Махонин слово сдержал. На следующий день с крыши здания дежурного по Станции на поселок нацелилось жерло станкового гранатомета. С противоположной стороны «зеленку» держали под прицелом два ствола установленной в кузове «ЗИЛа» зенитки, способной поражать как наземные, так и воздушные цели.

В помощь гранатометчикам был выделен взвод Ратникова. Белохвост, Софин и Калачов, споро работая лопатами, набивали грунтом мешки. Работа была нетяжелой – земляной холм возвышался у свежевыкопанного погреба. Труд биндюжников достался Баче, Портосу и Бубнову. Обливаясь потом, они носили неподъемные кули и переправляли их на крышу.

Наконец, кольцевая баррикада из мешков с землей была сооружена. Стены фортификационного «чуда» обложили бронежилетами, позаимствованными на время у милиционеров.

Некрытов наблюдал за работой, фланируя вдоль вагона и отчаянно скрипя новыми сапогами с высокими голяшками, добытыми в ГУОШе стараниями пронырливого Гусельникова. Сапоги напоминали мушкетерские ботфорты – широкие раструбы голенищ доходили до колен и сверху затягивались ремешками.

Из-за угла вагона появился Зайцев, на плече у него висела санитарная сумка с красным крестом посередине.

Еще издали Некрытов заметил, что глаза доктора подозрительно блестят, а чисто выбритое луноподобное лицо лоснится от удовольствия.

– Опять водку лакал с чеченцами, Док? – напустился на него Некрытов.

Зайцев поставил у ног сумку и прижал к груди ладони.

– Обижаешь, Комбат. Я трезв как никогда.

– Трезвый, говоришь?! – повысил голос Некрытов.

– Принял, принял на грудь немного… валерьянки. Сердце что-то защемило, – поспешил признаться Зайцев, зная незлобивый характер командира и помня русскую пословицу: повинную голову меч не сечет.

– Какая, к черту, валерьянка? От тебя водярой разит за версту.

– Ну, грешен, командир, каюсь. Сделал укол одному чеченцу, таблетками кое-какими его снабдил, вот он и угостил меня из благодарности.

– Отравят тебя когда-нибудь, попомни мои слова, дурья башка, – уже другим тоном произнес Некрытов.

Зайцев облегченно засмеялся: командир выпустил пар и сейчас отправит спать.

– Нешто я дитя неразумное? Мы ведь, как полагается – из одной бутылки, а кружка моя при мне всегда. – он подхватил с земли свою сумку.

– Сгинь с моих глаз, Док, иди спать.

– Я сейчас слиняю, только ответь мне, Николай Николаевич, на один вопрос: где будут жить прикомандированные бойцы?

– Вот тут, вместе с нами. – Некрытов постучал кулаком по металлической обшивке вагона.

– Не пу-щу! – категорически заявил доктор.

– Тебе уже мой приказ – не указ? – осерчал Некрытов.

Зайцев вплотную подошел к нему и, понизив голос, заговорил, дыша в лицо табачно-водочным перегаром, чесноком и еще непонятно какой сногсшибательной снедью.

– Комбат, пойми меня правильно, нельзя их сейчас пускать в вагон. Открой глаза, шахтеры после смены чище. На них же вошь на вше сидит и вошью погоняет. Наградят они нас этой заразой, как пьяная проститутка гонореей. Верняк. Баня почти готова, пусть там обстирываются и выжаривают свое добро. Мазь от вшивоты у меня есть.

Некрытов не стал дожидаться окончания эмоциональной речи подвыпившего доктора, приказал:

– Сам займись этим, как медик. Чистое нательное белье они привезли с собой, так ты проверь, нет ли там этих тварей. Головы им остричь наголо. Помни, Док, здоровье отряда – в твоих руках. Отвечаешь своим золотым зубом, ясно? Вечером доложишь, а свой приказ насчет твоего сна я отменяю.

Зайцев досадно сплюнул себе под ноги и побрел в вагон. Надо же: не было у бабы хлопот, так купила порося.

Третий (новосибирский) и второй (красноярский) посты соединялись узким окопчиком. Был он слишком мелким, с обвалившимися стенками, края его успели зарасти бурьяном. Перед окопом стоял наполовину врытый в землю БТР-70, поклеванный пулями и с дырой в борту. Никто не знал, каким образом он оказался на милицейской заставе. Возможно, раньше Станцию охраняла воинская часть, и он был поврежден в бою, да так и остался тут, невостребованный военными. Сейчас без колес и мотора он больше походил на дзот.

В свободное время любознательный Ратников излазил его вдоль и поперек, изучая устройство, и убедился, что вооружение бронетранспортера исправно, хоть сейчас заряжай и открывай огонь. Башенные пулеметы КПВТ и ПКТ работали как часы, но для заставы годился лишь один – 7,62-миллиметровый ПКТ, таких патронов у Гусельникова было достаточно. КПВТ с калибром 14,5 миллиметра был бесполезен – боеприпасов для него на заставе днем с огнем не найдешь.

Получив у Гусельникова патроны, Ратников отправился к изувеченному бронетранспортеру, забрался в его брюхо и стал набивать патронами пустые ленты. Пять таких лент отыскались в коробках для хранения боеприпасов, закрепленных на боковых стенках машины.

Насвистывая незатейливую мелодию, Сергей, не торопясь, загонял патроны в ячейки. Рации при нем не было, она осталась в радийном купе на подзарядке.

Вдруг кто-то снаружи забарабанил по броне. Выглянув, он увидел встревоженного Калачова.

– Иваныч, идем скорей, беда может быть. Некрытов с комиссаром ушли туда. – Он рукой показал в сторону поселка.

Ратников, прихватив автомат, выбрался из бронетранспортера.

– Когда ты, Беда, научишься толково докладывать? – посетовал он. – Объясни точнее, что случилось?

Калачов перевел дух, соображая, с чего начать.

– Значит, так. На той стороне «железки», напротив пятого поста, остановился «уазик», вроде «скорой помощи». Водитель подошел к нашим и сказал, что хочет поговорить с командиром.

– Мало ли по какому вопросу, они ведь часто к нам обращаются.

– Когда Некрытов и Новиков подошли к машине, дверь открылась и вышли еще четверо. Взяли наших в кольцо, орут громко, как бы чего не вышло.

– Комбат и комиссар вооружены? – уже на бегу поинтересовался Сергей.

– Только пистолетами, «калашниковы» ихние остались в вагоне.

С южной стороны жилой вагон прикрывал исключенный из инвентаря цельнометаллический полувагон. Трехметровое пространство между ними заложили набитыми землей мешками. Ратников грубо отстранил от амбразуры наблюдавшего за происходящим Бачу, прислонил к мешкам автомат вверх стволом. Осторожно выглянув, матюгнулся…

Пятый пост вышел на связь с Комбатом, когда тот занимался самым прозаичным делом – штопал куртку, имевшую неосторожный контакт с гвоздем в кузове «Малыша». Напротив что-то строчил на портативной пишущей машинке Новиков, бумажная душа.

Как ни крути, а от канцелярской работы никуда не денешься. Справки, отчеты, запросы в ГУОШ, всякого рода сообщения должны быть оформлены документально.

– Слышал? – спросил Некрытов, приняв доклад пятого поста. – Пойдем потолкуем?

– Давай проветримся, от бумаг голова кругом идет, – согласился Новиков.

Автоматы брать не стали, полагая, что скоро вернутся в расположение. Решение бытовых вопросов – дело обычное.

«УАЗ» с работающим движком стоял в десяти метрах от жилого дома, за рулем сидел парень лет двадцати. Ожидая милиционеров, он курил сигарету, небрежно стряхивая пепел под ноги.

Автомобиль был поставлен грамотно. Обращенный к посту задней дверью, он в три секунды мог, не тратя времени на разворот, скрыться за углом дома и оказаться в зоне недосягаемости.

Водитель наблюдал за приближающимися в боковое зеркало и встретил их, верно прикинув расстояние, у закрытой задней двери фургона.

– Есть проблемы? – поздоровавшись, спросил его Некрытов.

– Поговорить с вами хотят.

В это время дверь распахнулась, и из машины вышли еще четверо мужчин.

«Оп-паньки! Приехали! – подумал Некрытов, наблюдая за новыми действующими лицами. – Эти рожи вряд ли будут интересоваться перегоном скота через переезд».

Как минимум трое из них были боевиками. В какие одежды ни рядись, а причастность к воинственной когорте бандитов выдадут глаза. Во взглядах троицы сквозила неприкрытая ненависть.

Спины появившихся были обтянуты традиционными кожаными куртками, шевелюры скрывались под черными шерстяными шапочками. Неопрятные клочковатые лопаты бород покоились на груди.

После взаимных рукопожатий с русскими (неприятная, но необходимая процедура) «гости» расположились у машины полукругом, прижав милиционеров к открытой двери фургона, внутреннее пространство которого было разделено цветной шторкой. Кто и что находилось за ней, было неизвестно.

Разговор начал высокий пожилой чеченец со шрамом на лице. Начинавшийся у переносицы, он косо пересекал лоб и терялся в седых волосах.

– Кто командир будет? – без обиняков спросил он.

– Ну, я, – ответил Некрытов, слегка напрягшись: кто знает, что последует за вопросом.

– Скажи, дорогой, ты с кем воевать собрался? – чеченец пальцем указал на крышу, где разместились гранатометчики. – Ваши люди и раньше стояли тут, но такого не было.

– Что тебя так обеспокоило?

– Здесь мирные жители, они не воюют с вами. Зачем вам еще оружие?

– Те трое, которых снял снайпер, кашей подавились? – резко парировал Некрытов.

Ответ седовласому не понравился. Он достал из кармана пачку «Бонда» и стал срывать прозрачную обертку.

Волнение, первоначально охватившее Некрытова, постепенно улеглось. Видя нервозность чеченца, он почувствовал себя увереннее.

– Подожди, не горячись. – распечатав пачку, чеченец протянул ее милиционерам. – Угощайтесь. Поговорим по-хорошему.

Закурили. Молча глотали терпкий дым заграничных сигарет.

– Что вы хотите? – спросил Новиков, прерывая затянувшуюся паузу.

– Верните гранатомет и зенитку в полк.

«Вот сволочи, все им известно», – подумал Некрытов, а вслух произнес:

– Этого не будет. Не для того брали, чтобы вернуть на следующий день. Ради чего?

– Ответь тогда, зачем вам такие игрушки, вам что, плохо жилось без них? – спросил чеченец, выбрасывая окурок.

– Зенитка и гранатомет нужны нам только для собственной безопасности, – ответил за командира Новиков.

Боевик презрительно взглянул на комиссара и цвиркнул слюной на подернутую изумрудной травой землю. Остальные, не вмешиваясь в диалог, хранили молчание.

– Ваш отряд нам не нужен, но в случае необходимости мы сможем вас уничтожить за полчаса. Нам известно ваше вооружение, сколько автоматов и пулеметов у вас и у красноярцев, распорядок смены постов. В круговой обороне вы не выстоите и тридцати минут. Но нам выгодно, чтобы на Станции стояла милиция, а не военные.

– Почему? – вырвался у Новикова наивный вопрос.

– В этом районе отдыхают наши люди, до последнего времени милиционеры их не беспокоили. Уничтожив ваш отряд, мы не знаем, как поведут себя военные, которые будут нести службу вместо вас, поэтому лишняя головная боль нам не нужна. Судьба свободной Чечни решается не на Станции.

Он не открыл Америки. Информация, открытая милиционерам, не влекла за собой никаких санкций. Любой боевик, спрятав в копне сена автомат, приобретал статус мирного жителя и отдыхал ровно столько, сколько отпустит ему полевой командир, до следующего фанатичного клича: «Аллаху акбар!»

Пожилой боевик тем временем продолжал:

– Нам ничего не стоило воспользоваться моментом и лишить ваш отряд командира. Ты сильно подставился, придя на переговоры. Вы и за пистолеты не успеете схватиться, как окажетесь в машине, но нам этого не надо. Взгляни…

Из глубины салона на Комбата и Новикова смотрели темные зрачки двух автоматных стволов.

– Через считаные секунды машина будет за домом, в «мертвом» пространстве. Пока твои бойцы очухаются, мы будем далеко в горах. Потом за ваши головы мы сможем получить хороший выкуп. – Чеченец залился мелким смешком, от которого милиционерам стало не по себе.

Идти на уступки бандитам Некрытов не желал. Добившись выполнения своих требований, они снова, в который раз, продемонстрируют свою силу и безнаказанность.

– Ты мне веришь?

– Приходится, некуда деваться, но принять твои условия мы не можем.

Неуступчивость милиционеров разозлила боевиков. Дальнейший разговор они вели между собой по-чеченски, на повышенных тонах, с резкими возгласами и выразительными жестами.

Наконец, успокоившись, старый чеченец вновь обратился к Некрытову:

– Что передать нашим жителям? – спросил он, хотя мог напрямую поинтересоваться, что, мол, передать моему командованию.

– Скажи им, что наше оружие будет молчать до первого выстрела с вашей стороны, в противном случае – не обессудьте.

– Я уполномочен гарантировать вам, что наши стрелять не будут, можете не волноваться.

– Ваши – это боевики, которые отдыхают сейчас в поселке, – перебил его Новиков. – А другие?

– Не имеет значения, здесь отдыхают или в другом месте, я отвечаю за своих, – занервничал седовласый. – И не несу ответственности, если вас обстреляет другая группа, сами видите, какая обстановка.

– Интересные получаются пироги, – осмелел Некрытов. – Мне-то не легче, кто будет в нас стрелять – твои или чужие. Мужской разговор должны вести мужчины. Если гарантируешь безопасность, обеспечь ее.

– Послушай, дорогой, я не отвечаю за всю чеченскую армию, я делаю то, что мне поручено. В поселке много мирных жителей, они не при делах и боятся пострадать от вас.

– Хорошо, – согласился Некрытов, поняв, что больше им ничего не добиться. – Мы будем отвечать только на выстрелы или в случае прямого нападения на заставу.

Видно, прав был боевик, утверждая, что им выгодна сложившаяся ситуация, при которой никто друг друга не трогает, тем самым давая одним место и время для зализывания ран, другим – относительную безопасность.

В знак мирного исхода переговоров старый чеченец бросил пару слов водителю. Тот подал из машины небольшую металлическую канистру.

Зеленое вино запенилось в тонкостенном высоком стакане.

– Пей, командир.

Некрытов принял из рук боевика стакан с заискрившейся, заигравшей на солнце жидкостью: даже к врагу следует относиться с уважением, не оскорблять его чувство гостеприимства, от этого будет только взаимная польза.

Новиков, предостерегая командира, состроил на лице мину, на что тут же отреагировал седовласый:

– Чего глазами зыркаешь? – с показной обидой в голосе спросил он. – Не бойся, не отравим твоего командира, резона нет. Если не веришь – я выпью первым.

Он протянул было руку, но Некрытов проигнорировал его жест, не желая показаться робким.

– За что выпьем?

– За нас вам пить не к лицу, за ваше здоровье мы тоже вино не пригубим. Выпьем каждый за свое, – резонно ответил боевик.

Стакан пошел по кругу. Из одной посудины, отметая религиозные догмы, вкушали и христианин, и мусульманин.

Дальнейшая беседа протекала в более спокойном русле. Поговорили о погоде, о семьях, о неустроенности в жизни. Взглянуть со стороны: собрались на закате деревенские мужики, втайне от жен накатили по стакану на брата и теперь обсуждают виды на будущий урожай. Вот только плоды предстоящей жатвы будут горьки и безрадостны.

Все-таки, какие бы словесные узоры они ни плели вокруг да около, кровоточащую тему обойти на прощание не удалось.

Наливая по последней, чеченец произнес:

– Вы серьезно надеетесь выиграть войну и поставить нас на колени?

Вопрос был по комиссарской части и требовал непростого ответа.

– Зачем так формулировать вопрос? – собираясь с мыслями, ответил Новиков. – Кто, кого и на какие колени ставит?

– Не прикидывайтесь, весь чеченский народ помнит сталинские эшелоны сорок четвертого года. Налицо геноцид, иначе этот произвол назвать нельзя.

– На то существовали объективные причины. В то время немцы хозяйничали на Кавказе, возникла реальная угроза перекрытия клапанов нефтяной артерии, необходимой фронту. В этой сложнейшей ситуации чеченцы показали себя далеко не с лучшей стороны. Это сейчас, когда прошло более полувека, методы ликвидации возникшей для страны смертельной опасности кажутся суровыми, но возможно, в то время иного выхода не было.

Пачка «Бонда» вновь пошла по рукам.

Чеченец укоризненно покачал головой.

– Ты еще молод учить меня политграмоте. Нельзя отождествлять кучку негодяев со всем народом. Разве мало предателей было среди русских? Генерал Власов со своей армией… В истории прошлой войны немало примеров, когда сторону Гитлера принимали представители разных национальностей Союза, однако далеко не со всеми расправились так жестоко, как с нами. Слава аллаху, коммунистический режим рухнул, и ничто теперь не заставит чеченцев жить в вашей конуре, справедливо отвергнутой всеми цивилизованными странами.

Политически подкованному боевику трудно было возразить, но Новиков сдавать позиции не хотел.

– Допустим, вы сможете победить и создать свое государство. Какова дальнейшая перспектива? Как будете существовать без нормально развитой экономики? Промышленности нет, от сельского хозяйства остались одни слезы. Что будете кушать? Внешняя независимость не гарантирует внутренней свободы, а на мировой рынок Чечне поставить нечего. Остаются два пути: бандитизм или попрошайничество, но другие страны долго захребетников кормить не станут. И тогда у независимой Чечни останется единственный безальтернативный первый вариант – преступный. Однако этого Россия не допустит в целях собственной безопасности. Иначе для чего надо было вводить войска в Грозный?

Чеченец скептически усмехнулся:

– Вы полагаете, что со взятием Грозного война закончится? Заблуждение. За нами весь мусульманский мир, а это достаточно серьезная сила, с которой не считаться нельзя.

Некрытов с интересом наблюдал за словесным поединком своего комиссара и старого боевика. Было очевидно, что последнее слово останется за тем, кто лучше ориентируется в обстановке, опираясь на гибкий аналитический ум. Поэтому, опасаясь возможного фиаско, Некрытов примирительно предложил:

– Не будем удаляться в исторические дебри. Вы не хуже нас знаете, что политика – не только грязное, но и доходное дело, куда нас с вами на пушечный выстрел не подпустят. Всей правды нам никогда не узнать, потому что любая война, как и все военные конфликты, – это продолжение тайных политических игрищ силовыми методами. Согласен?

– Правильно говоришь, – подтвердил седовласый.

– Если ты со мной согласен, ответь: твой личный интерес в этой войне есть? Только не пой песню про свободу и независимость, это мы слышали.

– Э-э, командир, – беззлобно погрозил ему боевик. – У меня интерес один – Чечня. Ладно, потолковали. На прощание я тебе так скажу, война будет продолжаться до тех пор, пока Москве и Грозному выгодна эта чехарда. Но сколько бы она ни длилась, мне, как обезьяне, всю жизнь ходить с голой задницей.