В углу, на пустом патронном ящике, оплывая тягучими слезами, слабо мерцала стеариновая свечка. В буржуйке таяли пепельно-малиновые древесные угли, скрывая под собой дюжину некрупных картофелин. На блокпосту стояли «собачью» смену (с двенадцати ночи до шести утра) Бача и Портос, третьим был Ратников. Беспокойный характер не позволял взводному отсиживаться в штабе, когда его бойцы находились на дежурстве. Ночи напролет, проверяя службу милиционеров, он ходил от одного поста к другому, и лишь днем позволял себе немного вздремнуть.

Шел четвертый час утра. Портос наблюдал за шоссе, изредка прикладываясь к прибору ночного видения. Бача, с присущей ему хозяйской жилкой, неуклюже топтался у печки, готовя нехитрую перекуску: до завтрака далеко, а кушать уже хотелось.

Бача, по обыкновению, «втирал в уши» товарищам очередную байку, которых он знал великое множество. В его повествованиях быль тесно переплеталась с выдумкой, и провести разграничительную черту, отделить зерна от плевел, было просто невозможно.

– Этот случай произошел с моим дружком, Сенькой Ледяхиным, может, знаете такого? – издалека начал он свой рассказ.

Ответом было молчание.

– Понимаете, одни любят абрикосы, другие – виноград, третьих дыни с ума сводят, а Сенька очень уважал лук. Потреблял он его каждый день, грыз как яблоки, и никогда не болел простудой. Супруга Анюта была ему под стать. И вот какая беда приключилась с ними на почве безумной любви к репчатому луку. Проводили они как-то отпуск на юге, у теплого моря. Отдыхают неделю, другую. Солнце, море, горячий песок. Красота-а! Килограммами кушают мандарины, персики – не жизнь, а сплошное удовольствие.

Однако, чувствует Сенька, чего-то ему недостает для полного счастья, душа ударилась в тоску – и все тут. Короче, захандрил Сенька. Потом его осенило: не хватает запашистой луковой жгучести, такой милой его носу и желудку.

Придя на базар, они с Анютой побродили меж торговых рядов черноусых красавцев, наперебой предлагавших дары южной природы, и, наконец, набрели на то, что искали, – на торговца луком в широкополой кепке-аэродроме, из-под которой флюгером торчал орлиный нос. Правда, лук был дивным, какой-то плоский и немного крученый. Да и продавался он не на вес, а поштучно. Ну что ж, подумал Сенька, на юге все диковинное.

Купили лука и заторопились с Анютой в пансионат. За ужином отвели душу. Сразу ничего подозрительного не заметили. Но через полчаса жена, зажав рот ладонью, опрометью бросилась вон из комнаты. Ее рвало до желчной тягучей слюны. Вернулась она посиневшей, обессиленной и легла в постель. Через час и у Сеньки начались рези в желудке. Вытирая со лба крупный бисер пота, он стойко корчился на соседней кровати, то поджимая колени к подбородку в минуты острых приступов, то блаженно вытягиваясь, когда боль отступала. Ничего, выдержал. Даже без рвоты. Его желудок был способен переваривать гвозди.

Наутро Сенька с грозным видом подступился к торговцу луком на базаре, высказал ему претензии по поводу порченого лука. Он так кричал на продавца, что сам струхнул – вдруг южанин ответит той же монетой, они народ горячий.

Знаете, что он услышал в ответ от торговца? Тот сказал ему примерно так: вай-вай-вай! Какой люк? Тенгиз продает тульпаны, цветок такой, знаешь? А ты тульпан кушал, да?

Приплелся Сенька в пансионат к Анюте и дал себе зарок: никогда больше не покупать здесь лук. Так и насмерть отравиться недолго.

– Врать ты горазд, Бача, – просмеявшись, сказал Ратников.

– Ты мне не веришь? – обиделся на взводного балагур, намереваясь убедить командира в своей правдивости, но его перебил Портос:

– Машина со стороны Грозного.

– Носят их черти по ночам! – в сердцах произнес Бача. – Давно нужно ввести комендантский час, чтобы не шлялись в темноте всякие, так и пулю схлопотать недолго.

Недовольство Бачи было понятно – его очередь досматривать автомобиль, а Портосу оставаться на подстраховке.

Ремнев взял «ручник», поудобней пристроил в амбразуре. Изготовившись для стрельбы, посадил на мушку приближающуюся машину. Чуть скосив глаза, спасаясь от слепящего света, негромко сказал:

– Седой, приготовь ракетницы на всякий случай.

Из ниши Сергей достал два картонных цилиндра ракет – «сороковок», свинтил с оснований крышки и освободил металлические кольца на длинных поводках. Выйдя из блокпоста, он аккуратно положил их на бруствер окопа.

К тому времени водитель сбавил скорость, переключился на ближний свет, а затем и вовсе перешел на подфарники. По звуку двигателя можно было определить, что автомобиль находится на «нейтралке» и по инерции катится по шоссе, над которым стелилась неширокая лента предутреннего тумана. По расположению подфарников в подъезжающей автомашине Сергей смог опознать ее марку. Это была «Нива». В темном лобовом стекле светился огонек сигареты. Описав полукруг, красная точка вылетела из окна, ударилась об асфальт и рассыпалась мелкими искрами.

У Ратникова внезапно в груди возник ноющий спазм, будто кто-то невидимый вонзил в сердце острые и холодные шипы. Колючий обруч продолжал сжиматься, Сергея охватило смешанное чувство тревоги, пустоты и какой-то обреченности. Он увидел, как стоявший на обочине Бача фонарем обозначил место остановки автомобиля, но водитель, дисциплинированно включив левый поворот, медленно отвернул на дорогу, ведущую к Малиновской.

На первый взгляд в поведении водителя ничего подозрительного не было. Он подчинился требованию милиционера, показав, что собирается остановить автомашину, но, словно ненароком, тормознул ее дальше, чем следовало. Теперь «Нива», скрытая за автобусной будкой, установленной на перекрестке, оказалась неуязвимой для пулеметчика на блокпосту. Портос проводил взглядом соскользнувшие с мушки габаритные фонари «Нивы». Нюхом охотничьей собаки почувствовав неладное, он подхватил «ручник» и метнулся в окоп. Уперев сошки пулемета в закаменевший бруствер, попытался поймать машину в прицел, но сектор обстрела оказался перекрыт Бачой.

– Открой объект! – крикнул он Баче, и тот послушно переместился на несколько шагов в сторону. Размытое туманом пятно автомобиля маячило в тридцати шагах перед ним. Электрический фонарь в условиях тумана был совершенно бесполезен: его луч пробивал молочную белизну всего на несколько метров и сильно сгущал темноту за пределами светового снопа.

Мигнув, погасли габариты, но двигатель «Нивы» продолжал работать на холостых оборотах. Послышался щелчок открываемой дверцы, и рядом с машиной возникла неясная фигура. Бача, как и положено в такой ситуации, навстречу идти не спешил.

– Водитель, вернитесь вместе с машиной на шоссе! – приказал он.

Шофер, стоявший у открытой двери автомобиля, сделал еле различимый жест над головой и крикнул:

– Лови, собака!

Бача отработанным до автоматизма еще в Афгане движением кинулся вниз, под спасительное прикрытие бетонного блока «змейки». И – вовремя. Граната разорвалась совсем рядом, разбрасывая вокруг смертоносные осколки.

«Накаркал, сатана», – подумал о Баче Ратников.

Нападавший прыгнул за руль, бешено взревел мотор, «Нива» с погашенными фарами стала уходить по грунтовке.

Находившийся в окопе по другую сторону блокпоста, Ратников рванул за кольцо ракетницы. Не успел огненный шар добраться до зенита, как следом за ним в темное небо с шипением взлетела вторая ракета, освещая окрестности мертвенно-бледным светом.

– Бача! Голову береги – отсеку! – крикнул Портос, ловя на мушку уходившую машину.

Длиннющая, в половину диска, очередь достигла цели. В свете третьей ракеты было видно, как осыпалось заднее стекло «Нивы». К пулемету Портоса присоединился автомат Бачи. Дорога в этом месте делала плавный изгиб, подставляя под огонь правый бок машины. Было слышно, как пули смачно и гулко зашлепали по металлу.

«Нива» резко вильнула в сторону, съехала с дороги и нырнула в неглубокий кювет. Протаранив бампером заросли «зеленки», она, пробуксовывая, выбросила из-под задних колес комья земли, перемешанные с молодой травой, и заглохла.

Стало невыносимо тихо. Инцидент занял не более минуты. К Портосу неслышно подошел Ратников и почти одновременно с ним сверху в окоп спрыгнул Бача.

– Кажись, все. – проговорил он, доставая смятую пачку сигарет.

В эфире тщетно пытался выйти на связь командир отряда.

– Третий – Комбату! Третий – Комбату! – надрывалась рация.

Ратников достал из нагрудного кармана бушлата «Мотороллу» и поднес ее ко рту.

– Комбат, на связи Седой. Я нахожусь на третьем.

– Что произошло? Почему стреляли?

– Нападение на пост, какой-то малахольный швырнул гранату. У нас потерь нет. Вроде мы кого-то подстрелили.

– Помощь зенитки требуется?

– Зенитчикам сейчас работы нет. Подсылай пару ребят, посмотреть надо, может, в машине раненые есть.

– Я подойду сам. Конец связи.

Дожидаясь своих, все трое дымили сигаретами, сбрасывая нервное напряжение. Окурок в пальцах Портоса заметно дрожал.

– В первый раз стрелял в человека, – пояснил он. – Когда ехал сюда, допускал такую возможность, но надеялся, что бог милует, не придется.

– Ничего, – снисходительно потрепал по его плечу бывший интернационалист Бача. – Жить захочешь – привыкнешь. В Афгане мы были точно такими же.

– Ненормально это, когда привыкаешь к убийству, – сказал Ратников. – Плохая привычка.

– А что делать?

Из темноты послышались шаги.

Вместе с Некрытовым на третий пост прибыли Софин и Громила. Выслушав доклад Сергея о происшедшем, командир приказал дать еще одну ракету, чтобы самому оценить обстановку.

«Нива» неподвижно стояла на прежнем месте, увязнув в кустах «зеленки».

– Кто пойдет осматривать машину? – спросил Некрытов.

Вызвался Ратников. Странное чувство отрешенности и обеспокоенности, охватившее его перед началом нападения на пост, не покидало Сергея. Более того, у него откуда-то возникло предчувствие незавершенности события, сегодня должно было еще что-то произойти.

С собой Сергей взял Громилу, рассудив, что он будет полезнее тяжеловесных Портоса или Бачи. Предупредив остальных, что подсветка не требуется, они двинулись к машине. Со стороны водителя к «Ниве» медленно, замирая и вслушиваясь в темноту, полз Ратников, а с противоположной – юрким мышонком Громила.

Перед «Нивой», на расстоянии вытянутой руки, они одновременно застыли, расслышав доносившийся из салона слабый стон. Стон беспомощного человека.

Сергей, удерживая правой рукой автомат, а в левой зажав фонарь, осторожно заглянул внутрь – никакой реакции не последовало. Затем он, находясь у водительской дверцы, сдвинул рычажок фонарика и направил луч через разбитое лобовое стекло.

Беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы разглядеть находящиеся в машине фигуры водителя и пассажира.

Шофер, уткнувшись лбом в «баранку», не подавал признаков жизни, чуть слышные стоны исходили от скорчившегося на переднем сиденье пассажира.

– Громила, вытаскивай из машины раненого, – приказал Ратников. – Нужно его осмотреть и сделать перевязку.

С водителем все было ясно, медицинская помощь ему не требовалась. Пуля вошла в затылок и на выходе разворотила голову, превратив лицо в страшную маску из фильма ужасов.

– Седой, да это баба! – послышался удивленный возглас Громилы.

Обойдя «Ниву» сзади, Сергей подошел к нему, направил на лицо подстреленной ими женщины луч фонаря… и остолбенел.

Только не это!

Предчувствие дурного оправдалось; в то время, когда он смолил в окопе сигарету, в салоне «Нивы» исходила кровью Ксана, его бывшая жена.

Не веря своим глазам, он передал фонарь Громиле.

– Посвети!

Опустившись на колени, Сергей взял в ладони ее лицо, боясь поверить увиденному.

– Ксана, как ты здесь оказалась? – произнес он в растерянности.

Оксана была в сознании. Не видя в темноте лица склонившегося над ней человека, она по голосу узнала Ратникова. Голова ее дернулась, по телу пробежала волна дрожи, словно через нее пропустили разряд электрического тока.

– Сережа?!

Из ее широко распахнутых глаз потекли слезы…

Из ступора Ратникова вывел голос Громилы:

– Ее перевязать надо, командир. Под ней все сиденье пропиталось кровищей.

Стряхнув с себя оцепенение, Сергей подхватил Оксану на руки и стал пробираться сквозь кусты «зеленки». Следом за ним, верным оруженосцем, тащился с двумя стволами Громила.

– Сережа, я не виновата в том, что произошло, – тихо прошептала она, прижимаясь щекой к грязному, прожженному в нескольких местах бушлату.

– Молчи, Ксана, – сказал Ратников. – Сейчас не до оправданий.

Упругие ветки больно хлестали по лицу, но Сергею было не до этого. Мозг, подобно электронной машине, просчитывал различные варианты.

Иногда жизнь подбрасывает такие задачки – любой компьютер сгорит от напряжения, пытаясь найти правильный ответ. Почему она здесь? Как, будучи русской, оказалась по другую сторону баррикад? Замешана ли в действиях против наших войск?

На эти вопросы ответа Сергей пока не знал.

Пройдя через «зеленку», он вышел в поле, заросшее высокой густой травой. Первым порывом было отправить Оксану в Моздок, где работали квалифицированные врачи. Однако, судя по тому, что она все время находилась в сознании, рана ее, возможно, была не столь серьезной. К тому же как объяснить обстоятельства огнестрельного ранения?

О нападении на блокпост дежурный по заставе доложил в ГУОШ. Утром прибудет Январь со свитой и, в конце концов, выяснится, что в машине, кроме застреленного водителя, находилась и Оксана. А в итоге все завершится судом. Кто станет разбираться в степени ее виновности? Налицо факт – она задержана непосредственно после совершения нападения на пост российской милиции.

Сергей остановился и бережно положил раненую на траву. Затем сбросил с себя бушлат и подстелил его под Оксану.

– Давай пакеты! – приказал он Громиле.

Пока тот разматывал резиновые жгуты, которыми к прикладам были приторочены индивидуальные перевязочные пакеты, Сергей стал расстегивать матерчатую курточку Оксаны.

«Только бы не проникающее в живот», – молил он Всевышнего.

Подсвечивая себе фонарем, он осторожно откинул полу куртки, успевшую задубеть от крови, завернул кверху край спортивной кофты и облегченно выдохнул – ранение оказалось скользящим. Пуля чиркнула бок по касательной и, словно острым ножом, рассекла кожу. Из раны продолжала потихоньку сочиться кровь, но сама рана была не тяжелой. Еще одна пуля – наверное, Оксану хранил ангел – насквозь прошила бедро, не повредив кости. Могло быть гораздо хуже.

За все время, пока Ратников с Громилой при свете фонарика делали перевязку, Оксана молча смотрела на Сергея. В глазах ее читался тот же вопрос, на который не находил ответа и сам Ратников: что дальше?

Закончив бинтовать, Сергей отослал Громилу к расстрелянной машине.

– Жди меня через пять минут, от машины ни на шаг, – приказал он. – Не отвечать даже на оклики Комбата, словно тебя там нет. Уяснил?

Громила растворился в ночи.

Сергей прикурил сигарету, тщательно скрывая ее в кулаке.

После перевязки Оксана почувствовала себя немного лучше, возможно, сказалось присутствие Сергея. Появилась надежда, что она будет жить, если сразу не пристрелили под горячую руку. Чего миндальничать, чеченцы тоже так поступают с ранеными русскими, наслушалась всякого. То, что в происшедшем нет никакой ее вины, никого волновать не станет – война все спишет.

– Что будем делать, Ксана? Может, в больницу? – спросил Ратников, скорее для очистки совести, заранее зная, что на такое она не согласится, и оказался прав.

– А оттуда – в тюрьму, Сережа?

– Но как, как ты здесь оказалась? – в отчаянии спросил Сергей. – Ты ведь уезжала в Краснодар.

– Долго рассказывать. Три года назад вышла замуж за чеченца. Сегодня ехали с похорон. Ва… ваши убили его под Грозным.

Парой жадных затяжек Сергей прикончил сигарету и с силой вдавил окурок в податливую весеннюю землю.

– Пашка где?

– У мамы, в Краснодаре. С ним все нормально.

– Слава богу, хоть ума хватило ребенка не тащить в эту мясорубку.

Оксана подавленно молчала. Она понимала, что все нити, связующие ее раньше с Сергеем, безжалостно порваны, и сейчас перед ней сидит совершенно чужой человек, который, скорее всего, за истекшие пять лет обзавелся новой семьей и детьми. Спросить об этом она не решилась.

– В Малиновской есть где укрыться? – прерывая затянувшуюся паузу, спросил Ратников бывшую жену.

– У них в каждом селе есть свои люди, – неопределенно ответила Оксана.

– Я скоро вернусь, придумаю что-нибудь, – пообещал он.

Дальше оставаться здесь, не вызвав подозрений, было невозможно. Комбат наверняка уже беспокоится. Еще, чего доброго, группу пошлет для розыска бесследно исчезнувших подчиненных.

Громила ждал его возле «Нивы».

– Слушай меня внимательно и запоминай: в машине был труп только одного водителя, больше никого не было. Раненая женщина – моя бывшая жена. Ты ее не знаешь, мы с ней разошлись, когда ты в милиции еще не служил. Ради своего сына я должен помочь спастись ей, добровольно засунувшей голову в волчий капкан. Ее вины в сегодняшнем нападении на пост нет, я ей верю. Вякнешь кому хоть одно слово – пеняй на себя.

– Командир, ты что, меня за полудурка держишь? Я все понимаю, – обиженно проговорил Громила.

– Ну, коли так, пошли в окоп.

Некрытов ожидал Ратникова на блокпосту.

– Почему долго возились? Что выяснили? – забросал он Сергея вопросами.

– В машине труп водителя, обшарили «зеленку» – никого нет. Один он был. Скорее всего, накурился какой-нибудь дряни и рванул кольцо, не ведая сам, что делает, – доложил Сергей.

Не следует Комбату знать всей правды, и не потому, что Ратников ему не доверяет. По мягкости характера Некрытов не помешал бы осуществить задуманное Сергеем. Но он не хотел подставлять под удар командира. По дороге в Малиновскую всякое может произойти, ночная стрельба в округе ведется нешуточная. Случись что с Сергеем – отвечать Комбату. Одно дело, когда он не знал о предстоящей ночной вылазке в Малиновскую, и совершенно другой вопрос, если все произойдет с его разрешения. Уж в чем-чем, а в поисках виновных наши штабисты поднаторели, не успеешь «мама» сказать, как покатится голова в кусты. Большие мастера, ничего не скажешь.