В четырнадцать лет моей настольной книгой была «Лолита» Набокова. Я находила много общего со своей героиней – малолетней нимфеткой, сводящей с ума взрослых мужчин. Сверстники никогда меня не привлекали. Все, что они могли, – пускать слюни на мою рано сформировавшуюся грудь и за насмешками скрывать сексуальное влечение. Подруг у меня не было. Вернее, я входила в компанию самых популярных девчонок двора, но никого из них подругами не считала. Втайне презирала их за непроходимую глупость и инфантильность. Внутренне я считала себя намного старше.
Психолог, к которому регулярно водила меня мать, говорил, что я все время прячусь за маской и никому не хочу показывать истинное лицо. Я считала ее слова туфтой и не желала следовать советам. Чему может научить меня фригидная сука без мужа и детей? Как прожить жизнь так же пусто и бессмысленно, как она сама? Увольте. А я навела о ней справки. Вернее, узнала от знакомых других знакомых все о ней. Общаясь с тем или иным человеком, я всегда стремилась выведать его подноготную. Зачем я это делала? А как я смогу манипулировать человеком, не зная, на какие кнопочки давить? О да, это было моим любимым занятием – давить на кнопочки и получать то, что хочу. Я изучила все книги по психологии в нашей библиотеке, чтобы лучше понимать, как воздействовать на людей.
Я могла казаться ангелом, если хотела того. При виде моей симпатичной мордашки и невинных глазок обмануться легко. Мать тоже долгое время считала меня ангелочком. Пока не нашла мой дневник, который я опрометчиво вела, озаглавив: «Путь новой Лолиты». Вот тогда она и решила водить меня к психологу. Помимо этого еще и вела со мной долгие беседы по поводу моего аморального поведения. Вся моя провинность на тот момент состояла во флирте с учителем английского и одним из старшеклассников. Ханжа двуличная! Сама еще при жизни отца изменяла ему со своим бухгалтером, между прочим, на десять лет младше нее. Она думала, что умудряется хранить это в тайне, но я замечала все. И обрывки фраз по телефону, и взгляды украдкой, когда навещала ее на работе.
До сих пор не могу ей простить… Отец был, пожалуй, единственным, кого я любила по-настоящему. Он любил меня такой, какая я есть, и никогда не наказывал. Ему это было и не нужно делать. Всего лишь сесть и поговорить со мной по душам, и я тут же понимала неправильность своего поведения. Глупая смерть от руки какого-то ворья, напавшего на него в темном переулке. При себе у отца было две тысячи рублей и дорогие часы – подарок мамы. Вот и все. Это стоило ему жизни. Мать скорбела ровно год, фальшиво, как и все, что она делала. А потом вышла замуж за своего бухгалтера.
Если она думала, что я прощу ей предательство отца, то горько ошибалась. Сделаю все, чтобы ей белый свет стал немил. Противно смотреть, как она изо всех сил молодится. Делает подтяжки, пользуется дорогими кремами, соблюдает строгую диету и посещает фитнес-клуб. Ради кого? Этой пародии на мужчину? Все, что у него есть – смазливое личико и молодость. И то для меня он уже глубокий старик. Тридцать. Хотя выглядит намного младше, этого у него не отнять. Я называю его Пудельком. Такой же ухоженный, утонченный, еще и кудрявый. Наверное, из-за него я возненавидела кудрявых мужчин.
Когда этот хмырь попытался сыграть роль папочки для меня, я с трудом удержалась от того, чтобы плюнуть ему в морду. Вместо этого поклялась себе, что уничтожу его морально, заставлю опуститься так низко, как только возможно. Потерять все! Перечитав «Лолиту», я уже знала, что делать. Но слишком быстро действовать нельзя, иначе он может разгадать мои мотивы. Поэтому целый год я играла с ним в войну. Делала вид, что не признаю, дерзила ему. Мать расстраивалась из-за этого, даже плакала, но меня это только радовало. Но время, которого я так долго ждала, настало. Сегодня я начну приводить свой план в действие.
Утром мать уехала на семинар по маркетингу в другой город, мы с отчимом этим вечером останемся вдвоем. Обычно, когда это происходило, я запиралась в своей комнате, включала плеер и читала. Иногда он пытался наладить со мной контакт и лез с разговорами, но я упорно игнорировала его. В конце концов, Пуделек отстал и больше не лез. Но сегодня я намерена сменить тактику.
Кстати, этот гад не раз заглядывался на мои ноги, когда думал, что никто не видит. Значит, физически я и так привлекала его. Дело за малым – побороть более сильный сдерживающий фактор – страх вызвать недовольство матери. А Пуделек трепетал перед ней, ходил на цыпочках и во всем слушался. Еще бы. Он жил на ее деньги, в ее трехкомнатной квартире, она была его боссом. Только дурак рискнет всем этим ради минутного удовлетворения собственного либидо. Но он станет таким дураком. Уж я об этом позабочусь.
Для вдохновения я читанула несколько страниц из «Лолиты», когда она соблазняла Гумберта. Попробую взять с нее пример, тем более, на нашем учителе английского я уже опробовала несколько приемчиков. Стоит ли говорить, что я была его любимой ученицей. Но с тем неудачником я не собиралась переступать черту. О нет, у моей девственности будет другой обладатель. Все ради тебя, папочка! Он поплатится кровью за то, что занял твое место!
Я надела юбку покороче из тех, что украдкой надевала на дискотеку, спрятав сначала в сумочке. Мать бы убила, если бы увидела, что я показываюсь в таком виде на людях. Юбочку эту я приобрела на карманные деньги и хранила завернутой в старый свитер, чтобы мать не просекла. Сегодня она снова мне пригодится. Немного поколебалась, решая, что надеть сверху. Губы тронула легкая улыбка. Футболка, из которой я давно выросла, с забавным зайчиком. Она едва сходилась на моей груди полноценного третьего размера. Свои длинные волосы, доходящие до бедер, – я все порывалась их остричь, да мать не позволяла, – собрала в два хвостика. Малолетняя нимфетка во всеоружии. Стоя перед зеркалом, я хлопала ресницами, репетируя ужимки, призванные сразить Пуделька наповал. Да, определенно, если он устоит, то сделан из кремня, а не плоти.
Послышался звук ключа, проворачиваемого в замке, и я пулей бросилась встречать свою жертву. Судя по взгляду отчима, застывшего у входной двери с пакетом в руках, внешность моя и впрямь произвела впечатление. Я улыбнулась самой обворожительной улыбкой, на какую была способна, и шагнула к нему.
– Привет, папочка! – Приподнявшись на цыпочки, я облобызала его щеку и жарко выдохнула в ухо: – Что вкусненького принес?
Его кадык дернулся, он явно растерялся, не зная, как реагировать на мою неожиданную приветливость.
– Да так, овощи и мясо на ужин. Сейчас приготовлю, – пробормотал он.
– Хочешь, я помогу? – Забирая у него пакет, я захлопала ресницами. – Ты, наверное, устал.
– И правда устал… – Он, похоже, клюнул и стал понемногу отмирать. Наверное, подумал, что я и впрямь решила наладить с ним отношения. – Буду рад, если поможешь.
Я задорно мотнула хвостиками и вприпрыжку помчалась на кухню, по дороге едва не растеряв содержимое пакета. Разумеется, помощи от меня ему ждать не приходилось. Готовить я не умела и не любила. А зачем? Я не собиралась становиться образцовой домохозяйкой. Если и выйду замуж, найму домработницу. А пока с этой задачей прекрасно справлялись мать и отчим. Но сегодня я с усердием занялась чисткой картошки. Старалась, как могла, хоть и отрезала значительную часть овоща вместе с кожурой. Пуделек занялся мясом, с улыбкой поглядывая на меня.
– Тоньше бы надо.
– А как? – Я наивно округлила глаза. – Покажешь?
Он со снисходительным хмыканьем подошел ко мне и взял из рук картофелину и нож. Стал аккуратно очищать. Моя рука накрыла его пальцы и я поверх них стала повторять его движения. Он напрягся, слегка нахмурился, но руку не высвободил. Наверное, его сбило мое невинное выражение лица. Ему небось и в голову не приходит, зачем я все это делаю. Мои пальцы тревожили его все сильнее, он тяжело задышал. Затем отдал мне обратно нож и отошел к плите. Повернулся спиной, разжигая огонь. Плечи напряжены, в воздухе витал тестостерон.
– Как день прошел? – разрядила я обстановку.
Плечи расслабились, он повернул ко мне голову и улыбнулся.
– Как обычно. Только без твоей мамы в магазине полный дурдом. Но ничего, справились.
– Еще бы, – с придыханием сказала я. – Раз все было в твоих руках, то иначе и быть не могло. Ты ведь такой умный…
Он подозрительно прищурился. Небось, думает, что я издеваюсь. Я постаралась вложить в ответный взгляд все тепло, на какое была способна, и он, похоже, поверил.
– Я не думал, что ты так хорошо обо мне думаешь…
– Почему?
– Ну, ты так вела себя со мной с тех пор, как я сюда переехал, – осторожно затронул он сложную тему.
– Я была глупой девчонкой, – сделала я виноватый вид. – Прости меня за это.
– Да ничего. – Его глаза засияли. – Я все понимаю. Трудно принять, что у твоей матери появился другой мужчина.
Вспышка ярости оказалась такой сильной, что я с трудом удержалась от язвительной реплики. Специально задела ножом руку, чтобы переключиться на другую боль. Физическую вытерпеть легче… При виде крови на моей ладони он побелел и бросился ко мне.
– Ты порезалась!
– Да ничего страшного, – пролепетала я.
Он потащил меня к раковине и подставил руку под струю воды. Потом выбежал из кухни и вернулся с пластырем. Заклеил ранку и осторожно сжал мою руку.
– Теперь все в порядке. Будь осторожнее в следующий раз.
– Я ужасная хозяйка… – Я выдавила слезинку. – Даже картошку не могу почистить по-человечески.
– Милая… – Он погладил меня по голове. – Ты всему научишься, поверь. Ты еще совсем ребенок.
– А когда вырасту… – пытаясь говорить детским голосом, выдохнула я, – думаешь, кто-то захочет взять замуж такую неумеху?
– Я в этом не сомневаюсь, – улыбнулся он. – Ты у нас умница и красавица.
Это «у нас» снова вызвало горький протест внутри. Он и правда хочет считать меня дочерью, не имея на это никакого права! У меня один отец и другого быть не может.
– Ты такой хороший. – Я прильнула к нему и потерлась о него грудью. – Прости, что всегда огорчала тебя.
Эффект убийственный. Говорила я, как умственно неполноценная, а действовала, как нимфетка. Но, похоже, он все равно ничего не заподозрил. Реакции своего тела, которые я чувствовала, пытался скрывать. По виноватому лицу видно было, что досадует на себя за недопустимые ощущения. Правда, отстраниться от меня не захотел. Наоборот, прижал к себе и даже стал по спине гладить. Я потерлась немного о его чресла, ощутила, как дрожит его тело, и на этот раз прекратила пытку.
Отстранилась сама и заглянула в его напряженное лицо.
– Я такая голодная… Ты покормишь меня?
Я приоткрыла рот и медленно провела языком по нижней губе. На его скулах заиграли желваки, кадык ходил ходуном.
– Да, конечно, – хрипло выдавил он. – Сейчас пожарю мясо.
– Я люблю мясо, – уже совсем не детским, а вполне даже взрослым голосом сказала я, вложив в слова чуть больше страсти, чем требовалось. – Оно такое сочное, розовое… Сначала я люблю его обсасывать, оно так брызжет во рту соком…
Он издал сдавленный стон и бросился из кухни. Я услышала хлопнувшую дверь ванной и шум воды. Не сумев сдержать злого смеха, села на табуретку.
– Давай, папочка, облегчения тебе. Интересно, как долго ты выдержишь, удовлетворяя себя сам?
Десять минут спустя он появился снова, щеки пылали, он избегал моего взгляда.
– Тебе плохо, папочка? – сделав встревоженное лицо, спросила я.
– Д-да, – пробормотал он. – Видно, съел что-то не то.
– Бедненький… – протянула я и покачала головой.
– Может, ты пойдешь в свою комнату? – бросил он, покусывая губы.
– Я тебе мешаю? – Я скорчила милую гримаску. – Обещаю, что буду хорошо себя вести…
– Ладно, – набрав в грудь побольше воздуха, откликнулся он.
Снова подошел к плите и занялся готовкой, стараясь не смотреть на меня. Некоторое время я с усмешкой наблюдала за ним, потом нарушила молчание:
– Я уродина…
– Что?
Он быстро обернулся и непонимающе уставился на меня.
– Я страшная… – Я посмотрела на него с выражением вселенской тоски. – Иначе почему у меня парня нет. Вон у Лильки и Дашки уже не один был. А я… Скажи, что со мной не так?
Пуделек повел плечами.
– Поверь, все с тобой в порядке. Будет у тебя еще парень, и не один. А вообще тебе рано думать о таких вещах. Сначала школу закончи, потом институт, а там и о парнях подумаешь.
Я едва не рассмеялась, но сделала вид, что серьезно обдумываю совет.
– Нет, это долго… Папочка, а ты можешь мне посоветовать?
– Что именно?
– Как привлечь внимание парня?
Неловким движением он задел сковородку, едва не опрокинув ее на пол. Оправившись от удивления, проговорил:
– Может, спросишь об этом у мамы лучше.
– Мне стыдно говорить с ней об этом. Она уже старая, ее это, наверное, давно не интересует, – намекнула я на их разницу в возрасте. – А ты молодой и красивый… Скажи, как понравиться такому, как ты?
– Ты считаешь меня красивым? – просипел он, не в силах отвести взгляда от моих обнаженных ног, которые я выставила так, чтобы было хорошо видно.
– Ты самый красивый мужчина, которого я видела, – склонив голову набок, проворковала я. – Но такой, как ты, мне, наверное, не светит.
– Поверь, любой будет счастлив услышать от тебя такие слова… Разумеется, когда станешь постарше, – попытался он закруглить разговор.
– А знаешь, мне Лилька советовала, что… Нет, глупости это…
– Что? – заинтересовался он. – Расскажи.
– Ты будешь смеяться…
– Не буду, обещаю!
– В общем, она где-то прочитала, что если девушка хочет стать привлекательнее, то должна спать совершенно обнаженной… Как думаешь, это помогает?
У Пуделька даже уши покраснели.
– Я… я… не знаю…
– Сегодня попробую, наверное… – Я тряхнула хвостиками. – Если Лилька соврала, подниму ее на смех… Как мясо вкусно пахнет! Скоро уже будет готово?
Он с облегчением вернулся к готовке.
– Да, уже скоро…
– Это хорошо… А то у меня уже живот прилип к ребрам.
Я поднялась и подошла к нему. Когда он развернулся, взяла его за руки и положила на свою талию.
– Чувствуешь?..
Он не отдернул руки. Похоже, вообще забыл обо всем, проводя по моему телу горячими ладонями.
– А так еще сильнее можно почувствовать… – я поместила его руки под футболку и подалась к нему.
Взгляд у него стал диким, челюсти так крепко сжались, что казалось, еще немного и зубы посыплются.
– Мясо горит… – еле слышно прошелестела я, призывно глядя на него.
Он неохотно оторвался от меня и вернулся к сковороде. Я отправилась на свое место за столом и решила, что первый этап прошел успешно. Через пару минут отчим поставил передо мной тарелку с дымящимся мясом и жареной картошкой. Сам сел напротив и, избегая смотреть на меня, принялся за еду. Я нахваливала ужин и рассказывала о том, как у меня день прошел, болтала о всяких пустяках. Вскоре он расслабился и даже стал поддерживать разговор. Рано вздыхать с облегчением, Пуделек… Этой ночью я собираюсь тебя хорошенько помучить…
После ужина мы смотрели телевизор, играли в шашки и трепались на ничего не значащие темы. Когда я отправилась спать, на прощанье он сказал:
– Мама будет счастлива, что мы с тобой примирились.
– Да, наверное, – широко улыбнулась я. – Мы не будем больше расстраивать мамочку.
***
В постель я легла, как и обещала, обнаженной. Свежие простыни приятно холодили разгоряченное тело. Я казалась себе одновременно беззащитной и уверенной в собственных силах. Уставившись в потолок, по которому скользила лунная дорожка, я ждала. Часы мерно отстукивали время, и я мысленно считала, сколько уже прошло. Наверное, около полуночи. Отчим, скорее всего, спит без задних ног.
Когда лунный свет коснулся краешка моей постели, я вылезла из-под одеяла и пошла в спальню родителей. Пробиралась ощупью и несколько раз болезненно наткнулась на что-то в темноте. Сцепив зубы, даже не вскрикнула. Он не должен сейчас проснуться. Пробуждение его должно быть другим…
Дверь в комнату слегка скрипнула, когда я толкнула ее. Затаила дыхание, всматриваясь в очертания спящего на широкой двуспальной постели мужчины. Он даже не шевельнулся. Значит, и правда, спит. Я проскользнула в комнату и забралась в постель. Оказавшись под одеялом, прижалась к Пудельку всем телом и обхватила его руками. Задрожала и сделала вид, что всхлипываю. Он медленно пробуждался к реальности. Сразу даже не понял, в чем дело. Застонав, прижал меня к себе и уткнулся в мою шею. Потом резко оттолкнул и отодвинулся на другой край. Нащупав выключатель, включил торшер. Он щурился от яркого света и с испугом смотрел на меня.
– Ты что?.. Зачем ты здесь?
Захлебываясь от рыданий, я закрыла лицо руками, но продолжала наблюдать за ним сквозь щели между пальцами.
– Мне приснился такой страшный сон… Как тогда… Сразу после смерти папы… Как будто я рядом с ним в подворотне и вижу, как… – голос сорвался и на этот раз я расплакалась по-настоящему. Сон даже придумывать не пришлось. Он и правда не раз мне снился, и каждый раз я просыпалась в слезах. – Когда мне это снилось, я приходила к маме в кровать, и она всегда утешала меня… – Тут я соврала, конечно. – Прости… Я не соображала, что делаю. В панике прибежала и… Думала, что ты – это мама…
Его лицо разгладилось, на нем отразилось сочувствие.
– Бедная девочка… Как жаль, что твоей мамы сейчас здесь нет. Может, сделать тебе горячего шоколада? Хочешь? Так всегда делала моя мать, когда я не мог уснуть ночью.
– Не надо, – замотала я головой. – Пожалуйста, обними меня.
Одеяло скрывало мое тело, и он сразу даже не сообразил, что я под ним абсолютно голая. Охотно скользнул ко мне и прижал к себе. Тут же дернулся, словно получил сильный ожог, попытался отстраниться, но я покрепче уцепилась за него.
– Не уходи… Пожалуйста… Мне так плохо…
На его лице происходила мучительная внутренняя борьба. Потом он со стоном приник к моей шее, прижался к ней губами. Кожу опалило горячим поцелуем. Он скользнул ниже, целуя мои плечи, ключицы, опускаясь к груди.
– Сладкая… какая же ты сладкая… Что ты со мной делаешь?
Его прикосновения не были настолько неприятны, как я ожидала. Наоборот, я даже получала определенное удовольствие. Если бы я не была вынуждена постоянно контролировать происходящее, то могла бы и сама голову потерять. Жаркий рот сомкнулся на моем соске, стал посасывать его, облизывать. Тело откликалось, покрывалось мурашками, внутри растекалась томная нега. Я чувствовала, как влажнею между бедер и хочу того, чего еще не испытывала и о чем только читала. Хотела, чтобы что-то огромное и твердое заполнило меня без остатка. Вцепившись ногтями в спину отчима, я выгнулась дугой, издала протяжный стон.
Он перешел к другой груди, лаская и одновременно терзая ее. Мне нравились нежные покусывания. Боль вперемешку с возбуждением пьянила сильнее вина. Закинув одну ногу на его бедро, я приникла к нему, потерлась о него своим влажным естеством. Он издал утробное рычание и скользнул губами к моим бедрам. Разведя мои ноги в стороны, приник к той моей части, которая сейчас претерпевала безумные муки. Его язык касался клитора, теребил, дразнил, а я изо всех сил цеплялась в кудрявые волосы и желала одновременно, чтобы прекратил и продолжал. Его язык проник внутрь влагалища, стал двигаться там, обжигая горячей влажностью. Мне хотелось большего. Чтобы он проник в меня весь, без остатка. Бедра мои двигались, подавались к нему. В какой-то момент наступило освобождение, тело мое содрогнулось от волнующей дрожи. Вспышка наслаждения захлестывала снова и снова, а он продолжал продлевать его новыми и новыми волнами.
Отчим поднял на меня помутневшие глаза и вопросительно взглянул:
– Не представляешь, как я хочу этого… Но я не должен… Это неправильно…
Еще содрогаясь в пароксизмах оргазма, я притянула его к себе и прошептала в ухо:
– Хочу тебя…
Мой язык скользнул ему в ухо, оставляя влажную дорожку. Он застонал и набросился на меня. Последний налет долга слетел, как змеиная кожа, обнажая животное притяжение, которое он чувствовал в этот момент. Его член, огромный и горячий, попытался проникнуть в меня.
– Ты такая тесная… такая маленькая…
Еще бы, кретин, ты у меня первый! – мелькнула издевательская мысль, но я лишь крепче обвила его бедра ногами.
– Вонзись в меня, проткни насквозь… Я хочу этого… хочу…
И он сделал это. Врезался в меня снова и снова, не обращая внимания на мои болезненные крики и хлынувшие из глаз слезы. Мне было больно так, что хотелось завыть, но я сдерживалась и лишь теснее прижималась к нему. Пусть делает мне больно. Пусть разрывает все внутри, превращает в кровавое месиво. Чем больше крови, тем лучше.
Он был ненасытен. Закончив движения и получив разрядку, он уже через пять минут снова был в боевой готовности. Повернув меня к себе задом и поставив на четвереньки, проникал в меня в такой позиции. Все внутри горело и разрывалось от боли, но к этой боли примешивалось наслаждение. Я упивалась этой болью. Она – еще одна ступенька к осуществлению моего плана. За эту ночь он брал меня четыре раза. Моя боль возбуждала его не меньше, чем меня. Мы не обращали внимания на кровь, залившую белые простыни. Ее пряный запах будоражил нас и заставлял снова и снова сливаться в одно целое.
Это безумие закончилось на рассвете. Мы лежали, прижавшись друг к другу, он обнимал меня за плечи.
– Твоя мать скоро вернется. Поезд прибывает рано утром. Нужно убрать все следы, – в его голосе снова появились виноватые нотки.
– Она звонила вчера, – наматывая его кудрявый локон на палец, протянула я. – Рейс задержат. Она появится только после полудня. Так что у нас куча времени. Давай просто поспим. Я зверски устала.
– Я тоже… Ты просто измотала меня, – хохотнул он. – И не скажешь, что я у тебя первый.
Я не ответила, закрыла глаза и сделала вид, что тут же уснула, измотанная нашими любовными играми. Он по-хозяйски сжал мою грудь и, похоже, тоже попытался уснуть. Судя по тому, что его дыхание выровнялось, ему это и правда удалось. В отличие от меня. Ноющая боль внизу живота терзала адски, но я понимала, что должна терпеть. Еще немного… и я получу вознаграждение за перенесенную боль.
От неудобной позы тело затекло, но я старалась не двигаться, чтобы не разбудить его. Он не должен услышать… не должен проснуться раньше, когда еще сможет что-то изменить…
Через несколько часов послышался стук входной двери. С гулким стуком упал на пол чемодан. Послышались легкие шаги, направляющиеся в нашу сторону. Мама вернулась…
***
Я осторожно выбралась из-под руки Пуделька и свернулась комочком, отвернувшись от него. Делала вид, что плачу. В этот раз слезы выдавить из себя было легко. Все тело содрогалось от боли. Тут не то, что плакать, вопить будешь. Слышала, как мамины шаги замерли, скрипнула дверь. Глухой возглас:
– О, Господи!
Я повернула голову в сторону матери и при тусклом утреннем свете, пробивающемся сквозь занавешенные окна, разглядела ее лицо. В первый момент показалось, что вижу другого человека. Вместо пышущей здоровьем и энергии красавицы, выглядевшей всегда намного моложе своих лет, изможденная старуха. Губы сцеплены до крови, лицо посерело, все морщины разом выступили на лице. Почувствовав мстительную радость, я постаралась ничем ее не проявить. Вместо этого изобразила на лице страдания и кубарем скатилась с кровати.
Голая, с измаранными кровью бедрами и животом, нетвердой походкой я шла к ней. Каждое движение причиняло невыносимые муки.
– Мамочка, он… он… – Я протянула к ней руки. – Мамочка, мне так больно…
Она не двигалась, ничего не говорила и не делала ответных жестов. По щекам словно окаменевшего лица одна за другой катились слезы.
– Я ни в чем не виновата, мамочка, – канючила я.
Опустилась перед ней на колени, обхватила за ноги. Она брезгливо отодвинулась. Взгляд у нее был совсем чужой, я такого никогда еще не видела. Это меня задело больше, чем хотелось бы. Почему она не будит этого мерзавца, не закатывает истерику, не выгоняет на все четыре стороны? Вместо этого смотрит на меня, словно видит впервые.
– Вчера он весь вечер приставал ко мне, – глотая слезы, говорила я. – А ночью просто пришел и… Вытащил меня из постели и приволок в вашу спальню. Сказал, что хочет это сделать именно там… Так удовольствия больше получит. Я кричала, просила этого не делать, но он…
– Замолчи, – сдавленно сказала мать.
– Мамочка, ты мне не веришь?.. Посмотри на меня! – Я театрально раскинулась на полу, демонстрируя следы крови и синяки – плоды безумной ночи. – Он набрасывался на меня, как зверь. Я ничего не могла сделать! Думаешь, мне бы такое нравилось? Мне больно… Мне очень больно…
Я повернулась на бок, прижала колени к груди и стала раскачиваться. Мать и на это не отреагировала. При виде ее реакции я почувствовала, как все мои теоретические знания по психологии смываются в унитаз. Почему она так странно ведет себя? Услышала удаляющиеся шаги и звук посуды на кухне. Может, у нее просто шок? Она не знает, как вести себя в этой ситуации, потому и действует неадекватно.
Я придвинулась к стене и вжалась в нее, обхватив колени руками. Ждала неизвестно чего, не решаясь пока ничего предпринимать. Когда из кухни донесся аромат кофе, на постели заворочался Пуделек. Он потянулся, открыл заспанные глаза и замотал головой, сбрасывая остатки ночного сна. Его взгляд столкнулся с моим. Сначала он тупо смотрел на меня, потом втянул носом воздух и побледнел. Видно, шестеренки в голове, наконец, задвигались.
Утренняя дремота слетела с него в один момент. Путаясь в одеяле, он вскочил с кровати, потянув его за собой. Чертыхнувшись, отбросил в сторону и поспешно схватил со стула халат. На меня отчим больше не смотрел. Опрометью ринулся на кухню.
По моему лицу скользнула торжествующая улыбка. Наконец-то, наступила та реакция, которую я ждала! Мать материлась так, что ей позавидовала бы базарная торговка. Я и не подозревала, что она знает такие выражения. Звон бьющейся посуды, лепет Пуделька, пытающегося вставить пять копеек. С открытым ртом я слушала их перебранку и наслаждалась каждым словом. Если убрать особо матерные выражения, то разговор сводился к следующему:
– Да как ты только посмел? Это моя дочь, понимаешь? Ты трахал мою дочь, скотина?!
– Ларочка, солнышко, я тебе сейчас все объясню…
– Что тут объяснять?! Я пригрела тебя, сволочь, ты как сыр в масле катался. И чем отплатил?
– Ларочка, все не так. Я очень люблю тебя… Это было как помрачнение… она… понимаешь… она… Она сама этого хотела. А я… я просто не смог устоять… Мне нет прощения, я знаю, но… Я все сделаю, чтобы искупить вину. Пожалуйста, дай мне шанс!
– Шанс тебе дать? – мать сорвалась на визг.
Грохот усилился, перемежаясь воплями отчима.
– Ларочка, что ты делаешь? Не надо! Опусти сковородку, пожалуйста! Лара, больно же. Ты что?!..
– Пошел вон, кобель! Собирай манатки и чеши отсюда! Видеть тебя больше не хочу! Документы на развод тебе пришлют по почте.
– Куда же я пойду?! – рыдал Пуделек. – Я ведь квартиру свою продал, когда к тебе переехал.
– Плевать! Хоть на вокзале живи!
– Милая, успокойся… Давай это спокойно обсудим!
– Еще раз назовешь меня милой, я тебе черепушку разобью! Пошел вон из моего дома!
– Лара, это все она, понимаешь?! – слова перемежались всхлипами. – Она всегда меня ненавидела. Ждала только подходящего момента, чтобы нас поссорить.
– Почему ж ты не думал об этом, когда трахал ее?!
– Да, я виноват… Я очень виноват… Но она… она просто шалава малолетняя…
– Шалава? Моя дочь? Да у тебя весь член в крови! Она девственницей была!
– Ларочка! – голос Пуделька стал истеричным. – Она меня так соблазняла, что я никогда бы не подумал…
– Ты вообще не умеешь думать, сатир недоделанный. Вон пошел!
– Пожалуйста, дай мне шанс! Ты же сама знаешь, что такое слабость… Вспомни, как мужу изменяла!
– Конец тебе, Пуделек, – прошептала я и злорадно ухмыльнулась. – По больному ударил.
Воцарилось молчание. Потом по коридору проскакал отчим, уворачиваясь от обезумевшей матери, несущейся за ним со сковородкой. Она загнала его ко входной двери и прошипела:
– Выметайся!
– Ларочка, куда же я в таком виде? Дай хоть вещи собрать!
– Сама соберу! Чтоб и духу твоего здесь больше не было!
Я подползла к двери и выглянула в коридор, откуда видно было происходящее. Пуделек дрожащими пальцами провернул ключ в замке и выскочил на лестничную площадку. Мать хлопнула дверью так сильно, что сверху посыпалась штукатурка. Потом отшвырнула сковородку, разбив зеркало на стене, и ринулась в спальню. Я едва успела забиться обратно в свое укрытие. Ошалело наблюдала, как она мечется по комнате, собирая вещи мужа. Пошвыряв все без разбору в громадный чемодан, потащила его к двери.
Пуделек еще минут десять скулил за дверью, умоляя о прощении, потом затих. Послышался шум отъезжающего лифта.
Пару минут царила тишина, такая напряженная, что отдавалась в барабанных перепонках. Потом я услышала мамин плач, доносящийся из кухни. Я взяла из шкафа ее халат и набросила на себя. Поплелась на кухню и плюхнулась на табурет напротив матери. Перед ней стояла пепельница, мать жадно затягивалась сигаретой. А ведь бросила уже год как. Угрызений совести я не почувствовала за то, что довела ее до срыва. Сама виновата. За все в нашей жизни приходится платить. За предательство расплачиваются ответным предательством. Пусть тебе будет так же больно, мамочка, как отцу было наблюдать за тобой с того света.
– Зачем ты это сделала? – холодно проговорила она, в упор глядя на меня покрасневшими от слез глазами.
– Сделала что? – Я невинно захлопала глазками.
– Не притворяйся! Я читала твой дневник и знаю, на что ты способна. Этот идиот никогда бы сам не решился. Не посмел бы…
– Но ты же все равно выгнала его, – заметила я.
– Потому что по-другому не могла. Ты все-таки моя дочь. Как я могла спустить ему такое?
– То есть тебе даже в голову не пришло, что виноват он? Ты все равно думаешь, что виновата я? – Я прищурилась, чувствуя, как подступает гнев. – Твоя несовершеннолетняя дочь, отличница и умница. Но уж никак не твой хахаль.
– Я слишком хорошо знаю и его, и тебя! – Мать вскинула голову.
– То есть, ты считаешь меня чудовищем, так? Или шалавой, как он меня назвал?
– Если и дальше будешь вести себя так, как сейчас, такой и станешь.
– Вот как ты обо мне думаешь… Что ж, по крайней мере, благодаря мне ты избавилась от этого придурка.
– Да уж, спасибо тебе, доченька, – с горькой усмешкой сказала она. – Из-за тебя я потеряла любимого человека.
– Как ты могла любить это ничтожество? – Я наморщила нос. – Еще скажи, что до сих пор его любишь…
– Да, люблю… – она выпустила в потолок струйку дыма. – Думаешь, почему я вышла за него? Пожалуй, я никого так не любила, как его. И вряд ли полюблю…
– Что? – К горлу подступил комок. – Ты любила его больше папы?
– Да, – безжалостно отчеканила она. – Я вышла за твоего отца только потому, что забеременела тобой. Между нами никогда не было особых чувств.
– Ты лжешь! – выплюнула я слова. – Папа любил тебя!
– Что ж, мне жаль, если так.
– Как ты могла променять его на… этого… Еще скажи, что простишь ему то, что произошло.
– Вполне возможно, со временем…
Я вскочила с табурета, опрокинув его, и ринулась в свою комнату. Упала на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, долго рыдала. Неужели я так ошибалась в ней? Несмотря ни на что, так хотелось верить, что моя мать идеальная. Пусть оступилась один раз, но, исправив эту ошибку, сможет очиститься. Но нет, она такая же, как все! Лживая, эгоистичная, похотливая сука! О нет, я не дам ей снова стать счастливой. Она не заслуживает счастья.
Я поднялась с кровати и быстро натянула на себя джинсы и старую футболку. Стараясь не обращать внимания на боль, двинулась к двери. Мать даже не попыталась остановить меня, упиваясь собственными страданиями. Что ж, скоро у нее появится гораздо больше поводов для них.