Вам, быть может, и не совсем понятно, почему в двух первых главах этой книги я ничего не рассказываю о Солнышке. Но на это есть свои причины. Во-первых, трудно было что-либо узнать о Солнышкином путешествии в автомобиле Графа Олафа. Следы колёс его машины давным-давно исчезли, а в Мёртвых Горах случилось столько снежных бурь и лавин, что почти исчезла и сама дорога. Немногие свидетели этой поездки Графа Олафа либо умерли при загадочных обстоятельствах, либо были слишком напуганы, чтобы ответить на письма, телеграммы и поздравительные открытки, которые я посылал им с просьбой дать интервью. И даже мусор, который выбрасывали из окна автомобиля Олафа — неопровержимое доказательство, что тут проезжали нехорошие люди, — был подобран с дороги задолго до того, как я начал своё расследование. Пропавший мусор — это добрый знак, поскольку он свидетельствует о том, что птицы, обитающие в Мёртвых Горах, вернулись в родные места и занялись ремонтом своих гнёзд. Но зато всё это очень затруднило выяснение всех обстоятельств путешествий Солнышка.

Всё же, если вам интересно узнать, как Солнышко проводила время, пока её брат и сестра пытались остановить фургон, поднимались вверх по течению Порченого Потока и сражались со снежными комарами, то существует другая история, которую вы можете прочесть, — там описана примерно такая же ситуация. Это история Золушки. Золушка была молодой девушкой, которой пришлось жить среди дурных людей. Эти люди ругали её и заставляли делать тяжёлую, чёрную работу. Но потом Золушку спасла фея-крёстная, которая с помощью своего волшебства смастерила для Золушки платье, чтобы та могла поехать на бал. Там она встретила прекрасного принца, вскоре вышла за него замуж, и они много лет счастливо жили в своём дворце.

Если вы вместо имени «Золушка» подставите имя «Солнышко» и уберёте фею, волшебное платье, бал, прекрасного принца, свадьбу и всю дальнейшую счастливую жизнь во дворце, то получите ясное представление об отчаянном положении Солнышка Бодлер.

— Я бы хотел, чтобы сиротка прекратила этот раздражающий рёв, — заявил Граф Олаф, приподняв одну бровь, в то время как автомобиль делал ещё один крутой поворот. — Никто не может так отравить приятную поездку, как хнычущая жертва похищения.

— Я не перестаю её щипать, но она никак не угомонится, — пожаловалась Эсме Скволор, ещё раз ущипнув Солнышко длинными, хорошо отполированными ногтями.

— Послушай, зубастая сиротка! — прорычал Олаф. Оторвав взгляд от дороги, он в упор уставился на Солнышко. — Если ты сейчас же не уймёшься, я такое устрою, что потом век будешь плакать.

Солнышко жалобно всхлипнула и утёрла кулачками слёзы. Она действительно проплакала большую часть дня, весь длинный путь, проследить который не под силу даже самому дотошному исследователю. И теперь, когда зашло солнце, она всё ещё не могла остановиться. Но слова Графа Олафа скорее привели её в раздражение, нежели напугали. Тоска смертная, когда говорят, что, если ты не прекратишь плакать, тебе устроят нечто такое, отчего ты заплачешь ещё сильнее. Если ты плачешь, значит, тебе есть отчего. И не имеет смысла специально что-то устраивать, чтобы вызвать ещё более горькие слёзы. У Солнышка Бодлер хватало причин плакать. Она беспокоилась о брате и сестре, и ей хотелось узнать, удалось ли им остановить потерявший управление фургон, мчавшийся навстречу гибели. Она боялась и за себя, после того как Олаф разоблачил обман, сорвал с неё бороду и запихнул в машину на колени к Эсме. Наконец, ей было всё время больно от безостановочных щипков подруги негодяя.

— Шабаш, — заявила она Эсме, имея в виду: «Хватит щипаться», но модная и очень гнусная дама только скривилась, как если бы Солнышко сморозила отчаянную глупость.

— Когда эта малютка не плачет, она разговаривает на каком-то иностранном языке. Я не разбираю ни слова из того, что она говорит, — сказала Эсме.

— Известно, что похищенные дети не большой подарок, — вступил в разговор крюкастый, которого Солнышко как-то особенно невзлюбила. — Помните, босс, когда нам в руки попали Квегмайры, они только и делали, что жаловались? Жаловались, когда мы посадили их в клетку, жаловались, когда упрятали под фонтан. Жалобы, жалобы, бесконечные жалобы. Мне так надоели эти жалобы, что я едва ли не обрадовался, когда Квегмайры удрали у нас из-под носа.

— Обрадовался?! — Граф Олаф чуть не задохнулся от ярости. — Мы как каторжные работали, чтобы украсть состояние Квегмайров, а в результате не получили ни одного сапфира. Всё это было пустой тратой времени.

— Не вините себя, Олаф, — сказала одна из бледнолицых женщин с заднего сиденья. — Всякий может ошибиться.

— На этот раз ошибки не будет, — ответил Олаф. — Двое сироток где-то сейчас лежат, расплющенные под разбившимся фургоном, а третья — у Эсме на коленях. Теперь считай, что состояние Бодлеров у меня в кармане. Как только доберёмся до Главного Перекрёстка Ветров и найдём штаб-квартиру, всем нашим мытарствам конец.

— Как так? — спросил горбун Хьюго, которого наняли в труппу во время Карнавала Калигари.

— Пожалуйста, объясните заодно и мне, Граф Олаф, — попросил Кевин. Он, как и Хьюго, тоже работал на Карнавале Калигари и тоже боялся потерять работу. Прежде Кевина смущало, что у него, не как у других людей, обе руки имеют одинаковую силу, безразлично, что правая, что левая, но Эсме уговорила его присоединиться к труппе Олафа, соблазнив тем, что придумала привязать его руку за спиной так, чтобы никто не догадался, что левая ни в чём не уступает правой.

— Не забудьте, босс, мы в труппе люди новые, поэтому не всегда понимаем, что происходит, — добавил Кевин.

— Помню, когда я пришла в труппу Олафа, я слыхом не слыхивала о деле Сникетов, — сказала вторая бледнолицая женщина.

— Работая на меня, вы приобретаете опыт, — торжественно изрёк Олаф, — но вы не должны надеяться на то, что я вам всё буду объяснять. Я очень занятой человек.

— Не беспокойтесь, босс, я сам всё им объясню, — встрял в разговор крюкастый. — Граф Олаф, как и всякий хороший бизнесмен, совершил весьма широкий круг самых разнообразных преступлений, — сказал он.

— А глупые волонтёры тут же кинулись и насобирали сотни несусветных улик, а потом всё это засекретили, — перебила крюкастого Эсме. — Я пыталась объяснить людям, что преступления сейчас в большой моде, но, очевидно, это их не заинтересовало.

Солнышко смахнула ещё одну слезинку и тяжело вздохнула. Она подумала, что ей легче было бы переносить щипки, чем снова слушать ахинею1, которую несёт Эсме про то, что модно и что не модно.

— Нам необходимо уничтожить все эти записи, а иначе Графа Олафа могут арестовать, — сказал крюкастый. — Есть основание думать, что часть этих материалов находится в штаб-квартире Г. П. В.

— А что означает это сокращение Г. П. В. ? — раздался откуда-то снизу, с пола автомобиля голос женщины-змеи Колетт. Граф Олаф велел ей воспользоваться своими талантами и устроиться в ногах у остальных членов труппы.

— Это сверхсекретная информация, — отрезал Граф Олаф, к большому огорчению Солнышка. — Я сам раньше состоял членом этой организации, но потом решил, что гораздо интереснее работать частным образом.

— А что это значит? — спросил крюкастый.

— Это значит вести преступную жизнь, — ответила за Олафа Эсме. — Сейчас это самое модное.

— Неверн, — сквозь слёзы пробормотала Солнышко. Этим она хотела сказать, что «работать частным образом» означает «работать самостоятельно», то есть одному, без группы помощников, и что «вести преступную жизнь» не имеет к этому никакого отношения. Солнышку было досадно, что окружающие её не понимают.

— Ну вот, а теперь она бормочет, — сказала Эсме. — Именно поэтому я никогда не хотела иметь детей. Разве что в качестве прислуги.

— Эта поездка оказалась легче, чем я предполагал, — сказал Олаф. — Согласно карте, сейчас мы должны проехать ещё несколько пещер.

— А поблизости от штаб-квартиры есть какой-нибудь отель? — спросила Эсме.

— Не уверен, радость моя, — ответил Олаф. — Но в моём багажнике есть две палатки. Мы разобьём лагерь на Коварной Горе, на самой высокой вершине Мёртвых Гор.

— На самой высокой вершине? — переспросила Эсме. — Но на вершине будет очень холодно.

— Это верно, — согласился Граф Олаф, — хотя Фальшивая Весна, если можно так выразиться, уже не за горами. Так что скоро станет немного теплее.

— Ну а как насчёт сегодняшней ночи? — не успокаивалась Эсме. — Мне вовсе не улыбается ставить палатку на ледяном морозе. Это уж точно не модно.

Граф Олаф посмотрел на свою подругу и рассмеялся.

— Не будь дурочкой, Эсме, — сказал он. — Кто же пошлёт тебя ставить палатки? Ты посидишь в машине, в тепле и уюте, пока эта зубастая сиротка установит для нас палатки.

Теперь уже смеялась вся труппа Олафа. Солнышко почувствовала, как несколько слезинок скатилось у неё по щекам, и отвернулась к окошку, чтобы их никто не заметил. Окна автомобиля были заляпаны грязью, но младшая Бодлер всё же увидела странные квадратные пики Мёртвых Гор и чёрные воды Порченого Потока. Автомобиль находился уже так высоко в горах, что теперь весь поток превратился в лёд. Солнышко глядела на широкую полосу замёрзшей черноты, и ей очень хотелось знать, где сейчас её брат и сестра и придут ли они, чтобы спасти её. Она вспомнила другое время, когда оказалась во власти Графа Олафа. Негодяй связал её, запер в клетке и вывесил наружу из окна своей комнаты в башне. Это было частью его хитроумно разработанного плана и страшнейшим испытанием для маленькой девочки. Её потом часто посещали кошмарные видения — она слышала, как поскрипывает качающаяся на неимоверной высоте клетка, и видела, как снизу, с заднего двора Графа Олафа, задрав головы, на неё смотрят брат и сестра. Но тогда, чтобы спасти её, Вайолет смастерила абордажный крюк, а Клаус провёл важные правовые изыскания и разрушил хитрые планы Олафа. По мере того как автомобиль увозил Солнышко всё дальше и дальше от сестры и брата, она, глядя на безлюдные горы, верила, что Вайолет и Клаус выручат её и на этот раз.

— Как долго мы пробудем на Коварной Горе? — спросил Хьюго.

— Естественно, до тех пор пока мне это нужно, — ответил Граф Олаф.

— Вы скоро увидите, что наша работа требует большого терпения. Иногда приходится ждать подолгу, — вздохнул крюкастый. — Обычно я беру с собой что-нибудь для того, чтобы скоротать время. Например, колоду карт или виски.

— Это может быть скучно, а иногда даже опасно, — заметила одна из бледнолицых женщин. — Судьба нескольких наших товарищей была просто ужасной.

— Они получили по заслугам, — сказал Граф Олаф невозмутимым тоном, который показывал, как мало волновала его судьба погибших работников. — Иной раз необходимо, чтобы несколько человек погибли в огне или были съедены львами, если всё это ради достижения большой цели.

— А какая это большая цель? — спросила Колетт.

— Деньги! — радостно завопила Эсме. — Деньги и личное удовлетворение. Мы можем получить и то и другое с помощью этой хныкающей сиротки, которая сидит у меня на коленях! Как только в наши руки попадёт наследство Бодлеров, у нас будет достаточно денег, для того чтобы вести роскошную жизнь и спланировать ещё несколько удачных преступлений.

Вся труппа зааплодировала, а Граф Олаф одарил Солнышко пренебрежительной улыбкой, но ничего не добавил, так как машина взбиралась по крутой ухабистой дороге и наконец с визгом затормозила, как раз в тот момент, когда на вечернем небе погасли последние лучи солнца.

— Ну вот мы и на месте, — сказал Граф Олаф и протянул Солнышку ключи от автомобиля. — Выходи, сиротка. Достань всё из багажника и установи палатки.

— И принеси чипсов, чтобы нам тут было что погрызть, пока мы будем ждать, — добавила Эсме.

Эсме открыла дверцу автомобиля, поставила Солнышко на замёрзшую землю и захлопнула дверцу снова. Порывистый ветер набросился на Солнышко и заставил её дрожать. На самом высоком пике Мёртвых Гор было так холодно, что слёзы замерзали прямо на щеках, образуя на лице тонкую ледяную маску. Солнышко неуверенными шагами направилась к багажнику автомобиля. У неё был соблазн удрать от Олафа, пока тот оставался в автомобиле вместе со своей труппой. Но куда она могла податься? Солнышко огляделась и не увидела никакого места, где ребёнок мог бы в одиночку остаться в безопасности.

Вершина Коварной Горы представляла собой плоскую квадратную площадку, и пока Солнышко шла к багажнику, она оглядела все уголки этой площадки, чувствуя, что от большой высоты у неё слегка кружится голова. С трёх сторон, в дымке тумана, она видела квадратные вершины других гор, большая часть которых была покрыта снегом, а между пиками извивались, пробивая себе путь, странные воды Порченого Потока. Вдоль них шла каменистая дорога, по которой они приехали. Но с четвёртой стороны квадратного пика Солнышко заметила нечто столь странное, что ей потребовалось время понять, что же это такое.

С самого высокого пика Мёртвых Гор спускалась широкая сверкающая полоса, похожая на огромный кусок сложенной складками сияющей бумаги или на крыло какой-то чудовищной птицы. Солнышко увидела, как последние лучи заходящего солнца отражаются от этой колоссальной поверхности, и постепенно поняла, что это и есть истоки Порченого Потока. Подобно другим потокам, Порченый Поток начинался в скалах, и в тёплое время года Солнышко могла бы любоваться, как он каскадом низвергается с самого высокого пика, образуя гигантский водопад. Но сейчас время было отнюдь не тёплое, и точно так же, как слёзы замерзали на лице у Солнышка, водопад превратился в затвердевший скользкий спуск, который исчезал в тёмной бездне где-то внизу. Вид был столь зловещий, что Солнышко не сразу сообразила, почему лёд был белым, а не чёрным, как воды Порченого Потока.

«Би-би!» — прозвучал громкий гудок, которым Граф Олаф из автомобиля напоминал Солнышку о том, что она должна делать. Солнышко поспешно открыла багажник, нашла пакет с чипсами и отнесла его в автомобиль.

— Что ты там копаешься, — сказал Олаф, вместо того чтобы сказать «спасибо». — А теперь иди и установи палатку, одну для меня и Эсме, а одну для труппы, чтобы мы могли немного поспать.

— А где будет ночевать ребёнок? — спросил крюкастый. — Я не хочу, чтобы она спала в моей палатке. Я знаю, что маленькие дети могут подкрасться и украсть твоё дыхание, пока ты сам спишь.

— Со мной она спать тоже не будет, — сказала Эсме. — Спать в одной палатке с ребёнком не модно.

— Она не будет спать ни в той, ни в другой палатке, — решил Олаф. — В багажнике есть большая кастрюля с крышкой. Она вполне может спать там.

— А для неё не опасно спать в кастрюле? — спросила Эсме. — Олаф, дорогой, если она задохнётся, мы не завладеем состоянием.

— В крышке есть дырочки, так что ей будет чем дышать, а крышка предохранит её от снежных комаров.

— Я никогда о таких комарах не слышал, — сказал Хьюго.

— Снежные комары — хорошо организованные препротивные насекомые, — объяснил Граф Олаф. — Они живут в холодных горах и очень любят жалить людей без всякой на то причины. Я всегда восхищался ими.

— Несть, — сказала Солнышко, что означало: «Я никаких таких насекомых снаружи не заметила».

Никто не обратил на неё внимания.

— А она не убежит, если останется без присмотра? — спросил Кевин.

— Не посмеет, — ответил Граф Олаф. — Но даже если она попробует, то мы легко догадаемся, куда она пошла. Мы ведь находимся на вершине. Мы сразу увидим, если непослушный ребёнок исчезнет или если кто-либо придёт вслед за нами. Здесь мы увидим всё и всякого на мили вокруг.

— Эврика! — произнесла Солнышко раньше, чем поняла, что этого говорить не надо. Она имела в виду сказать что-то вроде: «А я как раз кое-что сообразила», но не сказала этого вслух.

— Кончай своё бормотание и берись за дело, противная девчонка! — сказала Эсме и захлопнула дверцу.

Солнышко услышала общий смех, хруст чипсов и медленно пошла к багажнику доставать палатки.

Часто бывает трудно разобраться со всеми этими тентами и распорками, когда хочешь правильно установить палатку. Именно по этой причине я всегда предпочитаю останавливаться в гостиницах или арендовать сдающийся замок, где есть надёжные стены и горничная. Конечно, Солнышко испытывала дополнительные трудности оттого, что должна была всё это делать одна, в темноте, и для неё всё это было непривычно. Кроме того, она ещё очень беспокоилась о брате и сестре. Но младшая из Бодлеров имела опыт в совершении Гераковых подвигов, то есть «успешно делать невообразимо трудные вещи ». Я уверен, вы знаете, если приходится делать что-то крайне трудное, чрезвычайно помогает, когда думаешь о чём-нибудь, что поддерживает тебя. Когда Солнышко оказалась, например, вовлечена в битву не на жизнь, а на смерть, она думала о брате и сестре, и это помогло ей победить отвратительную доктора Оруэлл. Когда Солнышко выбиралась из шахты лифта в доме 667 на Мрачном Проспекте, она была мыслями со своими друзьями Квегмайрами и думала о том, как спасти их, и вскоре долезла до пентхауза. Так что когда Солнышко выгрызала зубами в замёрзшей земле место для палаток, она тоже думала о чём-то вдохновляющем. Как ни странно, это было связано с тем, что сказал Олаф насчёт возможности видеть всё на мили и мили вокруг. По мере того как Солнышко собирала палатки и поглядывала на скользкий склон замёрзшего водопада, она приняла решение не пытаться удрать от Олафа и его труппы. Ведь если с Коварной Горы можно видеть всех и вся, то это означает также, что всякий, включая Вайолет и Клауса, может видеть и её саму тоже.