Глава четвёртая

Рано или поздно у любой женщины наступает время, когда она понимает самку богомола

(Из наблюдений мистрис Шор)

Сегодня с утра Арха со своими чувствами окончательно определилась: плакать ей хотелось. Уж слишком горячим гостеприимство степных шаверов оказалось. Настолько горячим, что сейчас ведунья и в седле-то с трудом держалась — всё тянуло её на ведьмову шею прилечь, да глазки закрыть. Лучше бы, конечно, растянуться на войлочном ковре, который нежная бабуля кошмой назвала. Кстати, штука оказалась на удивление удобной. Кошма, понятно, не родственница. Но за неимением лучшего и лошадиная шея вполне сгодится.

От жёсткого вяленого мяса, чересчур жирного бульона, а больше, наверное, от варёных бараньих глаз и мозгов, которые ей вчера как особо почётной гостье подали, желудок немилосердно крутило. Голова до сих пор раскалывалась, не в силах полученные впечатления переварить. Всё-таки дикий коктейль из воплей, непрерывного буханья обезумевших барабанов и плясок среди костров практически голых, дико орущих мужчин, неподготовленному существу с ходу принять сложно.

Ну а от местного пойла просто тошно. Свернувшееся и опять-таки слишком жирное молоко, густо приправленное створоженными комочками, солью и пряностями, оказалось не только мерзким на вкус, но и коварным. Последнее, что Арха со вчерашнего вечера помнила — это как она на коленях свежепреобретённой родственницы свои беды выплакивала. Ну а дальше осталось лишь одуряющее метание костров, мельтешение бьющихся в судорогах теней и воинственные кличи, выдавливающие воспалённый мозг. Было ли это правдой или привиделось в кошмаре, порождённом шаверским гостеприимством, лекарка понять не могла.

А вот с утра — пожалуйста! Приспичило бабуле продемонстрировать внучке свои табуны. И ведь не откажешь же! Забирайся на лошадь, пристраивай мягкое место к седлу, а себя к реальности. Да старательно делай вид, что тебе всё нравится. Что за жизнь?

— Про тебя не знаю, нарчар, — ни с того ни с сего выдала бабушка, будто уже начатый разговор продолжая. — Никогда я не была умелицей чужую жизнь судить. Могу только про себя сказать. Станешь слушать?

— Стану, — кивнула Арха, потёрла глаза, прогоняя тошно-дурную сонливость. — Ещё как стану-то, арычар.

Всё правильно, всё как надо: любовь и полное взаимопонимание — она степнячку зовёт бабулей, арычар то есть. А родственница её в ответ нарчар — внученькой. Кто там последний в очереди за умилением? Кажется, Шай. То-то красавчик во весь рот ухмылялся. К счастью молча. Ехал себе позади тихонько: сразу за хвостом Ведьмы, но впереди «наложников».

Историю же степнячки и впрямь послушать хотелось. На вчерашнем-то празднестве, кроме неё самой и бабушки женщин Арха не заметила. Зато мужчин хватало, много их было: от подростков до глубоких старцев, едва на ногах самостоятельно стоявших. И к арычар все они относились с почтением, кто-то даже с откровенным с подобострастием. А это с толку сбивало.

— Йе, — согласилась шаверка. — Слушай тогда. Мужа достойного мне долго найти не могли. У отца коней и овец без счёта было, половина степи ему принадлежала, — Шай кашлянул. — Говорю, ему принадлежало! — веско повторила бабушка, даже головы в сторону блондина не повернув. — Да и мной родитель гордился: ни одна из невест не могла поспорить со мной красотой и силой. На скачках я первой была, табуны водила и по солнцу, и по звёздам, ни одного жеребёнка в пути не потеряв. Кнутом волку хребет перебивала, а стрелой птицу в глаз сшибала.

— А про скромность мою вся степь от края до края песни слагала, — бормотнул блондин.

Степнячка и это предпочла мимо ушей пропустить.

— Но однажды пришёл он — сын старого врага моего отца. Неткей привёл столько коней и овец, что травы стало не видно. А в придачу к ним дал он не считано кошм вышитых и золота.

— Мешок, естественно, — снова не удержался красавчик.

— Нарчар, скажи своему белоголовому, — с плавного, растянутого тона опытного рассказчика не сбиваясь, велела шаверка, — если язык он свой, как у змеи раздвоенный, за зубами не удержит, то я его и укоротить могу.

— Говорю, — согласилась Арха. — А что дальше было?

— А дальше от нашей любви степь горела, и солнце за облака пряталось.

— От ужаса?

— Шай! — рявкнула ведунья. — Помолчи ты, ради Тьмы!

— Молчу, молчу, — покивал демон. — Дальше и вправду самое интересное начинается.

— Кому чужое горе насмешка, тот и сам не умён, — хмыкнула шаверка. — Если он того, что я сказала, не слышал, кто виноват? Ещё раз пасть поганую раскроет, до скончания веков молчать станет.

— Я ему сама язык узлом завяжу! — грозно пообещала лекарка. — Ты дальше рассказывай.

— А дальше и пришла беда, — вздохнула степнячка. — Любви той нам Тьма всего лишь восемь лун отвела. Потом я, как водится, понесла, сыном отяжелела. И сначала моё сердце вместе с душой возлюбленного Неткея пело. Но как дитя родила, так и поняла: кончилась моя жизнь. Муж позабыл, что брал в жёны Агной. Решил, что участь моя кобылицей быть. Тогда я его на поединок и вызвала.

— И… чего? — не слишком уверенно поинтересовалась Арха, поняв, что продолжать сказ бабушка не планирует.

Шаверка пожала плечами, приподнялась на стременах, гикнула дико так, что её жеребец с места в галоп взял, пластаясь над травой. Никого, кроме ведуньи, это не тронуло. «Наложники» как ехали, так даже шагу не прибавили. Шай же лихо свесился с седла, сорвал колосок, сунув его в зубы.

— Я ничего не поняла, — буркнула ведунья.

— Чего ты не поняла? — безмятежно откликнулся ифовет. — Всей степи известно, что сердце своё прекрасная Агной похоронила вместе с мужем и с тех пор горюет.

— Так, а что случилось-то?

— Да тут какое дело, — красавчик сдвинул шляпу на затылок, почесал мокрый висок. — Твоя не в меру свободолюбивая бабка мужа на поединок вызвала. Ну, тот самый закон сильного, слышала, наверное? Короче, супружника она грохнула и получила все мужские права. Теперь вот, видишь, горюет. Хотя, наверное, мне бы тоже неудобно стало. Она же вслед за возлюбленным ещё пятерых претендентов на свои руку, сердце и табуны в Бездну отправила. Или шестерых? Это не считая тех, кто без всякой свадьбы решил на имущество покуситься. В общем, никакой тебе любви и романтики. Грустно.

— А-а… — обалдело протянула Арха, — так это она про Дана тогда…

— Ну да, — легко согласился Шай. — Если ты настоящая дочь степей и свою бабушку послушаешься, то выйдешь замуж, родишь наследничка, а потом Данаша того, в утиль. Ну и горевать всю оставшуюся жизнь в объятиях шаверских парней. Правда, сначала тебе и им навалять придётся, но всё же решаемо. А что? По-моему, очень неплохой вариант. Главное, разом массу проблем долой. И никаких тебе супружеских измен, страданий и детей на стороне. Полная верность до гроба.

— Да иди ты со своими шуточками!

— Кому шуточки, а кому суровая правда жизни сильной и самостоятельной личности, — теперь ухо поскребя, провозгласил красавец. — Уважение, понимаешь, к древним законам и заветам предков.

Лекарка обернулась, глянув через плечо на «наложников», по-прежнему безмятежных, как летний полдень. То ли «суровая правда» их нисколько не трогала, то ли просто не понимали они по-имперски. Хотя, возможно, жизнь в соответствии с заветами предков этих шаверов полностью устраивала.

***

Арха и не подозревала, что в степи дороги бывают. Как-то раньше они лекарке не попадались. А тут вдруг на тебе: ехали, ехали и неожиданно впереди открылся, будто декорация на сцену выехала, вполне приличный, плотно укатанный тракт, подпёртый с двух сторон стенами травы. Правда, рассмотреть это чудо бабушка не дала. Подняла руку, явно приказывая всем позади неё тащащимся остановится. Кажется, она ещё что-то приказала, чего внучка не заметила — «наложники» ближе подъехали, видимо намереваясь её, Арху, охранять.

Агной-ара приподнялась на стременах, вытянула шею, как мальчишка, через забор заглядывающий. И лицо у неё стало соответствующее: любопытное-любопытное. А вот ведунья, сколько не тянулась, рассмотреть, чего так бабушку заинтересовало, не могла — только просвет в траве, да кусок утрамбованной земли.

Зато лекарка услышала кое-что: звон металла о металл — довольно далеко, звуки почти сливались со стрёкотом кузнечиков.

— Странное порой в степях творится, — протянула шаверка озадаченно. — И не всегда понятно, к чему такое.

— Я, конечно, могу и ошибаться, но, по-моему, перед нами классическая картина «Нападение разбойников на беззащитную деву», — почему-то отозвался Шай, лыбясь по своему обыкновению.

Улыбаться-то ифовет улыбался, но ещё и хмурился. А потом и вовсе рукой дёрнул так, словно едва удержался, чтобы монстра своего вперёд галопом не пустить, сам же глаза нехорошо прищурил.

— Откуда здесь беззащитные девы, белоголовый? — фыркнула шаверка. — А последних разбойников ещё мой дед на колья пересажал. С тех пор они земли Свободных стороной обходят.

— Значит, я ошибся, — легко согласился ифовет. — И это просто… Ну, не знаю. Новый способ привлечь внимание женщины?

— Вполне в вашем духе, вечно жаждущие плоти, — скривилась бабуля.

— Да ладно тебе, Агной-ара, — ни с того ни с сего вызверился блондин. Всерьёз так разозлился, даже глаза начали синим наливаться. — Передо мной-то комедию не ломай! Тоже мне, хранительница традиций!

И бросил-таки своего жеребца вперёд, правя коленями — руки у него мечами короткими заняты были. И когда только выхватить успел? Но, пожалуй, выглядело это красиво. Синее-синее небо, зелёная трава, будто на невидимых крыльях летящий чернильно-чёрный конь и красавец со сверкающими — а тут любая металлическая поверхность сияла — клинками и хвостом золотых волос, плескающимся на ветру.

Арха даже залюбовалась.

— Позёр! — выругалась бабуля на чистейшем имперском, без всякого акцента и даже со столичным выговором. — Пустоголовый болван! Жеребец в охоте!

И опять что-то такое сделала рукой, от чего «наложники» сорвались вслед за красавцем. Арха, естественно, за ними наладилась. Но родственница поводья Ведьмы перехватила, заставив кобылицу присесть на задние ноги, взбивая передними воздух — лекарка чуть на землю не полетела.

— Держись в седле! — велела строго. — Не позорь бабку.

— Я стараюсь, — клацнула зубами ведунья, пытаясь унять разошедшуюся лошадь.

Заодно и рассмотреть, что же там на дороге делается.

А творилось странное. Кто-то улепётывал: кто именно и в каком количестве не рассмотреть — пыль плотной завесой повисла. За ними, кажется даже с воинственными кличами, нёсся Шай. Следом же неспешно трусили шаверы — эти никуда не торопились. Ну и на обочине тракта то ли сидел, то ли лежал… опять же кто-то.

Вконец распоясавшаяся Ведьма дико взвизгнула, закусила удила, кошкой прыгнула вперёд, увернувшись от цепких бабулиных рук. И погарцевала по дороге, задрав хвост: мол, знай наших! Арха и опомниться не успела, когда вредная коняга остановилась возле лежащего, грустно опустила морду к утоптанной земле: не лошадь, а олицетворение покорности.

Ведунья, цепляясь за седло, на землю сползла. Постояла, пытаясь отдышаться. И старательно не слушая, что там ей Агной-ара кричит. Явно же ничего хорошего.

— С таким отдыхом и родить раньше времени недолго, — проворчала лекарка.

Приподнялась на носочки, заглянула через лошадиную спину, рассматривая лежавшего. Точнее, лежащую. Женщина встать пыталась, ошалело мотая головой. И ничего толкового у несчастной не получалось — локти подламывались.

— Не подходи к ней! — рявкнула нежная бабушка, птицей с лошади слетая. И, между прочим, держа наготове саблю. — За меня отойди, нарчар.

— Будто никуда и не уезжала, — буркнула под нос Арха, снимая с седла тыквенную флягу с водой. — Отойди, не мешай, дай другие разберутся. Это просто раненая женщина, арычар!

— В степи не бывает просто раненных женщин, — отрезала шаверка. — Просто женщины по шатрам сидят.

— И что ты предлагаешь? Бросить её беспомощную на тракте?

— Это не тракт, а дорога для перегона скота. Я кому сказала: не суйся!

Грозная степнячка перегородила внучке дорогу. Встала-то она боком, на лежащую посматривала. Но всё равно понятно: никуда Арху не пустит. И вот тут с ведуньей что-то случилось. Что именно, она и сама не очень поняла. Никакого тебе бешенства до пены на губах и кровавой пелены перед глазами. И злости не было. Наоборот, холодное такое, рассудочное спокойствие накатило, даже озноб по позвоночнику продрал.

— Уйди с дороги — процедила сквозь зубы, сама себе напоминая кого-то очень знакомого, — добром прошу. Иначе последствия будут печальными.

Нет, драться с бабкой ведунья не собиралась, но и от своего бы не отступилась. А в ссоре между родственниками и впрямь ничего весёлого нет, как не поверни. Агной, вроде, тоже что-то такое поняла — глянула на лекарку искоса и, наверное, правильное увидела. Всего на шаг, но отошла.

— Хоть нож с собой возьми, — предложила примирительно.

В ответ внучка лишь хмыкнула: ей что с ножом, что без ножа — всё едино, железом-то орудовать так и не научилась. Но, кажется, в кой-то веки она сумела на своём настоять. Не тишком сделать то, что нужным считает, не наперекор поступить, а заставить кого-то очень упрямого и в собственной правоте уверенного сделать так, как она, Арха, нужным считала.

Что не говори, а чувство приятное.

***

Женщина оказалась никакой не женщиной, а девушкой-ифоветкой, на вид примерно одного с Архой возраста — по демоническим меркам совсем девчонка: рыжая, курносая, на бледной до лёгкой зелени коже совсем неаристократические веснушки рассыпаны. Глаза голубые и потерянные. Не в смысле, что она испугалась подошедшей лекарки, а в смысле, что по голове ей крепко досталось. За узким-то мечом, рядом лежащим, рыжая сразу потянулась, как только ведунья подошла. Промахнулась, правда, мимо рукояти на ладонь, но всё же нашарила.

— Тише-тише, я только хочу посмотреть, не ранены ли вы, — успокаивающе заворковала Арха, вставая на колени. — По голове вас ударили, это я вижу. Ещё что-нибудь есть? Раны, царапины?

— Никто меня не бил, — очень чётко и дико недовольно ответила девушка, пытаясь сесть. — Сама треснулась, когда из седла вывалилась. Кстати, где эта тварь?

— Седло? — уточнила Арха, пытаясь зрачки раненой рассмотреть.

— Лошадь! — огрызнулась девица, слабо отпихивая лекарку. — Ну и седло, понятно, тоже. Вряд ли их разлучить успели.

— Логично, — одобрила ведунья, — сколько пальцев видите?

Девица сначала придирчиво пальцы, под нос ей сунутые, рассмотрела, потом ведунью оглядела.

— Пальцев я вижу два, — хмыкнула. — А вот лошадь свою не вижу совсем. И что это значит?

— Наверное, то, что она удрала? — предположила Арха, вставая и отряхивая колени. — С вами же, кажется, всё в порядке. Пить не хотите?

— Пить хочу, — согласилась ифоветка, облизывая змеиным языком губы. Села, снова тряхнув головой и став ещё лохматее, а волосы её и до этого больше всего стог сена напоминали. Провела по лицу, и без того чумазому, рукой в грязной перчатке. Понятно: физиономия от этого чище не сделалась. — Но вот на счёт порядка, это вы, кажется, поторопились. Я посижу ещё, ладно?

— Да сидите, — разрешила ведунья, протягивая флягу.

Демонесса поблагодарила осторожным кивком, отхлебнула и тут же сплюнула в пыль.

— Вода! — рыжая повертела флягу, будто этикетку отыскивая. — Я же попить просила, а не помыться! Шаверы…

— Умный следит за тем, что произносит его язык, — напомнила о своём существовании Агной, про которую заботливая внучка благополучно забыть успела, — потому и живёт долго.

— Прошу прощения, — проворчала ифоветка, прищурилась, загораживаясь рукой от солнца. — Ого! Ещё раз прошу прощения, достопочтимая Агной-ара, не хотела обидеть.

— Что мне до жужжания овода? — пожала плечами бабушка, раздражённо уши поджимая. — На каждый укус обижаться, только кровь портить.

— Правильный подход, — одобрила рыжая, щедро плеснув из фляжки себе на лицо. Пыль потекла по щёкам и тут же засохла грязными потёками. — Собственно, я к вам ехала. Точнее, не совсем к вам. Сеньор приказал сопровождать вашу гостью, леди ашэр Нашкас. Вот я и…

— Сеньор это вам лично приказал?

Всё-таки когда требуется, демоны могут и верхом совершенно бесшумно передвигаться. А ещё, кажется, умудряются не отбрасывать тени. По крайней мере, Арха не заметила, когда Шай с «наложниками» вернулись. И рыжая, вроде бы, тоже. Потому что на замечание блондина она отреагировала странно: зашипела сквозь зубы и попыталась, не вставая, в траву отползти. Но только на спину опрокинулась. И лекарка готова была собственную руку прозакладывать, покраснела.

— Я вам вопрос задал, мистрис Нош. Извольте отвечать! — потребовал блондин таким тоном, что даже ведунью передёрнуло, хотя и не к ней обращались.

— Ты тоже откуда-то по пути упал? — поинтересовалась лекарка. — И головой ударился?

— Мистрис Нош, я жду! — не обращая на ведунью ни малейшего внимания, процедил Шай.

— Прошу прощения, милорд, — пробормотала рыжая и поднялась: неловко, сначала на колени встав, а только потом выпрямившись. На красавчика она не смотрела. Собственно, демонесса вообще ни на кого не смотрела, старательно землю разглядывая. — Нет, приказ мне отдал управляющий поместьем. Два дня назад пришло письмо, и сенешаль отправил меня к леди Нашкас. Я… Я не знала, что здесь будете вы, клянусь!

Клятва эта прозвучала на удивление жалобно, словно ифоветка готова была зареветь. Тем страннее выглядела реакция блондина: он поморщился! Это вместо того, чтобы броситься утешать страдающую деву!

— Мне уехать? — помолчав, спросила рыжая, головы так и не подняв.

Шай нахмурился, клыком прикусив губу.

— А, может, кто-нибудь объяснит, что тут происходит? — сладенько поинтересовалась Арха. — Ну так, для разнообразия? Кажется, дело-то и меня касается.

— Касается, — раздражённо согласился Шай. — Пока ты находишься на моих землях, я обязан обеспечить охрану…

— Ие, жаждущий плоти! — рыкнула Агной. — Думай, о чём говоришь! Это моя степь! И я смогу позаботиться о крови от крови моей!

— Думать ты можешь что угодно, но её безопасность!..

— Да я бы тебе овцы не доверила!..

— … это моя обязанность и отвечаю!..

— … не то, что женщину! Ты о собственном волосатом заде позаботиться не можешь, а штаны вечно спущенными держишь!..

— Так тебе моя задница покоя не даёт?! Никак забыть не можешь, оттого и бесишься?!

— Да как мне такое забыть? Столь немощного жеребца в моём шатре никогда не было!

— Так! Стоп! — заорала новая, перерождённая Арха. — Повеселили зрителей и хватит!

А общественность на самом деле веселилась, как могла. «Наложники» следили за орущими друг на друга, словно за матчем в мяч — только головы поворачивали. Рыжая же, кажется, готова была кого-нибудь придавить. Или прибить? Так или иначе, но кулаки она сжала до побелевших костяшек. Зато щёки, скулы и даже, вроде бы, кончики ушей у неё маковым цветом пламенели.

— Первый вопрос, — ведунья стянула с головы косынку и зачем-то вытерла ей лицо. — Бабушка, ты правда с этим… Нет, даже знать не хочу! И это вообще не моё дело!

Кажется, степнячка действительно смутилась. Может быть, по-настоящему стыдно ей не стало, но руки на груди шаверка скрестила независимо. И не менее независимо уставилась куда-то вдаль.

— Значит, переходим сразу ко второму вопросу, — решила ведунья. — Кому земли-то принадлежат? Не то чтобы это сейчас важно, просто интересно.

— По закону Империи мои, — нехотя отозвался Шай. — То есть, моему отцу они принадлежат. В смысле, роду Шаррах.

— Здесь только один закон — слово Свободных! — огрызнулась степнячка. И добавила не без здоровой порции яда. — Прежде чем называть их своими, наберись сил отстоять.

— Это старый спор, — устало вздохнул блондин, — не одно поколение длится. Перед Даном я за тебя отвечаю — и на этом всё.

— Я за неё перед Тьмой и собой отвечаю! — не осталась в долгу бабуля.

— Это мы тоже напоследок оставим, — повысила голос ведунья. — Обсудим как-нибудь за чашечкой чая. Кто эта девушка, Шай?

— Мистрис Ирда Нош арш Шаррах, — даже не взглянув на рыжую, ответил блондин. — Я послал отцу письмо, попросил, чтобы он нашёл тебе компаньонку. Почему прислали именно её — понятия не имею.

— Потому что я лучшая сагреша рода, — ифоветка подняла-таки голову. Даже гордо подбородок вздёрнула, не без вызова глянула на Шая. — Вы станете это отрицать, милорд?

Милорд спорить с демонессой не спешил. Отвернулся, пожевав губами, словно едва сдерживался, чтобы не сплюнуть.

— Так, этот вопрос мы прояснили, — кивнула ведунья. — И кто такая… такое… Ну, которое вы лучшая?

— Я компаньонка и телохранитель, леди, — ответила девушка, присев во вполне придворном реверансе.

Учитывая, что на рыжей брюки были, выглядело это странновато.

— Ну, вот всё и выяснилось, — обрадовалась Арха. — И последнее. Арычар, ты позволишь этой женщине остаться?

— Зачем она тебе? — мрачно поинтересовалась бабуля. — Или думаешь, что она защитит лучше меня?

А вот это был действительно сложный вопрос. И как бы на него ответить, чтобы никого из присутствующих не оскорбить, лекарка понятия не имела. На самом-то деле, ей просто стало жаль демонессу. Уж какими козлами могут становиться её гвардейцы, вспомнившее о своём лордстве, она не понаслышке знала. Шай в таких настроениях раньше не замечался. Но, видимо, пришло его время. И что тут скажешь? Высокородная скотина таковой и остаётся, даже если он обычно хороший и со всех сторон положительный парень.

Поэтому ведунья только скривила страшную физиономию выразительно — ну, по крайней мере, ей хотелось думать, будто получилось выразительно — посмотрела сначала на блондина, а потом на ифоветку, и уставилась на бабушку. Ну неужели женщина женщину не поймёт?

***

«В табун» решили всё-таки не ехать, чему Арха была искренне рада. За одно только утро лекарка успела устать так, словно мешки с камнями таскала — тут уж не до лошадей. Да и рыжей пришлось бы пешком идти. Её лошадь один из «наложников» искать, конечно, отправился, но результатов поисков ещё дождаться надо. Потому и повернули обратно к стойбищу.

Ведунья из чистой вежливости предложила ифоветку подвести. И, кажется, умудрилась оскорбить и Ведьму, и демонессу. По крайней мере, обе глянули на неё одинаково презрительно. В конце концов, рыжая Ирда возле стремени лекарского пристроилась, шагая бойко — Арха бы через пятнадцать минут подобной прогулки пластом в траву легла. А этой ничего, и с дыхания не сбивалась. Хотя даже одежда на ней для такого путешествия неподходящей была. Кожаные брючки в обтяжку, заправленные в высокие сапоги, выглядели, конечно, мило. Но наверняка в них ноги прелели. Да и штучка, похожая на корсаж, но даже без намёка на нижнюю рубашку, слишком много тела открывала, а солнце-то пекло немилосердно. Но вольному воля.

— Интересный у тебя рисунок, — заметила Арха, просто для того, чтобы не молчать.

Шай-то тащился позади, на всех надувшись. Бабушка ехала впереди, тоже явно внучкой недовольная. А оставшиеся двое «наложников» по своему обыкновению молчали. Впрочем, они рот открывали, только если уважаемую Агной-ара поддержать требовалось.

— Это татуировка, — Ирда обернулась через плечо, словно пытаясь собственную спину рассмотреть. — Знак вороньей вдовы.

— А что такое воронья вдова?

— Женщина, похоронившая жениха до свадьбы и поклявшаяся замуж больше не выходить, — беззаботно ответила рыжая.

— Как… похоронившая? — поперхнулась ведунья. — Ты его сама?..

— Что сама? Похоронила?

— Убила…

— Нет, не я, — пожала плечами демонесса.

Лекарка облегчённо выдохнула. Видимо, это утренний разговор так повлиял, везде ей мужеубийцы мерещились.

— Извини, что спросила. Я же не знала.

— Откуда бы тебе? — ифоветка взбила рукой волосы, проветривая шею, а, заодно, давая рассмотреть чёрную птицу, распластавшую крылья у неё по лопаткам, во всём великолепии. — Это же только наш обычай.

— А находить разбойников с большой дороги это тоже ваш обычай? — поинтересовалась лекарка как бы невзначай.

Ирда посмотрела снизу вверх, насмешливо вздёрнув брови, усмехнулась.

— Ну, не всегда получается так, как нам хочется, — рыжая развела руками. — По плану-то ты должна была меня подобрать из сочувствия. Я же не знала, что… милорд тоже здесь. Сам же в письме настаивал, чтобы всё прошло шито-крыто.

— Как интересно, — протянула ведунья, вот почему-то теперь начиная злиться. — Сам настаивал, явно понял, что к чему и собственноручно всё дело завалил?

— Он тоже не думал, что это я буду, — неохотно ответила ифоветка.

— А что у вас какие-то особенно высокие отношения?

— Нет никаких отношений, — отрезала демонесса. — Он мой синьор и только. Да я его и видела последний раз лет пять назад. Как раз обучение закончила и меня в первый раз наняли. Ну, сагрешей.

— Да, кстати, что это вообще такое? — послушно позволяя разговор в сторону свернуть, спросила Арха.

Правда, не сказать, что у Ирды тему сменить получилось изящно и ловко, но раз не хочет говорить, то и не надо. Шай же всё равно язык за зубами не удержит, расскажет, как миленький.

— Да я же уже говорила, наперсница и телохранительница. Нас богатые ифоветы нанимают для своих жён. Род Шаррах сагрешами испокон веков славится. Так что буду я вас, леди, развлекать, пятки перед сном чесать, спинку тереть и поклонников отгонять.

— Не надо мне пятки чесать! — испугалась лекарка.

— То есть со всем остальным ты согласна? — ухмыльнулась Ирда, до боли кого-то напоминая. — Кстати, мы на «ты» или на «вы»?

— Давай на «ты», так проще, — улыбнулась в ответ Арха — не получилось не улыбаться.

— Стойте! — абсолютно неожиданно скомандовала Агной, сама коня остановив и то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь к чему-то.

Ведунья осмотрелась, ничего странного, понятно, не увидев: степь как степь — трава да небо.

— Дымом пахнет, — тихо сказал один из «наложников».

— Трава горит, — так же негромко добавил второй.

Прозвучало это, почему-то, угрожающе.

— Твоих рук дело, бледный? — прошипела степнячка, резко развернувшись в седле — точь-в-точь кобра, броситься готовая.

— Не моих, — ответил Шай, действительно, побледнев, глянув на Арху почему-то испуганно, — Тьмой клянусь!

— А, Бездна и перворождённые демоны, чтоб вам всем немощными стать! — бабушка дёрнула поводья, поднимая коня на дыбы, и добавила ещё несколько цветастых эпитетов. — Ходу! Рыжая, выбирайся, как знаешь!

Ирда серьёзно кивнула, отступая, будто бы действительно давая лошадям дорогу. Хотя какие тут дороги?

— Да что случилось-то опять? — растерянно спросила Арха.

Очень уж ей не понравились Шаевый испуг и то, как Ирда в свой меч вцепилась, будто с вражескими полчищами сражаться собралась.

— Степь горит! — рявкнул Шай, словно это всё объясняло. И следом выдал тираду — не слишком цветастую, но дающую понять: всё очень-очень плохо. — Позади садись! — гаркнул рыжей, протягивая руку. — Ну!

— Мне не нужна твоя помощь! — вскинулась демонесса. — Твоя проблема леди Нашкас и…

Дослушивать список своих должностных обязанностей блондин не стал. Не долго думая, сграбастал ифоветку за волосы — рыжая только по-кошачьи взвизгнула — и бросил её поперёк седла.

— Вперёд, галопом! — рыкнул на обалдевшую Арху. — Отстанешь — убью!

— Ждать не стану! — предупредила Агной, зачем-то набрасывая на шею внучкиной кобыле петлю, зацепив другой конец длинной верёвки к своему седлу.

Демон кивнул с такой же смертельной серьёзностью, как и Ирда до этого.

— Да чтоб вам всем провалиться! — от всего сердца пожелала ничего не понимающая лекарка, пришпоривая Ведьму.

С расспросами, наверное, подождать стоило. Уж слишком все нервничали и явно рвались скакать куда-то сломя голову. Видимо, рано ведунья окончанию дня радовалась.