Памятуя о собственном горьком опыте, к развалинам коттеджа Тиль кралась, как дикарь на охоте: замирая вспуганным зайцем чуть не после каждого шага, прислушиваясь, едва не принюхиваясь. Правда, такие предосторожности мало что ей дали, не услышала Арьере ничего подозрительного, не увидела, да и не унюхала. Знать бы ещё, что стоило считать подозрительным! Вроде, птицы щебетали, как обычно, листва шелестела, а грязь под ногами чавкала, как бы осторожно доктор ни ступала. Хоть не стонал никто — и на том спасибо.

Прежде чем внутрь входить, Тильда дом по периметру обошла, во все окна заглянула, дверные проёмы проверила, и только убедившись, что она тут одна, пошла к руинам камина.

Честно говоря, доктор уже с десяток раз пожалеть успела о своём одиночестве, всё-таки неуютно тут было, да и опасно, наверное. Ну вот случись недоброе, что она делать станет, на помощь звать? Так ведь разве синицы откликнутся. С другой стороны, выбор помощников шириной не баловал: Карту такие прогулки ещё противопоказаны и если б Тиль с утра ни удрала по-тихому, не дожидаясь, пока Крайт проснётся, самой бы Арьере дома сидеть. Арчера же с Доусеном на помощь звать совсем не хотелось, не было им теперь никакой веры, а бумаги добыть необходимо — вот ты хоть умри! Сначала нужно себя козырями обеспечить, а только потом разговоры разговаривать. В общем, не имелось другого выбора кроме как одной ехать.

То и дело вздрагивая, оглядываясь, вслушиваясь до звона в ушах, обеими ладонями прижимая слишком громко шуршащую юбку, Тиль на цыпочках подобралась к камину. Вцепившись в полку, повыше приподнялась на носочках, разглядывая монограмму Крайтов, и убедилась: нет, не примерещилось ей в прошлый раз, под подобием герба и впрямь было вырезано геральдическое изображение жасмина — цветок с четырьмя остроугольными лепестками без листьев. Вроде бы он символизировал чистоту, любовь и верность.

Приходилось признать: дядя всё-таки был гораздо сентиментальнее, чем казалось, и что-то между ним и Жасмин Крайт, матерью Тиль, случилось. Иначе бы с чего Берри тут цветочки выцарапывать? А в том, что изображение вырезали, вернее, выскребли ножом не так уж и давно, никаких сомнений не оставалось, хоть рисунок и затёрли песком, грязью измазали, старательно состаривая.

Тильда потянулась, провела по изображению ладонью, стянула зубами перчатку, снова камень погладила — щелей в мраморе было предостаточно, целая паутина, но одна показалась какой-то не такой, слишком ровной. Арьере попыталась её ногтями подцепить, только ничего толкового из этого не вышло.

Тильда присела на корточки перед грудой битого кирпича, оставшейся от каминной трубы, пытаясь отыскать что-то, способное сойти за рычаг, не без труда сдвинула большой обломок. И тут её шеи что-то коснулось легонько, может, это даже и не прикосновение было, а ветерок выбившуюся прядку шевельнул — доктор толком и не разобрала, не успела.

Потому что следом навалилась глухая темнота.

* * *

В себя Тильда приходила медленно и мучительно, как после хорошей порции макового молока. Морок, переполненный неясными бредовыми виденьями; неуловимыми звуками, становящимися то тише, то громче; бьющими в нос и почти не чувствующимися запахами, не желал отпускать. Он играл с Арьере, как кошка с мышью: вроде бы вот-вот вынырнет, стоит глаза открыть, уже даже свет различим, но колеблющееся, неспокойное серо-чёрное марево снова затягивало глубже и глубже, до полной черноты.

Мимо проплывал полупрозрачный призрак дядюшки, укоризненно качающий головой: «Всё ради тебя, девочка, всё…». Темнота пуржила слишком ярким снегом, Карт, ёжащийся в пилотном кресле, прячущий лицо в воротник толстой лётной куртки, бормотал надтреснуто и занудно, как старый фонограф: «Тиль, Тиль, Тиль». Рыжий Грег вальсировал, щедрыми охапками, будто сеятель, разбрасывая лепестки роз: «Ради тебя, Тильди-тиль!». Вьюга из лепестков мешалась со снежной пургой, превращаясь в серый унылый туман, сквозь который проступало непривычно осунувшееся, даже старое лицо Амоса: «И ради вас, тоже, дорогая…» И снова появлялся дядя: «Всё ради тебя, девочка моя!», но теперь он не к Тильде обращался, а к кому-то, стоящему за её спиной. Только вот обернуться никак не получалось.

А потом Арьере открыла глаза и разом поняла: находится она в сарае или конюшне, что ли? Нет, пожалуй, на сарай это больше смахивало. Потолок, сбитый из не слишком старательно подогнанных досок, находился чересчур высоко, а ещё выше, через прорехи крыши виднелось небо. По-особенному кисло-горьковато пахло торфяной трухой и сеном, а лежала Тильда на охапке соломы, кажется, накрытой грубым шерстяным одеялом.

Медленно, пытаясь справиться с головокружением и волнами накатывающей тошнотой, Тиль села, поправила задравшуюся юбку, огляделась. Сарай и впрямь оказался немаленьким, сколоченным небрежно — через щелястые стены пробивались тонкие копья солнечного света — и практически пустым. Лишь в углу, довольно далеко от Тильды, неровной грудой темнел какой-то механизм, скрытый брезентовым чехлом. Рядом с кипой, на которой сидела Арьере, стоял кувшин с водой и ведро, накрытое деревянной крышкой — чистое, но в его предназначении сомневаться не приходилось.

А ещё Тиль обнаружила, что прикована к столбу, подпирающему стрехи потолка: не слишком толстая, но всё-таки тяжёлая цепь, пропущенная через ввинченное в брус кольцо, обхватывала талию доктора, а на пояснице запиралась на замок, продетый между звеньями.

Арьере, прекрасно осознавая бессмысленность своих действий, вслепую нащупала запор, попыталась его содрать, обломав до мяса два ногтя. Попробовала разорвать цепь, едва себя не удавив. На коленях, путаясь в юбках, доползла до столба. Приналегла на ввинченное кольцо, да так, что в спине пискнуло, загнала в ладонь занозу, длиной с палец. Пошатываясь, поднялась на подгибающихся от слабости ногах, шажок за шажком добралась до стены. Заглянула в щель: за досками, за узкой полоской пробивающейся травы, желтело-зеленело зацветающее торфяное болото — и ни деревца кругом, ни дымка, вообще ничего, лишь глянцево поблёскивающие под солнцем лужи топи да сухие стрелы прошлогодней осоки.

Тиль снова на солому села, разрешив себе разреветься. Потом вскочила, рвя цепь, метнулась к столбу, ухватилась за кольцо, потянула, подёргала. Подбежала к стене, до боли в глазах всматриваясь в унылый, недвижимый разлив цвета шоколада. Всхлипывая, утираясь рукавом — платок куда-то задевался — вернулась на подстилку. Но и нескольких минут не высидела: попыталась открыть замок, разорвать цепочку, вытянуть кольцо, выглянула через щель, опять села.

Когда света поубавилось, а солнце, собираясь на покой, начало гаснуть, Арьере окончательно успокоилась, сил даже на то, чтобы рыдать, не осталось, в груди побаливало. Да и пустой желудок, наплевав на все трагедии и страхи мира, нудел длинно и настойчиво. Тиль прислонилась спиной к проклятому столбу, обхватила колени руками и стала ждать неведомо чего.

К неимоверной её радости, долго мучиться не пришлось. Сумерки ещё толком сгуститься не успели, когда калитка, врезанная в большие сарайные вороты, скрипнула, открываясь, впуская высокого мужчину — ему даже пригнуться пришлось, чтобы об стреху затылком не удариться, придержать шляпу.

— Так всё-таки это вы, — сказала Арьере и откашлялась, голос от слёз и — чего уж там! — страха хрипел по-разбойничьи, съезжая в сип.

— А я гляжу, ты и не удивлена совсем, — легко отозвался Доусен.

— Ну почему же? — пожала плечами Тиль. — Удивлена. Ведь у меня имелись две кандидатуры в сволочи.

— Второй, надо понимать, Арчер? Ну вот видишь, как вышло-то, обскакал я его, — разулыбался во весь белоснежный частокол Джерк. — Другим наука, шибчее надо поворачиваться. — Колонист подошёл к Тиль, присел на корточки, вытянул из кипы соломинку, сунув её в зубы. — Ну, что скажешь?

— Разве мы переходили на ты? — удивилась Тильда.

— А то как же? — Доусен щелчком сшиб шляпу на затылок.

— Ну, значит, придётся перейти обратно, — решила Арьере.

— Да как вам угодно, мэм, — не стал настаивать Джерк. — Давайте, госпожа, не тяните кота за… хм!.. хвост. Как говорится, время — деньги. Мне ведь вас мотать тоже никакой радости нет, ну не душегуб я, вот чем хотите поклянусь. У меня сердце доброе.

— Рада за вас.

— Ну так скажите, да и разойдёмся в разные стороны.

— Вы только сообщите, что хотите услышать, и я с радостью всё расскажу, — почти искренне пообещала Тиль.

— Да дело-то выеденного яйца не стоит, — заверил её Доусен. — Где старый Крайт бумаги папашки вашего спрятал? То есть где, я понял — в камине. Потому дело за малым стоит, научите, как тайник открыть.

— Вы за мной следили? — уточнила Арьере, пытаясь сообразить, как бы половчее выбраться из того, во что она вляпаться умудрилась.

— Следил, понятно, — не стал отпираться Джерк. — То бишь, не совсем следил, а ждал, когда явитесь. Недаром же вы в тот дом причапали, верно?

— Так что ж не дождались, пока я всё сама открою?

— Да вот поторопился. Арчер-то, гнида имперская, на пятки наступает, — покаялся колонист, разведя руками. — А я решил было, что там, за цветочком, старик всё и схоронил. Выходит, ошибся.

— Оши-иблись, — протянула Тиль. — Опять ошиблись. Мастер Доусен, а вы вообще кто?

— Значится, всё ж решились время потянуть? — усмехнулся Джерк, скребя ногтем щёку с пробивающейся рыжеватой щетиной. — Оно, конечно, может, и умно, да не слишком. Ну чего вы, в самом деле, добиться-то желаете? Чтоб я вас мучить начал, снасильничал?

— А вы можете? — живо заинтересовалась Арьере.

— Да могу, конечно, — смутился колонист. — Даже того… с удовольствием. В смысле, пытать-то с души воротит, понятно, и насильничать не тянет. А вот если по обоюдному, так сказать, согласию, то с радостью.

— Какой-то не слишком убедительный из вас палач.

— Так это я пока добрый, — заверил Доусен, сплюнув соломинку в сторону. — Только мне всё ж милее по-хорошему разойтись.

— Не получится, — огорчилась Тиль.

— Чегой-то?

— Да, понимаете, я, конечно, дура набитая, — призналась доктор, — но даже мне понятно: в живых вы меня оставите лишь до тех пор, пока не отыщите нужное. Архив же ещё вывезти надо, а на это время потребуется, верно? А Арчер… Он же ваш конкурент, я правильно поняла? Так вот Арчер его не даст. И даже если я Небом поклянусь, что ничего ему не скажу, рисковать вы не станете. Такой расклад выходит?

Мужчина медленно кивнул, глядя на Арьере исподлобья.

— Так ведь и кровавый след за собой оставлять мне ни к чему, — заметил негромко.

— А зачем кровавый? — удивилась Тиль. — Болото — вот оно, рядом.

Доусен снова кивнул, подобрал с утоптанного земляного пола соломинку, осмотрел со всех сторон, но в зубы совать не стал, бросил.

— Ну пусть так, дело пока терпит, — сказал неторопливо. — Посидите-ка здесь ночку. До смерти-то не замёрзнете, вон одеяльце есть, но поразмыслить времени хватит. Долго ли выдержите, пока не сляжете, как ваш индюк долбанный? Нехорошо так помирать, уж я верно говорю, потому как сам знаю.

— То есть, теперь у меня выбор между тем, чтобы умереть быстро и безболезненно или скончаться в муках? — хмыкнула Тильда. — Не слишком вдохновляюще.

— Ладно, дело к ночи идёт, а утро, говорят, вечера мудренее, — Джерк встал, поправил шляпу. — Тогда, значит, вы тут оставайтесь, да подумайте хорошенько. А я тоже пока мозгами пораскину. Получается, до завтра, госпожа Арьере.

— До завтра, — не стала спорить Тиль, глядя на колониста снизу вверх, неудобно вывернув шею.

— Чего вы так таращитесь? — недовольно буркнул мужчина.

— Да нет, ничего, — помотала головой Тильда.

— Вот хотите верьте, хотите не верьте, да только мне и вправду никакой радости нет над бабами измываться. Дрянное это дело.

— То есть, вы хороший человек, мастер Доусен?

— Может, и не слишком хороший. Но, как погляжу, вы сами желаете меня до ручки довести, а это плохой выбор. Вот как на духу: плохой.

— Я поняла. А вы не могли бы мне оставить лампу или свечу?

— Это ещё зачем? Знак вы подать не сумеете, тут на несколько миль вокруг никакого жилья. А сарай палить не советую, сами сгорите.

— Спасибо за заботу, — вежливо поблагодарила Тильда. — Честное слово, я ничего такого и не собиралась делать. Просто темноты боюсь.

Джерк крякнул, растёр шею и вышел — Арьере уж подумала, что насовсем ушёл, но колонист вернулся, повесил на столб лампу, бросил на подстилку, где Тиль сидела, серные спички и краюху сероватого овсяного хлеба.

— Благодарю вас, — повторила доктор.

Доусен ничего отвечать не стал, изобразил что-то вроде неловкого поклона и снова ушёл.

Тильда вытянула из-под себя одеяло, завернулась в него, как в кокон, напряжённо вслушиваясь в удаляющиеся мужские шаги. И потом, когда уже совсем ничего слышно не стало, ещё долго сидела, боясь пошевелиться. Её колотило — зубы приходилось сжимать, чтоб стучать не начали, руки судорогой сводило. Тошнотный, мерзкий ужас подкатывал кислотой к горлу, стягивал затылок обручем. Он был не только внутри, звериный страх, от которого тянуло тихонько, бессмысленно завыть, лип холодным потом к вискам, спине.

— Без истерик, — пробормотала Тиль, едва шевеля деревянными губами. — Давай только без истерик. Тебя Карт ждёт, Грег, Айда с Джермином, тебе есть куда возвращаться. Думай!

Страх не желал отпускать. Посмеиваясь, он не доказывал, а просто демонстрировал, что в разы сильнее Тильды и преодолеть его у Арьере нет никакой возможности. Уговорить себя не получалось, имена не помогали, ни капельки не согревали. Но доктор с упорством, достойным, наверное, лучшего применения, всё твердила и твердила сквозь стиснутые зубы: «Карт, Грег, Айда, Джермин. Тебе есть куда возвращаться».

* * *

Айда была женщиной решительной, имеющей собственное мнение по любому поводу и уж, конечно, знающей, что прилично, а что нет. Если уж служанка собиралась на своём стоять, то с места её и упряжка тягловых лошадей сдвинуть не смогла бы. Да что там! И новомодной самоходке с этим многотрудным делом не под силу сладить было. Но вот достойного ответа на угрозу… Впрочем, не угрозу даже, а простую констатацию факта, да ещё высказанную таким скучливым тоном, она не нашла.

— Башку отверну, — повторил Арчер.

— Ну идите, коли вам так восхотелось, — сдалась Айда, подаваясь в сторону от двери. — Тока барышни и впрямь нету. Как с утра ускакала, так до сих пор не явилась.

— Об этом я и сам догадался, — нахал передал служанке цилиндр с щегольскими светлыми перчаткам, а вот трость предпочёл при себе оставить. — Собственно, я хотел видеть господина Крайта.

— А вот на то никакой возможности нету! — вспылила старушка. — Хворает он.

На сей раз Арчер даже на угрозы размениваться не стал, просто глянул так неприятно, бровь приподняв. Айда пожевала морщинистыми губами, будто сплюнуть собираясь, развернулась, гневно метнув юбками, и потопала к лестнице, бубня под нос. Странно, но чем дальше она отходила, тем отчётливее становился бубнёж. А когда старуха на второй этаж поднялась, брюнет про себя уже всю правду знал: нахал, наглец, которого от порога приличного дома поганой метлой гнать надо. И, вообще, такие как он, хуже шелудивых псов, да простит Небо, так ведь против правды не попрёшь.

Но мнением служанки Арчер не заинтересовался, смущаться не стал, впрочем, излишне нагличать тоже. Остался стоять, дожидаясь хозяина, а когда тот появился, отвесил поклон и даже не ухмыльнулся.

— Майор Крайт, — поприветствовал учтиво.

— Полковник, — холодно поправил Карт. — С кем имею честь?..

— Прошу прощения, запамятовал, что вас внеочередным званием наградили. За Зелёный мыс, не так ли? Разрешите выразить своё восхищение, операция была проведена филигранно. Заверяю, я был на стороне тех, кто…

— Вы кто такой? — хмуро перебил Крайт.

— С вашего позволения, Арчер, ударение на «е», — скромно представился брюнет.

— Даже так? — помолчав и вдоволь щеголем налюбовавшись, подал голос Карт. — И чем я заинтересовал самого главу Королевской службы?

— Видите ли, дело, скорее, не в вас, а в вашей родственнице, прелестной госпоже Арьере. Но, может, мы всё же присядем?

Карт не вздрогнул, не побледнел, впрочем, больше бледнеть ему и некуда было.

— Что с ней? — только и спросил.

— Надеюсь, что ничего страшного, — успокоил Арчер, без позволения усаживаясь в кресло, приглашения так и не дождавшись. — Но подозреваю, что всё и ещё немного сверху. Только прежде чем перейти к нынешним трудностям госпожи Арьере, придётся ввести вас в курс дела. Потому как, подозреваю, вы понятия не имеете, экая каша здесь заварилась. Знаете ли, с милейшей Тиль я знаком не так долго, но успел сделать определённые выводы. Как правило, дамы, подобные ей, даже с близкими делиться не любят.

— А можно сразу к сути перейти? — мрачно поинтересовался Карт.

— Нельзя, — опечалился Арчер, складывая ладони на трости. — Придётся начать с событий, произошедших больше пятнадцати лет назад. А если уж совсем точным быть, то с гибели родителей госпожи Арьере. Кстати, кем вам приходился её отец?

— Кажется, двоюродным братом. Я не слишком разбираюсь в родственных связях.

— Собственно, никакого значения это не имеет. Ну приступим. Около тридцати лет назад, после некого семейного скандала, Тодас Крайт, имея в кармане сущие гроши, вместе с супругой покинул нашу страну и переселился в Колонии. Одно немаловажное замечание: в своё время, благодаря попечительству дяди, Берри Крайта, юноша получил поистине блестящее образование. Но применения ему найти не смог, собственности не имел, источника дохода тоже и жил фактически на иждивении всё того же дядюшки. Зато первый свой патент он продал, не прожив в колониях и полутора лет. Дальше его благосостояние вместе с работоспособностью лишь росли, Крайт сотрудничал с крупнейшими производителями и, между прочим, правительством.

— Какое это имеет отношение к тому, что происходит сейчас? — занервничал Карт.

— Прямое, — отрезал Арчер. — Повторяю, Тодас был очень плодовит и дальновиден. Дальновиден в научном плане. Многие темы, начатые им, разрабатываются до сих пор. И когда он погиб, за его архивами началась настоящая охота. Бумаги хотели получить многие: корпорации, правительство колоний, корона — ведь дочь Крайта хоть и родилась там, вернулась на родину родителей. Но расторопней всех оказался Берри. Не спрашивайте, каким образом он сумел это провернуть, не знаю, хотя и догадываюсь.

— А с чего вы взяли, будто у Берри вообще что-то было?

— И этого я сказать не могу, но каким-то образом он сумел убедить высших королевских чинов. Более того, мастер составил завещание, согласно которому после его смерти архив должен оказаться в распоряжении короны. Взамен старик потребовал защиты и обеспечения неприкосновенности Тильды Крайт и её наследства. Вы понимаете, вопрос этот решался на высшем уровне. Нашему правительству пришлось убедить колонистов забыть о существовании девочки и любых посягательствах на неё и имущество. Поверьте, сделать это было совсем непросто.

— Верю, — буркнул Карт, — Не верю, что ваша контора терпеливо ждала, когда Берри на Небо отправится. Если уж какие-то чертежи так ценны… — полковник обозначил удивление, разведя ладони.

— Ну и правильно не верите, — легко согласился Арчер. — Всё пробовали: и следили за ним, и воров подсылали. Половина прислуги старательно докладывала о каждом шаге Крайта, но увы!

— А потрясти старика вам милосердие помешало? — хмыкнул Карт.

— Здравый смысл. Как только деньги племянника попали Берри в руки, он мгновенно оброс такими связями, что к нему и близко подойти стало страшно.

— В общем, ваша контора в очередной раз не словила мышей.

— Можно сказать и так, — не стал спорить Арчер. — Да, и честно говоря, мы рассчитывали на скорую смерть вашего дяди, только старый хрыч сумел надуть. Но с год назад поползли слухи о том, что его кончина действительно не за горами, а сам Крайт впал в слабоумие. Тут, конечно, все зашевелились, колонисты тоже. Договорённость договорённостью, а не использовать шанс стащить под шумок лакомый кусок — себя не уважать. Прежде всего, и мы и они попытались поближе подобраться к госпоже Арьере.

— То есть, попробовали ей втюхать любовника или подругу?

— Именно, и то и другое. — Кажется, способности смущаться Арчер был лишён полностью.

— Хотите, скажу, чем это всё закончилось? — развеселился Карт. — Она ни демона не поняла, а «любовников» просто не заметила.

— Совершенно верно, — кивнул брюнет. — В вашей родственнице странно уживаются холодный ум учёного, способного просчитать причинно-следственные связи, крайне низкое мнение о собственной персоне и поистине детская наивность. К сожалению, последние два качества, видимо, в силу женской природы, преобладают над первым.

— Давайте оставим душевные качества кузины в покое, — огрызнулся Карт. — Так Берри умер. И что дальше?

— А дальше оказалось, что в завещании про бумаги ни слова не сказано. То есть руки у всех развязались. Думается, старый Крайт собирался под занавес подложить гигантскую свинью, и обезопасить обожаемую воспитанницу до конца её дней, но вмешалось слабоумие. Впрочем, это только мои догадки. Госпожа же Арьере, вместо того, чтобы спокойно разбираться с наследством, вдруг сорвалась сюда, в дядино поместье.

— И имперские служаки решили, что она поехала за бумагами, а вы лично отправились следом?

— А что ещё мы должны были решить? — пожал плечами Арчер. — И да, я отправился лично. Потому что с тех пор, как пошёл слух о скорой смерти Берри, вокруг его поместья начал крутиться очень неприятный тип, которого мы уже три года поймать не можем.

— Кажется, ваша контора вообще мало на что способна, — усмехнулся Карт.

— Обойдёмся без оскорблений, — миролюбиво предложил Арчер, — и я и вы одинаково верно служим короне в меру своих сил и возможностей. А на мастера Доусена у нас на самом деле ничего нет.

— На кого?!

— Сядьте. И оставьте истерические реакции нежным барышням. Кулаки попусту тоже сжимать не стоит. Джерк Доусен. Официально — поставщик и объездчик лошадей. Неофициально — агент, специалист по улаживанию щекотливых ситуаций. Но, повторюсь, за руку его поймать не удалось, а домыслы к делу не пришьёшь. На основе догадок человека даже из страны выдворить не удастся. Да и выкинешь одного, тут же явится другой, а его ещё пойди вычисли.

— Та-ак, — не без труда выговорил Карт. Крайт сцепил пальцы в замок, опёрся локтями о колени, наклонился вперёд, рассматривая ковёр у себя под ногами. — Ситуация более-менее понятна. Зачем вы сейчас явились?

— Дело в том, что за Доусеном присматривают. Задействовать наших умельцев, я, понятно, не мог. Здесь каждый новый человек как на ладони, потому нанял местных мальчишек. Вот один из них… В общем, сегодня утром госпожа Арьере посетила некий заброшенный дом, находящийся неподалёку отсюда. Вслед за ней в развалины вошёл Доусен, примерно через полчаса вышел, держа даму на руках. И, прихватив лошадь, которую барышня в кустах оставила, скрылся вместе с ней в неизвестном направлении. В смысле, скрылся он, прихватив и лошадь, и Арьере.

— Почему в неизвестном? — после немалой паузы, которую Арчер прерывать и не собирался, поинтересовался Карт.

— Потому что малолетний идиот, вместо того, чтобы попытаться проследить за колонистом, помчался докладывать об увиденном мне.

Карт молча кивнул, принимая объяснение.

— Послушайте, полковник. У Доусена в руках, кроме дамы, ничего не было. А архив — это не один листок, его в карман не положишь. Значит, он ещё не нашёл бумаги, дом я тут же тщательно обыскал, там ничего нет, — Арчер тоже вперёд подался, заговорил горячо, видимо, убедить пытаясь. — Поэтому и пришёл к вам. То, что госпожа Арьере пропала, вы бы уже к вечеру обнаружили. И, конечно, развели бурную деятельность. Это хорошо и правильно, но деятельность должна быть конструктивной и не мешать мне, понимаете?

— Не слишком, — хрипло выдавил Карт.

— Отправляйтесь сейчас в постель и до утра ничего не предпринимайте. Завтра же пусть ваша служанка бежит к мировому судье. Поднимайте людей, отправьте телеграмму господину Арьере, пусть он пришлёт столичных сыщиков. Всё должно выглядеть естественно, теперь уяснили?

— Теперь уяснил, — тяжело, как слон, кивнул Карт. — Всё должно выглядеть естественно. Это поможет найти бумаги и поймать Доусена.

— Я очень рад, что мы нашли общий язык, — Арчер, довольно улыбаясь, откинулся на спинку кресла.

Крайт поднял голову, глядя на брюнета исподлобья.

— Пошёл ты в… — посоветовал полковник почти дружелюбно. — Вместе с… архивом, — уточнил, подумав.

Встал и вышел из гостиной, прощанием себя не утруждая.

* * *

Отломать дужку, за которую лампу на крючок или там гвоздь вешают, оказалось совсем несложно. Но в простоте как раз проблема и крылась, металл был слишком мягким. Пришлось Тиль немало времени потратить, чтобы с помощью этой дужки выцарапать из чуть подгнившего бока столба гвоздь.

Щепочка за щепочкой, раскачивая ржавую, неудобную, постоянно выскальзывающую из пальцев шляпку, загоняя занозы куда только можно и куда нельзя загоняя тоже, Арьере всё-таки добыла железный штырь. Дальше, с уже отработанной технологией, дело пошло веселее, хотя раскачать и то ли вывернуть, то ли выдернуть кольцо, через которое была цепь пропущена, оказалось куда сложнее, с таким трудом добытый гвоздь Тильда умудрилась едва не в дугу согнуть. Но справилась же!

Засунув цепочку за пояс, чтобы не мешалась, грея задеревеневшие от холода ладони дыханием, доктор не без труда встала — замёрзшие ноги слушаться не хотели. Кое-как, спотыкаясь, Тиль добрела до ворот, молясь, чтобы калитка оказалась незапертой. В кой-то веки Небо решило ответить на просьбы, явило чудо: на створке даже запора не было. Но на этом везение кончилось, потому что за стенами сарая ни оказалось ничего. То есть вообще. Лишь непроницаемая темнота, наполненная тихим побулькиванием и вздохами болота. Луна висела белесым крохотным мячиком, практически не давая света, лишь делая тени плотнее.

Тиль постояла на пороге, и вернулась в сарай, к лампе. Даже обойти ангар снаружи она не решилась, боясь угодить в топь. Но спокойно сидеть на подстилке, дожидаясь утра, сил не было, нервное напряжение требовало выхода, да и холод донимал. Арьере снова на ноги поднялась, подошла к агрегату в углу, попыталась стянуть брезент — всё-таки какая-никакая, а защита.

Ткань подавалась с трудом, словно сопротивляясь, цеплялась за выступы, ложилась у ног тяжёлыми, негнущимися складками, а машина, лишённая чехла, будто в размерах уменьшилась, сжалась стыдливо.

Доктор отошла на несколько шагов, разглядывая агрегат. Кажется, это был аппарат для срезания торфа. По крайней мере, другого применения странному гибриду огромной расчёски и лопаты, торчащими спереди конструкции, смахивающей на стальной скелет, Тиль придумать не могла. Машина была явно старой, пожившей и послужившей. Латунная табличка с логотипом сборщика, затёрлась почти до зеркальной гладкости.

Арьере наклонилась, сколупнув ногтем чешуйку высохшей грязи, прищурилась, рассматривая цифры. Хмыкнула, обошла аппарат сзади, сунула руку под стальную перекладину.

— Ну и дела, — пробормотала под нос, садясь на корточки, цепляя пальцем крышечку крохотного люка, — кто бы мог подумать? Ведь рухлядь же рухлядью…

* * *

— А я тебе говорю, разворачивай! Чего ты искать собрался? И где? Полётных карт нет, видимость нулевая, идём на чистой чуйке! Да ты на себя посмотри, едва штурвал держишь! Вырубишься и чего мне делать? Самому машину сажать?

Грег нудел не хуже столетней бабки и, кажется, запас его брюзжания был поистине неистощим. Карт бы на его месте давно плюнул: ну а смысл повторять одно и то же в пятнадцатый раз? Самому же надоест! Но спириту не надоедало.

Отключить бы его, да никак. Вот будь за стеклом кабины хоть чуточку посветлее, хоть самый ранний рассвет, а не глухая ночь — точно бы вырубил. Но ориентироваться приходилось исключительно по приборам.

— Держи горизонт, придурок! Куда тебя несёт? Опять в море искупаться решил? Потерял малышку, а теперь ломится, как баран.

— Там она, — пробормотал Крайт неведомо кому, больше себе, наверное, потому что спирит убеждаться и не собирался. Собственно, он во всём был абсолютно прав, и это бесило больше всего. — Я чувствую.

— Ты посмотри, какой чувствительный! — равнодушно-машинным тоном восхитился Грег. — Знать надо, а не чувствовать. Поворачивай, говорю. Всё равно видимость, как в Великую ночь, не видно ж ни зги. Как ты искать собрался?

— Я чувствую, — из чистого упрямства пробормотал Крайт, вытирая подбородок о плечо — пот тёк из-под шлема, полз скользкими гусеницами по вискам, щекам, но выпустить штурвал из рук Карт не решался — пальцы в самом деле дрожали, как у паралитика.

— А я вот ни хрена не чувствую! — вконец разошёлся Грег.

Карт ощутил, как дрогнули крылья, поворачиваясь к воздушному потоку ребром, зачерпывая ветер подкрылками; как изогнулся хвост — спирит перехватывал управление. И тут что-то произошло. Полковнику даже примерещилось: Грег просто куда-то пропал, исчез. А, может, это сам Крайт очутился в безвременье, вне пространства? Лишь Небо знает, что на самом деле произошло, только машина на панический удар сердца попросту замерла в воздухе.

— Я слышу… — странно выдал спирит — если б речь шла о человеке, Карт бы сказал, что он это благоговейно прошептал. — Слышу, представляешь?

— Что?

— Смотри! Вниз смотри!

Штурвал дёрнулся, толкнув Карта в ладони, вывернулся из рук. Машина накренилась, почти встав на левое крыло, ветер завыл, облизывая кабину — напор был таким, что и в шлемофоне слышно. А далеко-далеко внизу, в сплошной черноте, мелькнули четыре крошечных огонька. Мелькнули и тут же уплыли вбок и назад.

— Видел? Нет, ты видел? Молодца, малышка!

— Сигнальные костры… — наконец, додумался Крайт.

— А то! Вот это наша девочка! Иду на второй заход!

Квадрат, вырезанный из океана темноты четырьмя чуть мерцающими углами, снова пронёсся под брюхом машины и растаял за хвостом. Но он был, совершенно точно был. Вот только чересчур, до обидного маленький, не больше половины ладони.

— Не сядем, — вынес вердикт Карт, глянув на альтиметр[1]. — Я даже не знаю, что там внизу.

— Сядем, — решил спирит. — Не лес — это главное, а гор тут нет. Сядем!

— Ты полный идиот, — решил Крайт, поудобнее перехватывая рукояти штурвала.

— Я ас! — отозвался Грег. — Понесла-ась!

* * *

Время тянулось мучительно медленно, Тиль казалось, что прошли часы. Она даже удивляться начала, почему небо не светлеет, казалось, что рассвет должен был давно наступить, но ночь всё тянулась и тянулась, будто вернулась та, Вечная.

Но больше темноты пугало то, что костры начали приседать, гаснуть. Арьере успела всю солому спалить, даже труху с пола горстями собрала. Попробовала отодрать со стен сарая доски, но ничего не вышло, сил не хватило. Рискнула было нарвать осоки, но поскользнулась и едва не съехала по мокрой глине в болото. Оставалось только ждать не слишком понятно чего.

И это ожидаемое всё же явилось. Да так, что Тиль, сидящая у потухающего костра, шарахнулась в сторону, позабыв встать, больно ударившись локтем. Просто воздух за её спиной будто взорвался, толкнул плотной волной, запорошил глаза невесть откуда взявшейся пылью. И только потом обрушился звук: громадный, глушащий, будто удар палкой по голове. Гигантская тень, чернее самой ночи, но с отражёнными всполохами пламени, выросла над сараем и начала медленно, неотвратимо-медленно падать на Арьере — точь-в-точь давний кошмар.

Тильда, оцепеневшая кроликом, неспособная сообразить даже, как дышать, разглядела толстые бугристые швы сварки, клёпки, подпалины на полированной стали. Волна жара окатила, горячий ветер растрепал волосы, заставив зажмуриться — и стена пронеслась поверху. Где-то за спиной страшно бухнуло, настоящий гейзер горячей грязи окатил и Тиль, и ангар, и, кажется, даже небо.

Арьере неловко, как жук, перевернулась, встав на четвереньки, обернулась в панике — и ничего не поняла. Сегментированный, изогнутый, будто у атакующего скорпиона хвост торчал из ходящей волнами грязи, а за этой стальной дугой поблёскивало ещё что-то. Это «что-то» вдруг откинулось, как крышка шкатулки и непонятно откуда — примерещилось, что прямо из болота — выросла мужская фигура.

— Тиль, отойди в сторону, пожалуйста, — попросил силуэт до боли знакомым голосом.

— Не стоит, мэм. Оставайтесь на месте, — сказали тут же и тоже очень знакомо.

Тильда глянула через плечо — Доусен, страшный, как лесовик или болотник, заляпанный тиной едва не по пояс, даже, кажется, с космами травы на сапогах, стоял у угла сарая, лишённого крыши — когда её снесло и куда она подевалась, доктор сообразить не сумела. Зато револьвер колониста она разглядела очень отчётливо. Впрочем, точно такой же посверкивал синеватыми искрами запала и в руке Крайта. Арьере посмотрела, убедилась, что в глазах у неё не двоится и ничего такого не мерещилось.

И вот тут в её голове стало ясно-ясно, будто даже умыто.

Тильда кое-как, наступая коленями на насквозь промокший подол, подгребла под себя ноги, опёрлась руками об окончательно раскисшую землю.

— Отойди в сторону! — резко приказал Крайт.

Где-то приглушённо, но разом, словно проснувшись, истошно залаяли собаки. А, может, они давно тявкали, просто Арьере не слышала. И ещё вроде бы, наконец, светлеть стало или темень разжижили огни, ещё далёкие, но явно двигающиеся.

Тильда встала, зачем-то попыталась юбку отряхнуть, повернулась к Джерку, загораживая его от Крайта.

— Благодарю вас, мэм, — продемонстрировал хорошее воспитание Доусен.

— Тиль! — предупреждающе окликнул Карт.

— Убирайся отсюда, — слова выговаривались с трудом, застревали в горле. Их приходилось на самом деле силой выталкивать, напрягать мышцы.

— Тиль! — снова подал голос Крайт.

— Убирайся! Немедленно.

— Как скажете, госпожа Арьере, — Джерк двумя пальцами приподнял полу шляпы, попятился и растворился в черноте, будто сахар в чае.

А Тильда снова на землю села, ноги хозяйку напрочь держать отказывались. Карт подошёл, накинул на доктора тяжёлую, пахнущую маслом и железом куртку, сам рядом пристроился, обнял, заставив положить голову себе на плечо.

— Ну и зачем? — спросил тихо.

— Он ничего плохого мне не сделал.

— И что? Теперь станем прощать всех, кто ничего плохого сделать не успел?

Тиль вывернула шею, заглядывая в лицо Крайта — и ничего толком не разглядела, лишь профиль, подсвеченный невесть как уцелевшим, упрямо пытающимся разгореться костром.

— А, может, просто ну их всех? — предложила жалобно.

— Тоже неплохой вариант, — согласился Карт после немалой паузы и обнял Тильду крепче, прижимая к боку.

А собаки всё лаяли, будто зверя гнали.

[1] Альтиметр — прибор, измеряющий высоту.