Утро — лучшее время для размышлений. Когда ты только проснулся, но еще не встал с постели, самый подходящий момент взглянуть на потолок и задуматься о жизни, о том, что тебя ждет впереди. Утром, когда я пишу эту главу, я пытаюсь разгадать, есть ли хоть что-то в моем будущем, что поможет мнё распилить наручники и через окно с двойными запорами выбраться наружу. Что касается бодлеровских сирот, в то утро, когда солнце светило сквозь восемьсот сорок девять окон скволоровского пентхауса, бедные дети тоже гадали, принесет ли им будущее беду, которая, они чувствовали, подбирается к ним все ближе. Вайолет следила, как солнечные лучи озарили крепкий верстак без единого инструмента, стараясь представить себе, какой новый подлый план в это время зреет в голове у Гюнтера. Клаус, лежа в постели, тоже следил, как утренние лучи чертят узоры на стене, отделяющей его комнату от библиотеки, и тоже ломал голову над загадкой, каким образом Гюнтер так внезапно исчез, словно растворился в воздухе. И к Солнышку в спальню заглянул утренний луч и осветил мягкие игрушки, которые ей так и не пришлось покусать. Она внимательно следила за лучиком и думала, успеют ли они собраться втроем и обсудить свои непростые дела до того, как Скволоры придут их будить. Но эту проблему решить было проще всего. Самая младшая из Бодлеров первой выползла из спальни, подняла брата и открыла дверь в комнату Вайолет. Вайолет уже успела встать и теперь сидела за своим верстаком, подвязав волосы лентой, чтобы они не лезли ей на глаза.

— Тагеб, — приветствовала ее Солнышко.

— Доброе утро, — ответила Вайолет. — Я решила, если подобрать волосы, мне легче будет думать. И поэтому устроилась за этим верстаком как будто я что-то изобретаю, но пока ничего не приходит в голову.

— Это просто ужасно, что снова объявился Олаф, — сказал Клаус. — И теперь еще мы должны называть его «Гюнтер». Только этого нам не хватало. Но у нас нет никакого ключа к его гнусным планам.

— По-моему, он хочет наложить лапу на наше наследство, — ответила Вайолет.

— Клофи? — спросила Солнышко, что означало: «Это ясно, но каким образом?».

— Может быть, его замысел как-то связан с Модным Аукционом, — предположил Клаус. — Иначе для чего он стал бы представляться аукционером?

Солнышко зевнула, и Вайолет наклонилась, взяла ее на руки и посадила к себе на колени.

— Ты думаешь, он попытается выставить нас на аукцион? — спросила она Солнышко, когда та в задумчивости потянулась вперед погрызть верстак. — Он может договориться с кем-нибудь из своих жутких сообщников, они станут поднимать ставки все выше и выше и в конце концов выиграют. А мы окажемся у него в когтях, как бедные Квегмайры.

— Но ведь Эсме сказала, что выставлять детей на аукцион противозаконно, — напомнил Клаус.

Солнышко перестала грызть верстак и поглядела на брата и сестру.

— Нолано? — спросила она. Это примерно означало: «Вы думаете, что Скволоры заодно с Гюнтером?».

— Не думаю, — сказала Вайолет. — Они были к нам так добры. Про Джерома, по крайней мере, я так не думаю. Кроме того, они не нуждаются в бодлеровском наследстве. У них и без того полно денег.

— Но вот здравого смысла совсем не полно, — сказал грустным голосом Клаус. — Гюнтер ловко обвел их вокруг пальца: всего-то ему понадобилось для этого пара черных сапог, полосатый костюм и монокль.

— Плюс ко всему этому он одурачил Скволоров, заставив их думать, что покинул дом, — добавила Вайолет. — Но консьерж был уверен, что Гюнтер не уходил.

— Гюнтер и меня одурачил, — сказал Клаус. — Как он мог уйти так, чтобы не заметил консьерж?

— Не знаю. — Голос у Вайолет был совсем несчастный. — Это какая-то картинка-загадка, но ее невозможно решить, так как недостает очень многих частей.

— Я слышал, кто-то сказал «загадка»? — раздался голос Джерома. — Если вы ищете головоломки, то я точно видел несколько коробок в шкафчике в одной из комнат, а может быть, в какой-то из гостиных, не могу вспомнить.

Обернувшись, Бодлеры увидели своего опекуна. Улыбаясь, он стоял в дверях спальни Вайолет, а в руках держал серебряный поднос.

— Доброе утро, Джером! — сказал Клаус. — Спасибо вам, но мы не ищем головоломки. Вайолет просто употребила это образное выражение. Мы бьемся над решением совсем другой задачи.

— Но вы никогда ничего не решите на пустой желудок, — ответил Джером. — Здесь у меня для вас завтрак: три яйца всмятку и вкусные тосты из пшеничных отрубей.

— Спасибо, Джером, так мило с вашей стороны позаботиться о нашем завтраке, — сказала Вайолет,

— Ну что вы, что вы, нё стоит благодарности, — ответил Джером. — У Эсме сегодня важное свидание с королем Аризоны, и поэтому целый день в нашем распоряжении. Думаю, мы погуляем по городу и пешком дойдем до Швейного района. Я хочу отдать ваши полосатые костюмы хорошему портному. Какой смысл в костюме, если он плохо сидит?

— Книллиу! — радостно взвизгнула Солнышко, что означало: «Это очень любезно с вашей стороны».

— Я не знаю, что значит «книллиу», — сказала вошедшая в спальню Эсме. — Меня это мало волнует. Но сейчас вы будете потрясены. Сногсшибательная новость! Мне только что сообщили по телефону. Водный мартини больше не в моде. В моде сегодня содовая с петрушкой.

— Содовая с петрушкой? — переспросил, нахмурившись, Джером. — Звучит чудовищно. Я все же сохраню приверженность к водному мартини.

— Ты меня не слушаешь, Джером, — недовольно сказала Эсме. — Сейчас в моде содовая с петрушкой. Тебе придется прямо сейчас пойти и купить несколько ящиков с содовой.

— Но как раз сегодня я собирался отвезти костюмы детей к портному, — ответил Джером.

— Значит, тебе придется изменить свои планы. — Эсме явно была раздражена. — У детей одежда уже есть, а вот у нас содовой с петрушкой нет.

— Ну хорошо, я не хочу с тобой спорить, — сказал Джером.

— Тогда не спорь. И не бери с собой детей. Пивной район не место для молодых людей. А теперь идем, Джером. Я не хочу опаздывать на свидание с его Аризонским Высочеством.

— А не хочешь ли ты немного побыть с детьми, пока не начнется твой рабочий день? — спросил Джером.

— Не жажду. — Эсме взглянула на часы. — Я пожелаю им доброго утра. Доброе утро, дети. А теперь нам пора, Джером.

Джером открыл рот, будто намеревался что-то возразить, но Эсме уже выходила из спальни, и он, пожав плечами, сказал только:

— Желаю вам хорошо провести день. Еда в кухне. Сделайте себе ланч. Мне жаль, что нашим планам не удалось осуществиться.

— Поторопись! — снова раздался нетерпеливый голос Эсме уже из коридора, и Джером бегом бросился из комнаты. Дети слышали, как постепенно затихают шаги их опекунов, пока те шли к входной двери.

— Вот и прекрасно! — обрадовался Клаус, когда шаги совсем стихли. — Что мы сегодня будем делать?

— Винфри! — объявила Солнышко.

— Солнышко права, — сказала Вайолет. — За сегодняшний день мы должны узнать, что же все-таки замышляет Гюнтер.

— А как мы это узнаем, если нам даже неизвестно, где он находится? — спросил Клаус.

— Именно это и надо выяснить. Один раз он уже бессовестно воспользовался преимуществом, которое дает элемент «изумление». А теперь мы должны помешать ему воспользоваться преимуществом надежного укрытия.

— В пентхаусе полно места, где можно надежно укрыться, — заметил Клаус. — Одних комнат тут без счета.

— Кундикс, — объявила Солнышко, что примерно означало: «Но ведь его нет в пентхаусе. Эсме видела, как он уходил!».

— Он мог незаметно прокрасться обратно в дом и сейчас притаился где-то поблизости, — сказала Вайолет.

Бодлеры, невольно поежившись, поглядели друг на друга, а потом перевели взгляд на дверь — их не удивило бы, если бы в дверном проеме стоял Гюнтер и смотрел на них своими неестественно блестящими глазами.

— Если бы он где-то здесь затаился, он заграбастал бы нас в ту же минуту, как только ушли Скволоры, — сказал Клаус, на что Вайолет ответила:

— Вполне возможно, если это входит в его планы.

Дети снова с опаской поглядели на пустой проем двери.

— Мне жутко, — сказал Клаус.

— Экриф! — добавила Солнышко.

— И мне жутко, — призналась Вайолет. — Но если он здесь, в пентхаусе, тем более нужно найти его. Давайте обыщем всю квартиру, и тогда станет ясно.

— Я не хочу его искать, — сказал Клаус. — Лучше спустимся вниз и позвоним мистеру По.

— Мистер По сейчас на вертолете ищет тройняшек Квегмайров, — напомнила брату Вайолет. — К тому времени, когда он вернется, будет слишком поздно. Мы за сегодняшний день обязаны дознаться, что замышляет Гюнтер, даже не столько ради нас самих, сколько ради Айседоры и Дункана.

При упоминании Квегмайров вся троица Бодлеров почувствовала, как растет их решимость. Эта фраза в данном случае означает: «они осознали, что должны обыскать весь пентхаус и найти Гюнтера, как бы жутко им ни было».

Они помнили, сколько сделали для них Квегмайры, стараясь спасти их от когтей Олафа, еще когда они все учились в Пруфрокской подготовительной школе. Подвергая себя смертельной опасности, Дункан и Айседора, переодетые, подменили их ночью, для того чтобы ввести в заблуждение Олафа. Кроме того, Квегмайры проделали большую исследовательскую работу и раскрыли секрет «Г.П.В.». Они не успели сообщить его Бодлерам, так как были схвачены Олафом. Вайолет, Клаус и Солнышко думали о том, какими бесстрашными и верными были двое тройняшек Квегмайров, и им хотелось быть такими же храбрыми и преданными теперь, когда появилась возможность спасти друзей.

— Ты права, — сказал Клаус сестре, а Солнышко кивнула в знак одобрения. — Мы должны обыскать весь пентхаус. Но это такое непростое место. Я заблудился ночью, когда искал ванную. Как бы нам обшарить весь дом и не заблудиться?

— Ганс! — воскликнула Солнышко.

Двое старших Бодлеров в растерянности поглядели друг на друга. Солнышко очень редко произносила слова, которые не могли бы понять ее сестра и брат. И это, очевидно, был именно такой случай.

— Ты считаешь, что надо нарисовать карту? — спросила ее Вайолет.

Солнышко отрицательно помотала головой.

— Гретель! — выкрикнула она.

— Солнышко, второй раз мы с тобой не понимаем друг друга, — сказал Клаус. — Какие еще Ганс и Гретель? Что это значит? — Ганс и Гретель — это просто Ганс и Гретель, — неожиданно заявила Вайолет. — Ты разве не помнишь этих двух недоумков из волшебной сказки?

— Ну конечно же помню. Брат и сестра, которые требуют, чтобы им разрешили в одиночку бродить по лесам.

— Оставляя за собой след из хлебных крошек, — продолжила Вайолет. Она взяла кусочек поджаренного хлеба с подноса, который оставил Джером. — Поэтому они не заблудились. Мы раскрошим этот тост и во всех комнатах оставим немного крошек, чтобы знать, что мы там уже побывали. — Молодец Солнышко! — похвалила она сестру. — Отлично придумано!

— Блайзид, — скромно ответила Солнышко, что означало: «Все это ерунда». К сожалению, я должен признаться, что Солнышко оказалась права и вся их идея ерундой и оказалась: сколько бы ни переходили дети из комнаты в комнату, из бесконечных спален в бесконечные столовые, через залы для приемов сидячих и приемов стоячих в танцевальные залы, затем в ванные комнаты, в кухни и еще в какие-то комнаты, непонятно кому и для чего нужные, оставляй повсюду следы хлебных крошек, Гюнтера, однако, нигде не было. Они заглянули в платяные шкафы во всех спальнях, в стенные шкафы на кухнях и даже отдернули занавески в душевых, чтобы убедиться, что за ними не прячется Гюнтер. В платяных шкафах они видели только ряды вешалок с висящей на них одеждой, в кухонных шкафах — запасы банок с продуктами, а в душевой — бутылочки с шампунем для душа. Но когда кончилось утро и след из крошек привел их обратно в спальню Вайолет, им волей-неволей пришлось признать, что их поиски потерпели неудачу.

— Где же все-таки прячется этот негодяй Гюнтер?! — в сердцах воскликнул Клаус. — Мы как будто все обыскали.

— Может, он ходит где-то вокруг, — сказала Вайолет. — Он даже мог притаиться в какой-нибудь комнате, а потом быстро выскочить из нее и спрятаться там, где мы уже все проверили.

— Не думаю. Мы не могли не услышать его, когда он цокает своими дурацкими сапогами. Не уверен, что он остался здесь, в пентхаусе, со вчерашнего дня. Эсме настаивала на том, что он покинул квартиру, а консьерж утверждает, что Гюнтер ее не покидал. Одно с другим не сходится.

— Я как раз об этом сейчас думаю, — ответила Вайолет. — По-моему, все прекрасно сходится. Эсме настаивает на том, что Гюнтер покинул пентхаус, а консьерж утверждает, что он не покидал здания. Это говорит о том, что Гюнтер в данный момент может находиться в одной из квартир дома 667 по Мрачному Проспекту.

— Похоже на правду, — сказал Клаус. — Не исключено, что он снял одну из квартир на другом этаже, как бы штаб-квартиру для своих новых происков.

— Вполне возможно, что одна из квартир принадлежит его театральной труппе. — Загибая пальцы на руках, Вайолет стала считать участников страшной банды. — Во-первых, Крюкастый, а еще этот лысый с очень длинным носом, а еще тот непонятный тип, то ли мужчина, то ли женщина.

— А может, в этом доме снимают квартиру на двоих две жуткие тетки с напудренными лицами, те, что помогли похитить Квегмайров, — высказал предположение Клаус.

— Ко! — крикнула Солнышко, что означало что-то вроде: «А может быть, Гюнтер каким-то образом ухитрился обмануть одного из постоянных жильцов дома 667 и уговорил пустить его в квартиру, а потом там всех связал и сейчас прячется в кухне».

— Если мы обнаружим Гюнтера в этом здании, тогда Скволоры по крайней мере поймут, что он лжец, — сказала Вайолет. — И даже если они не верят, что он на самом деле Граф Олаф, а никакой не Гюнтер, у них возникнет подозрение, как только они узнают, что его поймали, когда он прятался в чужой квартире.

— А как его найти? — спросил Клаус. — Не можем же мы стучаться в каждую дверь и просить, чтобы нам разрешили осмотреть квартиру.

— Нам не нужно видеть каждую квартиру. Нам достаточно подслушивать под дверью, — сказала Вайолет.

Клаус и Солнышко с недоумением посмотрели на сестру, а потом вдруг заулыбались.

— Ты права, — сказал Клаус. — Если, спускаясь по лестнице, мы будем слушать под каждой дверью, то сможем понять, есть ли в квартире Гюнтер или нет.

— Лориго! — звонко крикнула Солнышко, что означало: «Что же мы медлим? Пошли скорее».

— Не надо спешить, — сказал Клаус. — Это долгое путешествие по всем этим лестницам, а мы уже и так сегодня находились и… наползались, — добавил он, взглянув на Солнышко. — А сейчас надо переобуться — надеть самые крепкие башмаки — и не забыть несколько пар лишних носков, чтобы не стереть ноги до волдырей.

— Надо обязательно взять с собой воды, — сказала Вайолет. — Если вдруг захочется пить.

— Снак! — крикнула Солнышко, и Бодлеры принялись собираться: они скинули пижамы и натянули на себя куртки и брюки, удобные для передвижения по лестницам. Затем они надели самые крепкие ботинки и рассовали по карманам запасные носки. Вайолет и Клаус проверили, правильно ли Солнышко зашнуровала сапожки, и только после этого покинули свои спальни. Двигаясь по следу, оставленному хлебными крошками, они прошли по коридору, перешли гостиную, миновали две спальни, и еще один коридор привел их в самую ближнюю кухню. Они все время держались вместе, чтобы не растерять друг друга в огромном пентхаусе. В кухне они нашли виноград, коробку крекеров и банку яблочного джема, а также бутылку воды, которую Скволоры использовали для приготовления водного мартини. Бодлеры прихватили ее с собой на случай, если захочется пить во время долгого путешествия по лестнице. В конце концов они выбрались из пентхауса, прошли мимо дверей раздвижного лифта и остановились на самом верху извилистой лестницы с ощущением, что им предстоит восхождение на гору, а не спуск вниз.

— Нам придется идти на цыпочках, — сказала Вайолет. — Так, чтобы мы могли слышать Гюнтера, а он нас нет.

— И разговаривать шепотом, — прошептал Клаус. — Так, чтобы мы могли подслушивать, а люди за дверью не могли.

— Филавет, — сказала Солнышко, что означало: «Пора начинать».

Бодлеры на цыпочках спустились до первого поворота лестницы и стали подслушивать под дверью квартиры, находящейся прямо под пентхаусом. В первый момент они ничего не слышали, но потом очень ясно прорезался голос женщины, говорящей по телефону.

— Это не Гюнтер, — прошептала Вайолет. — Гюнтер не женщина.

Клаус и Солнышко кивнули в ответ, и все трое спустились еще на один этаж. Но как только они дошли до следующего поворота, дверь квартиры распахнулась и из нее вышел человек очень маленького роста, в полосатом костюме.

— До скорого, Эври, — раздался голос откуда-то из глубины квартиры. Кивнув детям, Эври захлопнул дверь и начал спускаться вниз.

— Это тоже не Гюнтер, — шепотом сказал Клаус. — Гюнтер не такой маленький, и его никто не называет Эври.

Вайолет и Солнышко молча кивнули. Дети спустились еще на два этажа и снова стали слушать под дверьми. На этот раз мужской голос произнес: «Мама, я собираюсь принять душ».

— Майник, — прошептала, покачав головой, Солнышко, что означает: «Гюнтер никогда не стал бы принимать душ. Он грязный и вонючий».

Вайолет и Клаус кивнули и снова на цыпочках спустились до следующего поворота, а потом еще до следующего, потом еще и еще и так до бесконечности. Они все ниже и ниже спускались по ступенькам и постепенно начали уставать, как всегда, когда шли вниз или же наверх в квартиру Скволоров. Но на этот раз они испытывали дополнительные трудности: кончики пальцев ныли от постоянного хождения на цыпочках, а голоса осипли из-за вечного перешептывания. Уши болели от напряженного подслушивания под дверьми, и даже подбородки устало поникли от необходимости все время кивать в подтверждение, что все, что они слышали, не имело никакого отношения к Гюнтеру.

Утро тянулось медленно и Бодлеры все продолжали ходить на цыпочках, стоять и слушать у дверей, перешептываться и кивать. К тому времени когда они добрались до вестибюля внизу, им хотелось просто лечь плашмя и вообще не двигаться.

— Изнурительное путешествие, — сказала Вайолет. Она уселась на нижнюю ступеньку и передала по кругу бутылку с водой. — Изнурительное и бесплодное.

— Джем? — спросила Солнышко.

— Нет, нет, Солнышко, я не имела в виду какие-либо плоды, включая те, из которых сделан яблочный джем. Я просто хотела сказать, что наши поиски никуда не привели. А вы не думаете, что мы пропустили какую-нибудь из дверей?

Клаус протянул сестрам крекеры.

— Нет, я так не думаю, — ответил он. — Я даже уверен, что не пропустили. На этот раз я пересчитал число этажей. Мы можем еще раз проверить, когда будем подниматься. Их вовсе не сорок восемь и не восемьдесят четыре. Шестьдесят шесть этажей и шестьдесят шесть дверей. И нигде ни намека на Гюнтера.

— Я ничего не понимаю, — сказала, едва не плача, Вайолет. — Если его нет в пентхаусе и нет ни в одной из квартир, значит, он покинул здание. Тогда где же он?

— Может быть, он все-таки в пентхаусе? — предположил Клаус. — И мы его просто не заметили.

— Бижи, — выпалила Солнышко, что означало: «Может, он в какой-то из квартир, а мы его просто не услышали?».

— А может быть, он все-таки покинул здание. — Вайолет намазала джемом крекер и протянула Солнышку. — Давайте спросим консьержа. Вот и он.

Консьерж, как они и ожидали, был на положенном месте возле дверей. Он сразу же заметил сидящих на ступеньках трех изнеможенных детей.

— Хеллоу! — приветствовал он Бодлеров, глядя на них с улыбкой из-под широкополой шляпы. Из длинных рукавов его пальто торчали вырезанная из дерева фигурка морской звезды и бутылочка с клеем. — Я только собирался приклеить это океанское украшение, как вдруг мне послышалось, что кто-то спускается по лестнице, — сказал он.

— А мы решили позавтракать прямо здесь, в вестибюле, — ответила Вайолет, которая ни за что не хотела, чтобы консьерж догадался, что они подслушивали под дверьми. — Съедим свой ланч — и айда наверх.

— Прошу прощения, но вам не разрешено подниматься в пентхаус. — Консьерж пожал плечами под своим непомерным пальто. — Вам придется ждать здесь в вестибюле. Я получил очень четкие инструкции: вам не велено возвращаться в пентхаус Скволоров, пока его не покинет гость. Я разрешил вам подняться наверх вчера вечером, потому что мистер Скволор сказал, что их гость, очевидно, спускается вниз, но он ошибся: Гюнтер так и не появился в вестибюле.

— Вы хотите сказать, что Гюнтер все еще не покинул здание? — спросила Вайолет.

— Конечно нет. Я здесь весь день и всю ночь, и я не видел, чтобы он уходил. Даю вам слово, Гюнтер не выходил из этой двери.

— Когда же вы спите? — спросил Клаус.

— Я пью много кофе, — ответил консьерж.

— Это не ответ на вопрос, — сказала Вайолет.

— Безусловно ответ. В кофе содержится кофеин, а кофеин — химический стимулятор. Стимуляторы не дают людям заснуть.

— Но я имела в виду не кофе. Речь шла о Гюнтере. Эсме, то есть миссис Скволор, утверждает, что он вчера вечером покинул пентхаус, пока мы были в ресторане. Но вы с такой же уверенностью утверждаете, что он не покидал здание. По-моему, эта задача не имеет решения.

— Любая задача имеет решение, — возразил консьерж, — так, во всяком случае, говорит мой ближайший партнер. Иногда уходит немало времени на то, чтобы найти это решение, даже если оно у вас прямо перед носом.

Консьерж улыбнулся Бодлерам, которые внимательно следили, как он подошел к дверям лифта, открыл бутылочку с клеем и нанес на одну из дверей густое круглое пятно. Приложив к нему деревянную звезду, он прижал ее пальцем, чтобы она как следует приклеилась. Но не такое уж это завлекательное зрелище — смотреть, как на дверь лепят украшения. Поэтому Вайолет и Солнышко очень скоро вернулись к своему завтраку и проблемам, связанным с исчезновением Гюнтера. Один только Клаус продолжал упорно глядеть туда, где трудился над украшением вестибюля консьерж. Он не отвел глаза от лифта, даже когда клей высох и консьерж вернулся на свой пост у верхней двери. Клаус во все глаза смотрел на океанскую диковинку, которая теперь была плотно прикреплена к двери. После утомительных утренних поисков в огромном пентхаусе и вконец изнурившего их ползания на цыпочках и подслушивания под дверьми на лестнице, Клаус вдруг понял, что консьерж прав. Ни один мускул не дрогнул в его лице, когда он догадался, что решение находится у него прямо перед носом.