Глава четырнадцатая

Чего хочет женщина, того хочет бог. Только скажите какой, чтобы с этим сумасшедшим не связаться ненароком

(Из записок старого ловеласа)

Шай всё знал. И ждал. Хотя это стало понятно далеко не сразу. Поначалу всё выглядело не слишком оптимистично.

Из замка ифовет, видимо, галопом выехал. Да ещё каким галопом-то. Цитадель Шаррахов отсюда без особого труда разглядеть можно было: поблескивали на фоне выцветшего неба игольчатые шпили, прядями тумана белели арки, зеленела внизу опушка леса. А лошадь под молодым демоном вся в мыле, грызла удила, дико выкаченным глазом кося, никак успокоиться не могла. То и дело шла боком, вскидывала морду, стараясь выдрать из рук поводья, припадала на зад, всхрапывала. Блондин осаживал животину и будто не замечал этого. Тело-то здесь, а мысли в далёком далёко.

Голову ифовет опустил, да ещё и под капюшоном спрятался от садящегося, но до сих пор палящего солнца. И всё равно заметно — хмурится. Если он всё же переговорил с отцом, как обещал, то в ответе лорда сомневаться не приходилось. То ли не отличался старый Шаррах чрезмерной суеверностью, то ли его и впрямь убедили, что никакая не мифическая страсть сына посетила, а обыкновенная блажь, но в просьбе явно отказал. Вот и бесился демон, загнал коня. А теперь раздумывал над вечными, как сама Тьма дилеммами: кто виноват и что делать.

Шер чуть позади держался, с разговорами к молодому лорду не лез, лишь поглядывал озабоченно и, пожалуй, сочувственно. Только когда Шай с лысой, вытоптанной колеи в траву свернуть вздумал, голос подал.

— Может, вернёмся? — сказал негромко, но озабоченно. — Патрули говорили, что вокруг степняки шныряют, — блондин от него даже отмахиваться не стал — вообще никак не отреагировал. — Воля твоя. У каждого своя судьба.

Последнюю фразу он выкрикнул почти, выпрямился на стременах, натянув поводья струнами. Вот тут-то всё и началось.

Кто считает, будто в степи укрыться сложно, тот крупно ошибается. Это рядом со столицей в траве даже полёвке спрятаться сложно, а в густом, высоком разнотравье при должных навыках и всадник укрыться может. Правда, те, кто меж стеблей тенями проступили, лошадями пренебрегли. Но, пожалуй, у ифовета, верхом ехавшего, перед пешими никакого преимущества не имелось.

Демоны, в жёлто-бурое одетые, с разлинованными ореховой краской лицами, вмиг окружили наездников — мимо не проедешь, только поверх голов прыгать. И на стёжку они выходить не спешили. Трава колыхалась в вечном прибое, обманывала: вроде и три шага до ближайшего засадника, а присмотришься, так и все семь.

— Слезай с коня, Шаррах, — глухо приказал один.

Лорд ему отвечать не стал. Взметнулся серый плащ, накрыв говорившего с головой. Мелькнуло, пролетело по воздуху, сверкнув серебром — кто-то захрипел, упал назад, промяв в траве котловину. На миг — на очень короткие миг — Арха увидела ифовета, стоявшего чуть сгорбившись на седле с двумя клинками в безвольно, вяло опущенных руках. Демон прыгнул, будто даже замерев на удар сердца в воздухе — белое свечение заходящего солнца высветлило тёмную фигуру. И пропал.

Битва между теми, кто действительно умеет клинки в руках держать, зрелище совсем не увлекательное и не эффектное. Собственно, стороннему зрителю и смотреть не на что: движение есть и его много. Гораздо больше, чем осознать получается, а понимания где, кто, что нет.

Зато можно понаблюдать за умирающими. Они вываливаются из боя, будто центробежной силой выброшенные. Скручиваются личинками, скулят по-щенячьи, пытаясь запихать в живот пузырями продавливающиеся сквозь пальцы внутренности. Плашмя падают на спину, раскинув руки крестом, конвульсивно взрывая каблуками землю. Опускаются плавно, будто издеваясь, переигрывая, щедро плеща на притухшее золото травы кармином. Они такие разные.

А ещё можно насладиться ароматом битвы. Вояки говорят, будто она пахнет кровью. Вполне возможно и так. Но это потом, когда первый шок и запал проходит. Настоящий, исконный запах смерти — это вонь дерьма, мочи и пыли.

У битвы есть и своя музыка. Пение клинков, звон стали, крики — всё так. Но эту героическую мелодию перекрывает мат: отборный, ядрёный и… беспомощно-неверящий. Почему-то до конца, до того момента, когда глаза становятся как у снулой рыбы, подёргиваются белесой плёнкой, никто не верит, что на самом деле умирает. Боль есть, страх есть, а веры нет. Всё ведь обойдётся, правда?

Клубок пыли и движения распался, будто этой самой пылью и рассыпался. Тихо вдруг стало так и неподвижно. Лишь где-то ржал напугано конь — довольно далеко. Да барабаном отдавались на стёжке шаги убегающего демона.

Шай, стоящий на колене в неестественной, даже картинной позе — с отведёнными назад руками, с ловящими солнечные зайчики клинками — не спеша встал, выпрямился, махнул. Слегка изогнутый меч полетел тяжело. Впереди кто-то вскрикнул — кто именно за завесой пыли не разглядеть.

Ифовет, по-прежнему никуда не торопясь убрал оставшийся клинок в ножны — не с первого раза в устье попал, пришлось придерживать. Тыльной стороной ладони вытер лицо, но только кровь по щеке размазал, руки-то тоже все мокрые были. Пошёл вразвалочку.

Шер лежал на животе, медленно и неловко загребая конечностями — как жук или младенец. Видимо, меч, валяющийся рядом, ему оголовьем меж лопаток или по шее угодил. А, может, по крестцу. Убить не убил, даже и вреда серьёзного не нанёс, но отшиб хребет знатно.

Шаррах подошёл к демону, присел на корточки, мотнул головой, перекидывая блондинистый хвост через плечо. Оглядел лежащего с макушки до пяток, а потом обратно. И только после этого перевернул. Небесноглазый таращился на него, беззвучно шлёпая губами. Непонятно, что сказать хотел.

— Нет, ты в серьёз думал, что у тебя получится? — голову к плечу наклонив, поинтересовался Шай. Арха не видела его лица и видеть не хотела. Впрочем, Шер, кажется, с ней полностью солидарен был. — Нет, ну честно! Верил, что я на это фуфло куплюсь? Придурок, меня в императорские гвардейцы готовят. Я у Харрата воспитывался. Знаешь, что это значит? — ифовет подтянул к себе валяющийся на земле меч, обстоятельно отёр его о жилетку Шера, поднял — между лезвием и выкаченными в ужасе глазами волос, наверное, ещё бы пролез, а больше там ничего не поместилось. — Это значит, что ко мне близко подходить не стоит. В следующий раз задумаете грохнуть, берите луки.

— Мы с тобой с детства… — прохрипел Шер с натугой, будто у него горло до самого нёба песком забито было.

Шай кивнул. Нагнулся над лежащим низко, собираясь, наверное, что-то важное сказать. Только смотрел он почему-то в сторону, голову отвернул.

— Ещё один маленький секрет, — шепнул блондин почти нежно. — Первое, чему учат там, где я был: не верить никому. Никому, ты понял? — лезвие клинка легло на переносицу, продавив багровую вмятину, перечертило небесно-голубые глаза, которые, казалось, вот-вот лопнуть должны. — Не слышу ответа.

Шер, конечно, не кивнул. Да что там! Он даже и моргнуть бы не сумел. Но, видимо, Шай что-то уловил. Потому как встал, убрал и второй меч в ножны. Свистнул громко, резко, коня подзывая.

— Остальным то же передай, — бросил.

На замершего, боявшегося шевельнуться демона он не смотрел.

***

Чему стоило поучиться у ифоветских женщин, так это умению с помощью минимальных средств превращать убогую комнату во вполне уютное жилище. Драпировки по каменным стенам развесили, занавески на окна нацепили, постель накрыли красивым покрывалом, цветочки немудрёные расставили — и вот уже не келья, а эдакий уютный уголок с явным намёком.

Впрочем, самым очевидным намёком тут Ирда служила. У ифоветок ещё одному таланту научиться стоило: одеваться так, чтобы казаться полностью раздетой. Хотя, вполне возможно, что и абсолютно голой рыжая выглядела бы гораздо менее… неприличной.

— Ты ещё там, там надушись, чтоб пахло приятно, — велела нянька, настойчиво пытаясь сунуть в руки девушки гранёный хрустальный флакон, — демонесса от неё только отмахнулась, наклонилась к зеркалу, подрумянила чересчур бледное лицо, поправила мизинцем помаду. — А уж намазалась-то! Думаешь, мужу твоему приятно будет всю эту краску слизывать?

— Для мужа я умоюсь, а Нош и без облизывания обойдётся — огрызнулась девушка. — Ты маковое молоко везде добавила?

— А как же? Как ты велела, ласточка моя, так и сделала. И в вино капнула, и в подливку, в салат тожить. Только в крем не сумела, взбитый он. А вина много не пей, туда я больше всего набулькала.

— Ну и хорошо, буду изображать сладкоежку, — улыбнулась Ирда, разглядывая собственное отражение.

И поморщилась. Радостной улыбка не выглядела. Скорее уж нервной.

— А, может, примеришься всё же? — неуверенно попросила служанка. — Ну что за дело задумала? Мужа-то наречённого во Тьму отправлять… Не хорошо это. Да и неведомо, получится ли. Он вон бугай какой. Могёт ведь так статься, что тока задрыхнет от твоего молока макового, а помереть не помрёт. Что делать будешь?

— Сдохнет, никуда не денется, — мрачно пообещала демонесса, кулачки сжимая. — Мы полный флакон извели. Столько и лошадь свалит.

— А как заподозрит он что? — не сдавалась нянька. — Тебе ведь пить-есть тоже придётся. Сама отравы наглотаешься! Много ли надо? Чай не лошадь.

— Я по чуть-чуть. Потом ты ведьму приведёшь, и всё хорошо будет.

— А если…

— Прекрати! — Ирда обернулась к причитающей старухе так резко, что Архе показалось: сейчас ударит. — Прекрати немедленно! Я никому Шая не отдам, ясно? И всё сделаю, лишь бы с ним ничего не случилось. Всё! Да и какая разница? Мне без него жизни нет.

— Ох, не к добру это, — горько вздохнула нянька, отвернулась, украдкой передником слезы утерев, — ох. Не к добру. Недаром же говорят: ничегошеньки путного от того шер-ка не бывает.

— Перестань, пожалуйста, — устало, мигом весь свой пыл растеряв, попросила рыжая. — Без того тошно. И страшно.

Старуха потянулась было, хотела, наверное, воспитанницу обнять, да не успела. Нош явно тяготел к театральным эффектам. А, может, везение у него такое — появляться в самый напряжённый момент.

Демон без скрипа дверь открыл — женщины его и не заметили бы, стой они спиной — но входить не спешил. Постоял, оценивающе комнату рассматривая. Потом Ирду не менее оценивающим взглядом окинул, прицокнул языком одобрительно.

— Чего же боится моя драгоценная супруга? — спросил, слова растягивая.

— Своего мужа и повелителя, — помолчав, ответила всё-таки демонесса. — И того, что он теперь откажется от меня.

— Похвальная покорность, — одобрительно кивнул ифовет. — Только неожиданная. Что вас заставило изменить своё мнение, леди?

— Здравый смысл, — почти прошептала Ирда.

Постояла, губу кусая и глядя куда-то поверх плеча демона. Шагнула вперёд, да и опустилась на колени. Согнулась-сложилась, поцеловав мысок начищенного сапога, лбом к нему прижалась. Нош этому и не удивился. Наоборот, будто ждал подобного.

— Так ты признаешь меня своим господином? — спросил холодно.

Пнуть-то он не пнул, а только подпихнул рыжую ногой. Но получилось всё равно унизительно — в лицо.

— Признаю, — выдавила ифоветка.

— Видишь, как просто? — Нош заботливо помог демонессе с пола подняться, в висок её чмокнул, к столу церемонно подвёл. — Если ты и дальше станешь к гласу разума прислушиваться, то всё у нас хорошо будет. Ну, чем собралась меня угощать?

— Я велела поварам приготовить самые любимые кушанья моего господина. И хотела бы сама поухаживать, без слуг. Разрешишь?

— Ну кто же от такого откажется? — демон на стуле не развалился, сидел прямо и даже не ухмылялся. А всё равно чувствовалось — издевается. — Но ты, конечно, разделишь со мной трапезу? И, надеюсь, моя супруга не из тех женщин, что не едят, а клюют. Во-первых, мне нравятся леди с хорошим аппетитом. А во-вторых, дорогая, сегодня ночью нам обоим потребуется много сил.

— Я никогда не жаловалась на отсутствие аппетита, — отозвалась Ирда спокойно. — А мясо с луковой подливкой любишь не ты один.

И руки у неё не дрожали, под действительно толстоватым слоем румян бледность не проступила. Демонесса спокойно, не спеша наполнила тарелку ифовета, поставила перед ним. Потом положила себе — не многим меньше. И только после этого села.

— Странно, — хмыкнул демон, поигрывая ножом.

— Что странно?

Рыжая аккуратно отрезала кусочек, тщательно прожевала, прямо глядя на Ноша. Подцепила на вилку крохотную луковую головку, обмакнула в густую подливку, съела и её.

— Ничего, стоящего внимания, видимо, — буркнул ифовет, за еду принимаясь. — Позвольте налить вам вина, леди? Кроме проснувшегося здравого смысла у нас есть ещё один повод отпраздновать.

— Какой же? — спросила Ирда, мило улыбаясь.

Подняла бокал, левой рукой цепочку кулончика-сердечка на палец накручивая.

— На мой взгляд, весомый, — заверил её Нош. — Твой белобрысый любовник нас больше не побеспокоит. Думаю, как раз в этот момент братишка ему сердце вырезает. Но если моя жёнушка будет себя хорошо вести, то есть его я не заставлю.

Демонесса, по-прежнему мягко улыбаясь, стряхнула цепочку с пальца, заново намотала. Крохотные рубинчики в оправе сердечка поблёскивали, ловя лучи заходящего солнца, прокравшиеся в комнату из-под неплотно задёрнутых штор. Деликатно треснула свеча, выплюнув искру в почти невидимое пламя.

Нош ждал.

— Ну что ж, — негромко сказала Ирда, чуть выше подняв фужер. — Повод и мне кажется вполне достойным для праздника. За это нужно пить до дна. Ведь мой господин и повелитель победил.

— Как и всегда, дорогая, — отозвался ифовет, салютуя девушке бокалом, — как и всегда.

— Значит, мне повезло с мужем, — Ирда поставила на стол пустой фужер. — Положить вам рагу, повелитель? Мне кажется, что сегодня кролик повару особенно удался. Я попросила положить побольше укропа в сливки.

— С удовольствием попробую. Ещё вина?

— Конечно. Ведь мне сегодня понадобится много сил.

Старая нянька, спрятавшаяся за жёсткими складками кроватного балдахина, сползла спиной по стене, опустившись на пол. Она не всхлипывала. Край фартука, обеими руками к лицу прижатый, не дал. Ну а слёзы и так текут бесшумно.

***

Наблюдать за чужой болью стыдно. За болью близкого ещё и неудобно. А когда ты не можешь ни подойти, ни обнять, ни хотя бы промычать что-нибудь бессмысленно-утешительное приходит ещё и липкое, гадостное, но всё же облегчение. Ведь если от тебя ничего не зависит, можно ничего и не делать.

Арха старалась на блондина не смотреть. Спиной не поворачивалась, но косила в сторону. Туда, где в углу Нош лежал. Выглядел демон тоже малопривлкательно: из-под полуприкрытых век сереет полоска белка, синюшные губы вывернуты в оскале, на подбородке, в тонкой полоске усов малоаппетитные бурые комочки. Да и лежал ифовет в луже собственной рвоты.

Но лучше уж на него, чем на Шая пялиться. И хоть знала прекрасно, что эта история если и не хорошо, то, по крайней мере, трагедией не кончится. Но уши всё равно поджимались, а слезы смаргивать приходилось и колкий ком, в горле застрявший, сглатывать.

Нет, демон не выл, не метался и не бился в истерике. Он вообще молчал и, кажется, даже не шевелился. Вот как упал на колени, прижав к себе по-кукольному безвольную Ирду, так и стоял. Лица его ведунья опять не видела — спрятал ифовет его в растрёпанных рыжих волосах. И снова радовалась этому.

— Что я здесь делаю? — буркнула лекарка.

И ответа, конечно, не получила.

Закрыть бы глаза и не видеть ничего: ни выбитой, сорванной с петель двери, ни почти стянутой со стола скатерти, ни перевёрнутого стула, ни раздавленной розы на полу. Ни руки рыжей ифоветки с аккуратными, синеватыми ногтями. Вот эта рука, повисшая плетью, почему-то пугала больше всего. Своей неправильностью, ненормальностью пугала. Не должна девушка висеть безответным мешком, когда её любящий обнимает.

Да, закрыть бы глаза. Только они почему-то не закрывались.

Шай вдруг отмер, аккуратно, будто она из хрусталя сделана, положил рыжую на пол. Поднялся тяжело, будто к ногам его гири привесили.

— Тьма! — не попросил, потребовал, словно право на это имел. — Тьма, к тебе взываю!

Поначалу казалось и ему никто не ответит. Ничего не менялось — всё та же склепная неподвижность мёртвой комнаты. Но когда уже и сердце секунды отсчитывать устало, и лёгкие начали гореть, потому что Арха, оказывается, дыхание задержала, свет потускнел.

Это не было похоже на обычный переход. Там во мрак проваливаешься как в яму, разом. Сейчас же ведунье казалось, что она тонет, медленно-медленно опускается на глубину, солнца просто не знающую — ничего неприятного или болезненного. Но страшно. Не забиться, не попытаться «всплыть» стоило невероятных усилий.

Наконец, остатки света, звуки и запахи пропали, оставив только плотный ватный мрак.

— Тьма, к тебе взываю… — оборванно, придушено прохрипел Шай где-то рядом.

Рядом, но в то же время голос его со всех сторон звучал.

Как и прежде, черный зал возник неожиданно, вдарив по всем ощущениям разом. Ифовет покачнулся, зашарил руками по воздуху, ища опору, но тут же выпрямился, встав ровно. Как и прежде, огромный трон пустовал. Но сейчас Тьма не сидела на ступеньках, а лежала на них — на ворохе ярких, цветастых подушек. И плотные покрывала сменила тонкая кружевная вуаль, не дающая разглядеть лицо, но совсем не скрывающая тела.

Арха не считала себя знатоком красоты, только богиня была божественно прекрасна — иначе не скажешь. Наверняка даже Адаша могла с полным на то основанием ей завидовать: тонкая, как ивовый прут и такая же гибкая, узкобёдрая, узкоплечая, с едва заметными бугорками грудей, с длинными ровными ногами.

Тьма потянулась, закинув руки за голову. Вуаль соскользнула, обнажая безупречно округлое колено — чёрное, но не по-шаверски матовое, а глянцевое, словно лакированное.

— Ты пришёл меня просить и начал с оскорблений, — лениво, даже сонно протянула богиня. — Разве так нужно приветствовать меня?

Шай опустился на колено поспешно, даже Арха расслышала, как сустав о мрамор ударил. Демон низко склонил голову, почти прижав подбородок к груди.

— Так-то лучше, — кивнула Тьма. — Ну и чего ты хочешь?

— Верни её мне, — глухо, похрипывая выдавил Шай.

— Я у тебя ничего не отбирала, — демон молчал, выдержала паузу и богиня. — Кстати, твоя возлюбленная ещё жива. Даже дышит. Через раз, правда.

Арха с досады зубами скрипнула. Правда же! Маковое молоко вещь коварная, на самом деле и убить может. Но поначалу переборщивший с ним действительно мёртвым выглядит: губы и ногти синеют, дыхание редкое, едва слышное. Впрочем, что это сейчас-то изменить могло?

Кажется, то же понял и ифовет.

— Но она умрёт?

— Несомненно, — согласилась богиня. Перевернулась на бок, рукой на подушки опёрлась. — Ну да ладно, сократим трагическую часть до минимума. Ты хочешь выкупить жизнь своей девицы за… За что?

— У меня ничего нет, — кожа на рукоятях мечей, слишком сильно стиснутых пальцами демона, неприятно скрипнула, взвизгнула почти, — кроме меня самого.

— И зачем мне ещё один демонёнок? Пусть даже и хорошенький. Но знаешь, сколько таких хорошеньких в Бездне?

Шай с ответом не спешил. Вообще в этом разговоре пауз было гораздо больше слов.

— Ты женщина, — кажется, сквозь стиснутые зубы процедил ифовет.

— А вот тут ты ошибаешься.

— Хорошо, ты предпочитаешь женский облик.

— И что с того? А-а, кажется, я догадалась, — голос Тьмы был довольно низким, даже с хрипотцой. А вот смех звонким, почти девичьим. — Мальчик мой, знаешь, сколько вас таких, желающих? Я уж молчу про нежелающих. На выбор: пришедшие, как и ты, продаться за услугу. Фанатики. Отчаявшиеся. Фантазёры. Любители острых ощущений. Мне есть из чего выбрать. Но открою тебе маленькую сладкую тайну. Собственно, вы мне и не нужны. Всё, что необходимо, я могу прочувствовать так же легко, как и…

Богиня театрально щёлкнула пальцами. А вот Шая согнуло совсем не театрально. Ифовет отпустил свои мечи, опираясь дрожащими полусогнутыми руками об пол. Трудно выдохнул, через силу, со змеиным шипением. Вена верёвкой вздулась на его виске. Капля пота улиткой проползла по вспухшей синеве, оставляя за собой мокрую дорожку.

— Ну да, примерно вот так, — будто ничего не случилось, продолжила Тьма. — Причём, заметь, до нюансов, до нот, смертным недоступным. Поэтому вынуждена спросить в очередной и, кстати, последний раз: зачем мне ты?

Демон с явным трудом выпрямился, да и то не до конца, скособочено, всё ещё опираясь на левую руку. Мотнул головой, как оглушённый. И голос его, может, только чуть чётче стал. Зато тон остался твёрдым, убеждающим.

— Никто из них не видит в тебе женщины.

Тьма плавно поднялась со своих подушек — было в ней что-то и от кошки, и от змеи одновременно. Спустилась по широким ступеням, подошла. Вуаль колыхалась вокруг тонких щиколоток, будто собственной волей обладая. Огонь факелов, просвечивающий через тонкую ткань, светился угрожающе-багряным.

Богиня протянула руку, ласково отёрла висок демона, провела пальцем по его губам.

— А ты видишь? — спросила негромко.

— Вижу, — спокойно ответил Шай, глядя на Госпожу снизу вверх. И даже попыток не делая с колен подняться. — Я твой.

***

Возвращение в реальность было малоприятным. Не болезненным, а с толку сбивающим. Арха вполне осознала, что она снова очутилась в комнате, в которой раненый Шай лежал. И ощущение «тогда» мигом сменилось на «сейчас». Но чувство, будто спишь и знаешь, что спишь, не проходило, оказалось слишком сильным.

И впрямь, безумие об руку с Тьмой ходило.

— Убедилась? — спросила та самая подружка сумасшествия. — Даже этот, вроде бы многое обещавший, обманул.

— Разве он не… — начала ведунья и тут же осеклась.

— Он не, — со старушачьей желчностью ответила богиня. — Хитрая тварь, подлая. А по сути шлюха, даром, что в штанах. Хотя, о чём я? Можно подумать, это только женская привилегия.

— Вы сами их такими создали, — почти шёпотом сказала ведунья и то только потому, что Тьма от неё явно ответа ждала.

— Кого?

— Всех.

— Ценное замечание, — фыркнули из-под покрывала. — Но вопрос я тебе всё-таки задам. Как считаешь, договор выполнен справедливо? Он со мной, своей Госпожой, на секундочку, поступил честно? Я дала, что просили. Но никакой любви взамен не получила! Подчинение — это да. Но ничего сверх того!

— Мне кажется, о любви там и речь не шла, — промямлила лекарка, хребтом чуя, что настают её последние минуты.

— Это подразумевалось! — рявкнула Тьма. — Не строй из себя дуру.

— Не буду, — покорно согласилась Арха. — Наверное, вы правы и это подразумевалось. Как и то, что Ирда умрёт. Когда-нибудь. Может, и потом. Как и то, что вернуть не принадлежащее даже вы не можете.

— Ты с чего такой смелой стала? — прошипела богиня.

— Да с того, что это вы постоянно толкуете о свободе выбора и судьбе, своими руками построенной, — вызверилась Арха, ощущая себя казнимым, уже на плаху взошедшим: всё равно впереди только топор и хуже уже ничего случиться не может. — Вы тоже выбираете сами! Хотите себя живой почувствовать, любимой быть? Ну так не сидите и не ждите, что вам всё на блюдечке поднесут! Это вы, а не мы правила игры задаёте. И вы, а не мы ввели принцип «ты мне — я тебе». Влюбиться можно и в красивые глазки. Но любить просто так, ни за что не умеет никто. Чтобы получить, нужно отдавать.

— Закончила? — отчеканила Тьма. — А ты, вообще, соображаешь, с кем говоришь?

— Кажется, не очень, — честно призналась лекарка, лоб потирая. — Но, по-моему, я поняла, о чём говорю.

— Загадочно, — кивнула богиня. — Хорошо же. Раз вам милее трогательная жертвенность, то не моё дело переубеждать. Ты абсолютно справедливо напомнила про свободу. Выбирайте! Кто-то уже выбрал.

Сухой, ехидный и, чего уж там, злобный смешок резанул уши, будто ногтём по стеклу провели. Но «влететь» в чужой разговор, без всякого перехода и предупреждения снова оказаться «там» было ещё неприятнее.

— … есть шанс доказать, что Шер был не прав, — закончил Шай.

Ифовет к сидящей в кресле Ирде спиной стоял. Демон, сложив на пояснице руки, смотрел в окно. Наглухо зашторенное.

— Почему ты ему вообще веришь? — спросила рыжая.

Выглядела она неплохо — совсем не больной и уж тем более не умирающей. Бледновата немного, но, может, просто отсутствие макияжа сказывалось.

— Потому если всё, что он наговорил, правда, то лучшего способа мне отомстить придумать сложно, — ответил демон, не оборачиваясь.

— Это тоже он сказал?

— Да.

— Хорошо, — согласилась рыжая, тщательно разглаживая ладонью платье на коленях, — как мне доказать, что я не хитрая расчётливая мразь, решившая тебя захомутать, заодно, и деньги Ноша прикарманить, а всё случившееся не продуманный спектакль?

— Просто ответь на вопросы. Только честно.

Холодностью тона Шай сейчас мог запросто поспорить с Даном — Арху аж озноб пробрал.

— Спрашивай — кивнула ифоветка.

— Это правда, что вы соединились с Ношем перед Тьмой?

— Я никогда и не говорила, будто ты первый мой мужчина, — ответила демонесса спокойно.

Только ведунья-то видела, что Ирда губу изнутри закусила и сглатывала тяжело, будто у неё горло болело.

— Значит, по нашим законам ты, как его наречённая, получаешь треть состояния Ноша?

— Зачем спрашиваешь, если прекрасно знаешь ответ? Только деньги получу не я. Их выплатит наследник моему будущему мужу.

Шай дёрнул плечом, будто севшую на шею муху сгоняя.

— Какая разница, если твоё приданое теперь раз в пять больше?

— Действительно, никакого, — согласилась Ирда, платье разглаживая.

— Правда, что у тебя было противоядие?

Ведунья готова была уже придушить красавца за палаческий тон: следователь-инквизитор её саму вот так же допрашивал. Лекарке даже примерещилось, будто сырыми камнями запахло и плесенью потянуло.

— Нет, противоядия не было, — ровно ответила демонесса. — Мы договорились, что служанка ведьму приведёт. Но она всё равно не успевала…

Ифовет поднял руку, заставляя девушку замолчать.

— Ты действительно носила ребёнка?

Вот теперь рыжая замялась, нервно губы облизала. Язык у неё тоже раздвоенным оказался. Арха почему-то этого не ожидала. Почему бы? Ведь рыжая тоже ифоветом родилась.

— Да, — ответила, в конце концов, едва слышно.

— И кто отец?

— Не знаю, клянусь Тьмой, не знаю! Всё это…

— И знала, что после этого… — мотнул головой в сторону стола, теперь пустого и даже без скатерти, — от проблемы избавишься?

— Я не думала об этом, честно! Мне даже в голову не пришло!..

— Знала или нет?

Шай повернулся к ней, сложил руки на груди. Его лицо не выражало ничего. Совсем.

— Знала, — ответила Ирда, голову опустив. — У временной жены твоего отца такое случилось. Ведьма сказала, что это из-за макового молока, слишком много принимала и…

— Удобно, — не стал дослушивать Шай. — Знаешь, как это всё выглядит? Попыткой убедить, что ты пыталась спасти меня ценой собственной жизни. Понятно, что такой поступок впечатляет до печёнок. И, главное, никаких препятствий к осуществлению: муж мёртв, ребёнок, который вполне может оказаться не моим, тоже. Доказать, что это твоих рук дело сложно. Ведь сама же и пострадала, едва во Тьму не отправилась. А у Ноша врагов хватало. Даже приданое из весьма скромного доросло до немалого. Да ещё и шер-ка. В общем, остаётся одна дорога. Совместная.

— Я просто хотела…

— Что? Что ты хотела?! Спасти меня от банды идиотов, не знающих, с какого конца за меч браться? — ифовет прищурился нехорошо, ухмыльнулся криво. — Тоже неплохое объяснение. Но не слишком правдоподобное. Уж не ты ли Ношу присоветовала эту засаду устроить?

Ирда не отвечала долго, очень долго. И подол больше не разглаживала, губу не закусывала. Сидела, рассматривая спокойно сложенные на коленях руки.

— Не думаю, что вас здесь ещё что-то задерживает, лорд Шаррах, — сказала всё-таки.

— Вы правы, леди, — ответил Шай, поклон отвесив. — Здесь меня абсолютно ничто не держит. А долги зовут. К сожалению, за собственную наивность и дурость приходится расплачиваться.

— Вынуждена согласиться с вами, — ифоветка поднялась с кресла, присев во вполне придворном реверансе. — Всего хорошего и доброго пути.

— Прощайте, — гавкнул блондин.

Нет, рыжая не заплакала и после того, как дверь за демоном с грохотом захлопнулась. Глаза у неё совершенно сухими остались. Не блестели даже.