Домой идти не хотелось.

Сергей Ратников второй час кряду бесцельно бродил по знакомым с детства улицам небольшого городка.

Неохватная взглядом сибирская степь в течение многих десятилетий лелеяла и пестовала городок, как любящая мать своего ребенка. Городок выстаивал в сорокаградусную жару, от которой жухнут березовые листья, и в трескучие, лютые морозы, когда ночью под ногами гулко лопается земля, а птичья мелочь замерзает на лету.

Здесь, вдали от больших городов, невзирая на природные катаклизмы, жизнь шла своим ходом. Как и повсюду, люди знакомились, женились и рожали детей, расставания тоже были нередки. Все шло естественной чередой, так же как день сменяет ночь.

Тихий вечер раскинул над городом свои крылья, до утра избавляя горожан от изнуряющего зноя. Высоко в небе алмазным светом задрожали первые звезды.

Улица, разделенная надвое тополиной аллейкой, вывела Ратникова на окраину, за которой покрывалом – ровным и зеленым – простиралась степь, манящая дурманящим запахом свежескошенной травы и неизведанной дороги. Подчиняясь необъяснимому зову, Сергей шел берегом неширокой реки, где в неподвижной застывшей глади замерла полнощекая, похожая на спелый лимон луна…

Прошло четыре года, как повстречались курсант областной милицейской школы Серега Ратников и студентка медицинского института непоседа и хохотунья Оксана Бойко. Нечастые их свидания переросли в большое и светлое чувство. Судьба им благоволила – оба учились на выпускных курсах. В Степногорск они приехали уже супругами. В родном для Сергея городке молодых дожидалась двухкомнатная квартира, доставшаяся ему в наследство от одной из двух бабушек, поэтому от решения жилищной проблемы, порой неразрешимой для молодоженов, они были избавлены.

Все было хорошо. Ксана готовила борщи, котлеты и дожидалась Сергея, вечно пропадавшего на службе, – должность опера не позволяет обрасти жирком. Его, как волка, ноги кормят. По причине беременности Оксана на работу не устраивалась. Через полгода родился Пашка, и заботы о беспокойном и горластом потомстве полностью легли на плечи молодой жены.

Сергей по-прежнему не так часто, как хотелось Ксане, бывал дома, что стало служить поводом для первых робких размолвок. Поначалу ссоры гасли сами собой, но со временем становились затяжнее и серьезнее. Ратников понимал: их семейное судно получило пробоину ниже ватерлинии, но поделать ничего не мог.

Он не единожды пытался объяснить Оксане, что личная жизнь сотрудника уголовного розыска зависит от многих факторов: от состояния оперативной обстановки, от невесть кем запланированного количества рейдов-проверок, от неизбежных наплывов краж – грабежей – разбоев, в конце концов, от никому не нужной, но обязательной для исполнения бумажной тягомотины, вызывающей приступы тошноты у любого оперативного сотрудника. И в самой малой толике – от него самого.

На чаши весов были брошены семья и работа. Ксану и Пашку он любил, как и свою заполошную должность опера. Где-то в глубине души теплилась надежда, что все не так трагично, все образуется, но, как оказалось, напрасно.

Оксана так и не смогла привыкнуть к суровому сибирскому климату, к отсутствию подруг, к окружающему миру, сузившемуся до размеров квартиры, – все это угнетало, делало ее временно неполноценным человеком. Ей казалось, – жизнь течет, как песок меж пальцев, не успеешь оглянуться – и вот она, старость.

Единственный выход – развод. О таком решении Ксана сообщила Сергею два месяца назад, по приезде из Краснодара, где гостила у родителей. Вернулась она отдохнувшая, повеселевшая, но… без Пашки.

И вот сегодня девятую страничку их паспортов украсил бледно-фиолетовый штамп, освободивший супругов от семейных уз.

Как будет жить без жены и сына, Сергей представлял смутно, вернее, не имел никакого понятия. Скрипнув зубами и подавив навернувшиеся слезы, он круто развернулся и зашагал обратно в городок. Там, на втором этаже кирпичной пятиэтажки, укладывала чемодан, готовясь к отъезду, теперь уже бывшая жена Ксана, с сегодняшнего дня вновь ставшая Бойко…