Перед ним тяжелая, выкрашенная в черный цвет, дверь. Дверь, куда она запретила ему заходить. Он не осмеливался нарушить ее просьбу. Скорее, приказ. В нотках ее низкого для женщины, завораживающего силой голоса слышалась угроза. Едва заметная, словно ветерок от крыльев мотылька. Ненавидя себя за слабость, не подобающую мужчине, он подчинился.

Ночами лежал без сна на их общей огромной кровати и лишь притворялся спящим. Улавливал момент, когда она поднималась с постели. Так тихо и незаметно, что это не могло бы потревожить спящего. Слышались легкие шаги босых ступней по половицам, негромкий стук хлопнувшей двери.

Он знал, куда она идет. В крайнюю комнату правого крыла дома. Комнату с дверью, выкрашенной в черное. Возвращается оттуда лишь когда в большое окно спальни начинает пробиваться робкий утренний свет. Осторожно забирается в постель, прячась к нему под одеяло. От ее тела исходит что-то холодное и незнакомое. От нее пахнет до дрожи пугающим ароматом. Ароматом крови и смерти.

Ему противны ее прикосновения, но она неизменно прижимается к нему. Губы, оскверненные властью зла, касаются его тела. Руки, творящие беспощадные зверства, о которых он мог лишь догадываться, ласкают его. Одна Пелья знает, чего ему стоило не отстраняться, как от ядовитой гадины, и терпеть… Терпеть долгие годы.

Он не мог смотреть в глаза придворных и слуг. Ему казалось, что он увидит в них презрение. Увидит заслуженный укор. Как он – правитель этой страны, позволяет таким зверствам твориться в стенах собственного дома. Как может не замечать выволакиваемых десятками трупов. Слуги убирали их, словно мусор. Для них это стало будничной работой. Его собственный друг открыл ему глаза на это. Лучший друг. Как же долго он не желал верить ему, как же долго отрицал.

Женщина из волшебного Адарина, города-сказки, казалась ему такой же сказочной. Красавица, чьи черные волосы заслонили от него реальный мир, в чьих по-кошачьи раскосых глазах таилась вечная загадка. Ради нее он прогнал друга, отрекся от всего мира, позволил ей стать властительницей этой земли. Жестокой и безжалостной властительницей. А потом пелена спала. То ли ее чары перестали действовать, то ли он сумел побороть странное наваждение. Его уши стали слышать, его глаза стали видеть. Черную скверну, расползшуюся по Каруне. Плач матерей и крики детей.

Он вспомнил, о чем говорил друг, и с ужасом осознал, что все это правда, как бы страшно она ни звучала. Его жена стремилась вернуть к жизни древнюю магию, запрещенную даже в Адарине. Магии, замешанной на крови и страданиях. Призванную даровать ей вечную молодость и красоту, а также неизмеримое могущество.

Хуже всего, что он не мог ее остановить или помешать. Раз лишь попытался, но увидел в завораживающей темноте когда-то любимых глаз собственную смерть. Ему оставалось только ждать. Непонятно, чего или кого.

Несколько раз, когда она исчезала в своей магической обители, он шел следом. Стоял перед черной дверью, вслушивался в жуткие звуки, доносящиеся изнутри. Дрожал так, что едва держался на ногах. Рука тянулась к матово поблескивающей ручке в виде головы дракона. Каждый раз ему казалось, что жуткая пасть усмехается, а рубиновые глаза таят угрозу.

Он так ни разу и не открыл эту дверь. При ее жизни… В реальности. Зато бесчисленное количество ночей подряд вновь и вновь делал это во сне. Открывал проклятую дверь и оказывался в залитой кровью и светом красных свечей комнате. Видел жуткое выражение на лице жены, в котором не осталось ничего человеческого. Это страшное существо шло к нему, простирая окровавленные руки. Он знал, что как только она его коснется, сердце остановится. Она – то, что встретит его на пороге смерти, то, что уведет за собой из этого мира.

Каждый раз засыпая и зная, что снова увидит этот сон, он боялся не проснуться. Боялся, что она не отпустит его…

Черная дверь осталась за спиной. На этот раз успел выбраться, скрыться от скрывающегося за ней кошмара.

Тяжело дыша, правитель проснулся от душащего сна. Открыл глаза, радуясь наступлению утра. Остальные его спутники еще спали, отовсюду слышался зычный храп или сопение. Лишь охранник, измотанный бессонной ночью, продолжал нести вахту у костра. Заметив, что правитель проснулся, он подобрался и вопросительно глянул, словно ожидая приказаний. Громдел поднялся с места и приблизился к нему. Поежившись от утренней сырости, протянул руки к костру. Воин пожелал ему доброго утра, он сдержанно откликнулся.

Взгляд поневоле устремился к карете, где сейчас спали его дочь и Мойдра. Как всегда при мысли об этой девушке тело пронзила дрожь. Встреча с ней ясно показала, что ему рано себя хоронить. Если способен так сильно чувствовать, умирать еще рано.

В последнее время ему казалось, что все эти годы он был заколдован. Душа спала, не зная ни сильных эмоций, ни потрясений. Будто покрылась глубоким панцирем. Наверное, для нее это было единственным лекарством после того, что сделала Ойла. От самого ее имени Громделу казалось, что сердце покрывается ледяной коркой. Но Мойдре удалось то, что он считал уже для себя невозможным. Пробудить в нем жизнь.

– Вы рано сегодня, – осмелился снова заговорить воин.

Правитель вздрогнул, не сразу уловив смысл его слов. Потом кивнул и бросил:

– Пойду к реке. Освежусь немного.

Больше не глядя на парня, он двинулся к реке.

За те десять дней, что они провели в пути, местность изменилась разительно. Исчезли плодородные равнины и зеленые луга. Все чаще по пути встречались лесистые участки и холмы. Впереди труднопроходимые леса и горы. Именно туда они держали путь. В землях горцев, подальше от людей и их мелких страстей, нашел прибежище его лучший друг – волшебник Шарнел.

Правитель часто вспоминал о нем и много раз хотел помириться. Удерживал страх перед отказом, болезненная гордость. Сейчас у него появился веский повод поехать к другу. Помимо беспокойства о судьбе дочери именно это заставило его, наконец, действовать. Когда на кону жизнь невинной девушки, благородный Шарнел не посмеет прогнать ее отца.

Остановившись на пологом берегу, Громдел зачерпнул в ладони воду и плеснул в лицо. Обжигающе холодная, даже скулы свело. Он слегка поморщился, потом зачерпнул снова. С наслаждением выпил.

В этих землях даже вода имела особый вкус. Какой-то дикой необузданной силы, непокорности.

Неподалеку послышался заразительный смех, который он узнал бы из тысячи. Вздрогнув, правитель моментально позабыл о тягостных мыслях и поспешил по направлению к звуку. Уже хотел раздвинуть густые ветви кустарников и выйти на открытое пространство, как его удержал новый звук. Голос. Мужской голос. Еще не зная даже, что к чему, Громдел ощутил, как кровь бросилась в голову. Стиснув зубы, остановился и осторожно выглянул из укрытия.

На открытом пространстве он увидел Мойдру и одного из своих воинов – Нийена. Девушка сидела верхом на лошади, а парень стоял неподалеку.

– Ну, теперь в галоп! – скомандовал он.

– Эта скотина снова меня сбросит! – усмехнулась Мойдра. – Но так уж и быть.

Она пришпорила коня и направила его в сторону. Животное явно не питало особого расположения к всаднице, потому что взбрыкнуло и взвилось на дыбы. С визгом Мойдра полетела на землю. Одновременно к ней бросились Нийен и правитель. Справившись с замешательством по поводу появления важной персоны, девушка смущенно улыбнулась.

– Кажется, попались…

Нийен стушевался, беспомощно переводя взгляд с нее на Громдела. Правитель же, не удостоив парня взглядом, помог Мойдре подняться.

– Ты в порядке?

– Немного ушиблась. Но мне не привыкать, – она отмахнулась. – Коняга видно чувствует, что я боюсь ее до колик.

– Почему ты вообще оказалась на лошади? – возмутился правитель.

– Ну вот, – закатила глаза девушка. – Этого я и боялась. Только Нийена не наказывайте. Я сама виновата. Попросила его научить меня кататься верхом.

– С ним я после поговорю, – процедил правитель и, наконец, удостоил воина вниманием. – Возвращайся в лагерь.

Тот бросил на Мойдру тоскливый взгляд, но ослушаться не посмел.

– И давно уже он тебя так учит? – дождавшись, пока парень с лошадью скроется за кустами, спросил Громдел.

– Несколько дней, – покаялась девушка. – Я надеялась, что никто не узнает… Вы очень сердитесь?

– Сержусь? – он удивился и осторожно провел ладонью по ее лицу, убирая спутавшуюся прядь волос. – Есть за что? Разве вы делали что-то плохое?

– Ну… – она растерялась. – Девушке ведь не полагается всего этого уметь. Из лука стрелять, верхом ездить и прочее. У нас бы в Лесовке ее за это по головке не погладили…

Она осеклась и залилась краской. Наверное, пожалела, что была с ним так откровенна.

В сердце правителя всколыхнулась нежность, он улыбнулся:

– В Каруне взгляды на это не такие строгие… Но, конечно, Саулин я бы не позволил этим заниматься. Что касается тебя, ты не устаешь поражать своими талантами.

– Да какими талантами, – она с досадой закусила губу. – Мне еще многому нужно научиться.

– Разве что готовить, – хмыкнул он. – Хотя если удачно выйдешь замуж, это тебе делать не придется.

На ее лице появилось странное выражение, он не смог разгадать его значения.

– Скажи, в родном поселении у тебя есть жених? – задал он вопрос, ответа на который ждал с затаенным трепетом.

– Пелья миловала, – буркнула она.

Правитель расхохотался, чувствуя облегчение.

– Впервые вижу девушку, которая бы так рассуждала.

– Нет, ну теоретически, – снова смутилась Мойдра, – замужество вещь хорошая. Любая женщина для этого создана… Но…

– Значит, ты просто еще не нашла достойного тебя мужчину, – прервал он слегка охрипшим голосом.

Ее присутствие не на шутку волновало его. Она находилась сейчас так близко, что он слышал биение ее сердца и ощущал жар юного крепкого тела. На белой шее билась синяя жилка, грудь вздымалась при дыхании. Правитель не мог отвести взгляд от ее тела, желал почувствовать его еще ближе. Боясь, что останься рядом с Мойдрой еще хотя бы на пару минут, сдержаться просто не сможет, торопливо бросил:

– Пожалуй, нам пора возвращаться.

Не дожидаясь ответа, двинулся в сторону лагеря. Слышал позади ее шаги и дыхание, от которого кровь в жилах струилась быстрее.

– Вы теперь запретите Нийену меня учить? – услышал он жалобный голос.

Остановился и обернулся так резко, что она налетела на него. Вскрикнула и тут же застыла, оказавшись в его объятиях. Он так крепко стиснул ее талию, что девушка едва могла дышать. Склонившись над розовым ушком, жарко выдохнул:

– Я сам научу тебя всему, что нужно…

Быстро отпустил, посмотрел в ошеломленное лицо и снова двинулся к лагерю. На этот раз она не стремилась его догнать.

Громдел вернулся к костру в отличном расположении духа, не в пример тому, с которым его покидал. Принимая из рук воина кружку свежезаваренного чая, он наблюдал за тем, как в лагерь вернулась Мойдра и, не глядя на него, скрылась в карете. Внезапно он понял, что хочет видеть эту девушку каждую минуту всей своей оставшейся жизни. Хочет засыпать и просыпаться рядом с ней, угадывать ее настроение по блеску в ясных глазах, дарить ей радость и счастье.

На мгновение мелькнула мысль, что она ему не ровня. Обычная селянка, выросшая в лесах и даже не умеющая себя правильно вести. Тут же улыбнулся. Разве это важно, когда осталось так мало лет жизни и хочется наслаждаться каждым мгновением. Кто знает, может, боги еще даруют ему наследника. Да и, по большому счету, он не так стар. Нет еще и пятидесяти. А седеть начал еще при жизни жены. Наверное, виновато чудовищное нервное напряжение, в котором жил тогда.

Правителя внезапно заинтересовало, можно ли его еще считать привлекательным мужчиной. Что, если девушка в ужасе отшатнется, осмелься он заговорить с ней о своих чувствах. Правитель исподлобья глянул на молодого воина, обучавшего Мойдру верховой езде. Может, этот красавчик уже запал ей в душу. Настроение стремительно портилось, и правитель постарался отогнать от себя неприятные мысли.