Алевтина

– Алевтина Горская? – раздался за дверью сухой женский голос в ответ на мое раздраженное: «Кто там?»

С обреченностью приговоренной к казни я все же повернула ключ в замке и отворила дверь. На пороге стояла замученная жизнью и зимней стужей женщина с большой синей сумкой, из которой торчали кончики конвертов и бандеролей. Понимая, что уже катастрофически опаздываю из-за вздумавшего поднять восстание будильника, не прозвонившего в положенное время, я нетерпеливо спросила:

– Что там у вас?

– Заказное письмо. Распишитесь. – Женщина протянула мне книгу регистрации и скромную, видавшую виды шариковую ручку с обгрызенным колпачком.

Не думая сейчас о том, кому и зачем вздумалось мне отправлять заказное письмо, я механически расписалась и тут же оказалась обладательницей небольшого белого конвертика. Почтальон ретировалась, даже не попрощавшись. Я же захлопнула дверь и с раздражением сунула конверт в стоящую на тумбочке в прихожей сумку.

На работе уже распечатаю. Сейчас нужно собираться со скоростью солдата в учебке, которому сержант установил срок на это дело в одну горящую спичку. Если не превзойду этот рекорд скорости, то точно опоздаю. И тогда меня ждет долгая и нудная отповедь босса. Ладно еще, если просто отповедь. А то ведь опять пойдут прозрачные намеки на то, какую честь он мне оказал, взяв на работу. Что я неблагодарная неумеха, и как только он еще меня держит.

Вот угораздило же меня так влипнуть! Попасть в секретарши стареющего ловеласа, пожелавшего именно на мне испытать свои увядающие чары. А выбора-то нет.

После окончания института оказалось, что никому и даром не нужен юрист с красным дипломом. Сколько я собеседований исходила по специальности – и не упомнишь! А жить-то на что-то надо. Из общаги пришлось уйти, поскольку студенткой я уже не считалась. За жилье платить в Москве – тут нужно хорошо повертеться. Еще пока была жива мама, как-то помогала. Сейчас же полагаться приходилось только на себя.

Я проглотила комок в горле, тут же возникший при мысли о маме.

Два года прошло, а я все еще смириться не могла, что ее больше нет. Сердечный приступ у той, кто и не болела считай почти. Как и почему? – все эти вопросы я задавала уже ее бездыханному телу. Врач сказал, что так бывает. Мама все переносила на ногах, никогда не жаловалась, работала много. Вот организм в какой-то момент и не выдержал.

Замотав головой и отогнав воспоминания, я поспешно натянула колготки и деловой костюм.

В офисе у нас был установлен дресс-код, который меня жутко бесил. В бытность свою студенткой я из джинсов и удобных свитеров или футболок практически не вылезала. Юбки ненавидела лютой ненавистью. В основном, потому что они привлекали нежелательное внимание к моим ногам. Не знаю уж, к счастью или нет, природа наделила меня такой популярной сейчас модельной внешностью: ноги от ушей, излишняя худоба и прочие прелести, от которых я бы с большим удовольствием избавилась. Юристу они только мешают.

Может, потому и не брали меня на работу, что считали безмозглой куклой. Не помогли даже очки с простыми стеклами, которые я носила для создания более умного вида, и строгая прическа.

Видать, еще и цвет волос свое сыграл. Меня уже достали вопросом о том, что за краской для волос я пользуюсь. Да никакой! Неужели не видно, что этот клоунский красный цвет мой родимый?! Стала бы я так себя уродовать в ином случае. Уже не раз пыталась перекраситься в более нейтральный. Но это просто наказание какое-то. Ни одна краска на моих волосах долго не держалась. Жуткая краснота неизменно проявлялась опять, и становилось только хуже. Пришлось смириться и жить с этим.

Блин, даже бутерброд не успею себе сделать, чтобы перекусить в обед! И сейчас на завтрак времени не остается. Чувствую, сегодня поголодать придется.

Босс у нас в этом плане зверь. Даже на обед с рабочего места не отпускает. Приходится носить с собой судочки всякие и бутербродики, чтобы хоть как-то червячка заморить. Он и сам непонятно чем питается. Воздухом, наверное. Но это его проблемы. Нас-то за что так мучить?

Впрочем, у начальника на все разговор был короткий: не нравится – в отдел кадров, заявление писать. На твое место тут же очередь выстроится. И ведь правда выстроится. Зарплата, что ни говори, хорошая. Потому я и терплю это все. И сальные взгляды начальника, и авралы постоянные, и дресс-коды и прочие прелести моей нелегкой секретарской жизни. Мечтаю все-таки, что мои старания оценят и на повышение пойду. Причем минуя этап постели, на который мне явно намекает босс, как на способ карьерного роста.

Проклиная каблуки и тех, кто их придумал, уже через пять минут я неслась по просыпающемуся городу. Вокруг точно так же мчались куда-то люди, повинуясь бешеному ритму жизни.

Иногда я сама себе казалась белкой в колесе в обществе таких же белок. Времени на то, чтобы остановиться, передохнуть и сбавить темп всегда почему-то не хватало. О том, что есть еще такое понятие, как личная жизнь, я старалась совсем не думать. Какая там личная жизнь?! Тут еле до подушки добираешься и тут же вырубаешься напрочь. Едва успеваешь веки сомкнуть, как звонит проклятый будильник. И все начинается по новой. А в выходные уборка, готовка на неделю, чтобы по будням на это время не тратить, курсы английского и вождения.

Иногда я жалела, что в сутках всего лишь двадцать четыре часа. Хотя потом понимала, что будь их даже больше, все равно умудрялась бы ничего не успевать.

Ура, успела!

Я юркнула в стеклянные вращающиеся двери офиса в тот момент, когда на парковку въехала серая иномарка босса с личным водителем за рулем.

Я вовремя. Не придраться даже. Раньше него на рабочем месте окажусь.

Настроение тут же поднялось, и я чуть ли не вприпрыжку прошла мимо стойки охраны. Молодой охранник Паша тут же расплылся в широкой улыбке и подмигнул мне.

– Привет, Аля.

– Привет, – вежливо, но без особой теплоты откликнулась я.

Знала, что, в противном случае, он это трактует, как зеленый свет, и ринется в атаку. Уже давно клинья ко мне подбивает, но я каждый раз нахожу способ держаться на расстоянии.

Походку пришлось сменить на более степенную, и я прямо чувствовала на себе сзади пожирающий взгляд. Снова пожалела про дурацкий дресс-код и то, что на мне не любимые мешковатые джинсы, а узкая юбка-карандаш. С облегчением вздохнула, когда створки лифта закрылись за мной, и я в компании нескольких сотрудников отправилась на свою пожизненную каторгу.

Не успела сесть за рабочий стол и просмотреть график работы, как в приемную зашел босс.

Достаточно крупный мужчина, высокий, седовласый, с шикарной для его возраста шевелюрой, которую без преувеличения можно было сравнить со львиной гривой. Серые глаза с лукавым прищуром покорителя женских сердец по привычке остановились на мне.

– Доброе утро, Аля. Сделайте мне кофе.

– Доброе утро, – привычно откликнулась я и поплелась к кофе-машине.

Вот достал! Не успел прийти, а уже кофе просит. Дома не мог попить, что ли? Но такова уж доля секретарш. Иногда мне казалось, что начальство специально так часто просит кофе, чтобы показать свою власть. Барские замашки, блин. Между прочим, много кофе вредно. Тем более в его возрасте.

Все эти мысли я, разумеется, оставила при себе.

Уже через пять минут с заученной вежливой улыбочкой внесла в кабинет поднос с кофе и поставила возле углубившегося в изучение бумаг босса. Он смерил меня сальным взглядом с головы до ног и произнес:

– Что у меня по графику на сегодня?

Я привычно затараторила расписание, делая вид, что не замечаю, как он пялится на мою грудь. Пожалела, что она у меня не совсем соответствует модельным параметрам. Явно их превышает размера так на два. И какие бы скромные рубашечки и блузки я не подбирала, они все смотрятся на мне не особо пристойно. Еще и пуговички то и дело норовят расстегнуться сами по себе. Приходится по нескольку раз на дню маниакально проверять.

Начальник отхлебывал кофе и задумчиво барабанил по столу.

Интересно, он меня вообще слушает?

Когда раздался телефонный звонок и ему пришлось отвлечься, я с облегчением вздохнула. Услышав первые же слова в трубке, он кивнул мне и указал на дверь в знак того, что могу быть свободна. Уже уходя, я расслышала:

– Да, солнышко, я мусор вынес, – и хмыкнула.

Жена звонит. Гром-баба необъятных размеров держит нашего грозного босса в надежном кулаке. Это только с нами он может из себя большого начальника строить. Дома по струночке, видать, ходит. Судя по иногда подслушанным мною разговорам.

Как бы то ни было, у меня, наконец, появилось время заняться злосчастным письмом. К моим недостаткам, помимо всего прочего, относится еще и любопытство.

О письме я думала всю дорогу до офиса. Но не могла позволить себе немедленно удовлетворить интерес. Теперь же чуть ли не с наслаждением достала из сумочки конверт и, отхлебнув кофе, которое я сделала и себе то же (не все же начальству кофе-аппарат эксплуатировать), повертела письмо в руках.

Нотариальная контора какая-то. Странно, с чего вдруг от меня что-то нотариусу понадобилось? Может, связано со смертью мамы? Но ведь вроде уже все формальности утрясли. Я продала нашу маленькую квартирку в Ростове и потратила деньги на похороны, оплату последних лет обучения и еще кучу других житейских вопросов. Больше ничего у нас с мамой не было, что потребовало бы нотариального вмешательства.

Я нервно вскрыла конверт, молясь о том, чтобы начальнику прямо сейчас не вздумалось зачем-то позвать меня. Тогда точно от любопытства умру. Едва я увидела вступительные строки письма, как тут же отбросила бумажку. Меня затрясло.

«Уважаемая Алевтина Петровна, я поверенный вашего отца, Стужева Петра Филипповича…»

При слове «отец» иначе я как-то реагировать просто не могла. Будь такое возможно, вычеркнула бы даже воспоминания о нем из головы. К сожалению, сделать это не так просто. Каждый раз, когда произносят мое отчество, я невольно о нем вспоминаю. Фамилию-то сменила на материнскую, когда получала паспорт. А вот с отчеством так просто не получилось. Нужно было бы согласие обоих родителей. С этим человеком я не желала даже разговаривать, не то, что просить у него что-то.

На самом деле, история довольно банальная.

Когда я только родилась, отец уехал на заработки в Москву. Мать осталась в Ростове. Сначала он регулярно присылал ей деньги, обещал забрать к себе, как только устроится получше. Но уже через полгода встретил другую – дочь какого-то большого начальника. Не задумываясь, развелся с моей матерью и вычеркнул нас из жизни. Вернее, мать его вычеркнула.

Он пытался и дальше помогать, хотел встречаться со мной. Не учел одного – насколько болезненно гордая моя мама. Она не пожелала ни принять от него помощь, ни допустить его общения со мной. Когда я стала достаточно взрослой, чтобы решать сама, и он снова приехал, высказала ему то же самое. Не желаю его больше знать.

Конечно, удержаться от того, чтобы собирать газетные и журнальные вырезки с упоминанием его имени я не могла. Компания, доставшаяся ему благодаря жене, превратилась в крупную корпорацию. Мой отец стал большим человеком. Иногда я думала о том, что если бы переборола гордость и обиду, то могла бы с легкостью сделать карьеру. Он бы помог мне. Но уж лучше всю жизнь приносить кофе моему ловеласу-боссу, чем обратиться к отцу! Так я решила уже давно и не знаю, что могло бы изменить мое мнение.

Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, я все же снова взяла письмо и стала читать дальше:

«К моему прискорбию, должен вам сообщить о том, что ваш отец скоропостижно скончался…»

Руки задрожали, и я едва не выронила письмо.

В голове хаотично метались мысли: как? Когда? Почему об этом не сообщали в прессе? Наверное, пока держат в тайне до оглашения завещания. Еще бы, акции корпорации тут же могут упасть, стоит узнать о смерти ее президента. Но причем тут все-таки я? Я же ясно дала понять, что не желаю принимать от него ничего! Зачем мне пишет его поверенный, словно я одна из наследников?

«Потому что так и есть…» – промелькнула лихорадочная мысль, когда я прочла дальше.

Мне сообщали, что я должна явиться сегодня в двенадцать дня в нотариальную контору на оглашение завещания. Руки конвульсивно сжали письмо, сминая и желая порвать в мелкие клочья. Первой мыслью было – так и сделать. А потом забыть и о завещании, и о том, что этот человек вообще был в моей жизни.

Даже на похороны приходить не собираюсь! Но…

Проклятое любопытство вновь и вновь жалобно мяукало внутри.

Почему бы и не пойти туда? Просто услышать, что он хочет дать мне – той, от которой отказался. А потом швырнуть это ему обратно. Вернее, не ему, а…

В голове творился полный сумбур.

Когда пискнул селектор, я даже подскочила на стуле, настолько потеряла связь с реальностью. Босс велел мне сходить в отдел планирования и принести оттуда какие-то бумаги. На негнущихся ногах я двинулась туда. Толком даже не помню, что говорила и делала. Разум вернулся только в тот момент, когда я, стоя перед боссом и теребя в руках деловые бумаги, говорила:

– Мне сообщили, что мой отец умер. Сегодня я должна явиться на оглашение завещания. Вы не могли бы меня отпустить?

Сказала и замерла, глядя теперь на начальника, как на перст божий. Если он сейчас откажет, я приму это едва ли не с облегчением. Буду знать, что сделала все, что могла. Но к моему удивлению, в этот раз босс отреагировал непривычно участливо:

– Примите мои соболезнования, Аля. Разумеется, вы можете уйти сегодня пораньше.

Черт, ну вот почему?! Мог и в этот раз повести себя, как козел! Но нет же…

Вслух же я пробормотала слова благодарности и двинулась прочь из кабинета.

– Так бумаги же оставьте! – раздался вслед голос босса.

Покраснев, я вернулась и, извинившись, оставила бумаги.

Похоже, известие о смерти отца задело меня куда сильнее, чем я готова была в этом признаться.

Остаток дня до часа икс, когда я должна была пойти в нотариальную контору, я провела словно во сне. Работа явно не ладилась, все валилось из рук. Я не могла набрать даже элементарный текст и ответить на телефонный звонок. Едва дождалась, пока настало время уходить. Попрощалась с боссом, который в этот день был просто невероятно понимающим и человечным, и покинула офис.

По дороге в нотариальную контору, которая располагалась всего в пятнадцати минутах ходьбы от моей работы, я пыталась представить, как все пройдет.

Наверняка там будут присутствовать члены отцовской семьи. Его вторая жена, дочь.

Да, я знала, что у меня есть сестра. Не раз видела ее снимки в глянцевых журналах. Вот она уж не стыдилась своей внешности, а пользовалась всеми ее благами! Холеная стройная блондинка. Таких сейчас называют набившим оскомину словом «гламурная». Насколько я знала, она модель и учится на актрису. Интересно, а эта кукла Барби знает, что у нее есть сестра? Если нет, представляю себе, как удивится.

Я еще даже не видела эту девушку вживую, а уже испытывала неприязнь. За то, что ей всегда жизнь все приносила на блюдечке. Она даже не думала о том, что нужно чего-то добиваться потом и кровью. У нее никогда не болела голова о том, где найти деньги на хлеб и оплату жилья. Но главным ее «преступлением», которое я не могла простить, было то, что отец никогда ее не бросал. Она с детства купалась в лучах его любви, не чувствовала себя отверженной и не нужной.

Пусть мои мысли нелогичны. Я сама понимала, что во многом не права.

Отец ведь пытался наладить со мной связь, я отказалась. Но почему он не мог быть настойчивей? Почему, когда умерла мама, он даже не приехал, не спросил, нужна ли мне помощь? Может, именно тогда я бы нашла в себе силы простить его. Но он не приехал.

Я гнала от себя мысли о том, что отец мог просто об этом не знать.

У двери нужного мне учреждения я остановилась.

Судя по виду нотариальной конторы, дела у нее идут явно хорошо. Ну еще бы! Отец наверняка выбирал только самое лучшее. Самых лучших деловых партнеров, дома, машины, самых лучших женщин, самую лучшую… дочь.

Стиснув зубы, я толкнула дверь и вошла.

Меня встретили две улыбчивые секретарши и, узнав о цели визита, немедленно проводили в кабинет начальства. Там уже собрались другие наследники.

Я постаралась не показывать, что чувствую себя не в своей тарелке при виде лощеных, дорого одетых и держащих себя соответственно людей. На их лицах при виде меня читалось явное недоумение. Удивляюсь, как еще никто не крикнул: «Девушка, вы явно не туда попали».

– Добрый день, – выдавила я и прошла к свободному стулу. – Я Алевтина Горская. Меня вызывали.

Нотариус, сидящий за громоздким письменным столом, и кажущийся несоразмерно маленьким, поприветствовал в ответ и произнес:

– Теперь ждем только Ольгу Петровну.

– Я ей еще раз позвоню, – поджала губы элегантная моложавая женщина в изумрудном колье.

По мне она скользнула цепким недружелюбным взглядом. Я ответила ей таким же.

Вторая жена отца. Та женщина, из-за которой он расстался с моей матерью.

– Оленька, дочь, тут все ждут только тебя, – сахарным голосочком, от которого у меня сами собой губы скривились, произнесла она. – Ты когда будешь?

Выслушав ответ, женщина довольно улыбнулась и объявила:

– Уже подъезжает. В пробку попала просто.

Нотариус благодарно кивнул.

Уж не знаю, правда ли моя сводная сестра в пробку попала. Судя по ее виду, когда она все-таки переступила порог, эта особа всегда стремилась оказаться в центре внимания. Легкая, улыбающаяся, вся насквозь фальшивая и лицемерная, она летящей походкой шла по кабинету, ловя на себе всеобщие взгляды.

Уж эта-то умеет себя подать! Светлый легкий костюм, вызывающе декольтированный голубой топ. Лишь на редкость скромное украшение немного прикрывало обнаженную кожу. Роскошные платиновые волосы (наверняка крашеные) пелериной рассыпались по плечам до талии. Яркие губы и обволакивающий взгляд. Даже нотариус, не производящий впечатление любителя роковых красоток, нервно облизнулся. Сетренка та еще сердцеедка!

– Простите за опоздание! – обведя взглядом всех присутствующих, очаровательно улыбнулась она.

Разумеется, ей все простили. Какой-то мужик в сером костюме тут же вскочил и пододвинул ей стул. Она поблагодарила его улыбкой императрицы на аудиенции и грациозно уселась.

Если честно, ожидала, что вживую она окажется не так хороша, как на обложках журналов. С горечью убедилась, что это не так. Еще красивее. Очаровательное существо, которому наверняка достаточно пальцем щелкнуть, и мужики в штабеля уложатся. Я же никогда не умела подать себя правильно. Мужиков же люто ненавидела, считая, что они все такие же, как мой папочка. Видать, поэтому так и не научилась с ними общаться. Более того, стыдно сказать, в свои двадцать два я так ни с кем и не… В общем, не важно. Это сейчас к делу не относится.

Я поймала на себе чуть прищуренный взгляд сестры и ответила ей нагло вздернутым подбородком. Ее брови слегка изогнулись, и она отвела глаза.

Наконец, началось то, ради чего мы, собственно, здесь собрались.

Нотариус сначала объявил, что завещано дальним родственникам, друзьям и сослуживцам. Потом перешел к жене, которой, как и положено, досталось почти все. Дочери, то бишь, Оленьке, оставил кругленькую сумму на банковском счете, квартиру в центре, приличный процент акций корпорации.

Я сидела как на иголках, не зная, что ждет меня и как на это отреагировать. Прежняя решимость швырнуть все обратно дарителю уже растаяла как дым. При этих людях выставлять себя невоспитанной хабалкой, которой они наверняка меня все считают, не особо хотелось. Этим опозорю не только себя, но и покойную маму. Скажут еще, что она меня воспитала такой вот дрянью.

Нет уж, потерплю!

Когда прозвучало мое имя, воцарилась гробовая тишина. И до этого присутствующие, конечно, не устраивали дебошей. Но все равно слышался то легкий шепоток, когда обсуждали, кому что досталось, то покашливание, то еще какие-то звуки. Теперь можно было услышать, как муха пролетит. Все жадно ждали, что скажет нотариус.

– Я зачитаю то, что пожелал сказать вам Петр Филиппович, – обратился он ко мне. – Это немного не по процедуре, конечно. Но покойный очень просил.

– Я слушаю, – неожиданно пискнула я и тут же откашлялась. Не хватало еще, чтобы эти снобы подумали, что чувствую себя неловко. – Читайте уже, – добавила я нетерпеливо.

– «Дочь, – чуть смущенно начал нотариус и быстро глянул сначала на меня, потом на Ольгу и ее мать. Тут же вновь спрятал взгляд в бумажках. – Не представляешь, как мне хотелось снова возобновить общение с тобой. Но я уважаю твой выбор. Знай, что ничего на свете я так не ждал, как твоего звонка. Когда бы ты ни обратилась ко мне, я бы принял тебя, помог и дал все, чего ты была лишена все это время. Понимаю, что даже сейчас ты вряд ли что-то примешь от меня. Поэтому хочу лишь отдать тебе то, что по праву твое. Это редкая вещь, очень ценная. Стоит она немалых денег. И то, что эта вещь и так должна была остаться у твоей матери, позволит тебе принять ее без ущерба для гордости.

Знай также, что на всякий случай я открыл для тебя счет в банке. Так же, как для твоей сестры Ольги. Мой поверенный передаст тебе его реквизиты. Ты вольна принять это или нет, в любое время.

Знай, что я всегда любил тебя и думал о тебе. Будь счастлива, Аля».

Я сидела, низко наклонив голову. Так, чтобы никто из буравящих меня взглядом людей не увидел этих предательских слез, выступивших на глазах. Внутри что-то давило и щемило. Я не могла разобраться в собственных чувствах. Отца я не могла простить до сих пор, но что-то в сердце все равно оттаяло. Ненавидеть теперь я не могла его тоже.

– Банковский счет меня не интересует, – наконец, заставила я себя произнести. Смахнув тыльной стороной ладони слезы, посмотрела на нотариуса. – Но мамину вещь я заберу. Что это и где я могу это забрать?

Ответ нотариуса потонул в возмущенном крике Ольги. Куда только делась ее жеманная невозмутимость? Сестра вскочила и уставилась на меня так, словно я отняла у нее последний кусок хлеба.

– Это мое, понятно?! Отец разрешил мне его взять и оно мое! Я никогда не отдам его этой… этой…

– Полагаю, речь идет о… – нотариус махнул рукой на шею Ольги.

Она инстинктивно прикрыла рукой то, на что я до этого особого внимания не обращала. И что посчитала скромным украшением. Теперь же эта вещь стала для меня настолько дорогой, что я готова была бороться. Если понадобится, сорву ее с этой тоненькой шейки.

В какой-то момент показалось, что мы с сестрой остались одни. Я подходила к ней все ближе. Воздух вокруг будто наэлектризовывался, а освещение становилось словно приглушеннее. Я протянула руку, не сводя с искаженного ненавистью лица сестры негодующего взгляда.

– Отдай…