«Бокал вина был явно лишним, — решила юная принцесса, — только я не помню какой — тринадцатый или четырнадцатый?..»

Знаешь ли ты, дружок, почему те времена, о которых я веду рассказ, потомки называют «изысканными» и «романтичными»? Дело ведь не только в духе рыцарства, неуловимым призраком витавшем над старинными замками и городскими площадями. И даже не в прекрасных дамах, чьи несомненные прелести и достоинства не раз воспевали и ноты музыки, и слова стихов, и мазки картин. Дело в самом флере, привкусе романтизма, приключений и сладкой тайны, который пропитывал будуары, темные коридоры и тронные залы.

Ах, любовь! Именно она тогда правила миром. Ради нее рождались и умирали, сражались и танцевали… Ради нее жили. Нет, мой юный друг, в наше чопорное время не понять истинного смысла этого сладкого слова. Ибо тогда любовь не знала границ и предрассудков. Кто бы ни был предметом твоего обожания, достаточно было сказать своему сердцу — лети! И наслаждаться тем феерическим фонтаном ощущений, которые может подарить только это чувство.

Нет-нет, добродетель и тогда была в чести. Не стоит, дружочек, путать низменную похоть с высоким полетом любви. Ведь, кроме плотского наслаждения, она включает в себя и множество других вещей: искусство вести беседу, развлекать, блистать остроумием. А также и более простые, но тоже немаловажные утехи, располагающие к любви. Такие, как заботы о хорошем столе и изысканном вине.

И стоит ли осуждать юные души, если они познают эту науку еще до супружеских объятий, а порой и вне их? Ибо самый верный способ погубить романтику — привнести в отношение скуку и обыденность. Нет, не будем мы осуждать героев того времени за их легкие и необременительные нравы. А тайком насладимся неведомой нам свободой и вздохнем о несбыточном.

* * *

Процессию, которая добралась-таки до ратуши, встречали не в зале, как того требовал этикет, а на ступенях, ведущих к входным дверям. Сиятельные господа, члены городского правления и представители гильдий и цехов, осанистые и благополучные, как кошель, набитый золотом, высыпали наружу, словно любопытные школяры. И дальнейшее их поведение не отличалось почтенной величественностью, положенной уважаемым мужам по статусу. Убедившись, что новобрачная цела и даже, кажется, здорова, они едва ли собственные парики в воздух кидать не начали.

Многие аж прослезились от такого благополучного завершения столь неприятной ситуации. И счастье почтенных господ было понятно и легко объяснимо. Право слово, не успели выложить денежки на свадьбу и связанные с ней торжества, как, не приведи Отец, пришлось бы похороны оплачивать. А там и новая свадьба… С такими затратами и по миру пойти можно. И — конечно же, конечно! — было бы жаль, бедняжку! Столь юная и прекрасная дева могла погибнуть под копытами собственного коня! Это ли не трагедия?

Так что, повод пускать слезу облегчения и дурного духа в полы камзола у сановитых мужей имелся.

Принц, по своему обыкновению не обращая ни малейшего внимания на чужие восторги, спешился, придерживая жеребца под уздцы, и подал Ларе руку, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на горячо любимую супругу.

— О, милый, — простонала она, буквально теряя остатки сил — физических и духовных. От того, чтобы вновь не упасть в обморок, её удерживала только гордость, небывалая в столь хрупком теле сила духа и приличия. — Мне так дурно! Боюсь, что я не смогу преодолеть все эти ступени на своих ногах.

Она трогательно закусила губку, глядя на вход в ратушу, как на персональный эшафот.

— И что с вами, моя драгоценная? — холодно поинтересовался нежный муж. — Повредили колено, когда мне на руки прыгали?

— О чем вы? — сияющие сапфировые глаза смотрели с искренним и ничем незамутненным недоумением.

Дарин почти засомневался в собственной вменяемости. Ну не может столь невинное создание быть… его женой. Когда-то она явно врала. Или сейчас или в храме, в спальне и на улице, усмиряя коня. Любой здравомыслящий человек решил бы, что этот невинный взгляд явное притворство.

Но разум твердил, что это раньше ему померещилось. Нет, ну могут быть у венценосных особ галлюцинации? Ну и что, что до сего дня подобным он не страдал? Стоило только глянуть на лицо девушки, чтобы усомниться в справедливости дурных и порочных мыслей. Вряд ли это неземное, страдающее, но гордое создание могло обещать кому-то… гм!.. кастрацию. Будь то животное или собственный муж.

— Ни о чем, — буркнул принц, поймав несколько удивленный взгляд старшего брата, стоящего уже перед дверьми ратуши.

Обычно когда он так удивлялся, Дарину потом приходилось изумляться, как такая, с виду изнеженная рука короля, может быть столь тяжелой.

Поэтому, далее не рассуждая, Его Высочество просто снял супругу с коня и снова подхватил ее на руки. Лара благодарно улыбнулась ему и трогательно положила головку на плечо мужа. Народ взревел от восторга. Вокруг раздались бурные и продолжительные аплодисменты, переходящие в овации. А Ее Высочество еще и подогрела ликование, помахав ручкой и, застеснявшись, спрятав личико на плече любимого.

Принц на волне всеобщего восторга стал медленно подниматься по ступеням. И вот тут коварный план прелестницы стал Дарину кристально понятен. Одно дело просто держать принцессу на руках. И совсем другое — куда-то вместе с ней идти. Стоя посередь улицы, от неожиданности он не сразу и сообразил, что ему неудобно. Зато сейчас осознал все неудобства в полной мере.

Во-первых, хрупкая девушка весила не меньше его самого. Точнее, не она сама, а все ее роскошные одеяния. И ладно бы вес — принц, бывало, кобылу на плечах поднимал. Так эти юбки, шлейфы, вуали и Бездна знает, что еще торчали в разные стороны жесткими складками, полностью закрывая дорогу впереди. А ведь Дарину приходилось не просто идти, а по ступеням подниматься!

Во-вторых, высокая прическа Лоры окончательно перекрыла обзор, а волосы, пахнущие духами и пудрой, настырно щекотали нос, от чего чихать хотелось неимоверно. При этом еще и гребень с острыми, как кинжалы, лучами то и дело норовил ткнуть в глаз.

Казалось бы, мало юному супругу страданий? Так тут еще и ветер подул, а вуаль, закрепленная на голове принцессы, вздулась парусом, залепив ему лицо. Дарину показалось, что он со всего маха угодил в паутину.

Принц стиснул зубы, чтобы не расчихаться, а, заодно, и не упасть на глазах изумленной публики. Ибо после подобных казусов поднять репутацию бывает куда сложнее, чем подниматься самому. А репутацией своей Его Высочество очень дорожил, тщательно создавая и лелея ее ни один год.

— Дорогая, не могли бы вы убрать эту тряпку с моего лица? — прошипел он сквозь стиснутые зубы.

— Зачем, милый? — промурлыкала принцесса где-то возле его уха. — По крайней мере, я избавлена от созерцания вашей гнусной рожи. И не надо ничего говорить, у вас и так дыхание сбивается. Пожалуй, вам стоило бы обращать больше внимания на свое физическое состояние. Конечно, я слышала, что анкалы хрупки и изнежены. Но, право слово, не настолько же?

Дарин почувствовал, что звереет. Причем в абсолютно прямом понимании этого слова. Ему неудержимо захотелось рыкнуть и начать громить все, что под руку попадётся. Не отказался бы принц и от возможности кого-нибудь зубами порвать. Желательно молодую супругу. Сразу после того, как он ее медленно и с наслаждением придушит.

И все-таки Его Высочество споткнулся, да еще и на последней ступеньке. Но вовремя нашел так не к месту потерянное равновесие, горделиво выпрямившись и давая толпе шанс насладиться собственным великолепием. Народ сей подвиг встретил таким воем, что переорал даже абсолютно обезумившие колокола. Принц поставил свою суженную на ноги, предложив ей руку, и коротко поклонился зрителям, принимая их восхищение.

Такой лютой ненависти ко всему живому, какую он испытывал сейчас, Дарину чувствовать еще не приходилось.

— Скажите, дорогая, чего вы добиваетесь? — прошипел он тихо, ведя принцессу в ратушу.

— Дайте подумать, — казалось, Лара действительно задумалась, как будто раньше подобный вопрос ей и в голову не приходил — даже лобик наморщила. — Вы знаете, раздельное проживание меня вполне бы устроило. При условии, что между нами расстояние будет как минимум в полкоролевства.

— Это легко устроить, — принц едва не улыбнулся от охватившего его облегчения, — сразу после окончания свадебных торжеств вы сможете сами выбрать себе резиденцию. Естественно, я вас буду навещать, не нарушая приличий.

— Вы меня не поняли, дорогой супруг, — нежно улыбаясь и глядя на него снизу вверх, заверила Дарина принцесса. — Я имела в виду, что меня устроит, если резиденцию выберете вы. А я вас буду посещать, не нарушая приличий.

— Вы в своем уме? — помолчав, видимо не в силах сходу осознать услышанное, поинтересовался принц.

— Полностью, — безмятежно отозвалась Лара, — а вот сколько продержится ваш разум — это мы еще посмотрим. Конечно, полоумный принц — беда для государства. Но счастье для супруги. Не будете мне докучать и мешаться под ногами. Естественно, нам сначала нужно родить наследника. Поэтому у вас будет время вдумчиво подойти к выбору резиденции.

Они дошли до возвышения, на котором должны были приветствовать сановников, и синхронно развернулись, словно в балетном па, вызвав у присутствующих улыбки умиления и гордости. Правда, некоторым из собравшихся показалось, что лицо у принца выглядит несколько растерянным. Но такие домыслы отмели как невозможные. Все и каждый в королевстве знали, что Дарин не теряется никогда, даже перед лицом врага.

* * *

Честь открыть бал была предоставлена королю и принцессе. Никому даже в голову не пришло, что венценосные особы, три часа к ряду принимавшие поздравления и подношения от любящих подданных, могли банально устать. Но, на то они и венценосные особы, чтобы быть скроенными из другого материала. Недаром же незабвенный Гарод III говаривал: «Чтобы быть королем, необходимо иметь железную задницу и стальной штырь вместо спины. А ум, честь и совесть вместе с троном приложатся!».

К счастью, и нынешний государь и ее новоиспеченная невестка были, видимо, из породы прирождённых правителей. Потому что когда заиграла музыка, они вышли в центр зала легко и грациозно, как настоящие танцоры. И на лицах обоих сияло такое удовлетворение, будто это время они только и мечтали, чтобы начать, наконец, танец.

Бал традиционно открывала протяжная, величественная и несколько надменная павана. Принцесса и король одновременно поклонились и скользнули друг к другу по начищенному до зеркального блеска мраморному полу, скрестив изящно поднятые руки.

— Мне еще не довелось поздравить вас с замужеством, дорогая Ларелла, — отечески улыбаясь, начал беседу король. — Я ведь могу вас так называть, Ваше высочество?

— Это я не была удостоена чести принять ваши поздравления, Ваше величество, — скромно опустив глаза, ответила принцесса, — Что же касается имен, то вы — государь. Вам вольно называть любого подданного так, как вздумается. Но мне было бы лестно, если Его Величество станет именовать меня по имени.

Они, полные достоинства и грации, снова скрестили кисти рук, медленно, обходя друг друга по кругу.

— Король в силах удостоить госпожу и другой честью, если она сможет обратить к себе его взгляд, — Данкан, на чьих губах не исчезала полная отеческой симпатии улыбка, опустил кроткий и благочестивый взгляд в вырез смелого декольте принцессы, в котором, вопреки моде, виднелись весьма приятные округлости.

— Я о том и мечтаю, чтобы государь удостоил меня своей милостью, — с достоинством ответила Лара. — Вот только я ни чем пока не заслужила вашего одобрения. Возможно, после свадебных торжеств я совершу паломничество в один из храмов. Надеюсь, такой поступок будет вам угоден?

— Вы предлагаете присоединиться к вам? — брови короля чуть дрогнули.

— Если вам будет угодно — почту за честь. Молиться вместе с вами — это предел мечтаний любой женщины.

— И о чем же будут молить ваши уста, прекрасная Ларелла? — голос короля, подчиняясь тягучему пению скрипок, опустился почти до интимного шепота, а его рука, невзначай, нежно коснулась изогнутого запястья принцессы.

— Естественно о том, чтобы с честью выполнить свой супружеский долг, Ваше Величество, — ответила Лара, склонившись в реверансе, которым заканчивался танец.

Данкан поклонился в ответ, галантно поцеловал партнёрше руку и вернулся на возвышение, где — слава Отцу! — наконец-то поставили кресла.

— Ну, что скажешь? — поинтересовался принц, изящно опершись локтем о поручень кресла и скрывая губы за ладонью.

— Ничего не понял, — честно ответил король, подавая знак, что танцы можно продолжать.

Глава городского совета, благодаря своей чудовищной близорукости похожий на одышливого, перекормленного крота, поспешил к принцессе. Второй танец принадлежал ему, и сановитый муж приступил к исполнению своих обязанностей с поистине юношеским пылом, взлягивая толстыми ножками и почти упираясь носом в декольте юной красавицы. Которое сегодня, несомненно, пользовалось повышенным вниманием.

— То ли она непроходимая дура, и смысл моих намеков до нее не дошел, — продолжил король, прикрыв глаза и позволяя появиться на своем лице выражению легкой утомленности. — То ли она настолько наивна, что ничего не поняла. То ли она откровенно пригласила меня в свою постель. То ли не менее откровенно послала в Бездну и заверила в глубокой верности тебе.

— Вот это я называю «мастерство»! — восхитился юный герцог, по своему обыкновению пристроившийся за креслами братьев.

— А я это называю «докучливая стерва», — огрызнулся принц, с явной неприязнью наблюдая за супругой. Принцесса, разрумянившаяся от быстрого темпа танца, счастливо улыбалась, подавая ручку очередному партнеру. Казалось, что она — легкая, воздушная и грациозная — получает от бала истинное удовольствие. — Сил моих больше нет.

— Быстро же ты сдался, — поддел его младший братец.

— Я не сдался, — парировал Дарин, — но мне явно требуется перерыв. — Ваше Величество, позвольте мне удалиться. Я понимаю, что нарушаю все приличия и готов понести за это любое наказание, которое вы сочтете возможным. Но дела безопасности…

Он поклонился, разведя руками, словно демонстрируя, что с безопасностью ему не справиться. В смысле, не может он отложить дела, которые взывают к его долгу. Даже ради столь блистательного бала.

— Не знаю, могу ли вам отказать, мой дорогой брат, — король чуть склонил голову, примиряясь с неотложными обстоятельствами. — Я всегда знал, как высоко вы цените понятие долга. Но не забывайте, что сейчас для вас должен быть превыше всего долг супружеский. Поэтому надеюсь, что последующие шесть ночей вы будете исправно посещать молодую супругу.

— Данкан… — простонал принц.

— Посещать и тщательнейшим образом исполнять свои обязанности, — король улыбнулся мягко и доброжелательно.

— Я всегда знал, что ты откровенный садист, — пробурчал Дарин.

— Но не бросишь же ты свою прелестную супругу отдуваться за вас двоих? Твое отсутствие я еще могу объяснить. А если вы исчезнете оба… Это самым возмутительным образом нарушит всяческие приличия.

— А ты скажи, что Дарину приспичило выполнить супружеские долг, — хихикнул юный герцог. — В счет тех шести ночей.

— Хочешь вишни? — мрачно поинтересовался у глумливого ангелочка Его Высочество. — Сейчас как раз сезон.

— Предпочитаю устриц, — парировал озорник. — Говорят, они обладают чудодейственным свойством восстанавливать мужские силы. А я вижу, что с ними у тебя явные проблемы. Иначе бы ты не столь ретиво бегал от своей прекрасной супруги. Кстати, ее красоты и прелести не в состоянии оценить только ты один. Посмотри, маркиз Бриер готов взять на себя твои обязательства за ближайшей портьерой.

Принц, не меняясь в лице, оценил крепкие мужественные объятья вышеупомянутого господина, в которых он сжимал Ее Высочество. И в самых изысканных выражениях пожелал ему удачи. От красочности оборотов его речи уши гвардейца, стоявшего неподалеку от кресла венценосных особ, вспыхнули, сравнявшись цветом с государственным стягом.

К великому сожалению Дарина, на братьев его выразительные пассажи не произвели ни малейшего впечатления. Родственники, в отличие от незакаленной стражи, к богатому словарному запасу Его Высочества были привычны. Даже первое слово, произнесенное маленьким принцем, к маме имело весьма опосредованное отношение.

— Сегодняшнюю ночь вы можете полностью посвятить делам безопасности, — сжалился, наконец, король над своим страдающим братом. — Но не забывайте, что завтра мы принимаем послов. Не заставляйте нас ждать, как это случилось сегодня. Мы желаем, чтобы проблемы безопасности не помешали вам быть на мероприятии.

Принц поклонился, искренне прижав руку к сердцу, и поспешно покинул бальный зал, буквально лопатками чувствуя ненавидящий взгляд супруги. Настроение Его Высочества немедленно взлетело выше колокольни Храма Всех Бдящих.

* * *

Принцесса застонала и плашмя рухнула на кровать. Служанки, как мухи, носились вокруг нее, умудряясь и лежащее тело избавлять от роскошных и многочисленных одежд. При этом они молчали, словно поголовно были немыми. Девушки по опыту своему знали, что в данном случае им разумнее рта не открывать. Утренняя Звезда Таранса славилась своим кротким нравом. Только, видимо, ее в детстве позабыли ознакомить со значением слова «кротость» и понимала она его по-своему. По крайней мере, в общении с прислугой. Впрочем, «милосердие» и «сострадание» она тоже выучить позабыла. А такие недостатки обучения порой весьма пагубно сказываются на горничных.

Верная Арна присела на постель, положив голову госпожи себе на колени, и растирая виски принцессы какой-то мазью, душно пахнущую розами. Лора морщилась, но не сопротивлялась.

— Умру, — простонала юная супруга, — Прямо сейчас копыта склею.

— Я знаю, что тебя вернет к жизни, — улыбнулась герцогиня. — Паж принца предупредил, что Его Высочество сегодня будет занят. Значит, вся ночь наша. У меня есть вино, сладости и фрукты. А еще карты.

— И с кем тут играть? — скривилась принцесса, то ли недовольная предложением, то ли служанкой, которая омывала ее стертые до крови ноги.

Но поскольку вжавшая голову в плечи девушка осталась жива и даже цела, то, видимо, юной красавице не понравилась идея с картами.

— Ты забыла про своих новых фрейлин, — лукаво улыбнулась Арна.

Принцесса подумала и открыла глаза, глядя на подругу снизу вверх.

— Невинных… — протянула она.

— Непорочных, — согласилась герцогиня, нежно улыбаясь Ее Высочеству.

— Наивных, — в глазах Лары появился огонек интереса.

— Готовых услужить своей госпоже, — заверила ее Арна.

— Зови! — решилась юная супруга, как по волшебству обретая силы.

Она вскочила с постели, нетерпеливым жестом разогнав служанок. Отерлась приготовленным влажным полотенцем, одела ночную сорочку и накинула поверх нее халат. Прекрасная Ларелла сама достала вино и бокалы. Подумала и, откинув с личного перстня-печатки камень в сторону, сыпанула в графин светлый порошок. Вино забурлило, вскипев пузырями. Но жидкость тут же успокоилась, только стала немного светлее. Лара не слишком любила наркотики, но юные девы бывают столь упрямы, цепляясь за свою наивность, что дело того стоило.

Дверь в спальню принцессы открылась и на пороге показалась герцогиня, ведущая за собой двух девушек — рыженькую, которая сегодня с утра проявила свою смелость, и брюнетку, испуганно, как лесной зверек, поглядывающую на госпожу. Правда, платье брюнетки несколько не соответствовало ее напуганному виду. Изображая невинность, не стоит обнажаться едва ли не до пояса. Конечно, женская мода — это вечная борьба двух противоречивых желаний: одеться и раздеться. Но, все же, меру нужно знать во всем.

— Добрый вечер, мои милые, — доброжелательно улыбнулась принцесса, жестом предлагая девушкам присаживаться на кровать. Собственно, для того чтобы усесться сразу четверым, другой мебели в спальне попросту не было. — Вы скрасите вечер своей госпожи?

— С удовольствием, Ваше Высочество, — присела в реверансе рыженькая. — Только скажите, что нам сделать, чтобы угодить вам.

— Ну, угодить мне действительно непросто, — задумчиво протянула Лара, рассеянно проводя пальчиком по губам, — но мы что-нибудь придумаем. Вы умеете играть в карты?

— Но Мать запрещает юным девам играть! — пискнула брюнетка.

Правда ее пристальный и откровенно изучающий взгляд, который она совершенно неумело пыталась скрыть за подведенными ресницами, придушенному писку не соответствовал совершенно.

Лара едва заметно вздохнула. Конечно, в новизне и свежести имелась своя прелесть. Но ведь этих мышек придётся еще обучать и обучать. Ее дорогие подруги, которые сволочь король обязал оставить в Империи, были совсем другим делом. Со своими старыми фрейлинами принцесса вместе росла. Потому и понимали они друг друга без слов. С ними было по-настоящему весело. И не только в карты играть.

— Так мы же не на деньги будем играть, дорогая, — объяснила брюнетке герцогиня. — Знаете, у нас в империи есть такая традиция. Точнее, это не совсем традиция, но… В общем, вы когда-нибудь целовались? — ее голос упал до таинственного шепота.

Обе фрейлины отрицательно покачали головами. И в это приходилось верить. В королевстве девичью честь блюли свято, как главные семейные реликвии. Непонятно только, зачем? Потому что, расставшись с драгоценностью, дворянки больше не считали себя обязанными держать подол опущенным. Ведь супружеская верность не то чтобы порицалась, но считалась неизящной.

— Понятно, что не целовались, — согласилась Нежная Арна. — Вы же чистые и непорочные девы. Но попробовать-то, как это, хочется, верно? Да и мужчинам нравится, когда девушка кое-что знает.

— Я знаю, — решила проявить осведомленность брюнетка, независимо задрав подбородок. — Надо открыть рот, чтобы мужчина сунул в него язык.

Рыжая побледнела, как полотно и даже попятилась от постели. Принцесса, не удержавшись, брезгливо икнула, прикрыв губки тыльной стороной ладони. В принципе, фрейлина, конечно, была права, но… Звучало это все крайне неаппетитно.

— М-да, — с сомнением глянув на «осведомленную», хмыкнула герцогиня. — Ну, вот чтобы вы не думали, что так делать правильно, мы и играем в карты. Кто проиграет, тот и целует выигравшего. Это приятно, поверьте.

— То это же, наверное, порочно? — неуверенно протянула рыжая.

— Милая, ты когда-нибудь где-нибудь слышала, чтобы поцелуи между женщинами считались порочными?

Фрейлина опять отрицательно покачала головой. И не удивительно. Может, священники или наставницы юных дев и обсуждали между собой порочность однополых поцелуев. Кто знает, может быть, они даже картинки рассматривали. Естественно, только для того чтобы узнать грех, если увидят его воочию. Но проделывали они это все точно в местах, не доступных не только самим юным девам, но и их прелестным ушкам. Поэтому девушкам и возразить было нечего. И кто их может в этом упрекнуть? Незнание — не есть грех. Это наставникам следует составлять более четкие инструкции, касаемые благонравного поведения.

За тем, как разворачивались события в спальне принцессы далее, мы с тобой, мой дружок, подсматривать не будем. Ибо дело это неблагородное, да и неблагодарное. Известно только, что стражники у дверей до глубокой ночи слышали девичье хихиканье и оживленную возню. Но они о том никому не сообщили, даже собственному капитану. Он, конечно, для каждого солдата был не только родным отцом, но и матерью. Но золотом своих сыновей никогда не одаривал. Стеснялся, наверное. В отличие от герцогини Керк, в стеснительности незамеченной.

* * *

Рядом с дверью в «Благословение короля», к которой вели три спускающиеся, истертые сотнями ног, ступеньки, кого-то шумно и с энтузиазмом рвало. Может быть, благословение короля до него и не дошло. А вот указ государя, что первую кружку в течение всей недели празднеств кабатчики должны подносить бесплатно, он явно слышал. Многие о нем слышали. И многие пользовались. Обойдя десяток заведений и выпивая всего по одной кружке, вполне можно дойти и до крайней степени просветления.

Только таким приемом мало кто пользовался. В столице народ хорошо знал, что винопитие само по себе есть грех, Отцу неугодный. Другое дело, если люди за столом собрались культурно посидеть, обсудить дела за чарочкой-другой, порадоваться счастью молодых супругов. Но ведь для этого десяток кабаков обходить не надо. Достаточно одного, давно облюбованного, где непременно встретишь приятных и душевных собеседников.

Его Высочество, закутанный в темный плащ и со шляпой, надвинутой на самые глаза, брезгливо обошел извергающегося, пихнул его сапогом в зад, заставив ткнуться мордой в только что извергнутое. Герцог, следующий за братом, хмыкнул, но смолчал. Он тоже любил свиней исключительно в виде отбивных.

Стоило благородным господам открыть двери, как на них обрушился кабак. Он ослепил глаза дымным полумраком, в котором, как огни ада, мутным пламенем горели масляные светильники и дымился очаг. Забил нос дикой смесью горелого жира, пролитого пива и человеческой вони. Оглушил нестройным ревом неприличной, но разухабистой песенки, стуком оловянных кружек по столу, в попытках привлечь внимание служанки, и визгом этой самой служанки. Измазал полы суконных плащей напластованием сажи на стенах, под которой кое-где виднелась побелка.

Кабатчик, стоявший за стойкой и наблюдающий за филиалом ада как капитан корабля с мостика, подслеповато прищурился на вошедших. И приветливо им кивнул, указав головой на неприметный стол, стоящий в нише стены. Абы кого он за этот столик не пускал. Может, папаша Гозо и не догадывался, кем на самом деле являются посетители. Но то, что они были дворянами и не из последних, не увидел бы только слепой.

С другой стороны, кого особо волнуют два дворянина, решивших выпить пива и закусить свиными ребрышками? Мало их вот в таких кабаках, что ли? Ну а если наткнётся такой лорденок на лихих людей, то наверняка по нему никто убиваться не будет. Правда, возможно и сам дворянчик отправит излишне жадных до чужого имущества в Бездну. Так и это поводом для слез не является.

Стоило господам сесть, как кухарка лично приволокла им блюдо свежезажаренных ребрышек, только что выпеченный хлеб, исходящий слезой сыр и два кувшина пива. Получив от герцога шлепок по необъятному заду, а от принца золотой в не менее необъятное декольте, тоненько, но как-то привычно, без энтузиазма взвизгнув, кухарка осведомилась, не хотят ли господа скрасить столь скучный вечер.

Господа хотели. Вечер и впрямь начался неудачно, а заведение папаши Гозо, кроме всего прочего, славилось хорошенькими, молоденькими, чистенькими и сговорчивыми служаночками. Правда, за свои услуги они брали больше, чем иная графиня. Но, порой, приветливость и душевное тепло бывает дороже золота.

— И вот, представьте себе, едут они, словно только что из сказки воплотились. Пусть меня дар покинет, если я вру, но вокруг принцессы прямо сияние золотое. И небо расступилось, а там — престол. И у престола — ангелы! И у всех лица такие добрые-добрые. Чего не видел, о том врать не буду. Самих Отца и Мать облака укрывали. Но ангелы точно принцессу благословляли — за это поручусь…

Громкий голос вещавшего отвлек Дарина, исследующего на предмет безопасности декольте хихикающей служанки. Принц обернулся к рассказчику, задумчиво хмыкнув. Потому что он, в отличие от некоторых находящихся в кабаке, подтвердивших правдивость говорящего, ангелов днем не видел.

Но молодого парня, в котором по хронически голодному виду, потрёпанному плащу и фанатичному взору можно было опознать либо поэта, либо студента, неосведомленность принца не смутила. Он, стоя на столе во вдохновенной позе, продолжал ораторствовать в свое удовольствие.

— А рядом ехал принц, весь в черном, на вороном коне…

— Да белая у него коняга была! — подал голос кто-то неопознанный.

Но на него цикнули, призывая к порядку.

— Не мешай врать, — озвучила общее мнение кухарка, привалившаяся могучим плечом к двери, ведущей на кухню. — Больно сказку-то послухать хотца. Эх, я-то от плиты никак не могла отойти…

— И вот, — не обращая внимание на правдолюбцев, заунывным голосом рассказывал поэт, — никто не увидел откуда, но появились черные злодеи. Десять из них, сверкая кривыми кинжалами, бросились на короля. А еще десять — на принцессу. И главарь их взревел как дракон: «Будешь моею!». Но принц преградил ему дорогу и изрек: «Моя она! Нас сам Отец обручил, а Мать благословила! И быть нам вместе во веки вечные! Не отдам вам мою возлюбленную на поругание!». Выхватил он свой сверкающий клинок и вступил в неравную борьбу со злодеями.

— Что характерно, даже с лошади не слезая, — тихо заметил юный герцог. — Нелегко ему пришлось, бедному. С церемониальной-то шпагой и на лошади, да против десятерых с кинжалами.

— Тс-с-с, — прошипела служаночка, сидящая у него на коленях, — дайте послушать, добрый господин. Любовь-то какая красивая…

— Про любовь я ничего пока не слышал. Только про злодеев, — ухмыльнулся Далан, но решив не огорчать девушку, заткнулся.

— Первой полетела голова главного злодея. С одного удара снес принц ее с черных плеч…

— Шпагой?! — не выдержал герцог и, видимо боясь, что сам не справится, уткнулся носом в кружку.

— А потом одного за другим он лишил жизни остальных злодеев…

— Которые, видать, в очередь выстроились! — не помогла кружка.

— Спрыгнул он с коня, и черные его сапоги попрали камни, по которым текли реки крови. Взял он голову главного злодея, встал на одно колено…

— Не утоп, в реке-то?

— … и преподнёс своей супруге…

— Во, кретин!

Служанка, не выдержав такого надругательства над любовью, презрела девичью застенчивость и зажала герцогу рот ладошкой.

— … со словами: «Так будет с каждым, кто покусится на твою честь!»…

— Так они кинжалами размахивали или другим чем, когда к принцессе-то бежали? — повысил голос юной герцог, без труда убрав ладошку со своего лица, не забыв ее поцеловать.

Кое-кто из присутствующих одобрил его домыслы громовым хохотом. Но и это рассказчика не остановило.

— А принцесса отвечала ему: «Ты мой защитник и спаситель на веки. За это я отдаю тебе сердце свое!». И одарила принца нежнейшим из поцелуев!

— Опять-таки, не слезая с лошади! Это принца-то, стоящего на коленях в бурном кровавом потоке! Ну, дают, венценосные! — белокурого красавца прорвало. — И, кстати, оцените доброту-то нашей принцессы, которую сами ангелы благословили. Он ей, значит, голову супостата, а она ему: «Будешь, мол, навеки теперь меня охранять!». Нет, рецепт мне понравился. Я тут как-то одной графиньке сережечки с изумрудиками преподнёс, чтобы она, значит, мне свою благосклонность подарила. А она нос воротит! Вот я дурак! Головы нынче возлюбленным дарят. Слышь, малышка, — обратился он к зардевшейся служанке, — тебя тоже головы привлекают? Или, может какую другую часть тела злодейского подарить? Ты намекни, я мигом!

Посетители кабака не просто ржали, а уже стонали от смеха, утирая слезы. Даже принц, машинально оглаживая освобожденные от рубашки прелести красотки, хохочущей у него на коленях, посмеивался. Рассказчик попытался что-то возразить, но его уже просто слышно не было. Поэтому он обиделся, надулся и куда-то испарился. Наверное, пошел искать аудиторию, которая могла по достоинству оценить его талант.