Вайолет и Куигли осторожно прошли через замёрзший пруд и наконец достигли низа водопада.

— Удачи! — крикнул им Клаус, который стоял у входа в сгоревшую библиотеку. Он тщательно протирал очки, как часто делал перед серьёзными научными исследованиями.

— И тебе удачи! — ответила Вайолет, перекрывая вой горного ветра, и, оглянувшись на брата, вспомнила, как они с Клаусом пытались остановить летевший с горы фургон. Тогда Клаус хотел что-то ей сказать — на случай, если тормозной парашют и клейкая смесь не помогут. Сейчас, когда Вайолет предстояло взобраться на замёрзший водопад и оставить брата на пепелище Г. П. В. , у неё появилось такое же чувство.

— Клаус... — произнесла она.

Клаус надел очки и улыбнулся сестре самой отважной своей улыбкой.

— Скажи то, что ты хочешь сказать, когда вернёшься! — крикнул он.

Вайолет кивнула и постучала канделябром по льду. Она услышала глухое «Тум!», словно стучала по чему-то очень плотному.

— Начнём здесь, — сказала она Куигли. — Пристегни ремни.

Выражение «пристегни ремни», как вам, не сомневаюсь, известно, не всегда означает «закрепи какие-то ремни пуговицами, молниями, кнопками, крючками, пряжками и прочей галантереей». Иногда оно означает «приготовься к чему-то, что может оказаться трудным», а карабкаться по замёрзшему водопаду посреди ветреной долины при помощи одного лишь канделябра и нескольких умело пристроенных вилок двум детям и вправду было очень трудно. У Вайолет и Куигли ушло несколько минут на то, чтобы приноровиться к изобретению Вайолет и втыкать вилки в лёд настолько, чтобы не сорваться, но не настолько глубоко, чтобы застрять в замёрзшем водопаде навсегда, и когда им обоим удавалось найти твёрдую опору, Вайолет тянулась как можно дальше вверх и простукивала лёд канделябром, чтобы найти следующее надёжное место. Первые несколько шагов они боялись, что взбираться по обледенелому склону таким образом будет просто невозможно, но время шло, и новоявленным альпинистам удавалось всё лучше и лучше приспособиться к кошкам-вилкам и альпенштоку-канделябру, и в конце концов стало ясно, что изобретательские таланты Вайолет снова оказались на высоте, что здесь означает «помогли Вайолет Бодлер и Куигли Квегмайру взобраться на замёрзший водопад после того, как они пристегнули ремни для трудного восхождения».

— Твоё изобретение прекрасно работает, — снизу вверх окликнул Вайолет Куигли. — Эти кошки-вилки просто чудо.

— Они действительно работают, — согласилась Вайолет, — однако давай пока не будем радоваться. Лезть ещё далеко.

— Моя сестра как-то написала про это двустишие, — сказал Куигли и прочитал стихи Айседоры:

Станешь ликовать на полпути —

До конца рискуешь не дойти.

Вайолет улыбнулась и вытянула руку, чтобы простучать лёд над головой.

— Айседора — хороший поэт, — заметила она, — и её стихи не раз оказывались нам очень кстати. Когда мы были в Городе Почитателей Ворон, она натолкнула нас на мысль о том, где они с братом находятся, зашифровав сообщение в серии двустиший.

— Интересно, научилась она этому способу шифровки у Г. П. В. или сама придумала? — сказал Куигли.

— Не знаю, — задумчиво ответила Вайолет. — Они с Дунканом первыми рассказали нам о Г. П. В. , но мне никогда не приходило в голову, что они могут входить в эту организацию. Однако когда я об этом думаю, мне кажется, что этот шифр похож на тот, который использовала Тётя Жозефина. И та и другая зашифровали секретное послание в записке и ждали, когда мы догадаемся, что оно там есть. Может быть, все они были волонтёрами. — Она вытащила левую кошку-вилку из ледяной стены и вонзила её на несколько дюймов выше. — Может быть, все наши опекуны были членами Г. П. В. — на той или на другой стороне.

— Как-то не верится, что нас всегда окружали люди, исполняющие секретные поручения, а мы об этом даже не догадывались, — сказал на это Куигли.

— Как-то не верится, что мы карабкаемся по замёрзшему водопаду в Мёртвых Горах, — отвечала Вайолет, — тем не менее это так. Послушай, Куигли, видишь тот уступ, куда воткнута моя левая вилка? Он достаточно прочный, мы можем посидеть там вдвоём и перевести дух.

— Хорошо, — кивнул Куигли. — У меня в рюкзаке есть мешочек морковки, и мы можем перекусить, чтобы восстановить силы.

Тройняшка взобрался туда, где уже сидела Вайолет, — на небольшой уступ размером едва ли с диванчик — и придвинулся поближе к ней. Альпинисты увидели, что взобрались даже выше, чем думали. Чёрное пепелище штаба виднелось далеко внизу, а Клаус казался лишь крошечным бугорком возле маленькой железной арки. Куигли вручил спутнице морковку, и Вайолет принялась задумчиво её грызть.

— Солнышко любит сырую морковку, — вздохнула она. — Надеюсь, где бы она ни была, её хорошо кормят.

— Надеюсь, что моих брата и сестру тоже кормят хорошо, — сказал Куигли. — Папа всегда говорил, что хорошая еда очень воодушевляет.

— Мой папа тоже всегда так говорил! — Вайолет удивлённо обернулась к Куигли: — А вдруг и это тоже какой-то шифр?

Куигли понуро пожал плечами. С зубцов вилок срывались маленькие кусочки льда из водопада, и ветер уносил их прочь.

— Получается, что мы никогда по-настоящему не знали собственных родителей, — сказал Куигли.

— Мы их знали, — возразила Вайолет. — Просто у них были кое-какие тайны, вот и всё. Тайны есть у всех.

— Ты права, — согласился Куигли. — Но они могли хотя бы раз упомянуть, что являются членами тайной организации со штабом в Мёртвых Горах.

— Вероятно, они не хотели, чтобы мы узнали о таком опасном месте, — сказала Вайолет, глядя с уступа вниз. — Хотя если кому-то нужно спрятать штаб, лучше места, чем эти горы, не найти. Если не считать пожарища, вид здесь очень неплохой.

— И правда неплохой, — кивнул Куигли. Однако глядел он вовсе не на вид, открывавшийся у него под ногами. Глядел он на Вайолет Бодлер, сидевшую рядом с ней.

Трое Бодлеров потеряли в жизни многое. Конечно, они потеряли родителей и потеряли дом — в ужасном пожаре. Они потеряли множество опекунов — опекуны либо погибали от рук Графа Олафа, либо оказывались скверными опекунами, быстро терявшими интерес к троим детям, которым некуда было податься. Они потеряли и достоинство, ведь для маскировки им приходилось носить дурацкие маскарадные костюмы, а недавно потеряли и друг друга. Похищенная Солнышко вела чужое хозяйство на вершине замёрзшего водопада, а Вайолет и Клаус изучали тайны Г. П. В. у его подножия. Однако Бодлеры потеряли и ещё одну очень важную вещь — личную жизнь, что здесь означает «время, когда они предоставлены самим себе и никто не смотрит на них и не вмешивается в их занятия», хотя сами они об этом почти не говорили. Если вы не отшельник и не один из пары сиамских близнецов, вам, вероятно, приятно бывает иногда передохнуть от общества родственников и насладиться одиночеством — возможно, вместе с другом или спутником, а может быть, в своей комнате или в железнодорожном вагоне, куда вы сумели проникнуть без билета. Однако с того ужасного дня на Брайни-Бич, когда туда пришёл мистер По и сообщил Бодлерам, что их родители погибли, личной жизни у троих детей фактически не было. От крошечной тёмной спальни, где сиротам приходилось ночевать, когда они жили у Графа Олафа, до битком набитого фургона на Карнавале Калигари — с учётом всех кошмарных мест в промежутке, — жизнь Бодлеров была так отчаянно ужасна, что у них не находилось ни секунды на личную жизнь.

Поэтому, пока Вайолет и Куигли отдыхают ещё несколько минут на уступе посреди замёрзшего водопада, я воспользуюсь возможностью подарить им немного личной жизни и не стану описывать больше ничего из того, что произошло между двумя друзьями в тот холодный день. Разумеется, в моей личной жизни тоже бывали минуты, писать о которых я не намерен, как бы дороги они мне ни были, и старшей Бодлер я окажу ту же любезность. Я расскажу вам о том, что спустя некоторое время двое молодых людей возобновили восхождение, что день понемногу склонялся к вечеру и что на лицах у Вайолет и у Куигли, когда они простукивали лёд канделябром-альпенштоком и вонзали в него кошки-вилки, подбираясь всё ближе к высочайшей вершине гор, играли тайные улыбки. В жизни Вайолет Бодлер было так мало личного, что я предоставлю ей право сохранить некоторые важные для неё воспоминания в сердце, а не делить их с моими потрясёнными рыдающими читателями.

— Мы почти на месте, — сказала Вайолет. — Солнце садится, и почти ничего не видно, но мне кажется, мы вот-вот окажемся на вершине.

— Просто не верится, что мы взбирались целый день, — заметил Куигли.

— Вовсе не целый день, — возразила Вайолет. — Этот склон не выше, чем дом номер 667 по Мрачному Проспекту. Нам пришлось и вправду очень долго подниматься и спускаться по шахте лифта, когда мы пытались спасти твоих брата и сестру. Надеюсь, это путешествие окажется более удачным.

— Я тоже надеюсь, — сказал Куигли. — Как ты думаешь, что будет на вершине?

— Ключ! — раздалось в ответ.

— Мне тебя не слышно из-за ветра, — сказал Куигли. — Что ты сказала?

— Я ничего не говорила, — торопливо произнесла Вайолет. Прищурившись, она поглядела вверх, стараясь хоть что-то увидеть в последних лучах заката и едва отваживаясь надеяться, что расслышала правильно.

Слово «ключ» — одно из самых многозначных слов нашего языка, и если открыть хороший словарь и посмотреть его длинную-длинную статью, можно прийти к выводу, что слово «ключ» — это вовсе не слово, а просто сочетание звуков, которые значат всё что угодно в зависимости от того, кто их произносит. Например, если слово «ключ» произносит архитектор, то оно означает «камень в виде клина, который кладут в верхнюю часть арки, чтобы она не развалилась, прежде чем набежавшие орды варваров её разломают». Если слово «ключ» произносит землевладелец, это тоненькая струйка воды, бьющая из-под земли, или такая кованая железная загогулина, которой отпирается дверь его усадьбы.

Механик назовёт этим словом другую железную загогулину, которой можно, к примеру, что-нибудь отвинтить или завести. Телеграфист счёл бы, что ключ — это та кнопка, которую он нажимает день-деньской, чтобы передавать шифрованные сообщения. Для генерала ключ — это город или крепость, который непременно надо захватить, чтобы завладеть всей территорией противника. В другое время даже Вайолет сказала бы, что ключ —

это слово или предмет, при помощи которого можно наконец разгадать загадку Г. П. В. , но сейчас она не думала ни об арках, ни о варварах, ни даже о шифрованных сообщениях и захвате территории противника.

Вайолет передвинула свои кошки-вилки как можно выше, чтобы вылезти на вершину, увидела, как закатные лучи отражаются от целого ряда острых зубов, и поняла, что на этот раз слово «ключ» означает «Я знала, что вы меня найдёте!», и произнесла его Солнышко Бодлер— Ключ! — снова сказала Солнышко.

— Солнышко! — закричала Вайолет.

— Ш-ш-ш-ш! — сказала Солнышко.

— Что происходит? — спросил Куигли, который отстал от Вайолет на несколько вилко-шагов.

— Это Солнышко! — ответила Вайолет, подтянулась и вспрыгнула на вершину, где и увидела маленькую сестру — та стояла у машины Графа Олафа и улыбалась от уха до уха.

Не говоря ни слова, сёстры Бодлер кинулись друг другу в объятия, причём Вайолет старалась не поцарапать Солнышко вилками. Когда Куигли долез до вершины и, выбравшись наверх, прислонился к покрышке колеса, сёстры Бодлер улыбались друг другу со слезами на глазах.

— Я знала, что мы снова увидимся, Солнышко! — говорила Вайолет. — Знала — и всё!

— Клаус? — спросила Солнышко.

— Он цел, невредим и находится поблизости, — ответила Вайолет. — Он тоже был уверен, что мы тебя найдём.

— Ключ, — согласилась Солнышко, но тут она заметила Куигли и изумлённо вытаращила глаза. — Квегмайр? — поражён-но спросила она.

— Да, — ответила Вайолет. — Это Куигли Квегмайр, Солнышко. Оказалось, что он не погиб при пожаре.

Солнышко подковыляла к Куигли и пожала ему руку.

— Он привёл нас в штаб по карте, которую сам начертил, — представляешь, Солнышко?

— Аригато, — кивнула Солнышко, что приблизительно означало «Я ценю твою помощь, Куигли».

— Это ты подавала нам знаки? — спросил Куигли.

— Ага, — ответила Солнышко. — Гриль.

— Неужели Граф Олаф заставлял тебя готовить? — удивилась Вайолет.

— Ваккурум, — подтвердила Солнышко.

— Олаф даже велел ей почистить машину от крошек, а для этого надо было изо всех сил дуть! — перевела Вайолет Куигли.

— Какая чушь! — воскликнул Куигли.

— Золушка, — пожаловалась Солнышко. Это значило нечто вроде «мне приходилось вести всё хозяйство и при этом постоянно терпеть унижения», но у Вайолет не хватило времени это перевести, потому что послышался скрипучий голос Графа Олафа.

— Ты где, малявка? — спросил он, добавив к перечню оскорблений обидное обращение. — Я тут придумал тебе ещё кое-какие задания!

Трое детей в панике переглянулись.

— Прятать, — шепнула Солнышко, так что переводить ничего не пришлось.

Вайолет и Куигли оглядели пустынный пейзаж, раздумывая, где бы укрыться, но спрятаться было абсолютно негде.

— Под машину, — велела Вайолет, и они с Куигли забрались под длинный чёрный автомобиль, такой же грязный и вонючий, как и его владелец. Старшая Бодлер, будучи изобретателем, много раз исследовала самодвижущиеся механизмы, но никогда не видела, чтобы машину доводили до такого отчаянного состояния, что здесь означает «приведение нижней части автомобиля в такой скверный вид, что на Вайолет и её спутника вовсю капало масло». Однако у Вайолет и Куигли не было ни секунды, чтобы подумать о возможных неудобствах. Едва они успели убрать от посторонних глаз кошки-вилки, как появились Граф Олаф со своей свитой. Двум волонтёрам из-под машины было видно только татуировку негодяя на грязной щиколотке над левым ботинком и пару невероятно стильных бальных туфелек с блёстками, украшенных нарисованными глазами, — эти туфли могли принадлежать только Эсме Скволор.

— Сегодня с самого утра мы ели только жареного лосося, а уже время ужинать, — сказал Граф Олаф. — Иди-ка готовить, сиротка.

— Завтра праздник Фальшивой Весны, — сообщила Эсме, — а сейчас очень модно устраивать в честь Фальшивой Весны торжественный ужин.

— Слыхала, зубастая? — спросил Олаф. — Моя подруга желает стильный ужин. За работу!

— Олаф, ты нам нужен! — произнёс очень низкий голос, и Вайолет с Куигли увидели, как рядом с негодяем и его подругой появились две пары зловещих чёрных туфель. При виде этих туфель Олаф и Эсме нервно заёрзали.

Внезапно под машиной ощутимо похолодало, и Вайолет пришлось прижать ноги к шинам, чтобы они, дрожа, не начали стучать по днищу и злодеи её не услышали.

— Да, Олаф, — сказал сиплый голос мужчины с бородой, но без волос, хотя его самого Вайолет с Куигли не видели. — Утром мы первым делом займёмся осуществлением плана по новобранцам, так что нам нужна твоя помощь, чтобы расстелить по земле сеть.

— Разве вы не можете попросить кого-нибудь из наших работников? — спросила Эсме. — У нас есть человек с крюками, две женщины с напудренными лицами и три урода, которых мы подобрали на Карнавале. Всего получается восемь человек, включая вас самих. Зачем же нам расстилать эту сеть?

Четыре чёрных башмака шагнули к стильным туфелькам Эсме и к татуировке Олафа.

— Вы это сделаете, — сказала женщина с волосами, но без бороды, — потому что я так велю.

Настала длинная зловещая пауза, а потом Граф Олаф издал коротенький тонкий смешок.

— Тогда конечно, — заметил он. — Пошли, Эсме. Младенцу мы поручения выдали, так что тут нам всё равно делать нечего.

— Это правда, — согласилась Эсме. — По правде говоря, я подумывала снова покурить, потому что мне скучно. У тебя ещё остались те пурпурные сигареты?

— К сожалению, нет, — ответил мужчина с бородой, но без волос, уводя негодяев от машины. — Я нашёл только одну.

— Плохо, — сказала Эсме. — Вкус и запах мне не нравятся, и курить очень вредно, но сигареты сейчас в большой моде, и я бы хотела покурить.

— Может быть, на пепелище штаба остались ещё сигареты, — подумала вслух женщина с волосами, но без бороды. — Только в золе ничего найти невозможно. Мы провозились несколько дней, но сахарницу так и не отыскали.

— Не при младенце, — быстро перебил её Олаф, и четыре пары туфель удалились.

Вайолет и Куигли оставались под машиной, пока Солнышко не сказала «Костклир», что означало что-то вроде «Уже можно вылезать».

— Какие это были ужасные люди, — содрогнулся Куигли, отряхивая с куртки грязь и копоть. — Прямо мороз по коже.

— Вокруг них действительно какая-то зловещая аура, — шёпотом согласилась Вайолет. — Ноги с татуировкой — это был Граф Олаф, а туфельки с блёстками — Эсме Скволор, а остальные два кто?

— Поджоги, — буркнула Солнышко. Она имела в виду нечто вроде «Я не знаю, но именно они сожгли штаб Г. П. В. », и Вайолет быстро объяснила это Куигли.

— Клаус обнаружил важное сообщение, оно уцелело в огне, — сказала Вайолет. — Не сомневаюсь, Солнышко, когда мы с тобой окажемся у подножия водопада, он уже разгадает, что оно значит. Пошли.

— Но го, — ответила Солнышко, что значило «Не думаю, что мне следует вас сопровождать ».

— Но почему же? — спросила Вайолет.

— Унасанк, — сказала Солнышко.

— Солнышко говорит, что негодяи упоминали ещё одно убежище, где могут собраться волонтёры, — объяснила Вайолет Куигли.

— А ты знаешь, где это? — спросил Куигли.

Солнышко покачала головой.

— Делолаф, — заметила она.

— Но если дело Сникета попало к Графу Олафу, — сказала Вайолет, — как ты собираешься узнать, где это безопасное место?

— Матахари, — отвечала Солнышко, что значило нечто вроде «Если я останусь тут, то смогу пошпионить за негодяями и всё разведать».

— Ни за что, — сказала Вайолет, переведя это Куигли. — Тебе нельзя здесь оставаться, Солнышко, это опасно. Хватит и того, что Олаф заставил тебя готовить.

— Гриль, — уточнила Солнышко.

— А что ты собираешься приготовить на ужин по случаю Фальшивой Весны?

Солнышко улыбнулась сестре и направилась к багажнику. Вайолет и Куигли услышали, как она роется в оставшихся продуктах, но сидели так, чтобы ни Олаф, ни его сотоварищи их не заметили. Когда Солнышко вернулась, на лице у неё сияла победная улыбка, а в охапке она несла брикет мороженого шпината, пакет грибов, банку каштанов и огромный баклажан.

— Салат! — воскликнула она, что означало нечто вроде «всевозможные овощи с грибами».

— Удивительно, что ты можешь поднять такой баклажан, не то что его приготовить, — сказала Вайолет. — Он, наверное, весит столько же, сколько ты.

— Подслужин, — ответила Солнышко. Она имела в виду «прислуживать труппе за ужином — блестящая возможность подслушать их разговоры», что Вайолет и перевела, впрочем, крайне неохотно.

— Мне кажется, это опасно, — сказал Куигли.

— Конечно, опасно, — отвечала Вайолет. — Кто знает, что они учинят, если поймают Солнышко на месте преступления.

— Гу-гу-га-га, — возразила Солнышко, что значило «меня не поймают, потому что все думают, будто я беспомощный младенец».

— Мне кажется, твоя сестра права, — сказал Куигли. — Всё равно нести её вниз по водопаду небезопасно. Ведь у нас и так заняты и руки, и ноги. Пусть Солнышко попытается разгадать тайну, которая скорее всего поддастся именно ей, а мы пока что разработаем план спасения.

Вайолет покачала головой.

— Не хочу оставлять сестру, — сказала она. — Бодлерам нельзя разлучаться.

— Клаус, — указала Солнышко.

— Если есть ещё какое-то место, где собираются волонтёры, — сказал Куигли, — нам надо разузнать, где это. А Солнышко может это выяснить, но только если останется здесь.

— Я не хочу оставлять маленькую сестричку на вершине горы, — упиралась Вайолет.

Солнышко бросила овощи на землю и с улыбкой подошла к сестре.

— Я не мала, — сказала она и обняла Вайолет. Это было самое длинное предложение, которое до сих пор говорила младшая Бодлер, и Вайолет, сверху вниз взглянув на сестру, поняла, что это правда. Солнышко и вправду была уже совсем не младенец. Она стала просто девочкой, которая обладала необычайно острыми зубами, выдающимися кулинарными способностями и возможностью пошпионить за компанией негодяев и раздобыть насущно необходимые сведения. За то время, когда троих сирот постигли тридцать три несчастья, Солнышко вышла из младенчества, и хотя Вайолет было немного грустно об этом думать, она гордилась сестрой и тоже ей улыбнулась.

— Наверное, ты права, — сказала Вайолет. — Ты больше не младенец. Но будь осторожна, Солнышко. Ты маленькая девочка, а маленьким девочкам опасно шпионить за негодяями. И помни, Солнышко, — мы под самым водопадом. Если мы тебе понадобимся, просто подай нам знак.

Солнышко открыла рот, чтобы ответить, но не успела она произнести и звука, как трое детей услышали из-под машины Олафа долгое ленивое шипение, словно там пряталась какая-нибудь змея доктора Монтгомери. Машина чуть дёрнулась, и Вайолет показала Куигли на одну из шин, которая совсем сдулась.

— Наверно, я проткнула её кошками-вилками, — сказала Вайолет.

— Не то чтобы это был хороший поступок, — ответил Куигли, — но мне почему-то совсем не жалко.

— Как там наш ужин, зуболицая? — донёсся, перекрывая свист ветра, жестокий голос Графа Олафа.

— Думаю, нам лучше уйти, пока нас не обнаружили, — шепнула Вайолет, снова обнимая сестру и целуя её в макушку. — Мы скоро увидимся, Солнышко.

— До свидания, Солнышко, — сказал Куигли. — Я так рад, что нам наконец удалось познакомиться. И большое тебе спасибо за то, что ты помогаешь нам найти последнее безопасное для волонтёров место.

Солнышко Бодлер взглянула на Куигли, а потом на старшую сестру и одарила обоих широкой счастливой улыбкой, показав все свои впечатляющие зубы. Ей пришлось столько времени провести в обществе негодяев, и теперь она была рада побыть с людьми, по достоинству ценившими её способности, благодарившими её за труды и понимавшими её манеру выражаться. Несмотря на то что Клаус остался у подножия водопада, Солнышко чувствовала, что снова счастлива в кругу семьи и что её пребывание в Мёртвых Горах, весьма вероятно, кончится хорошо. Разумеется, она заблуждалась, но пока что младшая Бодлер улыбалась тем, кто тревожился о ней, — с одним из них она только что познакомилась, а вторую знала всю жизнь, — и ей казалось, будто она даже стала выше ростом.

— Счаст, — сказала девочка, и все, кто её слышал, поняли, чего она им желает.