Глава пятнадцатая

Свадебные традиции давно устарели. Кому нужен букет невесты? Лучше кидать в толпу холостого мужчину.

(Из наблюдений профессиональной принцессы)

К полудню от прелестей ифоветок Арху начало мутить. Ценность щедро демонстрируемых достоинств демониц была разной, но все они, безусловно, впечатляли. По крайней мере, по мнению присутствующих мужчин, не зря же они так послушно таращились на предлагаемое изобилие! Но если говорить совсем уж честно, тут было на что посмотреть.

Конечно, лекарка к ценителям собственного пола никогда не принадлежала, только вот и её ифоветские невесты равнодушной не оставили — уже первые из них вызвали острый приступ ядовитой зависти. Но оказалось, что и от отравы можно не помереть, а наесться ею до тошноты.

Девицы, по очереди подплывающие к подушкам, на которых восседали глава клана Шаррах, обмотанный бинтами наследник и почётные гости, были обряженны настолько же скудно, насколько и дорого — то есть, наготу в основном пытались прикрыть не тканью, а золотом и драгоценностями. Каждая из претенденток исполняла несколько па, демонстрирующих достоинства красавицы в самом выгодном ракурсе; зачитывала нечто рифмованное, но пониманию Архи недоступное, так как вирши произносились на местном наречии; и отбывала в сторону, к не менее чинно восседающим женихам. Кажется, там ритуал повторялся — ведунье дальний край поляны загораживали стоящие статуями золотомасочные сагреши, то ли охраняющие господ от вассалов, то ли вассалов от господ, то ли просто украшающие собой пейзаж. Но лекарку данное обстоятельство нисколько не расстраивало, желание рассматривать каждую невесту по второму разу отсутствовало напрочь.

Архе изначально ужасно не хотелось на это торжеств идти. На обряды, хотя бы косвенно относящиеся к жениховству и браку, у неё выработалась стойкая аллергия ещё со времён посещения бывших владений Тхия. Но Ирда доходчиво объяснила: проигнорировать приглашение значило смертельно оскорбить не только хозяина, от чего бы ведунье даже стыдно не стало, но и весь род Шаррахов.

Несомненно, старик-ифовет спал и видел, как его незваные гости убираются восвояси. И в этом желании Арха с ним была полностью солидарна. Но, несмотря на усилия лекарки, шаверской ведьмы и суточные бдения Ллил, раненые поправлялись медленно, будто сами выздоравливать не желали. Хаш-эды — и Дан, и Адаш — тоже никуда не торопились, ждали неведомо чего. И старику ифовету приходилось ужом изворачиваться, угождая высоким лордам.

Как известно, в деле пяткоподлизывания и попуцелования перегибов не существует: чем больше, тем лучше — такое пересластить или пересолить невозможно, поэтому папенька Шая средств и сил на ублажение демонов не жалел. А, может, и жалел, но ублажить всё равно пытался. Вот потому семейное торжество, никого, кроме рода не касающееся, превратилось в праздник, на который Шаррах даже степняков позвал. Точнее, приглашена была одна Агной-ара и та чести удостоилась только потому, что Архе родственницей приходилась. Но арычар стесняться не стала, прихватила парочку хозяев соседних стойбищ. Видимо для придания значительности степному «посольству».

И вот теперь вся эта более-менее блистательная толпа вынуждено любовалась потенциальными ифоветскими невестами.

— Я смотрю, тебе это всё не слишком нравится? — даже не пытаясь голоса понизить, спросила Ирда, скривившись, будто происходящее не нравилось именно ей, неловко, левой рукой поправила правую, лежащую на перевязи.

— А что здесь может нравиться? — буркнула ведунья. — По-моему, всё это здорово напоминает бордель: девочки себя показывают, клиенты оценивают.

— Не передёргивай, пожалуйста, — едва слышно попросил Дан, между прочим, в сторону Архи даже не взглянув. Хаш-эд очень занят был — очередную ифоветку рассматривал.

— Ну, извини, — лекарка раздражённо дёрнула манжет, едва его не оторвав, — я же не виновата, что это именно так выглядит.

— Можешь не извиняться, — бесстрастно отозвалась Ирда, — в чём-то ты возможно и права. Только девушки не клиентов ищут, а мужей. Естественно, мужчина сначала должен оценить, что берёт, ему же жить. Или предлагаешь, как у шаверов, несчастному замотанный свёрток совать? Мол, пусть сюрприз будет, порадуется, когда размотает?

— Ничего я не предлагаю! — огрызнулась Арха. — И это как раз неестественно! Жить-то и впрямь до самой Тьмы. Это с женой-то, которую выбрал, потому что у неё большая… красота. А если она стервой окажется или совсем дурой?

— Ну, после Представления Невест вечную жену берут редко, — равнодушно ответила ифоветка, — тут чаще временный брак заключают. Только кому какое дело до невестиного характера? Не мне, конечно, судить, но, кажется, в женитьбе не это главное.

— А что тогда? — оторопела лекарка.

— Ты в постели со своим хаш-эдом отношения выясняешь или, может, умное что обсуждаешь? — спокойно поинтересовалась Ирда, нисколько не смущаясь присутствия того самого хаш-эда, на слух никогда не жаловавшегося.

— Да при чём тут постель?! — чувствуя, что кончики поджавшихся ушей припекать начинает, выпалила Арха. — Не она же главное!

Ирраш, стоящий за креслом Дана, скептически хмыкнул. Шай ухмыльнулся, зачем-то показав лекарке оттопыренный большой палец. Ирда глянула с откровенной жалостью и отвернулась. У лорда Харрата и бровь не дёрнулась.

— Интересная мысль, — протянул Адаш, одобрительно изучающий бюст очередной претендентки, предусмотрительно сунутый венценосному хаш-эду прямо под нос, — а что же тогда главное? Не просветите, кузина? Я вот — по недомыслию, видимо — считал, будто женятся для того, чтобы наследника заиметь. Ну, положение укрепить, финансовые дела поправить, будущее обеспечить — это понятно. Но уж совсем к личным характеристикам никакого отношения не имеет.

— Я не…

Арха глянула на каменно-спокойного Дана, на невесть с чего помрачневшего Тхия, на скучливо зевающего в кулак Шая. Даже через плечо оглянулась — Ирраш ответил ей сонным, даже равнодушным взглядом.

— Ты нет что? — учтиво уточнил принц. — Радость моя лопоухо-наивная, когда же ты повзрослеешь-то и перестанешь в сказки верить? В этом бренном мире муж нужен только для того, чтобы было кому твою очаровательную задницу прикрыть. И, желательно, не дерюгой, а шелками с атласами, цацек на шею навешать, кормить от пуза. Ну а жена исключительно на производства детей требуется. Всяческие же романтические бредни могут позволить себе исключительно беспорточные, типа Тхия. Даже…

— Достаточно, — тихо бросил Дан.

— Ну, достаточно, так достаточно, — не стал спорить довольно ухмыляющийся Адаш. — Рискну только заметить, что невесту ты выбрал вполне грамотно, с размерами… красоты у неё всё в порядке. С головой беда, но, как мы выяснили, это совсем не главное. Когда-нибудь и до нашей очаровательной шаверочки истина, наконец, дойдёт.

— Я сказал: хватит, — напомнил лорд Харрат.

— Молчу-молчу, — подняв руки, будто защищаясь, заверил кронпринц.

— А что так? — прошипела Арха, сжимая кулаки до впившихся в ладони ногтей. Кажется, она ещё и сощурилась — видно было плоховато, физиономия Адаша расплывалась. Хотя, может, это от клокотавшего бешенства зрение резко ухудшилось. — Думаю, что Его Высочеству ещё есть, что сказать. Итак, это только беспорточный Тхия может позволить себе жену по любви выбирать. Ведь даже Ирраш, которому на всех глубоко начхать, до сих пор не женился — не разрешают. И Шай… Ну да Тьма с ними! Речь же обо мне, верно?

— Дан, она сейчас кусаться начнёт или мне кажется? — поинтересовался наследник престола.

— Арха, на самом деле…

Лорд Харрат хотел взять руку ведуньи, но ладонь она выдернула.

— Нет уж, дай Его Высочеству шанс раз и на всегда растолковать, что я зря губы раскатала! Только пусть сначала объяснит, какую такую выгоду он преследовал, когда неких крылатых на четыре стороны отпускал. С наглядными примерами-то пойму лучше! Ведь я уверена, что жалость, симпатия и другие романтические бредни там совсем ни при чём были.

— Арха! — предостерегающе рыкнул Дан.

Одёргивал её хаш-эд абсолютно зря — лекарка и сама уже успокоилась: вытянувшееся закаменевшее лицо кронпринца подействовало лучше всяких окриков и снадобий.

***

Архе начало казаться, что ифоветские невесты никогда не закончатся, и она обречена до свершения Тьмы потеть на подушках, пялясь на худеньких, вполне пропорциональных и пухленьких красавиц. Бледные, смуглые и розовощёкие лица смазались в одно сероватое пятно, густо припорошенное блеском камней. От торжественного речитатива клонило в сон, а плавные движения церемониальных танцев завораживали не хуже дудочки факира.

Даже, кажется, мужчины подустали, на претенденток смотрели без аппетита, больше внимания уделяя поданным фруктам со льдом, чем красавицам. А надувшийся на весь мир кронпринц вроде бы и вовсе заснуть изволил, да и у самой Архи глаза слипались. Потому она едва и не сверзилась с подушек, когда музыка зазвучала. Уж больно неожиданно это произошло: вот только что лишь кузнечики разморено стрекотали, да голоса негромким пчелиным гулом гудели и вдруг нате вам, застонало. Да ещё как противно: с привизгиванием, со срывом на такие запилы, что в зубах ломило — точь-в-точь мающаяся душа во Тьме.

— Ну всё, конец почти, — обрадовался Шай. — Сейчас самых знатных подадут, и можно отчаливать.

— А без музыки их подать никак нельзя? — поинтересовался мигом проснувшийся Адаш.

— Не нравится — заткни уши, — обиделся за родные традиции ифовет. — И слушать тебя никто не просит. Смотри лучше.

А ведунья и без подсказок уже во все глаза таращилась. Подплывающая к ним девушка действительно была хороша и, что самое противное, она прекрасно это осознавала. Потому и смотрела эдак свысока. В смысле, смотрела она только на мужчин, женщин же не замечала с таким мастерством, что Арха мгновенно почувствовала себя проигнорированной, а оттого униженной.

Ну а ещё красотка нацепила на себя очень необычный наряд: полупрозрачный, вроде плащей сагрешей, но золотистый, переливающийся, словно струящийся по телу. И не скрывающий ничего. Наоборот, ифоветка умудрялась выглядеть ещё более голой, чем если бы вышла вообще не прикрытой даже лоскутом.

Демонесса подошла-подплыла к гостям, поклонилась, глядя при этом только на Шая, улыбнулась и…

И то, что Арха поначалу за особо причудливое украшение приняла, приподняло треугольную голову, приоткрыло блеснувшую клыками пасть, высунуло подрагивающий раздвоенный язык, будто дразня.

— Змея, — констатировал Шай, почему-то сбледнув с лица, и нервно облизнулся.

Вероятно, бело-жёлтая, переливающаяся тусклой радугой тварь сочла это за оскорбление и зашипела. Арха, наплевав на приличия, задом сползла с подушек, спрятавшись за расправившего плечи Дана.

— Его зовут Малыш, — томно сообщила красавица, пальцем поглаживая чудовище по тупоносой морде. — Вам не кажется, что он прекрасен?

Ифоветка насмешливо прищурила глаза и приподняла бровь. Одну.

— Не кажется, — пролепетал молодой Шаррах, трудно сглотнув. — В смысле, я уверен, что она… оно… Да, прекрасное… эм… животное. Да.

— Вы не представляете, какие трюки он порой выделывает. Хотите, покажу?

Демонесса по-прежнему просто гладила змею, которой всё происходящее, кажется, категорически не нравилось, но Архе в жесте девицы примерещилось что-то неприличное. Причём настолько, неприличное, что захотелось не просто отвернуться, а ещё и голову под подушку сунуть.

— Я вам верю на слово, — убеждённо отозвался Шай, — наверное, не стоит задерживать остальных.

— Подождут, — категорично заверила красавица.

И вроде бы никакого знака она не подавала, но мелодия заиграла громче, окончательно перестав походить на музыку. А демонесса томно изогнулась, выпростав из-под покрывал голую ногу. Змея потекла по её торсу, удивительно продуманно натягивая ткань в стратегических местах. Обвила бедро, вполне сравнимое с ней объёмами. Блеснув крохотными глазками, просунула голову между ног хозяйки.

Арха не выдержала и отвернулась-таки. Лучше бы она этого не делала. Правильную реакцию на происходящее выдал только Шай. То есть ифовет был уже не бледен, а зелен, на лбу его выступили крапинки пота, а глаза быстро-быстро помаргивали третьим веком. Остальных же демонов красотка с чудовищем, кажется, умудрилась околдовать. Ирраш аж вперёд подался, глаза же у шавера горели, как у кота в темноте. Да что там Ирраш! Адин нервно галстук поправлял, словно собираясь удушиться! Ведунье оставалось только радоваться, что лица Дана она не видит. Ну а напрягшаяся до вздувшихся буграми лопаток спина ни о чём не говорит.

— Хотите погладить Малыша, господин? — с хрипловатым придыханием осведомилась ифоветка. — У него удивительная кожа: гладкая, сухая, прохладная, приятная на ощупь…

— Нет! — пискнул Шай. — Я вам верю!

— А Малыш очень, ну просто очень жаждет познакомиться с вами поближе, — совсем уж на мурлыканье перешла красотка. — Неужели вы откажите ему в такой малости?

Кажется, демонесса, и без того нависающая над сидящим Шаррахом, шагнула вперёд. И Шай с придушенным воплем вскочил, прянул в сторону, щитом выставив перед собой того, кто ближе всего стоял. То есть Ирду.

Сагреша хмуро глянула на ифовета, посмурнела ещё сильнее, набычилась, сложив руки на груди. Хотя, наверное, сделать это ей не просто было.

— Шагай отсюда, — хмуро посоветовала красотке, — и гадину свою не забудь.

— Да кто ты такая?.. — мгновенно растеряв всё своё мурлыканье, рявкнула демонесса, не без труда перекрикивая дикие взвизги музыки.

Странно, но вот Ирду было прекрасно слышно, хотя она даже голос не повышала.

— Тебе объяснить, кто я такая? — глядя исподлобья, поинтересовалась сагреша.

Вроде бы красавица что-то ей ответила, но что именно, Арха не разобрала — Адаш тоже на ноги поднялся, нежно приобняв претендентку за талию и не обращая никакого внимания на разевающую рядом с его плечом пасть змею, отвёл в сторону, что-то нашёптывая. С ифоветкой он общался или с гадиной, ведунья тоже не поняла.

— Прошу меня простить, — промямлил Шай, утирая лоб, — просто я змей с детства боюсь. До дрожи.

— Мы заметили, — фыркнул Ирраш.

— Ну не все же тут конченые извращенцы, — съязвила Арха.

Шавер в ответ скроил бесстрастную физиономию.

— Данаш, а тебе она понравилась? — поколебавшись, всё же спросила ведунья и тут же добавила, очень стараясь, чтобы голос звучал равнодушно. — Хотя можешь не отвечать. Это не моё дело.

С равнодушием, кажется, ничего не получилось — вопрос прозвучал сварливо.

— Нет, — абсолютно бесстрастно отозвался лорд Харрат. — В смысле: нет, не понравилась. Я тоже змей не люблю.

Врёт он или нет, ведунья спрашивать не стала. Интересоваться, импонируют ли ему наглые ифоветские девицы тоже — удержалась, хоть и не без труда. Но ведь недаром же мудрые утверждали, что порой многие знания действительно оборачиваются немалыми печалями.

***

Пытка смотринами почти закончилась. Арха уже рискнула утешить себя, что до ванны, полной потрясающе прохладной воды рукой подать, как всё полетело ко Тьме под подол.

К гостям подошла последняя невеста: удивительно полная для ифоветки, с круглым, как луна лицом, бледная и закутанная не хуже примерной шаверки — разве что феридже у неё не было. Девушка, даже не стараясь выглядеть соблазнительно, поклонилась, громко охнула, схватилась за живот. И плавно, будто падающий лист, опустилась сначала на колени, а потом и просто легла. Ведунья бы приняла это за часть представления, не закуси демонесса губу так, что под клыком красная капля показалась.

Арха ящерицей вывернулась из-под руки Дана, ощупала влажный лоб несчастной, заглянула в расширившиеся зрачки. Лицо ифоветки двоилось перед глазами, ведунье мерещилось, что прилипшая к виску прядь рыжая, а не каштановая, как на самом деле было. А ещё виделась сползшая со стола скатерть.

Девушка что-то залопотала, отталкивая руки лекарки.

— Сейчас, сейчас, — пробормотала ведунья, раздражённо сбросив с плеча чью-то ладонь, — сейчас всё хорошо будет.

Арха, путаясь в плотных покрывалах, пыталась добраться до подозрительно вздувшегося живота невесты. Девушка, по всей видимости, обезумевшая от боли, активно сопротивлялась, норовя брыкнуть и явно требуя, чтобы её в покое оставили. Правда, требования эти ведунья благополучно игнорировала — местного языка-то она не знала, поэтому имела полное право не понимать. Хотя, справиться с ифоветкой это не помогало. Спасибо шаверской ведьме, которая, оказывается, тоже присутствовала на «смотринах»: старуха вовремя подоспела, придавила демонессу к земле, перехватила руки, накурлыкивая что-то успокаивающее.

А над головой Архи в это время разверзалась настоящая бездна. Претендентки визжали на удивление слаженным хором, демоны гомонили не хуже торговцев на базаре. Какой-то ифовет схватил ведунью за шиворот, оттаскивая от бьющейся на земле девушки. Но его перехватил Харрат, отволок в сторону. Демона это не угомонило, он всё равно рвался, выкрикивая что-то малоосмысленное.

— Кому надо травить твою дочь? — пытался успокоить его Шай, загораживая собой Арху. Говорил он, почему-то, на имперском — от растерянности, наверное. Впрочем, беснующийся ифовет вряд ли бы понял, изъясняйся он хоть на тахарском. — Придержи язык, за такие обвинения его и выдернуть могут.

— Вы все мне завидуете! — заорал ненормальный, безуспешно пытаясь освободиться из борцовского захвата хаш-эда. — Её отравили, и я знаю кто! Это…

Кажется, Дан переборщил, потому что ифовет захрипел, дико выпучив глаза, заскрёб пятками, взрывая землю. Впрочем, Арха это всё только краем глаза видела. Гораздо больше её интересовала демонесса.

— Ар, да скажи ты ему, что девчонку никто не травил, — тихо попросил Адин, — а то они сейчас тут войну друг другу объявят.

— Кого не травили? — не поняла ведунья. — Её? Не знаю на счёт отравы, но сейчас госпожа банально рожает.

Лекарка так и не поняла, каким образом в царящем гаме её слова сумел расслышать кто-то, кроме ивтора. Но ведь расслышали же! И тут Бездна наконец разверзлась. Да так, что уши заложило. Даже невесты прекратили визжать и начали орать. Сагреши, развернувшихся цепь, с трудом удерживали взбесившихся претенденток, рвавшихся, вроде бы, разодрать несчастную товарку на куски. Объявился невесть где прячущийся до этого момента старший Шаррах и едва не с кулаками набросился на ифовета, удерживаемого Даном. Тот, полупридушенный, но не сдающийся, в долгу не остался. Пришлось Тхия скрутить локти старика за его же спиной и отволочь лорда от брыкавшегося мулом демона. Правда, пыла это не охладило.

— Если тебе интересно, то они сейчас выясняют, кто виноват в том, что невеста оказалась нечистой, — суфлировал Адин. — Отец девушки пытается спихнуть вину на сагрешей, а отец Шая на него. В смысле, на…

— Мне это совершенно не интересно, — пропыхтела Арха, уворачиваясь от пятки роженицы, едва не звезданувшей по уху — её осмотреть надо, но не здесь же!

— Сейчас что-нибудь… — пообещал Адин.

И пропал. Ведунья даже оглянулась — за её спиной ивтора действительно не оказалось. Зато там обнаружился зверского вида степняк — смутно знакомый, но не опознаваемый.

— Отойди от неё, женщина! — рявкнул шавер и, кажется, вознамерился Арху в охапку сгрести.

Ничего у него, конечно, не вышло. И вовсе не проворство ведуньи тому причиной стало. Дан, который только что в добрых десяти шагах с ифоветом боролся, как из-под земли вырос между Архой и степняком. И рыкнул так, что шавер на шаг отступил, правда, не дальше. А вот лекарка невольно голову в плечи вжала.

— Пшёл отсюда! — процедил хаш-эд уже почти связно.

— Ты потерял рассудок! — спокойно, только с утробным примурлыкиванием ответил степняк.

— Второй раз я не повторяю, — совсем уж на шёпот перешёл хаш-эд.

— Ты хочешь, чтобы в неё вселился дух?! Прочь с дороги! — не сдавался шавер.

— В степях считают, что роженица открывает дверь во Тьму, — совершенно равнодушно, будто вокруг не творилось ничего необычного, сообщила ведьма, размеренно, как лошадь, оглаживая девицу по голове. — Поэтому рядом с ней никому нельзя быть, разве что мне, да знающим старухам. Иначе ушедшая душа может вернуться и занять тело не родившегося, а живущего.

— Чушь какая, — фыркнула Арха, — Дан, послушай…

Хаш-эд не только слушать, но и слышать её не собирался. Собственно, удивляло уже то, что он до сих пор шаверу шею не свернул. Камзол его угрожающе потрескивал швами, волосы на затылке приподнялись, сам он сгорбился, когтями скрючив пальцы — вот-вот бросится. Но степняк то ли страдал недостатком воображения, то ли чувства самосохранения, то ли просто никогда взбешённого хаш-эда не видел, а, скорее, всё вместе, но уступать он не торопился.

— Отойди от моей женщины! — потребовал демон.

— Твоей… кого? — процедил Дан.

— Моей женщины! — гордо заявил шавер. — Мы сговорились с Агной-ара, а слова степняка ветер не носит!

Тут-то Арха своего несостоявшегося мужа и вспомнила. Правда, никакого значения это уже не имело.

— Ясно, — на удивление ровно ответил Харрат, выпрямляясь. Говори он в полный голос, лекарка бы даже поверила. — Одна проблема: мне плевать, о чём вы там договорились с Агной-ара. Она моя.

— Дан, ну серьёзно, это всё выеденного яйца не стоит, — снова попыталась встрять Арха.

С таким же успехом она могла пытаться и до Тьмы докричаться. Впрочем, в последнее время у неё это получалось гораздо лучше.

— Я заберу то, что принадлежит мне по праву степи, — почти ласково мурлыкнул шавер.

— Я не отдам то, что принадлежит мне, — тихо-тихо ответил Харрат.

Рядом кто-то охнул — вроде бы Шай. А вот тираду, поминающую всех предков присутствующих вплоть до третьего колена, точно выдал Ирраш.

Роженица протяжно застонала, подтягивая колени к груди.

***

— Арха, тебе на самом деле лучше уйти, — по десятому, наверное, кругу начал Адин. — В прошлый раз, помнится, ты в обморок грохнулась. О ребёнке хотя бы подумай!

Ведунья бездумно, как болванчик, мотнула головой. Ей дела не было до прошлых разов. Собственно, о ребёнке сейчас тоже не очень-то думалось. Она даже глаза от Дана, о чём-то в стороне разговаривающего с Адашем, отвести не могла. Не могла и всё! В сторону они не поворачивались, взгляд как будто прилип к обнажённому по пояс хаш-эду.

— Сходила бы, посмотрела, что там с девчонкой, — проворчал Ирраш. — А то ещё не разродится без тебя.

Арха, не слишком понимая, что и кому говорит, сообщила, свои соображения о девчонках, родах и всех присутствующих.

— Ар, на самом деле, — вступился Тхия, — о чём ты беспокоишься? Подумаешь, какой-то степняк! Было о чём волноваться!

— Оставьте меня в покое, — процедила ведунья, — я с места не двинусь.

— А! Да иди ты во Тьму! — вызверился Ирраш. — Хочешь себя гробить — воля твоя! — сплюнул злобно и, никуда не торопясь, пошёл к кругу, очерченному в изрядно примятой ещё претендентками траве.

Круг этот обвели аж три раза: сначала мечом, потом горевшей головнёй, да ещё и солью присыпали. «Потому что не живые, а Тьма судить будет» — с тошнотворным пафосом пояснил Тхия.

Архе было плевать, кто и что тут судить станет. Её лихорадка била, да такая, что лекарка против своей воли плечами то и дело передёргивала.

— Это, понтно, не моё дело, — негромко сказала Ирда, — но ты ему только помешаешь. Знаешь, есть вещи, в которые лучше не соваться. Твоё неверие может…

— С места не сдвинусь, — повторила лекарка, стиснув зубы — не от раздражения, просто они тоже начали чечётку выбивать.

На середину круга вышел старший Шаррах. Сказал что-то коротко, рублено — не по-ифоветском даже, а на совсем уж непонятном языке. Дан и степняк синхронно ступили за черту и так же вместе отрицательно мотнули головами, будто отказываясь. Старый лорд кивнул. И началось.

Архе уже приходилось видеть истинный облик и хаш-эда, и шавера. Присутствовала она и при драке демонов, умом понимала, что происходит. Но чувство «ненастоящести» накрыло с головой. Глаза видели, но принять, что вот это громадное, рычащее, крылатое и есть Дан, не получалось. Оскаленные клыки, веером брызжущая слюна, когти, дерущие чужую шкуру, и дикий рёв казались не реальнее, чем приснившиеся. Лекарке мерещилось, будто она всё со стороны видит и себя тоже. Никакого сочувствия и страха, ничего вообще. Эти демоны, рвущие друг друга, были совсем незнакомыми.

Вот только когда крылатый повалил на землю громадную лысую кошку, Арха почему-то вскрикнула и сама себе рот зажала. А потом весь мир туманом, бесцветной дымкой затянуло. Кто-то двигался рядом, кричал, её хватали и она, вроде бы, бежала. На миг из марева вынырнуло белое, плоское лицо Шая — и пропало. Дымка, как фонтан, брызнула буро-алым, дикий визг резанул по ушам.

— Не надо, Дан. Пожалуйста, не надо. Это я, Данаш. Не надо, — Арха не сразу поняла, что это она говорит, вернее шепчет — в полный голос не получалось, горло слиплось и во рту сухо. — Не надо, Дан. Это же я…

Красное чудовище над ней, загораживающее полнеба, взревело так, что земля дрогнула, вибрацией отдалась в колени, на которых лекарка и стояла. Демон запрокинул рогатую голову, расправил крылья, стало совсем темно. Рявкнул ещё раз.

— Это я, — тупо повторила ведунья, — не убивай его, не надо. — Рядом застонал, заклокотал разорванным горлом, бессильно скребнул по земле лапой огромный кот. — Не надо, пожалуйста.

Когти рогатого располосовали воздух над головой, лекарке почудилось, будто она даже свист слышит.

— Не надо, — снова прошептала Арха, закрывая глаза. — Ты же не… не…

Слово выговариваться не желало. Потому что было ложью: он демон, самый настоящий демон. Пусть и лучший.

«И вот ради чего?» — мелькнула мысль, да пропала.

Где-то далеко-далеко от Архи кричали длинно, истошно, на одной ноте.

— Это же я, — кажется, она сумела только шевельнуть губами, а вслух произнести не получилось, — не надо…

Громадные, больше её ладони, когти коснулись головы, чуть царапая кожу, путаясь в волосах, проехались к подбородку. Горячая, словно её над огнём держали, но нормальная, до судорог в животе знакомая рука легла на плечо, скользнула по спине. И Арха ткнулась носом во влажную, остро пахнущую мускусом кожу. Грудь под её щекой ходила ходуном, где-то внутри клокотало не желающее успокаиваться дыхание. Прижиматься было неудобно, всё равно как к ожившему валуну. И прекрасно, восхитительно, чудесно. Да слов ещё таких не придумали, чтобы объяснить, почему слезы горло кислым комом забили.

— Зачем? — глухо, хрипло, с трудом выталкивая слова, спросил Дан. Лекарка попыталась представить, как меняется гортань у демонов при изменении облика. И с трудом проглотила истеричный смешок. — Зачем ты полезла?

— У меня тот же вопрос, — буркнула Арха, вытирая нос о хаш-эдовскую грудь — всё равно мокрая, хуже ей не станет. — Зачем ты всё это устроил? Чуть не убил. За что, спрашивается?

— Прости, — демон попытался отодвинуться от ведуньи, но она не далась, сама вцепилась пиявкой, — я плохо соображаю, когда… Ты же знаешь.

— Да не обо мне речь, — проворчала ведунья. — Если каждого не то брякнувшего на куски рвать, так и шаверов не напасёшься.

— Ты моя! — рявкнул хаш-эд вполне членораздельно и очень-очень грозно. — Моя, поняла?

— Да твоя, твоя, никто и не сомневается. И незачем психовать.

— До тебя так и не дошло, — вдруг съехав на шёпот, констатировал Дан. Приподнял Арху за подбородок, заставив в глаза смотреть — алые, с вытянувшимся в волос зрачком, за которым чернела засасывающая тьма Бездны. — Ты моя. Ты принадлежишь мне и никому больше!

— Да это мы уже давно выяснили, — промямлила ведунья. Не то чтобы ей, наконец, страшно стало, но такой напор настораживал. — Успокойся, пожалуйста. Всё просто…

— Удивительно точно, — кивнул хаш-эд, — не в бровь, а прямо в глаз. Всё действительно очень просто. Я просто тебя люблю.

— Ну и замеча… — Арха так клацнула зубами, что клыки заныли. — Что? — хрипнула пискляво.

— Я. Тебя. Люблю, — повторил Дан.

Прозвучало это до соплей обыденно, слишком обычно. И земля не разверзлась, гром не грянул, даже Тьма не явилась. Только за спиной ведуньи клокотал разорванным горлом раненый шавер.