Кристобаль Колон добивается наконец аудиенции у испанской королевы Изабеллы 1 мая 1486 года. Довольно скоро он имеет удовольствие убедиться, что европейские монархи не отличаются разнообразием в своих действиях. Комис­сии, аналогичные португальской, начинают работать в Испании: в Кордове, потом в Саламанке. Пока они заседают, успевает пасть мавританская Малага (18 мая 1487 года), разочарованный Кристобаль успевает возвратиться в декабре следующего года в Португалию в тщетной надежде на пере­мену настроения Жуана II, Диаш успевает обогнуть южную оконечность Африки. А комиссии все обсуждают, преодолим ли океан, есть ли в нем другие земли и если все же есть, то можно ли их достичь, а главное - возвратиться обратно.

Колон опять в Испании. В мае 1489 года его снова удостаивает аудиенцией Изабелла, ровно через тридцать шесть ме­сяцев после предыдущей. Но решение ко­миссии все еще не созрело. Чтобы скоротать время, Кристобаль принимает участие в штурме мавританской крепости Баса, где, по отзывам, совершает чудеса героизма. Может быть, он хотел таким путем снискать благосклонность их католических высочеств и тем ускорить ход событий. Его брат Бартоломе тем временем «штурмует Вестминстер, потом Версаль, надеясь заинтересовать королей ведущих государств Европы проектом Кристобаля Колона. Отказы, отказы... В отчаянии Кристобаль удаляется от мира в францисканский монастырь в городе Морчене, но монах из него, признаться, ни­кудышный. Потом он решает навсегда покинуть Пире­нейский полуостров: в 1490 году комиссия вынесла на­конец решение - отрицательное, как он и ожидал.

Но неожиданно Изабелла сама вспомнила о нем и вызвала в Санта Фе («Святая вера») - гигантский полевой лагерь, выросший у стен осаждаемой Гранады, последнего оплота мавров в Европе. 2 января 1492 года Гранада пала, Реконкиста завершилась полным и окончательным поражением арабов. Испания вступа­ла в полосу удач. Такая же полоса, кажется, наступала и для Колона.

Трудно сказать, что побудило Изабеллу пренебречь выводами ею же назначенных комиссий. Может быть, ее подстегнули выдающиеся успехи на море порту­гальцев. Возможно, сыграли роль неустанные хлопоты доброжелателей настырного генуэзца. Не исключено и то, что в этом, последнем году существования чело­вечества набожная католичка пожелала прибавить еще один пункт к своему отчету перед престолом Господа. Конец света мог наступить со дня на день: даже сам папа не ведал, в какой именно день был сотворен мир.

Как бы там ни было, этот ее кульбит, последовав­ший за внезапными и необъяснимыми вызовами в ставку, был настолько неожиданным и непостижимым для современников, что даже родилась легенда (впро­чем, никем пока не доказано, что это действительно легенда) о том, что искуситель Колон пленил сердце прекрасной королевы, стал ее любовником, и проект был подписан чуть ли не в королевской опочивальне, причем недостаток финансов Изабелла возместила, продав свои личные драгоценности Есть ли в том доля истины или это чистейшая фантазия неважно. Ви­димо, это так и останется «тайной севильского двора».

Важно только одно: 17 апреля 1492 года испанские высочества Фердинанд и Изабелла безропотно подпи­сывают в Санта Фе каждый пункт «капитуляции» (соглашения), предложенной их вниманию сеньором Колоном. По условиям капитуляции, означенный сеньор получал дворянство и наследственное звание адмира­ла Моря-Океана и всех островов и материков, какие он откроет, титул вице-короля и главного правителя этих земель с правом назначения губернаторов. Кроме того, ему причиталась десятая часть с любых товаров в новооткрытых колониях, и он должен был платить лишь восьмую часть издержек на снаряжение торговых кораблей.

Одна из многих реконструкций «Санта Марии».

Сказочная щедрость! И непостижимая. Если отбро­сить приведенную романтическую версию, можно лишь предположить, что Изабелла (а именно она играла первую скрипку в королевском оркестре) не верила ни на грош уверениям Колумба, не верила ни в его проект, ни в существование заморских земель. И все-таки она оказалась дальновиднее Жуана. В самом деле, чем она рисковала? Двумя-тремя кораблями? Если этих земель не существует и океан непреодолим, дон Кристобаль никогда уже не будет докучать ни ей и никому дру­гому своими проектами. А если он окажется прав - что ж, тем лучше, он получит свои титулы, а Изабел­ла - свое золото. А славу они поделят пополам. При­мерно так могла рассуждать королева, подошедшая к делу совсем с иной стороны, чем ее супруг.

23 мая 1492 года Колумб с королевским указом при­был в порт Палое и приступил к снаряжению двух каравелл - «Ниньи» и «Пинты» водоизмещением около шестидесяти и девяноста тонн соответственно. Кроме того, на средства, предоставленные двором, он зафрах­товал еще одно судно водоизмещением примерно сто тридцать тонн, назвал его «Санта Марией» и сделал флагманом.

3 августа эскадра Колумба вышла из палосского порта, но жестокий шторм заставил испанцев искать убежища на Канарских островах.

Ремонт «Пинты» и замена косого переднего пару­са «Ниньи» прямым (ибо уже стало ясно, что ветер будет попутный) потребовали целого месяца, и лишь 9 сен­тября Колумб продолжил свой путь на запад. Теперь условия плавания благоприятствовали экспе­диции, и около двух часов утра в пятницу 12 октяб­ря, когда измотанные матросы были уже на гра­ни бучта, с марса «Санта Марии» раздался долго­жданный крик: «Земля!». Это были острова, названные позднее Багамскими. От местных жителей (Колумб был уверен, что достиг Индии, и назвал их индейцами) испанцы узнали коренное имя острова - Гуанахани, но недолго думая переиначили его в Сан-Сальвадор (Святой Спаситель). Теперь это остров Уотлинг.

Капитаны всех трех кораблей сошли на шлюпке на песчаный берег, торжественно развернули королевское знамя и два флага, украшенные зеленым крестом, ко­ронами и инициалами Фердинанда и Изабеллы, и сеньор Колон был официально введен во владение своей первой колонией. Нотариусы Родриго де Эскобедо и Родриго Санчес скрепили этот акт надлежащим документом. Таким образом, 12 октября 1492 года Америка была официально открыта вторично, и добрый христианин Колумб разделил честь ее открытия со столь же добрым христианином Лейвом Счастливым, сделавшим это пятью веками ранее. Позднее на месте высадки Колум­ба была сооружена скромная часовня. На ее стене и сегодня можно увидеть его портрет, украшающий мемо­риальную доску. В Испании и Латинской Америке день 12 октября ежегодно празднуется как «День расы».

Флотилия двинулась вдоль архипелага, открывая все новые и новые острова. «Остальным островам,- писал Колумб 14 марта 1493 года из Лиссабона казначею испанского короля Габриэлю Санксису,- я также дал всем новые названия: Санта-Мария-де-Консепсьон, Фердинандина, Изабелла, остров Хуана» (соответст­венно нынешние острова Рамки, Лонг-Айленд, Крукед-Айленд и Куба). Протяженность последнего из них настолько поразила Колумба, что он принял эту землю за часть «материка Катара», то есть Китая. Однако, выяснив от захваченных в плен индейцев, что это все-таки остров, и определив его протяженность в трис­та двадцать две английских мили, Колумб повернул, как он пишет, к востоку и в пятидесяти четырех милях от острова Хуана 28 октября обнаружил остров Бабеке, а вслед за ним 6 декабря открыл для испанской коро­ны еще один, Бохио, получивший название Испания (позднее - Эспаньола, нынешний Гаити).

Высадка Колумба на остров Гуанахани (в верхней части - остров Испания, нынешний Гаити). Испанский рисунок того времени.

На этих островах испанцы нашли много пряностей, золота и впервые познакомились с табаком. «У жителей всех тех островов,- пишет Колумб Санксису,- много челноков, выдолбленных из одного ствола дерева, по длине и форме похожих на наши двухвесельные челно­ки, но только они несколько уже, зато и быстрее дви­жутся посредством весел. Одни из этих челноков по­больше, другие поменьше, третьи средней величины. Некоторые даже больше наших 18-весельных галер. На этих лодках они отправляются на все окрестные бесчисленные острова и ведут между собою торговлю. Мне случалось видеть, что в таком челноке, или биреме, сидело от 70 до 80 гребцов».

На рифах у берегов Гаити в ночь на 25 декабря по­гибла «Санта Мария». Испанцы овладели большим по тем масштабам туземным городом на побережье, ко­торый Колумб назвал подходящим к случаю именем Навидад (Рождество), укрепили его фортом, пустив в дело обломки флагмана и его орудия, и, оставив там гарнизон из тридцати девяти человек, 4 января 1493 года пустились в обратный путь. «Нинья», ставшая теперь флагманским кораблем, и «Пинта» прошли вдоль северного берега Гаити и 16 января взяли курс на Европу.

В пути каравеллы потеряли друг друга: 12 февраля разразился жуткий шторм, казалось - с небольшим за­позданием, но все же наступил обещанный конец света. Моряки бросают жребий, кому из них в случае спасения надлежит совершить паломничество и поставить свечу Марии Гваделупской. Жребий вытянул сам Колумб. Шторм не утихает. Разыгрывается новый жребий в честь Марии Лоретской. Ни та, ни другая Мария почему-то не желают заняться укрощением разгулявшей­ся стихии. Третий жребий, посвященный Кларе Могерской, тоже безрезультатен. В четверг 14 февраля, в день святого Валентина, Колумб принимает новое решение, «и чтобы в случае гибели его в эту бурю получили коро­ли вести о его путешествии, он взял пергамент и на­писал все, что мог, о том, что было открыто, умоляя вся­кого, кто найдет этот пергамент, доставить его коро­лям». Эту мольбу он обернул тканью, густо пропитан­ной воском, и запечатал в бочонок, учинив на нем надпись, сулившую тысячу дукатов тому, кто доставит его в Испанию нераспечатанным. Этот бочонок он швырнул в кипящее море. Был изготовлен и еще один бочонок с копией послания, он остался на «Нинье» и должен был всплыть в случае ее гибели.

Никто никогда не получил этих посланий, но упоми­нание этого эпизода Бартоломе Лас Касасом породи­ло массу подделок и спекуляций сразу после выхода в свет его книги. Сейчас уже никто не в состоянии сказать точно, сколько «подлинных дневников Колум­ба» хранится в музеях и частных коллекциях мира. Некоторые выполнены настолько мастерски, что и опыт­ные эксперты порою становятся в тупик при определе­нии их происхождения. Одна из таких подделок с пре­восходно выполненными картами и красиво выписан­ным текстом (это во время шторма-то!) хранится в краеведческом музее города Каргополя под инвентар­ным номером 1268.

Но на следующую же ночь после того, как Колумб доверил морю свои записи и точные описания маршру­та, шторм утих, а навигационные средства Региомонтана и Бехайма позволили капитанам разыскать берега Испании. 15 марта после двухмесячного плавания «Нинья» бросила якорь в порту Палое, а вечером того же дня к ней присоединилась «Пинта».

Покрыв свыше десяти тысяч миль в оба конца, Колумб доставил в Испанию американское золото, хлопчатую бумагу и перец, а также сведения о чудесах «индо-китайских», как он считал, островов, один из ко­торых, по его словам, был больше Испании.

Диковинные рассказы адмирала, возведенного в гранды, побудили Фердинанда спешно снарядить вто­рую экспедицию, на этот раз в составе семнадцати ко­раблей. Фердинанд с Изабеллой не остались глухи к по­сулам адмирала дать им столько золота, пряностей, хлопка, благовонной смолы, алоэ, красителей и рабов, сколько они пожелают. Семнадцать кораблей с полуторатысячным экипажем (четырнадцать каравелл и три транспорта) их высочества сочли достаточным коли­чеством на первое время.

Эскадра отбыла из Кадиса 25 сентября, и уже с начала ноября испанская корона обогатилась новыми приобретениями. 3 ноября Колумб открыл острова Доминику и Мари-Галант (названный так в честь флагманского корабля - двухсоттонной «Марии Та­ланте»), 4 ноября - Гваделупу, несколькими днями позже - два десятка Малых Антильских островов и Виргинские, а 19 ноября эскадра подошла к северному берегу Гаити, открыв по пути остров, названный Сан-Хуан-Баутиста и известный нам как Пуэрто-Рико («Бо­гатая гавань»).

Прожив на побережье Гаити около четырех месяцев и основательно изучив его, Колумб наконец поверил рассказам индейцев и 12 марта 1494 года выступил с отрядом в глубь страны на поиски золота. Во время этого трехнедельного похода испанцы перевалили хре­бет Кордильера-Сентраль, но, не обнаружив ничего при­мечательного, вернулись обратно, еще более уверовав в то, что размеры Гаити превышают размеры Испании.

29 мая Колумб на трех судах совершил вылазку на запад, достиг юго-восточного берега Кубы и плыл вдоль него пять дней. Повернув на юг от мыса Крус, 5 мая он обнаружил еще один большой остров - Ямайку и через десять дней вновь вернулся к Кубе для более подроб­ного исследования этого азиатского материка, как он все еще полагал. Пройдя вдоль ее южного побережья, испанцы открыли архипелаг Хардинес-де-ла-Рейна («Сады королевы»), полуостров Сапата и остров Пи-нос (Хувентуд). Совсем немного не дойдя до Флориды, они повернули обратно, миновали только что открытую Ямайку и почти месяц плыли вдоль южного берега Гаи­ти, подробно исследуя его.

На изучение открытых земель, особенно Гаити, у испанцев ушел остаток этого года и весь следующий. Все это время они потратили на поиски золота. Нагру­зив драгоценным металлом и индейцами несколько ко­раблей, Колумб отправил их в Испанию, дабы подогреть аппетиты короля и выиграть время. Но вожделенные золотые копи все еще не были найдены. Фердинанд ждал, он еще верил своему адмиралу, обещавшему прислать столько золота, сколько можно добыть железа во всех рудниках Испании.

Наконец королевское терпение лопнуло, он отсылает обратно корабли со строгим приказом немедленно при­ступить к разработке золотых приисков и ежемесячно представлять ко двору отчет о положении дел.

Колумб отправляет вместо золота пятьсот индейцев для продажи на невольничьих рынках Средиземноморья и, чтобы не обмануть просьб короля, становившихся все настойчивее, облагает аборигенов данью: все, кому ис­полнилось четырнадцать лет, должны были раз в три месяца доставлять испанцам установленное количество золота. Взамен индейцы получали медную нашейную бирку. В результате за последующие полстолетия ко­ренное население Гаити сократилось в шестьсот раз, а к моменту окончания второй экспедиции Колумба, то есть за какой-нибудь год,- на сто тысяч человек.

10 марта 1496 года, сочтя свою миссию выполненной, Колумб взял курс к Испании. 11 июня две трети из восемнадцати его кораблей возвратились в Кастилию, доставив королю не меньше диковинных товаров, чем в первый раз.

Тем временем в Испании произошли большие пере­мены. Происки многочисленных врагов Колумба выну­дили короля потребовать его к себе для личного докла­да, и холодок приема не оставил у адмирала никаких иллюзий относительно позиции его высочества. Король, правда, смутно чувствовал, сколь многим он обязан Колумбу, и это обстоятельство до поры до времени сдерживало его эмоции. Только до поры до времени: не случайно же Никколо Макьявелли избрал именно Фер­динанда прототипом своего «Государя»!

О том, какие надежды возлагал король на своего адмирала, говорит, в частности, заключение 7 июня 1494 года Тордесильясского договора с Португалией о разде­ле мира. В то время как Колумб обследовал южное побережье Кубы, венценосцы договаривались о том, что все моря и земли от полюса до полюса, лежащие на триста семьдесят лиг (более двух тысяч километров) к западу от островов Зеленого Мыса, «на веки вечные» принадлежат Испании, к востоку - Португалии. Этим договором, сам того не желая, Фердинанд связал свое будущее с Колумбом - по крайней мере до того време­ни, пока в Кастильском королевстве не отыщется достойный преемник адмирала.

Однако отсутствие золотого дождя начинало вызы­вать у короля сильное подозрение, что он поставил на хромую лошадь.

Слухи о золотых миражах, порожденные донесения­ми Колумба, не оставили равнодушными и португаль­цев. Через год после его возвращения португальский ко­роль Мануэл, вступивший на престол после смерти Жуа­на 25 октября 1495 года, сопоставив наконец-то данные Бартоломеу Диаша и Педру де Ковильяна, снаряжает тщательно спланированную экспедицию в Индию для заключения союза с пресвитером Иоанном против мав­ров и арабов. Во главе ее был поставлен двадцати­восьмилетний сын морского офицера Васко да Га­ма.

В субботу 8 июля 1497 года три его корабля «Сан Рафаэл» под командованием брата Васко - Пауло да Гама, «Сан Габриэл» (водоизмещением полтораста тонн каждый) и «Берриу» под командованием Николау Коэльо, водоизмещением около семидесяти тонн, сня­лись с якорей в Растело, предместье Лисабона, и взяли курс к мысу Доброй Надежды. Часть пути флотилию сопровождало еще одно судно с провиантом и пресной водой (впоследствии его то ли бросили, то ли сожгли), а флагманский корабль вел тот же лоцман, который сопровождал Бартоломеу Диаша.

23 ноября экспедиция обогнула южную оконечность Африки и с остановками для отдыха и ремонта двину­лась к северу вдоль восточноафриканских берегов. Почти весь февраль корабли провели в устье реки Зам­бези и после ремонта отправились дальше. К вечеру 1 марта 1498 года португальцы, миновав Софалу, достиг­ли мозамбикского берега, а в середине апреля бросили якоря в сомалийской гавани Малинди севернее Мом­басы.

Без малого два месяца потратил Васко да Гама для подготовки к дальнейшему пути. В Мозамбике, Мом­басе и Малинди - трех крупнейших арабских городах с превосходными зданиями, богатыми рынками и отлич­но оборудованными и оживленными портами - порту­гальцы по крупицам собирали сведения о дальнейшем пути. В Малинди они обнаружили колонию баньянов - индийских морских купцов. «Корабли здешние - круп­ные,- писал в дневнике один из участников экспеди­ции,- но без палубы, и нет в них ни одного гвоздя, а все они крепко-накрепко связаны лыком, а паруса у них из пальмовых циновок. Но мореходы имеют генуэзский компас, а также квадранты и морские карты».

Относительно происхождения компаса африканцы не спорили: генуэзский - так генуэзский. Сами они в этом еще толком не разобрались: одни считали магнит­ный камень изобретением Конфуция, жившего в VI ве­ке до н. э., другие - тем самым камнем, коим Дауд, отец Сулеймана (мир с ними обоими!) сразил великана Голиафа - а Дауд жил, как известно, в X веке до н. э., когда ни о каких Генуях, а тем паче Амальфи, еще и слыхом не слыхивали...

Баньяны гостеприимно встретили чужеземцев и под­твердили, что царство пресвитера Иоанна близко, что у него много прибрежных городов и кораблей, хотя сам он живет в глубине страны, и что поблизости есть бога­тый остров, наполовину населенный христианами, по­стоянно ведущими войну с маврами. Баньяны дали пор­тугальцам арабского кормчего Ахмада ибн Маджида ас-Са'ди ан-Наджди (самого что ни на есть подлинного, по их мнению, изобретателя компаса), и во вторник 24 апреля эскадра вышла из Малинди в океан. Благо­даря попутному муссону, она пересекла его за двадцать шесть суток и в воскресенье 20 мая вошла в индийский порт Каликут на Малабарском побережье, оставив за кормой четыре тысячи триста двадцать километров, то есть сохраняя в среднем скорость 3,73 узла.

28 мая Васко да Гама в сопровождении тринадцати человек явился на аудиенцию к местному царьку, коего португальцы называли заморином, а он сам себя - Самудрия Раджа (Властитель моря). После трех меся­цев оживленной и выгодной торговли в среду 29 августа португальцы отбыли в обратный путь, увозя с собой письмо Самудрии Раджи к Мануэлу, где были такие строки: «Прибыл к нам Васко да Гама, дворянин вашей страны, чему мы немало порадовались. А в нашей стра­не много корицы, и гвоздики, и имбиря, и перца, и драго­ценных камней, а от вас я хочу золота и серебра, корал­лов и добротного сукна...»

Из-за штилей, то и дело сменявшихся противными ветрами, португальцы добрались до Малинди лишь 9 января следующего, 1499 года и после пятидневного отдыха двинулись дальше к дому. Из-за нехватки эки­пажа (из ста шестидесяти восьми участников экспеди­ции уцелело лишь пятьдесят пять, а по другим данным - и того меньше, умер от чахотки и Пауло да Га­ма) португальцы сожгли «Сан Рафаэл», и в сентябре только две каравеллы достигли Лиссабона, оставив за кормой двадцать четыре тысячи миль и впервые проло­жив морской путь из Европы в Азию.

Как раз в то время, как Васко да Гама вел торговые дела при дворе индийского царька, испанский король Фердинанд, томившийся от бездействия, позволил скло­нить себя на уговоры Колумба и дал согласие на новую экспедицию.

30 мая 1498 года шесть испанских кораблей с тремя­стами членами команды легли из Сан-Лукара-де-Барра-меды на южный курс. У острова Гомера из группы Ка­нарских испанцы становятся свидетелями захвата кастильской каравеллы французским корсаром, но сви­детелями не безучастными: они вызволяют соотечест­венников. Недурной сюжетец для оперетты! Колумб - герой дня! А не было ли это все и впрямь театром? Не воспользовался ли адмирал Моря-Океана своими преж­ними пиратскими связями, чтобы ноднять свои акции?

В популярной литературе можно иногда прочитать и историю с нападением в 1497 году на Колумба, возвра­щавшегося из третьего своего путешествия, некоего «французского корсара» (чье имя, разумеется, неиз­вестно!), который заставил адмирала укрыться на ост­рове Мадейра, чтобы переждать опасность. И все это преподносится доверчивой публике с волнующими под­робностями о количестве сокровищ на каравеллах и т. п. А между тем, здесь все нелепо. Как известно, Ко­лумб вернулся из второй экспедиции 11 июня 1496 года и отправился в третью 30 мая 1498 года, то есть весь 1497-й год он преспокойно провел в Испании. Из третьей экспедиции он вернулся в октябре 1500 года закован­ным в цепи и уж конечно без каких бы то ни было сокро­вищ на борту. Скорее, он был бы благодарен в этой си­туации французскому или любому другому пирату за свое освобождение. Не имеется ли здесь в виду случай у острова Гомера?..

После этого подвига Колумб безбоязненно разделил экспедицию пополам, направив три корабля прямо к хо­рошо уже изученным берегам Эспаньолы, а сам он во главе остальных трех кораблей прошел еще дальше к югу до островов Зеленого Мыса и лишь оттуда повер нул на запад. 1 августа Колумб открыл новый остров - Тринидад («Троица») и вскоре вошел в залив Пария и ввел корабли в дельту реки Ориноко, первым ступив на землю Южноамериканского континента. От Ориноко адмирал взял курс на Гаити и обнаружил по пути еще один остров, богатый жемчугом,- Маргариту («Жемчужину»).

Океанский корабль (иногда его считают Колумбовой «Санта Ма­рией»). Рисунок 1493 года.

Последний год уходящего века - века, перевернув­шего все представления о нашей планете, Колумб встре­тил на Гаити, но о дальнейших его планах можно толь­ко догадываться. Среди испанцев участились мятежи, Колумбу совершенно перестали повиноваться и в конце концов после доноса и затем суда, инспирированного присланным из Мадрида офицером по имени Франсиско Бовадилья, адмирала и вице-короля всех Индий и его братьев - пажей королевы Бартоломе и Диего 25 ноября доставили в цепях в Испанию.

Тем временем в Лисабон прибыл Васко де Гама, и его триумф подстегнул испанских монархов спешно освободить Колумба, пообещать ему восстановление в правах и завести речь о новой экспедиции. Фердинанд все еще не терял надежды проникнуть в Индию запад­ным путем.

В 1502 году с Пиренейского полуострова одновре­менно стартовали две экспедиции. Одну, в составе четы­рех кораблей с экипажем в полторы сотни человек, вы­шедшую 3 апреля к западу из Кадиса, возглавил Хрис­тофор Колумб. Вторую, насчитывавшую двадцать ко­раблей, двумя месяцами раньше повел на юг Васко да Гама.

Экспедиция Колумба достигла 15 июня острова Мар­тиника и 30 июля вошла в Гондурасский залив. В те­чение последующих девяти месяцев Колумб обследовал огромную линию американского побережья, поделен­ную в наше время между четырьмя государствами - Гондурасом, Никарагуа, Коста-Рикой и Панамой. Убе­дившись в отсутствии прохода дальше на запад, Колумб повернул к Ямайке, но 25 июня 1503 года потерпел там крушение.

Однако он еще не теряет надежды реабилитировать себя в глазах королевской четы. «Золото - удивитель­ная вещь! - пишет он, скучая на Ямайке.- Кто обла­дает им, тот господин всего, чего он захочет. Золото может даже душам открыть дорогу в Рай». Слегка отда­ет богохульством, зато понятно и доходчиво. На Ямайке в ожидании помощи он прожил год и вернулся на Гаити больным морально и физически.

7 ноября 1504 года он возвратился в Кастилию и умер 20 мая 1506 года в Вальядолиде, всеми покину­тый и забытый. Лишь два года спустя его старший сын Диего, сопровождавший отца во втором путешествии, с огромным трудом доказал свое право на звание ад­мирала и должность губернатора Индии, дарованные когда-то королем семейству Колумбов как наследствен­ные. Его сын Луи Колон имел титул герцога Верагуа и после смерти Диего в 1526 году ежегодно получал рен­ту в десять тысяч золотых дублонов. Однако пожало­ванный ему город Ла-Вега на Ямайке вскоре вернулся к королю: одновременно с Луи в 1572 году умер его пле­мянник Диего - последний мужской потомок рода Ко­лумбов.

Вторая экспедиция Васко да Гамы закончилась го­раздо быстрее, и она принесла куда более ощутимую пользу португальскому королю, чем четвертая экспеди­ция Колумба - испанскому. Родич Васко да Гамы, знаменитый поэт Луиш Ваш де Камоэнс в героической поэме «Лузиады», воспевающей первую экспедицию португальцев в Индию, рисовал в возвышенно-эпи­ческом духе подготовку к отплытию:

По побережью шествуют солдаты, Лицом различны и цветно одеты, Решимостью и храбростью богаты, Чтоб новые разведать части света. На крепких мачтах знамена крылаты Колышут ветры тихие рассвета, Чтоб кораблям, как Арго, за морями Стать на Олимпе новыми звездами.

Солдаты. Такова была прелюдия. А вот и финал. Всего лишь год понадобится португальцам, чтобы вто­рично достигнуть Индии, сбросить с трона своего благо­детеля Самудрию Раджу, основательно разграбить Каликут, построить укрепления на Малабарском берегу, и, подавив все попытки сопротивления, провозгласить его собственностью португальской короны.

Это было первое выступление европейских рыцарей удачи в южных морях. Бессильные что-либо противо­поставить португальскому оружию, арабы и индийцы впоследствии сорвали свой гнев на Ахмаде ибн Мад-жиде, предав проклятию и забвению имя этого человека, без чьего содействия португальцы еще очень нескоро сумели бы проникнуть в Индию. Лишь чистая случай­ность помешала осуществиться этой несправедливости. Три его чудом уцелевших урджуза - стихотворные лоции Красного моря, Индийского океана и злополучно­го маршрута Малинди - Каликут были обнаружены в Азиатском музее (ныне Институт востоковедения в Петербурге), несколько теоретических трудов - в па­рижской Национальной библиотеке, и лишь в 20-х го­дах нашего столетия французскому ориенталисту Фер-рану удалось установить, что глухо упоминаемые неко­торыми источниками Малемо Канака, «араб из Гуджа­рата», «изобретатель компаса шейх Маджид», и лоцман Васко де Гамы Ахмад ибн Маджид - одно и то же лицо. Участь Бертольда Шварца миновала его.

В 1505 году португальский король назначил вице-королем Индии Франсишку Алмейду. 25 марта он поки­нул Лисабон во главе эскадры из двадцати кораблей с полутора тысячами людей. 22 июля флотилия вошла в гавань Килоа, и европейские бродяги несколько дней грабили этот богатейший город, а затем, соорудив там форт и оставив восемьдесят солдат, Алмейда отправил­ся к Момбасе. Очевидно, жители Момбасы были уже извещены о резне в Килоа, потому что португальцев встретили пушечным огнем. 14 августа Алмейда присту­пил к штурму города и сжег его дотла. 30 октября ко­рабли прибыли в Кочин - резиденцию вице-королей, окруженную хорошо укрепленными португальскими фортами. Алмейда добавил к ним еще два - в Каннануре и на острове Анджадива.

Бесконечные стычки с жителями Каликута вынудили португальцев переместить центр своей торговли в Ко­чин, ставший вскоре крупнейшей торговой факторией на Малабарском побережье. Все свободные от патруль­ной службы португальские корабли по распоряжению вице-короля теперь пиратствовали в Аравийском море, перехватывая любые суда, на чьих мачтах не развевался португальский флаг.

Алмейда умер в 1509 году у мыса Доброй На­дежды, но политика его преемников в Кочине мало чем отличалась от его собственной. Выкачивание ин­дийских сокровищ набирало силу, и каждый после­дующий вице-король стремился перещеголять пре­дыдущего, дабы снискать благосклонный взор мо­нарха.

Колоссальные богатства, поступающие в Лиссабон из Индии, побудили короля проявить запоздалую благо­дарность к престарелому Васко де Гаме. В 1524 году он назначил его вице-королем Индии, но 24 декабря этого же года адмирал умер в своем вице-королевстве, ок­руженный почестями и славой.

Экспедиции Колумба и да Гамы окончательно сло­мали барьер между человеком и океаном. Во время пер­вой экспедиции португальцев из уст Ахмада ибн Маджида прозвучала громом небесным фраза: «Не прибли­жайтесь к берегу... выходите в открытое море: там вы... окажетесь под защитой волн». В Европе за такие мысли могли упечь в сумасшедший дом! Или на костер... Пред­ставление о мире расширилось настолько, что геогра­фические экспедиции превращаются в экспедиции коло­ниальные. Европейские монархи наконец-то уяснили, что есть на свете кое-что и другое, не менее заманчивое, чем Индия, Китай и царство пресвитера. К тому же после окончания эпохи Крестовых походов в союзе с пресвитером не было особой нужды. Нужда в золоте, пряностях, наркотиках, рабах - осталась.

Начало колонизации новых земель положил сам Ко­лумб, как уже говорилось выше. Во время третьей его экспедиции командир испанского корабля Алонсо де Охеда, участвовавший и в предыдущем плавании Ко­лумба, открыл берега Гвианы, Венесуэлы и несколько островов. Это произошло в 1499 году. Охеда продолжил исследование этих побережий в 1502 году во время по­следней экспедиции Колумба, а шесть лет спустя, про­двинувшись к западу от Венесуэлы, он достиг берегов Панамы, открытой Колумбом во время четвертого его путешествия. Этот участок побережья Охеда назвал Колумбией и воздвиг на нем форт, положив этим начало колонизации континента во славу испанской короны.

В этом же, 1508 году главным кормчим Кастилии был назначен торговый представитель банкирского дома Медичи в Севилье родом из Флоренции, хорошо себя зарекомендовавший в роли морского офицера в 1499- 1500 годах на испанской службе, в 1501 - 1504-м - на португальской и затем снова на испанской. Его звали Америго Веспуччи. По его словам, за время своей мор­ской службы он совершил несколько экспедиций к Вест-Индии и Бразилии (в 1499, 1501 и 1503 годах - во вся­ком случае), которую сам он называл Новым Светом, и красочно описал свои приключения в письмах, выдер­жавших несколько изданий в 1505-1510 годах под на­званием «Четыре плавания».

Иногда считают, что впервые назвал Новым Светом открытый Колумбом континент знатный дворянин Пед-ро Мартир д'Ангьер в письме к кардиналу Сфорца в октябре 1494 года. Веспуччи в это время по поручению Медичи жил в Севилье, не помышляя ни о каких путешествиях. Больше того, есть достаточно весомые сомнения в том, что он вообще когда-либо выходил в мо­ре и что он действительно писал приводимые лотаринг-ским картографом Мартином Вальдземюллером письма. В одном из них, адресованном Медичи и «написанном» не ранее 1502 года, как раз и фигурирует фраза, что «страны эти следует называть Новым Светом». Но­вым - только ли в противоположность Старому, евро­пейскому? Или еще и потому, что его открытие имело место в год так и не состоявшегося Страшного Суда, после чего человечество как бы вступило в новый круг своего существования?

Обе версии, однако, сходятся в том, что именно пись­ма Веспуччи, более походившие на романтические от­четы пилигрима, побудили Вальдземюллера приписать Веспуччи открытие континента и назвать его в 1507 году «Новым Светом Америго Веспуччи, или Америкой»: ведь Веспуччи мог, во-первых, быть по своему положе­нию знакомым с д'Ангьером, а во-вторых, фраза д'Ан-гьера могла попросту стать к тому времени крылатой, общеизвестной. Первоначально это название наноси­лось на карты только применительно к части Бразилии, но с 1538 года с легкой руки фламандского картографа Герарда Меркатора оно распространилось и на Север­ную.

В конце 1970-х годов в Англии возникла еще одна достаточно убедительная версия, почему Америка назы­вается Америкой.

Между тем как пиренейские властители крутили глобус каждый в свою сторону, обмениваясь в затруд­нительных случаях аркебузными выстрелами или золо­тыми дублонами, на севере Европы, на Британских ост­ровах, нарождался новый «народ моря» - наследник славы викингов, в полный голос заявивший о себе не­сколько позже. В 1497 году, когда Васко да Гама от­правился в свою первую экспедицию, утром 20 мая из Бристоля вышло пятидесятитонное суденышко «Мэтью» (в честь Матвея, одного из двенадцати апо­столов) с командой из восемнадцати человек. Его вел генуэзец Джованни Габотто, переселившийся в 1490 го­ду в Англию и ставший там Джоном Каботом. Он был послан Генрихом VII в свободный поиск не открытых еще островов и земель востока, запада и севера. Основ­ной же целью Кабота было отыскать западный морской путь в легендарно богатый Китай, и король не забыл выторговать себе пятую часть всех возможных дивиден­дов.

Спустившись до Азорских островов, Кабот приказал повернуть на запад и держать курс так, чтобы Медве­дица сопровождала корабль точно по правому борту. В июне ему открылись берега неведомого континента - это был нынешний полуостров Лабрадор в Северной Америке. Затем англичане открыли обширную рыбообильную банку, а 24 июля высадились на берегу неиз­вестного острова и водрузили на нем британский флаг. Они назвали остров Ньюфаундлендом («Новонайденной землей»), это же название получила и примыка­ющая к нему банка. Обследовав после этого значитель­ную часть восточного побережья континента, «Мэтью» вернулся в Бристоль.

За открытие Лабрадора Генрих наградил Кабота премией в десять фунтов стерлингов, а за все остальные открытия пожаловал ежегодную ренту в двадцать фун­тов. (Вероятно, его величество успел потом пожалеть о своей скоропалительной щедрости, так как сын Джона Кабота и участник его экспедиций Себастьян покинул в 1518 году Англию и переселился в Испанию, где полу­чил 5 февраля из рук Карла звание «главного кормчего Кастилии». В 1526-1530 годах его стараниями были исследованы реки Ла-Плата, Парана и Парагвай, про­текавшие по территории, присоединенной к испанской короне, а не к британской, как могло бы произойти.)

В 1897 году в Вестминстерском аббатстве были об­наружены документы, относящиеся ко второй экспеди­ции Джона Кабота, состоявшейся весной 1498 года. Оказалось, что ее целиком финансировали бристольские негоцианты, и самый крупный вклад сделал купец (а по совместительству еще и старшина таможенников) Ричард Америк. Королю же эта экспедиция не стоила и пенни, чем, вероятно, и объясняется его запоздалая «щедрость». Если Кабот не был лишен чувства благо­дарности, он вполне мог назвать открытые им земли Америкой в честь своего мецената.

Любопытно, что в 1554 году автор «Хроники всего света», краковянин М. Вельский, довел до всеобщего сведения, что «Амъерикус (Веспуччи.- А. С.) прозван именем от великого острова Амъерика»... Вспоминается прозвище одного из графов Толстых, упомянутого в ко­медии А. С. Грибоедова,- Американец: он заслужил его, побывав в Америке. Но тогда возникает вопрос: как же звали Веспуччи, если Америго - его прозвище?

Как знать, будь Генрих VII чуточку дальновидней, на сегодняшних картах, возможно, красовалась бы не Америка, а какая-нибудь «Генрика» или «Генриада», и мы не гадали бы о загадках Веспуччи. Что же касается Колумба, то ему в Северной Америке достойного места так и не нашлось, если не считать провинции Британ­ская Колумбия, мыса и реки в Канаде, где он никогда не бывал, и нескольких мелких городов в США.

Подтвердить новую версию сможет только находка какой-нибудь неизвестной карты или документа с топо­нимом «Америка», датируемых более ранним временем, чем 1507 год, когда было издано «Введение в космогра­фию» Вальдземюллера.

Пока же самой убедительной выглядит гипотеза француза Ж. Марку о том, что слово «Америка» - местное, индейское, и что появилось оно, скорее всего, во время четвертой экспедиции Колумба. На вопрос испан­цев, откуда у них золото, никарагуанские индейцы дружно указывали на запад и произносили при этом за­гадочное .слово «амеррико», явно имея в виду племя амерриков, обитавших столетие назад в районе нынеш­ней столицы страны, в западной ее части, а в древности, во времена Колумба,- на гораздо большей территории. Возможно, именно это племя умело добывать золото в месторождениях близ города Сьюна в верховьях реки Принсаполька, а также в рудниках Пис-Пис на погра­ничной с Гондурасом реке Коко, и было монополистом в обменной торговле этим металлом. Примеров, когда какое-нибудь слово неизвестного языка превращается в топоним, на географической карте предостаточно.