определенном количестве приложенных усилий, мальчика можно будет считать наследником принца. Пикантность ситуации заключается в том, что его высочество о своём отцовстве не осведомлен. Мать дитя этот факт скрыла и…

— Продолжим позже, — прервала его принцесса, почувствовав, как задрожала земля.

Скривив недовольную мину, она содрала с рук запачканные в крови перчатки, отбрасывая их в кусты и вручая нож ничего не понимающему послу.

— Мой супруг и несостоявшийся папаша сейчас заявится сюда. Поэтому, будьте любезны, закончить работу за меня. А ваши сведенья очень ценны. И мы с вами обязательно договорим сегодня же вечером. Я приглашаю вас в свою гостиную. Там собирается приятная компания. Мы будем читать стихи.

— Но, ваше высочество…

Посол переводил растерянный взгляд с ножа, который брезгливо держал двумя пальцами, на Лару и обратно. Кажется, приглашение в покои принцессы его впечатлило куда меньше, чем перспектива свежевать оленя.

— Вы же не хотите подвергнуть опасности мою репутацию? — приподняла бровь нежная Ларелла. — Давайте же, удачливый охотник, покажите, что вы не гнушаетесь грязной работой. Вы же смелый и доблестный рыцарь! Приступайте!

Посол явно сомневался в своей смелости и доблести. Но, еще раз глянув на Ее Высочество, благоразумно решил, что смелости перечить юной красавице у него точно недостанет. Поэтому, тяжело вздохнув, он приступил к делу. И когда кавалькада показалась из-за кустов, успел вымазаться кровью с головы до ног. Поэтому восторженному щебету принцессы, восхищенно рассказывающей, как господин посол самолично застрелил этого оленя, охотно поверили все присутствующие. Кроме, кажется, Его Высочества.

Дарин, молча переводящий взгляд с наполовину разделанной туши на супругу и обратно, как-то нехорошо щурился. Впрочем, свои мысли он предпочел оставить при себе. За что юная жена ему была вполне искренне благодарна. Правда, ее благодарность стала бы вообще безграничной, приди принцу идея вовсе онеметь.

* * *

Дверь, искусно скрытая гобеленом, приоткрылась, впуская в темную комнату дрожащий луч свечи.

— Дар, — негромко позвал герцог, не решаясь входить в комнату без приглашения.

И не потому, что белокурый юноша отличался особенной робостью. А потому что ему пару раз уже приходилось неожиданно заставать брата за занятиями, для чужих глаз непредназначенными. По крайне мере, так считал Великолепный Дарин. И эту идею он попытался донести до младшего братишки со всей доступной ему убедительностью.

— Я один, входи, — разрешил Его Высочества, почти неразличимый в кресле, стоящем в самом темном углу кабинета.

Впрочем, света тут вообще было немного — только четыре свечи в разлапистом подсвечнике, стоящем на секретере. И эти огоньки больше освещали собственное отражение в зеркале, чем разгоняли вечерний сумрак. Оттого обстановка казалась чрезвычайно таинственной и даже мрачноватой. Тускло поблескивала коллекция оружия на стене. Мягко мерцали не до конца потухшие угли в камине, отражающиеся в стеклянных глазах чучела совы, распростёршей крылья над хозяйским креслом. Сурово и надменно смотрел с портрета прежний король, отец — по крайней мере, так считалось — веселых братьев.

Девушка, робко прячущаяся за плечом герцога, вздрогнула под пристальным взглядом с холста и, приглядевшись, невольно ойкнула, испуганно прикрывшись ладошкой. Портрет выглядел так, словно в него долго швыряли что-то острое. А такое надругательство над королем, пусть и давно помершим, считалось государственным преступлением.

— Вот, привел, — белые зубы герцога блеснули в полумраке отнюдь не очаровательно, а, даже, пугающе.

Далан пошарил у себя за спиной, выталкивая перепуганную служанку перед собой. Она, подчиняясь его не по юношески твердой руке, шагнула вперед и придушенно пискнула, едва не наступив на голову волка, чья шкура украшала пол. Голова была сделана с большим мастерством и полным знанием предмета. Поэтому щерилось животное весьма убедительно.

— Не бойся, здесь никто не причинит тебе вреда, — неожиданно мягким и даже каким-то вкрадчивым тоном заговорил принц.

Как ни странно, но эти слова, произнесенные из темноты, девицу ничуть не успокоили, а возымели как раз обратный эффект. Он взвизгнула, подпрыгнув на месте, и с проворством мыши снова спряталась за спину герцога. Его Высочество недовольно поморщился. Он искренне не видел причин для подобного испуга.

— Действительно, чего ты боишься, милая? — усмехнулся герцог, пытаясь добыть робкое существо у себя из-за спины. Причем непонятно было, к кому относится эта усмешка. — В демона он оборачивается только в полнолуние, а сейчас и четверти нет. Да и кровь пьет только у девственниц. Соответственно, это тебе тоже не грозит. И не съест тебя Его Высочество. Он младенчиков предпочитает. Ты для него слишком старая и жилистая.

— Прекрати! — рявкнул принц, мигом утеряв всю несвойственную ему мягкость и возвращаясь к привычному, раздраженному тону. — Можно подумать, что без твоего бреда тут никак не обойтись.

— Ну, надо же успокоить бедное, испуганное создание, — парировал блондин.

— Странные у тебя методы успокоения, — усомнился Дарин.

Но сомневался он абсолютно зря. Служаночка как раз осмелела и уже сама выглянула из-за плеча герцога, по-мышиному поблескивая любопытными глазками.

— А он правда колдун? — шепотом, отчетливо слышимым даже, наверное, в коридоре, восторженно поинтересовалось испуганное создание.

— Нет, — скривился принц так, словно ему только что довелось укусить лимон.

— Да! — честно ответил одновременно вместе с принцем его брат.

— Ой, тогда я честно-честно все расскажу. И не потому, что меня страх взял. Нет, конечно, ужас одолевает! Да разве ж можно колдуну солгать? Нет-нет, мне матушка говорила, что никак нельзя, — застрекотала служанка, нервно комкая в руках собственный фартук. Правда, оживление, написанное на ее круглом личике, несколько не вязалось с демонстрируемым волнением. — Только вот можно и от меня к вам маленькую просьбу? Я ведь как на духу вам все выложу. А, значит, госпожу предам. Не за просто же так, верно? Со всего нужно свои выгоды поиметь. Да и Жан, охальник! Вы если сами правду узнаете, то поймете и…

— Стоп! — рявкнул принц, несколько ошалевший от этого словесного потока. — Кто такой Жан?

— Жан — никто. Стервец один, младшим конюшним у графа Грос служит. Так вот этот Жан вместе стал быть с Керитом сговорились, чтобы…

— Кто такое граф Грос? — подозрительно поинтересовался Его Высочество.

— Да никто! Старикан один при дворе Императора, пусть его в Бездне оплюют. Не о нем же речь. Я про то толкую, что, значит, Жан вместе с Керитом столковались по пьяни, кто больше девок перепортит, понимаете?

— Нет, — честно ответил принц. — Кто такой Керит?

— Да никто! — последовал вполне закономерный ответ. — Один дурак, прислуживает пажом у баронессе Лерк. Так вот они…

— Как ты думаешь, имеет смысл спрашивать, кто такая баронесса Лерк? — обреченно спросил Дарин у брата.

— Не-а, — улыбка герцога могла в одиночку осветить целые покои. При этом физиономия у блондина была такой довольной, словно он преподнёс родственнику шикарный подарок.

— Я так и думал, — вздохнул принц. — Послушай, милая, ты нам про Жаков и всех остальных потом расскажешь, а сейчас…

— Так ведь Жан же? — удивилась служанка.

— Какой Жан? — прошипел сквозь зубы Его Высочество.

— Ну, конюший который, — проникновенно пояснила девица. — Вы его Жаком назвали, а он Жан вовсе.

— Да мне плевать!

У Великолепного Дарина было множество несомненных достоинств. Но, к сожалению, терпение к ним не причислялось никогда. И, видимо, и без того неглубокая чаша в данный миг переполнилась так, что с краев полилось. Его Высочество вскочил и саданул кулаком по столу. Мебель, сработанная на совесть и с расчетом как раз на такие случаи, никак не отреагировала.

— Меня не интересуют конюшие! Меня интересует принцесса!

— А при чем тут принцесса? — робко изумилась служанка. — Нет-нет, Ваше Высочество, не подумайте ничего дурного. Ее Высочества там не было! Да и этот подлец не посмел бы. Они, извольте знать, упились тогда до…

— Молчать! — рявкнул принц так, что, кажется, даже чучело совы вздрогнуло.

Кабинет наполнился тишиной. Даже замковые крысы, привыкшие ко всякому, притаились и шуршать не рисковали. Дарин, насладившись повисшим молчанием, облегченно вздохнул и ладонью утер испарину, выступившую на лбу. Не без удивления отметив, что руки у него подрагивают.

— Про Жаков, Жанов и всех остальных ты нам потом расскажешь. Я только хотел у тебя узнать, был у принцессы ребенок или нет, — уже спокойно спросил он.

Ответом ему была тишина. Она длилась и длилась — десять секунд, тридцать, минуту…

— Ты чего молчишь? — подозрительно поинтересовался принц.

— Так вы же молчать велели… — едва слышно прошелестела служанка, забирая свой фартук целиком в кулак.

— Был ребенок или нет?! — заорал Дарин так, что вопрос расслышали даже стражники, стоявшие в коридоре, ведущем в покои Его Высочества.

Не помогли толстые замковые стены.

* * *

В гостиной Ее Высочества было многолюдно. Впрочем, так было всегда с тех пор, как принцесса начала собирать у себя по вечерам оживленные компании — то есть, последние три дня. И эти вечера у Лареллы обещали стать популярным и модным времяпрепровождением. Уже и сейчас многие молодые придворные ломали голову, как бы им проникнуть в это изящное и веселое общество.

Парадокс заключался в том, что Империю все соседи по праву считали варварским, грубым, и лишенным изящества государством. Тогда как королевство Анкалов славилось своей просвещённостью и культурой. Да вот беда! При дворе короле Данкана ни просвещённость, ни культура были не в чести. Сам Его Величество больше тяготел к точным наукам. Наследник трона вообще ни к каким наукам, кроме тактики, стратегии и искусства шпионажа не тяготел. А герцог, по молодости лет, предпочитал активные развлечения пассивным.

Поэтому только тогда, когда в королевском замке взошла Утренняя Звезда Таранса, люди, склонные находить прекрасное не в логике цифр, не в звоне стали и не в задирании подола фрейлинам, нашли, наконец-то, отдушину. В гостиной прекрасной Лары говорили о музыке, стихосложении, живописи и других тонких материях, так радующих просвещённый ум. Играли в карты. Не на деньги — Отец нас всех упаси — только на интерес. Фанты тут тоже были популярны, но без злых шуток.

Здесь царила атмосфера истинного рыцарства, платонической любви и тонких чувств. Принцесса предлагала своим гостям самые дорогие вина, самые изысканные закуски и самые утонченные развлечения. В ее салоне невозможно было услышать ни одного бранного слова — Ее Высочество была столь нежно воспитана, что даже намек на грубость заставлял ее трепетать. Здесь не обсуждались вещи пошлые и низменные, так как сама хозяйка, казалось, рождена вовсе не на земле. Не было тут места и плотским чувствам — исключительно легкий, необременительный флирт, вознаграждающий галантность кавалеров.

И сегодняшний вечер обещал стать не хуже остальных. Маркиз Разис, страдающий от гложущей его любви, развлекал стайку придворных дам быстрыми шаржами, живописующими достоинства и недостатки барона Стерни и графа Эйтин. Грех, не желая остаться в стороне, отвечал ему остроумными эпиграммами. А несчастный Ангел, наделенный только талантом к музицированию, мрачно наблюдал за происходящим из угла. Потому что достойного ответа противнику он продемонстрировать не мог. Мелодии не позволяли сиронизировать, а удар мандолиной по голове вряд ли кто-нибудь назвал бы изящной шуткой.

Посол Урима, человек уже не молодой, также заразился царившей тут атмосферой и, видимо, вспомнил молодость. Ныне он развлекал присутствующих тягучими и грустными балладами, смысл которых сводился к сакраментальному: «все умерли». Впрочем, банальность сюжета нисколько не портила общего впечатления, и платочки многих дам успели промокнуть насквозь. Но томный взгляд посла был направлен исключительно на девицу Греер. Новоявленного барда даже не смущал тот факт, что вышеозначенной девице не сравнялось еще и четырнадцати. Ради справедливости стоит отметить, что ее это тоже не смущало.

В общем, гости проводили время весело и с удовольствием, ничуть не обременяя хозяйку, которая в уголочке играла в карты с особо приближенными. Никого уже не удивляло, что ее партнерами стала рыжеволосая Фрейда, дочка маркиза Санера, и брюнетка Алис, принадлежащая к славному роду Камьеров. Естественно, Нежная Арна тоже была тут, никуда не делась.

— Ты переговорила с послом? — поинтересовалась герцогиня, задумчиво слизывая с ложечки взбитый крем.

Крему она уделяла гораздо больше внимания, чем картам. Впрочем, не крему даже, а его аккуратному слизиванию. Проделывалось это все с таким изяществом и знанием дела, что невольно привлекало всеобщее внимание. Алис таращилась на старшую подругу во все глаза, жадно следя за каждым ее движением. И сама не замечая того, шевелила губами. Скромная Фрейда заливалась краской так, как это умеют делать только рыжие и на бесстыжую герцогиню старалась вообще не смотреть. Но наибольшее впечатление процесс поглощения десерта произвел на пажа Ее Высочества. Казалось, что парнишку вот-вот удар хватит.

— Переговорила, — ответила сердечной подруге принцесса, глядя в карты и задумчиво покусывая губку. — Он мне поведал много нового и интересного. И теперь передо мной стоит практически неразрешимая дилемма. Как мне заставить моего горячо любимого супруга ненавидеть меня еще больше?

От такого заявления бедная Арна едва не подавилась, от неожиданности лизнув ложку целиком, а не прихватив крем губами. Паж прислонился к стене — видимо бедняге ноги отказали.

— У меня только два вопроса, — вздохнула герцогиня, придя в себя. — Первый — зачем это тебе надо. И второй — ты искренне полагаешь, что это возможно?

— Зачем мне это надо? — рассеянно переспросила принцесса. — Все очень просто. Он меня отправляет в монастырь всего на неделю. А этого времени не хватит. Потребуется недели две-три, как минимум.

— Вы столь набожны? — распахнула невинно-блудливые глазки Алис.

— А ты не знала? — усмехнулась краешком губ Ее Высочество. — Я очень набожна. Чего и тебе советую.

— Да ну, — надула губки фрейлина. — Это так скучно.

— Отнюдь. Это очень и очень весело, — Ее Высочество понимающе переглянулась с подругой.

Этим юным и наивным создания было не понять, насколько может быть весело в монастыре. Особенно когда удается из него незаметно удрать. У самой принцессы сохранились о таких поездках исключительно светлые воспоминания. Впрочем, слегка окрашенные легкой горечью. Но даже в сладкий крем кондитеры добавляют лимонный сок, чтобы не было так приторно.

— Вернемся к нашим баранам, — герцогиня решила вернуть Лару в реальность, — в смысле к кобелиному козлу. Или козлиному кобелю? В общем, неважно. Все поняли, что я имею в виду Его Высочество. Ты действительно полагаешь, что тебе удастся его разозлить больше, чем он злится сейчас?

— Не важно, что я полагаю, — отрезала принцесса. — Мне нужно этого добиться — хоть из панталон выпрыгни.

— Ну, так может это и стоит сделать? — предложила Нежная Арна, искренне полагающая, что этот метод хорош в любой ситуации.

— Вряд ли это поможет, — усомнилась Ларелла и от наблюдательной подруги не укрылось, что принцесса при этом как-то слишком поспешно отвела глаза.

— А вы заведите любовника, — брякнула Алис. — И пусть Его Высочество вас застанет…

— Добрая девочка, — оценила герцогиня, насилуя ложечку и выдержку юного пажа. — Я, конечно, не столь близко знакома с Его Высочеством, но что-то мне подсказывает, что монастырем в данном случае дело не обойдётся. По крайней мере, для любовника.

— Да и Бездна с ним, с любовником. Одним больше — одним меньше, двор не обеднеет… — задумчиво протянула принцесса, с детства отличающаяся сострадательностью. — Конечно, до таких крайностей можно и не доводить. Но здравое зерно в твоем предложении есть.

— Ну, все, тушите свечи, — резюмировала герцогиня, в сердцах бросая замученную ложечку в вазочку с кремом. — Принцессе Ларелле вожжа под хвост попала.

 

Глава 6

О пользе исполнения женских желаний и о женской предприимчивости в целом

«Действительно, неловко как-то вышло…», — смутилась юная принцесса, осознав, что вместо сахара в чай наставницы попал стрихнин.

Я не стану спрашивать тебя, мой юный друг, что ты знаешь о королевских балах. Конечно, мы все слышали о них и втайне мечтали оказаться хоть раз на подобном великолепном мероприятии. А если побывать там не доведётся, то хотя бы посмотреть одним глазком. Но сейчас я хочу поведать тебе об одном развлечении, чрезвычайно популярном на подобных торжествах во времена, про которое я рассказываю.

А называлось это развлечение маски. Ты думаешь, что я говорю об аксессуарах, которые надевают, чтобы скрыть лицо? Нет-нет, я совсем не об этом. Так назывались представления, которые разыгрывали сами придворные, исполняя роль актеров. А иногда в масках принимали участие и венценосные особы. И это было не просто какое-то там представление. Сценарий для таких постановок писали самые именитые и прославленные поэты. Декорации же создавали талантливейшие художники и инженеры. А костюмы! Какие костюмы шили для участников! Роскошью и фантазией создателей они порой затмевали даже бальные наряды.

Поэтому и участвовать в маске, и готовить ее было одинаково почетно.

Чаще всего такие представления обходились без слов или актерам доверяли сказать пару стихотворных строф. Главным были танцы и само действие, обычно аллегорически прославляющие Добродетели и осуждающие пороки. Но это могла быть и любовная история.

К чему я рассказываю тебе все это? К тому, что мы не можем представить себе и десятой доли тех благородных развлечений, которые имели возможность попробовать при дворе там побывавшие. Называя нравы тех времен грубыми, мы сами уподобляемся варварам, неспособным понять тонкость чувств и возвышенный вкус людей по-настоящему изысканных.

Но довольно слов! Посмотри на все своими глазами и убедись в моей правоте, дружок.

* * *

Принц, по своему обыкновению, вошёл бесшумно и незаметно. И придворные, к глубокому несчастью, заметили его только тогда, когда он уже стоял в дверях. Кто-то из придворных острословов сказал потом, что Его высочество уподобилось языческому божеству-громовержцу. Правда, в тот момент желание смеяться никто не испытывал.

Волна тишины прокатилась по гостиной принцессы, гася веселый смех, шум голосов и тихие напевы музыкальных инструментов. Его Высочество не двигался с места, но присутствующие невольно расступались под его взглядом. Пока, наконец, в конце своеобразного коридора не показалось окно, в нище которого мило соседствовали Ларелла и злополучный маркиз Разис.

Их головы, склоненные над листами с рисунками, были непростительно близко друг к другу. Но, казалось бы, и этого греха мало! Ручка принцессы еще опиралась на плечо юного кавалера, в поисках поддержки.

Придворные, как по команде, повернули головы сначала к преступникам, а потом, столь же слаженно, как в балете, посмотрели на принца. Дарин, оставшись стоять на месте, едва заметно дернул бровью. Для находящихся в комнате это послужило сигналом, как для своры гончих команда: «Ату!». Его Высочеству даже пришлось отойти от дверей, так как в них и без его возвышающейся фигуры образовался знатный затор. Причем кавалеры мгновенно позабыли о галантности и абсолютно не по-рыцарски пытались отпихнуть нежных дам локтями. Правда, и сами дамы пихались с решительностью и сноровистостью рыночных торговок.

Маркиз тоже хотел удалиться, но ему, к сожалению, этого сделать не позволили. Принц абсолютно бесцеремонно схватил несостоявшегося героя за шиворот и даже приподнял над полом. Юноша, видимо от неожиданности, дрыгнул ногами. Но сообразил, что такое поведение благородного кавалера недостойно. И схватился за кинжал, висящий у него на поясе в изукрашенных ножнах.

Видимо, этот жест тоже не слишком впечатлил Его Высочество. Потому что принц только изогнул бровь и кривовато ухмыльнулся. И тряхнул свою добычу на манер кошки, играющей с мышью.

— Я тебя предупреждал? — поинтересовался Дарин холодно.

Маркизу потребовалось всего несколько секунд, чтобы осознать, какое поведение в его положении будет наиболее правильным.

— Да, — сказал он гордо, но несколько придушенно, так как жесткий воротник камзола врезался в его шею.

Его Высочество кивнул, давая понять, что ответ его полностью устраивает.

— Назови мне хоть одну причину, почему я не должен воплотить свое предупреждение в жизнь? — предложил Дарин вежливо, так как он, все-таки, являлся рыцарем.

А благородный воин всегда должен дать шанс врагу удалиться, сохраняя не только жизнь, но и честь. Разиса заданный ему вопрос явно озадачил и заставил серьезно задуматься.

— Потому что вы благородны и милосердны, Ваше Высочество? — прокаркал, наконец, несчастный маркиз.

— Я? — тяжело поразился принц, которого в подобных вещах обвинять еще никто не додумался.

Горе-влюбленный закивал головой со всей доступной ему амплитудой. Все же рука, держащая его за шиворот, несколько сковывала движения.

— Хвалю за сообразительность, — сжалился Дарин. — Но если я тебя еще раз увижу у подола своей жены, то…

Маркиз повел глазами и выставил ладони вперед, наглядно демонстрируя, что он все осознал, ошибки повторять не намерен и желает исправиться. Его Высочество хмыкнул и вышвырнул юношу в коридор. Разис, проехавшись носом по гладко отполированным плитам пола, полежал, соображая: повезло ему в данной ситуации или случившееся можно считать гневом Отца. По всему выходило, что, все-таки, повезло. Причем сказочно. Все же, честь его не слишком и пострадала, а здоровье и вовсе осталось нетронутым.

Поэтому он с достоинством поднялся, блюдя честь и сохраняя полную невозмутимость, отряхнул камзол, показал стражникам, застывшим у дверей с лицами каменных идолов, кулак, и не спеша удалился.

Тем временем трагедия, разыгрываемая в гостиной, продолжала развиваться, доходя до своего апогея. Точнее, когда господин Разис изволил удалиться, она уже переместилась из гостиной в спальню Ее Высочества. Потому что принцесса тоже попыталась удалиться, да еще и захлопнуть дверь перед носом собственного мужа. Но, конечно, Дарин ей этого сделать не позволил.

— Что вы забыли в моей спальне? — холодно поинтересовалась Ларелла, убедившись, что супруг все же значительно превосходит ее по силе.

— Супружеский долг, — мрачно ответил принц. — И не уходите от вопроса. Я так и не услышал, вы забыли, что я вам говорил по поводу рогов или нет?

— А какого ответа вы ожидаете, дорогой мой? — съязвила Ларелла. — Впрочем, я в отличие от вас, забывающего свои долги по чужим спальням, потерей памяти не страдаю.

— По чужим спальням мои долги расшвыривает король. Поверьте, будь моя воля, то я бы вас с удовольствием еще лет десять не видел, — заверил принцессу любящий муж, на ходу снимая с себя перевязь и бросив ее, почему то, на кровать. — Но коль скоро вы сами признались, что проблемы с памятью от вас далеки, то предлагаю вам самостоятельно лечь на постель и задрать подол. Так будет проще всем, уверяю вас.

— Так слухи не лгут? — изящно изогнула бровь Лара, даже не собираясь исполнять приказание мужа. — Вы действительно страдаете извращениями?

— Я страдаю единственным извращением, которое столь изысканно называют Утренней Звездой Таранса. И, кстати, подозреваю, что эти слухи родились с вашей легкой подачи. Потому что пока вы не появились в замке, ничего подобного тут не слышали. За это я вам дам пять лишних ударов.

— Ударов? — насмешливо уточнила принцесса.

— Ударов, — спокойно подтвердил ее супруг. — Я вас собираюсь выдрать, как непослушную суку.

И Великолепный Дарин, у которого, как известно, слова с делом никогда не расходились, начал расстёгивать ремень. Юная жена скептически наблюдала за действиями супруга, даже в лице не меняясь. Видимо, угроза ее не устрашила. Впрочем, когда принц двинулся к ней, Ее Высочество, с проворностью кошки, отскочила за кровать, умудрившись выхватить из брошенной на постель перевязи шпагу.

— Не тяжело? — поинтересовался принц, с таким же скепсисом, как и его супруга совсем недавно, рассматривая хрупкую фигурку, замершую в фехтовальной позиции.

— Тяжеловата, — не стала скрывать Лара, свободной рукой подхватив юбки и задрав их до середины белых бедер, — не по руке.

Принц, к своему собственному неудовольствию отметил, что, во-первых, его дражайшая супруга держит оружие вполне умело. А, во-вторых, ему самому взгляд от стройных ножек отвести весьма сложно.

— Вы, вообще, соображаете, что делаете? — поинтересовался Его Высочество, тяжело сглотнув. — Точнее, что вы собираетесь дальше делать? Попытаетесь напасть на меня?

— Нет, если вы не нападете первым…

К сожалению, до сего дня фехтовать принцессе приходилось только с собственным учителем. А он не имел дурной привычки заговаривать людям зубы для того, чтобы напасть исподтишка. В отличие от ее собственного мужа, который не только не дал ей договорить, но и умудрился повалить принцессу на кровать. Правда и она его задеть успела. Точнее, Дарин сам оцарапался о собственную шпагу. Наверное, поэтому его речь, выражающая отношение Его Высочества к происходящему, была особенно цветиста и разукрашена всевозможными эпитетами.

Что в спальне происходило дальше мы, дружок, не узнаем. Потому что стражники, привыкшие к грохоту и крикам, доносившимся из покоев Ее Высочества по ночам, предусмотрительно закрыли двери.

* * *

Это был самый прекрасный, блистательный и романтичный бал за всю историю королевства. Такая оценка единодушно была признана всеми присутствующими как единственно правильная. Ведь чего только стоила задумка с масками. А она, по слухам, принадлежала самой принцессе! Правда, на воплощение идеи дворянам пришлось изрядно потратиться, а масочникам, сбивая пальцы в кровь, буквально за несколько дней изготовить сотни новых масок.

Но каков результат! Все дамы были в масках, выполненных в виде сердца. Конечно, и тут никакого единодушия не наблюдалось. Тому, кто не мог заплатить за столь изящное украшение двойную, а то и тройную цену, пришлось довольствоваться простыми аксессуарами из крашенного папье-маше. А, например, любимая и единственная дочка министра финансов, баронесса Фарше, щеголяла изделием из чистого серебра, по краю украшенного виньеткой из филигранных розочек, на каждом лепестке которых сверкали бриллиантовые росинки.

Восхищаясь столь элегантным исполнением, дамы и кавалеры прятали ехидные улыбки. Побледневшая и несколько вытянувшаяся физиономия господина Фарше незамеченной не осталась. Потому что сам зоркий министр приметил несколько помрачневший и недовольный взгляд Его Величества. Не далее как вчера, король изволил весьма резко отозваться о расходах, понесенных казной из-за свадебных увеселений.

И непрозрачно намекнул, о своих подозрениях, будто не все золото пошло на оплату празднеств. Тогда господин барон с младенческой слезой на своих честных глазах заверил Данкана, что лично трясется над каждой монетой. И его намек на то, что многое оплачено из его собственного кармана, отчего несчастный министр оказался практически на грани разорения, был еще менее прозрачен, чем королевский.

Члены Совета ему, конечно, поверили и, даже, посочувствовали. Ведь, как говорится: «Не пойман — не вор!». Но служебное расследование министру грозило в самое ближайшее время. С другой стороны, не этому же честнейшему человеку, у которого владений было больше, чем у всех трех венценосных братьев месте взятых, боятся какой-то проверки?

И кто же знал, что такую свинью ему уже на следующий день подложат! И кто? Собственная дочь! Несмотря на грозный запрет отца, она не только осмелилась пошить для балов два новых наряда. Это еще могли бы простить. И даже нашлись бы добрые души, поверившие красотке, что ткань ей досталась по дешевке. А драгоценные камни, которыми наряды были расшиты так густо, что этой ткани видно не было, спорола даже не со своих, а со старых матушкиных платьев. Саму же одежду она едва ли не собственными руками шила, все пальчики исколов. Но маска!.. За ее стоимость можно бы было весьма щедро кормить деревню среднего размера.

Вот оно, женское тщеславие в действие. Захотела дочка министра утереть нос этой задавеке, маркизе Лашер, которая увела у нее весьма перспективного кавалера. Утерла — никто слова против не сказал. Тем более что сама Лашер в свободных средствах была стеснена. Муж ее отличался крайней скупостью, а содержать троих любовников, к числу которых присоединился тот самый кавалер, было делом не дешевым.

Но, заодно, и короля убедила, что слова министра о его крайне плачевном финансовом положении были явным преувеличением. Конечно, никто при дворе не сомневался в справедливости Его Величества. Недаром же его называли Данкан Справедливый. Народ — он такой, врать не будет (по крайней мере, так утверждал сам король). Но подозрения в том, что место министра финансов в скором времени станет вакантным, над придворными витали. И будоражили неокрепшие умы. Должность была уж больно заманчивой. Но еще не один министр со своего поста добровольно не ушел. Из кресла их все больше выносили…

Так вот, о масках. Дело, конечно, было не в том, что у одних дам они были дешевыми, а у других дороже. Сама идея таких аксессуаров, выполненных в форме сердца, была признана очаровательной. Во-первых, полукружья верхнего края полумаски изящно подчеркивали изящные проборы в прическах, высокие лбы, ради которых обольстительницы вынуждены были волосы подбривать, и белоснежную кожу красавиц. Во-вторых, тонкий мысок сердечка оттенял удлиненность аристократического носа, делая его еще тоньше и длиннее. В-третьих, сама форма сердца подчеркивала овал лица, делая скулы еще шире, а подбородок — уже. Ну, и как не упомянуть сам романтизм символа!

У мужчин же полумаски были не столь изящны, но еще романтичнее. Они изображали сердце разбитое. И кто упрекнёт придворных красавиц, что в этот вечер они дарили свою благосклонность еще охотнее, чем обычно? Разве может устоять женщина, видя страдания мужчины?

Острослов маркиз Разис, мучаясь от собственной отверженности, заметил, что: «Мы, кладя наши покалеченные сердца на алтарь любви, приносим жертву ради счастья их высочеств!». Афоризм был тут же подхвачен обществом. И сразу три дамы начали сражение, победа в котором позволяла воительнице залечить душевную рану страдающего юноши. Впрочем, маркиз был склонен не отдавать лавры одной, а сам отдаться для врачевания сразу в шесть заботливых рук.

Но, конечно, только маски не могли обеспечить успеха бала. На празднестве все было великолепно. Чего только стоили белые голуби, перепархивающие с одной потолочной балки, увитой золотом расшитыми лентами, на другую. И, временами, гадящие на прически придворных. Кстати, эти дурно пахнущие потеки немедленно были прозваны «метками бога любви». И тут же появилось поверье, что у помеченного таким образом лорда моментально прибавлялось любовных сил, а у дам — сладостной томности.

Нужно ли упоминать великолепный оркестр, арфистов для которого уступил сам епископ? Святой отец заявил, что неожиданная смена репертуара с храмового на светский, ересью не является. Просто это еще один способ призвать благословение на новобрачных. И кого интересовал тот факт, что на такую форму благословения епископ решился только после того, как его собственный приход обзавелся ковчегом, хранящим в себе обрезок ногтя Матери? Ну, сбылась мечта святого отца, которую он лелеял тридцать лет.

А тысячи розовых свечей, наполнявших воздух дивным ароматом весеннего розария и отбивавший даже вонь мочи? Хотя портьеры в дворцовых покоях стали наполовину мокрыми уже к середине бала, несмотря на строжайший запрет короля.

А венец стола, кабан, с запеченным в нем лебедем, в котором была запечена индейка. Из которой, когда повар ее разрезал, вылетело десяток живых дроздов? И разве после демонстрации такого шедевра кого-то заботило, что поданная рыба была несвежей, а солонку поставили только на стол венценосных особ?

А маленькие мальчики и девочки с прицепленными на спине лебедиными крыльями на серебряных дугах, которые бегали среди гостей, осыпая их цветочными лепестками? Конечно, прелестные создания не столько лепестки рассыпали, сколько внимательно слушали, о чем там придворные судачат. Но разве стоит обращать внимание на подобные мелочи? Держи язык за зубами и наслаждайся балом.

А прелестная маска, полная аллюзий и аллегорий, в которой были задействованы самые прекрасные дамы и самые блистательные господа? И когда девушка, изображавшая Невинную Юность, едва не свалилась с башни, потому что успела весьма близко познакомиться со сладким вином, все присутствующие предпочли смотреть в другую сторону. Не заметили зрители и того, что кавалер, олицетворяющий Честь, завоевав Невинность, подозрительно быстро уволок ее за портьеры. Сама-то маска оказалась выше всяких похвал и такой романтичной!

В общем, бал удался на славу!

* * *

Но окончание празднества затмило великолепие самого торжества. Все знали, что юная супруга, которую уже иначе, как Утренней Звездой Анкалов не называли, крайне набожна. Но когда она, скромно опустив глаза долу и теребя тонкими пальчиками шнурок на платье, объявила, что завтра же отправляется в монастырь Благодати, молить Мать о скорейшем даровании наследника, придворные даже жрать перестали. В смысле, над столами повисла такая тишина, что стало слышно, как потрескивают свечи.

Этот монастырь отличался очень строгим — а на взгляд отдельных личностей, ни чего не понимающих в вере — даже излишне жестоким каноном. И желание прекрасной девы заточить себя за его стенами на три недели, показалось… странным. А уж после того, как нежная Ларелла заявила, что молиться она будет в отшельнической келье, в полной темноте и одиночестве, на придворных напал ступор. Поэтому ее желание принимать в пищу только размоченное зерно и воду восприняли уже спокойно.

Но это был не единственный шок, который ждал присутствующих. Венценосный супруг прекрасной Лары решил поддержать начинание своей невесты и объявил, что отправляется молиться в монастырь Милости на Скале. Это сугубо мужское заведение не отличалось такой чистотой и строгостью нравов, как обитель Благодати. Но место тоже было не из самых приятных. С другой стороны, принца, олицетворяющего собой все лучшие мужские качества, ударившегося в чрезмерное благочестие, никто и не понял бы. Поэтому и его желание посетить монастырь, пусть и с довольно свободным уставом, большинство восприняли как настоящий подвиг.

В общем, жест юной четы настолько растрогал придворных, что после того, как общий ступор прошел, им устроили долгие и продолжительные овации. А особо экзальтированные дамы решили немедленно последовать примеру нежной Лареллы. Название особо суровых монастырей, в которых красотки, умываясь светлыми слезами, собирались замаливать собственные грехи, сыпались с прекрасных уст градом.

Справедливости ради стоит заметить, что среди искренне кающихся леди затесалось два-три кавалера, у которых жены оказались настолько жестокосердны, что примером юной принцессы не восхитились. А, по мнению любящих супругов, должны бы были. Правда, возмущенные возгласы дам, по вине принцессы отправленных на покаяние, в общем восторженном гуле никто не услышал.

А уж когда герцог Анкала высказал свое желание сопровождать брата и присоединиться к его молитвам, прося у Отца послать ему столь же достойную супругу, эйфория собравшихся стала и вовсе неприличной. Это было прелестно! Это было романтично! И это, Бездна всех задери и демоны в нежные объятия встреть, было так изыскано! Поэтому придворные по-детски открыто выражали свои восторги, на время отбросив все приличия в сторону.

— Ты с ума сошла? — поинтересовалась у принцессы Нежная Арна.

Герцогине Керк не пришлось даже голоса понижать. Она, спрятавшись за высокой спинкой кресла подруги, только чуть склонилась к ее плечу.

— Поверь мне, дорогая, — довольно промурлыкала принцесса, краснея ланитами и под общим восхищением, которое, казалось, давило на нее как каменная плита, смущенно разглядывала собственные сложенные на коленях руки. — Мне дорогого стоило заставить моего нежного супруга назначить столь суровое наказание. Вместо того чтобы наследника делать, мы всю ночь собачились. Я уж думала, что он никогда не рискнет ужесточить наказание. Мне пришлось даже за шпагу схватиться…

— Дался тебе этот бастард, — недовольно отозвалась сердечная подруга. — Неужели шантаж принца стоит таких усилий?

— При чем тут шантаж? — ровные золотистые брови принцессы чуть дрогнули. — Если он первым доберется до этого ребенка, то может решить, что в моем присутствии необходимости уже нет. Поверь, милая, он меня ненавидит вполне искренне. А, значит, мне нужно с особым вниманием относиться к собственной безопасности.

— Настолько внимательно, что ты готова убить ни в чем не повинное дитя? — не уставая удивляться… дальновидности принцессы, пробормотала Арна.

Юная супруга бросила на подругу столь выразительный взгляд, что та моментально прочувствовала собственную умственную неполноценность и задвинулась за спинку кресла, стараясь занимать как можно меньше места.

— Кстати, что там с егерем, который с нами на охоте был? — поинтересовалось Ее Высочество, пряча свое смущение от всеобщего непроходящего восхищения в бокале с вином.

— Скончался, бедолага. Упился прокисшей брагой, облевал всю конюшню и помер, — сообщила герцогиня, усиленно пытаясь стать бесплодным, но крайне полезным духом.

Губы принцессы дрогнули в чуть заметной, но весьма довольной, улыбке. К сожалению, она не видела, что ее супруг в данный момент тоже изволил улыбаться. Иначе бы настроение прекрасной Лареллы подпортилось.

А Дарин действительно улыбался, пряча столь несвойственную ему мимику за краем кубка, невольно зеркально копируя жест собственной супруги. Зеркально — потому, что принц изволил быть левшой, что создавало множество проблем его соперникам. Причем, эту свою особенность он трудолюбиво прививал себе едва ли не с младенчества. Что, конечно, говорило о крайней степени упрямства и незаурядной силе воли, которыми обладал Его Высочество.

— Если мы получим девчонку, то эта стерва будет плясать под мою дудку, — довольно протянул он. — Главное — найти ребенка.

— Дарин, может, сведения не так уж и верны? — пролепетал герцог Анкала.

Он уже жгуче жалел, что передал сплетню брату и привел к нему болтливую служанку. Обычно, загоревшись какой-то идеей, принц просто переставал замечать препятствия. И Отец в непостижимой мудрости своей наградил его упорством, граничившим с помешательством.

Например, поняв, что Нирер станет отличной гаванью для торговых кораблей, приплывающих в королевство, принц не пожалел сил, чтобы превратить прибрежный городок в эту самую гавань. И как-то не заметив, что между Анкалами и вожделенной территорией лежит еще и княжество Орг. Впрочем, княжество никто долго не оплакивал. Включая его население, от которого едва пара тысяч человек осталось.

— Верны. Убеждён, что верны. Задницей чувствую, — заверил брата галантный и утонченный принц.

— Но ты же сам говорил, что она пришла к тебе девственницей, — робко попытался возразить Далан.

— Я был пьян, — в своих ошибках Дарин признавался крайне неохотно. — Подсунь мне тогда кобылу, я и ее бы за девственную принцессу принял.

— Если ребенок существует, то его необходимо отыскать, — подал голос король.

Который, в принципе, их разговор слышать был не должен. Собственно, за шумом, стоявшим в зале, братья, сидящие рядом и наклонившие голову друг к другу, и себя-то слышали с трудом. И, вообще, Его Величество, снисходительно наблюдающий за придворными, у которых бурный восторг от благочестия Их Высочеств уже сменялся вполне здоровым желанием поесть и хорошенечко выпить, прислушиваться ни к чему не должен был.

— Девочка может стать не только прекрасным рычагом воздействия на твою супругу, Дарин. Но и поводом ставить условия Империи. Так что, отправляйтесь в паломничество с моим благословением, — закончил король.

Его братьям не оставалось ничего, как только поклониться, полностью подчиняясь воле Его Хитрого и Злопамятного Величества.

* * *

На следующее утро, едва солнышко подрумянило горизонт, столица славной страны Анкалов вновь содрогнулась от колокольного звона. Но, на сей раз, он звучал не радостно и празднично, а торжественно, размерено, призывая души обдумать свои грехи и раскаяться.

И вновь от королевского дворца до собора двигалась процессия, будто повторяя свадебный кортеж. Но теперь это было не шествие молодости и любви, а дорога страданий и искуплений. Впереди, важно, как селезень, ведущий за собой неразумных утят, переваливался с боку на бок епископ.

На сей раз ему пришлось обойтись без ослика. Поэтому святой муж был, наверное, единственным, кто в этой процессии по-настоящему страдал. Ибо короткие и толстые ножки его давно разучились даже просто поддерживать не в меру раздобревшее в богоугодных ограничениях тело. А теперь их заставляли еще куда-то нести без малого четыре центала. А ножки — не ослик, они не казенные.

Но все дурное непременно имеет и обратную, положительную сторону. Невыносимые страдания епископа отразились на его лице такими терзаниями, которым бы позавидовали и первые мученики. И уже по этой причине процессия была овеяна атмосферой святости и смирения.

За святым отцом следовали все те же представители монашеских орденов. Сегодня они были облачены в рубища. Головы их с выбритыми проплешинами тонзур были увенчаны веригами. И на спинах всех без исключения святых братьев проступала кровь из ран, нанесенных во время самобичевания.

Такое смирение плоти вызывало уважение у простого люда, скромно и чинно расположившегося на тротуарах. Но столь суровые меры горожанам были непонятны. И, поэтому, монахам вновь не удалось завоевать всеобщей любви. Спасибо, хоть очистками и овощами не кидались. Иначе бы светлое шествие и вовсе превратилось бы в путь тех самых великомучеников.

Вслед за монахами шествовали король и молодожены. А потом уж и придворные в полном своем составе. Кающиеся паломники были босы и одеты только во власяницы. Правда, суровые рубашки, сплетенные из ранящего нежную кожу конского волоса, одеты были поверх исподнего. А у опытных царедворцев и вовсе имелись одеяния на невидимой постороннему глазу, но надежной мягкой подкладке.

Цвет аристократии государства, перебирая четки, монотонно возносили молитвы Отцу и Матери. Хор голосов, слитый в невнятное бормотание, вторил Его Величеству, который вел партию солиста. Данкан был единственным, кто не опускал глаза долу, а наоборот возводил свои невероятно синие очи к небу. Волосы его, расчесанные до шелковистого блеска, трепал легкий ветерок. И возвышенное лицо короля было белее утренних облаков. И то, что при этом он умудрялся двигаться вперед, не спотыкаясь и падая поминутно, являлось настоящим чудом.

Горожанам не найти было более яркого и возвышенного примера для благочестия. И при виде своего правителя, они без принуждения опускались на колени, осеняя себя святыми знамениями. Наверное, еще никогда Отцу и Матери не поступало столько искренних прошений об отпущении грехов, как в этот день.

Юные супруги превзошли сами себя. И если Ее Высочество, обряженная во власяницу, еще более чем обычно, напоминала ангела, то Его Высочество своим видом поражал. Вероятно у дворцового кастелянта не нашлось подходящей одежды черного цвета, поэтому принц начал свое паломничество в такой же, как у всех, серой грубой рубахе. Но она ничуть не портила его облик. Напротив, Дарин как никогда походил на сурового колдуна. Поэтому несколько выбивался из общего благолепия.

Процессия чинно прошлась по самым широким улицам города и почти добралась до собора. Но тут на пути появилась первая помеха. А помехой этой послужил королевский шут. Он, как и все шуты на свете, представлял собой существо злобное, склонное к черному юмору. Что пришло в его голову, так и осталось непонятным. Но Ниер вдруг решил, что придворные каются не слишком истово. И, с присущей ему поспешностью, шут решил немедленно исправить сие допущение. С помощь крапивного веника, нарванного на задворках.

Как мною уже было упомянуто, паломники шли босыми. И крапивные жала, прошедшиеся по натруженным на вымытых булыжниках ступням, возымели неожиданный эффект. Сложно было сказать, раскаялись ли дамы и кавалеры в своих прегрешениях еще сильнее, но чинное шествие вдруг превратилось в пляску святого Витта. Гул возносимых молитв неожиданно был прерван возгласами, более похожими на неуместные в данный момент проклятья.

Но конфуз мгновенно разрешился. Стоило королю, кажется, всей душою погруженному в молитву, шевельнуть бровью, как в хвост процессии немедленно метнулись стражники. И безобразие немедленно было прекращено, не успев начаться. Большинство горожан даже не смогли разобрать, что же произошло. И все было списано на то, что кому-то из нежных дам стало дурно.

Только мы с тобой знаем, мой дружок, чем закончилась шутка негодника. Тех, по кому прошлась крапива, из шествия тихо и незаметно удалили. И некоторым дамам, так непредусмотрительно давшим накануне обет посетить святые обители, все-таки пришлось совершить туда вояж. Развезли по монастырям и кавалеров, смевших оскорбить столь благостное утро неуместными замечаниями.

Конечно, это было всего лишь совпадение, но большинство вышеозначенных дам отличались склонностью к непомерной любви к сплетням. А некоторые из них и к маленьким дамским интригам. Тем самым, так дорого обходящимся Министерству Безопасности Короны. Потому что в подобных заговорах обычно концов не найдешь — одни слезы и сопли в три ручья. Но, поскольку факт злоумышления против короны установлен, то ведь надо же кого-то вешать? А кого? Не дам же…

Поехавшие же против своей воли преклонить колени кавалеры, так или иначе, но приходились казначею родней, либо имели в казначействе должности. А, может, вовсе их и не по монастырям развезли, кто знает? Вывод из этого может быть только один: не позволяй избалованной доченьке разбрасывать деньги направо и налево. Иначе из-за какой-нибудь несчастной серебряной маски можно и под крапиву шута угодить. Да так, что тебя потом и с факелами разыскать не сумеют.

А в остальном процессия прошла весьма спокойно. В соборе паломники прослушали проповедь епископа, которая вместо положенных двух часов внезапно сократилась до пятнадцати минут. Потому как святой отец, утомленный шествием, более и не выдержал. Нежно всхлипнул, как юная барышня, и изящно сполз по кафедре в обморок.

На месте его привести в чувство не смогли. Другой, заготовленной и подходящей к случаю проповеди, не обнаружили. Поэтому быстро отслужили торжественную службу и отправили благословленных на молебен молодожёнов каждого в свою сторону. Не пешком, конечно, а в каретах.

Перед тем как рассесться по экипажам, юные супруги отошли в сторону. О чем они говорили, нежно взявшись за руки — нам неизвестно. Так как за звоном колоколов даже люди с очень тонким слухом ничего различить не смогли. Но, с явным трудом расплетя с любимым мужем пальцы, принцесса поразила свидетелей особо одухотворённым и умиротворенным обликом. Принц же, по своему обыкновению, был мрачен. Впрочем, другого от них и не ждали.

 

Глава 7

О суровости монастырской морали и последствиях сельских танцев

«Что ж? Это было, конечно, забавно. Но смысла действа я так и не поняла…» — задумчиво протянула юная принцесса, поправляя задранные юбки.

Запомни на будущее, дружок: найти свободу гораздо сложнее, чем ее потерять. И монастыри эту уже несколько избитую, но далеко не протухшую истину подтверждали в полной мере. Но нас с тобой сложно понять, что представлял собой оплот чистоты и набожности в те просвещенные, романтичные, но несколько неспокойные времена.

Первой целью любого такого богоугодного заведения было не вознесение молитв, лечение страждущих и помощь нуждающимся, а предоставление надежного укрытия тем, кто во время в в лесах скрыться не успел и мог попасть под сведение личных счетов сиятельных рыцарей. Несомненное благородство которых было столь высоко, что они порой просто не замечали маленьких, несчастных и трудолюбивых крестьян. Хотя, возможно, что во временной слепоте господ была виновата их сиятельность.

Неважно это. А важно то, что доказывая друг другу, кому принадлежит лесок за ручьем, или кто кого на пиру брагой облил, они порой увлекались и выжигали деревеньки соперника дотла. Не гнушались лорды, а, тем более, их солдаты и поваляться с деревенскими девками, забыв предварительно их согласия спросить. Бывало и такое, что несогласную сначала топориком уговаривали, а только потом на сеновал тащили. Недаром же считается, что труп еще сорок минут после смерти женщиной остается.

Ну, с мужиками тоже особо не церемонились. Конечно, по сеновалам их таскали все же реже, чем девок. А вот с топором они знакомились гораздо чаще. А еще чаще с костром. Потому как всем известно, что деревенские мужики народ прижимистый и скуповатый. И пока его пятками в костер не сунешь, где он горшок с медяками, на черный день припрятанный, закопал, ни за что не узнаешь. Несправедливо же это! Какой день может быть чернее, чем приход бравой дружины соседнего барона? Сами должны свои жалкие монеты с поклонами выносить. Так нет же, жались.

Потому уважающий себя монастырь и начинался со стен, которыми не всякий замок похвастаться мог. Конечно, святые братья и сестры, возьми кто обитель в осаду, врагу лютому на голову только содержимое ночных горшков вывалить способны были. Но, как показывает опыт, хорошие стены позволяли дождаться прихода лорда с воинством, а то и короля с армией. Но чаще, конечно, враги, заскучав, сами восвояси убирались. Делать им, что ли больше нечего, кроме как под какими-то стенами торчать?

Ворот у такого укрепления благодати было, чаще всего, двое или трое. Точнее, ворота и калитка. Большие воротины открывались редко. Только если кто из знатных решал обитель посетить: благородный лорд или леди, епископ, аббат или иная особо важная персона. «Черная» калитка и калиткой-то не была, а чаще окошком таким в стене, деревянным щитом забранная. В это окошко убогим и сирым подаяние выкидывали — продукты да объедки всякие.

А поскольку монастыри нередко на холме стояли, то такое окошко и смотрело на самый крутой его склон. Чтобы всякая богоудная, но дурно пахнущая шваль под стенами не толпилась и внутрь не лезла. А подаяние, потихоньку-полегоньку, по склону попрыгав, до просящих само доскачет.

Ну и, собственно, еще одна калитка — для повседневного пользования. Только вот на ночь она накрепко запиралась лично настоятелем. И до утра можно было обаукаться и удолбиться — все равно тебе никто не откроет. Но и изнутри ее без ключей не отомкнешь, потому как ключи у настоятеля оставались. Вот и получается что выбраться из монастыря делом было совсем не простым.

* * *

Монастырь спал. Лара дождалась начала полунощницы, наблюдая сквозь дверную щель как послушницы и старые монахини, позевывая, то и дело наступая на полы собственных ряс, направились в церковь. За два дня пребывания в монастыре она уже успела усвоить, что его обитательницы ночные службы обожают. Но отнюдь не потому, что их любовь к Матери именно ночью достигала каких-то особых высот.

Просто те, кто молился на поздней службе, избавлялись от необходимости вставать в пять утра и могли спокойно спать до десяти. Во вторых, полунощница была единственной возможностью выспаться. В храме, в отличие от келий, в которых даже летом стоял склепный холод, было тепло.

А пробыв в монастыре пару недель, даже самая изнеженная особа могла научиться спать не только на коленях, но и в полете, во время соблазнения самим Нечистым. Потому что единственным дефицитом в этом богоугодном заведении был именно сон. Почему-то отдыхать монашкам не полагалось в принципе.

Убедившись, что последняя монахиня — ненавидящая весь мир и от того практически святая сестра Арга — скрылась из глаз, принцесса выскользнула из своей кельи. Обернулась, приложив палец к губам. Черноволосая Алис, сжавшаяся в комок на жестком и узком ложе, глянула на нее глазами побитой собаки, но ничего не сказала. Юная фрейлина, после достопамятной ночи, проведенной в спальне Ее Высочества поумневшая в разы, не только искренне привязалась к госпоже, но и усвоила, что противоречить ей не стоит.

Но и оставаться на несколько дней в одиночестве и темноте с перспективой питаться водой и пророщенным зерном, было страшновато. Да и вероятность того, что подмену обнаружат, пугала. Конечно, Ее Высочество на срок, пока продолжаться ее моления, приняла обет безмолвия. Но и к молчащей принцессе в келью мог кто-нибудь запросто войти. Например, Его Высочество, которого никакими обетами не напугаешь. И что тогда делать бедной фрейлине?

— Ваше Высочество, — пролепетала юная дева, трогательно протягивая вперед руки, — что же мне делать, если подмену, все-таки, обнаружат.

— Прикинуться дурой и сказать, что я тебя насильно сюда усадила. И угрозами заставила исполнять свою роль, — устало ответила принцесса в десятый, наверное, раз. — Хотя в данном случае и прикидываться не нужно будет… — буркнула себе под нос добрая, но честная Лара.

Больше всего ей хотелось рявкнуть хорошенько и треснуть истеричку от всей души. Обычно подобные методы лучше всего возвращали сознание в тело таких вот страдалиц. Но напуганная фрейлина и крик могла поднять. На который сбежалась бы половина монастыря, желающая знать, с чего это Ее Высочеству посередине ночи вопить приспичило. Не дурной ли дух из нее выходит? Не решил ли посетить юную супругу сам Нечистый, который, как известно, падок до невинных душ. И кутерьма бы завертелась до утра. Поэтому и приходилось действовать ласками и уговорами.

Принцесса присела на край каменной скамьи, прикрытой грубым шерстяным одеялом, и ласково погладила Алис по щеке.

— Не бойся, милая. Никто сюда не явиться и ничего страшного не случится. Конечно, я понимаю, что предстоящие испытания пугают тебя. Но посмотри на них с другой стороны. Несколько дней скудного питания — и ты приобретёшь такую фигуру, что все придворные дамы удавятся от зависти. А полумрак сделает твою кожу бледной и светящейся, как у святой. Кроме того я подарю тебе свое ожерелье с изумрудами. И твои глазки заблестят как камни в нем. Разве все это не стоит того, чтобы немного пострадать?

Фрейлина задумалась. Конечно, поиметь все эти соблазнительные вещи ей хотелось невероятно. Но вот страдания как-то не привлекали.

— А если… — попробовала она привести еще один аргумент.

Но принцесса, буквально кожей ощущающая то, как уходит драгоценное время, не дала ей и рта раскрыть, приложив свой пальчик к ее губам.

— А если я рассержусь? — ласково улыбнулась Ее Высочество. — Ты не подумала, что будет тогда?

Алис подумала. Потом подумала еще раз. И пришла к выводу, что соблазнительная внешность в купе с изумрудами, пусть и отягощенные предстоящими мучениями, все же предпочтительнее, чем гнев принцессы. Потому как если Ее Высочество разгневается и освободит ее от занимаемой должности, то деликатное телосложение и облик великомученицы Алис все равно получит. Только уже без изумрудов и удавившихся от зависти дам. Потому как нежный папенька ее самолично все в том же монастыре и сгноит.

Несчастная фрейлина грустно кивнула и утерла ладошкой со щеки случайно выкатившуюся слезинку. В этом жесте было столько наивной детской прелести, что принцесса невольно умилилась и поцеловала негаданную великомученицу в лоб. В очередной раз заявив, что все, абсолютно все, будет хорошо. На том и расстались.

Лара ободряюще подмигнула девочке и тихо прикрыла дверь, снова заперев ее. Ключ же засунула в щель под порогом. Убедить сестру, которая приносила молящейся принцессе ее очередную порцию пророщенного зерна, забыть запереть вечером келью и оставить ключ рядышком, оказалось делом непростым. А, главное, недешевым.

Честно говоря, принцессе откровенно повезло. Она-то планировала потратить на соблазнение прислужницы не один день, и даже целый спектакль подготовила. Но милая, похожая на дикого кабана, по ошибке вставшего на задние ноги, сестра Иртис жгуче ненавидела монастырь и мечтала выйти замуж. Только вот торчащий из-под нижней губы клык мешал ей обрести семейное счастье. А злые братья не хотели это самое счастье оплатить.

Зато с деньгами, полученными от Ее Высочества, красавица точно была уверена, что отведет-таки строптивого сына мельника под венец. А-то что за дела? Этот наглец отказался не только жениться на ней, но даже и завалить нежную девственницу за амбаром собственного папаши не пожелал. А ведь всей деревне было известно, что с этого значимого места начинается настоящая жизнь каждой женщины.

Ларе даже жаль стало незнакомого, но незадачливого парня. Она, как и Иртис, не сомневалась, что от десяти золотых в качестве приданного его папаша не только сынка в мужья «кабанихе» отдаст, но и лешему в жены лично отправит. И в том, что бывшая монахиня устроит супругу веселую жизнь, тоже сомнений никаких не вызывало. Из этой истории всем особям мужского пола стоило бы сделать вывод — не отказывайте женщинам в их желаниях. А то ведь они сами найдут способ свои мечты воплотить в реальность. В итоге милая прихоть нежного создания обойдётся в десятки раз дороже.

Но, прости мой юный друг, я опять отвлекся от нашего рассказа. Итак, принцесса закрыла за собой дверь кельи, честно оставив ключ под порогом, а дрожащую от страха фрейлину, которая должна была изображать Ее Высочество, внутри, двинулась дальше, ища так необходимой ей свободы.

* * *

После полуночи жизнь в монастыре била ключом только в трех местах. Храме, где шла служба. На пекарне, в которой, должны были хлеб на завтрак печь. И в личных покоях настоятельницы. По пути Лара заглянула в пекарню, желая прихватить что-нибудь в дорогу. Потому что и сутки поста для ее нежного, как у всех истинных принцесс, желудка прошли грустно. Ну не предназначен он был для переваривания пророщенного зерна. Ему, избалованному, перепелов под белым соусом хотелось. Ну, или, хотя бы, хлеба с сыром.

Но несчастной принцессе не досталось даже подсохшей корочки. Так как оказалось, что пекут в монастыре хлеб весьма странно. В процессе участвовали не только десяток молоденьких монашек, но и столько же воинов из личной охраны Ее Высочества. Причем они не столько тесто месили, которого, кстати, даже видно не было, сколько дегустировали прошлогодний, перебродивший, а от того особенно крепкий сидр. И дегустация эта, судя по всему начавшаяся давненько, в ближайшее время заканчиваться не собиралась.

Кухня, коптильня, ледник и погреба были заперты не менее надежно, чем калитка. А птичник, свинарник и коровник сами представляли укрепления, которым мог бы позавидовать и донжон. Такие, построенные по всем правилам фортификации хозяйственные службы, тоже были данью традиции. Потому что, конечно, братья и сестры все, как один, были благочестивы. Но и среди них Нечистый свою подрывную деятельность вел. И бывало, чего уж греха таить, приторговывали монахи с монашками свининкой.

Можно было, конечно, заглянуть на прощание к матери-настоятельнице. Тем более что та явно не спала. Но Лара знала, что к ней под покровом тьмы наведался капитан охраны. Не иначе, как обсудить богословские тексты. А то, что он крался как кот на хозяйскую кухню — так это объяснялось природной стеснительностью бравого вояки, которому чрезмерное благочестие по должности не полагалось. И Ее Высочество обладала достаточными запасами совести, чтобы не отвлекать занятых богоугодным делом людей.

Поэтому голодной и от того несчастной принцессе пришлось убраться восвояси. Пройдя через фруктовый и травяной сады, миновав огород и напугав чучело, она вышла к крепостной стене. С которой свешивалась не только веревочная лестница, но и рыжеволосая головка Фрейды. В смысле, фрейлина, распластавшись по стене, свешивалась вниз, пытаясь разглядеть в непроницаемой ночной тьме госпожу.

Ларелла тихо свистнула, на что фрейлина ответила широкой белозубой улыбкой, на миг осветившей непроглядную темень, и скинула вниз сверток, едва не угодивший Ее Высочеству по сиятельной макушке. Все-таки при дворе многие девушки обладали исключительной меткостью. Натренировались в стрельбе из лука и игре в мяч.

Тихо выругавшись сквозь зубы, принцесса развязала кулек. И выругалась повторно, обнаружив внутри свертка не только одежду, но еще и крепкие сапоги для верховой езды, чьи каблуки были увенчаны увесистыми подковками. Угоди такая по венценосной головке — и побег можно был бы с чистой совестью отменять.

Ежась под весьма прохладным ночным ветерком, наскоро переодевшись, принцесса мысленно возблагодарила того, кто придумал мужскую моду. Широкий берет великолепно скрыл длинные волосы, а долгополый пелиссон — выпуклости, мужчинам обычно не присущие. Зато расшитый цветными нитками гульфик, с вшитой заячьей лапкой и набитый ароматическими травами, придавал необходимый объем там, где женщины его не имели. Поэтому, переодевшись, прекрасная принцесса превратилась в смазливого юного дворянина. Впрочем, смазливостью юных дворян в тот утонченный век кого-то удивить было сложно. Не все поголовно мечтали быть мужественными, но несколько грубыми рыцарями.

В мужской одежде по веревочным лестницам лазать было тоже не слишком удобно. Но в рясе послушницы такой трюк Ларе вообще вряд ли бы удался. Отбив о стену живот и те самые, прикрытые удобной одеждой, выпуклости и до крови ободрав руки о грубые камни, она, задыхаясь, влезла-таки наверх. И повалилась на стену, тяжело дыша и чувствуя, как мышцы превращаются в склизкую кашу-размазню.

— Все, беру свои слова обратно, — пробормотала она. — Влезть к даме на балкон — это, действительно, подвиг. Только как они после этого еще на что-то способны?

— Те, кто к дамам по лестницам лазает, способны только на чтение сонетов, — невозмутимо пояснила Фрейда.

Она уложила голову госпожи к себе на колени и дала ей напиться из маленького бурдючка. Припасенное рыженькой фрейлиной вино оказалось неожиданно крепким и терпким. Ее Высочество даже раскашлялась. Зато к собственному удивлению нашла в себе достаточно сил для того, чтобы сесть.

— А как пробираются те, кто способен на большее? — поинтересовалась Лара, совершенно неизящно утираясь рукавом.

— А они в двери заходят. Зачем силы тратить, если и так понятно, что дама будет благосклонна?

— Как-то это все… не слишком романтично, — протянула принцесса, наблюдая за девушкой.

Фрейда не без усилий, предварительно их раскачав, вытащила из щелей в стене деревянные клинья и с явной натугой начала поднимать лестницу, одновременно ее скатывая.

— Ваше Высочество, — пропыхтела она между делом, — вы, как только романтику найдете — мне покажите, ладно? Хоть посмотрю на нее.

Лара фыркнула, встала и решила помочь фрейлине. Вдвоем, то и дело отдуваясь, они затащили лестницу на стену, скатав из нее приличный ком.

— Ты как ее сюда затащила? — поразилась принцесса, попинав носком сапога клубок толстых канатов.

— С трудом, — призналась рыжеволосая, утирая обильный пот.

— Н-да, штука полезная, но с собой ее не потащишь, — вынесла вердикт Ее Величество, — придется оставить ее тут.

По веткам дерева, растущего вплотную к стене, они перебрались на ствол, а оттуда, проворно, как две белки, спустились на землю. Пробираясь по ночному лесу к привязанным неподалеку лошадям, Ее Высочество сделало для себя два вывода. Первый состоял в том, что король Данкан в своем королевстве действительно правит железной рукой, раз монахи настолько разленились, что позволяют лесу разрастаться у самых стен. В ее родной Империи такая бы беспечность обернулась для святых сестер крупными неприятностями.

Кроме того, разочарованная во всем мужском племени разом принцесса пообещала себе, что больше не единому слову кавалеров не поверит. Не то чтобы она раньше отличалась особой доверчивостью, но надежда в юном и нежном сердце, все же, жила. А как им можно верить? Рассказы о подвигах, полных опасностей, упоительны для слуха дам. Но ровно до тех пор, пока сама не попробуешь.

Как, скажите на милость, они по веревочным лестницам на балконы взбираются? И, главное, как эти лестницы на балконы попадают? Представив нежную даму, готовящуюся к свиданию, Ларе стало плохо. Это же надо, трепеща перед встречей с возлюбленным, пыхтя и отдуваясь, тащить на этот самый, демонами проклятый, балкон лестницу. Потом, обливаясь потом и обдирая нежные пальчики о жесткие и колкие канаты, ее закреплять. Надрывая пупок сбрасывать вниз. А потом наслаждаться видом взбирающегося к тебе героя. Да тут плюнешь — и героя вместе с лестницей вниз отправишь!

* * *

Беглянки, не решаясь выйти на тракт, пока не отойдут от монастыря на достаточно приличное расстояние, почти до самого утра пробирались еле заметными лестными тропами, ведя лошадей в поводу. Благо умница Фрейда не поленилась за те два дня, в течение которых она ждала госпожу, расспросить местных крестьян.

Расспросам ее никто не удивлялся. Потому что юные и решительные кавалеры в окрестностях монастыря прогуливались регулярно. Ведь, как известно, ничто так не способствует искренней юношеской любви, как бедность. И именно этот недостаток вынуждал благородные семейства отправлять своих дочерей на святое монастырское служение. Хотя взносы, требуемые монастырями за принятие в свои ряды новых сестер, тоже были немалыми. Ну а их насмерть влюбленные кавалеры, уверенные, что возлюбленной и шалаш раем покажется, с упорством, достойного королевской службы, регулярно пытались избавить страдалиц от уготованной им участи.

И Фрейду, представшую перед крестьянами в облике юного дворянина, пейзане встретили приветливо. Охотно поделились за серебряную монетку съестными припасами, сведениями и полезными советами. Правда, они же рекомендовали господину остановиться в таверне «Голова свиньи». Но рыжая фрейлина, выросшая в сельской местности, нисколько не сомневалась, что хозяин таверны делиться с сердобольными крестьянами добычей, остававшейся после незадачливых и одиноких путешественников. Поэтому последнему совету она и не последовала. Зато обнаружила в лесу вполне крепкий шалаш, выстроенный, видимо, местными браконьерами.

К этому строению она и вывела Ее Высочество, как только небо, в предвкушении рассвета, начало сереть. Пояснив, что вечером они выберутся на тракт и яркая весенняя Луна позволит путешествовать и в темноте. А до наступления сумерек стоит выспаться. К тому же дым от костра днем практически незаметен. И позволит приготовить на завтрак горячую еду.

Принцесса с такими доводами и не спорила, так как полагала их вполне разумными. Более того, она на деле продемонстрировала, что в путешествии равна со своей фрейлиной. И пока та треножила лошадей, одевая им на морды торбы с овсом, Лара не побоялась запачкать тонкие ручки и набрала хвороста.

Только потом принцесса позволила себе растянуться на мягкой подстилке из прошлогоднего сена, которой предусмотрительные браконьеры покрыли земляной пол шалаша. Ее Высочество забросила руки за голову, сунув в зубы травинку и наблюдая за медленно разгорающимся розовым краем неба. Чувствуя себя при этом странно счастливой.

— Ваше Высочество, — негромко, видимо боясь разбудить, если хозяйка изволила задремать, позвала хлопочущая рядом с костром Фрейда.

— Зови меня господин Лар. А я буду называть тебя Фрейдом. Так мы быстрее привыкнем и не ошибемся в неудобной ситуации, — лениво отозвалась принцесса. — Что ты хотела спросить?

— Просто мне показалось, что обычай лазать к дамам по веревочным лестницам вас удивил, Ваш… господин Лар, — неуверенно, словно опасаясь, дозволено ли ей вообще задавать вопросы венценосной особе, начала Фрейда. — Мне показалось или в Империи так не принято?

— Не принято, — хмыкнула Лара, демонстрируя, что вопросы ей задавать вполне допустимо. — Наши мужи столь суровы, что сдернули бы эту лестницу вместе со стеной, окном и дамой. И подобные изыски им в головы не приходят.

— А как же они ухаживают? — удивление фрейлины было столь велико, что она даже на время забыла про кипевшее в котелке варево, замерев с ложкой наперевес и глядя на принцессу во все глаза.

— Как фантазии хватит. Обычно дарят цацки какие-нибудь, меха, ткани. Ну, бои там посвящают, победы… В общем-то, у нас таких политесов как у вас не водится. А зачем рассусоливать, если и так все понятно? Дама кавалеру нравится, кавалер даме тоже нравится, так о чем тут думать? Будешь слишком долго задумываться — до постели не дойдет. А то и муж или жена ухаживания приметит. Тут уж не до постели. Как бы от летящего топорика увернуться.

Ларелла сладко потянулась и перевернулась на живот, пристроив голову на сложенные руки. Спать ей еще не хотелось, да и запах от костра доносился столь аппетитный, что изнеженный желудок Ее Высочества был уже готов принять и походную похлебку. О чем он и оповещал хозяйку утробным урчанием.

— Но как же… — опешила Фрейда. — Вы столь изящное и утонченное создание…

— Я — дело особое, — усмехнулась Лара и довольно прикрыла глаза — разморенная томность одолела принцессу. — Мы с братиком вообще товар бракованный. И была бы воля батюшки, он продавцу претензии выставил. Да вот только Отец претензий не принимает. Точнее, наверное, это мой братик порченный. Любовь к романам и изящным искусствам он мне привил. Вот мы с ним на пару в библиотеке, которую уже лет двести никто кроме крыс и летучих мышей не посещал, и пропадали. А когда наш батюшка однажды утром забыл похмелиться и под это дело заинтересовался, куда его детки подевались, было уже поздно. Образованными мы оказались. Изысканными и испорченными.

Ее Высочество весьма не изысканно зевнула.

— Но ведь вы язык знаете, танцевать умеете, на музыкальных инструментах играете. Этому самостоятельно не научишься, — не отставала любопытная фрейлина, правда, спохватившись, вовремя вспомнила и о похлебке.

Которая, подло пользуясь тем, что ее оставили в покое, начала пригорать.

— Ну, это тоже только моя заслуга, — довольно улыбнулась Лара, явно вспоминая что-то крайне приятное. — Когда мне объяснили, что моя главная обязанность — это выйти замуж и нарожать наследников, причем не местному обалдую, а заграничному принцу, я потребовала, чтобы для меня наняли учителей. Понимаешь, не хотелось мне выглядеть эдакой неуклюжей дурой в собрание, вроде вашего.

— И ваш отец сразу же согласился? — усомнилась фрейлина, представив собственного батюшку и последствия выдвижения ему каких-либо требований.

Представленные последствия заставили нежную деву содрогнуться.

— А ты как думаешь? — сонно поинтересовалась принцесса. — Нет, конечно. Когда я на него совсем уж сильно напирать стала, попробовал выдрать, чтобы женскую дурь из башки выбить. Ты не знаешь, почему мужчины искренне считают, что голова как-то связана с задницей? Бьют-то по заду, а дурь пытаются выбить из головы…

— Нет, — поспешно ответила фрейлина, которую вопрос о способах добиться желаемого, волновал куда больше, чем педагогические методы, остающиеся неизменными вне зависимости от государства. — Как же вы сумели настоять на своем?

— А я ему ногу сломала. Вот когда он меня выпороть пытался — и сломала. Пока батюшка за мной по всему залу носился, я в него кочергой швырнула. Он, естественно, пьяный был до изумления. Как и всегда, впрочем. Вот и споткнулся, сердечный, а щиколотка возьми и хрустни. А пока он от боли завывал и своего лекаря требовал, я эту кочергу подобрав, пообещала, что в следующий раз она ему в башку прилетит. Тогда и посмотрим у кого где какая дурь имеется. Папочка меня зауважал и все прихоти исполнил.

Ларелла снова улыбнулась весьма довольно, не замечая, что ее фрейлина от изумления даже рот приоткрыла. Впрочем, засыпая, реакцию посторонних заметить вообще сложно. А Ее Высочество как раз изволили погружаться в приятную полудрему.

— Ваше… Господин Лар, — практически шепотом и втягивая голову в плечи от собственной смелости, подала голос Фрейда, — а вы бывали влюблены?

Ее Высочество даже не пошевелилась, продолжая дышать глубоко и размеренно. Только глаза открыла, но этого фрейлина видеть не могла. А на вопрос принцесса не ответила. Вообще ничего не ответила.

* * *

Матушка, отсылая непоседливое дитя к кузине, полагала, что за границей дочку окоротят успешнее, чем на родине. Только непонятно было, почему ей такая идея в голову пришла. Наверное, от отчаянья. Потому что никак чудес и превращения существа, похожего на девушку только вполне сформировавшимися округлостями, в достойную юную даму не произошло. Более того, Ларелла умудрилась за два месяца своего пребывания в княжеском дворце сбить с пути истинного обеих своих троюродных сестер. И сорванцов в юбках стало уже трое.

Княгиня Оргская, тоже быстро добравшаяся до границ отчаянья, додумалась до мысли, что монашки, славящиеся своими строгими нравами и суровыми воспитательными методами, смогут безобразниц окоротить. И вполне честное напоминание Лары, что предыдущие два посещения ею монастырей закончились слезными письмами святых сестер забрать от них воспитанницу, княгиня пропустила мимо ушей.

Зря пропустила. Потому что юная принцесса была действительно откровенна. Так вот и получилось, что однажды теплым, летним утром, вставшее солнышко застало княжну и принцессу, шлепающими босыми пятками по пушистой пыли дороги, ведущей в ближайший городок.

Впрочем, в этих селяночках, наряженных в праздничные разноцветные юбки и бархатные корсажи, благородных особ могло признать только солнышко. Волосы юных дев, заплетенные в косы, украшенные лентами, венчали венки из полевых цветов. Кожа их, загорелая на принудительных монастырских работах, сияла свежестью и здоровьем. А весь облик лучился той прелестью еще несорванного бутона, которая свойственна только крестьянским девушкам в короткий период между созреванием и замужеством.

Непослушные монастырские воспитанницы торопились по дороге совсем не бесцельно. Дело в том, что в этот погожий денек в городе намечалась ярмарка, отмечающая начало сбора зерна и конец лета. То есть, мероприятие было шумным, веселым и богатым. И сестры собирались насладиться им от души. Карманные средства, которые они считали весьма скудными, позволяли девам испробовать все чудеса, предлагаемые этой, в общем-то, сельской ярмаркой.

Что они и не преминули сделать. Отведав понемножку всех яств, предлагаемых тучными, но доброжелательными матронами порой и бесплатно — из общей радости жизни, довольства и прелести молодых личиков. Поглазели на дрессированного медведя и пляски уличной танцовщицы. Подивились на бородатую женщину и толстого карлика. И поучаствовали во всех немудрящих аттракционах, которые пришли на ум неискушенным местным жителям.

За этими занятиями день прошел совершенно незаметно. Но возвращаться подружки не спешили. Потому что впереди их ожидали танцы и десять стоведровых бочек с молодым сидром, которые от щедрот своих выкатили на главную площадь местные мастера.

И реальность вполне оправдала ожидания. Горели масляные плошки и факела, полыхали костры. Ухали тамбурины, выли и свистели дудки, надрываясь, исходили пиликаньем скрипки. И отбивали такт деревянные сабо, поднимая в горячий ночной воздух клубы пыли.

Желающих потанцевать с Ларой не переводилось. Она была так хороша, молода и свежа, что парни едва ли не в драку лезли за право стать ее партнером. Высоко подбросить под горячащий кровь бурре или закружить в ригодоне. И хоть на миг обнять тонкий, гнущийся как стебель цветка, стан. А, может быть, и сорвать с ярких губ поцелуй.

Но Ларе было не впервой присутствовать на подобных праздниках. Поэтому, она, никому не отказывая, но и не позволяя вольностей, танцевала с каждым желающим. Рыбкой ускользая от слишком смелых объятий и маня озорным лукавством. Сестрицу свою девушка давно потеряла в этой цветной круговерти. Да и не вспоминала о ней. Хмельная голова кружилась, ноги сами собой двигались в такт музыке, а смех легко и естественно срывался с губ.

И так было до той поры, пока не появился он. Она не приметила его, не узнала в толпе, а просто почувствовала, как руки нового партнера властно и требовательно легли ей на талию. Ладони его были такими горячими, что прожгли даже через плотную ткань корсажа и опалили и без того нагретую кожу.

Лара подняла голову, чтобы разглядеть лицо человека, заставившего ее тело так странно отреагировать на простое прикосновение. И не увидела ничего, кроме глаз с отблесками костров. Она не могла бы сказать, красив он или нет, статен или сутул, благороден или крестьянского рода. Из всей внешности незнакомца в ее память запали только эти демонические глаза да красная косынка, покрывающая его волосы.

Нет, это не была любовь с первого взгляда, про которую она немало читала в сочинениях романтических авторов. Чувство, испытанное ею, более походило на ощущение принадлежания. Наверное, так чувствует молодая, своенравная кобыла прикосновения наездника — того самого, одного единственного, способного ее усмирить только силой своего духа.

И мужчина смотрел на нее странно, словно узнавая. Они кружили в танце, и взгляды их были сплетены с не меньшею силой, чем руки. И мир кружился с ними в такт, сверкая лентами огней. И удары тамбуринов бились в лад с их сердцами.

Да, мой юный дружек, так тоже бывает. Бывает с каждым из нас, но только однажды в жизни. Это больше чем любовь. Так Боги показывают нам того единственного человека, с которым мы, не жалея ни о чем, можем пройти об руку всю жизнь. И в старости не утерять чувство комфорта, уюта и той удивительной теплоты, которое может подарить только сердце, бьющееся в такт с твоим.

Но люди слишком трусливы. И подобные чувства им непонятны. А от всего непонятого они бегут прочь. Может быть, жалея о недостигнутом, но хваля себя за разумность. Ушла и Лара, лишь серенькие лучики рассвета проникли на невольное супружеское ложе, в которое превратился сеновал над чьей-то конюшней. Ушла, не жалея о пьяной прошедшей ночи, но и не оборачиваясь напоследок, оставив своего человека мирно видеть сны.

Она и сама не знала, можно ли ту единственную хмельную ночь назвать любовью. Но своего партнера по танцам не забывала никогда. Но так и не поведала о произошедшем ни одной живой душе. Даже для ее сердечной подруги, герцогини Керк, приключение юной принцессы осталось тайной. Хотя Нежная Арна, умудренная опытом, кое о чем и подозревала. Но молчала и не расспрашивала Ее Высочество никогда.

А сожаления и тоска пришла позже, гораздо позже. Но от этого они не стали не менее острыми, не менее болезненными. Потому она более никого и не пускала в свое нежное сердечко.

Своей рыжей фрейлине Ларелла так ничего и не ответила, искусно претворяясь спящей.

 

Глава 8

О славном городе Наррои и вреде для здоровья греха стяжательства

«Как же странно устроен мир!» — подивилась юная принцесса, рассматривая вспоротый живот гвардейца.

Оставим на время нашу милую Лареллу придаваться грустным мыслям и воспоминаниям в одиночестве. Поспешим, дружочек, за нашими храбрыми героями. И углубимся в запутанную паутину переулков и улочек прекрасной и таинственной Наррои — города, в который они прибыли накануне вечером.

Если не довелось тебе побывать в столь сказочном месте, то можно сказать, что ничего ты в этой жизни и не видал. Селения восхитительнее не создавала еще ни рука человеческая, ни длань божественная. Это и сейчас так. А уж во времена, о которых я веду рассказ, Наррои и вовсе воплощала в себе образ романтичной Любви и Тайны, выраженной в камне.

Этот город не походил на все прочие города королевства Анкалов, как не похожа родинка на белую кожу тела красавицы. Не похожая, но придающая пикантности всему образу, как та же родинка над пухлыми губками обольстительницы.

Прежде всего, Наррои была богата невероятно. Стояла она в дельте полноводной реки и давшей городу имя. Той самой реки, по которой так удобно доставлять любые грузы в порт королевства.

Но кроме речных пристаней имелась тут и очень удобная, тихая и глубоководная гавань, способная принимать даже тяжелогруженные торговые корабли. Стоит ли упоминать о том, что от стен благословенной Наррои расстилали свои ленты два больших тракта, ведущих на север и запад?

По вполне понятым и далеким от романтики причинам, город облюбовал торговый люд, способный себе позволить обустройство резиденции в этом благословленном Отцом месте. Поэтому главные улицы Наррои были украшены не великолепными особняками, а скучными и такими примитивными конторами судовладельцев и торговых факторий. За что аристократы королевства эту цитадель стяжательства несколько призирали.

Но когда презрение мешало искренней и незамутненной любви? Потому что нигде в государстве не было столь романтичных нравов, столь привлекательных обычаев и милых правил, как в Наррои. Нигде столь пышным цветом не цвела куртуазная любовь, которой с восхищением придавались полнотелые, вскормленные на сладком южном вине, черноокие красавицы. И нигде не было столь синего неба, столь яркого солнца, и столь теплого бриза, чтобы слова любви сами слетали с уст…

Потому Наррои была праматерью не только баснословных капиталов, рано или поздно обзаводящиеся титулами (тогда как наоборот случалось крайне редко). Но и родиной для блистательных художников, поэтов, музыкантов. Ах, ноты и звуки тут рождались сами собой, лишь стоило увидеть белоснежных голубей на площади Сант-Ре. Особенно если выпить стаканчик-другой местного красного вина, да пройтись по тенистым улочкам, вдоволь налюбовавшись на местных красавиц с волнительно глубокими декольте, обнажающими золотистую кожу…

Но я отвлекся, мой юный друг. Прости рассказчику столь невинную слабость. Итак, поспешим вслед за принцем и его братом, которые успели соскучиться, пока я мысленно петлял по старинным переулкам Наррои.

* * *

Его Высочество, растянувшись на кровати не снимая сапог, изволил зевнуть в кулак. И лениво перевернул страницу небольшого томика, взятого в дорогу нарочно на такие вот случаи. В недолгой его жизни вояжировать принцу доводилось много и часто. И Дарин на собственном опыте знал, что в путешествии самым злостным врагом становятся не плохие дороги, уставшие лошади, клопы и еда на постоялых дворах. Все это мужественный человек стерпеть в состоянии.

А вот скука ожидания, которая может подстеречь за любым поворотом, досаждает больше, чем блохи. И ждать в пути приходится долго и часто — свежих лошадей, благоприятной погоды, не к месту упившегося кучера, открытия ворот и многого другого. Или, вот как сейчас, собственного брата, еще накануне изволившего уйти на встречу с информатором, но до сих пор не объявившегося.

И стоило принцу проклясть герцога в очередной, наверное, трехсотый раз, как тот появился на пороге. Далан был утомлен и измучен, о чем свидетельствовали темные круги под глазами, впалые щеки и легкий, но устойчивый запах вчерашнего вина. Но подбородок у юноши был свежевыбрит, из-под небрежно завязанного джеркина виднелась чистая рубашка. И запах серной воды, которыми славились горячие купальни Наррои, перебивал даже едкую вонь прокисшего благородного напитка.

Принц поднял голову, наблюдал за вошедшим братом исподлобья, заложив страницу, на которой остановился, пальцем.

— Что это ты читаешь? Может, и мне стоит просветиться? — поинтересовался блондин, жадно, прямо из кувшина, до его появления мирно стоявшего на столе, глотая чистую воду.

Вообще, за Даланом водилась такая странность. В беспробудном пьянстве он никогда уличен не был. Но вот воду поглощал в неимоверных количествах и исключительно с утра. Наверное, это было особенностью организма юного герцога.

— Может и стоит, — не стал спорить принц, рассматривая младшенького, несколько презрительно кривя губы. — Труд называется «Книга старцев». О месте женщины в жизни. Желаешь послушать?

Блондин махнул рукой, мол: «Валяй!». Его Высочество перевернулся на спину, закинув одну руку за голову и держа раскрытый томик перед лицом, хорошо поставленным голосом прирожденного чтеца, подчеркивая особо значимые фразы, зачитал.

— «Отвечал ей архиепископ: «Разве не знаешь того, что ты женщина? И что с помощью женщины Нечистый преследует святых?»

— Вот! Я всегда был уверен в собственной святости, — возликовал герцог, отдуваясь и деликатно рыгнув, вернул полупустой кувшин на стол, — а вы мне не верили! Меня вон тоже женщины просто преследуют.

— Погоди радоваться, — в полете срезав крылья юной мечте, оборвал его коварный брат. — Послушай, что есть истинный, благословенный брак. «С тех пор, как я женился, не осквернились мы общением, ни она, ни я. И она пребывает девицей. Каждый из нас спит отдельно, ночью мы носим власяницы».

— А без власяницы никак? — жалобно протянул блондин, присаживаясь на край стола.

— То есть, с остальным ты, в принципе, согласен? — приподнял бровь Дарин, выглядывая из-за края книги.

— Нет, ну в принципе… — задумался юный герцог. — Речь-то о жене идет, верно? О посторонних девицах тут ничего не сказано, так? Я полностью готов не оскверняться с супругой ночным общением. Тем более, если это поможет стать чище душой и телом. Только вот власяница меня смущает… Боюсь, что девочки ее не оценят.

— Хорошо, — кивнул головой принц, решивший лишить юношу последней надежды, — тогда так. «Святой брат просил Абба Даниеля: «Дай мне одну заповедь, и я соблюду ее». Он ответил: «Никогда не касайся одной с женщиной миски, не совершай трапезы с ней — тем самым ты избежишь искушения Нечистого».

— А есть-то вместе почему нельзя? — обалдел Далан.

— Наверное, святые отцы подозревают, что от ее миски ты можешь заразиться похотью и нечистыми желаниями, — пожал плечами Дарин, закрывая книгу и откладывая ее в сторону.

Юноша, чуть хмурясь, всесторонне обдумал его слова. Почесал ногтем бровь и вдруг просветлел лицом.

— Я знал! Наверное, я знал это всегда! — возликовал он. — Мне лет одиннадцать было, когда я стянул у графини Вуар с тарелки тарталетку. Видимо, она меня и заразила! А то «природные склонности» да «природные склонности»!

— Насколько я помню, — принц подпихнул кулаком подушку и сел на кровати, скрестив руки на груди, — от графини Вуар ты вполне мог заразиться и чем похуже. И отнюдь не через тарелку. Это же она тебя невинности лишила?

— Да, но мне бы и в голову не пришла идея возлечь с ней, если бы я не заразился от нее похотью, — твердо настаивал на своем герцог. — И, вообще: «Супругу должен избегать жены своей и возлежать с ней на ложе в воскресенье и в праздники», — возведя невыносимо голубые глаза к потолку, юноша продемонстрировал, что и сам недурно знаком с писаниями святых отцов. — А, между прочим, праздников этих по канону в году аж 128. «А также днем, по средам, по пятницам, во время постов…». Кстати, в общей сложности 86 дней! «…90 дней до родов и 40 дней после них». Короче, сделать одного ребенка еще можно, хотя и сложновато. А вот на второго уже и рассчитывать нечего! Так что, к благородным лордам все это не относится. Потому что наша задача — продолжить род. От тебя вон сам король потребовал не менее двоих сыновей.

— То есть, ты считаешь, что все это пишется для простого народа, а не для дворян? — принц снова, весьма иронически, приподнял бровь.

Герцог уверенно кивнул. Потом что-то его, все-таки, смутило. Он пожевал нижнюю губу и решительно добавил:

— Для простого люда и для женщин любого сословия. Сама она ничего желать не должна, а только обязана мужа слушать. Кстати, это и у святого Августа есть: «Жена создана для послушания. Она должна уметь прясть и шить. Манеры ей должно иметь безупречные. Образованная женщина вызывает подозрение, ей нельзя доверять. Женщина должна уметь терпеть, помогать несчастным, исполнять волю мужа и родителей».

— Слушай, кажется, ты не зря штаны протирал в лучших университетах королевства! — восхитился не слишком щедрый на похвалы брат. — Мои поздравления.

Юноша, зарумянившись, изящно поклонился.

— Но при всем моем блестящем образовании я одного понять не могу. А именно: чего ты до сих пор на кровати валяешься? В девять нас ожидает осведомитель, который со мной общаться не пожелал. А колокол уже пробил половину восьмого.

Принц резко сел на кровати, меряя брата мрачным и ничего хорошего не обещающим взглядом.

— Нет, я ошибся, — рыкнул он, — вместо башки у тебя пивной котел! Помоги мне сапоги надеть!

Герцог на такую оценку своих умственных способностей явно обиделся. Но спорить не стал. С Дарином спорить вообще никому не рекомендовалось. Потому что в качестве аргумента Его Высочество и в глаз мог дать.

С другой стороны, такой аргумент еще ни один философ оспорить не сумел.

* * *

Поскольку наши герои собрались на тайную и не предназначенную для чужих взглядов встречу, то и экипировались они соответствующим образом. То есть, надели шляпы с черными пушистыми перьями, черные полуплащи на алых подкладках, и длинноносые маски. И хотя под солнцем — уже не палящим, но все еще изрядно припекающим — в плащах было жарко, а из-под лаковых масок пот катил градом, обычаи, царившие в городе, были строги.

Дело в том, что никто — ни городская стража, ни храмовые зазывалы, ни проститутки — не имели права отвлекать господ, пробирающихся по городу в подобном облачении. Зато любой прохожий, заметив, что за таинственными господами следят, с удовольствием бы об этом им сообщил. Но лишнего любопытства жители Наррои не проявляли. И так было понятно, что господа следуют в катакомбы, дабы в тишине старинных переходов обделать деликатные дела.

Вот если бы перья на шляпах были красными, то за героями немедленно увязалась толпа. Потому что алое украшение являлось знаком дуэлянтов. А столь милый любому дворянину способ выяснить, кто прав, в Наррои был запрещен законом. Поэтому поглазеть на дуэли и собиралось полгорода. Все-таки, с развлечениями и в столь благословенном месте образовались определенные проблемы.

Не остались бы без внимания и перья белые, особенно на шляпах аж двух мужчин разом. Потому что это значило, что они спешат на любовное свидание. Да не просто собрались посетить дом с добрыми и щедрыми девами. Их ждал волнительный вечер, а, может, и ночь с дамой честной, возможно и замужней, но пылающим любовью сердцем.

Нет, никого бы не удивило, что пылает оно сразу ради обоих. Как не удивило бы и то, что сердца горят сразу у двоих, например, у нежных сестер-близняшек. Но, согласитесь, от столь пикантной и сладостной тайны любопытство все равно разыгрывается, как аппетит от жгучего южного перца.

Черные же перья значили, что господа поспешают по делам тайным, но обыденным и не слишком интересным. Может, собираются убийцу для более удачливого конкурента нанять. Или договориться с лихими ребятами, которых в окрестностях Наррои водилось в избытке. Эти могли и соседскую контору поджечь. И приглянувшуюся дочку с солидным приданым выкрасть. Могли господа обтяпывать и дела судейские. Надо же где-то взятки судье передавать? Не ему лично, конечно, но лицу доверенному и проверенному. В общем, ничего любопытного и стоящего внимания.

Проходили же подобные встречи в одном месте — в катакомбах города. Это был уединенное, скрытое от посторонних глаз и, по понятным причинам, тихое место.

Задержка произошла только однажды — у малых городских ворот. Беспокоить господ, поспешающих по своим делам, никто бы не посмел. Но соблюдение порядка, предписанного магистратом, это и не беспокойство вовсе. Поэтому стражники в блестящих на заходящем солнце кирасах, преградили путникам дорогу, скрестив алебарды.

— Назовите свои имена и цель, вынуждающую вас покинуть стены города пешком! — потребовал тот, кто, наверное, был званием старше.

По крайней мере, усы, торчащие из-под шлема как часовые стрелки, у него были вполне сержантские.

— Господин Литкин с братом, — бойко отозвался герцог. — Следуем в лавандовые поля, дабы полюбоваться закатом.

Молчащий до сей поры стражник неопределенно хмыкнул, а у говорящего под роскошной лицевой растительностью обнаружилась широкая, блеснувшая крепкими зубами, ухмылка.

— Удобная какая фамилия, — оценил он. — В Наррои иметь такую — все равно, что никакой не иметь. И, главное, нету у господ и малой фантазии! Через наш пост, почитай, одни Литкины и проходят. И что за напасть такая?

— Просто благородное семейство Литкин весьма велико, — немедленно нашелся с ответом юный блондин. — Я и сам порой путаюсь, кто у нас кем друг другу приходится. А ваши ворота самые удобные. Я имею в виду, что они являются самыми удобными, чтобы добраться до лавандовых полей.

— Которые вовсе в другой стороне располагаются, — напомнил бравый страж, а его напарник поддержал приятеля коротким, но выразительным хохотком.

Служивых людей можно было понять. Скучно ведь стоять целый день под палящим солнцем, да и утомительно. Малые ворота — это вам не Большие. Тут если кто и проходил, так только нищие, да гонцы. Ну, или вот такие господа, поспешающие по своим делам. Чем несчастному стражнику себя развлечь? Разговорами разве что. И плевать ему, что кавалеры торопятся и сердятся. Он — стражник — лицо неприкосновенное, да и вообще находящееся на службе.

Только вот Его Высочество, как известно, до чужих нужд снисходил редко. Его занимали исключительно собственные дела и проблемы. Поэтому он и поинтересовался весьма раздраженно:

— А нельзя ли побыстрее?

Тон принца стражникам не слишком понравился. Арестовать господ без приказа они, конечно, права не имели. А вот задержать до часа, когда ворота закрывались, могли вполне. Собственно, именно это охранники и намеривались сделать, обиженные непочтительностью. Не вмешайся опять герцог.

— Не подумайте ничего плохого, — от всего своего чистого и искреннего сердца попросил Далан. — Мой многоуважаемый брат имеет в виду только то, что я непростительно промедлил с оплатой пошлины. Как известно, сначала следует закончить дела. А только потом начинать разговор, пусть даже и с такими храбрыми солдатами, как вы.

Пояснения герцога стражникам пришлись весьма по душе, и обида на надменного господина растаяла сама собой.

— Сколько там у нас пошлина нынче? — поинтересовался усатый у своего товарища.

— Вроде по золотому с рыла, — флегматично ответил второй охранник, элегически созерцая позолоченные закатом шпили Наррои. — В смысле с каждого покидающего город господина Литкина по золотому.

— А я слышал, что по два? — удивился блондин.

— Значит, по два, — не стал спорить разговорчивый стражник. — Ежели господа… Как вас там? В общем, если господа, чье имя я позабыл, желают любоваться закатом на лавандовых полях, то по два.

Господа желали. Что и подтвердили, выдав каждому вояке по два золотых.

— Вот и славно, — порадовался успешному окончанию дела усатый, прислоняя свою пику к каменной стене арки. — Проходите. Только помните, что с наступлением темноты ворота закрываются. И не открываются до рассвета ни за какую пошлину. Безобразий… на полях не чинить. Трупы в Наррои не кидать! А-то прачки уже жалуются — белье не постираешь. Кругом вспухшие мертвяки плавают! Никакой заботы о ближних!

— А куда их девать? — невинно поинтересовался герцог.

— А мне все едино! — отрезал охранник, грозно пошевелив усами на манер таракана. — Тока чтобы обчественный порядок не нарушали!

Герцог было хотел продолжить столь увлекательный и познавательный разговор, но изнывающий от нетерпения принц ему этого сделать не дал, абсолютно бесцеремонно утянув младшего брата под арку за шиворот.

Поспешим же и мы, дружок, за нашими героями, которые покинули уже городские стены. И, никем не тревоженные, спустились с холма, попав на обрывистый, покрытый сероватыми, медленно передвигающимися под порывами морского ветра, песчаными дюнами.

Им осталось только обогнуть по довольно широкой тропинке выступающий в море мыс, по щиколотку утопая в песке, смешанном с мелким гравием. Взобраться по вырубленной далекими предками прямо в скале, изъеденной ветрами и стертой сотней тысяч ног, лестнице. И углубиться в темноту гигантского пещерного зева. И мы следом. Вперед же!

* * *

Кто и когда вырыл в мягком песчанике катакомбы, доподлинно не известно до сих пор. Говорили старцы, что будто за много сотен лет до рождения наших героев, их обнаружил пастушок, искавший в прибрежных скалах козу. Но чего не знаю, про то врать и не буду. Тем более, как только речь заходит о таинственных, подернутой патиной времен, местах, то рядом обязательно крутится вот такой пастушок с козой. Который то ли провалился, то ли забрел, то ли его ветром занесло, но в результате обнаружилось Чудо. Так что, Нечистый с ними, пастушками и козами. Слишком много чести их поминать!

Кто бы их ни вырыл и открыл, а подземные ходы, начинающиеся в скалах и уходящие под город, впечатляли. Путаница переходов, залов, зальчиков, потаенных комнаток и тупиков походили на сыр. Как будто в огромную головку запустили не только голодную, но и весьма деятельную мышь. Это был целый подземный город, побольше, пожалуй, самой Наррои.

Надо сказать, что пещера на берегу была не единственным входом в катакомбы. Да что там! Точное число таких входов не знал никто. И по сей день жители этого славного города открывают все новые и новые лазы. Чем и пользуются без стеснения. А в те времена в ходах обустраивали погреба, склады и винные хранилища. Тем более что сухой, с постоянной температурой, воздух подземелий, как нельзя лучше подходил для хранения благородного напитка.

В катакомбах обитали существа и посерьезнее рачительных хозяек или опытных виноделов. Ходами охотно пользовались контрабандисты. Потому что укромных пещерок, выходящих в не менее укромные бухточки, тут было множество. Любили здесь переночевать бродяги и неприкаянные голодранцы. И те самые бравые, но нелюбимые законом ребята, тоже обитали тут.

Но основное предназначение катакомб заключалось совсем в ином. В ходах располагалось главное и единственное в Наррои кладбище. Опять-таки, неизвестно, кто и когда обнаружил такую особенность ходов, но тела здесь не гнили, а иссыхали. И родные трупы оставались навек практически свеженькими, только несколько пожелтевшими. Это ли не повод считать место благословенным?

Надо сказать, что жители Наррои отличались не только крайней романтичностью, но и большой набожностью. А также редкой по нашим временам привязанностью к родным усопшим. Это мы, дикие северяне, спешим закопать умерших или спалить их на кострах, словно стесняясь покойных. Нарроийцы же подобной грубостью нравов не отличались никогда. Они любили своих покойников. И те отвечали им полной взаимностью. В смысле, не спешили покидать этот мир.

И то правда! С кем же посоветоваться, как не с родной прабабушкой? Ведь умная была стерва! Да и сама старушка потомков своих любит и в совете не откажет… Думаете, что рассказчик сошел с ума? Ничуть не бывало! И я, и жители Наррои находились и находятся в добром здравии! Только не раз и не два я собственными ушами слышал, как какой-нибудь купец заявлял, что особо удачный способ обойти конкурента ему подсказал двоюродный дядя по линии матери. Именно там и подсказал — в катакомбах.

А сколько тут разыгрывалось любовных трагедий? Ах, как сладко щемит сердце, когда рыдаешь над телом возлюбленного, который так и не дожил до вашей свадьбы. И пусть с тех пор прошел не один десяток лет. Не будем мы вспоминать и о том, что возлюбленный, глядя на постаревшую деву, может, тихо радуется, что Отец его раньше прибрал. Тут ведь романтика и нежный флер любви имеет значение, а не грубая реальность.

А удовольствие иметь возможность раз за разом приходить и плевать на хладный труп своего врага? Кто бы из нас отказался от подобного шанса? Нет, все же стоит нам поучиться кое-чему у наших южных братьев.

Но я опять излишне увлекся собственными размышлениями. А тем временем наши венценосные путники, иногда останавливаясь на перекрестках запутанных коридоров и сверяясь с табличками, которыми заботливо были снабжены все ответвления, двигались вперед. Кстати, таблички тут служили не только дорожными указателями. Ими были снабжены и ниши, в которых, собственно, и покоились жители Наррои. Такие пояснения содержали не только имена и даты жизни покойников, но и — конспективно — основные жизненные вехи. А подобное чтиво бывает порой весьма поучительным.

— Так, мы, кажется, пришли, — щурясь в полумраке, оповестил герцог, — секция 54, третий коридор слева, Латиция Нурес.

Судя по именной табличке, скончалась несчастная Латиция от неразделенной любви к некоему господину Таруку, будучи замужем за фактором Нуресом. Видимо, не выдержало страдающее сердце такого удара судьбы. Впрочем, с равным правом можно было утверждать, что страдающую женщину от мучений избавил собственный любящий супруг. Или, например, жена того самого Тарука. А мог и он помочь расстаться красавице с земной скорбью, если уж она ему слишком надоела.

Его Высочество, с сомнением разглядывая сморщенную, желтую, как вяленый апельсин, покойницу, склонен был думать, что красавица банально скончалась от старости. Но, с другой стороны, ведь сказал великий, что любви все возрасты покорны?

Больше всего принца поразил тот факт, что покойница обряжена была в новое и совсем недешевое платье. Остатки ее волос кто-то тщательно расчесал, а выпавшие пряди аккуратно уложил на подушку рядом с головой. В костистых же ручках госпожа Латиция сжимала серебряные, украшенные кристалликами хрусталя, четки.

Дарин, конечно, слышал о нежной привязанности жителей Наррои к умершим, но даже предположить не мог, что они покойников переодевают в соответствие с требованиями моды. Но странно было и то, что никто не удосужился спереть ни дорогого платья, ни четок, которые тоже не три медяка стоили. Может быть, преступлению помешала глубокая набожность нарроийцев, может, их же прославленный романтизм. А, может, покойники с ними не только говорили, но и имущество свое защищать умели?

Так или иначе, а Его Высочеству стало неуютно. Хотя он не только мертвых — живых никогда не боялся. А тут — поди ж ты! — приобняла за плечи потусторонняя жуть.

— Где твой осведомитель? — раздраженно поинтересовался принц, на всякий случай кладя руку, затянутую в перчатку, на рукоять шпаги.

— Да сейчас явится, — беззаботно отозвался юный герцог, — у них с пунктуальностью не очень. Расслабься, нам спешить особо некуда. Вина хочешь?

Видимо, белокурого Далана мысли, смущавшие брата, нисколько не заботили. Как, впрочем, и почтение к этому месту. Он без всяких колебаний уселся на край ниши, потеснив ноги несчастной Латиции, и протянул принцу маленький бурдючок с вином.

Дарин в ответ только отрицательно головой покачал, нервно покосившись на покойницу. Ему померещилось, что лицо у мумии стало недовольным. Все-таки, это место на нежную душу Его Высочества действовало угнетающе.

* * *

В глубине коридоров, отдаваясь от стен эхом так, что сходу было трудновато определить источник звука, послышались шаги.

— Ты говорил, что он один появиться должен? — настороженно прислушиваясь и повернувшись лицом к ближайшему перекрестку, прошипел сквозь зубы Его Высочество.

— Должен, — не стал спорить герцог, спрыгивая с края ниши и берясь за собственную шпагу.

— Так вот, он там явно не один, — процедил Дарин и тут же резко развернулся на каблуках, прищурившись, вглядываясь в полумрак. — И идет твой осведомитель с двух сторон. Если, конечно, тут покойники к прогулкам не склонны.

— С трех, — обнадежил брата блондин, с тихим шорохом металла о кожу доставая клинок из ножен.

Его высочество обнажать собственное оружие не спешил. Помня о том, что второго шанса создать первое впечатление люди обычно не дают, и о том, что хорошая мина дороже денег, он гордо выпрямил спину. Принц откинул полуплащ назад, демонстрируя собственную ладонь, небрежно лежащую на эфесе. Выставил левую ногу вперед и глянул вдоль коридора так, как ему удавалось лучше всего. То есть, с неподражаемым призрением и пренебрежением ко всем, кого считал ниже себя. В смысле, ко всем людям в целом. Ну, кроме короля. Только его-то тут не было.

Злоумышленники действительно появились с трех сторон. Догадки о том, чем посетители зарабатывают себе на жизнь, пропали сразу. Уступив место твердой и непоколебимой уверенности. Перед братьями стояли те самые бравые ребята, по которым давно и зачастую совсем не безнадежно рыдали все виселицы славной Наррои.

Только «лесные братья», как предпочитали называть себя весельчаки, хотя вокруг города никаких лесов отродясь не было, носили красные косынки, повязанные на голову. Это тоже служило своеобразным, но обязательным отличительным знаком. И требовался он, наверное, для того, чтобы даже в темноте молодцев никто не принял за мирных торговцев. Хотя и беззвездной ночью любой слепой калека, страдающий крайней степенью опьянения, не перепутал бы эти откровенно бандитские хари с благообразными физиономиями мирных жителей.

Стоит отметить, что разбойники Наррои очень сильно отличались от своих собратьев, которых можно было встретить в других местах королевства. Выглядели они весьма живописно, и, естественно, крайне романтично. Глядя на них действительно поверишь романистам. Ради таких гордая и прекрасная герцогиня и вправду могла плюнуть на опостылевший замок, набившие оскомину драгоценности, и деликатесы, от которых нежный организм страдал хронической изжогой. И ушла бы в поля, искать счастья с милым в шалаше.

Состоявшие в неладах с законом красавцы, вышедшие со стороны правого и левого коридоров, остались на месте. Видимо, их единственной целью было весьма непрозрачно намекнуть господам, что фантазии о побеге могут оставаться исключительно мечтами. А те, кто вырулили из прохода, которым пришли и наши герои, двинулись вперед. Этих, шедших, оказалось всего пять человек. Возглавлял их молодец таких статей, что принц невольно, но весьма раздраженно, дернул уголком рта. А герцог, по молодости лет не отличающийся высоким ростом, посмотрел на главаря с откровенной завистью.

— Чем можем служить, господа? — буркнул Далан не слишком дружелюбно, решив, что пришельцы не достойны доброжелательного отношения с его стороны.

— Ну, вообще нам слуги без надобности, — ухмыльнулся черноглазый и черноволосый красавец-гигант, остановившийся всего шагах в пяти о ниши, из которой наблюдала за разворачивающейся трагедией покойная Латиция. — Но можем договориться. Мы ребята сговорчивые. Да, братья?

«Братья» поддержали своего главаря таким гоготом, будто он только что презабавный анекдот поведал. И на перебой стали излагать варианты, как и каким образом им могли бы услужить. Из вынесенных предложений Его Высочество сделал только один вывод. Либо у разбойничков были серьезные проблемы с женским полом. Что при их внешности и известной любвеобильности жительниц Наррои выглядело странно. Либо принципов однополой любви парни придерживались по идеологическим соображениям. Но, так или иначе, а кривоватая ухмылка принца превратилась в маску крайнего и весьма демонстративного призрения.

Главарь это уловил и ему сия перемена очень не понравился. Он поднял руку, жестом обрывая и гогот, и диспуты.

— Я смотрю, наше веселье не по вкусу сиятельным господам? — усмехнулся красавец. — Но вам придётся потерпеть. Вы тут наши земли топчите, а за топтание платить следует.

— Сколько? — невозмутимо поинтересовался Его Высочество.

Главарь задумался. Такой реакции от предполагаемых жертв он не ожидал. Обычно, оказавшиеся на их месте, начинали угрожать, взывать к совести и жалости, либо пытались запугать собственными титулами. До сей поры никто не начинал сходу торговаться.

— По десять золотых с носа, — помявшись, решил главарь.

Принц чуть поморщился.

— Дороговато, но жить всем надо, — он одной рукой отвязал с ремня кошелек и швырнул его под ноги красавцу. — Тут как раз десять. Вопрос снят?

Черноволосый не поленился наклониться сам, и даже сунувшегося было помочь «брата» в сторону отпихнул. Поднял кошелек, взвесив его на руке. В его волооких очах загорелась совсем не романтичная алчность.

— Нет, не снят, — протянул он. — Пожалуй, мы вас с собой прихватим. Ежели вы лорды не только благородные, но и богатые, то мы с вас и поболе стрясем. Жить-то и впрямь надо.

— Вот хоть бы раз, хоть бы один удовольствовался малым, которое малым не является, и убрался восвояси! — посетовал принц, удрученно покачав головой. — Нет, что не говори, а людей сгубит именно грех стяжательства.

— А ты это собственному отражению часто говорил? — рассматривая потолок с самым невиннейшим видом, поинтересовался герцог.

— Но я-то априори сильнее, — веско возразил Дарин. — Кто из этих горячих поклонников мужских объятий твой осведомитель?

— Да вон тот, рыженький такой, — показал подбородком юноша, — который в левом коридорчике застенчиво прячется.

— Значит, ему мы удовольствие доставим в последнюю очередь, — кивнул принц.

— Брат, — потрясенно ахнул Далан, — я и не подозревал в тебе подобных склонностей.

— Я же имел в виду его удовольствие, а не свое.

— Это вы об чем говорите-то? — подозрительно прищурился главарь, начавший догадываться, что его самого вместе с братьями самым гнусным образом оскорбляют.

Только вот суть оскорблений до него дойти никак не могла. От дочки судовладельца, которую они как-то держали в плену, дожидаясь пока любящий папаша выкуп соберет, он подхватил не только дурную болезнь, но и умение выражаться довольно правильно и почти изыскано. Обычно на жертв это действовало, придавая облику красавца таинственности. Но вот расплести паутину в словоблудия благородных сам он мог не всегда.

— Говорю, что ты со своей сворой шавок, мне определенно надоел, — с непередаваемым апломбом оповестил его принц. — Давайте, доставайте ваши ржавые тыкалки — и закончим на этом.

— Это он об чем? — повторил вопрос красавца кто-то из его «братьев».

Герцог, привалившись к стене, тихо кис от смеха.

— Бра-атик, — выдавил он из себя сквозь смешки, — ты в своей пафосной речи не учел, что тыкалками можно назвать не только оружие. Правда, ржавые… тыкалки — это уже странно.

Его Высочество недовольно глянул на ухохатывающегося герцога. Чего благородный Дарин действительно терпеть не мог, так это казаться смешным или нелепым. И, обычно, стремился свидетелей своего неудобного положения побыстрее отправить в мир иной — пусть там компрометируют. С уже умершими принц проблемы решать собирался гораздо позже. По окончанию собственного скорбного пути.

А поскольку неудачно выбранное слово — это еще не повод вырезать сердце родному брату, да еще и младшему, да еще и почти любимому, то собственное недовольство пришлось срывать на ни в чем, в общем-то, неповинных разбойничках. Поэтому дальше дело пошло прытко. В смысле, динамично, потому что «братья», может быть, и хотели бы попрыгать, укорачиваясь от шипящего разбуженной змеей клинка Его Высочества, но кульбитам мешали узкие коридоры, низкие потолки и собственные разбойничьи стати.

Поэтому им, бедным, только и оставалось, что прокляв родную маму, родившего сыночка на погибель, и собственного атамана, на эту погибель приведшего, быстренько, одному за другим, умирать. Принц мог быть доволен. Многие из «братьев» моментально раскаялись в грехе стяжательства, так свойственного «свободному» люду. Вот только покаяться они не успевали. Ну, не воспринимать же последнее «буль!» или «аркх!» за полноценную исповедь!

Далан, благоразумно решивший под ногами у брата не путаться, забрался опять в нишу и, приобняв усаженную рядом Латицию, чтобы и она могла полюбоваться прилюбопытнейшим зрелищем, громко комментировал происходящее. Причем комментатор явно был на стороне разбойников и горячо переживал их поражения, морщась и вскрикивая при каждом удачном выпаде Его Высочества. Не пережившая в свое время любовной горячки женщина, переживала молча.

— И вот, дамы и господа, настал тот эпический момент, когда живые позавидовали мертвым! — патетически воскликнул блондин, наблюдая за попытками последнего, оставшегося в живых разбойника, незаметно уползти с поля боя прочь.

Этим самым, завидующим мертвым, был застенчивый рыжий, на которого указал герцог. Он действительно не только завидовал сейчас братьям, потому что сомневался, будто обещанное черноглазым дьяволом с кривой ухмылкой удовольствие, действительно ему понравится. Но и проклинал минуту, когда решил рассказать главарю о двух господах, готовых платить полновесным золотом за никому, в общем-то, неинтересную информацию.

Уползти ему не дали. Просто наступили на спину, пригвождая подкованным сапогом к каменному полу. И содрали с головы косынку! Рыжий заворочался, что-то протестующе пища, краем глаза заметив, что тот самый кривогубый демон вытирает его косынкой окровавленный клинок. Бравый разбойник едва не расплакался. Ну, победил ты — молодец! Издеваться-то зачем?

 

Глава 9

О наказании за блуд и награде за предприимчивость

«Как же так? — удивилась юная принцесса при виде двух собачек. — А мне говорили, что блуд — это грех. Но ведь собачки — твари Божьи?»

Мой юный друг, ты не забыл еще о прекрасной и нежной принцессе при одном взгляде на которую даже солнце бледнело? Конечно, увлекательнее наблюдать за честными, благородными и решительными героями. Ведь ничто не может порадовать твоего маленького сердечка так, как рассказ о битвах, схватках и победой над злодеями. Но ради правдивости и целостности повествования, нам придется вернуться к нашим дамам. Тем более что их путь тоже нельзя назвать ровным.

Два юных дворянина — смелый господин и его верный слуга — под платьем которых скрывались очаровательные выпуклости прекрасной принцессы и ее чуть менее прекрасной спутницы, без проблем покинули монастырские земли и выехали на тракт. И по нему продолжили свой вояж, предпочитая ночевать в стогах сена, а не в придорожных трактирах. Потому что эти заведения с тех пор остались неизменными.

Что в те прославленные времена, что сейчас, гораздо предпочтительнее клацать зубами на ночном холоде, чем быть отравленным трактирной едой, обворованным трактирной слугой, зараженным трактирной служанкой и получить в глаз от мимо проезжающего молодца. Если ты еще не сталкивался с придорожными корчмами, то послушай совета старого и бывалого путешественника, дружок. Никогда и ни при каких обстоятельствах не ночуй в подобных заведениях! Всеми святыми, что есть в этом мире, заклинаю тебя!

Но наши храбрые девы были не только прекрасны, но и умны. Они не попадались на удочку ярких вывесок и ласковых улыбок хозяев, которые выходили на крыльцо своих заведений, лишь заслышав стук копыт. Поэтому, всего несколько дней после побега из-за святых стен, они и прибыли в славный и гордый город Пантир.

Сие поселение было известно, прежде всего, своим собором, выше которого в королевстве, а, значит, и во всех западных землях не строилось. А также копченой рулькой и кисловатым яблочным вином. А знатоки этого напитка не без основания утверждают, что оно куда приятнее и благороднее сидра. И при том гораздо деликатнее. Выпив всего кувшин этого божественного напитка, ты, дружочек, не свалишься под стол и не оскотинишься. А с утра твоя голова останется ясной. Так что, мой тебе совет — будешь в Пантире, обязательно отведай местного яблочного.

Но вернемся к нашим дамам и посмотрим, что такого они поделывают…

* * *

Ее Высочество, вынужденная снова натянуть поводья коня, изящно выматерилась сквозь зубы. Жеребец, привыкший к просторным стойлам, чистой воде, отборному овсу и свежему ветру, играющему расчесанной гривой, нервничал. Людская толпа ему определенно не нравилась. И как всякий уважающий себя мужчина, вороной изливал свое неудовольствие в крайнее раздражение. Поэтому принцессе стоило немалых усилий сдерживать жеребца, чтобы он кого-нибудь не укусил или не лягнул.

Она, конечно, не то, что жеребцом не была — вообще себя к мужскому полу не причисляла. Но желания кусаться и лягаться в ней просыпалось горячей и очень соблазнительной волной. Ларе толпа тоже активно не нравилась. И ладно бы только давка и вонь — эти неудобства нежная принцесса пережила. Но человеческая наглость и уверенность в собственном бессмертие выводили ее из себя.

— У них праздник что ли? — прорычала Лара сквозь стиснутые зубы, пытаясь удержать приплясывающего и осаживавшего на зад жеребца.

— Да можно и так сказать, — улыбнулась краешком губ Фрейда.

Ее смирная кобылка, которую принцесса всю дорогу костерила за тихоходность, обещала сдать на ближайшую живодерню, проблем никаких не доставляла. Она была из тех животин, которые делают ровно только то, что им сказано. Скажут скачи — поскачет. Скажут стоять — будет стоять, пока копыта не врастут в дорогу.

— А можно без ужимок объяснить, в чем дело? — огрызнулась принцесса, чье ангельское терпение проделанный путь вычерпал до донышка.

— Прошу прощения, ваше выс…

Рыженькая фрейлина осеклась и побледнела так, что веснушки на уже попорченной ветрами и дорожной пылью белоснежной коже стало наперечет видать. Не далее как пару дней назад Ее Высочество за подобную оговорку уздечкой свою фрейлину угостила. И бронзовый мундштук угодил как раз поперек прелестных ягодиц девушки. Поэтому память о недопустимом обращении до сих пор несколько мешала Фрейде сидеть.

— Понимаете, господин Лар, — предприняла новую попытку Фрейда, из предосторожности подпихивая под попу угол собственного плаща, — сегодня на площади перед храмом состоится казнь мерзкого насильника над юными девами. Событие само по себе интересное. Потому что планируется не только колесование, но и изъятие органов, а также отсечение оных. Но перед началом действия будет громко зачитан список его гнусных деяний. С подробностями.

— Ты это кого сейчас цитируешь? — покосилась на нее принцесса.

— Глашатая, — улыбнулась рыжулька, — вы когда пошлину у ворот платили, он там на бочке голосил.

— Чтоб ему охрипнуть, — выругалась Лара, — давай-ка выбираться отсюда. Про гнусные деяния, тем более с подробностями, я бы еще послушала. Но вот органы сама предпочитаю выдирать, а не любоваться на то, как это делают дилетанты.

Фрейда несколько огорчилась, потому что она, как и любой житель королевства, подобные «действа» искренне любила. И отнюдь не по причине природного жестокосердия — сердечко у фрейлины было мягким и податливым. А потому, что слишком мало развлечений предлагалось юным и невинным девам, вне зависимости от места жительства — город то был или деревня. На долю трепетных особ оставались только церковные службы, да сплетни. А о чем сплетничать, если все друг друга знают и без запинки скажут, когда соседка в последний раз рубашку стирала?

Конечно, при дворе развлечений было значительно больше. Но, так или иначе, а все они сводились к тем же сплетням. Кто кому глазки строил, кто с кем уединился, да что за это получил.

Другое дело возможность обсудить в деталях, вздрагивая от сладкого ужаса, такую вот редкую и необычную казнь. Но не спорить же с Ее Высочеством?

Поэтому Фрейда послушно развернула свою кобылку вслед за жеребцом принцессы. Точнее, попыталась развернуть. Но у нее, как и у Лары, ничего из этого не вышло. Потому как толпа стала настолько плотной, что лошадей хоть по головам пускай. Нет, принцессу бы такая необходимость нисколько не смутила. Потому что, по ее глубокому убеждению, города в королевстве Анкалов были перенаселены. Но неизбежно последующие за подобным поступком разбирательства могли бы раскрыть инкогнито прекрасных дев.

И двум прелестницам ничего и не оставалось, только как подчиниться общему потоку и вместе с людьми продолжить двигаться к храму. Кстати, направление их полностью устраивало. Правда вот, общество бы они предпочли другое.

Нежной принцессе не раз и не два пришлось буквально сапогом отпихивать тех, кто считал, что ее жеребец занимает слишком много места. А кто-то чересчур умный решил, что посадив своего ребенка на круп коня, он лошадь не обременит. Пришлось предприимчивому папаше объяснять, что он в корне не прав.

Папаша оказался понятливый и дитеныша от Ее Высочества убрал подальше. Правда ребенок оказался сим фактом столь недоволен, что принцесса, между прочим, в познавательных целях собирающая ругательства разных сословий и народов, даже рот приоткрыла, выслушивая эпитеты, которым наградило ее невинное дитя.

* * *

Казалось бы, на немалой площади должно стать свободнее. Но не тут то было. Пространство перед храмом напоминало запруду, в которую стекались сразу несколько ручьев. Люди стояли столь плотно, что между ними даже книгу можно было бы просунуть с большим трудом. А несколько карет, затесавшихся меж пешего народа, только усугубляли положение. Но особо предприимчивые и догадливые горожане восприняли неожиданное препятствие как благость свыше. Поэтому экипажи были увешаны ротозеями, как дурак бубенчиками.

И даже грумы с кучерами только хмуро поглядывая на наглецов, молча теснились на своих облучках и запятках карет. Спорить лакеи не решались. В предвкушении предстоящего действа народ вел себя агрессивно. И поэтому протестующим могли не только ребра намять, но и порвать на клочки. Так сказать, в качестве аперитива к главному блюду.

Принцесса невольно порадовалась, что на площадь ее занесло верхом. Все-таки, люди еще не дошли до того градуса, чтобы затоптать жеребца. Тем более что вороной, без всяких усилий со стороны хозяйки, сумел окружающим доступно донести свою нелюбовь к давке. Причем проделал он это с типично придворным изяществом. Паре ротозеев конь просто ноги отдавил. А одному, имевшему наглость подпихивать его под зад и орать, что этот самый зад ему весь обзор закрывает, конь… Ну, ты понимаешь, дружок, что может сделать лошадь. И ведь не обвинишь ее ни в чем — животина неразумная, бессловесная.

Когда наших путниц вынесло на площадь, четыре глашатая, стоявшие по углам помоста, окруженного плотным кольцом озверевшей стражи, уже зачитывали прегрешения преступника с обещанными подробностями. Поэтому народ особенно не шумел — все с интересом внимали. Видимо, в надежде пополнить собственный опыт.

— Жалко, — протянула Фрейда, — начало не услышали…

— Не переживай, — подбодрил ее какой-то парень, судя по измазанному известью фартуку, подмастерье каменщика. — Они потом повторят, зуб даю. Только тебе такое слышать не след. Вона еще, чай усов брить не начал. Не с девками по сеновалам валяться, а ума набираться надо.

— Это ты себя так утешаешь? — холодно поинтересовалась Ее Высочество, защищая зардевшуюся, как пион, фрейлину.

— Чаво? — опешил подмастерья.

— Я говорю, что это ты в утешение себе твердишь, когда очередная кабацкая девка перед тобой подол задирать отказывается? Зато я, мол, ума набираюсь?

Стоявший вокруг народ шутку оценил. Еще философам древности была известна данная истина: ничто так не повышает настроение, как прилюдное унижение ближнего твоего. Особенно, если у тебя с объектом унижения собственные счеты есть. А, кажется, так не ко времени встрявшего парня хоть уважали, но побаивались. Подобные прыщавые громилы особенно любили на ярмарках свою молодецкую удаль показывать. Хоть на спор — за монетки. Хоть даром — ради того чтобы душу потешить.

— Да ты сам-то, молокосос лордский, многих ли девок имел? — взревел молодым бычком подмастерье.

— Многих, — ничуть не смущаясь, заверила его принцесса.

Причем тон ее звучал так, что окружающие мгновенно поверили — правду говорит. Только вот, смутившая в конец Фрейда, которая, вроде бы, была спутником молодого господина, людей заставила задуматься. Но, с другой стороны, кто же молодому да пригожему дворянину воспретит не только девок, но и парней по темным углам мять? Кровь-то горячая…

Но подмастерье уверенное заявление дворянчика явно не утешило. Покопавшись пару минут по закоулкам собственного сознания, которое умом, видимо, было еще заполнять и заполнять, парень не нашел достойного ответа. Поэтому пошел по проверенному пути.

— Да я тебя!.. — уже не заревел, а буквально зарычал каменщик, наливаясь шикарным багрянцем.

— Что? — нисколько не испугавшись, поинтересовалась Лара, — попробуешь вместо девки использовать? А не боишься, что ролями поменяемся?

— Ну, все, морда лордская! — окончательно вышел из себя подмастерье. — Ты меня достал! Я тебе найду! Ты еще не знаешь, с кем связался. Да я тебе…

— А чего меня искать? — приподняла одну бровь Лара. — Вот я, тут. Или тебя больше возбуждают любовные игрища? Мол, я от тебя убегаю, а ты меня догоняешь? Не советую, парень. Со мной такой трюк, может, и пройдет. А вот с бабой точно нет. Знаешь, говорят бегать с задранной юбкой гораздо удобнее, чем со спущенными штанами. Я бы на твоем месте не рисковал. За патлы — и на чердак. А то ведь точно с визгом удерет.

Народ вокруг ухохатывался от смеха, тыча пальцами в подмастерье, у которого, казалось, уже пар был готов из ушей валить. На неожиданное веселье даже стали оборачиваться те, кто стоял слишком далеко, чтобы услышать разговор. Байка тут же пошла в народ, к вечеру угрожая перерасти в полноценную историю, как молодой дворянин у всех на глазах парня поимел. В прямом смысле этого слова.

— Ладно, уймись! — примирительно протянула принцесса, небрежно перекидывая ногу через луку седла, и щелчком отправляя обиженному подмастерью серебряную монетку. — Считай, что это моя компенсация.

Каменщик ломаться не стал, монету поймал и тут же сунул ее за щеку. И гордо отвернулся к эшафоту, всем своим видом показывая, что лорда он все равно «найдет». Просто сейчас связываться не хочет. В принципе, это вполне могло быть и правдой. Потому что на глазах у всего честного народа дворянину кости переломать — дело, конечно, богоугодное. Но за такие номера можно и на плаху угодить. Другое дело, встретиться с щеголем в темном переулке, без лишних свидетелей. Тогда и проверить можно, кто там бегает быстрее.

— Господин Лар, — негромко предупредила Фрейда, — вы бы поосторожнее. Не стоит…

— Что «не стоит»? — усмехнулась принцесса. — Не стоит в таких вот зверя будить? Так я хомячков в детстве отбоялся.

— Тише ты, лорд благородный, — цыкнул на Лару старик, стоявший слева от нее, — счас опять по новой прегрешения-то зачитывать будут. Хотца послушать больно. Уж ты изволь, рот-то прикрой.

Ее Высочество свысока глянула на дедана, но немедленно вбивать его в брусчатку передумала. Все-таки, сердце у нее было нежное и милосердное. А, может быть, подумалось принцессе, что от старости никто не застрахован. И что может быть печальнее, чем время, когда приходиться довольствоваться только рассказами о чужих грехах? Зачем же портить старику столь редкое развлечение?

* * *

Если раньше на площади был не слишком шумно, то сейчас народ и вовсе утих, внимая уже несколько охрипшим глашатаям. Пространство перед храмом было забито столь плотно, что новому зрителю сюда было не попасть даже за весьма приличную плату. Люди стояли не только на брусчатке. Благородными дамами и кавалерами были забиты все балконы, выходящие на площадь. А те, кто посметливее, заплатили клирику. И теперь имели возможность наблюдать за зрелищем из стрельчатых окон служб храма.

Обещанные подробности греховодника и впрямь впечатляли. Несмотря на то, что глашатаи зачитывали текст уже с какой-то ненавистью, дух любви и телесных наслаждений буквально витал над площадью. Те, кто явился глянуть на действо со своими женщинами, теперь нежно приобнимали их за талии и другие выдающиеся части тела, обещая томными взглядами плодотворный и нескучный вечер. Те, кто оказался в одиночестве, горящими глазами искали подругу.

Принцессе невольно подумалось: уж не проплатили ли сие действо жрицы свободной любви? Они после казни без работы точно не останутся.

Блудодей, которому сегодня предстояло воздаяние за все дела его, грешил действительно много и с удовольствием. И никаких особых зверств он не учинял. Только пользовал всячески и в разных видах. Но список дев, им обесчещенных, действительно впечатлял. Причем каждая из них уверяла, что до встречи с развратником представляла собой символ чистоты, невинности и непорочности. Но, поскольку в списках все они значились как «девы юные», приходилось верить. Не иначе как парень, возомнивший себя инкубом, похищал и злодейство над детьми творил. Отсюда и наказание столь суровое ему вышло.

Наконец, разгоряченной и странно дышащей толпе, представили и самого виновника. Причем люди, заслушавшиеся глашатаев, даже не поняли, откуда греховодника и вывели-то. Просто вот только не было его, а глянь — тут он, стоит на эшафоте. Ну, как стоит? Висит, обессиленно опустив башку с грязными волосами между двух стражников. Видимо, растлитель отличался еще и крайней скромностью. И добровольно господам судьям в своих преступлениях каяться не пожелал. Пришлось его пораспрашивать с пристрастием.

Народ заворчал недовольно. Всем хотелось поглядеть на эдакого героя. А тут, ничего кроме холщовой рубахи смертника, да босых грязных ступней, и не видать. Конечно, приговор обещал, что честным жителям даже покажут главное орудие преступления. И не только покажут, но и позволят его, орудие в смысле, уже отрезанное выкупить.

Но на такое счастье надеялись немногие. Обычно за подобные трофеи сражались люди знатные и богатые. Порой, цены доходили до таких высот, что простые жители к торгам всякий интерес теряли. Просто потому, что представить подобные суммы в реальности не хватало фантазии даже у особо страстных мечтателей.

Осужденный как будто почувствовал недовольство толпы и решил не разочаровывать почтенную публику, которая только ради него и побросала все дела, чтобы тут, на площади, локтями пихаться. Он выпрямился, и даже стражников в сторонку отодвинул. Мотнул головой, откидывая спутанные, рыжие волосы назад и глянул поверх голов собравшихся. Народ ахнул.

— Да разве ж это насильник? — потрясенно прошамкал давешний дедок. — Да я б ему по собственной воле отдался.

Наверное, в другом месте и в другое время подобное заявление народ бы и удивило. Но сейчас до него никому дела не было. Уж больно хорош оказался парень. Особенно глаза впечатляли — большие и синие, что твое небо. Или — нет. Особенно впечатляла грудь, которую было видно в разрез рубища — гладкая, как выструганная доска, мускулистая. Но, все же, и это не шло в сравнение с пухлыми, яркими губами, сами собой навевавшими мысли о страстных поцелуях. Или… В общем, парень всем был хорош.

Он улыбнулся так, что зрители невольно подались к плахе.

— Люди! Честные люди, горожане и жители королевства. Слушайте, что скажу вам я, Григо Родс. Во всех прегрешениях, мне вмененных, нет вины и стыда тоже нет. Я любил женщин, и они меня любили. И ни одну из них я не взял силой или принуждением!

Ему верили. Благословенная Мать, как же ему верили! Каждому слову. И по толпе уж катилась волна недовольства. Ну, ведь в голове не укладывается: вот такую красоту — и колесовать? Орудие преступления отрезать? Да его отпустить надо с благословением на все четыре стороны! Чтобы и дальше его могли любить. И чтоб сам он любил. А вдруг, и ты в числе счастливиц окажешься?

— А виной тому, что я тут перед вами стою, госпожа Жирур, почтенная жена господина нашего градоправителя. Отказал я ей, вот она меня под плаху и подвела, — осужденный удрученно покачал головой. — В этом моя ошибка и моя вина. Но не раскаиваюсь ни в чем. Только лишь в одном — что жизнь моя оказалась столь короткой.

Он возвел синие, полные слез, очи к небу и что-то зашептал, словно прощаясь с облаками, и с солнцем, и с птицей, кружившей в голубой синеве. Если до этого и были на площади те, кто с нетерпением ждали начала казни, чтобы на сам процесс полюбоваться, то сейчас таких и за золотой не найти стало. Даже кое-кто из стражников подозрительно носами начали хлюпать. А многие женщины, по бабской привычке зажимая рот передниками или краем чепца, во всю тихонечко голосили.

Вердикт горожан был не менее единодушен, чем судей: «Бедненький!». Ну и: «Сука, эта жирная стельная корова, жена градоначальника!». Но если красавец рассчитывал на то, что люди, растрогавшись, поднимутся единой волной на его защиту, то в своих расчетах он крупно промахнулся. Нет, жалеть его жалели, конечно. И даже вполне искренне не желали его смерти, но…

Но зрелище казни обещало быть гораздо более увлекательным, чем предполагалось изначально. Тут тебе и скабрёзные подробности, радующие… Ну, скажем, душу. И молодой красавец с трагичной историей, подведённый под плаху подлой и не слишком приятной бабой. Такая история затронет даже самое черствое и невосприимчивое сердце, заставив облиться чистыми и искренними слезами. Но казнь-то как же отменить?

Во-первых, все должно быть по закону, а приговор вынесен. Во-вторых, палачу да страже деньги уже плочены. А, в-третьих, где кровавое зрелище, ради которого занятых людей от дел оторвали? Как же разойтись и не поужасаться? Опять же, прибыль упущенная! Ведь одежда, волосы, ногти — да весь казненный, по частям разобранный — это обереги и талисманы на удачу, и на здоровье, и для мужской силы. Которые, между прочим, можно с хорошей выгодой продать.

Но, вероятно, красавец души людские, подлые знал хорошо. И не рассчитывал, что за просто так заставит народ возмутиться. Поэтому, он решил, видимо, зрителей добить.

Рыжеволосый, прекратив нашептывать небу прощание с этим миром, глубоко вздохнул и… запел. И, Благословенна Мать, что это был за голос! Казалось, что сам ангел с неба спустился, чтобы очаровать собравшихся на площади. Столь чистый, звонкий и в то же время мягкий, как бархат баритон, должно быть красавцу сама Богиня подарила.

И нет бы подлецу храмовый гимн исполнить. Или, на худой конец, любовную балладу. Так этот срамник завел неприличные куплеты, столь любимые в кабаках да тавернах. Их даже уличные музыканты прилюдно исполнять стеснялись. Другое дело, спеть полушепотом, за кружечкой-другой молодого яблочного вина…

А этот, громко, да таким чудесным голосом!.. Срамник, однозначно. Вот только почему-то тут дрогнули самые стойкие и… начали певуну подтягивать. Правда, к смущению своему, многие отцы и мужья узнали, что их набожные и чистые дочери и жены, не такие уж невинные, раз знают подобные куплеты. И только Нечистый в курсе, просто ли слова они повторяют или даже представление имеют о тех гнусных, но удивительно притягательных вещах, о которых речь в куплетах ведется.

И вот, спрашивается, вопрос: откуда почтенные матроны, скромно исполняющие супружеский долг, нашептывающие при этом божественные вирши, узнали о таком непотребстве? О, в принципе невинных, дочках речь вообще не заходит. Но сейчас всем было не до таких мелочей. Голосящий красавец склонил-таки зрителей на свою сторону. И по горящим глазам поющих, омытых искренними слезами сострадания, стало понятно — народ думает, не разнести ли эшафот к Нечистой матери.

* * *

Увлекшись выступлением прекрасного страдальца, мы с тобой, мой юный друг, совсем забыли про пару наших прелестных дам. Что же поделывали они все это время? Тоже подпевали и рыдали над горемычной судьбой? Ничуть не бывало!

Принцесса, выслушавшая приговоренного с известным скепсисом, заметно вздрогнула, как только он свое имя назвал. И, недобро прищурившись, уставилась на эшафот. Потом выругалась сквозь зубы, изящной ласточкой спорхнула с коня, бросив поводья растерянной фрейлине, и ввинтилась в толпу с настойчивостью фанатика, увидевшего на той стороне площади божественный свет. Нежная Ларелла орудовала локтями и ножнами со шпагой, как заправская торговка, если бы, конечно, у торговки были ножны со шпагой.

Она умудрялась пробираться там, где, казалось, протиснуться и вовсе невозможно. Под ее напором люди подавались в стороны, втягивая животы. И только потом осознавали, что это, вообще-то, откровенная наглость — так их беспокоить. Но проклятья и пожелания различных благ неслись принцессе уже в спину. Поэтому, не сильно ее и заботили.

В конце концов, она выбралась к оцеплению как раз в тот момент, когда рыжий начал свое перешёптывание с небом.

— Дальше не моги, — всхлипнул усатый солдат, утирая с обкусанных усов скупую слезу, но решительно преграждая Ее Высочеству путь.

— Не вопрос, — не стала спорить покладистая принцесса, — только епископу пару слов можно передать? Дело государственной важности.

— Да какая там важность? Опять, что ль, королевское помилование? Так, вродя, греховодник-то наш, местный. И в столицу на рассмотрение дело не посылали…

— Просто, скажи ему: «Служи, елеем помазанному» — и все, — нежно попросила Ее Высочество, настойчиво всовывая в руку стражнику монету.

Она еще как следует надивиться не успела юридической подкованности местной стражи, запросто рассуждающей о юрисдикции судопроизводства, как за спинами солдат появился служка, поманивший ее пальцем. Принцесса змейкой скользнула между пик, пробираясь за эшафот.

Епископ, довольно молодой, но начинающий уже полнеть мужчина, с полуприкрытыми глазами интригана или профессионального картежника, предусмотрительно отошел в сторону от других сановитых господ. Которые были единственными людьми на площади, взирающими на рыжего красавца не с умилением, а с раздражением.

— И что же от скромного служителя церкви потребовалось венценосным особам? — голосом, тягучим, как тот самый елей и сладким, словно гречишный мед, поинтересовался священнослужитель.

Принцесса молча расшнуровала горловину джеркина, вытягивая цепочку, продетую сквозь кольцо с печаткой. Епископ наклонился, близоруко щурясь. Но Ларелла готова была поклясться, что зрение у святого отца зорче, чем у ястреба. Правда, изучать печатку она не мешала. Даже повертела перстень так, что солнце осветило все грани герба.

Епископ тяжело вздохнул, выпрямляясь и складывая пухлые ладошки под круглым животиком.

— Если мне зрение не изменяет, то вы, молодой человек, сейчас говорите от имени самого короля?

— Пока я еще молчал, — возразила Лара, приводя одежду в порядок. — Но намерен заговорить. Как вы, ваше святейшество, относитесь к тому, чтобы к вашему аббатству присоединили пару деревень?

Епископ прищурился, словно кот, разглядевший, что дверцу клетки с канарейкой забыли прикрыть.

— Насколько я понимаю, в обмен вы требуете жизнь этого греховодника?

— Что вы, — возмутилась Ее Высочество, — разве король может что-то требовать от церкви? Просить, причем просить только о справедливости — да, может.

— И о какой же справедливости просит король? — поморщился епископ, которому похабные куплеты, выводимые красавцем, явно пришлись не по вкусу.

— Как о какой? — изумленно округлила глаза принцесса. — Вы только что своими ушами слышали, святой отец, что осужденный упрекнул суд в некомпетентности и предвзятости. А, насколько мне известно, светский суд в городе возглавляет градоначальник, чью жену и обвинили в подлоге. Значит, он пересматривать дело не может. Да, к тому же, если речь идет о грехе, то не дело ли церкви взять на себя труд разобраться, кто прав, а кто нет?

Епископ задумчиво, двумя пальцами, погладил округлый, гладкий как у евнуха подбородок. Ее Высочество нетерпеливо притоптывала каблуком. Она слышала, что кто-то из сановных господ, видимо, тот самый градоначальник, велел заканчивать балаган и начинать казнь. Конечно, рыжий выглядел парнем здоровым и пару ударов ломом пережить бы смог. Но рисковать юной принцессе не хотелось. Кто их знает, этих мужиков? Может, у него сердце слабое окажется? А епископ, несмотря на свою физиономию, оказался тупым и никак не способным додуматься, в чем состоит его собственная выгода.

— Кстати, а не замешал ли в этом несправедливом обвинении и сам градоначальник? — подстегнула мыслительный процесс святого отца Лара.

Народ на площади как-то недобро ахнул, а песнопения красавца оборвались не на самой удачной ноте. Видимо, на сцене появился палач.

— Рассматривать дело будет столичные епископат, куда вы и сопроводите обвиняемого, как я полагаю? — предположил епископ, растягивая и без того взвинченные нервы нежной Лареллы на дыбе терпения.

— Отец меня упаси от подобного! — искренне ужаснулась она. — Делать мне больше нечего. Мне его нужно только допросить. Дальше делайте с ним то, что считаете нужным!

— Вы говорите, король за верную службу и жажду справедливости хочет пожаловать моему аббатству три деревни?

— Одну, — не без здоровой дозы яда сообщила принцесса, потому что на плахе звякнуло железо.

Многоуважаемый метр палач явно готовился приступить к исполнению своих профессиональных обязанностей. Несмотря на то, что толпа была этим недовольна.

— Хорошо, две, — покладисто согласился епископ, — и ужин в приятной компании столь миловидного юноши, как вы. Договорились?

— Я ошибся в подсчетах, — поспешно ответила Ларелла, невольно отступая на шаг. — Три. Конечно, три.

В принципе, она могла бы пообещать и десять. Все равно епископ будет спрашивать обещанное не с нее, а с короля. И то, что сам Данкан оказался совершенно не в курсе данных обещаний, было его, сугубо личной, проблемой. В конце концов, нечего гербовые колечки разбрасывать, где ни попадя. А если бы оно попало не в нежные и заботливые лапки невестки, а в руки настоящего злоумышленника? Впредь Его Величество будет осторожнее.

— А жаль. У меня сегодня на ужин подают дивную косулю с брусничным соусом и сладкое южное вино.

— Ваше святейшество, боюсь, мою верность вам не купить никакими гастрономическими изысками, — несколько нервно ответила принцесса, — она принадлежит только Его Высочеству.

— Н-да, с таким соперником мне не тягаться, — явно расстроившись, признал свое поражение епископ.

Лара прикусила губу, осознав, только что ляпнутое ей. Но собственная ошибка принцессу не слишком и расстроила. В конце концов, репутация ее супруга была столь безупречна, что не мешало бы ее и замарать слегка. Естественнее выглядеть будет.

А тем временем епископ, сам того не подозревая, совершающий государственное преступление, да еще и за взятку, в которой ему самостоятельно предстояло признаться королю… Да что там признаться! Ему предстояло потребовать эту взятку у Его Величества! Так вот, этот самый святой отец объявлял народу, что судебное решение, по вине вновь открывшихся обстоятельств, будет пересмотрено. Ввиду чего казнь откладывается.

Миролюбивые и добросердечные жители славного города расходились неохотно. И, мягко говоря, недовольными. И, действительно, что за дела? Ни кровавого зрелища, ни наживы на частях тела казненного. Даже не дали шанса отбить осужденного и под предлогом благого дела устроить дебош! Нет, день определено был прожит зря.

 

Глава 10

О магических способах решения проблем и неожиданно открытых тайнах

«Это была магия!» — обрадовалась юная принцесса, когда гвардеец вылез из-под ее юбки.

Не думал ли ты, дружок, что жизнь наша скучна и сера потому, что в ней не осталось места магии, волшебству и чарам? Пропали крестные феи — и не рождаются боле прекрасные принцесс и благородные принцы. Кто же даст им неземную красоту и вложит в сердце смелость верность? Не бургомистр же, скучно записывающий в свои скучные книги сам факт появления на свет девочки или мальчика.

Совсем по-другому дела обстояли в те славные времена, про которые я веду рассказ. Люди и тогда пугались непонятного. И, как принято, страх свой всеми силами пытались изничтожить. Поэтому ведьмой или там чаровницей слыть было опасно. Соседи и донести могли. И тогда волшебницу под радостное гиканье черни на костре палили.

Но не стоит плакать. Так случалось далеко не всегда. Чаще народ ведьм уважал и трепетал перед их силою. Обращались к ним только с очень важными вопросами. Например, как русалку изловить и чем ее таким накормить, чтобы прелестный, но несколько неудобный в обыденной жизни хвостик превратился в пару столь же прелестных ножек. Или как оборотня захомутать, что бы сей сильный и в хозяйстве полезный мужчина в лес не бегал и на соседок не заглядывался.

Конечно, и тогда находились неверующие, утверждавшие, что магии вовсе не существует. А магички и чародеи — подлые обманщики, жаждущие вытянуть из доверчивого люда денег побольше. Но их не слушали. Не будем и мы, дружок, обращать внимания на злобные поклёпы и наветы. Это все зависть и неумение видеть в обыденном сказку.

Итак, мы оставили нашего мужественного героя и его несколько легкомысленного братца, окружённых лихими разбойниками, в мрачных катакомбах. Но не стоит волноваться об их судьбе. Недаром же Его Высочество славился своими воинскими умениями и… Я уже рассказал, как он ловко разделался со злобными бандитами? Ах, память уже не та!

Но тогда тем более нужно вернуться к нашим героями и посмотреть, что же они такое поделывают.

* * *

Принц надвигался с неумолимостью урагана. И желающий мог бы в этот момент разглядеть в его глазах даже отблески молний, а в невнятном рычании расслышать отголоски грома. Лицо Его высочества было пасмурно, брови нахмурены и весь лик в целом — страшен.

Вот только желающих лицезреть Дарина в гневе не находилось. Наоборот, юный герцог предпочел бы в данный момент оказаться где угодно, но не в комнате таверны, в которой братья остановились на постой. Точнее, не в углу этой самой комнаты.

Он бы сбежал по дороге, пока они возвращались из катакомб. Да вот беда — принц разгадал хитрый план ангелочка и не отпускал его рукава, волоча всю дорогу за собой, словно несмышлёного ребенка. К счастью для славного города Наррои, у Дарина хватило выдержки, чтобы на приветствия стражников и их вопрос: «Как господа нашли закат в лавандовых полях?» хоть и неразборчиво, но рыкнуть: «С трудом!». Конечно, в отсутствии учтивости ничего хорошего не было. А вот в том, что Его Высочество не вздумало тут же снести Малые ворота вместе с охраной, плюсов было хоть отбавляй.

Правда, все благополучие закончилось, как только за спинами сиятельных братьев закрылась дверь их временных покоев. В тот же миг Великолепный Дарин развернулся на каблуках и врезал братишке по аристократическому носику. Герцог немедленно осознал все свои ошибки, раскаялся и забился в угол. Не потому что он был особо робким или безответным. А потому, что принца в гневе мог остановить только боевой слон с далекого Востока. И в углу тумаков юному красавцу доставалось меньше. Просто старшему брату не хватало места, чтобы развернуться.

К тому времени как мы, мой дружек, вернулись к путешественникам, принц уже притомился размахивать руками и успел пару раз угостить герцога носком сапога. Хотел бы добавить и третий, но передумал. Мотнул головой, словно отгоняя наваждение, и тяжело уселся на край кровати, опершись локтями о колени.

Юный блондин, видя, что Его Высочество экзекуцию продолжать не собирается, жалобно всхлипнул, утер рукавом разбитый нос и, натянув рубашку на ладонь, промокнул рассеченную бровь. В общем, всем своим видом начал демонстрировать, насколько он унижен и несчастен. Но в королевстве Анкалов даже последнему нищему было известно, что Его Высочество неспособен испытывать жалость в принципе. По крайней мере, к преступникам.

— Объясни мне, как ты умудрился перепутать? — поинтересовался он устало, игнорируя хрустальные слезы, дрожащие на длинных ресницах герцога.

— Ну, ты же сам сказал, что рыжий… — жалобно протянул юный красавчик, хлюпая носом. — Вот я и…

— Вот ты и что? — Его Высочество вновь соизволили начать гневаться. — Ты его по цвету волос искал?!

— А как мне его еще надо было искать? — огрызнулся Далан, забываясь и утрачивая на миг облик ни в чем не повинной жертвы.

Правда, герцог тут же спохватился и сморгнул влагу с ресниц. Крупные, как у дитя, слезы покатились по персиковым щекам, оставляя мокрые дорожки. И жалобные глаза красавчика засияли с новой силой.

— Мне нужно было подходить к каждому встречному и спрашивать, не знают ли они этого господина? — дрожащим от страха и обиды голосом спросил блондин.

— А не подскажешь ли ты мне, любезный брат, — голос у принца тоже дрожал, но только от плохо сдерживаемой ярости, — сколько в семитысячной Наррои рыжих?

— Ну, знаешь! Тут, на юге, такой колер встречается нечасто и…

— Сколько? — тон Дарина способен был заморозить даже жерло вулкана.

На это герцог ничего не ответил. Сообразив, что, конечно, на юге рыжих не так много. Но явно не один.

— И что мне теперь прикажешь делать? — вопрос принца прозвучал еще холоднее.

Пожалуй, в данный момент он был вполне способен заморозить даже и Подземье вместе с самим Нечистым.

Герцог пробубнил, что не он заставлял брата этого несчастного рыжего на кусочки шинковать. И, конечно, даже самой дурной крысе в катакомбах теперь будет понятно, что к красноволосым у неведомого карателя разбойничков был особый интерес. Только вот люди могут подумать, что интерес-то не ко всяким «рыжикам» проснулся, а к этому персональному парню. И ничего лично он, герцог, кошмарного в ситуации не видит.

Но под весьма выразительным взглядом Его Высочества блондин как-то стушевался, еще раз шмыгнул носом, поднялся и, прихрамывая, подошел к столу. Пытаясь сообразить на ходу, чтобы такого умного привередливому Дарину предложить. А соображать ему действительно приходилось очень быстро — отсрочка была дана только на время, пока блондин напьется. Как известно, терпение тоже не входило в список добродетелей Его Высочества.

Юный Данкан прошел хорошую школу и умел думать действительно быстро. Поэтому, когда красавчик поставил опустевший кувшин на стол, на лице его, слегка помятом, но от этого героически-обаятельном, сияла улыбка.

— Дар, я чего тут подумал-то… Служанка сказала, что парень, вместе со своей матерью, которая у принцессы повитухой была, переехал в Наррои. И через него мы хотели эту самую старуху найти. Так?

Его Высочество молча смотрел на брата, не желая подавать театральных реплик.

— А зачем он нам? — продолжил герцог, убедившись, что подыгрываний он от брата сегодня не дождется. — Давай сразу попробуем эту повитуху найти.

— Гениальная мысль! — восхитился Дарин и тут же посетовал на собственную тугодумность. — И как это она мне самому в голову не пришла? Не расскажешь, как ты ее искать собираешься, если ты этого рыжего, зная даже его имя, не нашел? Твоя девка, которая меня чуть с ума трескотней не свела, не помнила, ни как зовут повитуху, ни как она выглядела. У нее даже фамилия может быть не такая, как у ее сына!

— А зачем нам фамилия? — лукаво усмехнулся герцог. — Ты вот меня спрашивал, сколько красноголовых в Наррои. А сколько в городе повитух, не задумывался? Вряд ли больше десятка. И у какой-нибудь из них обязательно отыщется рыжий сынок.

— Я понятия не имею, сколько тут повитух и сколько их вообще нужно, — ворчливо откликнулся Его Высочество, которому идея гениальной не показалось. — О процессе рождения я знаю только то, что… — Дарин задумался, но уточнять не стал, тем самым демонстрируя свое полное невежество в данном вопросе. — И где ты возьмешь список этих гипотетических повитух? Даже на то, чтобы их адреса разузнать, уйдет не один месяц.

Улыбка герцога стала еще шире, сияя, словно вешнее солнышко.

— А ведьмы на что? Они же как раз людей искать научены. И с повитухами вроде как коллеги. Сейчас я смотаюсь к трактирной кухарке и вызнаю у нее адресок самой что ни наесть лучшей ведьмы. Потом метнусь к ней и…

— Нет уж, дорогой братец! — возразил Дарин, которому план все еще не нравился, но и лучшего он предложить не сумел. — На этот раз мы пойдем вместе.

* * *

Ночная Наррои была куда оживленнее дневной. И не только потому, что в светлое время суток палящее солнце нещадно гоняло праздных гуляк с раскаленных улиц. А потому что нарроицы искренне полагали: тайная жизнь была куда интереснее дневной. И важнее. С этим не соглашались только дельцы. Но, несмотря на то, что именно купцы обеспечивали благополучие города, численного перевеса они не имели. Поэтому, по крайней мере, до первых петухов, те, кто причисляли себя к деловому люду, были единственными, мирно почивавшими в своих постелях.

Поэтому переулки и напоминали царство Нечистого. Ведь всякому известно, что во владениях Герцога Ночи стоит вечная темнота, в которой шмыгают бесчисленные тени, угрожая душам самыми страшными карами.

Пожалуй, ночные тени Наррои были, порой, опаснее своих братьев из Подземья. Но среди них можно было встретить не только бретеров, воров и убийц. Но и, например, томящихся кавалеров, спешащих на встречу с возлюбленной. Или игроков, тайком от жен и работодателей желающих проиграть собственное жалование за партией так любимых Фортуной костей. И честного пьяницу, пробирающегося в любимый кабачок и жмущегося к стенам только по той причине, что освещения в Наррои отродясь не было. А, как уже было сказано, в темноте могло прятаться всякое.

Самый же перец столь пикантной ситуации заключался в том, что еще за сто пятьдесят лет до описываемых мною событий в этом сказочном городе было введено неукоснительное правило. После того, как часы на башни святого Таренера отбивали десять часов вечера, добропорядочные граждане покидать своих жилищ права не имели. Введен сей закон был в интересах всего того же купечества. Благородные дельцы утверждали, что под покровом ночи в Наррои толпами шляются шпионы, готовые буквально из-под носа украсть секреты честных торговцев.

Конечно, с тех пор власти успели выяснить, что от ограничения передвижения в ночное время шпионить меньше не стали. Но правило отменить то ли позабыли, то ли поленились, но так оно и осталось. Поэтому, прячась от ночных патрулей в подворотнях, стоило быть особенно осторожным. Мало ли на кого можно наткнуться в темном закутке? Не один ты от бравых солдат прятаться можешь.

Немало презабавнейших историй родилось на этой почве. Тому уж тридцать лет как минуло, а нарроицы до сих пор, смакуя, пересказывают, как одной ночью столкнулись в подворотне, прячась от патрулей, господин Критон с метром Парнесом. При том, что господин Критон направлялся к метрессе Парнес. А сам Парнес в ту ночь мечтал навестить госпожу Критон. Что и выяснилось в той же самой подворотне. Шум тогда поднялся весьма знатный.

Вот и наши герои, пробираясь ночными переулками, куда, просовывая любопытный взор в щелочку между нависающих вторых этажей, заглядывала луна, этой ночью столкнулись с парой интереснейших личностей.

Первая встреча не оставила после себя ничего, кроме усилившегося глухого раздражения принца и тяжелого недоумения герцога. Не успели братья прошмыгнуть в узкий тупичок между домами, как блондин почувствовал у своего горла холодную и крайне неприятную сталь. И ситуация была бы понятна, если у них потребовали кошелек, жизнь или, даже, невинность. Но тот, кто прижал не на шутку перепуганного блондина к стене, молчал, прислушиваясь к клацанью подкованных сапог стражи.

И даже после того, как каблуки проклацали вдаль, открыть рот злоумышленник так и не решился. Впрочем, как предположил Далан гораздо позднее, вполне возможно, что напавший был немым. Нетерпеливый Дарин, мгновенно устав от этого молчаливого поединка, разбираться ни в причинах нападения, ни в причинах молчания не стал. А просто, так же не тратя пустые слова, взял и проделал в злодее пару аккуратных дырочек. Отвесив, почему-то, герцогу подзатыльник, и ворча о том, как ему надоели местные оборванцы.

Второй раз в неприятности попал опять-таки неугомонный блондин. Хотя, ради справедливости, стоит отметить, что в эту ночь он менее всего желал попадать в неприятности. Но, так или иначе, а в очередном закоулке его поджидали жаркие объятия жрицы свободной любви. Объятья были душными, сильными, как у гвардейца, и не желающими отпускать попавшуюся в них птичку.

Блондин начал всерьез переживать за целостность своих костей. Как тут отблески факелов проходящих мимо стражников мгновенно заставили забыть его о прежнем страхе. Юный Далан уж было подумал, что его нагнала так неосторожно потревоженная им Латиция. И храбрый красавчик заорал бы, позабыв о необходимости конспирации. Вот только объёмные груди прелестницы, душившие не хуже подушки, не позволили ему не только кричать, но и дышать. Благодаря им он и сообразил, что Латицией «бабочка» быть не могла. У последней и при жизни подобных роскошеств не наблюдалось.

На раздраженную просьбу принца оставить его брата в покое или уж гарантированно и навсегда забрать его в личное пользование, дева не растерялась, заявив, что сеанс любви с ней стоит пятнадцать серебряных, ночь — тридцать, а возможность беспрепятственно идти дальше — шестьдесят.

На это Дарин хмыкнул, похвалил «красотку» за предприимчивость и богатую фантазию. И не только одарил аж двумя золотыми, но даже и ручку, смахивающую на коровью ножку, поцеловал. Чем вызвал у младшего брата приступ бурного возмущения. Правда, излечиться от него Далану пришлось быстро. Сразу же после увесистой и тяжелой затрещины. Далее протестовать он не рискнул. Понимая, что нежные чувства Его Высочества, измотанные сегодняшними неурядицами, могут спровоцировать и нечто худшее, чем было в таверне.

А более на их долю приключений не выдалось. Прикрывая лица полами плащей, распугивая по подворотням бесплотные тени и бродячих кошек, они добрались до моста Рен-Те. На котором, по словам кухарки, и проживала лучшая в Наррои ведьма. Поверить в это было сложно, так как старинный мост был застроен домами, не внушающими доверия. Да и рекой, а, значит, тиной и нечистотами, тут пахло особо сильно. Но стоит ли пересекать весь город, спасаясь от поджидающих опасностей, чтобы свернуть на пороге по причине собственных сомнений? Вот и принц, непрестанно ворчащий что-то крайне неодобрительное, решил следовать до конца.

Он не без труда отыскал нужное им строение, так как местные дома никакими опознавательными знаками помечены не были. А синие ставни, которые кухарка указала в качестве ориентира, могли в равной степени оказаться и красными, и зелеными. В ночной мгле все цвета выглядели одинаково серо.

Но, в конце концов, жилище ведьмы братья отыскали, постучавшись в его низкую и крайне неприветливую с виду дверь. Которая тут же и открылась, демонстрируя за собой непроглядную темень. Наши путешественники неуверенно переглянулись. И их чувства были вполне понятны и объяснимы. Такая готовность, словно гостей тут давно ожидали, наводила на нехорошие мысли.

Но Его Высочество никогда бы не заслужил прозвище Великолепный, если не отличался храбростью, граничащей порой с безрассудством. Поэтому он первый смело переступил порог.

Последуем же за ним бесплотными тенями, мой юный друг. И посмотрим, что было дальше…

* * *

Коридор, в котором очутились братья, казалось, был наполнен клубящейся, почти осязаемой мглой. И прямоугольник дверного проема, оставшийся за их спинами, по сравнению с этой навевающей жуть теменью выглядел почти светлым. Но и он просуществовал недолго. Как только путешественники вошли внутрь, дверь сама по себе захлопнулась.

— Ну, здорово! — порадовался герцог, слыша, что голос у него, все же, дрожит.

— Шагай вперед! — приказал принц, стимулируя красавчика к движению, схватив за шиворот и волоча за собой.

Такой способ передвижения не входил у Далана в число самых любимых. Но твердая рука старшего брата, все же, придавала определенной уверенности. Блондину действительно оставалось только поспешно перебирать ногами, дабы не споткнуться.

— Осторожно, тут ступеньки… — предупредил заботливый принц.

Но было уже поздно. Герцог рефлекторно шагнул вперед, его нога провалилась в пустоту, а предательский воротник вывернулся из пальцев Дарина. И красавчик полетел вниз, собственным ребрами ощущая, что действительно — впереди были ступеньки. Он еще не сумел сообразить, что же, собственно, с ним произошло, как его несчастная и уже покалеченная за этот долгий день голова, которой, между прочим, с утра было нехорошо, врезалась во что-то твердое.

Коридор тут же залил мягкий, красновато-рыжий свет, вытекший из-за раскрытой сиятельным лбом двери. И Далан, наконец, осознал, что они добрались до ведьмовского логова.

… … чтоб … не … хворать! — выразил свое отношение к происходящему юный герцог.

— Ты … хоть … на … … … …, твою … мать! — поддержал заботливый брат.

Который, почему-то, решил, что в произошедшем виноват блондин. Впрочем, Его Высочество всегда был склонен к поспешным и необоснованным выводам.

— … дети! — раздалось из обнаруженной комнаты. — … вы!

И за этим ценным высказыванием последовал такой безумный хохот, что герцог вскочил, как будто пружиной подброшенный, а Великолепный Дарин даже назад шагнул и, сам не заметив того, наполовину вытащил эспаду из ножен.

— Это еще что за …? — звонко клацая зубами, поинтересовался герцог, никогда и не претендовавший на безумную храбрость.

Принц, отодвигая младшенького себе за спину, ответил кратко, но очень емко. Так, что даже самому глупому человеку стало бы понятно, что Его Высочество не в курсе происходящего, но не прочь был бы узнать подоплеку событий.

— Да не стойте вы там, как … …! Проходите, чтоб вас … … … Нечистый! — донесся из комнаты новый, на этот раз женский голос. — И дверь эту … прикройте! А то … дует, …. И извольте выражаться более изящно. Между прочим, тут дамы.

— …! — подтвердил первый, неожиданно оборвав свой безумный хохот.

— И впрямь — …, - задумчиво протянул герцог, ненавязчиво подпихивая старшего брата в спину, предоставляя ему привилегию первому знакомиться с дамами.

Впрочем, принц в понуканиях не нуждался, и смело переступил порог. Оказавшись в маленькой комнатушке, освещенной трепещущим пламенем масляных светильников, стоявшим по углам помещения на высоких треногах. Из мебели тут имелся стол, два кресла перед ним и птичий насест. Кресла были пусты. За столом сидела женщина, чья голова была закрыта плотной кружевной вуалью так, что из-под нее выделялся только кончик носа. А на шесте, косясь на вошедших черной бусинкой глаза, торчал здоровенный, как индюк, ворон.

Стоит еще отметить, что побеленные стены комнаты были сплошь исписаны таинственными и весьма загадочными символами. Перед дамой переливался сотнями граней хрустальный шар, чадила черная свеча и лежала толстая, потрепанная колода карт. А у ворона на шее — на ленточке, болтался череп. Судя по размерам, мышиный.

— Учись, как кабинеты обставлять, — понизив голос, посоветовал герцог, пихая Его Высочество кулаком в бок. — Чтобы жуть-то нагонять с порога.

— А, по-моему, от этого всего просто несет надувательством, — мрачно ответил принц, даже не собираясь понижать голос.

Он застыл неподалеку от двери, сложив руки на груди и буравя ведьму взглядом исподлобья. Юный красавчик смутился и спрятался за спиной грозного брата. Во-первых, ему было неудобно за столь прямолинейные высказывания Дарина. А, во-вторых, как кавалеру, ему следовало предупредить даму не открывать род ради собственного благополучия. И немедленно покаяться во всех своих грехах. Желательно, не раскрывая рта. Но за подобные советы братец мог решить, что блондин ему под горячую руку попался. Поэтому красавчик счел разумным промолчать. Тем более, его бедной голове сегодня и так немало перепало.

А вот ведьма его мудростью не обладала.

— Что вас привело ко мне, благородные господа? — поинтересовалась она, чуть колыхнув вуалью.

— Мне всегда это нравилось! — Далан не видел, но мог угадать, что Его Высочество изволит криво и очень нехорошо ухмыляться. — Приходишь ты к чудодею, а он тебя спрашивает: «Что, — мол, — тебе от меня понадобилось?». По логике, коль скоро Отец магией одарил, это мне с порога должны рассказать, что мне нужно, в какой дом дорога ведет и на чем сердце успокоиться.

Ведьма помолчала, задумчиво поглаживая пальчиком с острым ноготком хрустальный шарик.

— Что вам нужно, вы и сами не знаете. Откуда же мне об этом может быть ведомо? Я говорю только о том, что уже есть. Дорога ваша ведет в королевский дворец. Но для такого предсказания никакой магии не надо, ваше высочество. Рано или поздно вы туда вернетесь. А сердце ваше не успокоится никогда. Потому что оно рождено для огня. Хотя вы уже имеете средство унять пламя. Только догадаться о том боитесь.

— Безумно информативно! — фыркнул принц, и герцог за его спиной невольно вжал голову в плечи. — Но, хотя бы, в наличии мозгов вам не откажешь. И хорошей зрительной памяти — портреты мои встретишь нечасто. За это вы, пожалуй, заслужили пару серебряных монет.

Дарин действительно развязал кошель, висящий у него на поясе, покопался в нем и бросил на стол две монетки. Одна из них тут же смирно улеглась. А вторая, подрыгивая и взблескивая, покатилась по столешнице, со звоном упав на каменный пол.

— …! — прокомментировал ворон и захохотал — тем самым, безумным смехом.

Ведьма приструнила птицу поистине королевским жестом руки. Подчиняясь ему, охальник заткнулся так резко, словно ей кляп в рот сунули. И недоуменно переступила по своей жердочке лапами.

— Ваше высочество, — сказала женщина, для порядка снова выдержав паузу. — Во-первых, я не ярморочный фокусник, чтобы вам доказывать свои способности. Во-вторых, я вас сюда не звала — вы пришли по собственной воле. И, в-третьих, вряд ли вас порадуют тайны, открытые перед вашим братом. А ведь я могу рассказать, и до скольки лет вы постель мочили. И что вас заставляло с таким упорством изучать фехтование. И какую встречу вы до сих пор в сердце храните. И почему носите только черное…

— Довольно! — вдруг приказал принц, да еще и голос повысил.

— А черное-то почему? — высунулся из-за спины Его Высочества неугомонный и не в меру любопытный герцог.

— Он об этом не раз сам говорил, — спокойно, словно и не слышала высочайшего окрика, поведала дама. — Его Высочество действительно считает свое рождение началом траура. Полагая себя проклятым. И более того, несущим это проклятье…

— Я. Сказал. Довольно! — раздельно, по словам, произнес Дарин.

Ворон заполошно захлопал крыльями. Герцог вмиг растерял все свое, Отцом слишком щедро отмеренное, любопытство. А ведьма опять решила помолчать.

— Может быть, вы, все же, присядете? — поинтересовалась она, в конце концов?

Не знаю, дружочек, кого это удивило больше: юного красавца, таинственную даму или ворона. Но принц, отодвинув кресло от стола, действительно сел.

* * *

Молчание, нарушаемое лишь потрескиванием масляных светильников, да цокотом коготков ворона, затянулось. Нет, само по себе оно нисколько не противоречило ни царящей в комнате атмосфере таинственности, ни стилю ведущегося до этого момента разговора. Но, в целом, эта тишина действовала на герцога угнетающе.

Блондин повозился на своем сиденье, попеременно поглядывая то на ведьму, то на брата. На птицу он, к сожалению, посмотреть не мог, так как ворон оказался за их спинами. А от первых двух ответов, что делать дальше, красавец так и не получил. Дама, как ни в чем не бывало, безмятежно оглаживала свой шар. Дарин мрачно молчал, видимо, найдя на полу что-то стоящее его внимания. Потому что глаз он не поднимал.

Далан вздохнул и почесал кончик носа. Поерзал, растрепал пятерней челку и вздохнул еще раз. Повозился, дернул себя за мочку уха, почесал бровь, вздохнул. Приведение, неожиданно шагнувшее из стены, произвело бы на присутствующих гораздо большее впечатление.

И тогда герцог решился.

— Понимаете ли, уважаемая госпожа… — начал он.

Но договорить ему не дали. Дарин вдруг очнулся от своей задумчивости и крайне мрачно глянул на брата.

— Разве я просил о помощи? — поинтересовался он в своей лучшей манере.

То есть так, что несчастный красавец моментально пожалел о не откушенном предусмотрительно языке. И поклялся больше никогда не лезть вперед принца. Впрочем, такие клятвы для него стали почти привычными.

— Ваше высочество, я могу находиться в столь блестящем обществе хоть сутки напролет, — неожиданно жеманным голосом первой красавицы двора вступилась за блондина ведьма. — Но ночь не бесконечна. А ворожить я могу только при Луне.

— Да, нас предупреждали, — неохотно отозвался принц. — Мне необходимо разыскать ребенка. Что для этого вам может потребоваться?

Герцог, нервно теребящий собственное ухо, дернул его так, что едва не оторвал. Вопрос брата не ассоциировался у него не с понятием конспирации, ни с тем, что они, вроде как, искали повитуху. Ну, или ее сына. Блондин счел, что ведьма сумела поразить Дарина так, что ему мозги отказали. А, может, и порчу какую наслала. Кто этих чудодеев разберет?

Но и возражать принцу, особенно когда он находился в таком настроении, было опасно. Поэтому блондин не нашел ничего умнее, как только отодвинуться подальше вместе со своим креслом и от брата, и от стола. Маневр ему удался, хотя ножки мебели проехались по полу с ушераздирающим скрежетом, а ворон обматерил со своего насеста неуклюжего герцога, который чуть не сшиб птичью подставку.

Ни ведьма, ни Его Высочество, занятые созерцанием друг друга, на демарш красавца не обратили ни малейшего внимания.

Несчастный блондин даже за руку себя ущипнул, дабы убедиться в собственном существовании. Получилось весьма больно. Поэтому юному красавчику не осталось ничего другого, кроме как скучать и ждать, пока остальные наиграются в «гляделки».

— Интересно, если я скажу, что мне нужен труп младенца, умершего не своей смертью, и кровь пяти девственниц, что вы ответите?

— Что вы заговариваете мне зубы, — ответил принц, кажется, пытаясь проделать взглядом в ведьме дырку.

— Почему-то я так и подумала, — не без сожаления ответила таинственная дама. — Хотя было бы забавно понаблюдать, как вы выполняете подобные условия.

— Подобные условия я обычно выполняю молча. Без молитв, песнопений и прочего выражения эмоций, — заверил ее Дарин, явно начиная раздражаться.

— И это я предвидела. Мне нужна вещь, которая близко соприкасалась с родителем ребенка. Желательно с матерью. У нее с дитя связь сильнее. Было бы неплохо получить клок волос, кровь, слюну или мочу этой женщины.

Замученный герцог брезгливо икнул, прикрывая рот рукой, чтобы обед не вздумал от него удрать. И с грустью вспомнил, что он сегодня вообще не обедал. И не ужинал.

— Но можно обойтись украшением, которое она долго носила. Или нижним бельем.

Его Высочество ничего не ответил, снова разглядывая пол. Но теперь его мрачность носила чуть другую окраску. Далан готов был спорить, что его брат в данный момент что-то очень тщательно обдумывал. Точнее, даже на что-то решался. И, судя по недовольному, вскользь брошенному взгляду, мешало ему решиться именно присутствие младшенького.

Под белокурыми локонами герцога зароились нехорошие подозрения. Вряд ли принц, при всей его эксцентричности, мог носить с собой части Лареллы. В крайнем случае — голову или сердце горячо любимой супруги в изящном ларце. Но, насколько красавчик знал, Ее Высочество, находясь в добром здравии, возносила молитвы Матери.

Украшений, которые бы принцесса носила постоянно, Далан на ней тоже не приметил. И тут неопределенные, не оформившиеся мысли герцога обрели вполне устойчивый образ страшной догадки. Представив, как его мрачный брат вытаскивает из-за пазухи корсет, а то и панталоны дражайшей супруги, бедный красавчик едва не скончался.

Воображение у него было богатое, а нрав — легкий. И сдержаться, чтобы не захохотать во все горло, в подобной ситуации было совсем непросто. Но и даже улыбки герцог позволить себе не мог. Потому что брат, заметив ее, тут же выяснил бы причину веселья. И жизненный путь юного Далана на этом и оборвался бы.

Поэтому герцог просто прикрылся ладонью, делая вид, что тщательно маскирует зевок. И поблагодарил брата-короля за невольно подсказанный им жест, который спас младшенькому жизнь.

А тем временем, пока белокурый герцог сражался с собой, Дарин на что-то решился. Бросив на блондина еще один угрожающий взгляд, он достал из кармана… Нет, не корсет, к сожалению. И даже не панталоны. Всего лишь подвязку. Но и этого хватило.

Далан, как не крепился, как не стискивал зубы и кусал губы, все же не выдержал и расхохотался. До слез. К счастью, веселье столь одолело его, что он так и не смог спросить, где братец хранит срезанный локон возлюбленной. Как прячет ее портретик, вздыхая над ним темными ночами. И что он делает с надушенной подвязкой.

И хорошо, что он не смог поинтересоваться всеми этими, несомненно, любопытными вещами. А то Дарина чувство юмора покинуло окончательно.

 

Глава 11

О том, куда может завести месть и о любовных обманах, приводящих к серьёзным последствиям

«Какая же я все-таки противоречивая! Порой мне себя сложно понять», — грустно вздохнула юная принцесса, выворачивая ночную вазу на голову служанки.

Слышал ли ты когда-нибудь, дружок, что нынешние люди не могут чувствовать также остро, как наши предки? Конечно, слышал. И в этом утверждении очень много правды. В те стародавние времена умели жить, не то, что сейчас. Прекрасные дамы и благородные кавалеры минувших эпох жили без оглядки на скучные и рутинные правила. Каждый их поступок искрился фейерверком, фонтаном эмоций!

Мстя врагу, они погружались в расплату, как в пучину. Порой теряя голову в прямом, а вовсе не переносном смысле этого слова. Но увлечённость не мешала им строить поистине тонкие, как дорогое вино или духи возлюбленной, интриги. Их удары казались уколами шпаги, а не размахом дубины пахнущего истлевшей бумагой судопроизводства. Какие ходы они изобретали, как хитроумны повороты их утончённой мысли! Нам никогда не разобраться в этих хитросплетениях. И не насладиться дивным букетом истинной мести.

Но ведь и любили они с такой же страстью и искушённостью! Что наши письма и тайные признания? Знаешь ли ты, мой юный друг, что раньше у любви существовал свой язык? О нет, он обходился без слов и ему не требовались словари. Это был язык взглядов, жестов. А один единственный цветок рассказывал о чувствах больше, чем целая поэма.

Как жаль, что мы утеряли столь тонкое искусство. Поэтому и отношения наши утратили остроту, браки — надёжность, а любовь — чувственность. Теперь мы можем только вспоминать об истинных страстях, которыми жили наши герои.

Так насладимся тем, что нам доступно! Вперёд, мой друг. Пока мы отсутствовали, храбрые героини наверняка успели многое. Догоним же их!

* * *

К тюрьмам у нежнейшей Лареллы отношение было совсем неоднозначное. С одной стороны, эти заведения на неё, как и на всякое нежное и утончённое существо, нагоняли тоску и депрессию. Рикошетом раня зрение, слух, обоняние и чувство прекрасного. А кому может понравиться хроническая скудность освещения, дурные запахи и нервирующие стенания заключённых?

Но с другой стороны, казематы вызывали у принцессы живейшее любопытство. Где как не тут можно узнать о самых страшных человеческих тайнах и пороках, так легко возбуждающих интерес у существа невинного и в целом чистого? Да и методы дознания тоже были весьма интересными, разнообразными и открывающими простор для изучения.

Причём ум любопытствующий из тюремных практик мог подчерпнуть новое и доселе неизведанное в таких областях, как: философия, анатомия и даже лингвистика. Так как заключённые, особенно при общении с почтенными палачами, склонны изобретать новые словоформы, речевые обороты и забавные оксюмороны. А Её Высочество слыла девушкой не только образованной, но и открытой всему новому.

Вот потому-то, идя вслед за начальником тюрьмы, Лара представляла собой сплошное противоречие. Изящный носик принцессы брезгливо морщился, тонкие брови страдальчески изгибались, пальчики придерживали полы плаща, дабы не запачкать его о стены. И в то же время девушка с любопытством оглядывалась, а глаза её горели лихорадочной восторженностью исследователя.

Верная Фрейда, интересов своей госпожи не разделяющая, старалась держаться поближе к принцессе. Бедна фрейлина поминутно испуганно вздрагивала, косясь как норовистая кобылка на пляшущие тени от факелов. Которые корчились в судорогах, как истинные грешники в аду.

И только тюремщик был равнодушен и преступно безучастен. То, что для его посетителей казалось новым, для него самого давно стало прозой. Причём написанной языком скучным, сухим и начисто лишённым изобретательности.

— Тута он, блудодей ваш, — начальник тюрьмы, сильно смахивающий на утомлённого жизнью хорька, остановился возле очередной двери, перетянутой полосами ржавого металла. — Вы как, вместе пойдёте, али по отдельности?

Кажется, интересовался этим «хорёк» ради одному ему известной проформы. И больше всего мужчину занимал не ответ, а приступ чесотки, который одолел его гульфик. По крайней мере, тюремщик, вперев водянистые глаза в арочный потолок, скрёб грязными ногтями именно эту деталь своего костюма.

— А есть разница? — холодно поинтересовалась Ларелла, не переносящая скотства во всех его проявлениях.

— Да мне-то без разницы, — лениво отозвался хорёк, — Хошь ротой топай. Токмо ежели вдвоём, то накинуть надо. Орать же он чай будет, блудодей-то ваш. Значится, мне придётся ухи заткнуть. А затыкание ухов денег стоит.

— С чего бы ему орать? — вполне искренне удивилась принцесса, так как в её планы не входило делать что-то, способное вызвать у заключённого столь бурную реакцию.

— Ну, ежели бы ко мне сразу два мужика подкатили, то я тоже орать начал, — ухмыльнулся тюремщик, продемонстрировав полный набор зубов. Правда, гнилых. — Ране-то к нему все бабы бегали. Непривычный, наверное, он.

— А если к тебе подкатит один мужик, то орать ты не будешь? — поинтересовалась Ларелла, доставая из кошеля ещё один полновесный золотой.

— Не-а, одному то я в морду дам, — отозвался хорёк простодушно и попробовал монету на зуб.

Этот способ определения фальшивых денег Её Высочество всегда искренне веселил. Помнится, она сама перекусала немало предметов, пытаясь отличить золото от серебра, бронзу от меди, а благородный металл от неблагородного. Большой разницы принцесса не заметила. Но, возможно, гнилые моляры давали черни преимущества. Или слюна работала катализатором, вызывая алхимическую реакцию распознавания?

Так или иначе, а анализом своим тюремщик остался доволен, сунул монету за грязный кушак под ремнём и, деловито побрякивая связкой ключей, отпёр дверь.

— Значится так. Времени на всё про всё у вас полчаса. Не успеете — ваши трудности и проблемы. А ежели раньше закончите с ним, то ботните в дверь. Я тут же вас и отомкну. Тока помните: заключённого мне не калечить — он тварь казённая. И шоб следов на ём не осталось. По крайней мере, с виду. Ну, приятного вам, господа хорошие.

С этим напутственным пожеланием тюремщик закрыл двери за спинами девушек. В замке, натужно скрежетнув, повернулся ключ. И Лара почувствовала себя несколько неуютно. В ней, невольно отдавая дань сердобольному сердцу, шевельнулось нечто похожее на сочувствие к узникам.

Рыжий певун, растянувшийся на кровати во весь свой немалый рост и приподнявшийся на локтях при их появлении, рассматривал посетителей с понятным любопытством, но и не без тревоги. Принцесса прошла к столу, провела ладонью по табурету, критически осмотрела свою перчатку и, недовольная результатом, осталась стоять.

— Три года назад, — не утруждая себя предисловиями, начала Ларелла, — тебе передали новорождённого младенца с требованием отвести его в определённое место. Мне нужно знать, куда ты его доставил.

Признаться честно, Её Высочество ожидала от парня отпирательств и заверений, что он, как сын повитухи, на своём веку перевидал множество младенцев. Кстати, при ближайшем рассмотрении его могучая грудь выглядела ещё великолепнее, чем на расстоянии. Так вот, рыжий принцессу удивил — своей реакцией, а не грудью — и отпираться не стал.

— А чем благородные господа готовы расплатиться за информацию? — просто поинтересовался певун, садясь на своей койке.

И поправляя рубаху. Фрейда разочарованно вздохнула чуть слышно. Впрочем, и сама Ларелла едва сдержалась от проявления разочарования. Все же, она почитала себя эстеткой. И могла до бесконечности любоваться красотами пейзажа, статями коня и привлекательной мужской фигурой. Но даже потворствование эстетическим вкусам не могли отвлечь практичную девушку от дела.

— А что ты хочешь? — в свою очередь поинтересовалась она у пленника.

— Ну, во-первых, я желаю отсюда выбраться, — ни на минуту не задумываясь, ответил певун.

— А ты свою стоимость на части делишь? — перебила его Ларелла, нехорошо усмехаясь.

— Так ведь и товар-то двойной, — ничуть не смутился парень. — За одну плату я вам назову дом, куда я младенца доставил. Или не дом, а замок. А, может быть, хижину. За вторую же часть назову город, где дом находится. Или скажу, кому замок принадлежит. А, может, дам название деревни. Согласитесь, это справедливо?

— Тебе не растлителем быть, а купцом, — задумчиво протянула Её Высочество, размышляя над выгодностью сделки.

— Папа мне то же самое говорил, — застеснялся певун, — Да кто ж родителей-то слушает?

— Исключительно дураки, — отрезала Лара. — Так что там со второй частью оплаты?

— А вторая часть оплаты состоит в том, чтобы эта Жирур, жена градоначальника, пожалела, что меня под плаху подвела, — кровожадно потребовал рыжий. — Очень пожалела и на всю свою жизнь запомнила: так делать не стоит — себе дороже выйдет.

— Справедливо, — вынуждена была заметить принцесса, испытывающая искренний пиетет к мстителям. Имелось в них нечто изначально благородное. — И как ты ей собираешься мстить?

— Я? Никак не собираюсь, — безмятежно отозвался парень, укладываясь обратно на койку. — Это за меня вы сделаете.

— Наглец! — констатировала Ларелла.

— Наглость — это второе счастье. И единственный шанс остаться в живых, — наставительно произнёс певун.

* * *

Дело, обещавшее стать лёгким и не затратным, обернулось вдруг серьёзными сложностями. Освободить Григо Родса — а ведь ты не забыл, дружок, что именно так звали нашего преступника? — сложностей не представляло. Всего-то и нужно было нанести визит епископу. Который, между прочим, этого визита ожидал. Правда, совершенно с иными, расходящимися с планами Лары, целями.

Но принцесса не заработала бы вполне заслуженную славу искусного дипломата, не сумей она разрешить эту деликатнейшую ситуацию. В итоге все остались весьма довольными друг другом. Преступник был передан «господину Лару». Естественно, не под честное слово, а под расписку, написанную левой рукой, которой принцесса владела ничуть не хуже правой. Святой отец, хоть и с разбитым по его заверениям сердцем, отбыл в столицу, официально оформлять присоединение к своему приходу пяти новый деревень. А Её Высочество осталась там, где была, довольно улыбаясь.

Жалела она только об одном — что не увидит лица короля, когда епископ потребует выплаты обещанной взятки. Нет, пожалуй, она не отказалась бы ещё увидеть физиономию самого святого человека в момент, когда он поймёт свою ошибку. Ну да в жизни часто приходиться смиряться с маленькими разочарованиями вроде невозможности находится в двух местах одновременно.

А вот с воплощением в жизнь справедливой мести начались сложности. Увидеться с женой градоначальника — дамой важной и сановитой, а от того фактически недоступной — было совсем непросто. Но, наконец, тогда, когда Лара совсем отчаялась и успела в снятой у трактирщика комнате дорожку протоптать, возможность увидеться с неуловимой дамой появилась.

И воплотилась она в ежегодный бал, который давали в ратуше самые уважаемые гильдии города: виноделов, мясников, цветочниц и золотарей. Тебе это кажется странным, мой юный друг? Однако, если помыслить логически, то странного тут и вовсе нет. Без тяжёлого труда этих достойнейших людей город просто утонул бы в продуктах переработки яблочного вина и сидра, которыми славны окрестности Пантира. И никакие цветочницы делу не помогли бы.

Так или иначе, а приглашение на праздник Ларелла заполучила, хотя оно и стоило ей пяти золотых. И вот, прохладным, но приятным вечером она, в образе молодого путешествующего дворянина, вошла в зал.

Стоит отметить, что местный бал отличался от приёма, данного столичной мэрией в честь венценосных молодожёнов, только широтой и размахом. Чиновники везде остаются чиновниками, то есть, людьми скучными, с бумажными, не склонными к пустым фантазиям и романтизму душами. И местные бонзы исключением не являлись.

Самые достойные и уважаемые люди города стояли вдоль стен. Олицетворяя собой скуку и бессмысленность, но незыблемость управленческой бюрократии. Рядом с ними отирались жены и дочери с такими же постными и кислыми лицами. Но дух несчастных женщин пал не потому, что они ценили величие своих мужчин, а потому что развлечений не предвиделось. Право слово, не считать же развлечением пару обязательных танцев с и без того опостылевшим мужем, женихом или отцом? Ну а представители гильдий, все это веселье и оплачивающих, теснились у портьер, поглядывая благоговейно на сильных мира сего.

Но Лареллу местное убогое общество волновало мало. Жену градоначальника она нашла без труда. И вовсе не благодаря красочному, хотя и несколько язвительному описанию Григо. Просто достаточно было обратить внимание на самую разряженную и увешанную драгоценностями, словно наложница восточного правителя, женщину.

Госпожа Жирур была ещё молодой, не потрёпанной ежегодными родами дамой. Злые языки величали её «жирной коровой». Но на то они и злословы, чтобы преувеличивать. Жена мэра действительно отличалась полнотелостью и весьма круглыми формами. Но при данном ей Отцом росте это совсем не выглядело безобразно. Правда, муж госпожи супруге макушкой и до монументальной, выдающейся, как киль военного корабля, груди не доставал. Но кого заботят такие условности?

Стоит отметить, что ничего не подозревающую жертву справедливой мести портили злые глаза и зеленоватый оттенок кожи, свойственный всем сплетницам и завистницам. Но в целом она могла считаться вполне привлекательной. Кроме того, на счастье Лареллы, госпожа Жирур оказалась дамой образованной и идущей в ногу со временем.

Когда господин Лар, то есть, наша нежнейшая принцесса, но мы пока будем называть её мужчиной, дабы не запутаться. Так вот, когда господин Лар попал в поле видимости красавицы, он изящно и глубоко поклонился, прижав руку к сердцу и не сводя глаз с прелестницы. А на безмолвном языке любовного искусства того утончённого времени это означало: «Я с первого взгляда покорен вами!».

Обольстительница оглядела юного дворянина с ног до головы. Это ничего не означало. Просто госпожа Жирур оценивала объект, решая, стоит ли он усилий. А вот потом она скосила глаза на стоявшего рядом мужа, прикусила уголок губы и скромно потупилась, при этом поглядывая из-под ресниц на юношу. Думаешь, дружок, что так смотреть невозможно? Ты глубоко заблуждаешься! Можно! Просто это требует наличия определённых навыков, нынешними красавицами утраченных. Именно с этой игры глазами и пошло выражение «стрелять глазками». Отсюда же берут корни слова всем известной песенки: «Что ты милая смотришь искоса, низко голову наклоня…».

Все, что проделала прелестница, означало: «Вы слишком дерзки! Я верна своему супругу! Но моё сердце трепещет под вашими пламенными взглядами. Ах, что это со мной?!».

В ответ Лар чуть прищурился, гордо подняв голову, положил ладонь на рукоять шпаги и оквадратил подбородок: «Мне неведомы преграды! Одно слово — и вы станете вдовой!». Госпожа Жирур словно невзначай положила трепещущие пальчики на свои выдающиеся формы и возвела глаза к потолку, облизнув пухлые губы, как будто ей вдруг стало дурно: «Вы безумец! Ваше поведение нас обоих приведёт к гибели! Ваш напор мутит мой разум!».

Юный господин отступил на шаг, опуская голову, то ли в поклоне, то ли в кивке. При этом пальцы на шпаге сжались до побелевших костяшек: «Ваше слово для меня закон. Я удаляюсь. Но знайте, что сердце моё остаётся у ваших ног!». Руки красавицы безвольно упали вдоль тела, она тоже опустила голову, будто в изнеможении и даже отвернулась в сторону. Но взгляда с соблазнителя не сводила. Естественно, посматривала прелестница из-под опущенных ресниц: «Стойте! Я не могу быть к вам столь жестокосердной!».

В общем-то, на этой ноте их молчаливый диалог был закончен. Теперь Лару только оставалось дождаться тайком сунутой записки или лёгкого шёпота на ушко. В любом случае, адрес и время встречи двух влюблённых должен быть сообщён. А по галантным правилам той эпохи свидание не только назначала, но и обеспечивала дама сердца. И, в конце концов, это действительно честно. Ибо у кавалера не имелось ни ревнивого мужа, ни утомительных домашних обязанностей. Да и время на сборы ему требовалось гораздо меньше.

Её хитроумному Высочеству не пришлось ждать и часа. Посланником горячих сердец выступила совершенно ничем ни примечательная девица, сунувшая в ладонь господина туго свёрнутую записку.

* * *

Понятное дело, дом Ларелла осмотрела со всех сторон. А также тщательно исследовала все близлежащие переулки и улицы. Но это она проделала ещё днём. Вечером же, как и было велено, принцесса постучалась условным стуком в заднюю дверь, выходящую в тихий тупичок, которые так любят неприкаянные, лишённые удобных апартаментов, возлюбленные и деловитые уличные псы. Стучала девушка не для того, чтобы ей открыли, а предупреждая трепещущую в предвкушении обольстительницу, что пришёл кавалер её сердца, а не узнавший страшную тайну муж. Ключ от дома был передан вместе с запиской.

Почти сразу за дверью находилась лестница, ведущая выше. Полоска света падала на неё, будто указывая направление. Но поскольку госпожа Жирур считала себя дамой изысканной, такой намёк ей показался не слишком красноречивым. Поэтому ступени засыпали ещё и розовые лепестки.

Её Высочеству стало почти стыдно. Женская солидарность к обманутой в лучших своих чувствах красавице настойчиво требовал повернуть обратно. Но Ларелла не была бы самой собой, слушай она всякий вздор. Пусть даже и звучащий в её собственной голове.

За лестницей находился коридор с запертыми дверьми и только одну из них предусмотрительно распахнули. Впрочем, лепестковая дорожка вела к ней же. То ли госпожа Жирур оставалась верна принципам романтизма до конца. То ли сомневалась в догадливости своего возлюбленного. И хотела быть полностью уверенной, что он найдёт путь к её телу. В смысле, к сердцу.

За дверью располагалась спальня, основным и практически единственным предметом мебели в которой оказалась поистине гигантских размеров кровать. Правда, в данный момент целомудренно закрытая занавесями балдахина. Наверное, это служило намёком, что кавалера сюда пригласили не для плотских утех. А выбор помещения был случайным. В конце концов, любая уважающая себя женщина обязана намекнуть, что просто так она не отдастся.

Сама же обольстительница стояла у окна, в волнении прижав руки к груди. Ларелла отметила, что толк в тайных свиданиях жена градоначальника знала. Вырез платья красавицы был столь глубок и волнующ, а отсутствие нижней рубашки столь явно, что находись на месте принцессы действительно мужчина, то никакие намёки на скромность и целомудренность дамы не помогли. Любой кавалер немедленно бросился бы доказывать красавице свою страсть.

— Вы пришли, мой дерзкий мальчик, — задыхаясь от волнения, прошептала госпожа Жирур.

И распахнула глаза так широко, что принцесса забеспокоилась, как бы «возлюбленная» их не потеряла.

— Я не мог сопротивляться своей страсти, — покаялся юный дворянин, соображая, как бы половчее это самое платье с дамы сдёрнуть и при этом не прикасаться к ней.

— Мы не должны этого делать! — бурно вздымая немалые груди, сообщила красавица.

— Огонь, пылающий в моем сердце не оставляет места разуму…

Принцесса, словно не в силах совладать с чувствами, шагнула к обольстительнице, решительным движением срывая с головы берет. И притормозила. Видимо, полумрак бального зала ратуши сыграл дурную шутку. Вблизи габариты жены градоправителя не просто поражали — они подавляли. Оказывается, сам мэр не был низкорослым. Просто его супруга видимо вела свой род от горных троллей.

Принцессе её собственный план перестал казаться удачным. При всём, даже самом горячем, желании Лара не могла бы обнять свою «возлюбленную». О «повалить», «стиснуть» или — не дай Отец! - «прижать» речь не шла вовсе.

— Ваши слова кружат мне голову, а сердце готово покинуть грудь, — простонала госпожа Жирур.

Если бы это помогло выпуклостям красавицы уменьшиться, то Её Высочество ничего бы против не имела.

— Ваша красота меня просто ослепляет, — пробормотала принцесса, судорожно пытаясь придумать, что же ей делать дальше.

— Но вы так робки… — укорила соблазнительница, вероятно ожидая от кавалера гораздо более активных действий.

— Это от неопытности, — брякнула растерянная Ларелла.

Вообще-то, нежнейшая принцесса не привыкла пасовать перед трудностями. Просто ей не доводилось ещё встречаться с настолько большими проблемами. В прямом смысле этого слова крупногабаритными.

— Так вы ещё невинны? — томно выпученные глаза обольстительницы загорелись, как у кошки.

Лара машинально кивнула, прикидывая, сколько ей нужно продержаться до того момента, как подоспеет Фрейда. Подсчёты выходили малоутешительными.

— О, мой дорогой, это так романтично! — неожиданно взвыла красавица.

— Что именно? — переспросила принцесса, за раздумьями утерявшая суть происходящего.

— Мой драгоценный мальчик, не страшитесь! Я с материнской нежностью проведу вас по тропе любви и распахну врата страсти! — придушенным шёпотом пообещала «возлюбленная» и шагнула к Ларе.

Принцесса, которой показалось, что на неё надвигается осадная башня, попятилась.

— Пожалуй, мы отложим поход до лучших времён, — пробормотала Её Высочества, пытаясь выдавить улыбку.

Кажется, получилось нечто смахивающее на оскал паралитика.

— Ты так застенчив! — умилилась госпожа Жирур, — Взгляни же, что ждёт тебя!

С ловкостью ярмарочного фокусника, красавица скинула с себя платье, представ перед Лареллой в своём первозданном виде.

— О, Отец, спаси нас, грешных! — взвизгнула в буквальном смысле ослеплённая принцесса.

Девушке вдруг показалось, что белая плоть переполняет комнату, грозя её раздавить. Стоит ли осуждать робкую Лару за то, что она прыгнула за кровать, отгораживаясь от прелестницей занавеской.

— Куда же ты, мой сладенький зайчик? — замурлыкала жена градоначальника. — Не будь столь стеснителен. Покажи мне, чем тебя одарила природа.

— М-мозгами? — предположила Ларелла, с проворством кошки вскарабкиваясь на постель и, не поднимаясь с четверенек, шустро преодолевая накрытое шёлковым покрывалом поле.

— Нет, я совсем не это имела в виду, — заверила красавица, оценила высоту ложа и, видимо, сообразив, что в шустрости с возлюбленным она состязаться не в силах, просто обошла кровать, тесня Лару в угол.

А пока влюблённые развлекали себя прелюдией, на улице происходило нечто странное. Правда, ни охваченная страстью госпожа Жирур, ни принцесса, оценившая вдруг полезность целомудрия, на шум под окнами внимания не обратили. А тем временем он нарастал. Более того, тёмная улица осветилась факелами. И огней внизу с каждым прошедшим мгновением все пребывало. Толпа гудела недоуменно и немного возбуждённо, как свойственно любой толпе, ещё не осознавшей, что именно происходит, но понимающей занятность разворачивающихся событий.

И над этим гулом к ночному небу взлетали одинокие, но полные боли крики: «Изменник! Как ты смел так поступить со мной! Я лишу себя жизни прямо здесь, на глазах у всего честного народа! И пусть моя кровь, которая прольётся на эти камни, останется вечным пятном на твоей чёрной совести!»

Вот слова о крови, пролитой на камни, которые сама же Ларелла и придумала, привели принцессу в чувство. Но было поздно. За её спиной оказалась стена, с боку — кровать, с другой стороны стоял даже на вид неподъёмный комод, а спереди неумолимо надвигалась обольстительница.

Лара вдруг почувствовала себя маленькой мышкой, загнанной в угол. Называть ощущение приятным принцесса никак не могла.

* * *

— Стой! - решительно приказала Лара и даже руку вперёд выставила, как будто этот жест действительно мог затормозить гору угрожающе надвигающейся плоти. — Я передумал. Мне нужны долгие и плавно развивающиеся отношения. Романтика, баллады при луне и прогулки вдоль озера. Кажется, мы не подходим друг другу. Приношу свои извинения и предлагаю расстаться друзьями.

— Дурашка, — нежно пропела соблазнительница, — твой испуг и стеснение мне понятны. Но ты зря боишься. Это не причинит боли. Конечно, если ты только сам этого не захочешь. Поверь мне, мамочка знает, как сделать мальчику хорошо.

— Не сомневаюсь, — буркнула Лара, в которой женской солидарности не осталось и на медяк.

Пожалуй, теперь она прекрасно понимала рыжего. И была с ним полностью согласна. Уж лучше плаха, чем такая большая и бурная любовь — под два метра ростом и колышущаяся волнами откормленного мяса. Все-таки, палач выглядел и вполовину не так страшен. Но больше всего пугала настойчивость обольстительницы. Кажется, эта женщина привыкла добиваться желаемого.

Впрочем, Ларелла тоже.

— В последний раз предлагаю расстаться по-хорошему, — принцесса решила проявить снисходительность.

А заодно попытаться обойтись без насильственных методов. Все же, здравомыслие входило в число достоинств девушки. И оно подсказывало, что с госпожой Жирур Её Высочество может и не справиться.

Но красавица, кажется, Лару и не слушала. Она вдруг встала и на манер базарной торговки упёрла руки в монументальные бедра.

— А скажи-ка мне, мой мальчик, как долго ты отращивал столь дивные локоны? — пропела «мамочка», подозрительно щурясь.

Ларелла выругалась. Очень и очень грязно. Увлёкшись и красивым жестом срывая с себя берет, она как-то упустила из вида тот момент, что шевелюра рассыпалась по плечам. Когда всю жизнь носишь на голове копну длинной до талии — порой просто забываешь о её существовании. Кажется, Её Высочество как никогда близко находилась к полному провалу.

— Бедненький мой, — неожиданно плаксиво протянула госпожа Жирур, — так ты из этих?

— Из которых? — оторопела принцесса.

— Не стоит стесняться. Я все понимаю. Наверняка, какой-нибудь похотливый лорд воспользовался твоей невинностью и после держал рядом, как игрушку, да? А теперь ты решил вернуть себе естество… Как это трогательно!

— Моё естество при мне, — пробормотала принцесса и тут её осенило. — Но вы полностью правы. Я из этих! И из тех тоже. И до меня дошло, что реальность не изменить. Женщины меня не привлекают!

— Так ты же даже и не пробовал!

— Так я и не хочу! — рявкнула нежная Ларелла, теряя остатки самообладания. — Мне достаточно было увидеть!

— Глупенький мой, ничего, я тебе покажу твою истинную сущность…

Вот только этого несчастной принцессе и недоставало. На свою сущность она желала любоваться меньше всего, так как знала её весьма недурно. Да и зашедшая в тупик ситуация начинала раздражать. Несчастная Фрейда, беснующаяся внизу, уже похрипывала, безответно взывая к своему лживому возлюбленному. И начинала повторяться, выкрикивая один и тот же текст. Толпа недоумевала. Она требовала зрелищ. А одна-единственная девчонка, даже буйно помешанная, на зрелище никак не тянула. Тем более ночью. Не затем честной народ с постели поднимался.

Жена мэра, которой бесцельные разговоры тоже, видимо, поднадоели, решительно насупившись, двинулась вперёд.

— Не подходи! — выкрикнула Лара, вскакивая на постель и выхватывая шпагу из ножен. — Порешу!

— Какой же ты горячий… — томно выдохнула обольстительница, протягивая к принцессе руки.

Которые, между прочим, чуть не сграбастали Её Высочество за сапог.

— Ну, всё! — решилась Ларелла.

Всё-таки, душа у девушки действительно была доброй. И убивать сгорающую от страсти женщину она не решилась. Вместо этого схватила занавесь полога, надеясь, что она закреплена надёжно. Качнулась всем телом и, вцепившись в ткань, словно матрос в канат, перелетела через нелепо раскорячившуюся возлюбленную, попутно наградив её шлепком шпаги по мягкому месту. Исключительно в воспитательных целях, а потому плашмя. Госпожа Жирур взвыла. Лара тоже — просто от полноты переполнивших её чувств.

Принцесса не без труда подняла массивный табурет, швырнув его в окно. Полученный результат превзошёл все ожидания. Тяжёлая мебель не только вышибла ромбики стёкол, но и вынесла всю раму целиком. Выпавшее окно громыхнуло по брусчатке, звонко сыпанув осколками. Собравшийся внизу народ — а его оказалось немало — шарахнулся в сторону. Но недалеко. Так, чтобы не задело случайно пролетающими предметами. Но с возможностью все увидеть своими глазами и ничего не пропустить.

Зажав шпагу зубами, Ларелла прыгнула на подоконник.

— Малыш! — белугой взывала так и не состоявшаяся возлюбленная.

— Прости, любимая, всё могло быть, но не в этой жизни! — патетически ответила принцесса.

Правда, эффект подпортил клинок во рту. И фраза вышла несколько шепелявой. Но идеал в этой жизни недостижим.

Её Высочество потянулась, хватаясь за толстые ветви плюща, закрывающего стену дома живым ковром. Он и сам по себе служил неплохой лестницей, но под разросшимися лианами имелась ещё и лепнина, по моде того времени густо украшающая фасад. Поэтому спуститься вниз мог даже и ребёнок.

Но, поверь мне, дружок, свидетелям было не до лёгкости спуска. Стройная фигурка девушки, ловко карабкающейся по стене, развевающиеся волосы и плащ, шпага в зубах — всё это произвело на зрителей неизгладимое впечатление. Никто даже не улюлюкал. Между домами вообще повисла тишина. А если ты представляешь, как ведёт себя народ обычно, то понимаешь, насколько поражены были люди.

И только когда Ларелла, звонко клацнув подкованными каблуками, спрыгнула на брусчатку, собравшиеся разом выдохнули. Кто-то неуверенно зааплодировал, но овации были мгновенно подхвачены всей толпой.

Но неблагодарная принцесса даже не раскланялась. Она схватила подскочившую к ней Фрейду за плечо.

— Быстро убираемся отсюда! — прошипела Лара в перепуганное лицо фрейлины. — Понятие не имею как, но до утра из города надо выбраться!

Умненькая девушка кивнула и обе искательницы приключений без промедления припустили по улице. Благо всё ещё аплодирующие зрители предусмотрительно расступились, образуя живой коридор. А в спину убегающим финальным аккордом летел тоскующий крик госпожи Жирур: «Люби-имый!»

— Гляньте-ка, это ж сама жена мэра! — догадался кто-то, наконец.

Поднявшийся гогот, свист, улюлюканье и непристойные комментарии подталкивали беглянок, как ладонью.

Но месть можно было считать свершённой.

 

Глава 12

О рыцарской доблести, ценах на неё и простом супружеском счастье

«Кажется, мне нужно было упасть в обморок? — смутилась юная принцесса. — Но этот рыцарь без головы выглядел так забавно!»

Знаешь ли ты, дружок, что такое рыцарский турнир? О, конечно, ты сразу представляешь себе смелых героев, закованных в серебряные латы. Грозных, дико храпящих коней. Копья, с грохотом переламывающиеся о щиты. И прекрасных дам, благосклонно взирающих на подвиги из украшенных лож.

Все так, все верно. Но наши с тобой предки были людьми ещё и рациональными, а также понимающими толк в удовольствиях. Турниры обычно устраивались по особенно торжественным случаям: в честь браков королей и принцев крови, в связи с рождением наследников, заключением мира. А бывало, что и так, просто по случаю, в честь хорошего настроения или когда лишние деньги заводились.

Ристалище обязательно старались устроить неподалёку от ярмарки. Развлечение — развлечением, но и выгоду свою помнить стоит. Да и зевак на рыцарские доблести полюбоваться набежит больше. Смелость, храбрость и сила дело, понятно, хорошее. Но много ли они стоят без чужого восхищения?

А само окружение турнира представляло собой весьма живописное зрелище. Так как места в замках или городах, возле которого проводились турниры, обычно не хватало, то его участники заранее брали с собой походные шатры, предпочитая их тесным постоялым дворам. Да и какой уважающий себя лорд захочет остановиться в воняющем клопами трактире? Тьфу, срамота. Даже и говорить не о чем.

Каждый благородный господин стремился прихватить с собой как можно более пышную свиту, дабы роскошью своего выезда затмить всех вокруг. И к месту проведения турнира стекались реки людей и повозок изо всех соседних сёл, городов и замков.

Естественно, такое людское сборище требовало соответствующего обслуживания. И к ристалищу собирались торговцы со всех сторон, устраивая ещё одну ярмарку. Здесь можно было купить буквально все: съестные припасы и лакомства, одежду, оружие и доспехи, лошадей и осликов, дам не слишком целомудренных и нецеломудренных вовсе.

И буквально всюду — флаги, раскрашенные щиты и гербы. Зрелище незабываемое, радующее не только глаз, но и сердце! Так поспешим же, дружок, насладиться этим великолепным зрелищем.

* * *

Чего у принца было не отнять, так это умения приезжать вовремя. Нет, пунктуальностью, как и все высокопоставленные особы, Дарин не страдал. Ибо известно: «Начальство не опаздывает. Оно задерживается». И данное правило стало истиной гораздо раньше, чем родились наши герои. Вполне справедливо оно и для нынешнего времени. Его же Высочество, как и всякий вполне счастливый и довольный своей жизнью человек, наблюдением за часами себя не утруждал. Зато частенько умудрялся оказываться в самой гуще событий, то есть пребывать невероятно вовремя.

Вот и герцога Ливейна принц решил посетить как нельзя кстати. Справедливости ради стоит заметить, что Дарин мог вполне обойтись и без визитов к провинциальным, а уже потому ничтожным, владыкам. Но, по словам чудодейки, именно супруга вышеозначенного герцога могла подсказать братьям, где находиться предмет их поисков. Так как ребёнка в своём хрустальном шаре колдунья не разглядела. Поскольку от её острого глаза дитя защищал охранный амулет. Защищал и нагонял туману.

Понятно, такая информация Его Высочество совсем не обрадовала. И озвучив её, волшебница как никогда в жизни была близка к знакомству с тайнами загробной жизни. От неминуемой расплаты за непрофессионализм ведьму спасло только то, что и сам принц носил талисман, охраняющий его от чар. И носил-то он его исключительно в память о нянюшке, а не из глубокой веры в чародейство и волшбу.

Но и утверждать, будто амулет на его судьбу никакого влияния не оказывает, Дарин не мог. В своей жизни с магическими атаками и волшебными кознями он никогда не встречался. Может, потому и не встречался, что талисман их отводил? Логика не хуже любой другой, вполне имеющая право на существование.

Таким вот образом и сложилось, что наши храбрые герои вынуждены были почтить своим вниманием Ливейн. Стоит ещё упомянуть, что у этих самых герцогов с королями Анкалов сложились традиционно непростые отношения. А если говорить уж совсем откровенно, то отношения стоит назвать паршивыми. Просто самим Ливейнам ещё в стародавние времена пригрезилось, будто они имеют права на престол. Конечно, весьма возможно, что дивная идея не самостоятельно пришла в их чугунные головы, а подсказал кто. Но, так или иначе, а крови венценосным особам они своими пакостями подпортили изрядно.

Но я начал с того, что Его Высочество обладал талантом появляться в нужный момент. Не изменила Дарину врождённая особенность и сейчас. Поскольку именно тогда, когда братья прибыли в герцогские владения, Ливейн закатил большой рыцарский турнир в честь своей дамы сердца, которой как раз шестнадцать исполнилось. Что примечательно, вышеозначенная дама не являлась супругой герцога. Собственно, между ними вообще никаких родственных связей не наблюдалось. Но это, учитывая пикантность ситуации, стоит отнести к плюсам.

Турнир же поистине поражал размахом. Поскольку о его проведении было объявлено заранее, то на мероприятие со всех концов королевства собрались обладатели пламенных сердец, железных мускулов, стальных седалищ, чугунных лбов и просто невежд, полагающих, что они будут жить вечно. И набежала их такая толпа, затеряться в которой мог и единорог. Конечно, если бы этих благородных животных не истребили за пару сотен лет до начала нашей истории.

Вся эта толчея и общий ажиотаж играли на руку нашим героям, так как позволяли им сохранить инкогнито. Да и возможностей спокойно переговорить с герцогиней предоставлялось гораздо больше. Поскольку жены во время мероприятий, проводимых в честь дам сердца, традиционно отбывали в дальние комнаты замков, дабы под ногами не мешаться и не смущать своим присутствием веселящийся народ.

Вот и встречи с леди Ливейн ничто не мешало. Не считать же лакея за помеху?

— Как доложить? — поинтересовался холуй надменно, непредусмотрительно перекрывая тщедушной грудью вход в покои Её Светлости.

— Громко, — посоветовал принц, непринуждённо отодвигая лакея в сторону.

Надо отдать должное слуге. Он, как и всякий хорошо вышколенный холоп, немедленно последовал господскому приказу и заверезжал что-то про то, будто герцогиня незнакомых мужчин не принимает, не одета, и, вообще, без доклада к ней заявляться не можно. Но Далан, заботясь о нервах брата, не переносившего излишне громких звуков, нежно запихал в рот прислужника собственный, не слишком чистый, платок. И заботливо усадил в кресло, предварительно познакомив лоб верезгуна с косяком.

Дарин, глядя на эдакое безобразие, вполне довольно хмыкнул, но вопросительно приподнял бровь.

— Учусь у старшего брата, — застенчиво признался красавчик. — Постигаю науку общения с людьми.

Принц одобрительно кивнул и распахнул двери покоев герцогини. Ногой. Впрочем, Его Высочество вообще был склонен к широким жестам.

А лакей господ, все же, обманул. Её светлость не только оказалась полностью одетой, но и к незнакомым мужчинам отнеслась вполне лояльно. Она не стала ни визжать, ни призывать на помощь, ни даже падать в обморок. Только поднялась со своего кресла, в котором до этого сидела, с грустной меланхолией глядя на лоскутное одеяло разноцветных шатров и флаги ристалища.

Обязанность рассказчика вынуждает меня, дружок, упомянуть о внешности этой дамы. Так как она станет хоть и незначительным, но все же героем нашей истории. Пора юности Анеллы Ливейн уже отцвела, но и на порог зрелости женщина ступила с гордо поднятой головой настоящей красавицы. Белокурые локоны истинной дочери севера не потускнели, глаза сохранили зелень первой листвы, стан был тонок, а формы остались приятно округлыми.

В общем, даже в черных глазах принца промелькнуло нечто похожее на одобрение. А юный герцог и вовсе с разгону вознамерился кланяться и расшаркиваться. Но Дарин шустрого брата немедленно осадил. Сграбастал за шиворот, да задвинул себе за спину.

— С кем имею честь?.. — несколько надменно поинтересовалась красавица.

— Со мной, со мной! — страстно зашипел за спиной принца неугомонный блондин. — Я имею…

Но что он имел, для истории так и осталось тайной. Так как речь его оборвалась придушенным писком. Поскольку Его Высочество сурово наступил брату подкованным каблуком на ногу.

— Вы занимали пост старшей придворной дамы при императрице Таранса три года назад? — холодно поинтересовался Дарин, имеющий весьма смутные понятия о галантности.

Герцогиня чуть склонила голову, соглашаясь со справедливостью данного утверждения.

— Тогда расскажите о том случае, за который императрица столь щедро наградила вас, — потребовал принц.

— Вы полагает, это можно назвать наградой? — грустно улыбнулась красавица, поведя рукой, будто приглашая оценить интерьер комнаты. — Мне кажется, стоит употребить слово «наказание». Так ныне венценосные особы платят за верность, безупречную службу и сохранение своих тайн.

— Я могу заплатить вам за откровенность. Причём цену позволю назначить вам самостоятельно, — великодушно предложил Дарин.

— А я внесу предоплату. И накину сверху, — встрял герцог.

Поскольку один каблук Его Высочества уже был занят, а, наступи он брату на вторую ногу, положение самого принца оказалось бы неустойчивым, Дарин просто двинул локтем вниз и назад. И коль скоро он всегда попадал именно туда, куда целился, Далан снова пискнул. На этот раз гораздо выше и пронзительнее.

* * *

Доспехи, взятые в аренду у кузнеца, сидели плохо. Ремни жали, натирали, кольчуга стискивала плечи так, что Дарин зубами поскрипывал. Действительно, в обычное время за пять-то золотых можно нагрудник новенький купить. Да мастер тебе с полным почтением и низкими поклонами ещё и подгонит его по росту и фигуре. Но на турнире приходилось радоваться тому, что имелось в наличии. А имелся неудобный доспех и кузнец, отдавший его с таким видом, словно великое одолжение делает.

— Нет, не понимаю я тебя, — с натугой пропыхтел Далан, упираясь ногой брату в поясницу и всем телом откидываясь назад, затягивая непослушный ремень. — То чуть что — в рыло суёшь. А то — гляди ты! — в спасители дам в беде записываешься. Ну, где логика?

— Логика в том, что ты не дама в беде? — задумался принц.

— Можно подумать, от тебя я один получаю…

Юный герцог поднатужился и… ремень лопнул. Красавец шлёпнулся на вытоптанную траву, треснулся затылком и остался лежать, задумчиво разглядывая редкие облака. К счастью, его брат, сосредоточенный на застёгивании ошейника, казуса не заметил.

— А кто ещё от меня получает? В последнее время… Да в последнее время я себя веду как монашка!

— Из храма на островах, — согласился Далан, поднимая руку и сосредоточенно разглядывая оборванный конец ремня. — Рука, нога, мозги на стене. Кий-я!

— У тебя удивительный талант пороть чушь, — Его Высочество обернулся, не без интереса разглядывая блондина, растянувшегося в пыли. — И быть дураком.

— Это не талант, — прокряхтел красавчик, с трудом поднимаясь и потирая ушибленные мягкие места. А, заодно, и пряча в шоссы попорченную застёжку. — Это дар, Отцом данный.

О том, что на спине принца образовалась ничем не прикрытая щель, герцог предусмотрительно сообщать не стал. Зачем расстраивать воина перед схваткой? Ему нужно полное сосредоточение и спокойствие. В конце концов, Его Высочество ни какой-нибудь трус, чтобы поворачиваться к врагу задом. А Дарин и так поглядывал на братца с подозрением.

— Итак, напомни мне план, — быстро заговорил юный герцог, суетливо поправляя кольчугу, виднеющуюся из-под нагрудника. — Ты выступаешь инкогнито, неся цвета герцогини и во всеуслышание заявляя, что она дама твоего сердца. Тем самым вызываешь ревность супруга. Он вспоминает, что, вообще-то, женат. Любящие сердца воссоединяются. И герцогиня нам рассказывает, где мы можем найти эту Нечистым проклятую повитуху. Я все правильно понял?

— Понял ты все правильно, - недовольно отозвался принц, которому план не пришёлся по душе.

Не потому, что Его Высочеству предстояло принять участие в турнире. Кто же из настоящих героев откажется лишний раз продемонстрировать своё умение и храбрость? А потому, что Дарин всерьёз сомневался в успехе мероприятия. Он и сам не раз становился мишенью для женского коварства. В смысле, предполагаемой мишенью. Потому что ни одной из обольстительниц не удалось вернуть внимание Великолепного путём какой-то там ревности — чувства для мужского понимания смутного, а потому не существующего.

А принц привык доводить до конца все, за что брался. Потому ситуация у него и не вызывала симпатии. Его Высочество пребывал в глубокой уверенности: появление «соперника» вызовет у неверного герцога примерно столько же эмоций, как и пролетающая мимо муха. Но, с другой стороны, гарантий удачного завершения мероприятия красавица с него и не требовала. Собственно, она и просила лишь изобразить собой пылко влюблённого кавалера. Все остальное Дарина не касалось.

— Пошли, скоро наш выход.

Далан подал брату шлем и взял коня за удила. К счастью, копья предоставлял устроитель турнира. А то пришлось бы разориться ещё на десяток золотых.

На самом деле им пришлось даже поторапливаться, потому как глашатай уже надрывал глотку, выкрикивая имена новых поеденищиков: графа Как-то-там и рыцаря Инкогнито. Собственно, эти самым Инкогнито и являлся Дарин. Точнее, одним из десяти или чуть больше господ, по тем или иным причинам предпочитающим оставаться неузнанными.

Хотя, по большей части, у всех причина оставалось одной и той же. Вместо того чтобы доказывать свою доблесть, храбрые кавалеры должны были находиться в другом месте: на службе короля, в армии, супружеской постели или где-либо ещё.

Взгромоздясь на коня — к счастью, своего собственного — принц подхватил поданное служкой копье и щит (арендованный вместе с доспехами) и, как полагалось, объехал ристалище по кругу, сопровождаемый завываниями глашатая, повторяющего одно и то же. Видимо, паренёк решил докричаться до столицы. И у него имелись все шансы осуществить задуманное.

Рядом с господской ложей Дарин остановился. И в очередной раз подивился разнообразию вкусов. Поразить его сумели все присутствующие. И герцогиня, скромно сидящая у самого полога. Пожалуй, такая красавица, как она, могла бы и не страдать по собственному мужу, больше всего смахивающему на раскормленного кота. Причём раскормленного до такой степени, что не мог сидеть в кресле. Герцог гордо полулежал, выпятив тугое, даже на вид пузо, как иная кокетка груди.

Изумил сам хозяин торжества, предпочётший жене — дамы редких достоинств — доедаемую малокровием плоскогрудую девицу с низеньким лобиком истинной блондинки. Вся сомнительная прелесть которой заключалась исключительно в её молодости. Но и сама прелестница удивляла. Судя по тонким чертам, осанке и отрепетированным жестам, юная возлюбленная род вела из высшего сословия. И что она нашла в этой бочке с салом, оставалось загадкой.

Вот уж поистине: на вкус и цвет все цветы разные.

Но, удивляясь, принц не забыл и о своих прямых обязанностях. Приложив закованную в латную перчатку руку левой стороне панциря, он наклонил копье. Девица, мило улыбаясь, не разжимая губ, как это делают все обладательницы плохих зубов, поднялась с кресла, подхватив с колен целую охапку лент. Но Его Высочество, не без здорового злорадства, покачал головой.

И тут настал звёздный час герцогини. Она, не глядя ни на мужа, ни на соперницу, гордо подняв голову, подошла к поручням. И изящным движением сдёрнув с головы вуаль, повязала её на копье, затянув «узлом любви». Обалдевшее лицо супруга стоило того, чтобы его увидеть. В конце концов, обалдевшие коты в природе встречаются нечасто. Да и народ вокруг притих.

Только в группе рыцарей, ждущих своей очереди у ограды, стало заметно некоторое оживление. И только тут до Дарина начало доходить, во что он, не подумав, ввязался. Во-первых, все вассалы герцога посчитают свои долгом отомстить за поруганную честь господина. А, во-вторых, на новенького Инкогнито поединщики набросятся как ястребы на курицу. Так как все прочие инкогнито завсегдатаям турниров были хорошо известны.

Его Высочество скрипнул зубами, отправив мысленное пожелание собственной супруге. В этом послании содержалась целая гамма эмоций, но ни одной положительной. Ведь только благодаря ей Дарин очутился в такой неприятной ситуации. Которая вполне могла стать компрометирующей. Все же, мальчиком принц уже не являлся. Да и турнирное копье ему давненько держать не приходилось.

* * *

— Ненавижу! — прорычал принц, чуть не падая с седла.

Далан едва успел перехватить изрядно потрёпанный щит и собственного брата, не без натуги уложив его на землю. Шлем снимался тоже с трудом — один из чересчур метких, но не слишком чтящий кодекс и правила рыцарей, вскользь задел по скуле копьём. Юный герцог искренне надеялся, что этому нахалу уютно в обществе собственной разбитой головы и сломанного носа.

— Кого? — деловито поинтересовался красавчик, поливая Его Высочество водой из бурдюка.

Подшлемник можно было и не снимать. Он и так успел промокнуть насквозь.

— Всех, — прохрипел Дарин, ловя спёкшимися губами струйку. Подумал и уточнил, — баб!

— Бабы — да, бабы зло, — задумчиво согласился блондин. — А вот дамы, леди и просто весёлые крошки — это благословение Отца.

У несчастного принца сил не осталось даже на то, чтобы призвать подрастающее поколение к порядку, целомудрию и духовности. Он только и сумел, что перевернуться на живот, дыша тяжело и прерывисто, как загнанная лошадь. Герцог хотел было предложить свои услуги по добиванию из жалости. Но, критически осмотрев брата, решил, что он ещё не достиг того состояния, когда предложение будет оценено по достоинству.

— Много там ещё? — мрачно поинтересовался принц, жуя высохшую, чудом выжившую былинку.

Травинка стоически молчала. В конце концов, самого страшного с ней не случилось. Венценосный мученик её не оборвал и из земли не выдрал. Как она умудрилась вырасти, так и жевал. Так что у стебелька оставались шансы на светлое будущее.

— Последний, — оповестил герцог, прищурившись на флаги, которыми обозначали предстоящие поединки и их участников. — Не долго мучилась старушка в гвардейских опытных руках… В смысле, я хотел сказать, что тебе совсем чуть-чуть осталось. Один бой — и ты победитель. Заметь, без серьёзных ран и даже вуаль сумел сохранить. Есть чем гордиться.

— Я горжусь, — согласился Дарин, сплёвывая горькую труху. — А ещё я думаю…

— Печаль, — пригорюнился красавчик.

— Почему?

— Потому что когда ты начинаешь думать, кому-то приходит пора начинать плакать.

— Не в этот раз, — кровожадно отозвался принц, не без труда, но все-таки садясь. — Теперь им пришла пора начать рыдать. Кровавыми соплями. Если у местных много времени и сил на поединки, то такой потенциал стоит использовать во благо королевства. В армию! Всех. Вместе с герцогом! Заодно похудеет, здоровее будет.

— Слезами, — робко поправил внезапно озаботившегося здоровьем нации брата красавчик. — Плачут обычно слезами.

Принц в гневе сжал кулаки.

— Они у меня умоются собственными слезами, соплями, кровью, мочой и…

— Дальше не надо. Общее направление твоей мысли до меня дошло. И, вообще, тебе пара. Давай-давай, вставай. Последний бой, он трудный самый.

— Домой хочу, — пожаловался Его Высочество с трудом, но вставая, подпираемый герцогом.

— А там так и поётся: «Домой хочу!» — мол, — «Я так давно не видел маму!», — покряхтывая под весом Великолепного, заверил брата юноша.

— Чью маму? — не понял принц, как-то странно озираясь.

Герцог, заподозривший что-то нехорошее, с тревогой заглянул в глаза Дарина.

— Свою, наверное…

— Я свою и не видел никогда, — тоскующе протянул принц. — В смысле, видел, но не помню.

— М-да, кажется, на счёт «без травм» я погорячился, — буркнул себе под нос Далан. — Ладно, голова не задница, заживёт.

Взгромоздить на коня Его Высочество оказалось непросто. Ноги Дарина вдруг стали разъезжаться, как у новорождённого жеребёнка. Пришлось призвать на помощь служку. Зато когда принц оказался в седле, мужество и самообладание к нему тут же вернулись. Взгляд стал угрюм и угрожаешь, лик суров, а рука тверда. Чего не скажешь о разуме. Видимо, он куда-то отлучился по неотложным делам. Так как когда юный герцог протянул брату шлем, тот гордо отказался.

— Я не боюсь встретить врага с открытым забралом! — с несвойственным ему пафосом оповестил принц и пришпорил такого же взмыленного, но решительного коня.

Позже этот поединок вошёл в легенды и был удостоен пары весьма недурных баллад. Конечно, события свидетели несколько исказили, кое о чем умолчали, а кое-что и приукрасили. Но образ храбро скачущего к барьеру героя с горящими глазами, развевающимися по ветру волосами и стелющимся за спиной плащом, остался неизменным. Да и кого бы ни впечатлил столь романтичный и в то же время грозный вид?

Только одного — некого барона Рампу, последнего из поединщиков. Следует отметить, что барон считал себя человеком отнюдь не робкого десятка. Турнирные поединки он любил смолоду, понимал в них толк и сумел наработать недурное мастерство на ниве рыцарской доблести. Ну и не последним аргументом в пользу отсутствия страха стало то, что герцог Ливейн, которого нагло развивающаяся на копьях никому неизвестного мерзавца вуаль супруги порядком допекла, пообещал барону всяческие блага, если он сумеет досаждающее инкогнито в ристалище втоптать. Конечно, имелось в речи хозяина мероприятия и некое «но» и «не то…». Но их содержание история не сохранила.

А у храброго барона имелись все шансы выйти победителем. Так как он в тот день провёл всего три поединка против семи, выигранных Дарином. И хоть взгляд его не был столь грозен, в отличие от принца в седле он сидел гораздо твёрже. В общем — да, возможности стать победителем турнира у барона имелись. Не вмешайся в дело Его Величество Случай.

Я не буду утомлять тебя, дружок, скучными и неинтересными деталями поединка. Скажу лишь, что противники два раза сходились у барьера. Но оба раза без особого прока. Даже отсутствие шлема принцу не помогло — копья так и не встретились ни друг с другом, ни со щитами. И третий заход должен был стать решающим.

И вот, представь. Противники несутся на встречу друг другу. Кони хрипят, копья опускаются, словно перст указующий направляясь на соперника. Песок ристалища летит во все стороны веером. Глаза в глаза — прищуренные, горящие черным огнём очи Великолепного Дарина и злобно поблёскивающие за щелью забрала буркала барона. Все ближе и ближе они друг к другу. Всего один удар сердца до столкновения!

Принц приподнимается на стременах, удобнее перехватывая копье, собираясь нанести сокрушительный удар. Его противник напротив прижимается к шее коня. И-и-и… Бум! Хрясть! Ты-дыщ! Грохот! Треск! Ржание коней! Размочаленные копья отскакивают от барьера! Расколотой дерево разлетается, словно брызги воды! Барон откидывается на круп своего коня, его рука, потерявшая поводья, ловит воздух. И рыцарь с тяжёлым лязгом падает на взрытый песок.

И длинная тонкая, но безумная острая щепка, похожая на дротик, кувыркаясь в воздухе, падает на спину наклонившегося вперёд Дарина. Впиваясь в ту самую злосчастную щель, оставленную нерадивым герцогом. Будто специально заточенный конец скользит по звеньям кольчуги под панцирем. Кажется, что щепка не причинит нашему герою никакого вреда и все же!..

Все же с подлостью змеи она впивается в незащищённую плоть пониже поясницы. Принц, словно его за нитки дёрнули, выпрямляется в полный рост, вытягиваясь, будто струна, широко раскинув руки. Его спина выгнута назад, распущенные волосы полощутся по ветру. А из распахнутого рта вырывается крик, полный муки. И на фоне, как стяг, гордо веет вуаль.

Но седла герой так и не покинул.

* * *

Полог шатра бесшумно откинулся в сторону. И внутрь нежной тенью скользнула госпожа герцогиня. Далан, дежуривший у постели брата, от природы будучи юношей вежливым, да ещё и хорошо воспитанный учителями, при её появлении встал и поклонился. Правда, его взгляд, гусеничкой скользнувший в декольте посетительницы, нельзя было назвать не вежливым, ни воспитанным, ни даже юношеским. Но красавица сей наглости не заметила. Хотя и ланиты гости заалели. Да и повернулась женщина так, чтобы блондин не мучился и не портил зрения, косясь, как боевой конь.

— Как он? — прошептала герцогиня встревоженно, указывая на мирно посапывающего принца.

Спокойно уснувший герой представлял собой картину умиротворяющую, но и в тоже время волнующую. По понятным причинам лежать ему приходилось на животе. Зато обнажённая и очень мужественная спина предстала очам гости во всем своём великолепии. А сунутые под подушку руки заставляли и без того выпуклые мышцы бугриться ещё значительнее.

— Он в полном порядке, — успокоил волнующуюся даму заботливый герцог. — Лекарь уже осмотрел его и заверил, что больше пострадала гордость, чем тело. Ну а голова… собственно, он ей никогда и не пользовался. Она ему без надобности. Вот я, например.

— Да-да, — рассеянно перебила его красавица и протянула юноше свиток, изящно перевязанный ленточкой. — Тут я написала подробный адрес повитухи, указала, как доехать до села. А так же составила письмо для нее самой. Передайте ей и она расскажет вам все, что знает. Мой почерк и подпись женщина узнает без труда. Тот случай, которым вы так интересуетесь, был далеко не единственным во дворце. И нам доводилось с ней сноситься письменно.

— Благодарю вас за вашу доброту, — снова поклонился юный обольститель и подпустил в голос мурлыкающих ноток. — У вас поистине сострадательное, но благородное сердце. Так же я благодарю вас за то, что вы столь щедро пожертвовали для моего брата свой собственный шатёр. Мне всегда нравились дамы с…

— Как же мужественно он держался, — восхищённо прошептала красавица. — И как прекрасен был…

— Щепка в заднице особенно гармонировала с его цветом лица! — раздражённо буркнул себе под нос блондин.

— Вы что-то сказали? — рассеянно переспросила герцогиня, разглядывая спящего принца и, кажется, не в силах отвести от него взгляда.

— Нет-нет, что вы. Я вообще молчал. Я молчаливое, но дружелюбное привидение, — заверил её герцог. — Не обращайте на меня внимания.

Северянка, покорная мужской воле, как и все хорошо воспитанные женщины, тут же последовала рекомендации. То есть перестала уделять юноше то немногое внимание, которое перепадало ему ранее. И всю себя сосредоточила на Его высочестве. Гостья присела на краешек кровати, нежно отведя со щеки спящего мужчины слегка вьющиеся локоны. И как бы случайно задела кончиками пальцев успевшую отрасти щетину. Во взгляде герцогини сквозила поистине материнская нежность.

— Нечистый! И вот почему ему всегда достаётся все самое лучшее? — приходя в крайнее раздражение, пробормотал Далан.

И с размаху уселся в походное кресло, едва его не развалив. Но промах блондина не смутил. Он демонстративно закинул ногу на ногу и сложил руки на груди. всем своим видом показывая, что шатёр покидать не собирается и давать посетительницы возможность в продемонстрировать глубину своего милосердие не намерен.

Впрочем, его показательные выступления никого и не смутили. Дарин продолжал безмятежно спать. И даже всхрапнул с наслаждением. А герцогиня любовалась им, как самым захаивающим зрелищем в своей жизни.

Но идиллия на то и идиллия, чтобы её разрушали совсем не вовремя подоспевшие антагонисты. Сие правило в полной мере сработало и на сей раз. Полог снова откинулся, но на этот раз совсем не осторожна. Рука входящего едва не сорвала ткань с поддерживающих её шестов. И на пороге объявился герцог Ливейн собственной пузатой персоной.

— Где этот мерзавец? — взревел хозяин, будто не видя кровати.

Вполне возможно, что он её действительно не видел. Обманутый муж изволил не слишком крепко держаться на ногах, толстощёкая его ряшка отливала пугающим багрянцем, а глазки блуждали несколько рассредоточено. Впрочем, мужчина сумел взять себя в руки и уставился на юного красавца.

— Я вас спрашиваю, где этот подлец! — снова потребовал ответа герцог, нежно дохнув на весь шатёр ароматом дорогого вина. — Подайте его мне немедленно. Ибо велю!

Далин никому и ничего подавать не собирался. Да и не по статусу ему было. Но вот изящно указать рукой на кровать и спящего брата, герцог не поленился. Да ещё и головой покивал, будто приглашая гостья к справедливой расправе.

Хозяин тряхнул башкой, как баран, встретившийся-таки лбом с новыми воротами, но сориентировался, вперившись в спину безмятежного принца. При этом собственную супругу, в волнении прижимающую ладони к бурно вздымающимся грудям, он не замечал.

— Ах вот ты где, негодник! Ну, я сейчас тебе покажу, как чужих жён соблазнять!

То ли Ливейна мотнула вперёд безжалостная сила земного притяжения, то ли он действительно шагнул — никто из находящихся в шатре с точностью определить этого не сумел. Только герцог очутился рядом с его высочеством, хватая Дарина за голое плечо.

Реакция принца была незамедлительной. Вроде бы даже глаз не открывая, он приподнялся на ложе, опираясь на руку. И его кинжал очутился на волосок от горла хозяина. То есть от того места, где у обычных людей находится шея. В смысле, рядом с третьей складкой под подбородком. В общем, возле воротника.

— Эй, ты чего? — обиженно прогудел герцог, стремительно, буквально на глазах, трезвея.

И старательно пытаясь рассмотреть клинок. К сожалению, за собственным мясистым носом и вислыми щеками ему видно было только рукоять.

— Да как ты смеешь? — дикой кошкой вдруг взъярилась герцогиня.

И, схватив медный кувшин, стоящий на столике, опустила его на многострадальную голову… Дарина. Принц, так и не открыв глаз, упал обратно на подушки.

— Никто не смеет прикасаться к моему мужу, — гордо заявила разочарованная вроде бы в своём супружестве красавица.

И, мешая причитания с присюсюкиванием, захлопотала вокруг опешившего и переставшего понимать вообще что-либо герцога. Заботливая жена подхватила Ливейн под монументальный локоток, выводя его из шатра. Герцог в целом и не сопротивлялся, притормаживал только и все оглядывался на кровать с распростёртым телом. Но хрупкая северянка оказалась дамой настойчивой и вынудила-таки супруга покинуть ставшее вдруг очень тихим помещение.

А кому тут было шуметь? Дарин как уткнулся носом в подушку, так даже и не шевелился. А его брат сидел в кресле, мученически прикрыв глаза ладонью.

 

Глава 13

«Печальная участь, — грустно согласилась юная принцесса, глядя на догорающие останки еретика. — Но от этого запаха у меня разыгрался аппетит. Так заманчиво пахнет поджаренной корочкой!»

Многое ли ты знаешь, мой юный друг, о столь грозной службе нашей святой матери церкви, как инквизиция? Позволь мне раскрыть завесу тайны над этим грозным, но справедливым орудием борьбы с ересью. Запомни: основной задачей данного органа являлось определение, вправду ли подозрениваемый виновен в преступлениях против веры.

Служители инквизиции огромное значение придавали чистосердечному признанию. Конечно, не все их методы понятны и близки нам. Но и времена тогда были иные — гораздо более суровые. Враг Человеческий свободно ходил по миру, сея грех в невинных душах. Потому наравне с обычными допросами, применяли ещё и дознание особое. Но если подозреваемый не умирал в ходе следствия, а признавался в содеянном и раскаивался, то материалы дела передавались в суд. Внесудебных расправ инквизиция не допускала. А это свидетельствует о справедливости святых отцов и их беспристрастности.

Старший судья допрашивал свидетелей в присутствии секретаря и двух священников. Которым было поручено наблюдать, чтобы показания верно записывались, или, по крайней мере, выслушивались полностью. Таким образом, у инквизитора складывалось беспристрастное мнение о происшествии, и картину он видел со всех сторон.

Суд защитников веры далеко превзошёл современный по справедливости устройства. В инквизиции не существовало обвинителей или въедливых прокуроров. А сознание еретика в грехе служило обвинением и ответом. Если грешник признавал себя виновным в одной ереси, напрасно уверял он, что он не виновен по отношению к другим. Ему не разрешалось защищаться, потому что преступление, за которое его предали суду, было уже доказано. И это правильно, ибо оступившийся один раз не мог не оступиться во второй.

К чему я это говорю? А давай вернёмся к нашим смелым героиням — и ты поймёшь, зачем я раскрывал тайны церковного судопроизводства. За мной, мой верный слушатель!

* * *

Итак, дружок, нам с тобой, вслед за нашими храбрыми путешественницами, предстоит посетить ещё один город славного королевства Анкалов. Не кажется ли тебе, что вояж наш начинает походить на занятную туристическую поездку? Но, согласись, есть в этом определённая прелесть.

Итак, ищущие приключений, а, заодно, и незаконного ребёнка принца девы, приближались к главным воротам небезызвестного города Ретца. А пока они, пробираются меж телегами торговцев, фургонами крестьян, спешащих попасть на базарную площадь до открытия рынка, и забивающих тракт бездельниками всех видов и мастей, позволь мне коротко познакомить тебя с достопримечательностями этого местечка.

Главной знаменитостью сего города на протяжении нескольких деятелей, а в наши с тобой времена и столетий, считалась вдовствующая королева Анкалов, достопочтимая — Миарта Тарнистарская. В молодости больше известная как Миарта Шалая. И речь не о памятнике, как ты мог бы подумать, дружок. Во времена, про которые я веду рассказ, сия госпожа находилась в весьма добром здравии и почти ясном рассудке. Это потом от неё остался один памятник, да и тот голуби весь засидели.

Бабка ныне правящих венценосных братьев на протяжении всей своей жизни слыла дамой эксцентричной. Настолько эксцентричной, что Его Величество Данкан Справедливый прилюдно заявил, будто мать его отца давно уже померла. А слухи, что она проживает в Ретце — слухи и есть, не более. На что любящая бабуля, не менее публично, ответила: «Не дождёшься, молокосос!» и показала — прости, мой друг, но из истории фактов не выкинешь — фигу.

Так вот, будучи ещё женой Дарейна III и никаких внуков не имея, Миарта супруга своего, как водится, невзлюбила. И решила, что вдовий покров ей будет гораздо больше к лицу. А надо сказать, во времена её молодости в моду только вошли утончённые и особо изысканные яды. Вот с помощью этих ядов и намеривалась красавица отправить постылого муженька на встречу с Отцом.

Но Дарейна дураком тоже никто не называл. Так они и жили в счастливом супружестве тридцать лет: она опробовала за семейными обедами все новые отравы и выписывала со всех концов света алхимиков. А он испытывал на себе противоядия и собирал вокруг себя прославленных медиков. В общем, вклад в науку эта венценосная пара внесла немалый.

Прошло время и король, как и любой человек, помер-таки. Яд ли его отправил на тот свет, застарелый сифилис или просто старость, осталось неизвестно. Но радовалась Миарта недолго. Потому как на престол взошёл её собственный сын. А Данан, в отличие от своего отца, науками не увлекался. И иметь под боком матушку, тяготеющую к совсем не безопасным увлечениям, не желал. Потому и отправил её в родовую вотчину, то есть в Ретц.

Видимо, потрясение было действительно сильно. Миарта неожиданно для всех преобразилась неузнаваемо. Никогда не отличающаяся набожностью, она вдруг переоделась в чёрное, стала употреблять в пищу исключительно постные продукты. Велела поснимать в замке все зеркала и картины, портьеры заменила черными же тряпками, а позолоту, фрески и иные украшения замазала. В смысле, не собственноручно, конечно, но итог один. Некогда прекрасный замок Ретц, задумчиво глядящийся в воды одноименной реки, превратился в склеп.

Ну и — финальным аккордом — вдовствующая королева объявила свой город столицей инквизиции. И с тех пор это место стало самым святым и набожным во всем королевстве. Тут даже котята на свет появляться перестали, ибо кошки боялись грешить.

Потому-то Ее Высочество нисколько не удивилась, увидев возле городских ворот не стражников, а монахов в коричневых рясах. Правда, исключительно на милость Отца святые братья не полагались. И из-под широких рукавов виднелись кольчуги. Однако встретили они путников не привычным: «Куды прешь?» и даже не вежливым аналогом: «Какого забыл в стенах города?», а «Благословен твой путь, грешник!».

Принцесса подумала, но с привратниками спорить не решилась. Во-первых, она действительно надеялась, что путь её благословен. А, во-вторых, и впрямь полагала себя грешницей. Потому как приходилось ей и мясо есть в постный день, и мылась она частенько, теша тело своё. Да и врать, если признаться, ей доводилось. Но, в конце концов, это не те грехи, из-за которых стоит полемику поднимать.

— Славен Отец и слово его на небесах и на земле, — ответила Ларелла, как и подобает скромному и набожному человеку.

— Куда ты направляешься, путник, и с какими целями прибыл в славный город Ретц? - продолжал допытываться привратник.

— А может вам это стоит спросить у своих наставников, святой брат? — не к месту встрял рыжий. — Говорят же, что они напрямую общаются с Отцом. Тот всю нашу подноготную и поведает.

Ах да! Я совсем забыл, дружочек! Прости мою стариковскую рассеянность. Дело в том, что Лара решила прихватить спасённого блудодея с собой. Может быть, и не подобало столь юному и невинному существу обладать такой циничной подозрительностью, но принцесса предположила, что Григо Родс соврёт — возьмёт совсем недорого. Потому она и велела ехать красавчику с ними. Пообещав, что, как только они отыщут ребёнка, не только отпустить его на все четыре стороны, но и ещё заплатить сверху.

Как ни странно, но плут, кажется, обрадовался. И охотно последовал за путешественницами. Даже не пытаясь сбежать по ночам или кошельки у них стырить. Но девушки все равно сторожко приглядывали за ним. Особенно по ночам.

Так вот, эта ходячая неприятность вмешалась в разговор принцессы с привратником совсем некстати и в свойственной ему хамской манере. Святой брат, конечно, поднял голову, и даже широкий капюшон сдвинул на выбритую тонзуру, чтобы хорошенечко рассмотреть наглеца и охальника. И на брылястом лице стражника медленно расползлась весьма довольная улыбка.

— Ба! — возрадовался он, словно видя перед собой давно потерянного брата. — Кого я вижу? Не господин ли Родс к нам припожаловал снова?

— Он самый. Причём всей своей примечательной персоной, — приосанился певун.

— Как же я вас видеть-то рад! — возликовал охранник. — За вас же аж десять золотых назначено!

И свистнул так, что у принцессы уши заложило, а её конь изумлённо присел на задние ноги. Впрочем, вполне возможно, что лошадь поразил не свист, а с десяток коричневых ряс, возникших в воротной арке, словно из теней соткавшись.

Впрочем, рыжего не их появление, ни злобно поблёскивающие пики в руках святых братьев не смутили. Он преспокойно спешился и даже спиной к стражникам повернулся, сложив руки на пояснице — чтобы вязать было удобнее.

— Это не тот город? — протянула Ларелла, нехорошо щурясь.

Рыжий нахал в ответ кивнул, а его вечная нагловатая улыбка стала только шире.

— И теперь мне опять предстоит спасти твою жалкую шкуру, чтобы ты проводил нас в нужное место?

Певун, ничуть не смущаясь, снова кивнул.

— Ты знаешь кто? — прошипела принцесса, едва сдерживаясь, чтобы не плюнуть самым вульгарным образом.

— В Ретце я инкуб! — гордо сообщил рыжий.

И подмигнул, подлец.

* * *

Каждый, кто хоть раз сталкивался с чиновниками, знает, что хуже этой породы Нечистый ничего не придумал и вряд ли придумать сможет. А главной неприятной особенностью сих господ является страсть подержать, промариновать посетителя в неведенье и тоскливом ожидание. Видимо, визитёр, изнывающий в предвкушении приёма, повышает их и без того раздутое чувство собственного достоинства до небывалых размеров.

И скажу по секрету, что худшие представители чинушеской братии встречаются даже не среди налоговиков или судебных крючкотворов, а среди церковников.

Вот и секретарь суда инквизиции заставил нежнейшую Лареллу ждать более двух часов. При этом его секретарь — в смысле, секретарь секретаря — без всякого стеснения заявлял, что господин секретарь сначала обедал, потом отдыхал после принятия пищи, молился, а следом общался с секретарём старшего секретаря секретариата судейской коллегии.

Окончательно запутавшись в секретарях, принцесса было присмирела. Но смирения её хватило ненадолго. Горячий юный нрав, не выдержав пытки ничегонеделанья, взбунтовался и захватил власть над холодной рассудительностью. Право слово, стоило бы ему это сделать раньше. Так как благодаря кинжалу, приставленному к дурно выбритой и грязноватой щеке, важный задохлик за столом моментально вспомнил: дворянскую честь и уважать стоит. А его начальник немедленно освободился. Впрочем, Лара подозревала, что он и раньше ничем важным не занимался.

И истина, как всегда, оказалась где-то рядом. Секретарь суда с сосредоточенным видом, сведя крысиные глазки к бугрящемуся наростами, похожему на картофелину носу, выстригал из бумаги дамский силуэт. Как показалось принцессе, силуэт пребывал в не слишком пристойной позе, да и одежды на нем недоставало. Но, как известно, искусство витинанки — дело сложное. И окончательный результат можно оценить только после окончания же работы. Но посетителю, явившемуся столь не вовремя, мужчина абсолютно точно рад не был. Хотя от своего занятия не оторвался даже для того, чтобы глянуть, кто там пришёл.

— С кем имею честь? — буркнул секретарь недружелюбно и так, что стало моментально понятно: беседа с Ларой для него является честью весьма сомнительной.

— Моё имя вам вряд ли что-то скажет, — развязно сообщила Её Высочество, без приглашения усаживаясь в кресло, да ещё и ноги в пыльных ботфортах на край стола закинула.

При этом королевский перстенёк, так удачно помогший правому делу один раз, ненавязчиво покачивался на цепочке поверх одежды.

Секретарь подслеповато прищурился на блестящую штучку и отложил своё творчество в сторону. Откинулся в кресле, сплетя сучковатые пальцы поверх сутаны и всем своим видом продемонстрировал, что готов внимать. Не то чтобы инквизиция королевской власти опасалась. Но со светскими церковь предпочитала в конфликты не вступать. Мало ли что? Короли — они такие. Сегодня набожные и подчиняющееся. А завтра вожжа под хвост попадёт, и объявят государственной религией поклонение цветущему кактусу. И что ты с ним сделаешь? Конечно, на костре-то и миропомазанника спалить можно. Только это дело хлопотное.

— Меня интересует дело Григо Родса, — коротко сообщила принцесса. — В чем состоит суть обвинений?

— А я-то думал! — секретарь явно расслабился и потянулся за своими ножничками. Правда, стричь ничего не стал, просто в руках их вертел. — Инкуб он — и вся недолга.

— Инкубов не бывает, — не подумав, фыркнула Лара.

— Это вы так от молодости лет считаете, юноша, — с видом умудрённого старца изрёк секретарь. — Просто демоны предпочитают людей постарше, с опытом. Им зелень младенческая ни к чему.

— И часто вас посещают инкубы? — безмятежно поинтересовалась любопытная Ларелла.

— Суккубы, — надменно поправил её служить святого знамения и факела.

Да только тут же осёкся, сообразив, что ляпнул он явно не по делу.

— Так вас суккубы навещают? — ещё безмятежнее спросила принцесса — из природной и ничем не замутнённой вредности спросила. — И как часто?

— Вам чего надо-то? — насупился секретарь, и ножнички свои снова отложил.

— Подробности!

— Да как вы смеете? — неожиданно тонким фальцетом вскричал обладатель стремительно багровеющего носа.

— О, святые Небеса! Подробности по делу Родса меня интересуют, — в изнеможении прикрыв глаза ладонью, успокоила его принцесса.

Склонность людей нервничать и впадать в истерики на пустом месте ей начинала надоедать. Ну, подумаешь, посещают тебя демоны? Разве для верного служения во благо инквизиции здравый рассудок нужен? А, может, и с рассудком у тебя все в порядке. И по ночам через окно в спальню пробирается пылаемая страстью жена булочника, желающая остаться неузнанной? Кому какое дело до этого?

— Так какие тут могут быть подробности? — остывая медленно, как печь, пробормотал секретарь. — Соблазнил, понимаешь, трёх невинных девушек. Между прочим, дочерей уважаемых людей!

— То есть, они не родственницы были? — уточнила Ларелла, старательно отгоняя от себя совсем неподобающие видения рыжего в окружении тройняшек.

И откуда такие фантазии могли взяться в головке невинной принцессы? Может, и правда дело без инкубов обошлось?

— Если бы! — фыркнул секретарь. — Нет, не родственники. Но их родители все равно люди в городе очень уважаемые, хоть и в родстве друг с другом не состоят. А девочки, должен я вам сказать, весьма приличные — скромные и набожные. Теперь вот все трое к постригу готовятся, чтобы грех свой под платом Невест Небесных скрыть. Тоже дело благое, конечно, но…

— Не хорошо дев невинных совращать, я понимаю, — перебила явно собирающего удариться в демагогию секретаря Лара, — но за что же его в демоны записывать?

Честно говоря, вся эта ситуация Её Высочество уже всерьёз раздражала. Кажется, рыжего было проще холостить, чем разгребаться с ордами невинных дев, этой самой невинности по вине певуна лишившихся.

— Так он их в одну ночь соблазнил, — пояснил недогадливой принцессе секретарь.

— Ну, му-ужи… В смысле, я хотел сказать, грех это, но…

— А проживают они в разных концах города.

— Н-да, проворство, конечно, удивительное, но…

— И совершил он своё грязное дело в течение не более трёх часов.

— Беру свои слова обратно, — почесала ногтем кончик носа Её Высочество, — он не инкуб, и не мужик. Он кролик. Но это уж точно не преступление.

— И все три девицы, околдованные чарами злого духа, помогли ему получить в банках своего отца займы. Которые он, между прочим, не вернул. И не вернёт. Так как немедленно спустил все деньги за игрой в кости.

— И велики ли суммы? — кисло поинтересовалась Лара, начиная тосковать.

Если в дело вступали деньги, то отвертеться от костра становилось затруднительно.

Секретарь посмотрел на посетителя многозначительно и, нацарапав на бумажке цифры, подвинул листочек Ларелле. Та только глаза на написанное скосила. И тяжело вздохнула.

— Он однозначно инкуб, — признала своё поражение принцесса.

— А я вам о чем толкую? — довольно ухмыльнулся секретарь, снова откидываясь в кресле и складывая руки на животе.

Конечно, средства у Её Высочества имелись. Но это путешествие и без того обошлось совсем не дёшево. А кошель с каждым днём стремительно худел и сам собой поправляться не собирался. Ситуация вырисовывалась весьма затруднительная.

* * *

Все-таки жители королевства Анкалов, при всей своей любви к крепким напиткам, в умении винопития северянам проигрывали. Конечно, если уж быть совсем откровенными, то ни один только природный талант и приобретённая при дворе отца-императора, очень такой вид досуга уважающего, сноровка позволила Ларелле удержаться на ногах. Верная Фрейда, сливающая каждый третий стакан в бурдюк, спрятанный под столом, немало помогла.

Так или иначе, хотя в голове принцессы слегка и шумело, а косяки явно открыли охоту на Её Высочество, результат был совсем неплох. Толстый монах, принадлежащий к ордену Братьев Защитников, спал на столе, сотрясая стены кабака могучим храпом человека с кристально чистой совестью. В расплату за обильный ужин и ещё более обильную выпивку, оставив девушкам свою рясу и папку, в которой хранились бумаги по делу неугомонного певуна. Правда, по поводу взымаемой платы он остался в счастливом неведенье. Но зачем же смущать и без того не слишком натренированный разум святого брата лишними подробностями?

Следует упомянуть, что бумаг этих имелось совсем немного - только жалобы отцов жертв, да свидетельские показания самих обесчещенных. Но, собственно, объём документов Лару не слишком и интересовал. Одеяние монаха, крепко попахивающее потом и кислым вином, позволяло проникнуть в зал суда и узнать, как и что там происходит. Так как Её Высочество от дел церковных, а тем более инквизиторских, была далека. И не слишком хорошо представляла себе, как следует поступить в подобной ситуации.

Оставив Фрейлину приглядывать за отдыхающим монахом, принцесса пешком прогулялась до дома святого Антипия, где должно было состояться слушанье. Свежий воздух помог развеяться лишнему хмелю, оставив как раз такой запас отчаянной храбрости, который помогает безумцам выйти сухими из любой ситуации.

В зал Лара попала без особых сложностей. Справедливости ради стоит заметить, что на неё и внимания-то никто не обратил. Братья Защитники считались мало уважаемым орденом. И не только потому, что на них возложили сомнительную честь защищать еретиков, придавая судебному процессу видимость справедливости. Просто в это братство традиционно принимали людей низших сословий, не отягощённых избыточными знаниями и умом. А зачем такой сомнительный багаж защитнику? Только лишние печали на свою душу взгромождать.

Начало заседания откладывалось. Зато это промедление позволило Ларелле рассмотреть и подсудимого, и судей. Собственно, рыжему, который умудрился даже на каменной скамье развалиться весьма вольготно, а, главное, безмятежно, она уделила минимум внимания. Отметив только, что даже кандалы его не смущали. Больше принцессу интересовали господа инквизиторы.

С секретарём она уже была знакома. Второй судья особого интереса также не вызвал, ибо принадлежал к той породе робких крысок, которые щерятся исключительно по велению начальства. Собственно, они все делают согласно этому велению - открывают рот, противоречат и даже до ветру ходят.

А вот главный судья — просто он сидел в кресле, спинка которого была выше двух остальных — заставил Ее Высочество занервничать. Инквизитор мог похвастаться высохшим лицом убеждённого аскета, нервными, постоянно двигающимися руками, кривящимися губами. И горящими глазами фанатика-садиста. Из тех, у кого аппетит пропадает, не обвини он перед обедом в еретичестве хотя бы хомячка.

Наконец, начало заседания было объявлено. И Ларелла с удивлением узнала, что судить, собственно, в данный момент никого и не собираются. Поскольку обвиняемый не признал себя виновным — читай, не согласился с тем, что он инкуб — господа инквизиторы собрались дабы обсудить: как бы половчее от него это самое согласие получить.

— Ну, давайте начнём по маленькой, — задумчиво протянул секретарь, пощипывая бугристый кончик носа и оценивающе разглядывая подобравшегося рыжего. — Предлагаю лёгонькое: дыба, тисочки и вырывание ногтей.

— Да ты посмотри на этого бугая, — недовольно отозвался крысёнок. — Эдак мы с ним неделю возиться будем. Железная Дева — и признание лежит на столе.

Её Высочество судорожно пыталась припомнить, что такое Железная Дева. В памяти всплыл мельком увиденный где-то саркофаг по форме человеческого тела, изнутри усеянный шипами. Видимо, когда в инструмент запихивали преступника, эти шипы впивались в тело. А такой исход принцессу не устраивал вовсе. Не то чтобы она хотела вставать на дороге правосудия. Просто после таких процедур певун вряд ли сможет дальше путешествовать.

— Право слово, ваши наклонности, коллега, меня порой пугают! — поморщился секретарь, и Лара в унисон с рыжим облегчённо выдохнули. — А на казнь опять кусок мяса волочь? Народ и так ропщет, поговаривают об излишней жестокости. Знаете ли, дорогой мой, реноме уронить просто. Поднять потом сложновато.

Видимо, облегчение было преждевременным.

— Мне о реноме думать не следует, — окрысился крысёныш. — Я заёмных касс, как вы, не держу. Для меня служение Церкви - вся жизнь. Но не хотите Деву, давайте водой его испытаем.

— А это как? — робко пискнула Лара.

— Присылают всякий молодняк. А ты им объясняй прописные истины, — скроив брезгливую мину и не слишком понижая голос, буркнул положивший жизнь во славу благого дела. — Это когда подозреваемого опускают головой в чан с водой - холодной или горячей, по нашему решению — и держат, пока он в своих прегрешениях не сознается.

Секретарь, присмотревшись к неоправданно неосведомлённому защитнику, что-то заподозрил. Но отвернулся в сторону, всем своим видом демонстрируя, что от дискуссии, а, возможно, и от самого дела, он самоустраняется.

— А если он, преступник в смысле, не захочет сознаться? — настаивала принцесса, подумавшая о нехорошем.

— Тогда держат, пока не сознается, — пожал плечами крысёнок, дивясь подобной наивности.

Рыжий испуганно сглотнул. И получилось это так выразительно, что Лара его с другого конца зала расслышала. Впрочем, и саму принцессу начинало мутить.

— А может, что-нибудь традиционное? — предложила она. — Экзорцизмы там, изгнание беса?

— Какое изгнание? — инквизитор потерял к защитнику остатки уважения. — Он сам — демон!

— Так ведь не доказано же…

— Чего тут доказывать? По морде все видно — инкуб!

Лара с таким доводом была не согласна. Она не знала, можно ли по морде определить инкуба. Только вот певун сейчас походил на кого угодно, но только не на коварного соблазнителя. Пожалуй, его бы стоило назвать человеком, находящимся на грани обморока.

— Экзорцизмы против сына Нечистого неэффективны, — вдруг изрёк до этого молчавший и сидящий как истукан главный судья. — Потому назначаю этому отродью дыбу, затем котёл с холодной водой и, напоследок, вырывание суставов. А там и спалим, помолясь.

— А если он после дыбы сознается? — запаниковала Лара. — Или даже до неё?

— И что? — фыркнул крысомордый. — Мы ему так и поверим? А вдруг его признание неискренним будет? Дело до конца доводить надо.

Ее Высочество почувствовала, что она сама находится на грани. Только не обморока — такими слабостями она отродясь не страдала. А грандиозного провала всей операции. И это тревожило.

* * *

Сказать, что идея самой принцессе казалась сомнительной — это ничего не сказать. Но плана более умного в её светлую головку не пришло, а времени оставалось катастрофически мало. Она не знала, сможет ли весёлый блудодей, привыкший из всех передряг выходить целым, пережить попытку добиться от него «правды». Или в процессе отправится на встречу к Отцу. Но в том, что после общения с палачами инквизиции — людьми, несомненно, увлечёнными и преданными профессии, как и все в этой организации — рыжий лично для неё будет бесполезен, нисколько не сомневалась.

Поэтому и пришлось действовать по плану, как и её собственный костюм, сшитым на живую нитку.

Залезть по стене к окну, ведущему в спальню старшего судьи, особых проблем не составило. Хотя хвост мешал невероятно. Он оказался тяжёлым и постоянно путался между ног, пытаясь подло захлестнуть щиколотку. Да к тому же так и норовил стянуть шоссы вместе с брэ. А демонстрировать свой, несомненно, очаровательный зад, пусть даже и кустам ночного жасмина, Её Высочество не собиралась. Поэтому приходилось одной рукой цепляться за ветки плюща, а другой придерживать сползающую одежду.

Но, в конце концов, трудный подъем она преодолела. Проникнуть через окно в комнату тоже было несложно. По летнему времени ставни даже на ночь не закрывали, а отпереть запор помогло колечко с маленьким бриллиантом. Правда, пока Лара вырезала стекло, с неё успело семь потов сойти. Скрип, казалось, просто обязан был перебудить всю округу. Но как ни странно, не разбудил даже мирно посапывающую собаку на заднем дворе.

А дальше можно и отдышаться, поправить костюм и принять нужную позу. Коровий хвост, как и рога, добыла верная Фрейда, купив их у недоумевающего мясника. И как раз с рогами-то девушкам пришлось помучиться. На голове они держаться отказывались. Но предприимчивая принцесса проблему решила. Прибила их гвоздиками к дощечке, дощечку водрузила на макушку и натянула сверху берет, в котором проколупала две дырки. Правда, конструкция получилась не слишком устойчивой. Но она же не собиралась инквизитора акробатическими кульбитами поражать, верно?

Её Высочество уселась на подоконник, закинув ножку на ножку и небрежно помахивая хвостом.

— Эй, презренный! — позвала она негромко, — хватит дрыхнуть, к тебе гости!

Конечно, это стоило бы сказать громовым голосом и выпрямившись в полный рост. Но к такой мизансцене просто напрашивались клубы дыма и огонь на заднем фоне. А ни того, ни другого под рукой не имелось. Говаривали, что алхимики могли и не такое. Но где ж их взять-то, алхимиков? Поэтому свой выбор Лара остановила на образе кокетливого Нечистого.

Правда, задел как-то не удался. Потому что ответом на её призыв стало мерное посапывание.

— Презре-енный! — повысила голос принцесса. — Просыпаться собираемся?

Кричать и рычать девушка не рисковала, не желая привлекать ненужного внимания. Но Лару инквизитор продолжал нагло игнорировать. Её Высочество задумалась: не треснуть ли его по лысой макушке канделябром. Но отмела идею как чересчур действенную.

— Презренный, мать твою! — шёпотом рявкнула Ларелла.

Видимо, упоминание матери возымело на судью чудодейственный эффект. Он не только перестал сопеть, но и, словно подброшенный, вскочил на четвереньки, таращась белыми от ужаса глазами на Её Высочество.

В принципе, реакцию инквизитора Лара вполне понимала. То, что при свете дня или хотя бы свечей выглядело как соблазнительный придворный макияж, ночью смотрелось жутко. Белое лицо, алые — впрочем, в полумраке казавшиеся серыми — губы и зачернённые глаза. Любой от страха икать начнёт! Хотя, справедливости ради стоит заметить, что некоторые, особенно впечатлительные кавалеры, и днём заикались при виде эдакой-то красоты.

— Ну, привет, что ли? — хамовато поприветствовала судью принцесса, разглядывая костлявый зад, обтянутый ночной рубашкой, и съехавший на ухо колпак. — Или надо пафосней? Что-нибудь: «Вот мы и встретились, враг мой!»?

Судья замотал головой, то ли соглашаясь, что без пафоса лучше. То ли просто пытаясь избавиться от наваждения.

— Ладно, у меня в Преисподней и без тебя дел куча. Церковники не пытаны, монахи серу не лизали, инквизиторам кишки на веретена не намотали. Так что я коротенечко…

— Изыди! - тоненьким голоском возопил судья и размашисто осенил себя святым знамением. — Изыди, враг человеческий!

— Почему враг-то? — даже для себя неожиданно обиделась Лара. — Впрочем, ладно. Ты, я смотрю, вообще склонен к поспешным выводам. Короче…

— Изыди, приказываю тебе! — упорствовал в своих начинаниях священник и даже забормотал что-то на слабо знакомом языке.

Страстно так забормотал, с чувством. Ларелла аж заслушалась.

— Ну, ты пока развлекайся, только уши-то открытыми держи, — вспомнила о деле принцесса. — Что бы мне два раза не повторять…

Но судья, кажется, всерьёз вознамерился ей права слова не давать. Из-под подушки, резко, словно стилет, он выхватил святой символ и осенил Её Высочество уже им.

— Ты ещё по лбу постучи, — меланхолично посоветовала Лара.

И тут же осеклась, подозрительно следя за инквизитором. С него сталось бы, он и постучать мог. И что-то подсказывало: отнюдь не себе.

К счастью, намёк до фанатика не дошёл. С удивлением и даже разочарованием глянув на символ, он отбросил его в сторону, и проворно соскочив с постели, просеменил к шкафчику. Ларелла решила ему не мешать. По всему выходило, что пока у судьи не закончатся методы борьбы с «врагом человечества», святой человек не успокоится и требования не выслушает.

Правда, уже в следующее мгновение принцесса о своём решении пожалела. Потому что прямо ей в лицо влетел залп воды. Холодной, между прочим.

— Обалдел? — рявкнула Её Высочество, ничуть не хуже, чем сам Нечистый.

— Это святая вода, — не без гордости заявил судья. — Изыди!

— Ну, все, ты мне надоел!

Принцесса спрыгнула с подоконника, одной рукой придерживая сползающие под весом хвоста шоссы. И сграбастала инквизитора за ворот ночной рубахи, подтягивая его к себе. Тот, от удивления видно, поддался.

— Слушай сюда, умник, — разъярённой змей прошипела нежная Ларелла. — Завтра же поутру выпустишь моего слугу.

— К-которого? — проблеял уже на все согласный инквизитор.

— А всех выпустишь! — подумав, приказала великодушная принцесса. — Так честнее будет. Говорить, что случится, если ты меня не послушаешь, надо?

Святой человек яростно замотал головой, наглядно демонстрируя свою догадливость.

— Ну, вот и славно, — порадовалась Лара. — Бывай, враг мой.

Её Высочество действительно слишком спешила удалиться. Во-первых, она опасалась, как бы судье не пришло в голову попробовать на ней ещё какие-нибудь действенные методы защиты от сил Тьмы. Кислоту, например. Или летающие острые предметы. А, во-вторых, брэ на ней уже только на честном слове держались. Причём, кто его давал, неизвестно. А потому и веры в него было немного.

В общем, спешила она. А потому позабыла о воде, разлитой на подоконнике. Впрочем, со стороны исчезновение Нечистого выглядело, наверное, эффектно. Да и приземлилась Лара не в кусты, которые при падении неизбежно нашумели бы, испортив столь неожиданный уход, а на клумбу.

Только вот какой-то гад догадался засадить её розами. Шипастыми. Но принцесса мужественно закусила губу и даже не вскрикнула. И правильно, негоже повелителю Преисподней от боли выть.

 

Глава 14

О страшных легендах и влиянии сказок на государственную выгоду

«Это не она, а вы настоящее чудовище! — гневно отчитала фрейлину юная принцесса, прижимая к груди лысую кошку. — Вы напугали бедную кису. Я тоже её боюсь. Но я же не ору!»

Слышал ли ты, дружок, сказки о чудовищах, которые водились в лесах в былые времена? А знаешь ли ты, что это и не сказки вовсе, а самая правдивая правда? Да, истории эти и сейчас холодят кровь. Но я нахожу, что без оборотней, драконов и прочих тварей Отца нашего, которых люди истребили только лишь по недоразумению своему, мир стал гораздо беднее и скучнее.

Вот взять хотя бы Женданского оборотня. Как, ты ничего не знаешь о нем? Так я тебе расскажу. Это был страшный зверь-людоед, поселившийся некогда в лесах провинции Жендан. В течение трёх лет он аж 250 раз напал на людей и 119 из жертв погибли. Представляешь ли ты силу и мощь этого существа? Правда же, есть чем восхититься!

Женданского Зверя очевидцы — те, которые выжили, конечно — описывали как хищника наподобие волка, но размером с корову. Он обладал очень широкой грудью, длинным гибким хвостом с кисточкой на конце, как у льва, вытянутой мордой, словно у борзой, с небольшими заострёнными ушами и огромными, выдающимися из пасти клыками. Шерсть у Зверя была желтовато-рыжей. Но вдоль хребта на спине имелась полоска тёмной шерсти. Иногда говорили о крупных черных пятнах на спине и боках. Стоит отметить, что такое описание почти полностью соответствует гиене, если не брать в расчёт его размеров. Не это ли повод восхититься причудливостью и фантазией природы, а также Отца нашего?

Но не спеши делать выводы, дружок! Это чудо ни в коем случае нельзя называть обычным животным, потому как он даже нападал совсем необычным образом. Зверь в первую очередь метил в голову, раздирая лицо. А не пытался, подобно привычным нам хищникам, перегрызть горло или конечности. Он сбивал жертву наземь стремительным броском, но позже освоил и иную тактику — приблизившись в горизонтальном положении, поднимался перед жертвой на дыбы и наносил удары передними лапами. Что, безусловно, свидетельствует о его недюжинном интеллекте. Своих жертв он часто оставлял обезглавленными. Если Зверь был вынужден бежать, он уходил лёгкой ровной пробежкой…

Ты дрожишь, мой юный друг? На твоих глазах я вижу слезы? Разве тебя не увлёк этот рассказ? Право слово, современные люди утратили способность видеть романтизм и красоту. Ну — да, он ел людей. Так ведь крестьян! Зато как любопытно…

Ну, все-все, я больше не буду. Давай лучше вернёмся к нашим героям и посмотрим, что они там поделывают.

* * *

Его Высочество смотрел на старосту деревни взглядом, полным такого искреннего и неподдельного страдания, что любой мученик за веру не только локти бы сгрыз, но и самостоятельно ложкой печень себе вырезал — из зависти.

Принц тяжко вздохнул, посмотрел между лошадиных ушей, поднял очи к небу и снова перевёл взгляд на старосту. Ничего не изменилось. По слегка подрагивающему затылку жеребца лениво полз овод - не по шкуре, а, видимо из чувства врождённого такта, по кожаному налобнику и потому хозяина не беспокоя. По синему-синему, словно глаза вымечтанной возлюбленной, никуда не спеша плыло облачко. Оно выглядело таким беленьким и чистеньким, что вообще никого не беспокоило: ни овода, ни лошадь, ни крестьян.

Староста по-прежнему мял в руках и без того мятое и грязное шапо, переминаясь с одной разлапистой, разбитой годами и дурной обувью стопы на другую. Мужик вздыхал ещё горше принца и мялся, дико, до выкаченного белка, косясь по сторонам.

Почтенного Фифания мучила дилемма. Он, как мужчина образованный и любящий пополнить свою копилку знаний, где-то когда-то слышал, будто высокочтимые лорды обижаются, если на них не смотрят. Но и смотреть вот на такого боязно! А вдруг чего ему не по нраву придётся и он — раз! — и в ухо. Понятно, что крестьянину к такому не привыкать. Но ухо-то чай своё, ни купленное.

Вот и косился староста, вот и мялся, вот и мял свой шаперон. Главное ведь, непонятно, чего этому благородному-то нужно. Вроде как положено, честь по чести, на все вопросы ответили. А он обратно вздыхает.

— Скажи, что он шутит, — насмотревшись на корёжимую муками мысли физиономию мужика, тоскливо попросил принц у брата.

— Да нет, вроде как всерьёз говорит, — легкомысленно пожал плечами герцог.

И тут же, спохватившись, дёрнул повод своего коня, заставляя его отойти в сторону на пару шагов. Дарин, конечно, тосковал, и настроение у него было самое что ни на есть меланхоличное. Но, как известно, тоску и печаль Его Высочество привык переживать деятельно. Например, шинкуя левреток. И поскольку мелкой живности поблизости не наблюдалось, то принц вполне мог и брата причислить к существам незначительным, безответным, а потому для исправления дурных настроений вполне подходящим.

И, между прочим, Далан оказался абсолютно правым.

— Ну, так спроси у него! — рявкнул принц, сжимая поводья в кулаке и с места в карьер осёдлывая раздражение.

— Почтеннейший, скажи: ты вот сейчас шутить изволил или правду нам поведал? — послушно и даже смиренно поинтересовался красавчик.

Староста деревни снова переступил с одной ноги, напоминающей лопасть мельницы, на другую. И рискнул-таки поднять голову, переводя подозрительный взгляд с Его Высочества на блондина. Видимо, такое общение его озадачило.

— Так ить не глухой я чай, — пробасил мужик, опять уставившись в пушистую дорожную пыль. — С первого раза слыхал. И чаво мне шутки шутковать? Чай не день святого Лоренца, чтоб, значит, шутить.

— А вы шутите исключительно по определённым дням? — тяжко поразился герцог и опасливо оглянулся.

Люди с настолько серьёзным подходом к жизни его откровенно пугали.

— А вы постоянно чей ли? — недоверчиво хмыкнул староста. — А работать когда, ежели шутки шутить? Тоже скажите, молодой господин! Может, на бабу взбираючись, тоже прикажите зубоскалить?

— Так зубоскаля, оно интереснее! — осклабился красавчик, который зубы свои прикрывал исключительно, когда кулаки старших братьев находились в близости, напрямую угрожающей целостности перламутрового частокола.

— Пока ты шуточки шутишь, она и сбежать могёт, — досадуя на недогадливость молодого поколения, сочно сплюнул мужик.

— Интересный у вас подход в общении с женщинами. А вы не пробовали…

Но крестьянин в вопросах романтических так и остался непросвещённым. Потому что принц, явно не расположенный к обсуждению такой животрепещущей тему, запрокинул голову к небу и натуральным образом взвыл. Тут уж даже его неугомонный братик испуганно притих. Да что там герцог! Даже пеструшка, деловито выкапывающая что-то у забора, с испугу присела, да и снесла яйцо прямо в пыль.

— Э, как… — глубокомысленно покачал головой староста. — Так вы бы сразу и сказали, что, мол, болезный. Тогда бы я вам про все подробно порассказал. И где бабка Мара, и как её искать. Тока она все больше по бабским делам. Но вам виднее, канешна, — мужик обеими руками решительно нацепил шапо на начинающую лысеть макушку и обстоятельно утёр рот — сначала двумя пальцами, а потом и всей ладонью. — Так значит, наврал я. Жива Мара-то. Ну, по крайней мере, вначале лета точно была здоровехонька.

— Спокойно, Дарин, спокойнее. Если ты его сейчас прикончишь, то мы никогда это повитуху не найдём, — забормотал герцог, перехватывая поводья принцевого коня.

А испугаться стоило. Вот точно так глаза Его Высочества горели только раз. И рот тоже кривился страшно только единожды. Да и нервный тик дёргал глаз лишь там же. А было это во время знаменитой битвы при Беркеле. Когда на отряд лёгкой кавалерии, которой и командовал принц, неожиданно вырулили тяжело вооружённые конники, вдвое превосходящие числом храбрых анкалов.

Никто не осудит, что лихие кавалеристы тут же вспомнили: за укреплёнными стенами города у них очень важные дела остались. Да и недостойно благородным дворянам шляться по какому-то вытоптанному полю под всеми ветрами. К тому же тогда, когда тебя в буквальном смысле слова могут ногами, в смысле, копытами, в это поле втоптать. И даже не вспомнить про твоё благородное происхождение.

Вот тогда-то у Дарина и случился первый приступ падучей. Вскричал принц страшным голосом и пообещал всем, ну абсолютно всем, кто бежать решится… гм, как бы это помягче выразить, дружок мой? В общем, смену пола и род занятий он пообещал. Причём клялся, что займётся этими чудесными преображениями лично. И вышло у него это очень правдоподобно. Анкалская лёгкая кавалерия совершила-таки подвиг и схватку выиграла. Правда, оставшихся в живых лошадей можно было по пальцам пересчитать, не говоря уж о людях. А Его Величество Данкан Справедливый опробовал на крепость все стойки своего походного шатра. Головой героического брата и опробовал. Король утверждал, что схватка эта в копилку мировой истории ничего не принесла, да и на расстановку сил никак не повлияла. Ну, кроме того, что анкалы своей лёгкой кавалерии лишились.

Но что короли могут понимать в настоящей храбрости? Главное, подвиг этот вошёл в легенды, предания и баллады.

Так или иначе, а сейчас у Дарина лицо стало точь в точь таким же, как под стенами Беркела. Немудрено, что Его Светлость обеспокоился. Жаль, староста деревни не только не участвовал в легендарной битве, но и в мимике благородных господ разбирался плохо. Мужик приосанился, видимо, осознавая собственное превосходство, и сунул большие пальцы за кушак, повязанный низко, под животом, дабы дородность подчеркнуть.

— Эк как вас лихоманка-то бьёт. Точно, ведьма вам нужна. Значит, хорошо, что она не померла.

Это, конечно, стоило назвать хорошей новостью. Так как у старосты, не смотря на все его в корне неправильное поведение, появлялись шансы пожить ещё немного.

* * *

— Нет, Дарин, ты все-таки в корне неправ. Я понимаю, что люди частенько тебя раздражают. Но ведь ни они в этом виноваты! Их Отец в мудрости своей родил с глиной вместо мозгов. И это ещё не повод… Нет, ну серьёзно! Ты как чума, клянусь всеми святыми девственницами скопом! Там, где проехал Его Высочество, остаются погосты со свеженькими могилками.

Герцог, увлечённый распеканием братца и воодушевлённый возможностью вообще это делать, на дорогу почти не смотрел. Его только и хватало на то, чтобы отводить от лица слишком низко нависающие ветки.

А стоит отметить, что посмотреть тут было на что. Дорога, впрочем, справедливее назвать её тропинкой, вилась причудливо изогнутой ленточкой меж толстоствольных деревьев, чьи серые тела поросли толстым ковром густо-изумрудного мха. То же мягкое одеяло прикрывало узловатые корни. И словно кто щедрой горстью рассыпал красные жемчужины на зелёный бархат — бликовали глянцевыми бочками ягоды володона на тоненьких, почти незаметных стебельках.

Разлапистые ветки с сочной листвой сплелись над дорожкой, образуя изящную и живую — куда там людским архитекторам! — арку, дающую прохладную тень. Тонкие лучики солнечного света, проникающие сквозь кружево листьев, прошивали полумрак, разливая на траве лужицы бледного золота. А по бокам тропинки, словно живая изгородь, росли ровные кусты волчьей ягоды с прелестными круглыми листиками и белыми цветочками.

Лес казался просто сказочным. Того и гляди из-под зонтика лопуха выглянет лукавый гном. Нет, дружок, мало мы ценим красоты нашей родной природы, мало. Все нас на экзотику тянет, в страны чужедальние! А под боком эдакого волшебства, точно как герцог, не видим! Разве это достойно?

Но я отвлёкся, прости мне это старческое брюзжание.

Итак, герцог распекал брата на все лады, пытаясь воззвать к его совести и человеколюбию, а принц, пребывающий в некоторой расслабленной меланхолии, на его воркотню лишь изредка, впрочем, довольно лениво, огрызался. Вот примерно как сейчас.

— Ты преувеличиваешь, — ответил Дарин, на ходу срывая веточку с куста и подозрительно разглядывая мелкие цветочки. — Кроме того, в этот раз все остались живы и даже целы.

— Не считая старосты, которого ты подвесил на крыло мельницы, — уточнил юный зануда.

— Зато у него появился шанс ощутить невероятные ощущения… — принц поморщился, но, сочтя публику недостойной красиво построенных фраз, переформулировать свою мысль не стал — и без того понятно, что сказать хотел. — Кроме того, прошу заметить: подвесил я его за кушак, а не за шею.

— О да! Это истинное великодушие с твоей стороны! — оценил герцог. — А то, что вся деревня сбежалась смотреть, как староста «летает», пытаясь одновременно руками махать и штаны держать, чтобы не свалиться вместе с ними — это тебя не заботит.

Принц, вынырнув из задумчивой подозрительности, таки укусил сорванную веточку. И скривился от едкой горечи, наполнившей рот.

— Нет, не заботит, — постигшая его неудача мгновенно заставила вернуться от экзотической элегии к привычному раздражению. — И, вообще, закрой рот. На мозги давишь. А им и так тесно.

Герцог многозначительно хмыкнул. Но предусмотрительно оставил рассуждения об объёмах мозга, стремящихся к минусовым значениям, больших черепах и невозможности одного давить на другое в силу естественных причин, при себе.

— Если уж ты не хочешь слушать, что тебе умные люди говорят, может быть, тогда сообщишь, что мы тут делаем? — вместо этого поинтересовался неугомонный герцог. — Не знаю, что и на что у тебя давит, но вот у меня на заднице от седла скоро будет мозоль, как у бабуина. Предвидя твои сомнительные остроты, скажу сразу: я не против такого развития событий. Но хотелось бы знать, с какой целью я страдаю, — Его Страдающая Светлость подумал, и все же добавил, — В данный момент страдаю. Глобальный ответ я знаю. Во-первых, потому что мы ищем компрометирующую неожиданность твоей супруги. Во-вторых, потому что я умудрился родиться в королевской семье. А, в-третьих, потому что мир вообще несправедлив.

— Как бы сказал наш братец: на лицо явное нарушение причинно-следственных связей, — хмыкнул Дарин. — Именно потому, что мир несправедлив, ты родился в королевской семье и ищешь компромат на эту стерву. Ну а тут мы для того, чтобы найти того самого оборотня, который сожрал внучку искомой нами повитухи.

— Ты всерьёз поверил этим байкам? — от неожиданности Далан даже коня осадил, заставив его остановиться посередь тропинки. — Нет, серьёзно?

— А что тебя смущает? — спокойно поинтересовался принц, оглядываясь на брата через плечо. — В местных лесах завёлся волк-оборотень, предпочитающий в своём рационе человечинку. Он сожрал девушку, которая несла пирожки своей бабушке-ведьме, живущей в чаще леса. Бабушка поклялась, что ни единому человеку не скажет ни слова, пока ей не вернут любимую внучку живой и здоровой. Во что из всего выше озвученного я не должен верить?

— Дай подумать… — ехидно прищурился герцог, — Во все? Это же бред!

— Есть многое на свете, друг мой Далан, что и не снилось нашим мудрецам! — философски изрёк принц, теряя к брату интерес и трогая лошадиные бока пятками.

— Ладно-ладно, — заторопился блондин, начинающий подозревать, что у Его Высочества действительно что-то на что-то всерьёз надавило. — Но прежде чем искать оборотней и выковыривать из его желудка фарш из внучек, может, стоит сначала эту бабку-ведьму навестить?

— А смысл?

— Ну как? — растерялся красавчик. — Поговорить с ней, убедить, чтобы она нам все рассказала за так, без идиотских условий. Ты же мастерски умеешь убеждать людей!

— Братик, ты не понял главного закона нашего мира, — хмыкнул принц, который после экзекуции над старостой стал явно склонен к философствующим настроениям. — Если Он что-то решил, — Его Высочество ткнуло пальцем в небо, — то нам от этого не отвертеться. Сказано, что информацию получишь только после спасения внучки, Жучки, бабушки и кошки с мышкой — иди и спасай. Все равно Он вывернет это так, что без спасения обойтись нельзя будет.

Герцог, внимательно выслушав тираду, глянул вверх. Но ничего кроме ажурного переплетения нитей и кусочка голубого неба над ними не увидел.

— Ладно, хорошо. Надо спасать — будем спасать. Я даже не спрашиваю как. Я спрашиваю: а не логичнее было искать оборотня не на дороге, а где-нибудь в чаще леса?

— Вот опять в тебе говорит недостаток опыта. Оборотни — они просто тяготеют к дорогам. Их хлебам не корми — дай подстеречь неосторожного путника. Собственно, зачем им хлеб, если есть путники?

— Так. Хорошо. Я глуп и наивен, — согласился красавчик, который действительно перестал понимать что либо. — Допустим, мы найдём оборотня. Допустим, ты знаешь магический способ извлечь из него внучку. Хотя, подозреваю, что он её давно выка… Э-э, избавился даже от продуктов переработки внучкиного мяса. Но как ты поймёшь, что это та самая внучка? Думается мне, что этот оборотень ни одну девицу схомячил.

— Староста же сказал. Нужная нам внучка всегда ходила в красном чепце. По нему и будем определять, — невозмутимо пояснил Его Высочество.

Несчастный Далан только головой помотал. Ощущение того, что он бредит, со временем только усиливалось. Но, кажется, это заботило исключительного его. А в одиночку портить себе нервы герцогу совсем не хотелось. Поэтому он поспешил избавиться от беспокойства и относиться к происходящему с философским безразличием.

* * *

Являлись они оборотнями или нет, но люди на тропе появились по-звериному бесшумно и неожиданно. Случись это минутой позднее — и конь принца точно бы сшиб мужчину, вышедшего вперёд. А всего их было восемь штук. В смысле, человек. И окружили они путников по всем правилам стратегии и тактики: четверо спереди, двое с взведёнными арбалетами сзади и ещё двое на ветках деревьев над дорогой. Эти вооружились луками.

Юный герцог затосковал и пригорюнился. В талантах своего брата он не разуверился. И убеждённость блондина в том, что принц способен с парой десятков злодеев справиться, со времён приключения в катакомбах никуда не делась. Да вот только вряд ли Дарин, при всей своей ловкости, воинском умении и заботе о младшеньком мог прикрыть красавчика от стрел и болтов сразу с четырёх сторон. Нет, даже при условии, что Его Высочество захочет прикрыть блондина широкой грудью, задача непосильная. А потому Далану стоило самому озаботиться безопасностью. А это было утомительно.

Пока же герцог тосковал и вспоминал, как шпага из ножен достаётся, принца, кажется, неожиданная встреча не только не опечалила, но даже и обрадовала. Правда, повёл себя Дарин странно. Вместо того чтобы схватиться за клинок и объяснять супостатам, насколько они неправы, Его Высочество спокойно оперся о луку седла и выжидательно смотрел на главаря, видимо, предоставив ему честь начать разговор первым.

— Нарушаем? — лениво поинтересовался разбойничек, сунув большой палец левой руки за кушак, и вертя небольшую дубинку правой.

Видимо, засовывание пальцев за пояс в этой местности почиталось жестом, подчёркивающим статустность. Хотя, вполне вероятно, местные мужчины просто считали, что так они выглядят грознее.

Впрочем, в этих разбойничках грозности и без красивых жестов хватало. По каторжным мордам и без всякого словаря можно было понять, что на дорогу вышли люди лихие и решительные, ничего не боящиеся и закон не уважающие. В общем, хари ещё те. Правда, в живописности братьям из Наррои они уступали, платков на головах не носили и бархатными жилетами не хвастались. Но одежда на них отличалась добротностью и даже некоторой чистотой. Да и упитанные, хоть и слегка небритые щёчки наглядно демонстрировали — местный люд не голодает.

— Позвольте узнать, что же мы нарушили? — вполне дружелюбно поинтересовался принц, не без симпатии разглядывая главаря.

— Как это? — искренне удивился разбойник. — Лошади подкованы неправильно. А если оскользнётся она, да ещё и на людном тракте? Это ж скока жертв разом! Седла у вас новомодные, но без должной защиты. Опять же, о здоровье своём не печётесь. А как задремлите в седле? Кувырк — и привет! Попоны тёмные, да и масти у коней тожить. Значится, в темноте не разглядишь. Опять же, неприятность может случиться. Столкнётесь с кем — и покойничков станем телегами грузить. Да и окрестности вы грязните. За конягами-то чай не прибираете! А это не только дурно, но и расточительство сплошное. Нет бы в холщовый мешочек все добро собрать аккуратненько, да на поля отнести. Чтоб, значит, это дело удобряло. И, вообще, на благо работало. Осознали?

— Осознал, — кивнул головой принц, — каюсь. И что теперь делать? Удобрения я, конечно, собрать могу. И попону заменить. Ну, вот хоть плащом своим — у него подкладка светлая. Но перековать лошадь в лесу проблемно. Да и седла нового я тут, боюсь, не достану.

— Ну, отчего же? — даже огорчился недальновидностью Его Высочества главарь. — Конечно, надо обо всем заранее заботиться, спору нет. Но ведь мы тута дежурим-то не просто так. Мы о людях беспокоимся! Кстати, от того и прозвание наше — Братство Неопасных Трактов.

— Безопасных, — перебил его принц. — И ещё советую заменить «тракты» на «дороги». Братство Безопасных Дорог звучит лучше — ББД. Да и реальности больше соответствует. Но, приношу свои извинения. Я вас перебил. Вы что-то хотели предложить?

Вот на этих словах герцог сломался окончательно. Глядя на брата, любезничающего с разбойником, он только колоссальным усилием воли держал рот закрытым — просто нижняя челюсть красавчика стремилась отвалиться сама собой. Да и брови как-то подозрительно рвались сползти на затылок, а глаза явно желали покинуть отведённое им Отцом место. Но вот после того, как Его Высочество изволил принести извинения за то, что перебил главаря — чего Дарин даже на заседании Совета министров не делал — блондин полностью уверился: он просто спит и видит очень яркий сон.

На том душа красавчика и успокоилась. А все внимание своё блондин переключил с бредового разговора на малиновку, как раз присевшую на сук над головой одного из лучников. Герцог сам с собой поспорил на предмет, пометит ли разбойничка божья птичка или не рискнёт. И сам себе в качестве выигрыша пообещал золотой.

— Н-да, благодарю за совет. Он вполне дельный, — тем временем учтиво откликнулся предводитель. — Я его передам атаман… В смысле, я его передам главе Братства и он его рассмотрит. В рабочем порядке! — добавил мужик внушительно и наставительно ткнул дубинкой вверх. — Но у нас тута все для людёв. Лошадей вы можете перековать в конюшне — она там, подалее будет. И седла тожить можете купить у нас же вместе с попонами полагающимися. А пока дожидаетесь, когда на коняг полную безопасность наведут, приглашаю вас в корчму. Выпить, значит, и перекусить с устатку. И, заметьте, за умеренную цену из свежих продуктов и без тараканов. У нас энтим строго!

— Я смотрю, у вас и впрямь все продумано, — усмехнулся принц. — Только позвольте узнать, кто вам дал право на такие действия? Что-то я не припомню, когда это король давал разрешение на организацию Братства, которое стоит над королевскими законами.

— А вот мой уравнитель! — вернул Дарину его ухмылку наглец и помахал своей дубинкой. — Она меня тута на дороге на одну доску хошь с королём, хошь с герцогом ставит. А их, значится, уравнивает с крестьянами. Ну, ещё луки с самострелами помогают. Да, совсем запамятовал, дырявая башка! Штраф-то за нарушения вам все одно платить придётся. Можете прям здесь — тогда дешевше выйдет. А можем проехать — тогда дороже будет. Но зато официальную бумагу дадут, что, мол, штраф вы уплатили. Жене там показать, чтоб не пилила или ещё куда. Так как?

— Я бы все-таки проехал, — подумав, изрёк принц. — Да и нарушения устранить надо. Вы проводите?

— А как же жешь? Говорю же, у нас все для людёв. И в корчму загляните — не пожалеете. Но это, канечно, после того, как все дела обстряпаете. В смысле, нарушения устраните. Мик, проводи господ нарушителей, — велел главарь самому молодому из разбойничков. — Да, ежели вам в головы глупые мысли полезут, мол: «Давай-ка тюкнем мы ентого Мику по кумполу и далее поедем без всяких штрафов и исправлений!» — то вы их прочь гоните. Дале по дороге у нас ещё патрули стоят. И без нашего, стал быть, сигнала они вас задержут. Ну, бывайте, господа хорошие. И боле не нарушайте!

А малиновка, зараза, к макушке лучника никакого интереса так и не проявила. Пришлось герцогу самому себе проигранный золотой отдавать.

* * *

Назвать это место разбойничьим стойбищем или логовом, или ещё как-нибудь в том же духе, язык бы не повернулся даже у самого завзятого любителя навешивать всяческие ярлыки и штампы. Посередь леса, на тщательно и аккуратно вычищенной полянке, нашлись: маленькая, но вполне приличная, солидно сложенная из брёвен корчма; кузня с пристроенным загоном для лошадей; навес с лошадиными кормушками и поилками; видимо, общие курятник, свинарник и коровник, а также один большой дом, больше всего смахивающий на казарму и три отдельных домика поменьше.

На одном из них, на вроде вывески на иных почтенных лавках, висела ярко раскрашенная доска с каллиграфически выведенной надписью: «Глава братства». А ниже — вероятно для тех, кто читать не умел — намалёвана большая красная стрелка. К этой-то избушке парнишка, поименованный Микой, наших героев и повёл.

Войдя внутрь, братья обнаружили самую что ни на есть обычную контору, какие бывают у судебных крючкотворов, ломбардщиков или секретарей по найму. Стойки для писарей и переписчиков, один большой стол с лавками, шкафы и стеллажи, набитые сшитыми гроссбухами и свитками. А на возвышении ещё стол и удобное кресло — для управляющего.

За ним и обнаружился господин, весьма солидной и даже благообразной наружности. Его породистый, с лёгкой горбинкой нос, достовернее всяких генеалогических древ свидетельствовал о многих поколениях благородных предков. Да и аккуратная, хотя и несколько старомодная бородка никак на крестьянскую кустистую поросль не походила.

Господин управляющий или, скорее, глава Братства подслеповато прищурился на вошедших и вдруг вскочил, согнувшись кочергой — то ли кланяясь, то ли собираясь бежать куда-то. Но принц порыв его души зарубил на корню, властно подняв руку.

— Я - инкогнито, — решительно заявил Его Высочество.

— Понимаю, — ухмыльнулся глава, и сразу как-то стало понятно: его руки больше привыкли к мечу, чем к перу. И, вообще, господин управляющий оказался человеком немолодым и совсем не глупым. — Прошу, присаживайтесь, господа… инкогнито. Хотя, для ясности, скажу, что знаю я вас весьма близко. Вас — по полю Серна, — кивнул мужчина принцу, при этом указывая на кресла, предлагая присаживаться, и возвращая собственное седалище на подушку, с которой встал. Видимо, его, как и многих людей, проводящих большую часть суток за письмом, мучил геморрой. — А вас я имел честь выволакивать за ухо из спальни моей дочери.

— Не припоминаю… — легкомысленно отозвался герцог.

Впрочем, на такие вещи у юноши и впрямь была короткая память. За всю его невеликую жизнь красавчика столько раз выводили за ухо, выпихивали пинками, выкидывали в окно и гоняли, угрожая самыми разными предметами, что все помнить — в голове места не останется.

— Не сомневаюсь. Я тогда тоже наведывался в столицу инкогнито, — сообщил глава, разливая по оловянным кубкам сидр. — И вряд ли у моей дочери нашлось время вам представиться. Но я нисколько вас за это не виню. Сам помню молодость и её безумные порывы.

— Сейчас, я так понимаю, вы тоже предпочитаете оставаться инкогнито? — приподняв бровь, поинтересовался Его Высочество.

— Абсолютно точно. Знаете ли, некоторые жизненные обстоятельства заставили меня покинуть общество, в котором я должен находиться по праву рождения. И я оказался тут. Теперь меня зовут Робин Хороший. Поскольку я привык повелевать людьми, командовать и налаживать некоторую упорядоченную деятельность, то тут я занялся тем, что умею.

— Припоминаю, — нахмурился Дарин, — вы, кажется, служили в интенданте, а потом… Дело о растрате?

— Ну, что вы былое вспоминаете? — замахал на него руками застеснявшийся глава. — Да и интендантство уже потом, потом. Когда годы мои вышли и меч стал в тягость. Вот и попутал Нечистый. Но все прошлое. Сейчас я, видите ли, занимаюсь вполне угодным Отцу делом. Я как помыслил? Разбойники никуда не денутся, сколько их не вешай. Дороги в плачевном состоянии. И вот я организовал так, дабы лихой люд послужил на благо государству. А из вырученных средств мы не только коммуникации улучшаем, но и людям помогаем. Работу я даю крестьянам опять же. Да и девки на наших парней заглядываются? А что? У нас все строго, а разбойнички — мужчины лихие, горячие, умеющие за себя постоять и женщину свою защитить. Опять же, заработки у них приличные и регулярные — достаток в дом. Так что, все довольны.

— Так я и думал, — кивнул Его высочество. — Вам бы с такими мыслями не тут сидеть, а в бургомистры баллотироваться. Только не думаю, что все так уж довольны вашими новшествами. Сомневаюсь, что торговцы, везущие свои товары на ярмарки, владельцы постоялых дворов, да и тот же мельник довольны здешними порядками. Поправьте меня, если я не прав, но все нарушения устранить нереально? И штраф приходиться платить за каждый проезд?

— Ну, вы же понимаете: идеал недостижим в принципе, — смутился глава. — Опять же, мы хотим взять под контроль ещё и мосты. Они в ужасающем состоянии и…

А дальше Робин, видимо, сам себя назвавший Хорошим, понёс такую околесицу, что несчастный герцог вообще потерял нить рассуждений. А вот принц этой говорильней увлёкся и даже оживился. Эти двое, явно нашедшие друг друга, чирикали что-то про двойные тарифы, абонементы, цены на камень, половодье и, почему-то, про троллей.

— Погодите! — взмолился красавчик, — Я ничего не понимаю! При чем тут пошлины за проезд? Мы же оборотня ищем! И его бабку. Тьфу, в смысле, бабку красного чепца. А ты тут время теряешь, обсуждая, сколько из казны денег выделяется на ремонт дорог!

— Так это он и есть, — хмыкнул Дарин.

— Кто?

— Оборотень, — спокойно пояснил Его Высочество. — Старейшине надоело пошлину за провоз платить, вот он и кормит проезжих сказочками. Надеясь, что кто-нибудь из дворян на такие поборы разозлится. И или самостоятельно контору разгонит, или королю нажалуется. Главное, какого-нибудь воинственного дворянчика в лес загнать. Тут наше Братство его и встретит. А потом уж про оборотня никто и не вспомнит.

— А как же красная шапка? В смысле, чепец? — жалобно протянул блондин, сражённый в самое сердце подобным коварством. — И её бабка?

— Не подскажете, о какой шапке-бабке речь идёт? — заинтересовался глава.

— Да мы ищем одну девицу, которая носит красный чепец, — пояснил принц. — Думается мне, она за одним из ваших бравых парней в лес подалась. Точнее, нас интересует её бабка. Она, вроде как, местной ведьмы и повитухи. Тут где-то живёт.

— Знаю-знаю, — закивал головой Хороший, — и чепец знаю, и бабку. Только она не тут живёт, а при трактире «Отрубленные пальцы», что у тракта, прямо на выезде из деревни. Кухарит она там. Но и вправду местными почитается как знахарка.

— Так что, мы зря сюда пёрлись? — расстроился герцог.

— Не зря, — твёрдо парировал принц. — Личные дела — личными делами, а государственные интересы превыше. А тут очень большой интерес наклёвывается. Ты иди пока, погуляй. Завали кого-нибудь на сеновале. Только не забудь сначала поинтересоваться согласием мужа.

— Да, нянюшка, — прогундосил красавчик, — и в песочке я новые штанишки не испачкаю.

Но на него уже никто и внимания не обращал. Вот так всегда! Когда речь заходит о государственном благе и деньгах, третий становится лишним гораздо быстрее, чем даже в делах сердечных.

 

Глава 15

«Интересная коллизия, — задумчиво заметила юная принцесса, скидывая карты. — Кавалеров в колоде аж десять, а дам только четыре. К чему бы это?»

Знаешь ли ты, дружочек мой, что такое игральные карты? Думаешь, это просто прямоугольные листы из картона, которыми шлёпают по липким столам совсем уж пропащие пьяницы? Вовсе нет! Сейчас я тебе расскажу. Полный набор игральных карт для игры называется колодой. А отдельную карточку именуют листом. Кроме игры эти картинки ещё используются для пасьянсов, фокусов и гадания. Но ты наверняка видел, как это делает твоя достопочтимая тётушка.

На одной стороне карты, называемой лицом, обозначено её значение. Закрытая сторона или «рубашка» для всех карт колоды одинаковая. Это чтобы игроки не подсматривали в чужой расклад. Но такие нечестные люди, к счастью, ни в наш век, ни во времена минувшие, встречались нечасто.

В королевстве Анкалов карты появились лет за триста до событий, о которых я речь веду. Но уже через век после того, как народ оценил прелесть мастей, такие игры стали считать большим преступлением, за которое полагалось клеймение раскалённым железом и вырывание ноздрей.

Но несправедливость не бывает долгой. Уже уважаемый прадедушка Данкана Справедливого такое положение вещей поменял. И велел открыть в столице две небольшие мануфактуры, производящие карты. Хотя сам уважаемый король в азартных играх, конечно, замечен не был.

А сынок его, дедушка наших героев, прослыв человеком умным и дальновидным, объявил производство карт монополией короны. Причём доход от такого дела пустили на дела богоугодные. Деньги шли на содержание ведомства королевы, опекавшего детей-сирот. Стоила же колода недёшево. За один набор листов выкладывали столько же, сколько и за корову. Вот тебе пример, когда грех несомненный оборачивается таким же явным благом. Учись, мой юный друг.

Ты уже наверняка догадался, что нашим героиням предстоит сыграть в карты? Так посмотрим же, что у них из этого выйдет.

* * *

Селение с поэтическим названием Сонные Поля Её Высочество не оценила ни с первого, ни со второго, ни с третьего взгляда. Это маленькое, убогое и ни на что не годное сельцо, как не пыталось выглядеть городом, а все у него не получалось. Да и гордое звание своё оно не оправдывало. Хотя и получило заслуженно. Или, напротив, незаслуженно? Впрочем, суди сам, дружок.

Истории той уже и на время моего рассказа лет двести как минуло. Проживала в Сонных Полях некая дева, которую звали Буненгевра или попросту Бруня. То ли у её маменьки после тяжёлых родов горячка случилась, то ли младенца изначально Бруней назвали, а потом уж, для красивости истории Буненгеврой нарекли — про это история умалчивает. Но родилась.

И вот когда ребёнок заговорил, а стоит сказать, что заговорила дитя гораздо позже, чем природой положено, начали за ней сельчане странности подмечать. Что не скажет, то не в бровь, а в глаз. И соседская-то жена к мельнику по ночам бегает. И дядька-то Малах у Грина кур тайком таскает, а Малагья закадычной подружке в крынки с молоком плюёт.

Ну, дела обычные, соседские. А ребёнок на то и ребёнок, чтобы все подмечать. Только другие-то дети смотрят и молчат. Ну, раз не удержатся, два. А потом хворостиной огребут поперёк задницы и мигом выучиваются рот на замке держать. А Бруня не из таких оказалась. Не помогла ни хворостина, ни вожжи, ни даже слега от забора. Вот после слеги странная девочка ещё больше болтать начала. Да громко так, на все село. Короче, блаженная.

Как она дожила до шестнадцати годочков, никто не знает. Но на том её бытие и закончилась. Дело в том, что через Сонные Поля проходил большой торговый тракт. А там где дорога, там и разбойнички, понятно. Вот и укоренилась поблизости банда лихих парней. И умудрилась Брунечка в их атамана влюбиться, правда, без взаимности. Что не помешало ей предупредить любимого, когда по его душу маршал приехал. Естественно, атаман вместе с бандой и утёк в ближайший лес, а там и схоронился.

Солдатам это, ясно дело, не понравилось. Ну и порешили они девушку. Чтоб, значит, другим болтать неповадно было. Порешили - и Отец бы с ней. Ни она первая, ни она последняя. Но в самый раз после смерти, на могиле Брунечки всякие чудеса странные случаться начали.

Своими-то глазами их никто не видел. Но доподлинно стало известно, что если незамужняя дама проведёт на могиле ночь, ни слова никому за это время не скажет, да выпьет на рассвете прокисшего молока с тремя волосинками с хвоста чёрной собаки, то обязательно найдёт она своего суженного: богатого, красивого и любящего.

Понятно, что паломники в сельцо потащились обозами. А за ними пошли бродячие торговцы артефактами, декоктами и амулетами. Предсказатели с гадалками да пророками. Ворожеи с говорящими воронами. Ну, и прочий люд не магического характера, зато досконально изучивший все мыслимые и немыслимые способы относительно законного отъёма денег у доверчивых людей.

Естественно, сельцо тут же обросло трактирами и постоялыми домами. А там и разрослось до размеров города и обзавелось собственной ратушей. Только от этого место ни приличнее, ни лучше не стало.

И нежнейшая Ларелла ни за что бы не свернула с дороги, не угрожай путникам ночь на тракте. Разбойнички-то в окрестностях Сонных Полей ещё во времена Брунечки пошаливали. А теперь же лихой люд и вовсе распоясался. Особенно те, кто хитростью у мимо проезжих монеты выцыганить не умел.

Вот так и очутились наши путешественники перед воротами славного города. Впрочем, никаких ворот, как и крепостной стены, у данного селища не наблюдалось. Имелось нечто похожее когда-то давным-давно, да за ветхостью лет развалилось. И хибары, сколоченные из того, что плохо лежало, не помещались внутри некогда очерченного периметра. Вылезали наружу, как опара у дурной хозяйки.

С тех времён, когда стена ещё имелась, а правители поселения каким-то данным свыше чудом умудрялись не разворовывать всю казну, а оставлять крохи и на благоустройство, осталась только канава — бывший ров. Сейчас в ней и горький пьяница утопиться не сумел бы. Впрочем, трудновато утопиться в не слишком жидкой жиже из человеческих и скотских нечистот, чуть разбавленной водичкой месяц как уже прошедшего дождика.

Вот эта-то канава и очерчивала границу города. Впрочем, как я уже сказал, городские хибары темнели далеко за данной линией.

— Дивное место! — сморщив тонкий носик, оценила принцесса.

Даже ей, истинному дитя своего времени, привыкшему к ароматам самой различной настоенности и противности, местное амбре мешало спокойно жить. И Её Утончённое Высочество даже вынуждена была прикрыть лицо полой плаща. Все же, конский пот, въевшийся в пыльную шерсть, пах приятнее.

Но налюбоваться местными красотами вдоволь путешественникам не дали. Как это и водится, на дороге совершенно неожиданно возникли тёмные личности, явно намеревающиеся не дать нашим героям продолжить путь. И, понятно, заговорил первым тот, кто впереди всех и стоял — главарь стало быть.

— Гляньте-ка, братья. Не наврал мальчишка и не перепутал в сумерках. Это и впрямь Торопыга!

— Опять?! — возмутилась Её Высочество. — Да я тебя сейчас своими руками!..

— Честно, господин, я и забыл про них! — как-то сразу поскучнел лицом рыжий певун. Но, что примечательно, и на сей раз не сделал даже и попытки оправдаться, не говоря уже про убежать. — Да тут и дел-то всего ничего. Ну, подумаешь, карточный долг не отдал…

— И всего каких-то сто пятьдесят золотых, — легко согласился главарь местной, надо понимать, законоохранительной системы. — А с набежавшими процентами и все четыреста получается.

— Сколько? — подавилась Лара. — Ну, нет. Забирайте его и делайте все, что хотите, честное слово! Я даже вмешиваться не собираюсь.

— Весьма разумное решение, — местные бандиты оказались людьми не только на удивление сговорчивыми, но и вменяемыми. — И не стоит о нем жалеть. Чтобы он вам не пообещал — плюньте. Все равно бы вы этого никогда не получили.

— Всё сестру мне свою простить не можешь? — приосанился вдруг певун, видимо решив, что помирать надобно гордо.

— Вот уж глупости, — ухмыльнулся главарь из-под вислых полей потрёпанной шляпы. — Сестру-то я давно замуж спихнул. А вот монеты, которые ты мне задолжал, в карманах так и не появились. Так что, слезай-ка друг дорогой с лошади и по-доброму пойдём тебя на ленты резать.

— Господин! — в один голос и одинаково умоляюще воззвали к принцессе Фрейда и Григо.

В ответ нежная Ларелла только ногу через луку седла перекинула, да ещё и опёрлась кулаком в бедро, демонстрируя, что происходящее её нисколько не интересует.

— Во имя добра! — рыженькая фрейлина сложила руки у груди, глядя полными слез глазами на госпожу.

— Они же из меня и вправду лент нарежут! — певун руки складывать не стал, да и от слез удержался. Но голос у него подрагивал. — Кто вас тогда к повитухе отведёт?

Её Высочество подумала и грязно выругалась. Длинно сплюнула в канаву, ещё немного подумала, покачала головой и выругалась снова. Но на этот раз на тарансийском.

* * *

Запомни на будущее, дружочек мой, и завещай эту истину своим детям: азартные игры — зло несомненное. Оно ввергло в пучину греха и отчаянья уже ни одну праведную душу. Карты и кости — куда хуже вина, а так же других веселящих смесей, о которых тебе знать ещё не положено. Раз сев за игровой стол, ты уже не сможешь избавиться от этого дьявола, пожирающего душу!

Но из всех правил существуют исключения. Так и с азартными играми. Ежели денег нет, а финансы нужны позарез, то удачно брошенные кубики или успешный карточный расклад вполне могут стать решением проблем. Правда, могут и создать дополнительные.

Эту истину Ларелла, взращённая при азартном дворе своего отца, усвоила с младенчества. Но четыреста золотых действительно составляли немалую сумму, у принцессы в данный момент не наличествующей. Конечно, был вариант уподобиться лихим людям, раздобыть кистень и засесть в придорожных кустах. Но много ли с проезжающих путников соберёшь? Хорошо, если по золотому со штуки. Тоже, конечно, приработок. Десять путников — десять золотых. Только вот сумму выкупа за рыжую башку таким способом пришлось бы копить очень и очень долго.

Поэтому выбор Её Высочества и пал на карты. Что главаря устроило полностью. Он убедился, что у наших героев при себе имеется почти пятьдесят монет золотом. Заявил, что он не разбойник какой, отбирать деньги не станет, а позволит их господам честно проиграть. И любезно пригласил путников в «уютное местечко» с милым названием «Задранный подол».

Местечко и впрямь оказалось невероятно уютным. Для любителей луж розлитого, да так и не вытертого вина, укромных каменных ниш в стенах, отсутствия света и продажных женщин, способных похвастаться статями вашей прабабушки. Которые старушка могла бы продемонстрировать примерно через месяц после собственных похорон.

В общем, даже не умея читать и не видя вывески, демонстрирующей тот самый задранный подол, а так же все, что он обычно скрывает, любой мимо прохожий догадался, что место это сомнительное и пользующееся дурной славой.

Но неудачливые кредитодатели здесь чувствовали себя как дома. Заняли стол, моментально очищенный для них какими-то подозрительными личностями, крикнули служанку, велев принести пива и свечей.

— И во что же благородный господин желает сыграть? — вежливо поинтересовался главарь, позволивший называть себя просто Нож.

При этом он демонстративно и с известным шиком перетасовывал колоду. Правда, удавалось ему это не без труда. Мохнатые от долгой и, несомненно, трудной жизни карты липли друг к другу, не желая быть перемешанными. Принцесса мысленно одобрила идею потребовать дополнительного освещения. Потому что на бандитских картах ей с трудом удавалось различить не только изображение, но и масть.

— В двадцать одно, — оповестила Лара своего оппонента.

— В «очко» так в «очко», — не стал спорить удивительно покладистый Нож.

Я не стану тебе объяснять, дружок, смысл этой порочной игры и пачкать чистую душу греховными знаниями. Суть в том, что выигрывает тот, кто сумел набрать двадцать одно очко. Ну, или просто больше всех. А игрок, получивший число, превышающее двадцать один, считается проигравшим. Тут есть очень много нюансов. Например, если при первой раздаче выпадают два туза, то это не перебор, а так называемое «золотое очко», приносящее выигрыш. Или, допустим…

Что? Ах, да! Действительно, я же не желал объяснять. Прости рассказчику его слабости. Помню, как-то в заведении мадам Флер… Но вернёмся к нашим героям.

Итак, Нож, сам себя объявивший банкиром — те есть человеком, раздающим карты — метнул первые листы на стол. Лара прихлёбывая на удивление приличное пиво, одной рукой сгребла приход и не без труда раскрыла листы веером, больше интересуясь довольно похабными, но выполненными не без мастерства, картинками, чем номиналом карт.

Мудрая принцесса знала и ещё одну истину опытного игрока: выиграть помогает не умение блефовать, личная удача или холоднокровие, а талант мухлевать. К сожалению, Ларелла в этом искусстве не могла сравниться с собственным братом — истинным маэстро. Но тут кронпринц и не присутствовал. А местных бойцов теневого фронта она и за противников-то не считала.

За первый час игры Её Высочество успела многое. Во-первых, она проиграла десять золотых. Во-вторых, добилась того, что на столе кучка монет выросла почти до сотни. В-третьих, сумела стащить из колоды пиковую девятку и припрятала её в рукаве. В-четвертых, хитро надорвала несколько листов.

Теперь можно было, собственно, приступать к самой игре.

А для воплощения своего плана в жизнь коварная Лара выбрала мелкого, постоянно крутящегося, нервничающего бандита, смахивающего на хорька и носящего при этом гордое имя Кистень. Вполне возможно, что паренёк играл вполне честно, а волновался просто по причине чрезмерной азартности. Или, может, Отец в мудрости своей наградил его нервным тиком. Впрочем, это все совершенно неважно.

А важно то, что в какой-то момент умная принцесса начала демонстрировать, будто испытывает по поводу Кистеня определённые сомнения. Она хмурилась, подозрительно косясь в его сторону. Барабанила пальцами по столу. А однажды, когда парень собрал-таки двадцать одно очко, даже перехватила его руку с картами, внимательно осмотрев листы.

При этом Её Высочество ни слова дурного про парня не сказала. А когда спрашивали, почему это господин так странно себя ведёт, отнекивалась, ссылаясь на естественное расстройство из-за проигрыша. Но подозрения в души оппонентов она зародить сумела. Бандиты уже и сами косо посматривали на своего собрата. Который под такими взглядами нервничал только сильнее.

И вот настал момент, когда один из игроков заметил в руке Кистеня помеченную Лареллой карту.

— Карта краплёная! — медведем взревел чернявый мужик, заросший до такой степени, что у него даже из ушей торчали пучки кучерявой шерсти.

— Неужели ты думаешь, что наш собственный брат будет обманывать? — усомнился Нож, при этом поигрывая кинжалом, зажатым в левой руке, и нехорошо так посматривая на дёргающего тонкой шейкой нервничающего парнишку.

Видимо, у самого главаря сомнений в честности «братьев» не имелось.

— Да карты просто старые, — прогудел почтенный разбойничек, которому годы настоятельно советовали отправиться отдыхать на лежанку, но вечно неугомонная молодая душа покоя не давала.

— Не метил я! — тонко взвизгнул облыжно обвинённый, вскакивая и хватаясь за внушительный чекан, заткнутый за кушак. — Ничего я не метил. Это уголок вот… оторвался просто.

Мальчишка всем по очереди начал тыкать карту, требуя убедиться, что уголок сам оторвался. Бандиты, почему-то, брезгливо отворачивались и убеждаться не желали. Лара же только с сомнением хмыкнула. Мол: «Может, и сам оторвался, а может…».

А бедный паренёк разве что носом не хлюпал. Но, в конце концов, и обиженного успокоили, и мировую все вместе выпили, и дальше игру продолжили.

* * *

Рыжий тихонечко вздыхал, нервно косясь то на все увеличивающуюся кучу монет, то на безмятежную Лару. В смысле, господина Лара. Охранник певуна, как и все за столом, поддавшись охватившему его азарту поступил просто. Монументальный детина, статями похожий на особо крупного медведя, а лицом смахивающий на суслика-переростка, просто развернулся к охраняемому объекту спиной и задвинул его — объект — могучими телесами в угол, ещё и хорошенечко прижав. Теперь парень мог сбежать только в одном случае: уподобиться воде и утечь.

Верная Фрейда тоже нервничала. Обкусав все ногти и заусенцы на правой руке, она занялась левой. В голову принцессы уже заглядывала мысль: что девушка станет делать, когда обработает обе руки. Но фантазия подсказывала что-то настолько малоаппетитное и неэстетичное, что додумывать мысль Ларелла не стала.

Зато Нож казался довольным. Наивный лупоховатый господин, кажется, собирался в этом кабаке оставить все деньги, что у него при себе имелись. А это обстоятельство главаря явно радовало. Он даже высказал предположение, что после того, как избавит юного лорда от лишней тяжести золотых, лошадей, оружия и нижней рубашки, позволит своему должнику убраться восвояси почти целым. Это, конечно, четыреста монет не вернёт, но удовольствие того стоит.

Собственное благородство привела Ножа в такое расположение духа, что шутку он повторил. А потом ещё раз. И ещё. Видимо, он принадлежал к тем людям, которые считают, что от частого употребления юмор только лучше становится. Увеличивается как капитал, данный меняле под рост. Её Высочество, в принципе, данное мнение разделяла. Только считала, что шутка изначально должна быть качественной. Но свои убеждения она оставила при себе.

А тем временем, кошель принцессы действительно стремительно пустел. И ситуация из стадии «сложная» готовилась перейти в стадию «критическая». Судьба же никак не желала по собственной инициативе развернуться лицом к девушке. И опять приходилось брать все в хрупкие женские ручки.

— Нечистый! — выругалась Лара, грозно глядя на своего соседа. — Сударь, вы мне ногу отдавили!

— Я? — удивился разбойник.

Впрочем, любой бы на его месте удивился. Сложно отдавить ногу соседу, сидящему за столом справа от себя. Если ты, конечно, каждый удачный приход не сопровождаешь чечёткой.

Её Высочество осознала собственную промашку. Стоило бы обратиться к игроку, сидящему напротив. Но прав тот, кто напорист. Или считает себя правым.

— Вы, вы! И сапог мне запачкали, — принцесса попыталась продемонстрировать вышеозначенный сапог, вытащив его из-под стола вместе с ногой. Понятно, что ничего из этого у неё не вышло. — По навозу вы ходили, что ли?

— Да где?

— В Штральзунде, не слишком понятно ответила Лара. — Вот смотрите, смотрите!

Видел ли ты, дружок, людей, которые не смотрят на то, что им настойчиво пытаются продемонстрировать? Вот и разбойнички полезли под стол, рассматривать якобы испачканные сапоги. Кто-то даже свечу под столешницу сунул. Чтобы, значит, разглядеть все детали.

Но измазанный сапог быстро утерял свою актуальность. Потому что под раздолбанным ботинком нервного Кистеня лежала припасённая Ларой девятка. Так он ещё, умница такой, наступил на карту. Ну, в точности — сбросил лист из дурного расклада и ножкой пытается под лавку загнать.

Из-под стола разбойнички вылезли с мрачными лицами. Все, кроме уличённого в шулерстве. Вид паренька стоило бы назвать пришибленным. И то правда. Каждый знает, что нет ничего безнадёжнее, чем попытка доказать, будто ты не козел. Особенно, когда у тебя на затылке рога, бородёнка воняет мускусом, а доводы в свою пользу ты высказываешь, мемекая на всю округу.

— Ситуация! — разглядывая закопчённый потолок, провозгласила Ларелла. — Играют в карты вампир, призрак, честный судья и нищий путник. На столе куча денег. Внезапно свечи гаснут, а когда их снова зажигают, деньги со стола пропадают. Внимание, господа, вопрос! Кто украл деньги?

— Вампир, — убеждённо ответил Нож, не забывая грозно посматривать на начинающего зеленеть Кистеня. — Они же кровопийцы такие, баб соблазняют. А на это всегда монеты нужны.

— Да не, какой вампир? — возразил «почтенный старец». — Понятно дело, что призрак. Они же сокровища охраняют — это всем известно. А откель сокровища-то брать? Ясно дело, в картах обдуривают.

— Судья, точно вам говорю, — подал голос сурок-переросток, от желания высказаться так елозя по скамье, что несчастный певун почти сплющился в бумажный лист под давлением монументального зада. — Они кровопийцы похлеще всяких вампиров! Так и сосут деньги, так и сосут, прорвы ненасытные.

— Не-а, — элегически сплюнув на пол и изрядно отхлебнув из стакана, объявила нежная принцесса. Путник.

— Это ещё почему? — подозрительно прищурился Нож.

— Все элементарно, друг мой, — наставительно подняла палец Лара. — Все остальные личности мифические, вымышленные. А вот ограбить бедного путника всякий пройдоха норовит. И, заметьте, каждый представляется честным бандитом. Только потом все едино без порток остаёшься. Не в карты продуешь, так обжулят тебя.

Пример, приведённый Ларой, несколько противоречил логике. Но этого, кажется, никто не заметил.

— Ты за свои слова отвечаешь ли, малец? — Нож воткнул тот самый нож в столешницу и грозно навалился на стол массивной грудью. Кстати, судя по потемневшим от времени отметкам на досках, проделывали тут такой трюк частенько. — Ещё никто не говорил, что я своего слова не держу!

— Ну, так я первый скажу! — нагло заявила Лара, садясь в пол-оборота и вызывающе забрасывая ногу на собственное, только противоположное, колено.

Такая поза выглядела откровенно наглой и даже провокационной. Вот только любой смыслящий в хорошей кабацкой драке — а плохих в подобных местах и не бывает — сказал бы, что так ещё удобнее шпагу из ножен вытаскивать. Хотя атаковать и не сподручно. Но снизу всяко ткнуть сумеешь, а там уж и на ноги вскочишь.

— Щенок! — взревел уязвлённый до глубин своей кристально чистой души главарь. — Да как ты осмелился?!.

— Нет, а я хвалить должен, что меня не только обдурить пытаются, но ещё и делают это топорно? — обиделась Ларелла. — Я понимаю, если бы мошенничали изящно, с искрой. А то просто карту под стол скинуть! Пфе-е-е…

Тут-то честные разбойники и вспомнили, с чего, собственно, весь сыр-бор начался. И снова обратили внимание на несчастного Кистеня. Парнишка, понадеявшийся уж было, что буря над его головой пронеслась, вновь послушно начал зеленеть.

— Между прочим, он вам репутацию портит, — подсказала Её Высочество, оценивая собственный маникюр. От которого остались одни воспоминания, обломанные ногти и траурная полоска под ними. — Теперь всякий может сказать, что в Сонной Лощине можно и без порток, и без головы остаться. Как бы местные охранники правопорядка не убеждали тебя в обратном.

— Полях, — машинально поправил её главарь. — Наш город называется Сонные Поля.

— Да хоть канава, — не стала спорить принцесса. — Суть дела это не меняет.

— Да я сейчас самолично тебя без башки оставлю! — взбешённым, хоть и несколько престарелым быком взревел бандит в годах.

И изо всех — вовсе не старческих сил — саданул несчастному Кистеню в челюсть.

* * *

Помнишь, дружок, что я упомянул, будто нехороших кабацких драк не бывает? Так вот я готов повторить это и подписаться под каждым словом. Ты думаешь, что люди приходят в едальные заведения только для того чтобы набить живот? Ничуть не бывало! Мы сейчас не будем говорить о вреде винопития или общения с не слишком порядочными, зато честными, ибо они не только себе цену знают, но и озвучивают её, женщинами.

Кабак, трактир, харчевня, таверна или ресторан — это место где любой мужчина имеет возможность отвести душу и придаться столь любимому всем сильным полом делом, как мордобитие. Что из сказанного вызывает в тебе скепсис: то, что в подобных заведениях можно устроить драку или то, что все мужчины обожают помахать кулаками? Ну, так развеять твои сомнения мне совсем несложно. Открой любой авантюрный роман — и ты непременно найдёшь драку в трактире. А иногда герои и заходят в харчевни только для того, чтобы учинить там побоище.

Это в новомодных произведениях, к которым я не питаю ни малейшего почтения, смельчак встречается со своим главным оппонентом в местах малоромантичных — в кузнецах, у сталеплавильной печи, а то и вовсе в какой-нибудь красильне. А потом поверженный злодей тонет в чане с кипящей смолой, напоследок демонстрируя всякие неприличные жесты и непременно обещая вернуться. Ни красоты, ни изящества, ни тени настоящего искусства.

Поэтому-то я так и люблю времена давние, напоенные сентиментальностью и изысканностью!

Но мы сейчас о драках. Так вот. Чем хороша драка в кабаке? Тем, что никто из находящихся в помещении не остаётся к конфликту равнодушным. С чего бы он ни начался и кто бы ни стал зачинщиком, деятельное и посильное участие принимают все — от посетителей, до самого распоследнего поварёнка. Жизнь наша скучна и сера, а праздника и феерии просит душа любого.

Потому удар, нанесённый в челюсть Кистеню, послужил сигналом для остальных. Как будто аккомпанируя ему, на стол, за которым шла карточная игра, откуда-то из темноты прилетел кувшин с пивом. И, понятное дело, разбившись, обрызгал не успевших вскочить до макушек.

А пока Нож протирал от вкусно пахнущей хлебной корочкой пены кустистые брови и усы, сурок, позабыв про охраняемый объект, неожиданно проворно вскочил и отвесил главарю полновесного пенделя. То ли бомбой лопнувший кувшин возымел разрушительное действие на неокрепший разум бандита. То ли у него с главарём имелись свои диалектические противоречия, но факт остаётся фактом — пинка он отвесил.

Нож, естественно, такого хамства не спустил. Отлепив собственную физиономию от столешницы, с которой его вынудил встретиться предательский удар, главарь, недолго думая, врезал по лысине ни в чем не повинного посетителя, вся вина которого заключалась в том, что сидел он за соседним столом. В самом же деле, не собственных же братьев подозревать в подлом нападении?

К сожалению, тот самый, лысый, оппонировать Ножу не смог. Ибо от богатырского удара немедленно отправился в царство грёз. Зато его друзья тут же вступились за честь поверженного. Видимо, у них имелось своё братство.

И пошла потеха. Ей-ей, черти в бездне! Мелькание теней, удары, словно кто-то лупит цепом по разделанной свиной туше, треск, грохот. Радостные, но несколько испуганные женские визги. Ибо каждый знает, что любая уважающая себя дама всегда сопровождает активные действия визгом. Хруст, звон, хрип и — апофеозом! — чьё-то громкое размеренное икание.

Бездна бездной, но происходящее моментально взгрело горячую кровь нежной принцессы. Она вскипела в жилах, забурлила, заставив Лареллу вскочить на стол. Ибо убивать разошедшихся посетителей Её Высочеству не позволяло излишнее мягкосердие, в крепости своих кулаков принцесса уверена не была. А вот сапогом пнуть в подвернувшуюся под каблук рожу — это самое то.

А пока Лара тешила природную кровожадность, гораздо более скромная и робкая Фрейда проворно сгребла со стола кучу золотых, да ещё и выдернула серьгу у мужика, залетевшего под стол. Да и певун проявил себя человеком практичным, осматривая кошели поверженных.

— Господин Лар, а нам не пора? — дёрнула фрейлина хозяйку за штанину. — Они ведь могут и закончить…

Разгорячённая принцесса, всем своим обликом олицетворяющая жар битвы, предплечьем откинула с лица выбившиеся из-под съехавшего на затылок берета волосы и обозрела, насколько позволял мрак, ибо большинство свечей и плошек побоища не пережили, поле битвы.

Буркнув что-то под нос — что-то такое, чего деликатная Фрейда предпочла не разобрать — Её Высочество залихватски спрыгнула со стола. А дальнейшее было уже делом личной ловкости и практики. Причём проявил её, как не странно, рыжий певун. Судя по всему, красавец промышлял не только невозвращёнными долгами, да разбитыми сердцами, но и конокрадством. Он с такой ловкостью вывел осёдланных лошадей из конюшни, что Лара только присвистнула. Причём запасливый парень прихватил ещё двоих коней — для смены.

— Как же низко я пала, — заметила Её Высочество, забираясь в седло. — Мне бы страны захватывать, а я лошадей увожу.

— Ну, технически уводите их не вы, — отозвался повеселевший певун. — А мечтать никому не вредно.

— Это не мечты, — отрезала решительная принцесса. — Это планы на будущее. Надеюсь, Торопыгой тебя прозвали не за постельные подвиги? Я бы предпочла убраться отсюда побыстрее.

— Вот увидите, господин мой, я буду быстрее ветра!

— Это-то и печально, — буркнула себе под нос Ларелла. — Хорошо, что не для меня.

Но рыжий, то ли предпочётший не услышать столь нелестное мнение о своих способностях, то ли действительно не расслышавший, только залихватски свистнул, отправляя к Нечистому всю конспирацию. Так что, скакать нашим героям пришлось действительно быстро.

Ночевать решили тоже в седле. Неизвестно почему, но все единодушно желали оставить между собой и Сонными Полями как можно большее расстояние. Поэтому прихваченные кони сослужили добрую службу. Хоть они и оказались ни к чему негодными клячами, все же устали гораздо меньше лошадей наших героев.

Но маленький трактирчик на околице какой-то деревеньки, приветливо помахавший ладошкой вывески из предутреннего тумана, воспринялся истинным даром Отца. Сползая с седла, даже стойкая Ларелла покряхтывала и странно переставляла ноги. Что не помешало ей пнуть дверь, нисколько не заботясь о сне хозяина заведения, и громкими призывами владельцу явиться пред ясные очи путешественников, объявить о своём прибытии.

Справедливости ради стоит заметить, что рот Её Высочество закрыла сразу же, стоило ей порог переступить. Правда, спустя уже секунду она его снова открыла. И опять закрыла.

Случился тот редкий момент, когда принцессе действительно нечего было сказать.

Впрочем, мужчины, сидящие за столом и вкушающие прелести раннего завтрака, тоже выглядели поражёнными.

— Ты?!

Этот риторический вопрос сорвался одновременно с двух уст. И, что странно, оба не сочли нужным ответить вопрошающему.

 

Глава 16

О супружеской подлости и изящных шутках судьбы

«Нет, он, конечно, не подарок, — размышляла юная принцесса, пряча в карман пузырёк с ядом. - Но каждый месяц снова замуж выходить так утомительно!»

Ты, конечно, ждёшь, мой юный друг, что сейчас я снова поведаю тебе о каком-нибудь забавном обычае минувших эпох, которыми мы так с тобой восхищаемся? Но я же вижу, каким жарким нетерпением горят твои глазки. И трепет твой понятен и близок стариковскому сердцу. Потому что в прошлый раз мы оставили героев в совсем неоднозначной ситуации. Ты, конечно же помнишь изумление принцессы, увидевшей в случайной таверне двух путников. И, несомненно, твой ясный и пытливый ум уже подсказал, что это оказались не просто мимо проезжие, а принц и его юный брат собственной персоной. Оттого всеобщее изумление и стало настолько сильным.

Но не буду мучать тебя более. Перенесёмся же туда, где застыли в ожидании зрителей герои, и посмотрим, в трагедию или фарс обернётся нежданная встреча. Вперёд, дружок!

* * *

Как ты наверняка уже убедился, друг мой, Её Высочество совсем не стоило относить к людям робким и нерешительным. Но неожиданная встреча с собственным супругом в придорожном трактире настолько выбила принцессу из колеи, что она даже слова против не смогла вымолвить, когда благородный Дарин схватил жену за руку и решительно куда-то повлёк. Тут, конечно, уместнее было употребить слово «поволок», но в отношении утончённой Лареллы оно звучало бы слишком грубо.

Путь их не стал долгим. Как правило, такие заведения как то, где они оказались, не сдают путешественникам комнат в наем. Хочешь, ночуй на сеновале или в общем зале, являющимся и единственным гостевым помещением. Но за отдельную плату хозяева охотно сдавали собственные покои, чаще всего представляющие собой жалкую спальню, в которой ночевало все семейство. А в особо холодную погоду им компанию составляла ещё и живность, мёрзнущая в хлеву.

Вот в такую-то комнатёнку и сопроводил принц прекрасную Лару. К счастью, наши герои для своих приключений выбрали тёплое, даже жаркое время года. Поэтому, в спальне ничем особым и не пахло. Разве что старой золой из дурно вычищенного очага, которые в домах более приличных давно заменили каминами.

Но плотно прикрыв за собой дверь, и даже вдвинув в массивные ушки засов, принц потерял к Ларелле интерес. И оставив её у входа, сам отошёл к окну. Даже не замечая, что оно закрыто ставней. Молчание затягивалось, но умная принцесса не спешила его нарушать. Ибо каждый знает: проигрывает тот, кто первым нападает. И эта, не побоюсь данного слова, золотая истина справедлива как для фехтования, так и для словесных дуэлей.

— Могу я поинтересоваться, как вы тут оказались, моя дорогая супруга? Да ещё и в мужском платье? — не глядя на жену, будто само зрелище это ему сильно досаждало, поинтересовался, наконец, Дарин.

— Конечно, можете, — со всем доступным ей смирением, которого в своей поистине бездонной душе девушка — при желании — могла набрать совсем немало, ответила Ларелла.

И замолчала.

— Так я жду ответа, — напомнил грозный принц, продолжения так и не услышавший.

— Ждите, — добросердечно ответила принцесса. — Я сказала, что вы можете поинтересоваться. Но это вовсе не означает, будто я вам отвечу.

— То есть, объяснений я от вас не дождусь? — уточнил Дарин, во всем предпочитающий ясную определённость.

— Не дождётесь, — с милой улыбкой ответила нежная супруга.

Жаль, что Его Высочество не мог оценить всей прелести лица девушки, так как при всех своих многочисленных способностях, глазами на затылке он ещё не обзавёлся. А ведь Ларелла не только сложила губы в чарующей улыбке, но и носик сморщила, продемонстрировала розовый язычок и, высоко задрав брови, выпучила глазки. В общем, состроила довольно жутенькую рожицу.

— Я даже спрашивать у вас не буду, каким образом вы сумели покинуть обитель святых сестёр, — кивнув, будто другого он от своей жены и не ждал, тоном государственного обвинителя продолжил принц. — Чем дольше я с вами общаюсь, тем больше убеждаюсь: в момент вашего зачатия не обошлось без самого Нечистого. Но мне по-человечески интересно. Вас совесть не гложет?

Ларелла немного поколебалась, выбирая из простого «Нет!» и «А что это такое?» наиболее удачный ответ. И решила ограничиться нейтральным вопросом.

— А почему, собственно, меня должна донимать совесть? — невинно поинтересовалась принцесса.

— Все королевство считает, что вы молите Отца как можно скорее даровать трону наследника. А вместо этого вы рассекаете невесть где. Да ещё и в штанах!

— Сделайте милость, объясните, что вас злит больше. Что я хожу в штанах или то, что я ослушалась ваше приказа? — тоненьким голоском кающейся грешницы поинтересовалась Её Высочество.

— И то и другое в равной степени, — ни на минуту не задумываясь, отрезал Дарин.

— Тогда, клянусь, я больше ни разу не поступлю так, как вы велите. И по возвращении во дворец прикажу сжечь все юбки. А сейчас у меня при себе платьев все равно нет, — спокойно констатировала смиренная супруга.

Лара отошла от двери, брезгливо провела ладонью по покрывалу на кровати. Убедилась, что оно собирает пыль уже не первое десятилетие, а знакомить со щёткой его никто не спешит, уселась на край постели. Весьма вызывающе закинув ногу на ногу.

— Кроме того, дорогой мой, просто обожаемый супруг, мне никогда не бывает стыдно за то, что я не занимаюсь бессмысленными занятиями, — закончила она наставительно.

— Вы молитвы называете «бессмысленным занятием»?

Дарин изволил-таки взглянуть на девушку. Но, впрочем, глаза он тут же и отвёл, вновь занявшись изучением старых и, в общем-то, ничем не привлекательных ставен.

— Молитвы сами по себе, конечно, могут принести пользу, — вынужденно согласилась Ларелла. — Но не в данном случае. Насколько мне известно, для зачатия наследника требуются как минимум трое.

— Трое? — до глубины души поразился Дарин и даже обернулся.

Видимо, у него имелись другие сведения о процессе производства младенцев.

— Именно так, — серьёзно кивнула Её Высочество и наставительно добавила, — Женщина, Отец Небесный и мужчина. Насколько я знаю, в истории зафиксирован как минимум один случай, когда обошлось без последнего. Но и тогда к Чистой Деве сошёл ангел и возлёг с ней на ложе. Боюсь, что меня даже ради трона анкалов такой чести не удостоят.

— Тем более, когда вы пренебрегаете молитвой, — нехорошо усмехнулся принц.

— Тем более тогда, — не стала спорить на удивление покладистая Ларелла. — И вернись я из монастыря в положение, вы бы первый, не смотря на свою набожность, усомнились в непорочности зачатия, не так ли? Вот во избежание недоразумений я и решила попутешествовать.

— Нисколько не сомневаюсь, что в этом и кроется истинная причина, — ещё мрачнее хмыкнул Дарин. — Этот рыжий — ваш любовник? — без всякого перехода резко спросил Его Высочество.

— Вы в своём уме? — не столько возмутилась, сколько удивилась Лара. — Конечно же… да.

Она и сама не знала, какую выгоду можно извлечь из согласия. Но почувствовала, что со временем выгода найдётся, потому и передумала. Может быть, этим фактом она сможет хоть немного досадить противному супругу, кто знает?

— У вас удивительно примитивный вкус, — поморщился Великолепный. — С таким же успехом вы могли взять в компанию жеребца.

— А жеребец у меня уже есть, — пояснила Ларелла. — Знаете, как говорят у нас на севере? Каждая уважающая себя дама должна обладать четырьмя животными: вороным жеребцом в конюшне, белоснежным песцом на плечах, горячим львом в постели и безотказным бараном, который за все это платит.

— Даже не буду пытаться догадываться, какая из ролей отведена мне.

— Не стоит. Это и впрямь задачка не из простых, — сочувственно покивала принцесса. — Не перетруждайтесь. А то геморрой вылезет.

— Заметьте, я вам не хамил, — совсем уж помрачнел Его Высочество. — Видимо, пора начать.

И сделав столь парадоксальный вывод, Великолепный Дарин стремительно покинул комнату, швырнув брус, выполняющий роль задвижки, в угол.

От стены откололся и практически бесшумно рассыпался невесомой пылью пласт штукатурки. Принцесса даже не вздрогнула.

* * *

— Я её придушу собственными руками! — взбешённым быком ревел принц, расшвыривая ногами ни в чем, в общем-то, неповинную солому, укрывающую дощатый пол конюшни. — Разорву напополам! А потом четвертую! Шею сверну.

Его предусмотрительный младший братик наблюдал за разыгрывающейся трагической сценой с верхней ступеньки лестницы, ведущей на сеновал. Далан считал себя не только предусмотрительным, но ещё и умным юношей. Потому на ступеньку он уселся не просто так. Не смотря на сострадающую позу — локоть поставлен на колено, а кулак горестно подпирает щеку — блондин приготовился к любым неожиданностям. Если бы лестницу из-под него вышибли, красавчик вмиг успеет забраться в люк. А вздумай кто попытаться подняться наверх, Далан с лёгкостью мог скинуть лестницу и опять же скрыться на сеновале. А там ему и психующий брат не страшен. Как бы не Великолепен был Дарин, а росту допрыгнуть и у него не хватало.

— Так опозорить на все королевство! Лопухом выставить! Ослом! Мальчишкой!

— Ну что ты сразу… — успокаивающе прогудел красавчик. — Можно подумать, она первая женщина, которая любовника себе завела.

— При чем тут её любовник? — окончательно вышел из себя Его Высочество, на все королевство прославившийся своим холоднокровием.

Тут уж даже жеребец принца, испуганно косясь, попятился вглубь загона. Животное неплохо знало нрав своего хозяина. И в конюшне — не в этой конкретно, а в конюшнях вообще — Дарин бушевал не в первый раз. С горяча он мог и стойло начать рубить. Не то чтобы конь опасался, что господская карающая длань опустится на его крепкую шею. Но в запале чего только не сделаешь. Ну его к Нечистому. Лучше уж в стороне держаться.

Жеребец оценивающе глянул на щелястую стену у себя за хвостом, прикидывая: сможет он её выбить копытами или нет. Да-да, дружок, я ничуть не преувеличиваю. Именно так он и сделал. Знаешь, новомодное учение о том, что каждая живая тварь развивается, то есть, эволюционирует? Так вот, ни что так не подстёгивает прогресс, как оправданные опасения за собственную шкуру.

Ну а пока его собственная лошадь эволюционировала и совершенствовала стратегическое мышление, Дарин продолжал буйствовать. Он метался вдоль стойл, словно зверь в слишком тесной клетке, не забывая распинывать солому.

— Пусть хоть десяток любовников себе заведёт. Пусть даже целый гарем! Кто бы против, но не я! Ты не понимаешь! Пока я уверен, что она запертая сидит, ума набирается, эта сволочь путешествует по всему королевству, да ещё и ногами сверкает!

— Ноги у неё в шоссах… — глубокомысленно заметил юный герцог.

— Зато задница голая! — взревел принц.

— И задница прикрыта, — не словив мух, попытался возразить блондин.

Правда, тут же и прикусил язык. Не из предусмотрительности, а потому что старший брат от всего своего пламенеющего сердца пнул лестницу, едва не заставив её свалиться.

— Да пусть хоть совсем нагишом! Но не моя жена! И не тогда, когда она должна сидеть в монастыре!

От сиятельного рявка балки в конюшне испуганно вздрогнули.

— Я понял-понял, — снова попытался успокоить разошедшееся высочество брат. — Покарать! Да так, чтоб неповадно было. А любовника на каторгу.

— В сортир! — прорычал сквозь зубы Дарин.

— Чистить? — уточнил наивный герцог. — Тоже мысль. Но где ты сортир-то приличный найдёшь? Да даже ближайший неприличный в твоём загородном поместье, под столицей. А больше-то любителей инновацией и не сыщешь.

— Утопить! — кровожадно пояснил Его Высочество. — Утопить в сортире.

— Ну, ход твоей фантазии меня восторгает, — осторожно порадовался красавчик. — Но до Осколково ещё добраться надо.

Тут я вынужден опять прервать моё плавное повествование, дружок, и отвлечься на минуту. И пусть эта деталь никак не влияет на приключение наших героев, но уж коль скоро она была упомянута, то объяснить все до конца стоит.

Дело в том, что Осколковым прозвали загородную резиденцию Великолепного Дарина. В самом начале нашей истории я упоминал, что принц наук чурался и к искусству никакого томления не испытывал. Все это правда. Но, как и во всякой правде, тут имелись свои исключения.

Так вот, наш принц просто обожал химию, которую в ту пору ещё именовали алхимией. А, точнее, ту её отрасль, которая относилась ко всяческим взрывам, возгораниям и способностям разносить нечто материальное в прах. Принц тратил немалые средства, приглашая в свои превосходно обустроенные лаборатории самых известных специалистов подрывного и артиллерийского дела. Теперь, я думаю, прозвание, данное местным людям поместью, для тебя приобрело смысл.

Но кроме любви к шуму и пламени, испытывал Дарин ещё и страсть к техническим новшествам, делающим жизнь комфортнее. Вроде платформы на блоках, доставляющих еду с кухни прямо в покои и из-за того не успевающую остыть. Или кровати, способную принимать разную форму. Такая диковина весьма споро помогала в… э-э… спанье. В смысле, спящий мог принять удобную ему позу. Или вот, извольте, сортир.

Но я, как обычно, увлёкся. Мы остановились на том, что Его Высочество высказал пожелание утопить рыжего певуна в этом чуде передовой инженерной мысли.

— Доберёмся! — отмёл в сторону все сомнения Дарин и улыбнулся плотоядно, как волк, увидавший наивно заблудившуюся одинокую курочку. — Все равно я их с собой прихвачу.

— Куда прихватишь? — вытаращил глаза герцог.

— А куда мы с тобой направляемся? — внезапно успокоившийся принц оперся локтями о хлипкую, жалобно скрипнувшую под его немалым весом, дверь стоила. И изящно скрестил икры, поставив одну ногу на носок сапога. — В замок Райген. Если я не путаю, повитуха сказала, что отправила ребёнка именно туда?

— Да нет, не путаешь, — растерялся блондин. — Но зачем свою жену в замок тащить? Ты же хотел, чтобы её ребёнок стал твоим козырем.

— А он и станет, — заверил Его Высочества, не лишённый известного семейного коварства. — Заодно избавит меня от долгих объяснений и лишних угроз. Сразу все будет понятно. Вот, дорогая, твой поскрёбыш. И я в любой момент могу сделать с ним все, что захочу.

— А если Её Высочество не склонна к материнской любви? — усомнился герцог.

— Все бабы склонны, — непререкаемо отрезал принц. — Они же самки. Ну, а если мне доставшаяся и в этом имеет изъян, то угроза расторжения брака на основании подобных пикантных обстоятельств заставит её запомнить место моей жены. И станет она шёлковой, покладистой…

— Н-да? — блондин явно не разделял розовых надежд своего брата.

Но и спорить с ним не спешил. На собственной шкуре этот юный, но уже умудрённый тяжким опытом человек не раз испытал справедливость утверждения: нет ничего опаснее, чем разрушать чужие мечты. Особенно если мечтатель силен, быстр и известен как лучший фехтовальщик королевства.

* * *

Стук в дверь отвлёк Лареллу от её не слишком весёлых дум, которым она предавалась вот уже битый час. К сожалению, ничем более продуктивным принцесса не могла себя развлечь. Подлый супруг ушёл поспешно. Но не забыл придавить дверь комнаты чем-то настолько тяжёлым, что хрупкая девушка даже на ширину пальца приоткрыть створку оказалась не в силах. А ставни, как назло, запирались снаружи. Потому как служили защитой от холода и света, а не от лихих людей. С другой стороны, в этом наблюдался определённый рационализм. Кого и когда останавливали запоры?

Это если, конечно, ты не нежнейшая из принцесс, твоя шпага не слишком тонка, чтобы воспользоваться ей как рычагом, а в мужья не достался самый настоящий козел. Не в смысле с рогами — ими-то Его Высочество обзавестись пока не успел. А в смысле такой же противный и мерзкий.

В общем, в ответ на стук Лара только усмехнулась.

— Войдите! — не без ехидства пригласила она.

За дверью растерянно и даже смущённо замолчали.

— Это я, Ваше Высочество, — пискнула верная Фрейда.

— И что мешает тебе войти?

— Сундук, — честно призналась девушка. — Он очень большой и тяжёлый. А ещё приказ Его Высочества, — подумав, добавила честная фрейлина.

— Вообще-то, ты служишь мне, а не ему.

— Вообще-то, он тут, а вы там, — парировала рыженькая, кое-чему научившаяся за время путешествия с госпожой.

Не сказать, что это «кое-что» относилось к вещам, которым стоит учиться юной, благовоспитанной барышне. Но иногда мы не в силах контролировать наши навыки. Вот и Фрейда, уже выпалив не слишком почтительное возражение, мигом затаилась и даже, кажется, от страха дышать перестала.

Ларелла мрачно посмотрела на потолок, опустила взгляд к полу, покосилась на окно. Сказать бы она могла многое. Да только смысл ругаться и угрожать, если паршивка тоже «там», а ты «тут»? Но Ее Высочество умела ждать. Нет, высказывание: «Спокойно жди на берегу. Рано или поздно, но река сама пронесёт мимо трупы твоих врагов!» — никогда не являлось её жизненным кредо. Лара, как человек действия, сама предпочитала не только делать трупы трупами, но и собственноручно их в реку кидать. Только вот для всего нужен свой, особенно подходящий момент.

— Тебе чего нужно? — мало дружелюбно буркнула принцесса.

— Я хотела вам сказать, что Григо… В смысл, господин Родс раскрыл местоположение ребёнка, которого вы ищите, — змейкой прошипела фрейлина.

— Да ну? Как своевременно он это сделал! — оценила поступок певуна Лара. — И где же этот паршивец?

— Сейчас он на сеновале. По крайней мере, я оставила его именно там. И…

— Ты ребёнка оставила на сеновале? — тяжело поразилась принцесса.

— Ой, нет! Я думала, вы спрашивали про Григо. То есть, конечно, про господина Родса, — смутилась Фрейда.

— На кой мне надо знать, где эта сволочь ошивается? Хотя, знания небесполезные. Я его ещё не успела поблагодарить за то, что он с такой старательностью нам обеспечил извилистый, но полный впечатлений путь. Да и за последние приключение он остался не отблагодарённым, — не без здоровой доли кровожадности, заверила дверь Ларелла. — Но, вообще-то, меня ребёнок интересовал.

— Он в замке Райген, — понизив голос до совсем почти неслышимого шёпота, прошелестела фрейлина. — Это в пяти днях конного пути отсюда. Между прочим, вот вы на него наговариваете, а Григо нас туда и вёз. Получается, что мы крайне неблагодарны ему.

— Везли нас лошади, — усмехнулась Лара, имеющая свои представления о благодарности, её размере, соотношении к оказанной услуге и форме. — И мне интересно, с чего это он вдруг стал таким добрым, что выложил тебе все?

Даже через плотно закрытую дверь Её Высочество ощутила, как Фрейда замялась. Принцесса буквально увидела вспыхнувшие алыми маками обычно бледные, с едва видимыми веснушками, щёчки рыженькой.

— Фрейда-Фрейда, — усмехаясь, укоризненно покачала головой Лара, помня о святой обязанности госпожи блюсти нравственную и духовную чистоту своих подопечных. — Как же так? Нет, я, конечно, ценю твои старания. Но, все же, есть определённые границы, через которые девица не должна переступать…

Ларелла говорила, и собственные брови поднимались все выше и выше. Во-первых, принцесса и не подозревала в себе таких талантов. Ей-то всегда казалось, что от подобной морализирующей мути её саму парализует. А, во-вторых, Лара и не подозревала, что читать нотации другим — это такое удовольствие. Теперь, пожалуй, она лучше понимала престарелых благообразных кумушек, к месту и не к месту берущихся поучать молодёжь.

С другой стороны, не стоило ли такое удовольствие расценивать как знак приближающейся старости? Ведь принцессе вскоре девятнадцать должно было исполниться — отнюдь не девочка.

— Ваше Высочество, это не то, что вы подумали! — изнемогая от смущения, простонала Фрейда. — Ничего не было! Да и он обещал на мне жениться.

— Чего он тебе обещал? — подавилась нравоучениями Лара. — С ума ты, что ли сошла? Или специально всю последнюю неделю уши пальцами затыкала?

— А чего бы мне и не жениться? — недовольно проворчали под окном. — Девушка ладная, симпатичная. Не бедная, опять же.

— Да, это немаловажно, — согласилась принцесса, прислушиваясь к скрежету открываемого засова на ставнях. — И давно ты это решение принял, позволь узнать?

— Жениться-то? Нет, про жениться только сегодня. До этого я же не знал, что она девица, — признался певун, пыхтя от усилий открыть ставни, — Думал, что парень. А на мальчишке жениться как-то не очень. Даже если он и смотрит на тебя влюблёнными глазами, и краснеет мило. Должны же быть у мужчины какие-то принципы.

— Какие-то, безусловно, должны, — согласилась Ларелла. — Только ты сейчас про которого из мужчин говорил? Про себя, или про мою фрейлину? В смысле, пажа?

— Да про себя, понятное дело. Какой из него мужчина? Усов ещё не бреет.

— Вот теперь я все поняла. Твой главный принцип в жизни — не жениться на влюблённых мальчиках. Между прочим, достойно уважения. Не многие таким похвастаться могут. Ты долго там возиться будешь?

— Да уже все, — заверил её рыжий, — вылезайте.

Лара, улыбаясь в предвкушении вытянувшейся морды супруга, когда тот увидит зад её коня, лихо перепрыгнула через подоконник, придерживая ладонью шпагу.

И очень неудачно приземлилась. Впрочем, никто её не осудит за недостаток ловкости. Ничто так не способствует подворачиванию ног и потери равновесия, как разочарование. А уж зрелище собственного мужа вместе с деверем стоящего всего в пяти шагах от окна, из которого ты выпрыгиваешь, и наблюдающих за этим зрелищем с нескрываемой иронией, выведет из себя кого угодно.

Вот и разум Лары покинул свою хозяйку, аккуратно прикрыв за собой дверку. Взбешённая принцесса, даже не обращая внимания на вывихнутую щиколотку, с рычанием камышовой кошки накинулась на врага. Но, почему-то, в данной ситуации врагом она посчитала не мужа, а скромно стоявшего в сторонке певуна.

Да, о шпаге и умении недурно фехтовать, девушка позабыла тоже.

* * *

- Ну а что я? — жалостливо басил певун, промокая не слишком чистым рукавом рубахи, натянутым на ладонь, царапины.

Впрочем, это стоило назвать самыми натуральными ранами. Такие обычно оставляет разъярённая пантера или тигр. Человеку, не бывавшему в восточных колониях, подобные ужасы и представить себе сложно. Ибо, к счастью, у нас животных, способных нанести похожие повреждения, с древнейших времён не водилось. Ну, в самом деле, не считать же нежнейшую Лареллу за опасное животное?

Но, так или иначе, а принцесса и без шпаги справилась весьма недурно. Физиономию рыжего украшали длинные, кровоточащие, с натурально рваными краями, порезы. Причём Её Высочество старающаяся быть оригинальной во всем, не стала уподобляться всем остальным женщинам. И царапины на коже шли не только вдоль, но и поперёк. И, при желании, на лице певуна теперь вполне можно было в крестики-нолики играть. Ларелла, может, и сыграла, не оттащи девушку герцог.

— Они же вон какие! Как таким ничего не скажешь? Ведь на твоих же собственных штанах повесят и сапогами накормят, — тянул певун.

Кстати, вполне себе мелодично тянул. И даже носом шмыгал в такт, музыкально. Все-таки, чувствовался в нем профессионал. Но и импровизируя, он не забывал кивать на «тех, которые». Чтобы все присутствующие могли убедиться — выхода у парня действительно не имелось.

— Я себе лежу спокойно в сене, никого не трогаю…

— Подслушиваю, — подсказал юный герцог, в очередной раз хлюпнув разбитым носом.

Ларелла засадила свой локоть в личико красавчика столь прицельно и удачно, что кровь даже сейчас, спустя десять минут после нанесения травмы, сворачиваться и не собиралась.

— Но ведь не трогаю же! — резонно возразил певун, печальна глядя на рубаху, изрядно испятнанную красным. — А тут налетают! Бить начинают почём ни попадя! И только приговаривают «Куда едешь?» да «Зачем?».

— Неправда твоя, — прогундосил блондин, пытаясь засунуть в ноздрю платок сомнительной чистоты, но зато обшитый кружевом и до сих пор пахнущий духами. — Братик говорил не только это.

— Заткнись! — посоветовал принц тоном, каким палач, страдающий жёстким похмельем, обычно разговаривает с осуждённым.

Мол: «Может, милок, ты сам зарубишься, а? Я ведь и промахнуться могу, не туда попасть. Раз десять так, а то и поболе. Видишь, как руки-то трясутся?».

Впрочем, повод для дурного настроения у Дарина имелся весьма достойный. Он тоже красовался поцарапанным лицом. Правда, его кожа не зияла рваными ранами, а краснела обыкновенными царапками, словно на физиономию Великолепного разом с пяток котят с крыши сигануло. Фрейда, бросившаяся на защиту потенциального жениха, профессионализмом, точностью, да и яростью принцессы не обладала. Зато старания у неё было хоть отбавляй. Поэтому внешность Его Высочества декорировали не только царапины, но и угрожающе чернеющий кончик носа с багровыми следами мелких, но острых зубок.

— Ну, при дамах я такое повторять и не собирался, — оскорблённо прогудел рыжий, не без нежности поглядывающий на свою наречённую, спокойно отдыхающую под стеной дома.

Просто принц несколько не рассчитал собственных сил, когда отбросил взбесившуюся девушку прочь. Вот и встретилась рыженькая головка со стеной. Впрочем, штукатурили трактир на совесть, слой был толстым и довольно мягким. Герцог уже успел осмотреть фрейлину и даже уложил её поудобнее, сунув под голову собственный свёрнутый плащ.

Так что, ничего страшного с Фрейдой не произошло. А даже если и помутился бы у фрейлины рассудок — не велика потеря. Как известно, придворным, тем более девушкам, важна отнюдь не голова. А крепкие ноги, чугунный желудок и стальной зад. Разум же дело вторичное.

— Так, значит, моя дражайшая супруга направляется в замок Райген, — не без ехидства поинтересовался принц. — Какое неожиданное совпадение! Наш путь тоже лежит именно туда. Никак о ребёночке беспокоитесь? Так вам не стоит волноваться: он будет в полной безопасности. Под моей защитой.

Принцесса, лежавшая на травке боком и не способная даже толком перевернуться, потому что спутанные её же собственным камзолом руки не давали этого сделать, ответила мужу улыбкой, больше всего напоминающей оскал. Но, самое странное: личико у неё при этом ничуть не утеряло от природы данной прелести. Напротив, раскрасневшиеся от борьбы щеки и горящие глаза придавали всему облику Лареллы особую дикую красоту.

— Ну, это мы ещё посмотрим, кто такую драгоценность сможет защитить лучше, — заверила девушка.

А теперь позволь остановиться на минутку, дружок, и обратить твоё внимание на этот диалог. Видишь ли ты двух людей, говорящих абсолютно противоположные вещи, но думающих, что подразумевают они одно и то же? Дарин-то имел в виду, будто принцесса, озабоченная судьбой своего бастарда, спешит его спрятать в другом, более надёжном месте. И давал понять жене, что тайна её более таковой не является. В ответ же Ларелла утверждала все то же самое, но относительно внебрачного ребёнка Его Высочества.

Это ли не ирония? Это ли не изящная шутка Провиденья? Видимо, судьба очень смеялась, одарив наших влюблённых незаконнорождёнными детьми, а потом сведя их вместе. Дочка принцессы и прелестный сынок принца… Неужели, они воспитывались вместе? Как они воспринимали друг друга? Может, считали себя братом и сестрой? Нет, ты как знаешь, а у меня аж слезы от смеха выступают на старческих глазах!

Впрочем, шутка, которую нужно столь тщательно растолковывать, теряет львиную долю своей прелести. Вернёмся же к нашим героям, которые уже успели вдоволь наулыбаться друг другу и взглядами пообещать многое.

Дарин, решивший, что затянувшуюся сцену пора заканчивать, помог супруге подняться. Причём проделал он это весьма небрежно, негалантно и даже болезненно, схватив нежную Лару за вывернутый локоть. Будучи поднятой столь невежливым способом, да ещё и ступив на поврежденную ногу, про которую в пылу битвы принцесса совершенно забыла, девушка покачнулась, вновь теряя равновесие. И если бы не широкая грудь Его Высочества, на которую Ларелла практически упала, все могло закончиться гораздо печальнее.

Но гордая красавица тут же попыталась отстраниться, а это со связанными руками сделать совсем не просто, уверяю тебя. И, все же, в жилах Великолепного текла кровь истинных рыцарей. Поэтому он поддержал свою пленницу за талию. Лара подняла голову, вероятно для того, чтобы поставить супруга в известность о назойливости его помощи. Но их глаза встретились. И-и-и…

И Дарин подхватил жену на руки, удаляясь прочь весьма поспешно. Так поспешно, что даже спотыкался, будто незрячий.

— Эй, вы куда? — окликнул брата изумлённый до крайности герцог.

— Здороваться, — огрызнулся принц, едва не промахнувшись мимо дверей конюшни. — Мы поздороваться забыли.

— А ещё у нас серьёзные задолженности по обязательствам, наложенных королём, — как-то задумчиво, словно рассуждая о достоинствах ямба перед хореем, добавила Лара.

— Какие ещё обязательства? — ничего не понял юный красавчик.

Но ответом ему послужил лишь такой же недоумевающий взгляд певуна. Фрейда, до сих пор не пришедшая в себя, физически не могла ни дать пояснения, даже если они у неё и имелись. Ни присоединиться к всеобщему изумлению.

 

Глава 17

О разности предпочтений и страхе с большими и лживыми глазами

«Ничто не делает женщину такой беспомощной, как свежий маникюр!» — заметила юная принцесса, переводя взгляд со шпаги на только что отполированные ногти.

У тебя есть домашний любимец, дружок? Наверняка в твоей комнате живёт игривый котёнок или щенок, который станет верным защитником. Люди в те прекрасные времена, о которых я веду речь, любили животных. И даже почитали их. Конечно, не как наши совсем уж древние предки, но тоже относились со всей уважительностью. А самой преданной душой, служащей человеку, и в те времена и поныне, стоит назвать собаку.

До наших времён дошли легенды, рассказываемые у костров возле пещер, а позже передающиеся из уст в уста уже не как быль, но как красивая сказка. Вот послушай.

Однажды Отец увидел, как люди горюют, собравшись возле своего товарища, который погиб, упав со скалы. Тогда Творец отправил на землю своего посланца. Он должен был успокоить людей и сообщить им, что умерший на седьмой день оживёт вновь. Но вестник Слова оказался очень непослушным. Он приказал скорее рыть яму для своего друга и закапывать его. Наши пращуры поверили и исполнили веленное. С этого дня люди на земле стали умирать. Узнав о проделке своего посланца, Отец рассердился. За непослушание он превратил его в пса, который должен всегда служить человеку.

Неправда ли, красивая легенда? Хотя, по такой логике, собаки должны ненавидеть людей и вечно им пакостничать. Но с другой стороны, сказка должна красиво звучать, а не нести истину. А эта история полна романтизма, не так ли?

Нет-нет, никого из наших героев не закопали, что ты! Речь шла о собаках… Ну, успокойся дружок. Давай лично убедимся, что с путешественниками ничего дурного не случилось!

* * *

Костерок, потрескивая, деликатно покусывал дрова. Внизу, под обрывом, сонно пришёптывала река. В кустах, создавая музыкальное сопровождение поистине романтической сцене, посвистывали цикады. И, конечно, довершающим штрихом к картине ночной идиллии из-за густых крон деревьев выглядывало нескромное лунное око. Оно было таким большим и навязчивым, что за его сиянием даже звезды темнели, прячась в бархатных складках неба.

Нет, мой юный друг, кто не был влюблён, тот не может по достоинству оценить прелесть ночи, напоенной терпким запахом трав и смолы! Этот аромат тревожит чувства куда успешнее даже самых сильных афродезиаков! А поскольку тебе ещё рановато знать, что такое афродезиаки, вернёмся к нашим героям.

В тот достопамятный день, запомнившийся героической и поистине кровопролитной битвой за любовь, продолжить свой путь венценосная чета так и не смогла. То одно их отвлекало, то другое. Но, переночевав все в том же придорожном трактире, хозяин которого уже и не знал, кого благодарить, что такие постояльцы нашли дорогу к его заведению, принц, принцесса и сопровождающий их небольшой, но весьма колоритный кортеж, выехали лишь утром.

И провели в дороге целый день. Его Высочество оставался непреклонным и никак не реагировал на напоминая о хрупкости, чувствительности и слабом здоровье своей нежной супруги. Никто не мог сказать, что так ожесточило его сердце, но остановиться он позволил всего два раза. Да ещё и крепко привязал жеребца Лареллы длинной верёвкой к собственному седлу. Наверное, боялся, что благородное животное может потеряться.

А когда сама Лара, уставшая безумно, пригрозила поступить по своему, Дарин в ответ пообещал привязать и её. В принципе, такое решение мне кажется вполне разумным. Ибо мы все страшимся потерять то, что нам дорого. Особенно, если только что обрели его вновь после долгой разлуки. Поэтому в данном случае я даже не стану обвинять Великолепного в излишнем жестокосердии.

И вот только когда начало смеркаться, Его Высочество свернул с тракта и нашёл это дивное местечко на крутом берегу реки. Тут и разбили лагерь, развели костёр и поужинали припасами, захваченными из трактира, как обычные путники. И в этом тоже имелась своя романтичная прелесть.

Уставшая за день Ларелла притихла, свернувшись клубочком под попоной. И только её таинственные, отражающие огни костра глаза давали понять: юная принцесса не спит. Дарин занимался тем, чем занялось бы девять мужчин из десяти в те минуты, когда заняться им абсолютно нечем. Нет, он не прихлёбывал брагу. Тем более что никакой браги путешественники и не прихватили. Великолепный остругивал палочку. А вот красавчик герцог с певуном явно нашли друг в друге родственные души.

Они умудрялись болтать даже на полном ходу. А уж сейчас, когда стук конских копыт не заглушал их голоса, разошлись вовсю. Рыжий, увлёкшись Даланом, забыл про свою наречённую, оставив её скучать и хандрить в одиночестве. И уже пару раз поинтересовался у блондина, точно ли он мужчина, а не переодетая женщина. Герцог, конечно, таким интересом был немало удивлён. Но заверил со всей обстоятельностью, что Отец в мудрости своей позволил родиться ему мальчиком.

Впрочем, все сомнения рассеялись во время одной из остановок. Как известно, ничто так не укрепляет внезапно возникшей симпатии и не повышает доверия к человеку, который волею судьбы становится твоим спутником, как совместное орошение кустов. Вот после такого поливания придорожной чахлой растительности рыжий и успокоился. Правда, и несколько приуныл тоже.

Но его разочарование длилось недолго. Вскоре они вновь болтали как завзятые кумушки. И разговор их был далёк от интеллектуальных тем. Ну вот, допустим, Григо спрашивал: «А каких лошадей нынче предпочитают высокородные лорды? Я слыхал, что по понедельникам они ездят исключительно на вороных, а по пятницам на гнедых?». А герцог ему отвечал со всей обстоятельностью: «Видишь ли, друг мой, своей конюшни я не держу и пользуюсь королевской. Поэтому остаётся довольствоваться той лошадью, которую мне выделили. А поскольку я предпочитаю от всего в этой жизни получать только удовольствие, то так и выходит. Когда подо мной белая лошадь, я предпочитаю белых. А когда в яблоках, то такую масть».

Или, допустим, диалог, когда ужин был только что съеден.

— А, правда, что в моде пурпуэны с зауженной талией и заложенными на спине складками? Я слыхал, что в столице носят плечи вовсе уж какой-то небывалой ширины. Да ещё и в гульфики подкладывают кроличьи лапки для придания приятной округлости? — вопрошал певун, явно тяготеющий к красивой жизни.

Хотя, вероятно, это было проявление практичности. Ведь ему, будущему супругу королевской фрейлины, а потому девицы и самой по себе блестящей, стоило разбираться в тонкостях высшего света. Юный герцог такие стремления вполне понимал и даже поощрял. Поэтому консультировал весьма охотно.

— Право, я не держу собственного портного, меня обслуживает королевский. Потому и за модой не слежу. Тут как и с лошадьми. Подали мне камзол с широкими плечами — мне нравится такой крой. С зауженной талией? Ну что ж, прекрасно подчёркивает фигуру! — красавчик забросил руки за голову, мечтательно глядя в темнеющее небо и, отдавая дань романтичности ночи, жуя ромашку. — Что же касается цвета, то при дворе в моде всегда яркое. Это исключительно наш Дарин носит исключительно чёрное. А в гульфики чего только не подкладывают, скажу я тебе по секрету. Но ведь надо же как-то выкручиваться, верно? Дамам проще. Опустила декольте пониже, рубашку выбрала потоньше — и дело сделано. Сразу видно, какие у красотки капиталы имеются. А нам как поступать? Вот и придумываем.

Рыжий покивал, полностью разделяя мнение блондина. Видимо, такие страдания и муки самопрезентации были ему хорошо известны.

— А ещё я слышал, что аристократы окружают себя собаками редких пород, — продолжал свой допрос певун. — Только вот кто-то говорит, что в моде маленькие пёсики, которых нужно на руках носить. А кто-то окружает себя здоровенными псами. На парадных-то портретах тоже по-разному.

— Ну, друг мой, — ухмыльнулся улыбкой долго пожившего и всего повидавшего человека красавчик. — При дворе-то собственную собаку иметь — роскошь небывалая. Потому как спят придворные где придётся. Думаешь, у каждого из них апартаменты? Ничуть не бывало! Фрейлины королевы или принцессы ночуют в её опочивальне или приёмной на матрасах. А кавалеры и вовсе на сеновале или в конюшне. И только у самых знатных комнаты есть. Но те, кто может позволить себе живность, предпочитают при себе держать гончих. И представительно, и в охоте может пригодиться. У меня собственной своры нет, пользуюсь королевской. Потому и особых предпочтений не заимел. Обычно на мелкую дичь охотятся с истрийскими борзыми, а на медведя или кабана с тарансийскими гончим.

— А вот скажи… — певун в своей жажде познания мира был поистине не утомим.

— Только не спрашивай его, каких женщин он предпочитают при дворе, — неожиданно подал голос Его Высочество. — Своего гарема у него тоже нет. Королевским пользуется.

- А у короля есть гарем? — удивился наивный Григо.

— А как же? Придворные дамы.

Опровергая сие нелепое заявление, Её Высочество и Фрейда фыркнули одновременно и с одинаковой, типично женской, интонацией.

* * *

Несчастная Фрейда убедившись, что её коварный суженный за подробностями столичных мод и уклада жизни аристократов забыл о ней, грустно вздохнула и собралась отбыть в царство грёз. Чтобы хоть там насладиться мужским вниманием, которым бы она безраздельно владела. Юная фрейлина даже мстительно подумала, что, пожалуй, в сегодняшнем сне она увидит не певуна, а белокурого начальника дворцовой стражи.

Такая женская покладистость заслужила одобрительный взгляд со стороны Его Высочества. Страдания рыженькой девушки не остались незамеченными принцем. И он высоко оценил её нежелание привлекать лишнее внимание. А, попросту, Дарин считал, что настоящая женщина так и должна поступать: сидеть тихо и ждать, когда о ней вспомнят. За это Великолепный Фрейде даже доброй ночи пожелать изволил. Правда, сквозь зубы.

Но такое расположение и пристрастие к типичным мужским заблуждениям не оценила принцесса. Ларелла вдруг откинула с себя попону, резко встала и поправила камзол, потянувшись за шпагой, лежащей неподалёку.

— И куда это вы собрались, позвольте узнать? — лениво, но все равно хмуро, спросил Дарин.

— Не позволю, — не менее мрачно отозвалась нежная Лара, у которой настроение играть в словесные игры отсутствовало напрочь.

— А вы никуда не пойдёте! — сообщил ей заботливый супруг.

— И почему же это? — не без ехидства поинтересовалась покорная жена.

— Да потому что я вас никуда не отпущу.

Между прочим, стоит оценить логичность принца и его умение делать выводы. Действительно, сложно куда либо идти, если тебя не отпускают. Тут, конечно, как и во всяких уравнениях, имеются свои переменные: сила и сноровка оппонента, твои собственные умения быстро и ловко передвигаться, а так же такие неожиданные члены, как вовремя подвернувшийся под руку кирпич или слега от забора.

Но, к сожалению, в данной задачке ответ изначально всем был ясен. Перед грубой физической силой женские желания действительно вынуждены пасовать. Правда, у дам имеется свой не конвенционный арсенал: слезы, мольбы, истерика и, в конце концов, битье бабушкиного сервиза. Именно бабушкиного — остальная посуда совсем не дорога жёсткому мужскому сердцу. Можно, конечно, начать швырять его трубки, рожки для пороха и трости. Но это грозит уже не милыми семейными противоречиями, а полноценным скандалом. Или даже разводом. Который супруга, конечно же, никогда не даст.

Но все эти нюансы, дружок, ты ещё усвоишь, когда женишься. Как бы я не предостерегал тебя от этой напасти, участь сия не минет ни одного мужчину. У каждого в жизни должен быть свой крест.

К сожалению, под рукой Лареллы не было никакого сервиза. И даже трубок с ружьями не имелось. А до любимой шпаги Дарина она просто бы не дотянулась. Существовал, конечно, вариант швыряния любимого коня. Но его принцесса отмела как сложно реализуемый. Поэтому девушка поступила просто: пнула костёр. А поскольку супруг, вознамерившийся показать, кто в семье хозяин и расставить все знаки препинания над всеми буквами, сидел как раз за ним — напротив Ее Высочества — то вполне закономерно, что все искры, угольки и горячие веточки, взмыв в воздух, приземлились точнехонько на него.

Будь ты трижды Великолепный, но когда тебе на шерстяные штаны падают горячие угли, ты вскочишь с воплями и начнёшь исполнения ритуального танца призыва дождя дикого племени зусулов. Даже если никогда и ничего не слышал ни о племени, ни о ритуалах. Танец-то все равно исполнен будет.

Ларелла одарила супруга вполне благосклонным взглядом. Видимо, ей понравилось, что отплясывал принц старательно и с огоньком, уж прости старику такой каламбур. И, негромко поаплодировав, Её Высочество, совсем неторопливо и даже с вызовом покачивая бёдрами, удалилась в стороны берега, оставив ошалевших зрителей, открыв рот, наблюдать за выступлением Дарина.

А вот сам принц столь пристального внимания не оценил. Точнее, не оценил их бездействия.

— Чего смотришь? — рявкнул он на оцепеневшего брата.

И добавил ещё несколько выражений, которые я тут приводить не буду. Но стоит отметить, что выражения эти также магические. Ибо они стимулируют даже очень растерянного человека к действию. Работает данное колдовство безотказно.

Вот и герцог немедленно вскочил на ноги, схватил тыквенную флягу и вылил воду на голову приплясывающему принцу. Но Его Высочество помощи не оценил. Просто потому, что драгоценная влага не достигла очага поражения! Сколько в той фляги воды? А теперь оцени, дружок, расстояние между макушкой взрослого мужчины и его штанами! В данном случае Дарина и пожалеть стоит — сверху мокро, снизу печёт. Потому принц, взвыв, выдал уж и вовсе нечто невообразимое.

Но помощь была близка. Рыжий певун, мгновенно сориентировавшись в ситуации, вытащил из-под седла припрятанный бурдючок и тонкой струйкой окатил то, что нужно. К сожалению, и этот способ гасить тлеющие штаны Дарин не оценил. Видел ли ты когда-нибудь, дружок, как горит шерсть? Нет, она не горит, но тлеет, сворачиваясь катышками. И вот когда тоненькая струйка вина прошлась змейкой по довольно грубой ткани, эти катышки, злобно зашипев, припеклись к коже. Заодно припаяв ещё и шерсть, которая была под штанами. В смысле, естественную мужскую растительность.

Стоит ли удивляться, что связных слов оценить содеянное у Его Высочества просто не нашлось? И лес, от макушек могучих деревьев до корневищ потряс поистине животный рёв.

К сожалению, желающие помочь страдающему принцу не закончились. В принципе, Фрейда в данном случае поступила умнее всех. За неимением достаточного количества воды пламя проще всего забить. Вот и девушка поступила согласно этому равилу. Только воспользоваться она решила попоной — толстым войлочным покрывалом, простёганным полосами жёсткой кожи, да ещё и обшитым по краю тесьмой, сплетённой из медной проволоки. Подобные дорожные попоны весят ничуть не меньше седла.

Но хрупкая фрейлина смогла её не только поднять, но и опустить, наотмашь хлестнув Его Страдающее Высочества. Видимо, как раз это и оказалось последней каплей. Дарин оставался на ногах даже после удара в челюсть. А вот хлёсткой атаки покрывала выдержать не сумел. Отлетел назад, со всего маха треснувшись затылком о еловый ствол. И тихонько сполз по нему, оставляя на морщинистой коре пряди волос, намертво прилипших к душистой смоле, выступившей от тепла костра.

К неимоверному счастью всех присутствующих, сознание принца покинуло.

— Ну, штаны, в принципе, потушили, — как будто сомневаясь в собственных словах, протянул герцог, решившись первым прервать общее траурное молчание.

— Это была честная месть! — мышкой, страдающей ларингитом, пискнула Фрейда, трепетно прижимающая попону к груди.

— Так ты специально? — глядя на наречённую как-то не слишком уверенно, осторожно спросил певун.

— Не-ет, — всхлипнула девушка и разрыдалась в голос.

— Раньше надо было плакать, — мрачно вынес вердикт красавчик. — Может, хоть слезами бы залила…

Собственно, на этом обсуждение случившегося закончилось. Присутствующие на полянке мялись, косо поглядывая друг на друга. Но помочь прийти в себя Дарину, почему-то, никто не спешил.

* * *

Ларелла чувствовала себя грустной и одинокой. Она сидела на обрыве, поджав колени к груди и положив на них подбородок. Перед принцессой, точнее под ней, никуда не спеша и только вскипая бурунами на прибрежных валунах, текла река. А над головой юной девы перевернулась чаша ночного неба.

Но природные красоты не трогали души нежной Лары. Как я уже упомянул, она чувствовала себя крайне одинокой и несчастной. Девушка изрядно продрогла, потому что плащ свой она оставила на поляне, а от реки тянуло холодной сыростью. Да и злые вечерние комары досаждали. Но вернуться не имелось ни малейшей возможности. И не потому, что Её Высочество опасалась гнева своего супруга. Вопли, раздающиеся за её спиной, ничуть не тревожили принцессу.

Мешала гордость. Зачем же было уходить, если сама же и возвращаешься? Гордо удалившегося просто обязаны вернуть против его воли, но прибегнув не к грубой силе, а применив просьбы, уговоры, извинения и всевозможные обещания. Эта истина известна каждой уважающей себя даме.

Только вот никто почему-то возвращать замершую принцессу к костру даже, кажется, и не собирался. От того ей и было грустно.

Она уже решила отправить гордость на покой, чтобы разбудить её завтра пораньше, с самого утра. Но позади девушки кусты, все же, затрещали, как будто через них ломился медведь. И рычание раздалось примерно медвежье. Правда, смелая Лара его не испугалась. Она только и обернулась через плечо, дабы убедиться, что это действительно явился её муж, а не лестной житель.

И зрелище стоило того, чтобы его увидеть. Помнишь, дружок, я рассказывал тебе о своей любви — славном городе Наррои? В этом удивительном месте существует и ещё одна забавная традиция — гонки быков. Это когда на узенькие улочки города выпускают с десяток разгорячённых и взбешённых животных, а нарядно разодетая толпа, с весёлыми криками и радостными визгами от них разбегается. Очень увлекательный обычай!

Так вот, Его Высочество в данный миг точь в точь напоминал того самого быка. Он даже голову пригнул, даром, что рогами не обладал. Да и пёр вперёд, никаких преград не замечая. Все его внимание сосредоточилось на хрупкой фигурке супруги.

Что он собирался сделать: провести воспитательную работу или просто страстно обнять — так и осталось неизвестным. Только Ларелла, увидав несущееся на неё чудовище, поступила как всякая женщина. Она дико завизжала и бросилась на него сама. По всей видимости, принцесса желала использовать уже проверенное оружие — ногти. Но трудность состояла в том, что встать она так и не успела. Потому и получилось, что девушка только ударила плечом под колени Дарина.

И тот, абсолютно молча — видимо, от удивления — перелетел через неё. Приземлился он, как и подобает истинному воину, ловко перекатившись. К сожалению, обрыв уже закончился. А воздух тяжёлое тело принца поддерживать отказался. Лара же, следуя типично женской логике, вместо того чтобы ручкой вслед опостылевшему супругу помахать, вцепилась в его рукав.

— Не… — выдохнул Дарин.

И опять мы вряд ли когда-нибудь узнаем, что имел в виду принц. Наверное, он хотел отсоветовать жену от столь недальновидного поступка. Вот только уже в следующее мгновение воды реки приняли оба тела и сомкнули над их головами тёмные волны. Заглушив, понятно, все возражения.

Не пугайся, дружок. Это вовсе не конец нашей истории! Оба венценосных супруга прекрасно умели плавать. И это оказалось их общей проблемой.

— Расслабься! — крикнула смелая Ларелла, отплёвываясь и откидывая с лица мокрые волосы. — Ляг на спину и расслабься. Я оттащу тебя к берегу.

— Не дёргайся, — вторил ей Дарин. — Я нас вытащу!

Как жаль, что оглушённые падением, рокотом воды и дезориентированные ночной тьмой, они не понимали друг друга. Каждый видел только белый блин лица супруга с черным провалом рта. И вполне естественно предполагал, что тот в ужасе кричит.

Стоит ещё помнить, что наша влюблённая пара являлись людьми действия.

Видя, что бьющий в панике руками по воде муж её не слышит, Ларелла поднырнула под него и, оказавшись за спиной, попыталась ударить принца локтем в висок. Её действия были продиктованы отнюдь ни злобой, а только заботой. Просто несопротивляющееся тело буксировать в разы легче.

Вот только Великолепный поступил по своему. Он тоже не мог бросить жену, которая едва держалась на плаву и, теряя силы, уходила под воду. Его Высочество понимал, что красавица просто растерялась, потому и направляется не к берегу, да ещё и руками машет. Бить женщин ему честь не позволяла, а потому он попытался девушку просто притопить. С той же целью — во избежание дальнейшего сопротивления.

В общем, почти посередине реки завязалась банальна, вульгарная и довольно неуклюжая драка.

А тем временем сапоги становились все тяжелее. Да и плотная дорожная одежда не делала купание легче. И силы стремительно убывали. Стоит ли осуждать, что напутствие: «Да и Нечистый с тобой!» и вывод: «Хочешь тонуть — тони!» прозвучали одновременно? И наша пара, оставив друг друга в покое, синхронно и мощно, параллельно друг другу, поплыла к берегу.

Для того чтобы у тебя не пропала вера в людей и силу любви, я поясню, дружок. Ни Лара, ни Дарин не собирались действительно оставлять свою вторую половину в беде. Оба рассудили здраво, что, во-первых, увидев, как спаситель удаляется, тонущий опомнится и перестанет биться. А, во-вторых, не худо было выбраться на мелководье и избавиться от сковывающей одежды. Благо, река особой шириной не отличалась. А скидывать сапоги в бушующем море, при этом держа на волнах даму при кринолине и юбках, способны только бравые пираты в авантюрных романах.

На берег наши герои выбрались одновременно. И улеглись рядышком на холодном песке, тяжело дыша и глядя друг на друга с великим удивлением, будто видя впервые. Ну, точь в точь жертвы кораблекрушения.

— В женщине, которая может сама о себе позаботиться, есть своя прелесть, — выговорил принц с трудом, останавливаясь после каждого слова и со всхлипом втягивая воздух.

— Ты меня чуть не утопил, — укорила его супруга, по привычке всех женщин мира, сначала найдя причину для недовольства мужем. — Но я и не думала, что ты такой сильный.

Как бы не вымотало негаданное приключение Его Высочества, сил для брутальной мужской усмешки он в себе наскрёб. Как не странно, Ларелла, обычно такие кривляния не оценивающая, в данный момент не имела ничего против. В конце концов, её впервые в жизни пытались спасти. И пусть в этом не было никакой необходимости, но все же хоть раз побывать дамой в беде мечтает каждая девушка. Особенно в момент, когда рядом находится смелый и мужественный рыцарь.

К сожалению, к благодарственному поцелую принцесса внутренней готовности не испытывала — тут бы дышать заново научиться. Впрочем, Дарин платы за свой героизм тоже не требовал.

* * *

Наши, так счастливо спасшиеся из бурных вод лесной речки герои, почти задремали там же, на песке. И не стоит этому удивляться, дружок. Плаванье отнимает огромное количество сил. И выматывает куда эффективнее конной скачки. А после подобных приключений вовсе не до мокрой одежды, холода и вездесущих комаров.

Но негромкое рычание заставило Лареллу поднять голову. Её насторожило не то, что звук шёл спереди и сверху, а то, что, судя по тональности, рычал явно не Дарин. Вот так мы и начинаем различать любимых по смеху, шагам или храпу. Но не об этом речь.

Итак, принцесса подняла голову и увидела, как из кустов на берегу, одна за другой, выходят черные — темнее и плотнее ночного мрака — четвероногие тени. С поблёскивающим жёлтым, голодными глазами.

— Волки… — несколько растерянно произнесла Лара.

— Какие ещё волки? — сонно отозвался принц, даже глаз не открывая. — Гони их в шею.

— Нет уж, дорогой, — решительно отозвалась Её Высочество. — Отдаю эту почётную обязанность тебе. У меня из оружия только нож в сапоге.

Дарин, внимательно выслушал тираду, удивлённо вздёрнув брови. И только потом соизволил поднять веки, сначала одарив долгим взглядом жену и только потом повернув голову в сторону неумолкающего, похожего на рокот, рыка.

— Ты будешь смеяться, но у меня тоже только нож… — протянул он.

— Не буду я смеяться, — медленно, чтобы не спровоцировать животных, Лара приподнялась на руках. — И ты не сможешь с одним ножом справиться с семью занюханными волками?

— Восьмью, — возразил Дарин, тоже отжимаясь. — Девятью… Десятью… Нет, не смогу! — вынес вердикт самокритичный принц.

— Что ж, как не печально, но мне придётся обзавестись вдовьим гардеробом. Просто не люблю я чёрный цвет, — призналась нежная Лара.

— Не придётся, — утешил её заботливый супруг. — У нас женщин хоронят в подвенечных платьях.

— Ну, сразу и хоронят… Волки летом не нападают. Зачем им нападать, если добычи вокруг вдоволь?

— Верю, ты им это успеешь сообщить, — от всего сердца понадеялся принц. — Может, они и проникнуться.

— Что делать-то будем? - ещё не паникуя, но уже нервничая, поинтересовалась Ларелла.

В принципе, волками её было не удивить. Кроткая принцесса охотилась с раннего детства. И на клыкастых хищников, бывало, ходила. Но не с одним ножом и уж не против стаи разом. Для неё этот опыт обещал стать новым. Если не последним. Впрочем, от этого факта его новизна не пропадала.

— Так. Видишь, вон ту сосну? У которой ветка в сторону торчит? — деловито спросил Его Высочество, вмиг преисполнившийся ответственности за хрупкую жизнь своей супруги. — Что есть сил беги к ней и забирайся повыше. В идеале, до самой развилки. И не говори, что ты не умеешь быстро бегать или лазить по голым стволам.

— И не собираюсь! — огрызнулась Лара. — Жить захочешь — не так раскорячишься.

— Молодец, — оценил жизненную мудрость принцессы Дарин. — Тогда на счёт три. Раз…

Но то ли Ларелла после всего пережитого считать разучилась, то ли она твёрдо следовала клятве никогда и ни в чем мужа не слушать, но окончания счета девушка дожидаться не стала. Проворно вскочила на ноги и понеслась к сосне с грацией испуганной лани. Громко и звонко хлюпая на всю округу мокрыми сапогами.

Помянув Нечистого и все женское племя, а так же интимные отношения между ними всего в четырёх словах, Его Высочество припустил вслед за женой. Но и волки не стали заставлять добычу дожидаться. Молча, будто они и впрямь были демонами, звери понеслись следом, стелясь над травой. Но принц оказался быстрее. Почти.

Один из волков подпрыгнул и сумел-таки ухватить Дарина за штаны. К счастью, клыки только царапнули кожу. Но одежда Его Высочества проветривалась теперь не только спереди, но и сзади. Впрочем, в данный момент это можно было считать наименьшей из проблем.

Ларелла, уже успевшая устроиться на суку, протянула мужу руку, помогая забраться. Развилка двух веток оказалась и впрямь удобной, даже чем-то напоминающей диван. Вероятно, этому следовало в данном случае радоваться.

— К утру они и сами уйти должны, — глубокомысленно предположила принцесса, чуть наклонившись вперёд, рассматривая мечущиеся тени.

— А они в курсе о существовании долгов? — проворчал Великолепный, пытаясь поудобнее пристроиться на ветке.

А у него это получалось плоховато. Грубая кора царапала через порванные брюки, доставляя массу неудобств. Да и вся ситуация в целом Его Высочество нервировала. Настолько, что у него даже нечто вроде галлюцинаций случилось. Привиделось принцу вдруг, будто у одного из волков хвост бубликом свернулся. Да ещё и завилял приветственно. А потом тень по форме человеческого тела в кустах примерещилась.

Но тут один из зверей присел на задние лапы и тоскливо завыл, будто взывая к совести добычи. До жалости венценосных супругов он не достучался, а вот сомнения рассеял. И Дарин мудро решил вниз просто не смотреть. Все равно ничего нового и интересного мир для него явно не готовил. Разве что свежие пакости.

— Ну, если они к утру уйдут, то до утра следует дожить, — сделал вывод Дарин.

— И как ты собираешься это сделать? — язвительно поинтересовалась нежная супруга.

И совсем по-девчачьи хлюпнула носом. Все-таки купание в ночных реках, а потом пробежки по ночному же лесу крепкому здоровью не способствуют.

— С максимальным комфортом, — заверил девушку принц.

И, привалившись спиной к толстому стволу, просто пересадил Лареллу к себе на колени. Окрестности порванных штанов возмутились, приняв на себя двойной вес. Но Его Высочество возмущение тела воспринял стоически. Тем более что его юная жена даже не протестовала против подобного обращения. Наоборот, прильнула, греясь о большое мужское тело. И грея его своим лёгким дыханием. Что было очень даже приятно.

— Попробуй поспать, — с несвойственной ему нежностью буркнул в мокрый затылок принцессы Дарин. — Я тебя удержу, не бойся.

— Я и не боюсь… У-а-а… — зевнула Лара.

Треволнений в этот вечер хватало, да и физических упражнений тоже. Поэтому глаза хрупкой красавицы слипались сами собой.

А вот Дарину оказалось не до сна. Стать спасителем, конечно, почётно. Но героям приходиться не только мускулы напрягать, но и мозги. Например, сообразить, как сделать так, чтобы не уснуть и не грохнуться вниз на радость волкам.

Но преодоление жизненных трудностей — это прямая обязанность рыцарей в сияющих доспехах.

 

Глава 18

О башнях, сказках и доказательствах пылкой любви

«Нет, ну это уже свинство! Я тут дракона кормлю или мужа ищу?» — топнула ножкой юная принцесса, глядя как очередной рыцарь срывается с башни и летит в пасть довольному ящеру.

Ты, конечно, слышал, дружок, а, может даже и своими глазами видел художественные и невыносимо романтичные руины замков, оставшихся нам в наследие от прошлого. Их так любят изображать живописцы. А в последнее время рисунки зубцов на фоне заката можно встретить даже на столовом фарфоре или диванных подушках. Человек умеет опошлить даже самое прекрасное!

Но я сейчас не об этом. Вряд ли ты встречал не замки, а башни. Просто башни, одинокими перстами украшающие берега рек или края ущелий, а то и стоящие в чистом поле. Да-да, наши предки возводили ещё и такие укрепления, кажущиеся нам бесполезными. Однако не все, что непонятно нам, вовсе не имеет смысла.

Сейчас учёные мужи выделяют три основных типа башен: жилые, полубоевые, а в некоторых источниках они называются «полужилыми» — ощути разницу, и боевые. Также к объектам древнего каменного зодчества относят культовые строения и могильники-некрополи, располагающиеся в периметре башенных комплексов. Мы же помним, что башня служила для защиты? А, значит, стоит иметь возможность оплакать погибших в бою, помолиться за их души и похоронить неподалёку, а не тащить труп к Нечистому на кулички.

До наших времён дошло огромное количество песен о строительстве башен, которые воспевают их красоту, умение и талант мастеров. В некоторых даже называют имена их стодателей. И то, что ты их не слышал, не значит, будто их нет. Не те песни слушаешь, дружок.

В древности существовали целые рода и семьи, специализировавшиеся на возведении башенных строений. Они были известны и за пределами королевства — в других странах. Народные сказания утверждают, что старейшины разрешали «умельцам по камню» отправляться на отходный промысел для строительства башен у соседей. Но при этом запрещали возводить там боевые башни: разрешалось строить только жилые и полубоевые.

Этот запрет возник из-за угрозы утраты архитектурной «монополии». Никто не хотел, чтобы у соседей появилась подобная защита. Не поощрялось и желание выделиться своеобразием и роскошью построения башен: «Высокое без меры — рушится, длинное без меры — рвётся». Эстетика и порядок башенных сооружений соблюдались строго: «Лицо хозяина узнаешь по состоянию его двора и ограды».

Но я смотрю, ты зеваешь, дружок? Неужели это не любопытно? Как же узок круг интересов нынешней молодёжи. Хорошо-хорошо, вернёмся к нашим героям. Хотя я расстроен, право слово…

* * *

Ты, конечно же, желаешь знать, дружок, как выбрались из передряги наши герои? Мне бы очень хотелось рассказать тебе нечто авантюрное, полное приключений. Но я честный рассказчик. Потому и вынужден сообщить: они просто слезли с дерева, так как утром собаки действительно пропали — исчезли в предрассветном тумане, словно призраки, которыми они вероятно и являлись.

Правда, когда я сказал, будто они «просто спустились», то немного погрешил против истины. Ларелла умудрилась выспаться, а потому чувствовала себя вполне неплохо. И неприятные ночные происшествия не оставили на ней ни единого следа. А вод Дарину спуск дался совсем непросто. Да и потом принц был вынужден вояжировать по-кавалерийски - практически стоя в стременах. Понятно, что такой метод передвижения ничуть не улучшил его и без того сложный характер.

Нежнейшая Лара, обладающая добрым, сострадательным и памятливым сердцем, честно желала вести себя терпеливо. Тем более что благодарность за пусть и бесплотные, но все же попытки спасения, переполняли душу девы. Да и неожиданная физическая мощь супруга бередила чувственную фантазию. Поэтому целых два замечания — надо отметить, полных ядовитого сарказма и незаслуженных обвинений — она пропустила мимо своих прелестных ушек.

Но третий выпад несправедливого мужа оказался последней же каплей, переполнившей казавшейся бездонной чашу терпения юной красавицы. В результате наши супруги разругались вдрызг. Причём из-за мелочи, которую свидетели и припомнить не сумели бы. Но, так или иначе, а дальше путешествие проходило под знаком всеобщего молчания.

Даже певун с герцогом не рисковали нарушать тишину. Ибо Далан, неосторожно произнеся фразу, в которой фигурировало слово «зад»… Кажется, это было что-то вроде: «Смотрите, на горизонте тучи собираются. Как бы нам не пришлось вернуться назад и переночевать все-таки в той деревне!». Так вот, после этой или чуть-чуть другой фразы он вынужденно пересчитал все колючки в придорожных кустах. Которых оказалось очень много.

Потому следующие двое суток, прошедшие после незапланированного купания и встречи с волками, наши герои провели в атмосфере общего недовольства, мрачности и неудовлетворённости жизнью.

И так продолжалось ровно до того момента, когда Ларелла, проснувшаяся совсем-совсем рано… Даже не так. До того момента, когда ещё даже не проснувшаяся Ларелла открыла глаза — вот это будет правильно. Итак, принцесса подняла веки и увидела потрясающе прозрачное небо над темнеющими верхушкам деревьев. Такое небо бывает исключительно в часы, предшествующие рассвету, когда звезды уже гаснут, но плети тумана ещё не застилают дивный вид.

А потом благословлённую Отцом вышину от девушки загородило чьё-то лицо. И принцессе показалось, что это сам небесный посланец спустился к ней, дабы сообщить благую весть. Видимо, ни смотря на уверения самой самокритичной Лары, она оказалась достойной внимания всевышнего.

— Я готова! — охваченная благоговением, прошептала Её Высочество.

— Это просто прекрасно, — так же тихо и интимно шепнул ангел.

И нагнулся над девой, как будто собираясь благословить её уста чистым и незамутнённым похотью поцелуем.

— Грех! — окликнул посланца кто-то, кого Лара не видела.

Но окликнул недовольно.

Девушка хотела было возразить, что нет в происходящем никакого греха! А вздумай кто спорить, так она бы указала невежде на святые писания. Но, как это ни прискорбно, возразить ей и шанса не дали. Вместо сладостного поцелуя принцесса получила платок. Сунули его очень профессионально и ловко — Лара и пискнуть не успела. А кляп сверху ещё и лентой перевязали. Так что ни малейшего шанса его выплюнуть или вытолкать у красавицы не имелось.

Правда стоит отметить, что платок этот оказался вовсе не грязной тряпкой. Напротив, между жемчужных зубок Её Высочества очутилась нежнейшая шелковистая ткань, ещё и обшитая кружевом. Правда, этот самый декор жёстко царапал язык. А от запаха духов, который, казалось, забил горло, слезы сами по себе на глазах выступили.

Но мученья девушки только начинались. Потому что уже в следующее мгновение её, ничуть не церемонясь, перевернули и запаковали, словно индейку, в попону. Так что к цветочному, пусть и сильному, но приятному, аромату прибавилась вонь конского пота и неспособность дышать. А затем Ларелла смогла на собственном опыте осознать прелесть похищения юной девы несомненно благородными разбойниками.

Оказывается, висеть вниз головой — это очень неудобно. Кровь приливает к черепу и угрожает проломить виски. Лежать животом поперёк седла — дико неудобно. Твёрдая, словно дерево, кожа пребольно давит на нежное тело, вызывая не самые приятные желания. Которые в купе с кляпом могут стать причиной настоящих сложностей. Скакать, переброшенной через седло, невероятно, просто ужасно неудобно. Каждый скачок лошади отдаётся во всем теле, и ты чувствуешь себя мешком, набитом тщательно перетряхиваемыми костями.

Стоит ли судить нашу героиню за то, что она потеряла сознание? И вовсе не из-за врождённой чувствительности и избытка эмоций. Физиология, друг мой, штука, с которой не поспоришь.

Пробуждение Его Высочества не было столь же неприятным. Но и его утро омрачили тревоги и сомнения. Герцог, посмевший разбудить брата касанием плеча, и тут же отпрыгнувший назад, как заяц, молча протянул Дарину обрывок. Принц, ещё не до конца избавившийся от ночных видений, машинально взял листок и пробежал по неровным строчкам взглядом: «Если вы жилаетя палучить сваю драгаценость в зад, то исчите ее в старай стараживой башни!» — было выведено каллиграфическим почерком на дорогой, мелованной бумаге. С такими красивыми завитушками и столь безграмотно умели писать исключительно высшие лорды. Но, видимо, в окрестностях завёлся и другой изысканный грамотей. Правда, от этого смысл послания яснее не становился.

- Какую драгоценность я желают получить в зад? — недоумевающе протянул Дарин, озадаченно потирая рукой лоб. — И дался всем мой зад! — вызверился он тут же.

— Принцесса пропала, — отступая ещё на один шаг и морщась, словно ему уже больно стало, сообщил герцог. — А её лошадь и вещи остались здесь. Так что, «драгоценность» — это, наверное, твоя супруга. Ну а «в зад» значит «назад».

Его Высочество помолчал, полируя теперь уже не лоб, а собственный крепкий, но уже пару дней не бритый подбородок. То ли ему вообще мыслительный процесс на голодный желудок давался с трудом, то ли муки выбора принца одолевали, но думы его весёлостью явно не отличались.

— Да чтоб она вовсе провалилась! — выдал он, наконец, в сердцах. — Может, оно и к лучшему. На кой мне такая жена? Нет, ты мне вот ответь, на кой?

Юный герцог переступил с ноги на ногу и неопределённо пожал плечами.

— Вот и я говорю! — уверился в своей правоте принц и тут же, демонстрируя всем желающим чудеса логики, добавил, — Где тут эта Нечистым драная башня?

— Там, на берегу реки есть одна, — нерешительно подал голос рыжий певун. — Старая, но крепкая.

— Ну, так веди, чего сидишь? — рыкнул Великолепный и снова добавил вполне закономерное, — А тебя я вообще в сортире утоплю.

Все-таки, согласись, дружок, любовь порой творит с людьми очень странные вещи. И, наверное, правы те, кто утверждает, будто она отнимает у нас разум.

* * *

Очнулась Её Высочество в весьма дурном расположении духа. Все нежное тело болело, напоминая, из какого множества костей, косточек и мышц Отец в мудрости своей его собрал. Правда, ныне мудрёность Небес девушку, почему-то не радовала. Да ещё и мутило, словно она нажевалась протухшей рыбы. В общем, на её памяти имелись и гораздо более приятные пробуждения.

Окружающая обстановка тоже не работала на выработку оптимизма. Ларелла обнаружила себя лежащей на древней кровати без полога. Правда, на растрескавшийся источенный древоточцами остов кто-то додумался постелить вполне приличную перину и накрыть её бархатным покрывалом. Но постель от этого комфортнее не становилась.

В маленькой и абсолютно круглой комнате с единственным узким окном, лишённым и стекла, и ставен, кроме кровати имелся ещё столик, небольшая — ныне потушенная — масляная лампа на высокой треноге и ночная ваза, стыдливо показывающая из-под кровати свой бок. На столике обнаружился ещё и поднос, нагруженный сытной и весьма изысканной едой. И вот это было как нельзя кстати.

Ларелла схватила в горсть жареную перепёлку и, плотоядно обгрызая птичку, как яблоко, принялась исследовать свою темницу. Собственно, объектов для исследования тут нашлось немного. За окном оказался дикий заброшенный крестьянами, а оттого ещё более живописный луг. Вдали темнела кромка леса и что-то посверкивало — река, вероятно. Сама комнатка находилась в узкой круглой башне, примерно на уровне четвёртого этажа над землёй. Ну а дверь, понятно, оказалась запертой снаружи. Створка всем своим самодовольным видом говорила: «Даже и не пытайся!».

Принцесса недаром слыла умной девушкой. Пытаться она не стала. Вместо этого деловито вытерла руки накрахмаленной салфеткой, изрядно отхлебнула сидра и, взяв светильник наперевес, как всадник копье, принялась таранить дверь с разбега. Не с целью её вынести, а желая привлечь к себе внимание тюремщиков.

— Кто-нибудь! Эй! — монотонные удары Лара подкрепила ещё и громкими призывами — для надёжности.

И ответ пришёл.

— Я у ваших ног, несравненная, — с романтическим придыханием прошелестел глухой голос за дверью. — Только слово — и ваше желание будет тут же исполнено!

— Выпустите меня отсюда! — тут же и выразила своё желание принцесса.

— Другое слово, — помолчав, ответил тюремщик.

Кажется, он обиделся.

— Ладно, тогда позовите эту свинью! — в голоске нежнейшей Лареллы зазвучали срывающиеся и даже истеричные нотки.

Впрочем, стоит ли винить за эту бедную девушку, на чью долю выпало столько треволнений и приключений?

— Которую? — осторожно уточнили за дверью.

— А что, у вас тут целый свинарник? Я имела в виду принца! Дарина, мать его за ногу, Великолепного, чтоб его сам Нечистый полюбил!

— Но его здесь нет, — растерялся похититель. — И, знаете, в мои планы не входит, чтобы он тут появился. По крайней мере, пока. Понимаете ли, Ваше Высочество, я давно и безрезультатно вздыхаю по вам. Потому и…

— А вы вздыхайте продуктивно, — посоветовала Лара, успокаиваясь и задумчиво разглядывая треножник. — Один долгий вдох через нос и медленный выдох ртом. Замечательно расправляет лёгкие и вентилирует мозги.

Нет, светильник никак не желал походить на осадное орудие и, не скрываясь, демонстрировал свою бесполезность. Он годился разве что для того, чтобы шарахнуть врага по голове. Но тюремщик, судя по всему, предпочитал вести переговоры из-за двери. И в этом находились свои резоны.

— Я вам свою душу распахиваю, — огорчился похититель. — А вы смеётесь. Нет, все-таки женщины удивительно жестокосердны. Между прочим, я даже вам стихи посвящал, сочиняя их в ночной тиши и глядя на окна вашей пустой спальни!

— Ну, так прочтите, — рассеянно ответила Лара, оглядывая комнату в поисках более подходящего оружия. — Может, тогда моё сердце и растает.

— Нет, что вы! — застеснялся негаданный и, в общем-то, ненужный поклонник. — Моё творчество столь убого, что я не могу оскорблять слух столь прекрасной дамы таким… э-э-э… убожеством. Мне и в голову не придёт…

— Да читайте уже! — рявкнула принцесса, несколько утомлённая этим невнятным блеяньем за стеной.

— Хорошо же, — с решительностью певца свободы, идущего на казнь, отозвался романтичный тюремщик. — Но только я жду от вас честной и откровенной критики. Скажите то, что думаете и не щадите самолюбие несчастного поэта.

Выдержав театральную паузу и, наверняка, приложив руку ко лбу — а ведь именно так и поступают все гении, декламирующие тексты собственного сочинения, страдалец начал заунывно, с подвыванием читать:

— Как листик тонкий падает на душу,

Свою любовь я ложью не разрушу,

К твоим ногам сложу я все богатства

С мольбой у нежных ног твоих остаться.

— Отвратительно, — выдала вердикт Её Высочество, усаживаясь на постели и по дикарски складывая ноги.

— Вам не понравилось? — огорчился голос.

— А что тут может нравиться? Вам критика нужна? Извольте! Два «я» и две «ноги» в двух строфах — это перебор. «Богатства-остаться» — рифма дурная. Да тут вообще хромает и слог, и размер, и ритм. Первой строчки я вовсе не поняла. К чему она? Для красивости?

— Ну да, — растерялся стихоплёт. — Это метафора, понимаете? Символ моей искренней, бескорыстной и романтичной любви к вам.

— Не понимаю! — отрезала непреклонная принцесса. — Стихи дурны.

— Всякий норовит поэта обидеть! — в конец разобиделся голос за дверью. — Я так вижу! А в вас не хватает нежности, дабы понять высокий полет мыслей.

— Нет, ну признайтесь все-таки, что вас нанял принц, — вкрадчиво, тоном хитрой лиски, потребовала Лара. — Ну, признайтесь же! Вы выдали себя с головой. Только в его окружении имеются истерики, не способные срифмовать что-то сложнее, чем «любовь» и «кровь».

— Это вы намекаете, что я истерик? — кажется, недавний воздыхатель уже был морально готов сменить амплуа с несчастного влюблённого на главного Злодея.

Её Высочество смущённо потёрла нос ладонью. Действительно, получилось неловко.

— Ладно, простите меня, — нехотя призналась Лара. — Это путешествие дурно повлияло на мои манеры. Я не собиралась вас обижать. И стихи, в целом, совсем неплохи. Их только стоит слегка отшлифовать. Но скажите, вас действительно не принц нанял? Это не он приказал запереть меня тут?

— Да сдался вам этот принц! — вышел из себя воздыхатель. — Между прочим, тут ещё и я есть!

— Вот и именно, что ты тут есть «между прочим», — пробормотала себе под нос принцесса, растягиваясь на кровать во весь рост и забрасывая руки за голову. — Ну а зачем вы тут есть?

— Чтобы очаровывать! — решительно оповестил голос.

— Тогда можете начинать, — разрешила снисходительная к чужим слабостям Её Высочество.

В принципе, план у неё имелся. И был предельно простым, а, значит, имел все шансы на успех. Рано или поздно, но дверь откроют: чтобы вынести горшок, принести воды или обед. Для того чтобы треснуть вошедшего по голове, много времени не понадобится. Остальное оставалось на откуп: «Там посмотрим!». В общем, сдаваться принцесса не собиралась в любом случае. Хотя в том, что её не собственный горячо любимый супруг в этой башне запер, сомнения все равно окончательно не рассеялись.

* * *

— Ну вот. Это башня, — оповестил певун и, застеснявшись, подал свою кобылу назад.

Так, чтобы между ним и принцем встала Фрейда. В принципе, его опасения были понятны. Риторических вопросов и утверждений Его Высочество терпеть не мог. А если они рисковали прозвучать тогда, когда у принца случалось дурное настроение, то последствия и вовсе оказывались непредсказуемыми.

Действительно, то, что возвышалось перед путешественниками ничем иным, кроме как башней, быть просто не могло. Круглое сооружение этажей в пять здание, сложенное из массивных блоков, отёсанных не столько рукой каменщика, сколько временем и ветрами. Потемневшие и позеленевшие от лишая стены. Плоская крыша — не крыша даже, а площадка для лучников и пращников, защищённая высокими зубцами. Древнее, впечатляющие и абсолютно бесполезное сооружение.

— И какой идиот её тут выстроил? — презрительно надув нижнюю губу, поинтересовался Дарин.

— Почему сразу идиот? — обиделся за предков певун. Который, между прочим, род свой как раз от местных вёл. — Её построили, когда нашего королевства ещё и не было. На том берегу реки какое-то другое государство обреталось. А тут как раз брод. Вот башня его и защищала.

— Одна? Без замка? — усомнился Великолепный, который, как известно, считался неплохим стратегом. — И кто тут гарнизон держал?

— А никто не держал. Только постоянно проверяли запас камней и стрел, — охотно проявил свою осведомлённость рыжий. — А когда враг наступал — они о своём приближении извещали трублением… трубением… В рог они трубили, короче, когда подходили. Дабы вселять в сердца врагов страх и панику. Ну, вот местные и сбегались.

— Гениально! — оценил подход пращуров к военному делу принц. — Вход тут где?

— А этого никто не знает! — явно гордясь собственными предками, радостно сообщил певун. — Башни такие потому и неприступными считались, что входы в них были тайными, спрятанными где-то в лесу. И попасть внутрь можно только из-под земли. Мы мальчишками все окрестности излазали, но ничего не нашли. Во как!

— Издеваешься? — грозно разворачиваясь, как осадная башня, поинтересовался принц.

— Нет… — робко пискнул рыжий, пригибаясь к шее лошади, чтобы поместиться за не слишком широкой спиной Фрейды.

— О! А там, кажется, твоя жена! — оповестил герцог, отвлекая Дарина от певуна.

И, действительно, в одном из узких окон, разбросанных по телу башни, кажется, без всякого толка и плана, появилась девушка. Она оперлась о подоконник, немного высунувшись вперёд. Лёгкий ветерок играл распущенными волосами. И весь милый облик Её Высочества представлял картину столь романтичную и вдохновлённую, что невольно тронул сердца всех присутствующих. Глядя на Лареллу любой бы поверил, будто красавицу заперла в башне злая колдунья. И бедная девушка томится в ней, дожидаясь, когда же её спасёт суженный.

— Ну и где ты шлялся? — нежным голоском поинтересовалась принцесса.

Голосок-то Лары действительно напоминал не то пение птички, не то журчание ручейка. Зато тон невольно навевал воспоминания о любящей супруге, упёршей руки в необъятные бедра и поигрывающей скалкой. Той самой супруге, которая встречает на пороге каждого несчастного, рискнувшего заявиться домой в неурочное время.

— По всей видимости, сама ты оттуда слезть не можешь, — не без удовольствия отметил принц, опираясь локтями о луку седла и невольно копируя позу жены. — А ты знаешь, мне очень нравится идея оставить все как есть.

— Так это все-таки ты меня сюда засадил? — заключила принцесса, грозно хмурясь.

— Дорогая, подумай своей хорошенькой головкой, — веселился Его Высочество. — Если бы я тебя туда засадил, то какого Нечистого делаю тут?

Дарин ткнул пальцем куда-то под копыта собственного коня.

— Чтобы зрелищем насладиться! — прошипела Лара, нехорошо щурясь.

Принц хмыкнул, но ничего не ответил. Такое предположение — пусть и неверное — имело все права на жизнь. Если бы ему действительно пришла в голову идея засадить надоедливую супругу в башню, то он вряд ли лишил себя удовольствие посмотреть на результат трудов своих.

— Ладно, хватит болтать! — отрезал Великолепный спешиваясь и бросая поводья почему-то Фрейде. — Лестницы, конечно, у тебя там нет?

— Конечно, есть, — не без язвительности ответила Ларелла. — Мне тут просто нравится торчать. Но лестница — это столь неромантично! Давай я лучше сброшу тебе свою косу — и ты взберёшься по ней?

— Я не так долго отсутствовал, чтобы ты смогла отрастить волосы нужной длины, — парировал нежный муж, рассматривая стену. — Вот если бы мы поменялись местами, то ты вполне могла забраться по моей бороде. Я точно успею состариться, пока дождусь от тебя помощи.

— Боюсь, у покойников борода не растёт, — покаялась честная принцесса. — Ты бы не состариться, а помереть от старости успел.

— Охотно верю. А теперь внимание, вопрос: зачем мне тебя оттуда вытаскивать? Пусть твои любовники этим озаботятся. Вон, хотя бы рыжий.

— Я? — до глубины души удивился певун, ткнув себя в пальцем в грудь.

Честно говоря, лично я не берусь судить, дружок, что его поразило больше: предположение, будто он любовник принцессы или идея, что ему нужно заняться спасением девы в башне.

— Он? — усмехнулся герцог, ткнув пальцем в рыжего.

И заржал. Опять же, не могу точно назвать причину его веселья.

— Кто? — грозно нахмурила брови Фрейда, стискивая поводья в кулачках так, что они скрипнули. — Когда?

— Никогда, — с удивительным энтузиазмом замотал головой Григо.

Разом опровергая как возможность интимных отношений с Её Высочеством, так и своё рыцарство в отношении неё.

— Так, кандидаты позорно отступают, — удовлетворённо констатировал принц. — Что будем делать, дорогая?

— Снимать штаны и бегать, — надувшись, посоветовала принцесса.

Конечно, умненькая Лара понимала: такие высказывания звучат несколько по-детски и несерьёзно. Но что остаётся несчастной девушке, когда заканчиваются аргументы? Ну, да. Имелся вариант поплакать. Но к этому оружию Её Высочество прибегала нечасто. В конце концов, ещё наши предки завещали мудрость: с большой дубиной стоит охотиться на мамонта, а не бить ей комаров. Можно и стену пещеры от усердия случайно проломить.

— Интересное предложение, — внезапно заинтересовался принц, кося вверх горящим взором и как бы невзначай — о не важном — спросил, — А постель там у тебя найдётся?

— Случайно найдётся, — мурлыкающей кошечкой протянула Лара, пристраиваясь щекой на сложенных руках.

И принц решился. Он снял плащ и камзол, положив их поверх седла. Подпрыгнул и, уцепившись за край каменного блока пальцами, подтянулся, взбираясь наверх.

— И все-таки это случилось! — счастливо вздохнула Фрейда.

— Что случилось? — не понял рыжий.

— Пусть не по верёвочной лестнице и не на балкон, но так даже романтичнее. Ах, вот это любовь!

Певун скептически глянул на вдохновлённое личико своей наречённой и досадливо сплюнул в сторону. Все же, дурной пример действительно заразителен. А, между прочим, заражёнными не все становиться желают. Вот у певуна не имелось ни малейшего желания по стенам лазить.

* * *

Помнишь ли ты, дружок, как во время побега из монастыря наши героини рассуждали, что кавалер, взобравшись по лестнице в окно возлюбленной — это, конечно, изыскано и романтично, но непрактично. В данный момент у Лареллы имелся шанс убедиться, насколько она была права.

Впрочем, когда это женщина ошибалась? Ошибаются исключительно мужчины, думая, будто смогут пережить дамскую неправоту.

Так или иначе, но в окно мужа ей пришлось буквально за рубашку втаскивать. Да и тут случился конфуз. Прилагая поистине титанические усилия, Лара супруга из одежды едва не вытряхнула. А он, бедный, последние метры по стены прополз исключительно потому, что падать было уже высоковато. Так что, до постели героический Дарин не добрался. Рухнул где оказался — прямо на пол, у окна, ткнувшись пылающим от усилий лбом в холодные каменные плиты.

— Н-да, красота, — оценила ситуацию принцесса.

— Теперь-то тебе что не нравится? — просипел Его Высочество тоном, которым смертельно раненные обычно просят, чтобы их добили.

— Да как тебе сказать? — засомневалась принцесса. — Речь о том, что ты меня по стеночке на ручках спустишь ведь не идёт? Просто, пока ты лез, лестницу я сплести не успела, да и косу не отрастила.

Великолепный помолчал, оценивая тяжесть ситуации. И глухо застонал, от отчаянья даже лбом об пол ударившись. Впрочем, не слишком сильно.

— Вернусь — прикажу все романы сжечь. На центральной площади! — пообещал он мстительно. — И объявлю их еретическими книгами. А романистов — еретиками. И тоже сожгу.

— Это все очень хорошо, — принцесса, не перенеся страданий супруга, присела на корточки и нежно погладила его по голове. — Только сначала отсюда выбраться надо.

— А раньше ты этого сообразить не могла? — рыкнул Дарин, привыкший, что виноватый обязательно найдётся.

И это, опять же, логично. Не мог ведь сам Великолепный быть в чем-то виноват?

— Да это вообще все из-за тебя! — растеряла все своё сострадание Ларелла, привыкшая к тому же самому. — Зачем ты потащился за мной?

— Наверное, за тем, чтобы не дать тебе мне и дальше пакостить! — отрезал принц, поднимая голову и обнаруживая неожиданное, — О, дверь! А чего ты молчала?

— А как ты думал, я сюда попала?

— А я вообще об этом не думал!

— Оно и заметно. Ты себя подобным не утруждаешь!

— Зато ты утруждаешь! И что не мысль, то просто блеск! В результате мы то в реке купаемся, то на дереве сидим, то в башне!

— А кто просит тебя за мной переться?

На это Дарин ответить не смог. Действительно, строго говоря, его никто ни о чем не просил. Поэтому он прибегнул к последнему доводу спасителей всех видов и мастей.

— Ты бы хоть раз спасибо сказала, что я твою шкуру спас!

Ларелла открыла было рот, дабы прибегнуть к контраргументу спасаемых, мол: «Я бы и без тебя прекрасно справилась!». Но не использовала его. Строго говоря, на дереве муж её действительно спас. Ну, или спас условно. Ее Высочество не находила в себе достаточной уверенности для утверждения, будто могла пережить ту ночь без помощи. А проверять такую возможность практическим путём почему-то не хотелось. Поэтому, так или иначе, а поблагодарить стоило.

Потому оба и замолчали, оставаясь в уверенности, что последнее слово каждый оставил за собой.

— Но ведь дверь открыть можно, — с типичным мужским упрямством вернулся от дел внутрисемейных к проблемам насущным Его Высочество.

— А ты постучи! — посоветовала Лара и добавила, обидевшись на такое невнимание к проблемам взаимоотношений. — Рогами!

— Да не растут они у меня! — огрызнулся Дарин. — Наверное, кальция в организме маловато!

— А знаешь, за что убили святого Аргуста? За то, что он рассказывал бородатые анекдоты!

Но принц был непрошибаем. Ругаться — а определение «огрызаться на всех по собственной инициативе» в его понятия не входило — Великолепный не слишком любил. И это занятие заставляло его скучать. Потому он просто поднялся и, хоть слегка пошатывающейся походкой, направился к двери.

— Открыто… — удивлённо протянул он.

— Не может быть!

Его Высочество приоткрыл створку и даже покачал ею из стороны в сторону, демонстрируя свою правоту. И как-то странно поглядывая на жену, то ли подозревая её в подлом, но непонятном замысле. То ли сомневаясь в душевном здоровье принцессы.

— Ах ты сволочь! — воскликнула вдруг Ларелла, тоже вскочила на ноги и понеслась.

Принц вполне разумно предположил, что несётся супруга на него. И кто другой мог оказаться сволочью, коли в комнате находились только двое? Потому он и отступил в сторону, предусмотрительно пряча лицо за дверью. Которую, понятно, распахнул настежь.

Но принцессу интересовал отнюдь не муж. Поэтому, ускоряясь с каждым шагом, она пролетела мимо, не успев затормозить со всего размаху ударилась грудью о противоположную стену коридорчика, оказавшегося до обидного узким. И, повинуясь тогда ещё не открытым законам физики, отлетела в сторону. А амортизировать прекрасной Ларе было чем. Потому она и очутилась даже не на лестничной площадке, а над ней. Естественно, кубарем покатившись вниз, пересчитывая ступеньки.

— Лара! — придушенно ахнул потрясённый таким исходом событий Дарин и рванул вслед за женой.

Догнал он девушку только на следующем пролёте. И увиденное просто перевернуло его душу. Я ничуть не преувеличиваю дружок. Вот взяло — и перевернуло, поменяв систему ценностей местами. Ибо хрупкая Ларелла сидела, сжавшись в комочек у стенки, и горько плакала, утирая ладонью кровь, сочащуюся из разбитого носа.

— Отец Небесный! Лара! - Великолепный это выдохнул с теми самыми интонациями, которые появляются у любого человек, видящего, что с дорогим ему существом случилось нечто ужасно неприятное. Но, все же, любимый жив и даже относительно здоров. — Где болит? Что ты сломала?

— Он удрал, — проскулила принцесса жалобно-жалобно. — Пока мы с тобой ругались, он наверняка удрал.

— Кто? — ничего не понял Дарин, опускаясь рядом с супругой на корточки и с тревогой заглядывая ей в лицо.

— Похититель! — выплюнула принцесса, размазывая по мордашке кровь, слезы и сопли.

И сама того не понимая, выглядя при этом умилительно.

— Да Нечистый с ним, с похитителем! — рявкнул испуганный муж. — Что ты сломала?

— Гордость… — грустно призналась Её Высочество.

— Ну, это поправимо, — улыбнулся вдруг принц — будто солнышко выглянуло из-за туч — и подхватил жену на руки. — Я тебе всех похитителей переловлю. И даже разрешу их собственноручно пытать.

— Обещаешь? — хлюпнула носом Ларелла.

— Клянусь! — серьёзно ответил принц.

И его жена кивнула, пристраивая головку на плече супруга. Ибо всем известно — слово Дарина Великолепного нерушимо.

Ну, разве это не трогательно, дружок? На, возьми платок. И высморкаться не забудь.

 

Глава 19

О ведьмовском коварстве, ещё раз о суевериях и приоритетах любви

«Я опять что-то перепутала?» - пропыхтела юная принцесса, таща на себе гвардейца.

Помнишь, дружок, мы уже говорили с тобой об инквизиции? Но тогда обошли вниманием тех, с кем боролись святые отцы. Да-да, я сейчас говорю о ведьмах. О, это страшные женщины, иногда державшие в ужасе всю округу. И как их не бояться, если они способами, непостижимыми для понимания простых смертных, могут и посевы потравить, и заставить молоко скиснуть и даже фурункул на лоб посадить?

Естественно, что люди во все времена искали способы борьбы с этими злокозненными дамами. Инквизитора-то пока дозовёшься, колдунья таких дел успеет наворотить. Вот послушай, что советовал один очень уважаемый метр:

1. Первый шаг — вы видите в астрале ведьму.

2. Второй шаг — вы видите в астрале ведьму-родственницу, которой физически в живых нет. Обычно, за ней видны и предыдущие ведьмы — эдакая цепочка из ведьм.

3. Третий шаг — вы их «уничтожаете» (уже мёртвых, которые в астрале). И если получилось, то у вашей ведьмы энергии не останется.

4. Четвёртый шаг, вы снимаете то воздействие, которое было сделано на вас или вашего подопечного.

5. Пятый шаг — на ваше усмотрение. Я не знаю, что вы захотите сделать с ведьмой.

Имелись способы и попроще. Нужно купить ладану, положить его на алтарь, сорок раз прочитать молитву. Затем растереть ладан в ладонях, высыпать в воду или в пиво, и дать выпить человеку, которого подозреваешь в колдовстве. От этого средства колдун или ведьма начнёт метаться по комнате в поисках выхода, но дверей не найдёт.

Вообще, способов таких имелось множество. И наши герои некоторые из них знали, уверяю тебя. Так что мы можем на примере убедиться, верны ли рецепты предков. Идём же! Право, это очень интересно.

* * *

Путешествие наших героев близилось к своему завершению. Ещё день-два и на горизонте должны были появиться башни замка, название которого тебе запоминать не обязательно, а рассказчик, в силу слабости старческого разума, его и вовсе уже позабыл.

Но, как это обычно и случается, чем ближе находится цель, тем тяжелее приходится путникам. И я имею в виду не только общее падение морального духа — его кони уже копытами топтали. Потому что конец дороги означал открытую дверь в неясное, а оттого пугающее будущее. Но и физическое состояние наших смельчаков находилось не на уровне.

Ты только вообрази себе, дружок, что значит провести несколько дней в седле, спускаясь на землю лишь для того, чтобы переночевать! Нежные дамы уже всерьёз начали волноваться за прямоту своих ножек. А кавалеры, позабыв о галантности и воспитанности, не стесняясь, разминали натруженные зады.

Стоит ли тут упоминать об отсутствии гигиены, невозможности переодеться в чистое платье или даже просто сменить рубаху? Наверное, не стоит. На личике твоём, дитя цивилизации, я уже вижу тень ужаса и отвращения. Но не бойся, походные трудности и лишения никак не повлияли на расцветающую любовь венценосной четы. Да, конечно, чувство это сильно и способно преодолеть гораздо более серьёзные препятствия, чем дурной аромат или недельная щетина. Но ещё и человек способен привыкнуть ко всему. Вот и наши герои привыкли. Принюхались.

Однако когда глазастый герцог приметил неподалёку от дороги избушку, почти скрытую от посторонних глаз разросшимися кустами бузины, путешественников охватило чувство, близкое к эйфории. Нежным аристократам возможность провести ночь на сени показалась райским блаженство. Сено — это все-таки не еловый лапник. Да и кони, почуяв запах печного дыма, а не походного костра, пошли бойчее.

А на пороге избушки наших героев уже встречали. Хозяйка — а, судя по деловому и уверенному виду, это была именно она — стояла на пороге, скрестив руки на груди и спокойно наблюдая за подъезжающими всадниками.

Ларелле женщина не понравилась совершенно.

Встречающую стоило назвать крестьянкой — стати, рост и чересчур пышное для аристократки телосложение свидетельствовали о её происхождении куда красноречивее скромной одежды. Но крестьян той породы, которая сейчас практически и не встречается: гордых сыновей и дочерей диких вересковых пустошей, не знающих над собой другой власти, кроме длани Отца.

Да и чересчур яркая внешность дамы не вызывала симпатии. Черные глаза, тёмные волосы, про которые принято говорить «цвета воронового крыла», яркий порочный рот — все это было слишком вызывающе. И если Лара олицетворяла собой прелестное цветение юности и чистоты, то странная женщина являлась воплощением греха.

И взгляды спешивающихся мужчин, бросаемые в сторону крыльца, говорили, что их животная натура прелести оценила, флюиды уловила, сигналы получила и намёки поняла. Стоит ли удивляться тому, что принцесса поразительно быстро оказалась рядом с мужем, стараясь ни на шаг от него не отступать, а Фрейда и вовсе взяла певуна под руку.

— Рада приветствовать путешественников, — без намёка на простонародный говор, произнесла женщина глубоким грудным голосом. — Тем более что по дороге тут проезжают нечасто. Мой дом не трактир и даже не харчевня. Но вода, чтобы умыться, овёс для лошадей и скромный ужин путникам найдутся.

Судя по многозначительной усмешке, раздвинувшей пухлые губы, демарш девушек хозяйка прекрасно поняла, но не оценила.

- Благодарим за приглашение и с удовольствием воспользуемся им, — ответил Дарин, внезапно вспомнивший о галантности и отвешивая придворный поклон. — Надеюсь, мы тебя не стесним, добрая женщина. Впрочем, пара монет, я думаю, компенсирует все неудобства.

Ларелла едва рот от удивления не открыла. За все время их супружества ей ещё не доводилось слышать от принца столь изысканных, а, главное, вежливых речей! Но, подумав, поражаться Её Высочество не стала. Вместо этого обиженно насупилась и пихнула разошедшегося муженька острым локотком в бок. Принц глянул на жену так, как это делают все мужчины, застуканные на месте преступления — мол: «В чем дело, дорогая? Я что-то пропустил?».

Хозяйка же избушки усмехнулась ещё пакостнее.

— От награды не откажусь. Лишние монеты ещё никому карман не оттягивали. Хотя их тут и некуда тратить.

— И вправду, — герцог, убедившись, что старший братик сидит на коротком поводке, решил попробовать устроить собственную личную жизнь. — Что столь прекрасная дама делает вдали от людей? Насколько я знаю, тут нет деревень ближе, чем в дне пути.

— Прекрасная дама тут живёт, — охотно пояснила женщина. — Понимаете ли, юный господин, крестьяне считают меня ведьмой. И ни смотря на то, что мои услуги пользуются популярностью, местные жители предпочитают оттоптать ноги, чем видеть меня постоянно.

— Но вы, конечно же, не ведьма? — очаровательно улыбнулся красавчик, лихо тряхнув уже несколько засалившимся чубом.

— Конечно же нет, мой мальчик. Я просто неплохо разбираюсь в травках и корешках.

— Значит, мне невероятно повезло! — обрадовался блондин. — У меня как раз уже третий день что-то левое бедро ломит. Ваши нежные руки наверняка смогут принести облегчение.

— Я обязательно посмотрю ваше бедро. Детские болезни — это мой конёк.

— Интересно, а если она назовёт Далана младенцем, он это заметит или тоже пропустит мимо ушей? — тихо поинтересовалась любознательная принцесса.

Супруг, обиженный на жену, только плечами в ответ пожал. Собственно, он был занят — пытался испепелить родственничка мрачным взглядом. Но герцог, имея серьёзную защиту в лице Её Высочества, на недовольство брата ни малейшего внимания не обращал. И продолжал разливаться соловьём, скакать петухом и распускать хвост павлином.

Рыжий же из процедуры знакомства вообще был исключён. Деловитая и хозяйственная Фрейда, приметив за домом конюшню, немедленно подрядила своего наречённого к уходу за уставшими животными. А зная его прыть и ловкость, пожелала самолично ему помочь.

— Это все, конечно, хорошо, — удостоверившись, что ему сегодня не светит даже и налюбоваться приятным для глаз зрелищем, перешёл к своему обычному тону Дарин. — Но мы во дворе толкаться до заката будем?

— Ну, двор у меня просторный, — ничуть не смутилась ведьма, — толкаться не придётся. Но прошу, гости дорогие, проходите и располагайтесь, как дома. Хотя я не буду против, если вы не забудете, что все-таки находитесь в гостях.

И после такого странного приглашения, она отступила в сторону, пропуская путников в избушку.

Не озвучь хозяйка род своего занятия самостоятельно, о нём не сложно было бы догадаться по интерьеру дома. Нечто похожее принц с герцогом уже видели. Повсюду развешены связки сухих трав вместе с вязанками чего-то, подозрительно напоминающего сушёные мышиные хвосты. На сундуке у окна таинственно поблёскивал большой хрустальный шар, бережливо накрытый вязаной салфеточкой. Бок печи украшали кабалистическими знаками, а на кухонном столе веером лежали карты. Видимо, хозяйка до появления гостей то ли пасьянс раскладывала, то ли ворожила.

Правда, ворон тут отсутствовал. Зато имелся чёрный котяра совершенно невообразимых размеров и с глазами профессора философских наук. В общем, стоит признать: наши герои угодили в логово самой настоящей ведьмы.

* * *

Фрейда раздеваться не спешила, хотя даже в предбаннике воздух едва ли не потрескивал от жара. Девушка, суеверная, как все, кто вырос в сельской глуши, испуганно озиралась и успела сунуть нос везде, куда только можно. Впрочем, куда нельзя она попыталась заглянуть тоже. Даже в каменку, не испугавшись раскалённых камней. И не смотря на то, что ничего подозрительного заметить не удалось, успокаиваться фрейлина не собиралась.

— Ты мыться в камзоле будешь? — поторопила её принцесса.

Ларелла довольной тоже не выглядела. Но Её Высочество волновала не возможность схлопотать порчу или сглаз, а то, что она вынуждена была оставить супруга наедине с этой женщиной. Именно наедине — надежд на герцога и певуна имелось не слишком много.

Не то чтобы Лару волновала возможность адюльтера, и уж вовсе не в ревности дело было. Для того чтобы ревновать человека, необходимо испытывать к нему хоть какие-то романтические чувства. Просто набожная и воспитанная как истинная леди девушка заботилась о моральном облике мужа. Ведь каждый знает: только если супруги станут неукоснительно соблюдать заповеди Отца нашего, брак можно считать крепким и успешным. А ещё святые старцы говорили…

В общем, моральный облик — это все.

Но нравственность нравственностью, а необходимость вымыться была слишком насущной. Тем более оказалось: ведьма с утра баню топит, как знала, что к ней гости нагрянут. Но не мыться же всем скопом? Это ещё аморальнее. К тому же Фрейда и вовсе девицей считалась. Вот так и пришлось оставить принца на растерзание неприятной хозяйке.

— А вы не боитесь, что она на воду порчу навела? — испуганно пролепетала фрейлина, неуверенно берясь за завязки. — Говорят, что если такой водой окатишься, то волосы вылезут.

— А ты не окатывайся, — хмыкнула прагматичная принцесса, — а лей тонкой струйкой. Тогда, может, и не вылезут.

— И пахнет тут странно, — продолжала сомневаться Фрейда. — Может, она травок каких подложила? Мне нянька рассказывала, что двоюродную сестру её свояченицы вот так и наказали. Подложили травки на горячие камни и у неё по всему лицу как пошли прыщи, прыщи, прыщи! Ужас просто!

— Ужас, — согласилась Лара, бодро шлёпая босыми пятками в мыльню. — За что наказали-то?

— Да ни за что, — отмахнулась девушка. — Мужа чужого из дома увела.

Её Высочество, не страшась расстаться с шевелюрой, как раз в этот момент окатывающая себя из бадьи, поперхнулась водой и закашлялась.

— Мало ей, стерве… — процедила добросердечная принцесса сквозь зубы.

— А вот ещё я про способ слышала, — не успокаивалась фрейлина. — Если положить под порог лапу мёртвого петуха, то тот, кто её переступит, счастья семь лет не увидит.

— Так ты уже переступила!

— А вот тут ещё один порог! — возразила умненькая Фрейда, указывая пальчиком на дверной проем между предбанником и мыльней.

Принцесса, откинув назад мокрые волосы, долгим взглядом оценила «ещё один порог», посмотрела на девушку, глянула в крохотное духовое оконце, через которое виднелся бок избы. И, сграбастав дико взвизгнувшую Фрейду в охапку, усадила фрейлину в чан с холодной водой.

— Все! — мрачно изрекла Её Высочество. — Теперь сомневаться поздно. Все, чему суждено вылезти — вылезет, что должно вскочить — вскочит. А счастья в этой жизни и так нет. Весь мир бардак, все бабы — стервы, а солнце грёбаный фонарь!

И выдав эту, несомненно мудрую, сентенцию, явно подчерпнутую из лексикона супруга, Ларелла угрюмо вывернула на себя ещё один ушат воды.

Пока же наши дамы разбирались с возможными последствиями посещения ведьмовской бани, кавалеры коротали время за плотным ужином. Точнее, Дарин, разогнавшийся в отсутствие жены восстановить свою мужскую репутацию, неожиданно для себя обнаружил, что куриная грудка его интересует гораздо больше, чем одноименная часть тела хозяйки дом. Поразмыслив немного над причудливостью собственных приоритетов, Его Высочество мудро рассудил: тело нужно слушать — ему виднее, какие потребности стоит удовлетворить немедленно, а какие потом. И приналёг на курятину, заедая её гороховым пюре, пучками свежей зелени, кроличьим рагу и свежим хлебом.

Герцог же накрытым столом не интересовался вовсе. Только уделил внимание лёгкому элю, да листику петрушки, который он изящно прихватил, демонстрируя безупречные белые зубы, особо ценимые дамами тех времён. Впрочем, сложно одновременно есть и очаровывать женщину.

Сложно, но можно. Например, певун с этой задачей справлялся блестяще. Ел он с не меньшей охотой, чем принц, а сыпал комплиментами, пожалуй, ещё чаще герцога. И, в конце концов, дошло до того, что эти двое павлинов не столько внимание хозяйке уделяли, сколько соревновались между собой. Таких эпитетов свет ещё не слыхивал. Куда там «коралловым щёчкам» и «жемчужным зубкам». А как вам: «волосы, будто туча в бурную безлунную ночь»? Или: «руки, подобные лебяжьим крыльям»? Впрочем «нос прямой, как копейное древко» — нельзя назвать удачной метафорой. А уж «гибкий стан, похожий на змеиное тело» — и вовсе перебор. Конечно, каждой женщине приятно слышать, что она отличается гибкостью. Но со змеёй её сравнивать не стоит — обидится.

Правда, ведьма оказалась не из обидчивых. Она только посмеивалась, слушая соловьиные трели, да подливала эля в быстро пустеющие кружки. Ведь, как известно, ничто так не усиливает жажду, как говорильня. Да и еду стоит запивать, иначе она неправильно утрамбуется в желудке.

В общем, все было хорошо: два ловеласа пытались друг друга перещеголять, принц ел, хозяйка наслаждалась мужским вниманием. И тут случилось странное. Куриная ножка, которую Его Высочество как раз ко рту подносил, выскользнула из внезапно ослабевших пальцев. Дарину показалось, что голос брата уплыл куда-то, став похожим на комариный писк. И лавка под сиятельным задом растворилась в воздухе, словно морок.

Ну, чтобы долго не расписывать самочувствие принца, скажу просто: он потерял сознание, кулём грохнувшись на бок. По пути зацепив миску с рагу и перевернув её содержимое себе на голову.

Герцог, заметив такое непотребство, вскочил — и тоже повалился как скошенный сноп, ещё и пребольно приложившись виском о край лавки. Певун, наученный чужим горьким опытом, вставать не стал. Просто молча ткнулся лицом в собственную тарелку. Наверное, сам того не желая, напомнив праздничного гуся. Рядом с его ушами элегически торчали мокрые веточки укропа, который рыжий вылавливал из еды и откладывал на край блюда.

— Отравительница! — с надрывом трагически прошептал Далан, опуская веки на вмиг помутневшие глаза.

— Ну почему сразу «отравительница»? — обиделась хозяйка. — Вот стоит только хорошо сделать работу, как тебя начинают обвинять невесть в чем!

Но способных ей ответить в комнате не нашлось. Лишь на полу, как павшие войны, раскинулись в причудливых позах похрапывающие путешественники.

А помнишь, я тебе предостерегал, дружок, от посещения придорожных трактиров? Вот тебе наглядная иллюстрация к тому, что может случиться с неосмотрительными путниками. И, поверь мне, отравление — это ещё не самое страшное, на что способны эти дети Нечистого, хозяева харчевен.

* * *

Картина, представшая глазам вернувшихся из бани девушек, была поистине страшна. Стол разгромлен, скатерть свешивалась с одного края, наполовину прикрыв лежащего на полу герцога, как саваном. Блюда и кувшины перевёрнуты, а их содержимое разноцветными лужицами собирается на полу. Певун, словно сражённый предательским кинжалом, ткнулся в стол. Но истинный кошмар представлял собой принц. Гордый герой раскинулся крестом и никакой надежды на то, что он ещё жив и возникнуть не могло. Голова Великолепного представляла собой кровавое месиво с кусочками вылезшего из разбитого виска мозга.

Крики: «Дарин!» и «Любимый!» — слились в один. Фрейда бросилась к певуну, а принцесса, не в силах совладать с охватившими её чувствами, тихо сползла по притолоке, едва не до крови укусив себя за руку. Её фрейлина, видя такое неизбывное горе, осознала, что долг превыше собственных чувств. И изменила направление своего бега, опустившись на колени рядом с поверженным принцем. Лицо девушки олицетворяло собой истинную скорбь, а руки безвольно повисли вдоль тела. Да и чем она могла помочь в подобной ситуации? Разве что оплакать воина вместе с госпожой.

А по нежным щекам Лареллы уже бежали горькие слезы, которых она даже не смаргивала. Но уже через минуту они высохли, а глаза красавицы расширились от ужаса. И она вторично укусила собственную ладонь, дабы не оглашать окрестности дикими воплями.

Правда, на её месте любой закричит. Ибо фрейлина, видимо сошедшая с ума от ужаса, вдруг наклонилась над Его Высочеством, явно принюхиваясь. А потом и вовсе запустила пальцы в его окровавленные волосы, подхватила кусочек чего-то мокро блестящего и мягкого, отправив его в рот. Можешь ли ты представить этот кошмар, дружок? Вот и я не могу. А в новомодных готических романах такие сцены встречаются сплошь и рядом.

Итак, Фрейда отправила кусочек сиятельного мозга в рот, а Её Высочество настоящим чудом удерживала свой разум в реальности, не давая ему соскользнуть в бессознательное.

— Рагу… — глубокомысленно заключила фрейлина, тщательно пережёвывая ломтик. — Перца многовато.

— Фрейда, выплюнь это немедленно! — просипела Ларелла.

— Почему? — удивилась девушка. — Отличный кролик.

— Кто кролик?

Принцесса почувствовала, что с её собственным душевным здоровьем тоже не все ладно. Того и гляди она встанет на четвереньки рядом с рыжей и начнёт… Ну, не будем уточнять, что она начнёт делать.

— Это кролик! — ткнула пальчиком Фрейда в принца.

— Ну, не такой уж и кролик, — слабым голосом, как-то странно кривясь, попыталась защитить супруга верная жена. — Вполне себе ничего.

— Да нет, вы не поняли, — замотала головой фрейлина. — У него на голове рагу из кролика. А сам он спит. Да они вообще все спят. Это чары!

— Убью! — помолчав, вынесла вердикт Её Высочество.

— Кого? — осторожно поинтересовалась Фрейда, по собственному опыту зная, что такие уточнения, хоть и чреваты последствиями, порой необходимы.

Хотя бы для того чтобы знать: стоит ли уже прятаться или достаточно просто в сторонку отойти, чтобы не задело. Лара ей ничего не ответила, так как сама ещё не определилась. Но кого-нибудь убить определённо стоило.

— Ну что вы так нервничаете, девушки? — вальяжно поинтересовалась ведьма, выходя из-за занавески, закрывающей вход в соседнюю комнату. — Ничего с вашими красавцами не случится! Просто…

Что там было просто, а что сложно, Фрейда разбираться не стала. Она вскочила и, дико голося нечто маловразумительное, но крайне воинственное, подлетела к печке, схватила ведро с водой и со всего маха окатила женщину. Да ещё и бадью следом запустила. Не попала правда.

— Ну и зачем? — поинтересовалась хозяйка, отплёвываясь и пытаясь двумя пальцами отлепить от лица мокрую прядь волос.

— Вода — первое средство от ведьм! — пояснила смелая фрейлина, прячась за спину хозяйки.

— А-а… — оценила подход эта сама ведьма. — Ну-ну…

И в избушке наступила тишина, прерываемая только мерным сопением павших героев и лёгким персональным, вполне мужицким, похрапыванием юного герцога.

— Ещё бы хорошо ладан раскурить, тринадцать раз прочитать «Отче, о тебе радуюсь», обойти дом посолонь, посыпая у себя за спиной солью, — протарахтела Фрейда, давясь словами и опять замолчала.

— Пойдём? — предложила хозяйка дома.

— Куда? — спросила осторожная фрейлина.

— Кругами ходить. Соли, правда, у меня маловато. Боюсь, на весь двор не хватит. Дорогая она нынче, соль-то.

— Где моя шпага? — неожиданно отмерла принцесса.

— Там же, где и кинжал, и нож, — охотно пояснила из-за её спины услужливая девушка, у которой от всего случившегося, видимо, разум помрачился. — На конюшне, вместе с другими вещами. Просто нельзя оружие в дом ведьмы заносить. Она может на него проклятье наложить. И тогда клинок обернётся против самого хозяина. Вот я и припрятала, чтобы она не нашла. Вы не беспокойтесь, Ваше Высочество, я надёжно спрятала. Эта их никогда не обнаружит.

— Понятно-о, — протянула Ларелла, медленно, придерживаясь за стену, вставая. — Ладно, будем справляться дедовскими методами.

Её Высочество, которая только что казалась совершенно разбитой и не способной на решительные действия, неожиданно проворно повторила путь Фрейды. То есть, подскочила к печке. Но ведро хватать не стала, да теперь оно и валялось в другом углу комнаты. Вместо него она вцепилась в совок, которым золу выгребают, решительно сунула инструмент в печной зев и щедро сыпанула углями на женщину.

— С ума сошла? — взвизгнула хозяйка.

Она бы и не успела увернуться, по крайней мере, не от всего «заряда». Но не слишком обдуманный поступок Фрейды неожиданно её спас. Мокрая одежда не загорелась, а угольки, бессильно пошипев, черными катышками скатились на пол.

— Огонь — первое дело против ведьмы! — плотоядно скалясь, оповестила нежная Ларелла. — А ещё кованое железо! — добавила она, вооружившись кочергой.

— Знаете что? — и без того совсем немаленькие глаза хозяйки избушки вовсе округлились. — Мы так не договаривались! Ну, вас, психи чокнутые.

Видимо, конкретно эта ведьма искусством полёта на мётлах не обладала. Но и тривиальной быть не пожелала. Дверь, как средство выхода, она призрела. Впрочем, может дело и не в её личной оригинальности, а в том, что в проёме до сих пор Фрейда маячила. Так или иначе, но взвизгнув совершенно по ведьмовски, женщина, задрав подол едва не до бёдер, выпрыгнула в окно. Благо ставни у него оказались открытыми.

Принцесса, от которой враги неповреждёнными ещё не уходили, с боевым кличем северных воинов сиганула за ней, держа кочергу у бедра, как шпагу. Верная фрейлина не пожелала остаться в стороне и, подхватив, словно щит, заступ, которым топку печки закрывают, с воплем: «Спа-асите!» — почему-то тоже прыгнула в окно.

Кто и кого в данном случае должен был спасать, история умалчивает. А мораль данной ситуации в том, что стадные инстинкты в человеке все же очень сильны.

* * *

Погоня, хоть и полная азарта, динамикой не отличалась. Девушки все же обежали двор да ни один, а целых три раза. По пути заскочив в конюшню и до икоты напугав лошадей, заглянув в курятник и переполошив так ничего и не понявших кур, да насквозь пронесясь через хлев — просто в него вело два входа. Вот в этом месте и произошло нечто, что можно назвать событием. Её Высочество поскользнулась на полугнилой соломе и едва не упала, угодив рукой в поилку и проломив кочергой стенку загона.

Свинья отнеслась к произошедшему философски: недовольно хрюкнула и перевернулась на другой бок. А вот принцессе выдержки не доставало, и окрестности огласили такие ругательства, которых самый распоследний грузчик застеснялся. Да что там грузчик? Даже придворные дамы подобное произносить не рисковали. А, как известно, они, услышав слово «скромность», вынуждены в словарь заглядывать. Впрочем, знания под напудренными париками надолго не задерживались.

Вот после свинарника погоня и перешла на тракт. Ведьма, рассудив, что она и сама поскользнуться может, а там и с кочергой не разминётся, решительно дунула от собственного дома куда-то в сторону ближайшего села. И не смотря на то, что хозяйка гостеприимного приюта бежала в явно мешающей ей юбке, а принцесса в шоссах, догнать злоумышленницу никак не удавалась. Фрейда и вовсе сдалась, оставшись где-то позади, но время от времени подбадривая Её Высочество уже неразличимыми воплями.

Ведьма, не останавливаясь, обернулась, дабы оценить расстояние между собой и преследовательницей. Потом оглянулась ещё раз и вовсе затормозила, подняв каблуками туфель облачка пыли. Это оказалось столь неожиданно, что Ларелла едва в неё не влетела.

Принцесса, недоумевая, что такого могло произойти, мотнула подбородком снизу вверх, мол: «Ты чего?». Ведьма, так же молча и тоже подбородком, указала в сторону избы.

А там поднимались из-за кустов, растворяясь в почти совсем потемневшем небе, тонкие струйки дыма.

— Да ладно! — махнула кочергой Лара. — Все угли же погасли.

— А ты топку закрыла? — приподняв брови, скептически поинтересовалась хозяйка.

— Не помню, — почесала ногтем бровь принцесса. — Да и какая разница? Дрова-то внутри горят.

— Вот сразу видно, Ваше Высочество, что обычной жизни вы и не знаете, — снисходительно, с чувством собственного превосходства, пояснила женщина. — От горящих дров искры летят. Достаточно одной на пол упасть — и все, пожар. Половицы-то сухие, вспыхивают как порох.

— Ну, что я могу сказать? — ухмыльнулась Ларелла, лихо забрасывая кочергу на плечо. — Отец шельму метит. Чтобы ты не задумала, тебе же это боком и вышло.

— Не поспоришь, — согласилась с очевидным хозяйка. — Только вам-то тоже не слишком хорошо.

— Это ещё почему? — подозрительно прищурилась принцесса.

— Ну, супруг-то ваш в доме остался, — меланхолично отозвалась ведьма. — Впрочем, ситуацию тоже с разных сторон оценить можно. Во вдовстве есть свои прелести. Это я, будучи уже четыре раза вдовой, утверждаю.

Ларелла одарила женщину долгим проникновенным взглядом. Но ехидная улыбка медленно сползала с её прелестного личика. Принцесса вдруг резко развернулась на каблуках и, что было сил, помчалась обратно к дому. Что примечательно, ведьма, с не меньшей прытью, последовала за ней.

— Э? — не поняла рокировки отдыхающая на обочине дороги Фрейда, опираясь ладонями о колени.

— Горим! — на бегу проинформировала её хозяйка действительно радостно пламенеющей избы.

Надо ли уточнять, дружок, что фрейлина тут же присоединилась к бегущим?

Подоспели девушки как нельзя вовремя. Стены комнаты, в которой остались поверженные герои, уже пламенели во всю. Да и потолок успел заняться. И только входная дверь дымилась, юркие ящерки огня лизали доски сквозь щели, но полыхнуть она ещё не успела.

Мужчины начали приходить в себя. Они слабо, но шевелились, надсадно кашляя. Но любому мгновенно становилось понятно: самостоятельно они не выберутся.

Первой, натянув на нос полу рубахи, в дом вломилась Лара. Нагнулась, перебросив руку супруга себе через шею и, застонав от натуги, попыталась выпрямиться.

— Брось меня, — едва различимо прошелестел Великолепный, низко свешивая голову, — уходи…

— Шевели копытами, придурок! — не оценила его героизма нежная принцесса.

И закашлялась, бедняжка.

Видимо, вирус героизма заразен не меньше инфлюэнции. Потому что герцог, которого ведьма едва ли не на руки подхватила, слабеющим голосом тоже потребовал оставить его в покое. Но тут я не берусь судить, беспокоился ли он о жизни и здоровье дамы. Или возмутился таким неподобающим для настоящего мужчины способом спасения.

И только певун, благодарно навалившись на хрупкую фрейлину всей своей немалой тушей, жалобно прошептал: «Мамочка!».

Ларелле стоило немалых усилий выволочь неподъёмное тело супруга на улицу. Пожалуй, в этот миг она пожалела, что принц обладает столь завидными статями. Несомненно, спасать его было бы в разы легче, родись он мечтательным поэтом. Которые, как известно, поголовно отличаются весьма субтильным телосложением.

Но все же, спасательная операция прошла успешно. Лара опустилась на землю, пристроив голову Дарина у себя на коленях. Рядом обнимала своего суженного Фрейда, а чуть в стороне ведьма покачивала в материнских объятиях юного герцога. И все с меланхоличной созерцательностью смотрели, как горит изба. Имелось в этом зрелище нечто гипнотически-завораживающее и прекрасное. Впрочем, такие виды может оценить лишь поистине романтическая душа.

И только рухнувшая балка, едва не до самой луны поднявшая сноп искр, вывела наших героев из задумчивости, заставив их вздрогнуть.

— Лара… — ещё не слишком чётко, заплетающимся языком, но с неизбывной нежностью, прошептал принц.

— Дарин… — так же тихо ответила Её Высочество, ласково гладя мужа по закопчённой и по-прежнему небритой щеке.

— Лара, — повторил Его Высочество уже твёрже, хмурясь и, кажется, начиная что-то соображать.

— Дарин, — предупреждающе отозвалась супруга, убирая руку.

— Лара-а… — угрожающе рыкнул принц.

— Да-арин… — не осталась в долгу принцесса.

— Лара! — естественно, как и подобает приличному мужу, Его Высочество предпочёл обвинить во всех грехах жену.

— Дарин! — не согласилась с его мнением супруга, считающая, что это её вторая половинка «сам дурак».

— Нет, все-таки это настоящая любовь, — глубокомысленно заключила ведьма, нежно поглаживая блондинистые кудри герцога, который упорно отказывался приходить в себя.

Но уже начал примурлыкивать. С другой стороны, каких только звуков люди не издают, пребывая в обмороке.

— Я одного не поняла. Зачем же мы мылись? — грустно спросила Фрейда, трепетно, но крепко прижимая к груди голову своего певуна.

Но на этот вопрос ответа дать не смог никто. Наверное, умей мы предсказывать последствия своих поступков, то многое в жизнь так и не воплотилось бы. В том числе, и очень хорошее.

Кстати, кот спасся сам, без чужой помощи. Да и до конюшни огонь не добрался.

 

Глава 20

О последних препятствиях, которые приходится преодолевать, и семейных тайнах

«И вот это счастливый конец?» — удивилась принцесса, наблюдая за булочницей, гоняющей своего супруга скалкой.

Замок Райген неумолимо вырастал на горизонте, накрывая наших никуда не спешащих путников своей тенью, словно черная туча. Это укрепление представляло собой действительно величественное и грозное сооружение. Можно сказать форпост анкальской цивилизации. Граница с южными государствами, не отличающимися ни утонченностью, ни передовыми взглядами, ни правителями, склонными к новомодной демократии, проходила совсем неподалеку. Потому и нужны были такие мощные укрепления.

Не сказать, что южные варвары жаждали нападать на столь сильного соседа. Как раз наоборот: неразвитость цивилизации очень часто граничит с трусостью. Скорее, Райген служил перевалочным пунктом для отрядов, которые время от времени все, несомненно, справедливые короли — прошу заметить, не только Дарин — отправляли для оцивилизовывания соседей.

Ну и так, по мелочи, Райген тоже мог стать весьма полезным местом. Его использовали и как склад для хранения армейской провизии и амуниции, временную тюрьму для господ слишком высокопоставленных, чтобы занимать обычные плебейские камеры. И как место воспитания юных дворян тоже.

То есть, этот замок, больше походящий на весьма приличных размеров городок, не принадлежал никому конкретно, находился под юрисдикцией короны и употреблялся для её нужд. Но это вовсе не значит, что властителю моментально становилось известно обо всём, происходящем здесь. Как это обычно и бывает, сложнее всего найти вещь, положенную на самое видное место.

Поэтому в Райген и приезжали оскандалившиеся при дворе девицы — пережидать, когда новая история затмит старый срам. У дам постарше данное укрепление также пользовалось популярностью — буквально за пару месяцев они избавлялись от негаданно нагрянувшей и непонятно откуда взявшейся излишней пышности форм. Правда, после таких «лечебных» визитов воспитанников в замке прибавлялось.

Не чурались пограничной крепости и мужчины: игроки, не способные выплатить вовремя карточные долги. Дуэлянты, не того призвавшие вернуть долг чести. Страдающие влюбленные, замахнувшиеся на брак с девицей со слишком громкой фамилией.

Так что, общество тут было хоть и разношерстное, но весьма изысканное и сановитое. Потому что при дворе все — от последней посудомойки до личного секретаря короля — знали: в канцелярии направление в Райген выдают по таксе от пятидесяти до пятисот золотых. Пятьдесят — по мелкому поручению (оправданное отсутствие до двух месяцев), пятьсот — по делу важному (возможность не появляться при дворе до года и более).

Потому-то известие, что незаконнорожденного спрятали именно здесь, ни принца, ни принцессу не удивило. Благо, такое гостеприимное место в королевстве имелось ни одно. Почитай, по границам подобных замков с дюжину было.

Правда, сейчас ни Дарин, ни его молодая супруга, старались не думать об угрожающе приближающейся цели своего путешествия. И даже взглядом высокие стены избегали, предпочитая смотреть на небо или на холки собственных лошадей. Но кони их шли вровень и так близко, что стремена всадников иногда соприкасались. Да и прыть свою животные умеряли, словно понимая — влюбленным необходимо побыть в атмосфере, пусть и кажущихся, но мира и спокойствия.

Их спутники, проявляя не свойственную ни одному из них деликатность, ехали впереди, прикладывая недюжинные усилия, чтобы не замечать венценосную чету.

Кстати, тебя, наверное, волнует, дружок, судьба незадачливой ведьмы? К сожалению, в сердцах Их Высочеств не нашлось достаточного количества милосердия, чтобы спалить злоумышленницу на углях её же догорающего дома. Оба супругу, охваченные оправданной, в общем-то, жаждой справедливости, решили: преступницу необходимо передать в руки правосудия. Уж оно — правосудие — по достоинству сможет отомстить за нанесенные обиды и ущербы. Да и за её упорноё нежелание говорить, чего она пыталась добиться, опаивая мирных путников, тоже.

Странно, но саму колдунью такое решение даже обрадовало. Хотя обычно ворожеи, зная, что их ждет в застенках, предпочитали выпить все собственные зелья разом. Всё же, помереть в корчах, но на своей земле, дарующей утешение, предпочтительнее, чем в чане с кипящей водой, да еще и в холодных казематах.

Так или иначе, а ведьма, со скрученными за спиной локтями, мирно трусила на собственном мышастом ослике, не без азарта переругиваясь с герцогом.

— Ну, вот скажи: чем я тебе не хорош? — приосанился в седле красавчик, упирая исцарапанную руку в бок.

Справедливости ради стоит заметить, что в данный момент юный блондин производил не самое благоприятное впечатление. Помыться ему так и не удалось, а одежда, изрядно потрепанная в дороге, теперь еще и обгорелыми дырами зияла. Да и похудел ангелок изрядно, утратив приятную округлость щек и здоровый румянец. Правда, глаза его блестели с прежним азартом.

— Всем хорош, — согласилась женщина. — Всегда мечтала о таком сыне.

— Зачем же на себя наговаривать? — ухмыльнулся плут. — Верю, что штучка ты горячая. Но не в шесть же лет!

— Насколько я осведомлена о вашем и своем возрасте, то родила бы я вас не в шесть, а десять…

— Ну, вот видишь? — не дал ей развить мысль блондин, ныне могущий сойти и за шатена. — В матери ты мне не годишься. А что такое десять лет разницы? Тю-у-у! Всегда предпочитал женщин постарше. Они неопытных, вроде меня, могут научить весьма занятным штукам. А я им — весь жар своего юного тела. В смысле, души, естественно, жар.

— Жар? — уточнила женщина, прищурившись.

— Жар, — кивнул красавчик. — Пламя, просто.

— Хорошо, но с одним условием.

— Все что угодно для прекрасных глаз леди!

— Женись!

Такое предложение произвело на герцога неизгладимое впечатление. Со стороны могло показаться, что его конь резко встал и Далан едва не вылетел из седла. На самом же деле, животное было совсем не причем. Просто юноша как будто грудью на невидимую стену налетел.

— Э-э-э… — только и сумел промычать в ответ блондин, столь непредусмотрительно раскидывающий обещания.

— Чего «э»? — передразнила его колдунья, ехидно, истинно по-ведьмовски, прищуриваясь. — Женись, говорю, и стану я твоей. И штучкам обучу, и весь жар приму, какой бы он там не был. А то как в постель тянуть, так первый. А как честно отношения узаконить, так в кусты? Кому говорят: женись, хороняка!

Последнее прозвучало столь угрожающе, что рука герцога невольно дернула повод, и конь шарахнулся в сторону.

— Как хорошо, что ты у меня не такой… — шепнула Фрейда, нежно глядя на суженного. — Ты честный.

— Я — да, — приосанился певун и вдруг о чем-то задумался. — Слушай, а жениться — это в смысле: сходили в церковь, первая брачная ночь, всё твоё — моё и разбежались? Или в смысле: вместе навсегда, кто в доме хозяин и: «Я принцессе пожалуюсь!»? — осторожно поинтересовался рыжий и тут же поспешно добавил, — Ну мы же любим друг друга, правда, заинька? А ничто так не разрушает любовь, как быт. Да и на расстоянии чувства становятся только крепче. И редкие встречи придают отношениям особенную остроту.

Фрейда, совершенно спокойно выслушавшая эту сбивчивую и, в общем-то, бессвязную тираду помолчала немного, заставляя нареченного изрядно нервничать.

— Знаешь, любимый, — пропела она не без извечного женского ехидства и чувства превосходства, которые появляются у дам, убежденных: суженный её теперь и на боевом слоне не объедет. — Не помню, говорила я тебе или нет, но меня воспитали строго и в старых традициях. Поэтому, как бы не сильна была моя любовь к тебе, уверяю, что первый озвученный тобой план нереален. То есть, вообще никак.

— Нет? — удручённо и ни на что уже не надеясь, уточнил певун.

— Нет! — решительно и безапелляционно отрезала Фрейда.

Все-таки, и в этой хрупкой застенчивой девушке уже начала созревать женщина. Собственница. Хищница. Мегера.

* * *

А пока спутники строили матримониальные планы, настроение их хозяев тоже успело поменяться, и лирику сменила жесткая правда жизни. Приходиться признать, что в этот раз вина целиком и полностью лежала на принце.

- Вот бы это проклятое Нечистым путешествие никогда не заканчивалось, — едва слышно призналась в своих желаниях Её Высочество.

К несчастью Дарин, как и все мужчины обычно туговато слышавший голоса чужих душ, понял всё по своёму. И сказанное нежной Лареллой с женского языка на человеческий было переведено следующим образом: «Неизбежный печальный конец приближается и скоро тайна моего обмана и позора станет достоянием гласности!».

А за таким подробным подстрочным переводом вспомнилось, что, вообще-то, Его Высочество — обманутый муж. И супруга пришла в его объятия совсем не юной целомудренной девой. Да и, в конце концов, крови она Дарину успела перепортить немало. А вся эта экспедиция задумывалась лишь затем, чтобы окоротить буйный нрав супруги.

И, вообще: мужчины не должны размякать и увлекаться романтикой! Портрет истинного воина стоит писать короткими, но выразительными мазками: хмур, угрюм, вонюч, волосат, слегка пьян и слов любви не знающий.

Со всем по отдельности у принца выходило, может, и неплохо. Но общее впечатление в последнее время создавалось всё-таки не то, не то.

— Предчувствуете скорую расплату за былые грехи, дорогая моя? — слишком мрачно, чтобы это прозвучало ехидно, поинтересовался Дарин.

— Мои грехи? — искренне изумилась принцесса.

Не то чтобы грехов она за собой не знала. Просто девушка прибывала в уверенности, будто спрятаны они весьма надежно. И уверенность эта имела под собой серьезные основания.

— Вашим актерским талантам стоит рукоплескать стоя, — скривился Его Высочество так, будто у него зуб разболелся. — Но в данной ситуации ангельское личико, невинные глазки и глупое хлопанье ресничками не помогут. Это отцовство можно оспорить, а вот материнство все же сложновато.

— Чье материнство? — Лара, сама того не подозревая, и ресничками похлопала, и голубые глазки широко распахнула, и личико у неё олицетворяло саму невинность.

— Ваше, — ещё мрачнее хмыкнул Дарин, — ваше, не моё же.

— А вот это мило! - восхитилась Её Высочество. — И моим талантам рукоплещут! Хотелось бы посмотреть, как вы обвините меня в вашем же материнстве. Тьфу ты, отцовстве!

— В моём? — теперь настал черед принца задирать брови. — Конечно, за мной числится много грехов и даже преступлений. Но в создании детей меня еще не обвиняли.

— Просто святая невинность, держите меня семеро, а то я от смеха лопну! — не смотря на свои, весьма громкие, заверения, Ларелла не торопилась не только лопаться, но и просто смеяться. Напротив, она опасно прищурилась, буравя супруга яростным взглядом. — А вон в том замке, скажете, не ваш ребёнок?

— Не мой, — помотав кудлатой головой, заверил жену принц. — Там, насколько мне известно, именно ваш ребёнок.

— Каким же образом вы меня обвините в рождении вашего сына? — задохнулась от такой наглости Лара.

— Я?! — вызверился Дарин. — Это вы мне пытаетесь навязать свою дочь!

— Погодите, погодите, — встрял в перебранку герцог, впрочем, не рискую приближаться слишком близко. — Вы хоть определитесь с полом ребёнка, а потом решайте, чей он. А то у вас что-то уж вовсе несуразное получается.

— Мальчик! — тут же уверенно заявила Ларелла.

— Девочка, — тихо, но от того не менее страшно рявкнул Его Высочество.

— В этом вопросе вам придётся уступить, — ласковой кошечкой промурлыкала принцесса. — Впрочем, как и во всех остальных.

— Это еще почему? — еще тише, а от того совсем уж угрожающе прорычал принц.

— Может быть, по этому? — Лара опять похлопала глазками, что твоя фарфоровая кукла и…

Приставила кончик шпаги к заросшему кадыку супруга. Причём всё проделано было с таким изяществом и молниеносностью, что Великолепный абсолютно неподражаемо опешил. Вот чего-чего, а такого он от женщин не ожидал. Надо признать, что Его Высочество и вовсе забыл, что супруга вооружена. Да и клинок её Дарин воспринимал как деталь костюма, а не оружие. И…

Ну, чтобы не затягивать оправдание растерянности Его Высочества, скажем просто: такого поворота событий он и в дурном сне представить не мог. Потому и переводил взгляд с лезвия шпаги — кончика принц, по понятным причинам, разглядеть не мог, как не старался — на руку Лареллы, весьма уверенно и твердо держащую рукоять, а затем на её лицо, полное решимости.

— Вы что же, намереваетесь меня убить? — спокойно, не смотря на всю растерянность, поинтересовался Дарин.

— Такие желания меня давно одолевают, — не стала отрицать очевидного Ларелла.

— И свидетели вас не смущают? — по-прежнему невозмутимо спросил принц.

— Какие свидетели? — явно глумясь, усмехнулась принцесса. — Фрейда, ты что-то видишь?

— Я всегда на стороне своей госпожи, — решительно, но несколько уклончиво, отозвалась фрейлина.

— Ну, я-то всегда на стороне победителя, — еще более уклончиво пояснил певун, мнение которого присутствующие тоже хотели услышать.

— А что, собственно, происходит? — невнятно поинтересовался герцог.

Невнятно, потому что произносить слова чётко, согнувшись в три погибели, всё же сложновато. А красавчику приспичило подтянуть подпругу. Да, именно в этот момент и не слезая с лошади.

— А я все вижу, — оповестила присутствующих ведьма. — Вопрос в том, что именно я вижу. Наверное, человека, который меня отпустит.

— Единственно честная во всей компании, — оценил Дарин. — По крайней мере, цену своей честности не стесняется называть.

— А я что, не честный? — возмутился рыжий. — Сразу же сказал: кто победит, тому и свидетелем стану. Заранее-то чего торговаться? Продешевить можно.

— Действительно, — хмыкнул принц. — Цену разумнее всего озвучивать только после того, как товар приобрели. Подобная политика, по крайней мере, избавляет от праздно любопытствующих.

И произнеся эту гениальную сентенцию, которая, по моему глубокому убеждению, должна стать девизом всех купцов, принц одной рукой, ничуть не страшась порезаться, схватился за лезвие шпаги. А другой обнял жену за тонкую талию и просто пересадил девушку к себе на лошадь — она и пискнуть не успела. Девушка, понятно, а не конь. Животное служило своему хозяину уже много лет, видело разное, привыкло ко многому и не пищало даже в более критических ситуациях.

Так или иначе, а результат имелся следующий: клинок улетел в кусты, Лара потеряла всякую возможность не только к угрозам, но и к простому сопротивлению, а вопрос: «Кто в семье главный?» — на данный момент был решен весьма однозначно.

Правда, с полом упорно разыскиваемого ребёнка супруги так и не определились. Впрочем, как и с родительством. Но с другой стороны, куда спешить и зачем тратить время на бесплодные споры? Найдём — там и разберёмся.

* * *

Стражники у ворот замка привыкли к странному виду посетителей. Новые люди в охране появлялись редко — место уж больно денежное. Потому служили солдаты не по одному десятку лет, успевая растерять возможность удивляться. Да и гости сюда приезжали весьма специфические.

Но на приближающуюся группу путников бравые вояки уставились, как на второе Пришествие.

Вид брыкающихся, визжащих и громко озвучивающих свое нежелание остаться в замке, стражникам был знаком не понаслышке. Но вот чтобы сразу две женщины — обе верхом, но со связанными за спиной руками, а одна, между прочим, в мужском, хоть и разодранном до талии, камзоле еще и с кляпом — это уже перебор. Любовные же предпочтения аристократов давно стали неиссякаемым источником для шуток, но не для удивления. Однако миловидный паж с волосами длинною до бедер — перебор.

Пожалуй, меньше всего ажиотажа вызвал вид мужчин. Конечно, явно опасные — особенно чернявый — ободранные и грязные. Но ведь обычные наемники. А что, солдаты наемников никогда не видели? И похуже встречали. Правда Райген такие личности стороной обходили, делать тут им нечего было.

Догадайся кто из сторожей спросить, все столь поражающие вещи объяснились бы просто. Ларелла шнуровку на камзоле порвала в пылу борьбы с супругом. В смысле, не она сама, а её… гм!.. женские атрибуты порвали. В общем, лопнули шнурки под напором плоти. И теперь эта самая плоть проглядывала в разрез ворота. Впрочем, весьма прилично. У дам декольте и откровеннее имеются. А кляп… Ну, просто от ругательств и красочности эпитетов нежной, но связанной принцессы даже у закаленного Дарина уши покраснели. Веревки же и вовсе объяснялись просто: жить хочется всем, даже принцам с прозвищем Великолепный.

Ну а остальное и вовсе в пояснениях не нуждалось. Фрейда свой берет потеряла ещё в пылу погони за ведьмой, а потом его так и не нашла. Что же касается потрёпанного вида, так тут и вовсе просто. Ты попробуй, дружок, больше недели ночевать на земле, да в стогах сена, а потом ещё и в пожаре поучаствовать. Вряд ли после этого тебя на бал пустят.

Но объяснений у наших героев никто требовать не стал. Стражники просто молча скрестили алебарды, преграждая путникам дорогу.

— Пропустите, — властно потребовал герцог, выезжая вперёд, — вашу груду камней изволили посетить Его Высочество Дарин и Его Светлость герцог Анкалов с сопровождающими.

— Герцог, это, стал быть, ты, малыш? — без всякого почтения поинтересовался седоусый сержант. — А это, наверное, сама прекрасная Ларелла? — ткнул он пальцем в принцессу.

Её Высочество что-то протестующее замычала, наливаясь гневным багрянцем. Но даже имей она возможность говорить, никто бы Лару не услышал. От громового хохота вояк содрогнулись даже толстенные крепостные стены. И тут же, как это и водится у служивых людей, посыпались шуточки, кем еще могут оказаться приезжие. Успокоились охранники только после того, как кто-то назвал осла ведьмы «Его Величеством Данканам». Тут уж солдаты поняли, что палку они перегнули.

— У Её Высочества перстень с королевской печатью есть, — змейкой шепнула принцу Фрейда.

Лара, обладающая острым слухом, шепот фрейлины-предательницы расслышала. И опять буркнула что-то невнятное, гордо отвернувшись.

— И где он? — хмыкнув, спросил Дарин.

— Её Высочество печатку на шее носит, на цепочке.

Великолепный тщательно изучил шею супруги даже спустился взглядом ниже. Но никакой цепочки не обнаружил. Лара из-под кляпа целую тираду выдала, впрочем, по-прежнему демонстрируя супругу свой гордый затылок.

— Она говорит, что перстень еще в речке потеряла, — перевела вдруг бухтение Её Высочества ведьма. И не дожидаясь расспросов, пояснила. — Моему брату язык отрезали, за крамолу. Вот он точно также бубнил. Научилась понимать.

— Любопытные у тебя братья, — заинтересовался герцог.

— Да что там интересного? — пожала плечами ведьма. — Одному руку отрубили за воровство, другому вот язык. А третий и вовсе головы лишился. Но того, правда, за дело. Говорила я ему: не дело людей ради наживы убивать. Срежь ты кошелек, коли приспичило. Камнем-то по башке зачем бить? И меня вот теперь, как ведьму. Нет, не везучее у нас семейство!

— Вы ехайте, ехайте отсюда! — опередил слегка ошалевшего и оттого припозднившегося с ответом герцога сержант, которому несомненно грустная, хоть и поучительная история семьи ведьмы явно была нелюбопытна.

— А, может, им просто на лапу сунуть? — предусмотрительно понизив голос, высказал предположение певун.

Тут уж чудеса слуха продемонстрировал сержант. Возможным поворотом событий он явно заинтересовался и даже ухо, мохнатое, как у рыси, в сторону путешественников выставил.

— У тебя деньги есть? Вот ты и давай! — почему-то обиделся герцог.

— Кончились деньги, — мрачно добавил принц. — Вряд ли они нас согласятся пропустить за пару серебряных.

Сержант презрительно фыркнул, полностью соглашаясь, что такое развитие событий крайне маловероятно.

— А меня ещё озолотить обещались! — презрительно фыркнула ведунья. — Мужики!

На это голословное, в общем-то, заявление ей никто не ответил. Потому как не до гендерных разборок стало нашим героям. Стоя на пороге окончания своих приключений, они не могли сделать одного — действительно последнего — шага, в буквальном смысле слова упершись лбом в стену. И стены эти окружали неприступный замок Райген.

— Пропустите их! — раздался властный голос.

И за спинами незадачливых стражников появился Его Величество Данкан собственной сиятельной персоной. Впрочем, появился — это не то слово. Например, принцу давно казалось, что в тенях под аркой угадывается человеческая фигура. В кой-то веки оказалось, что не показалось.

— Конечно, наблюдать за тем, как вы замок штурмом берете, было бы забавно. Впрочем, могли и по стенам залезть. А, Дарин? Опыт ведь имеется. Но у меня слишком доброе сердце. Поэтому, преодоления последнего препятствия не будет, обойдетесь. И так о ваших похождения барды какую-нибудь балладку сляпают. А то и не одну, — король поморщился. Видимо, современное искусство он не слишком жаловал. И добавил, обращая свой грозный лик к стражникам. — У меня что, проблемы с дикцией? Или я так похож на осла, что тоже нуждаюсь в подтверждении собственной личности?

Не могу сказать, дружок, был ли Данкан действительно похож на осла. Судя по портретам, сходство не такое уж и сильное. Но стражники быстро отступили в сторону, всем своим видом стараясь продемонстрировать, что в подтверждении личности собственного короля они не нуждаются.

Правда, это им вряд ли помогло. Недаром Его Величество прозвали Справедливым. А поскольку шутки про особ королевской крови всегда считались тяжким преступлением, то и эти смешливые охранники заслуженной кары вряд ли избежали. А если король про них и запамятовал, то Дарин наверняка напомнил. Он справедливостью брата не обладал, зато имел весьма крепкую память.

* * *

— Так что же ты тут все-таки делаешь? — поинтересовался герцог, изящно обгладывая жареную лебяжью ножку.

Вопрос был адресован, понятное дело, королю. Его Величество оглядел стол, ненадолго останавливая взгляд на каждом из присутствующих. Дарин, Далан, Ларелла и допущенная к высокому обеду по причине необычности всей ситуации Фрейда, наконец отмытые и обряженные в чистое платье, уже не столько ели, сколько посматривали на короля. Их, как и тебя, дружок, интересовал ответ на вопрос, заданный юным блондином.

— Решил самолично проследить за тем, чтобы хотя бы концовка срежиссированного мной же спектакля удалась такой, как задумывалась, — невозмутимо отозвался Данкан, крутя ножку стоящего на столе бокала. И добавил самокритично. — Гениально срежиссированного, заметьте. Не моя вина, что исполнители оказались такими… никудышными.

— Какого еще спектакля? — мрачно поинтересовался Дарин, откидываясь на спинку кресла и скрещивая на груди руки.

Принц явно готовился услышать не слишком приятную информацию. Ларелла не без удивления покосилась на мужа. Она короля знала ещё не слишком хорошо, а потому питала определённые иллюзии.

— Гениального, — веско пояснил Его Величество. — Под названием «Воссоединение влюбленных». Знаете, мне совсем не по нраву пришлось ваше изначальное отношение друг другу. Оно никак не помогало усилить всеобщее восхищение нашим семейством. Простые люди удивительно тонко чувствуют фальшь. И им не нужна показная любовь — подавай истинное чувство! А глядя на вас можно было поверить только в одно: счастливых браков не бывает. Цель же сего союза состояла в улучшении имиджа королевского семейства.

— А я думал, что цель этого союза в получении потомства, — хмуро заметил Его Высочество.

— Одно другому не мешает, — отмахнулся от него король. — И вот я рассудил: любовь обычно распускается в условиях экстремальных, сложных. В парниковой атмосфере двора буйно цветет только пустая похоть. А чтобы вы обратили внимания друг на друга, тебе, Дарин, необходимо было продемонстрировать свои героические и рыцарские качества. А тебе, дорогая Ларелла, нежность и трепетность.

— И? — повернул пространные рассуждения брата в интересующую слушателей сторону принц.

При этом он еще и ручку супруги накрыл своей рукой, так как Лара явно готовилась возмутиться таким грубым вторжением в частную жизнь, посоветовать королю пару возможных направлений для путешествия и ознакомить Его Величество со своим богатым словарным запасом. В принципе, Дарин и сам бы не отказался проделать все выше озвученное. Но узнать подоплеку интриги хотелось больше, чем проявить негодование.

— И я спланировал ваш путь, полный приключений, загадок и забавных, но слегка опасных происшествий. Только вы с самого начала начали ломать все задумки! — возмутился Данкан, в сердцах швырнув салфетку на стол. — Я хотел, чтобы вы встретились еще в Наррои. Но, Лара, объясни ты мне, что за причуды женской логики повели тебя таким кружным путем?

— Нежелание, чтобы вы узнали о моем побеге из монастыря? — мило улыбнувшись, поинтересовалась принцесса, сжимая пальцы мужа и находя в этом успокоение.

— Да никто бы тебя не стал искать!

— Только мне об этом сообщить забыли, — разумно возразила Её Высочество.

— Как не сообщили? — возмутился король. — Вам же монашка помогла? И сделала все так, что комар носа не подточит.

— Ну, на других надейся, а сам не плошай, — пожала плечами принцесса.

— Надо людям больше доверять, — укорил её Данкан. — Кстати, если это интересует, оставленная вами фрейлина прониклась религиозным духом. И после твоего «возвращения» из монастыря примет постриг.

— Я всегда говорила, что монастырские стены благотворно влияют на юные души, — благочестиво склонила голову Лара.

— Гм… — не слишком поверил ей король. — Ну а ты, Дарин? Ладно, согласен, вы направлялись туда, куда я вас посылал. Но как вы это делали? Колдунья в Наррои должна была рассказать о лучших качествах твоей жены. Но ты так запугал бедняжку, что она обо всем забыла.

— Мне она не показалась запуганной, — ничуть не смутился принц. — Так это была твоя протеже?

— Баронесса Как-то-там. В свое время крайне известная при дворе, как умелая карточная гадальщица. Но потом изгнанная уже и не помню за что. Я обещал ее вернуть, но задания-то она не выполнила! — махнул рукой Его Величество. — Потом эта герцогиня. Опять же, в её задачу входило поведать, как нелегко жилось Ларе в юности. Но вместо этого вы дружно принялись устраивать её личную жизнь! И так во всем!

Король помолчал, недовольно покусывая собственный перстень.

— Правда, надо отдать вам обоим должное. Вы на многое открыли мне глаза. Взяточничество, бюрократия, вседозволенность сильных мира сего. Я и не…

— То есть, волки, башня и ведьма — это тоже твоих рук дело? — совершенно недозволительным образом перебил брата принц.

— Ну, естественно, моих, — ничуть не обиделся Данкан. — Правда, и тут все пошло наперекосяк. Эти идиоты, мои лучшие придворные, вместо того чтобы устроить с тобой показательное сражение разбойников со спасителем, испугавшись, попросту удрали!

— Один из них меня соблазнить пытался, — наябедничала Ларелла и ойкнула — так сильно стиснул её пальцы супруг. — Безрезультатно пытался, естественно.

— А ведьма должна была вызвать у Лары ревность, подстроив так, чтобы она застукала их с Дарином в одной постели. Вместо этого вы спалили дом ни в чем неповинного дорожного смотрителя. И мне ему теперь компенсацию выплачивать придется, — пожаловался король.

— Шевелиться быстрее надо, — несколько смущенно буркнула принцесса.

— Ладно, за это приключение, полное «загадок и забавных, но слегка опасных происшествий» мы тебе потом отдельное спасибо скажем, — пообещал памятливый принц. — С ребенком что? Его ты тоже гениально срежиссировал?

— А ребёнок — это отдельная история, — довольно промурлыкал Его Величество. — Слушайте, я расскажу вам сказку о короткой любви, которая, я думаю, растянется на целую жизнь. Итак, юная и наивная принцесса, отправленная на воспитание в монастырь, сбегает из-под назойливого надзора монахинь, чтобы вдоволь погулять на крестьянской ярмарке. При этом она наряжается простой селянкой. На эту же ярмарку прибывает не столь юный и совсем уж не наивный принц, гостивший неподалеку у своего приятеля. Приятель этот, большой знаток самых разнообразных развлечений, уговорил Его Высочество попробовать нечто новое. А именно: прелести местного сидра, крестьянских танцев и простых, без претензий, девушек. И вот в танце-то наши принц и принцесса — оба инкогнито — встречаются. И — бам-м! — Данкан хлопнул в ладоши, подчеркивая неожиданность встречи.

Венценосные супруги молча уставились друг на друга, словно впервые видя.

— Ты?! — одновременно выпалили они.

— Ты-ты, — заверил их король. — С утра девушка убегает, не оставив после себя даже туфельки. Принц не может забыть прелестной и такой доверчивой крестьяночки. Он довольно долго пытается её разыскать. И даже время от времени возобновляет поиски. Но они, конечно, никакого результат не дают. У принцессы же остается более существенная память о той ночи. Она рожает ребёнка. Но дабы не травмировать нежную душу дочери, императрица заверяет ее, что дитя умерло, не пережив и своей первой ночи. Никому ненужного бастарда сплавляют куда подальше.

— Почему ты мне ничего не сказала? — задал извечный вопрос всех мужчин, неожиданно для себя узнающих о собственном отцовстве, растерянный Дарин.

— Я же не знала, кто ты такой, — не менее растерянно пролепетала Ларелла. Но её, как и любую женщину, оказавшуюся в подобной ситуации, больше всего интересовало другое. — И что теперь с ребенком?

Король загадочно улыбнулся, встал, куда-то удалился, но вернулся быстро, неся на руках прелестное белокурое дитя с чёрными, как ночь глазами.

— Знакомьтесь, это — Давин, ваш сын. Дав — это твои папа и мама.

Малыш, которому от роду еще и трех лет не исполнилось, серьезно осмотрел родителей и ухватил Его Величество за нос. Видимо, он ребёнка заинтересовал куда больше, чем какие-то непонятные мама и папа.

— Мальчик? Не девочка? — сипло прошептал совсем потерявшийся Дарин.

— Замечательный крепкий мальчишка, — заверил его король. — Просто мне он, в отличие от императорской четы, нужен был до зарезу. Естественно, я опасался за жизнь малыша. Вот и распустил слух, что привезли и воспитывают девочку. А вам досталось ровно по половине правды. Один доносчик знал, что у принца есть ребёнок и он мальчик. Гм, это, даже, три четвертых правды. Но, ладно. А вторая знала, что принцесса родила дитя, но девочку. Кстати, супруги, согласно бумагам вы поженились четыре года назад. И вот это чудовище, которое, кажется, собирается откусить мне ухо, законный наследник моего трона. Просто о вашем браке и его рождении не сообщалось по политическим мотивам.

— Но почему ты нам просто ничего не сказал? — изнемогая от навалившейся на него информации, пролепетал Его Высочество.

— До официальной вашей свадьбы этого и нельзя было сделать. Боюсь, не получилось бы у меня провернуть трюк с браком четырех летней давности. А если бы и получилось, то император что-нибудь серьезное отжал. Ну а потом… Просто сказать и лишить себя такого шикарного развлечения? Нет уж. Ладно, хватит разговоров. Господа родители, вы долго сидеть будете, как куры на насесте?

Первой очнулась Ларелла. Принцесса медленно встала, подошла к королю и осторожно, будто он сделан из хрусталя, взяла малыша на руки. Мальчишка серьезно уставился, изучая её лицо.

— У него абсолютно твои глаза, — прошептала Лара подошедшему мужу растроганно.

Дарин только молча кивнул, трудно сглатывая комок. И обнял жену вместе с сыном.

— Мама и папа! — серьезно заявил Дав.

И это были первые слова, которые от него услышали присутствующие.

— Для полного счастья не хватает только страстных признаний в любви, — подозрительно часто моргая, съязвил герцог.

— Я тебя очень люблю, — заверила юного красавца Ларелла.

— Обожаю просто, — подтвердил принц.

Конечно, супруги признались друг другу. И сказали, а, главное, показали ёще очень и очень многое. Но это, дружок, уже совсем другая сказка.