По всей видимости, у господина Хлыща с утра выдалось хорошее настроение. Впрочем, может, он просто ради разнообразия решил побыть милым. Так или иначе, а прибыв без приглашения, да ещё внеурочный час, в дом вламываться не стал, смиренно дождался ответа в гостиной, кустов с собой не приволок, драгоценностей Короны тоже. И Когда Тиль из чистой вредности пригласила его по саду прогуляться, возражать не стал.

Правда, о своём желании досадить Арьере быстро пожалела — Арчер заметно прихрамывал, и трость ему явно не только модным аксессуаром служила, чего Тиль раньше не замечала. Но брюнет вроде бы неудобств не испытывал, улыбался довольным котом, потому и пришлось дальше гулять.

— Так что вас сегодня привело к нам? — поинтересовалась Тильда, убедившись: посетитель никакого желания объясняться, да и вообще заводить разговор не испытывает.

— Чистое любопытство, — учтиво пояснил Арчер и снова замолчал.

Не слишком ловко наклонился, сорвал нарцисс, деловито заправил цветок в петлицу — и дальше пошёл.

— Что же вас интересует? — снова не выдержала Тиль, дойдя до поворота дорожки.

Откровенно говоря, загадочность сего господина ей порядком надоела, да и визит казался слишком уж подозрительным: зачем прикатил? Неужели догадался о чём-то? А, может, просто знает то, чего не знает она?

— Да вот, решил выяснить, как далеко заходит ваше воспитание, — эдак легкомысленно отозвался Арчер. — Не знаете, почему у нас считается правильным видеть, но не замечать? Например, сейчас вы постоянно посматриваете то на мою спину, то на ноги, и ни о чём не спрашиваете. Или вас так заинтересовали мои стати?

— Возможно, это просто деликатность? — несколько раздражённее, чем позволяет вежливость, предположила Тильда. — А стати меня и впрямь не занимают.

— А по-моему, это просто ханжество. Присядем? — брюнет указал тростью на старенькую, да ещё и не успевшую просохнуть от утренней росы скамейку. — Признаться, я устал. Вы же будете снисходительны к калеке?

Арьере промолчала, послушно садясь на краешек облупившейся доски. Да и что в таком случае отвечать стоило: «Конечно, буду»? «Вы вовсе не калека»? «Убирайтесь в Ночь с вашими провокациями»?

— Понимаете, я заинтересован в полной откровенности между нами, — как ни в чём не бывало, продолжил Арчер, щурясь на солнышко. — Поэтому готов ответить на любой, даже очень личный вопрос. Но жду от вас такой же любезности. Согласны? — Тиль помедлила, но всё же кивнула, правда, не слишком уверенно. — Так спрашивайте.

— Вы сказали, будто хорошо знаете господина Арьере…

— Ничего подобного я не говорил, — живо перебил её нахал. — Помнится, фраза звучала так: «Ваш супруг широко известен в определённых кругах» — или что-то похожее.

— Пусть так, — Тиль тщательно расправила муслиновые складки на коленях. — Вы не могли бы объяснить, что это за круги имеются в виду?

— Неужели это действительно необходимо? — доктор, и не глядя, прекрасно представила его ироничную усмешку. — Ваш супруг известный театрал и меценат. Понятно, что актёрки и всякие там музыканты его обожают. А Арьере щедро делится их благосклонностью с друзьями.

— Хотите сказать, что мой муж?! — возмутилась Тильда, да этим же возмущением и подавилась — слова, даже для неё чересчур вульгарные, не лезли из горла.

— Небо! Нет! — Хохотнул Арчер и получилось у него это на удивление гнусно. — Нет, он не зарабатывает на продаже женщин или чём-то подобном. Придёт же такое в голову! Впрочем, я давно убедился: чем благовоспитаннее дама, тем порочнее её фантазии. Господин Арьере просто часто устраивает весьма… хм!.. весёлые вечеринки. Но приглашает туда только… достойных людей.

Брюнет умудрился выговорить слово «весёлые» так, что Тильде мгновенно представилась разнузданная оргия. Вернее, не представилась, конечно, но подумалось именно о ней. Под «достойными» же Арчер явно подразумевал что-то своё, от достоинства весьма далёкое.

— Ну посудите сами, где искать развлечений какому-нибудь высокородному, а, соответственно, высокоморальному, господину? Не к шлюхам же идти, да и для здоровья такие вояжи опасны. Впрочем, иногда и для жизни тоже. Поэтому гостеприимство господина Арьере очень востребовано. Тем более что дам он подбирать умеет и слывёт ба-альшим знатоком женской красоты. Вы понимаете, на что я намекаю?

— О существовании у него любовниц я осведомлена, спасибо, — холодно ответила Тильда. — Не стоит тратить силы на ехидство. Постойте! Вы сказали, он устраивает… Но где?

— Уж, конечно, не у вас дома. У милейшего Амоса имеется прелестный особнячок в столичном пригороде. Желаете уточнить адрес?

— Желаю, — кивнула Тиль, понятия не имеющая, зачем ей это нужно.

Ну развлекается супруг и друзей развлекает. Так имеет на это полное право.

— Рад буду оказать вам столь незначительную услугу, — набалдашник трости, которой Арчер играл, поблёскивал, ловя солнечных зайчиков, отчего мерещилось, будто серебряный череп тоже ухмыляется. — Теперь моя очередь спрашивать. Что у вас стряслось? Нет, не так. Для экономии времени, уточню: кто у вас заболел, да ещё весьма серьёзно. Ведь настолько большие средства понадобились именно на лечение, верно? И не пытайтесь увильнуть. Если вы желаете в такой глуши скрыть визит врача, приглашайте его из столицы. А ещё лучше из-за границы. Ну и прячьте в подвале.

Пришлось Тиль спешно собирать в кулак все свои актёрские способности, потому как она любого вопроса ожидала, но не этого.

— Я понимаю, почему вы настаиваете на откровенности, но, поверьте, здоровье моих близких никакого отношения к нашему возможному партнерству не имеет, — ответила с достоинством. — И…

— Сплетни про вашего мужа к нашему партнёрству тоже никакого отношения не имеют, — на чужое достоинство Арчеру явно было начхать. — Впрочем, можете не отвечать, я понял. Смею предположить: дело в мужчине. То есть, это может быть либо ребёнок, про которого треплются в Арьергерде, либо ваш несостоявшийся жених, а ныне скромный родственник. Ставлю на второе, потому как в противном случае вы бы носились, будто курица с отрезанной головой. Так сколько вам нужно?

— На данный момент мне ничего от вас не нужно, — отрезала Тиль.

— Как недальновидно, — покачал головой брюнет. — Или ситуация не так критична, как мне показалось?

— Ситуация тут ни при чём. Просто, боюсь, цена за вашу помощь может выйти слишком высокой.

— Да бросьте вы! — ни с того ни с сего разозлился Арчер. — Не переоценивайте собственную добродетель, она мне ни к чему. Клянусь, затаскивать вас в постель я не собираюсь!

— Вот этого я опасаюсь меньше всего, — спокойно ответила Тильда.

— Ну а что же тогда?

— Не знаю. Это и пугает, — Арьере подняла голову, глядя на мужчину. — Хотели откровенности? Что ж, извольте. Мне кажется, вам нравится манипулировать людьми. Это позволяет чувствовать себя полноценным?

Арчер глянул исподлобья — злобно. Тиль даже примерещилось, что он сейчас ударит и не рукой, а той самой тростью. Но брюнет вдруг расхохотался, да ещё не сразу успокоиться сумел.

— Ну что ж, посмотрим, — пробормотал, наконец, утирая самые настоящие слёзы. — Всё на самом деле может оказаться забавным.

Тиль кивнула согласно, но добавлять ничего не стала, боясь пересолить. Потому как риск, конечно, дело благородное, но и про чувство меры забывать не стоит.

* * *

Вообще-то, Айда была туговата на ухо, но когда надо — вернее, когда не надо — приобретала поистине рысий слух. Вот и сейчас, хоть Тиль очень старательно мышкой прикинулась, старушка заявилась на кухню в самый неподходящий момент, когда Арьере свежую воду из ведра в таз переливала. А бадья не платок, её за спину не спрячешь. Оставалось только сделать вид, будто ничего такого не происходит. Потому Тильда улыбнулась приветливо, кивнула и даже ладошкой бы помахала, не будь у неё руки заняты.

К сожалению, на служанку такая доброжелательность впечатления не произвела — Айда недобро глянула из-под нависающей козырьком оборки чепца, дверь за собой решительно закрыла.

— Убрался этот-то, который высокородный? — поинтересовалась мрачно.

— Ну да, уехал. Обещал завтра с утра навестить.

— И чего ему спонадобилось? — ещё хмурнее спросила старуха.

— Если б знать, — легко пожала плечами Тиль, задвигая тяжеленное ведро под лавку. — Честно говоря, я так и не поняла, зачем он сегодня-то заявился. Но раз нравится, пусть ездит. Не отказывать же ему от дома? А где у нас чистый холст хранится?

— Чего это вы удумали? — подозрительно прищурилась Айда. — Пошто холст вдруг стребовался?

— Небо! Да ничего я не удумала. Всего лишь хочу Карта обтереть.

— «Не удумала» — говорит! — возмутилась служанка, с совсем не старушечьей силой отбирая у хозяйки полный таз, даже не заметив расплескавшуюся на каменный пол воду — вот как раскипятилась. — Виданное ли дело? Барышне за мужчиной ходить! И не ждите, не допущу сраму! Не дам!

— Какого сраму не допустишь? — осведомилась Тиль, выуживая из хлебной корзинки подсохшую булочку. — Насколько я знаю, ты в курсе, что мы с Картом…

— Знать не знаю и не желаю! — насупилась Айда, словно семейную реликвию прижимая таз к животу. — А тока не дело приличной барышне на мужиков в исподнем глядеть, вот как скажу!

— Так ты же сама велела рядом с его постелью сидеть, — напомнила Тиль, не без труда откусывая от сдобы.

— Сидеть — это одно. Одеяльце там подоткнуть, водицы дать, мух отогнать — вот правильно, — отрезала служанка. — А вы, госпожа, непотребство удумали.

— Так ведь нет ещё мух.

— А вы мне зубья не заговаривайте!

— Да ничего я не заговариваю! — Арьере швырнула надгрызенную булку обратно в корзину, отряхнув с пальцев остатки посыпки о подол. — Ты тоже с ума не сходи. Можно подумать, я никогда за больными не ухаживала.

— Это где ж вам довелось? — недоверчиво фыркнула старушка.

— Да была у меня… подруга, — Тильда аккуратно расправила складки салфетки, но не накрыла корзинку, а зачем-то принялась ткань треугольником складывать, — умерла прошлой осенью. У неё тоже… Она чахоткой болела.

— Кроме вас за ней некому присмотреть было? — обороты Айда сбавила, но позиций сдавать ещё не собиралась. — И чегой-то не припомню у вас никаких подружаек.

— Ну вот так получилось, — усмехнулась Арьере. — Нет, заботились о ней хорошо, сиделок наняли, дом сняли. Но ведь слуги близких не заменят.

— А вы, стал быть, ей самой близкой вышли?

— Думала, нет. Впрочем, на самом деле нет, — протянула Тиль, пытаясь сложить совсем уж маленький треугольник — ткань не поддавалась. — Просто когда Берри меня в пансионат отправил, отец Мими приказал ей со мной дружить. Помогать, объяснить, что правильно, что неправильно и всякое такое. Видимо, это дядина работа — заплатил или услугу оказал, а, может, припугнул. Наверное, думал, будто мне так легче станет. Ну а Мими меня мигом невзлюбила: наставницам жаловалась, девочкам всякие небылицы рассказывала, даже тетради мои портила, представляешь? Это она потом призналась. Затем, собственно, и позвала.

— Ну, бывает, — не слишком уверенно заметила Айда.

— А ещё ей Грег очень нравился. Мими говорила, что вот и есть её настоящая любовь. Вроде бы и он взаимностью отвечал.

— Этот шалопай-то? — хмыкнула старуха. — Да он мимо себя ни одной юбки не пропускал! Ещё совсем мальчонка, а туда же, на девок заглядывался!

— Ну, пусть так, — Тильда решительно расправила салфетку, накрыла корзину. — В общем, жрец ей сказал, что надо душу очистить. Вот она и очистила, рассказала, всё как было. Ну а я осталась, стыдным показалось её одну бросать. Только ни мне, ни ей от этого легче не стало. Почему так? Вроде бы правильно поступаешь, ради другого стараешься, а в конце концов выходит наоборот?

— Так поначалу-то у другого и надо спросить, мол: «Мил человек, а тебе оно надоть?» Вот как с ентой подружайкой и рыжим вашим или той же Мирой, будь она неладна. Ну, любишь ты мужика, из шкуры вон выпрыгиваешь, лишь бы сладко жилось, ребёночка родишь. И чего? И ничего. Ничегошеньки хорошего так-то не сладится.

— Ну, возможно, ты и права, — не стала спорить Тиль. — Но опыт-то ухода за больным у меня есть.

— Так то девка, а то мужик! — тут же всполошилась старуха, снова подхватывая таз, который было на стол поставила.

— А про дядю ты забыла? — усмехнулась Арьере и даже хотела язык показать, но вовремя передумала.

— И что с ним? — не впечатлилась старушка. — Жил, жил, да помер. Хотя люди разное болтают. — Айда опять таз отставила, наклонилась к Тиль доверительно, опершись о стол обеими ладонями. — Вы б мне, барышня, сказали на ушко. Вот ей-ей, далее меня не пойдёт. Как оно в самом-то деле, а?

— Что? — искренне не поняла Тильда.

— Ну как там вышло, как помер-то? Треплют-то разное. Кто грит, отравили его или вовсе демоны забрали.

— Да что за глупости! Дядюшка долго болел!

— Ну, это не интересно, — разочаровалась служанка, даже, вроде бы, обидевшись.

— А что в таком может быть интересного? — разозлилась Арьере. — Ты просто представить себе не можешь, как это: час за часом, день за днём разум терять. И осознавать, что теряешь! Не только память, но сам ум. Дядя до последнего боролся. Не помнил, как буквы писать, но всё равно писал. Читать пытался, счета вести. Потом понимал, что чуши нагородил, переделывал. По всему дому записки развесил, но всё равно становилось только хуже. Он даже расплакался однажды. Забылся, замочил постель и бельё, но слишком быстро в себя пришёл, вымыть его не успели. В конце я уже Небо просить начала, чтобы сознание к нему вообще не возвращалось.

— Значит, получил, чего и стоило, — мрачно констатировала Айда. — Туда и дорога. Даром что на вас надышаться не мог, зато других и за людёв не считал.

— Да нет, не только меня, ещё и…

Тиль замерла, позабыв рот закрыть, а потом, подхватив юбку, вылетела из кухни, чуть Айду не толкнув — та едва отшатнуться успела.

— А за молодым хозяином ходить всё едино не дам! — крикнула вслед служанка. — Даже и не думайте!

Арьере и не думала. Она в дядин кабинет бежала, перепрыгивая через ступеньки.

* * *

На то, чтобы убедиться: романы нагло врут — Тиль потребовалось часа три, никак не меньше. Портер матери — молодой, немного наигранно-лукавой, жеманной и, пожалуй, соблазнительной — снялся легко, вот только никакого тайника или там сейфа Берри за картиной устроить не удосужился, Арьере лишь зря ногти обломала и ладонь отстучала, пытаясь найти скрытую кнопку, выдвигающуюся плашку или вынимающийся кирпич. Не было ничего, стена — она стена и есть, даже не каменная, а вовсе деревянная. Приходилось признать: либо между дядей и мамой любви и в помине не было, либо старый Крайт не отличался романтичностью.

А, может, просто книг не читал?

Правда, отчаиваться Тильда не стала и решила проверить медальон, высеченный из розоватой мраморной плиты. Уж больно странным он казался, нелепым даже. Конечно, Арьере тысячу раз его видела: герб не герб, но что-то сильно на него смахивающее — буква «к», обвитая терновником. Даже щит вроде гербового имелся, лишь геральдические звери отсутствовали. Вот только с чего Крайтам такое изображать, никогда они высокородными не были?

Но и эта догадка оказалась пустой — мраморная плита, намертво вмурованная в стену, даже шевелиться не желала и, видимо, предназначалась лишь для лелеяния дядиных амбиций.

Но чем дольше Арьере искала, тем больше убеждалась: тайник обязан существовать. И дело не в одном лишь отцовском архиве — она вообще ничего, что принадлежало бы Берри, не нашла. Лишь письма от Карта, которые заботливый опекун ей передать забыл. А на этом всё: ни переписки, ни дневников или личных записей — ничегошеньки! Но ведь так не бывает.

Тиль отряхнула руки, едва не по локоть в пыли испачканные — тщательной уборкой Айда себя явно не утруждала — присела на краешек стола, осмотрела изрядно разгромленный кабинет: прислонённый к камину портрет, вытащенные ящики тумб, стопки книг на полу, раскрытый секретер с вываленным языком подставки. Снова на «герб» глянула, потёрла лоб. Кажется…

Кажется, она ещё где-то такой же рисунок видела. Монограмма на белье, на салфетках или… Ну да, дождь, обрушившийся в себя камин, колбаски на углях!

Тиль соскочила, добежала до лестницы, перевесившись через перила.

— Айда, — крикнула. — Айда, да где ты?

— Тута я, чегось вам? — тоже отнюдь не шёпотом отозвалась старуха за спиной хозяйки.

Тильда едва вниз головой от испуга не нырнула.

— Ты чего кричишь? — разозлилась Арьере.

— А вы чего? — спокойно отозвалась старушка, вытирая руки о фартук. — Я-то за вами следом.

— Ладно, — отмахнулась Тиль, догадавшись, наконец, голос понизить. — Ты не знаешь, что за развалины вон там стоят?

— Да тут кругом что ни развалины, то битый кирпич, — пожала плечами Айда. — Почитай, при бабке моей господа новые дома складывать задумали, потому как старые ремонтировать никаких деньгов не хватит. Туточки ж раньше болото было, ну и в погребах вода…

— Не доезжая до Реверсов, налево, если свернуть за рощу, — нетерпеливо перебила Тильда, подвалами нисколько не интересующаяся. — Такой коттедж, из песчаника, кажется.

— А, так это Крайтов дом, — медленно, будто намеренно терпение Тиль испытывая, отозвалась старуха. — Его ещё когда поставили, и не упомнить! Поначалу-то он вдовьим домом считался, ну, чтоб мать хозяина могла в тиши обретаться. А потом старый Крайт — не дядька ваш, а евойный отец — домишко второму сынку отписал, то есть батюшке молодого хозяина. А как тот помер — не господин Карт, а папаша его — так дом-то опять к Крайтам вернулся. Стал быть, к мастеру Берри.

— Стоп! — выставила перед собой ладонь Арьере. — Ничего не поняла. Он наш?

— Не, теперь-то не ваш, — обстоятельно ответила служанка, двумя пальцами отерев уголки губ. — Старый хозяин — который не отец, а мастер Берри — его продал, да не задёшево. Тама Реверсы хотели землицы прикупить, но обалдели, как узнали, сколько Крайт-то просит. Потому…

— А короче можно?

— Куда уж короче? — обиделась старуха. — Я и говорю. Купил его мастер, не из благородных, а откуда явился, Небо тока и знает. С женой поселился, да ребёночка они народили. А тока тот, бедолага, возьми и помри, зимы не прожил. Ну, значит, этот мастер жену в охапку, картинки свои в другую — и поминай как звали.

— Какие картинки? — опешила Арьере.

— А мне почём знать? — пожала пухлыми плечами служанка. — Картинки он какие-то малевал.

— В общем, дом не наш?

— Не ваш, — согласилась Айда.

— А чей?

— Да ничей. Могёт, хозяин какой и есть, тока где он бродит, то никому не ведомо. Потому как тама призрак обретается.

— Какой призрак? Призраков не существует! — ошалело тряхнула головой Тильда.

— Тю! — насмешливо фыркнула старуха. — Сама над спиритами колдует, а туда же: не существует! Точно говорю, есть тама дух. Вот чей, не скажу. Может ребёночка помершего. А, может, девки, которая на стропилах удавилась. Правда, про то разное болтают. Кто говорит, вздёрнулась она, а кто трепет, будто зарезали его.

— Кого?

— Ну, мужика, который не девка, что удавилась.

— Так, — выдохнула Тиль. — Хорошо. Достаточно. Вели Джермину коляску заложить. Поеду и сама посмотрю.

— Так как же я велю? — удивилась Айда. — Он ж со столицы ещё не вернулся. Надавали поручений: и в скупку сходи, и письма отнеси, и это купи, а потом ж сами блажите.

— Ладно, — покорно согласилась Арьере, — я перестаю блажить, ты ворчать и все начинают заниматься своими делами. С ужином не спеши, буду поздно.

— Куды это вы собрались на ночь-то глядя?

— Гулять.

— Эвона! Чего удумали! Не пущу, и не ждите!

В принципе, приказ хозяйки старушка выполнила в точности, ворчать она перестала. Ну а на её трубные вопли Тиль ещё в детстве научилась внимания не обращать.

* * *

Конечно, с «на ночь глядя» Айда переборщила, но рядом с заброшенным домом, в котором Тиль с колонистом злосчастный дождь пережидали, всё равно было сумрачно. И очень неуютно, сыро и зябко. Стены, щедро украшенные желтоватым лишайником и следами, оставленными сыростью, насуплено смотрели на Арьере провалами окон. Разросшиеся деревья закрывали коттедж от солнца, поэтому прошлогодний плющ даже ещё зеленеть не начал, земля не просохла, а в тени, возле проёма, оставшегося от входной двери, лежали грязноватые кучки не растаявшего снега.

Тильда отёрла виски, лоб под шляпкой — несмотря на прохладную погоду, было жарко, всё-таки не привыкла она к таким долгим прогулкам — одёрнула пальто, да ещё и губы облизала. Хочешь не хочешь, а приходилось признать: от дома на самом деле тянуло какой-то потусторонней жутью.

Да тут ещё птица с куста сорвалась, порскнула, громко треща крылышками.

— А, чтоб тебя!.. — выругалась доктор, не без усилия заставляя руку опуститься, не хвататься за грудь, в которой бешено сердце колотилось. — Чтоб у тебя всё хорошо было! — пробормотала под нос. И насторожилась — примерещился ей вдруг не то стон, не то тихий вскрик. — Призраков не существует! — невесть кого заверила Арьере.

Прозвучало это не слишком убедительно.

Стон — тоненький, слабый, жалобный — повторился гораздо отчётливее, и списать его на слуховые галлюцинации уже никак не получалось.

Тильда ещё раз пальто одёрнула, подняла воротник — жар вдруг ознобом сменился. Сглотнула пересохшим горлом и осторожно, шажочек за шажочком, начала подкрадываться к стене, замирая зайцем, когда под ботинком хрустели веточки.

Сколько ей времени потребовалось, чтобы до оконного проёма добраться, Тиль понятия не имела. Наверное, не мало. А, может, и не так много, потому что «призрак» подал голос всего-то ещё раз. Но, наконец, она прижалась лопатками к стене, до боли в пальцах стискивая воротник у шеи. Длинно втянула носом воздух, закусила губу, сдвинулась влево, заглядывая в проём и…

— Вы издеваетесь?! — выдохнула Арьере, прежде чем догадалась отвернуться.

Потом-то, конечно, не только отвернулась, но и отпрыгнула, едва ногу не подвернув, схватившись за плющ.

— Ты что тут делаешь? — рявкнул изнутри дома Доусен.

— Гуляю я! — отозвалась Тиль, морщась и зачем-то закрывая ладонью глаза, хотя ничего такого она видеть уже не могла.

— А мы… тоже гуляем, — отозвался Джерк уже тише и даже с намёком на смущение. — Я и вот… — колонист замялся.

— Алирка, — сообщил кокетливо-тоненький голосок, — меня Алирка звать.

Тильда на это лишь промычала что-то маловразумительное, разглядывая сухие лианы плюща.

* * *

Если кому-то в этом разрушенной зале и было неудобно, так это Арьере. Служаночка деловито оправила фартук с чепчиком, хитровато стрельнула глазками на Доусена, присела перед Тильдой в небрежном книксене и упорхнула довольной птичкой. Джерк же сосредоточенно собственную куртку изучал, держа её за воротник и поворачивая то одной стороной, то другой — что-то колонисту не нравилось.

— Ты бы девушку хоть до дому проводил, — подала голос Тильда, когда молчать совсем уж невмоготу стало.

— Зачем? — ворчливо удивился конюший. — До темноты добежать успеет, а волков у вас тут нету. Она, чай, не благородная дама, по дороге не развалится.

— М-да, учтивый кавалер из тебя вряд ли получится.

Арьере как бы в рассеянности погладила монограмму Крайтов над камином, провела пальцем по изгибам терновника. Ей очень хотелось изучить «герб» тщательно, пощупать со всех сторон, обстучать, а, может, даже и в камин влезть, осмотреть трубу изнутри. Но не при Доусене же активничать! Мало ли что.

— Так ведь не всем же цирлих-минирлих выплясывать, — буркнул колонист, встряхнул куртку и перебросил её через плечо. — А где ты того индюка потеряла?

— Он заболел.

— Эвона! — усмехнулся Джерк. — Неужто это я его так ушиб? Бывает, иной раз и не рассчитаешь силёнок.

— Это ещё кто кого ушиб! — сама не слишком понимая на что, разозлилась Тиль.

Правда, злоба её была совершенно непродуктивной — колонист в ответ лишь усмехнулся так самодовольно, что и без объяснений ясно: он искренне полагает себя победителем и переубедить его нет ни возможности, ни смысла.

— Ну и чего ты во мне дырки сверлишь? — лыбясь во весь свой белоснежный частокол, поинтересовался Доусен. — Ладно, больше и пальчиком не трону родственничка твоего. Хочешь, поклянусь? Или обиделась? Так не с чего же. Эт’ так просто, не всерьёз.

— Ты о чём?

— Так про девчонку же, — колонист ткнул большим пальцем себе за спину. — Про неё говорю: баловство, не всерьёз.

— А почему меня это вообще интересовать должно? — приподняла брови Арьере, наверное, несколько запоздало чувствуя что-то действительно смахивающее на подкрадывающуюся обиду.

И ещё, пожалуй, гадливость — не сильно, вроде как краем глаза сморкающегося человека заметить, но всё равно не очень приятно. Зато вина перед колонистом, пусть и не слишком великая, но покалывавшая совесть, испарилась без следа.

— Эт’ сколько ж кобылку объезжать надо, чтоб она вот такой-то гордой вышла? — с неподражаемой мужской ухмылкой заявил Доусен. — Мои б сестрицы давно разлучнице волосья повыдёргивали, а потом и мне по мордасам дали. И всем радость — пар спустили. И обидок никаких.

— Мастер Доусен, вы, по всей видимости, неверно истолковали не только мои чувства к вам, а и наши отношения в целом.

— Да чего там, чувства, отношения! — почти злобно выплюнул Джерк и лицом потемнел, посмурнел, во всех смыслах ослепительная улыбка куда-то подевалась и даже глаза словно почернели. — Хватит за вывертами-то прятаться! Тоже мне, гордячка.

Колонист очень проворно — Тиль и моргнуть-то не успела — сцапал Арьере за запястье, рванул к себе с такой силой, что доктор равновесие потеряла, упала на мужчину. Доусен не обнял её за талию, а будто стальным обручем сжал, не придержал затылок, а впился пальцами. И не поцеловал — на поцелуй это совсем не походило. Тильде вообще показалось, что он её сожрать хочет, вот-вот губы клыками отхватит.

— Ну как? — опереточным злодеем шепнул Джерк где-то рядом, по мокрому виску, как наждаком, прошлось его дыхание. — Или я опять чего-то не понял?

Тиль отшатнулась — отпускать её колонист не собирался — размахнулась, как могла — толком-то этого сделать не получилось, места не хватало — и врезала Доусену пощёчину — слабенькую, смазанную. Вот только лапки обручального кольца, которые камень держали, массивные, с напаянной филигранью, пришлись точно на уголок рта колониста, проехались, разрывая губу, бриллиантики звонко клацнули по идеальным зубам.

Джерк охнул, согнулся в три погибели, хватаясь за физиономию — наверное, больше от неожиданности, чем от боли. Впрочем, Тильде не до его чувств было. Она, споткнувшись, к камину шарахнулась, схватилась за остатки полки и…

Доктора бурно вывернуло полуденным чаем и крохотными бутербродиками, которые так ловко готовила Айда.

— Прости, — пробормотала Арьере, утираясь платком. — Я не знаю…

Тиль замолчала, понятия не имея, что дальше говорить. Так стыдно… Да никогда ей так стыдно не было! Даже когда наставницы заставляли перед всем классом на одной ноге стоять[1]. Даже когда новоиспечённый супруг после первой брачной ночи вывесил в холле дядюшкиного дома окровавленную простыню. Даже когда Его Высочество прилюдно поинтересовался у неё, мол, правда ли, что в колониях служанки ублажают своих хозяек.

— Э-э… Н-да, — озадаченно протянул Джерк, растирая могучую шею. — Ну всякое бывало, чё уж там. И по морде получать доводилось. Но чтоб вот так!..

— Извини, — выдавила Тильда.

Хотела было по привычке добавить: «Дело вовсе не в вас» — но промолчала, решив, что светская вежливость в данный момент ей на руку не сыграет.

— Видать, я на самом деле чего-то не понял. Или не так хорош, как думалось?

Арьере прикусила губу, утрамбовывая воспитание на дно души. Пожалуй, замечание: «Ну что вы, что вы! Всё было просто великолепно!» — сейчас тоже было лишним.

— У тебя кровь идёт, — промямлила Тильда, — прости, но мой платок… В общем, я не могу его дать.

— Да пёс с ними и с платком, и с кровью, — ни с того ни с сего гоготнул Доусен. — Это вроде как я прощения просить должен. Ну, не додумал, бывает. Мы-то как привыкли? Ломается дамочка, цену себе набивает, мол: «Я не такая, я верная». А ты, значит, вот так, да?

— Ну, какая есть.

— Сердишься? — помолчав и в волю в затылке начесавшись, осторожно спросил Джерк.

— Сержусь, — согласилась Тиль.

— Я мерзавец?

— Не стану спорить.

— Подлец?

— Согласна.

— Козёл?

— Ещё какой!

— Мир?

Тильда помедлила, рассматривая носки своих башмаков, залепленные уже подсыхающей землёй, и кивнула.

— Ну вот и ладушки, — согласился Доусен, шагнул и облапал доктора, прижав её голову к своему плечу. — Дружба?

— Ты совсем не знаешь, что такое личное пространство? — придушенно пискнула Арьере, барахтаясь в медвежьих объятьях.

— Ну и несёт же от тебя, — вместо ответа заявил колонист, — хуже, чем в конюшнях старухи. А теперь рассказывай, что у тебя стряслось? Только давай без своих вывертов. Видно ж, ходишь, будто перевёрнутая.

Тиль уже и рот открыла, правда, не до конца понимая, чего хочет: действительно рассказать или послать чересчур назойливого нахала в Ночь. Но вот вместо слов почему-то хлынули слёзы. Впрочем, может, и не они это были, а напряжение, боязнь не справиться, не суметь всё исправить, совершенно звериный ужас перед чахоткой, одуряющий страх того, что случится завтра. Или вечером. Или через час.

Арьере судорожно всхлипывала, утирая нос о плечо колониста, он покачивал Тиль, намурлыкивая, кажется, колыбельную. И рёбра корсета уже не так давили на бока, кровь в висках стучала всё медленнее, а каменная неровность под монограммой Крайтов, вырезанной над каминной полкой, всё больше походила на цветок жасмина.

[1] Распространённое наказание в учебных учреждениях. Девочек заставляли поджимать одну ногу (так легче удержать равновесие), мальчиков — держать колено на уровне ремня.