Кали стремительно выскочила из шаттла и направилась к выходу из транспортного отсека, едва не сбив с ног дежурного офицера. Тот собирался что-то сказать, но, увидев ее расстроенное лицо, передумал.

По гулким коридорам разносилось эхо ее шагов. Кали страшно удивилась, что после ареста охотников Кор не вернулся на «Клотос». Неужели он не жаждет встречи с ней? Долгое томительное ожидание в лагере землян окончательно вывело ее из себя. Когда же ее новые знакомые вернулись, никто даже словом не обмолвился о судьбе ее мужа. На вопросы о Коре все лишь недоуменно разводили руками. Двери лифта бесшумно скользнули в стороны, и Кали с нетерпением ступила на капитанский мостик. Однако на привычном месте сиял лишь бритый затылок Карсула. Решив, что разговор с первым офицером не сулит ничего хорошего, клингонка повернула назад к лифту.

– Ищете своего муженька? – догнал ее ехидный вопрос.

– Да. Но раз Кора нет здесь, я поищу его в личных апартаментах.

– Его вы не найдете нигде.

– Тогда где же он? – в сердцах спросила Кали.

– Гостит на корабле федератов.

– Что-нибудь случилось? – встревожилась она.

– Ничего не случилось. Я думаю, он решил завести более тесное знакомство с землянами.

В командирском секторе стало тихо, как на кладбище, лишь из-за дальних терминалов раздался единичный смешок, немедленно оборвавшийся, едва Кали бросила взгляд в том направлении. Несколько минут клингонка в растерянности стояла посреди мостика.

– Ну что ж, – подавленным голосом пробормотала она, – я подожду у себя.

– Я провожу вас, – любезно предложил Карсул, вставая с кресла.

– Нет! – решительно отказалась Кали. Взглянув на позеленевшее от злобы лицо первого офицера, она вдруг явственно почувствовала опасность, исходящую от него. – Спасибо за заботу, но, думаю, в этом нет необходимости. В любом случае, вы должны быть на мостике: мало ли что может случиться.

– А что, собственно, может произойти? В конце концов наш доблестный капитан, наверняка, не спускает глаз с врагов. В случае опасности он вовремя предупредит нас.

Кали вновь услышала издевательский смешок.

– Не забывайте, что земляне – не единственная наша забота, – напомнила она, указывая на экран, где бесновалось разноцветное сияние. – Только глупец не понимает, что если мы не решим загадку, то вся Империя подвергнется смертельной опасности.

– Спасибо за напоминание. Всегда приятно слышать соображения столь опытного стратега, – ухмыльнулся Карсул.

– Прикусите язык, Карсул, – посоветовала Кали. – Не исключено, что однажды я займу ваше место.

Клингонка резко повернулась на каблуках и пошла к лифту. Но первый офицер неожиданно вскочил с места и, догнав ее, больно прижал к дверям:

– Мне известен способ, с помощью которого вы действительно могли бы занять мое место.

– Вы имеете в виду убийство?

Карсул рассмеялся прямо ей в лицо и, приподняв ее подбородок, прошипел:

– Маленькая дикая кошка! Нет, я не это имел в виду… Просто, вам стоит лучше относиться ко мне: когда я стану капитаном, то не забуду о вас и, может быть, сделаю своим первым офицером… кроме всего прочего.

Двери лифта бесшумно распахнулись. Оскорбленная пошлым намеком, Кали наотмашь ударила Карсула по лицу и буквально впрыгнула в кабинку.

– Лучше относиться к такому ничтожеству! – тела она. – Да меня тошнит при встречах с тобой! А что касается твоей заботы, то я лучше буду грязной кухаркой на камбузе космического мусоровоза! – Ухмыляясь, Карсул потер пострадавшую щеку. В глазах его горели злоба и похоть.

– Если вы предпочтете стать грязной кухаркой, я вывернусь наизнанку, но обеспечу вам удовольствие копаться в помоях. Пора на самом деле поставить вас на место. И если это не удалось вашему мужу, то я научу вас уважать мужчин! Вы займете достойное место – у моих ног!

– Миллионы клингонок мечтают об этом месте, – ответила Кали, нажимая кнопку. – Но только ног настоящего мужчины, а не такого слизняка!

Длинные гулкие лабиринты «Клотоса», исхоженные вдоль и поперек, казались пустынными и чужими. Идущие навстречу члены экипажа с удивлением смотрели на заплаканную жену капитана. Добравшись до личных апартаментов, Кали торопливо отперла дверь и скользнула в темноту.

– Кор, – позвала она упавшим голосом. – Ну почему тебя нет со мной? Почему ты не можешь защитить меня?

Спохватившись, клингонка возненавидела себя за минутную слабость. Освоившись в темноте, она принялась нервно расхаживать по комнате, раз за разом наталкиваясь на рабочий терминал Кора. Наконец остановилась у холодного ложа, которое столько раз делила с мужем, и, не в силах сдержать рыдания, рухнула на мягкие перины. Один Бог знает, сколько горьких слез впитала в себя в ту ночь белоснежная подушка.

Кор продолжал затянувшийся визит вежливости на корабль землян. Среди членов экипажа рос ропот, подогреваемый Карсулом. Многие считали капитана мягкотелым, более того, личным другом Кирка.

Смахнув слезы, Кали взяла себя в руки. Ей нравились земляне, ей доставляла удовольствие общая работа. Но не слишком ли далеко заходит ее муж в отношениях с врагами Империи? В самом начале экспедиции Кор обмолвился, что после того, как будет решена загадка феномена искривления пространства-времени, клингонские крейсеры разделаются с «Энтерпрайзом». Однако события последних дней заставляли клингонку сомневаться в решительности мужа.

До замужества она была знакома с Кором два года, и за это время услышала от него немало лестных отзывов о капитане Кирке. Кор восхищался своим соперником и жалел о том, что органианцы помешали им скрестить шпаги.

В разговорах с мужем она старалась не вспоминать о тех позорных днях, когда корабли скромной планеты отразили атаку лучших боевых крейсеров и землян, и клингонов. После событий на Органии командование Имперского Флота сделало козлом отпущения капитана Кора, жестоко и несправедливо наказав его.

Он потерял тогда почти все, чего достиг долгой и усердной службой на Флоте.

Они встретились, когда разжалованный и униженный капитан носил лейтенантские нашивки и преподавал тактику в захолустной военной академии. За удивительно короткий срок ему удалось вернуть потерянное звание и все свои регалии. Но самое важное – ему удалось вернуть свой корабль и экипаж.

Кали разделила с возлюбленным и печали, и радости тех дней. Все больше погружаясь в омут пахнувших на нее чувств, она всем сердцем полюбила этого блестящего, умного, ироничного мужчину, не дрогнувшего и не сломившегося под грузом неудач. Вскоре стойкость, талант и целеустремленность Кора были вознаграждены – изменения в политическом руководстве позволили ему вернуться в прежнюю стихию, он вновь получил боевой корабль.

Только вновь став капитаном крейсера, Кор в один прекрасный вечер предложил Кали руку и сердце. Его предложение было немедленно принято. Казалось, ничто больше не омрачит их счастья…

Кали перевернула мокрую от слез подушку и попыталась отогнать страхи, преследующие ее последние месяцы. Но сомнения и тревоги упрямо сжимали сердце. Если на самом деле Кор предал Империю, то как она должна поступить? Долг офицера требовал сообщить о своих подозрениях командованию. Но речь идет о ее муже, которого она любит и с которым намерена прожить всю оставшуюся жизнь, как бы напыщенно это ни звучало. Что значит долг офицера по сравнению с чувством, переполнявшим ее сердце!

Ужаснувшись серьезностью нравственного выбора, который предстоит сделать, Кали вскочила с постели и стала быстро ходить по комнате. Она – клингонка. Империя взрастила ее, дала образование и возможность сделать карьеру, ожидая честного служения. С другой стороны, командование Флота несправедливо обошлось с ее мужем. Они не имели права третировать и унижать одного из лучших боевых капитанов. Никто на его месте не смог бы противостоять натиску обезумевших органианцев.

«И средства информации всегда врали нам, – неожиданно подумала Кали. – Нам внушали, что федералы – дикари и варвары, что цивилизации клингонов они могут противопоставить лишь первобытную жестокость и концлагеря».

– А это – не правда, – сказала она вслух.

За время, проведенное на Тайгете-Пять вместе с землянами, она не один раз убеждалась, что люди и клингоны, в сущности, имеют много общего. Более того, они более искренни и сентиментальны, если приглядеться повнимательнее.

Кали остановилась перед дверью и прислушалась. Из коридора не доносилось ни звука. Ее по-прежнему тревожили оскорбительные слова, брошенные Карсулом ей в лицо. Что, если он действительно одержит верх в схватке с ее мужем? По клингонским законам, женщина переходила победителю. С ужасом представив такую перспективу, Кали схватила с туалетного столика флакон с духами и со всей силы швырнула в дверь.

– Не бывать этому, – твердо сказала она, чувствуя, как тонкий аромат разливается по комнате. – Никогда я не покорюсь этому ублюдку!

Если Клинзай требует, чтобы его подданные следовали диким и несправедливым обычаям, то она нарушит этот закон. Она будет принадлежать только Кору, что бы с ним ни случилось.

* * *

– Как же мне понять тебя? – ласково спросил Мартэн, усаживаясь рядом со своим любимцем-тайгетянином на холодный песок.

Последние дни маэстро мучили непрекращающиеся головные боли, преследовавшие его повсюду. Боль давала знать о себе и сейчас, но он не хотел возвращаться в лагерь, чтобы ощущать на себе беспокойные взгляды Ухуры, Спока и других членов экспедиции. Ему чудился в глазах товарищей немой укор.

Еще несколько дней назад Мартэн не сомневался в близком успехе. Казалось, еще чуть-чуть, и ключ к разгадке будет найден. Но за одним поворотом возникал другой, потом еще и еще, пока он окончательно не запутался в лабиринтах причудливых мелодий. А в космосе бесчинствовал страшный феномен, он рос, как на дрожжах, угрожающе приближаясь к солнцу системы.

Трогательное существо что-то мило прощебетало и ткнулось мордочкой в плечо опечаленного музыканта.

– Почему ты мне не отвечаешь? – укоризненно заглянул он в глаза своему другу. – Очень важно, чтобы я понял тебя. Ну почему у нас с тобой ничего не получается? Я ведь далеко не глуп, я знаю. С помощью своей машины я уже кое-что понял, но этого мало, очень мало. Мы изгнали охотников, которые обижали твоих родителей, а ты почему-то молчишь…

Казалось, настроение человека передалось юному тайгетянину. Малыш затянул печальную, заунывную песню.

– Я не хочу, чтобы тебе было плохо, ведь ты – мой друг. Знаешь, нам все-таки стоит вместе послушать, что выдает мой синтезатор. Все эти скрипы, цоканья, свисты и завывания. Но ваши взрослые… – композитор в сердцах махнул рукой. – Они даже не подозревают о моем существовании. Чем таким важным они занимаются, что даже бровью не ведут при виде чужеземных гостей?

Мартэн перестал гладить малыша по спинке. Тайгетянин неожиданно издал особенно жалобный пассаж, а затем схватил беззубым ртом руку маэстро и долго тряс ее, словно за что-то горячо благодарил.

Высвободив руку, Мартэн потрепал маленького друга по шее. От удовольствия тот закрыл глаза.

– Глупый жизнелюб. Неужели ты не видишь, что тебе угрожает опасность?

Тайгетянин открыл один глаз и непонимающе уставился на музыканта.

– Конечно, не видишь. А зря. Я глажу тебя по холке, а вся Галактика валится в тартарары. А ты ведь ужасно похож на меня.

Комичность ситуации заставила маэстро громко расхохотаться. Вскоре его смех перешел в надсадный кашель, предвестник грозной болезни. Задыхаясь, Мартэн катался по песку, хватаясь руками за горло. Детеныш приподнялся на передних ластах, испуганно наблюдая за странным поведением двуногого существа. Бледный и обессиленный, музыкант попытался встать на ноги, но вновь рухнул на чистый блестящий песок. Непослушное тело ныло, руки онемели.

Внезапно, по-воробьиному зачирикав, тайгетянин начал описывать вокруг человека замысловатые круги, а затем во весь дух припустил вдоль берега.

– Эй! – закричал ему вдогонку Мартэн, приподнявшись на локте. – Куда ты бежишь? Не покидай меня!

Однако детеныш даже не обернулся. Охваченный необъяснимым страхом, маэстро уронил голову на песок. Никогда еще его болезнь не давала о себе знать так, как сейчас. Острая пульсирующая боль, казалось, пронизывала каждый нерв, каждую клеточку его организма. Собрав последние силы, Мартэн потянулся к карману, где лежали спасительные таблетки, но с ужасом обнаружил, что оставил коробочку в палатке. Он вновь поднял голову: вокруг возвышались лишь холодные скалы да шумел бескрайний океан. Он почувствовал себя совершенно одиноким среди чужого враждебного мира. Страстно захотелось вернуться назад в лагерь, к очагу, к людям.

– Ухура, – прошептал музыкант, – как же ты сейчас нужна мне.

Через некоторое время убаюканный шелестом океанского прибоя Мартэн забылся тревожным, беспокойным сном. Ему снилось, как, нежно обнимая Ухуру, он кружится с ней в танце. Пространство вокруг них наполнилось золотистым сиянием. Во всем мире были только они и музыка. Выделывая замысловатые па, они мчались мимо звезд и планет, через галактики и туманы, в которых зарождалась жизнь. Музыкант протянул руку, и в его ладони оказалась горстка звездной пыли. Подбросив ее вверх, он с восторгом смотрел, как пылинки, словно новогоднее конфетти, осыпали иссиня-черные волосы Ухуры, украсив ее голову россыпью бриллиантовых звезд.

– Пожалуйста, – попросил он, – сделай так и для меня. Это экстракт жизни. Мы станем бессмертны.

Неожиданно из темноты появились безликие, бесплотные призраки. Они схватили Ухуру за руки и утащили в черную пустоту Вселенной. Мартэн закричал, попытался броситься за любимой, но неведомая сила опутала его ноги.

– Нет! – вырывался он из объятий мрачных сил. Однако тело не слушалось. И когда невидимые руки, наконец, отпустили его плоть, было слишком поздно.

Очнувшись, маэстро почувствовал, что кто-то держит его за руку. Он открыл глаза и увидел склонившееся над ним красивое озабоченное лицо подруги.

– Все в порядке, Ги. Это я, Ухура.

– Но ты ведь исчезла! – сердито закричал он. – Исчезла и оставила меня одного!

Не ответив, Ухура привлекла беспомощного музыканта к себе. Охваченная материнскими чувствами, она погладила его по пылающей щеке. Положив голову маэстро себе на колени, девушка достала переговорное устройство.

– «Энтерпрайз» на связи.

– Т'зеела! Необходимо срочно забрать больного на борт корабля. Пусть доктор Маккой встречает нас в транспортном отсеке.

– Есть, лейтенант.

С недавнего времени в экстренных случаях для перемещения людей использовали суперсовременную технологию, малопонятную и непривычную. К телепортации прибегали лишь в исключительных случаях и только с разрешения капитана.

Видимо, такое согласие было получено. Теряя ориентацию в пространстве, Ухура ощутила, как тело ее становится невесомым. Одновременно отключились все органы чувств, и плоть рассыпалась на биллионы молекул. Подхваченное искусственно созданным гравитационным полем это облако молекул мгновенно перенеслось в транспортный отсек и материализовалось в специально предназначенном для этого стеклянном боксе.

Испытывая легкое головокружение, девушка огляделась и узнала оператора, лейтенанта Кайла. Через несколько секунд в соседнем боксе появилась хрупкая фигура Мартэна, такого же бледного и обессиленного, как и минуту назад.

Зашипел, останавливаясь, лифт, и в транспортном отсеке появился доктор Маккой. Быстро оценив ситуацию, он присоединил датчик к запястью маэстро и впился взглядом в показания прибора, бегущие по экрану.

– Это рецидив болезни, – сделал он вывод. – Опасность угрожает всему организму. Как же это вы проворонили начало приступа, Ухура?

Уязвленная словами Маккоя, девушка раздраженно передернула плечами:

– Возможно, если бы я была медиком, то знала бы, как именно синдром Ришара заявляет о себе. Тогда бы я смогла заметить первые симптомы, – заявила она с сарказмом. – Лечить болезни – это ваша обязанность, доктор.

– Простите, Ухура, – ответил Маккой. – Я сердит не столько на вас, сколько на себя. Разумеется, именно я отвечаю за здоровье экипажа. Каждый раз, когда ситуация выходит из-под моего контроля, я сильно досадую. Мне следовало высадиться с группой на планету и осматривать маэстро каждый день.

– Он страдал бы от этого не меньше вас, – заметила Ухура, смягчаясь. Ее тронула откровенность доктора.

– Тем не менее, это моя вина, – мрачно закончил Маккой и, включив селектор, вызвал медицинский отсек и приказал доставить носилки.

– Вы доложите капитану? – спросила Ухура.

– Я поговорю с Кирком позже, он в гимнастическом зале. Мне нужно заняться больным. Как только маэстро придет в себя, я доложу о своем провале.

– Не посыпайте голову пеплом, доктор, – посоветовала Ухура, опускаясь на колени перед распростертым на полу Мартэном. – Вы относитесь к своему долгу не хуже всех нас. – Она погладила шелковистую шевелюру возлюбленного. – Просто его не следовало брать сюда.

* * *

Кирк буквально ворвался в медицинский отсек, когда Маккой уже заканчивал осмотр музыканта.

Мартэн лежал на кушетке без сознания. На безволосой груди его блестели капельки пота.

– Что здесь творится? И почему, черт возьми, ты сразу же не сообщил мне о чрезвычайном происшествии, доктор?

– Потому, что не хотел, чтобы в моем отсеке толпились любопытные и мешали мне работать. Я собирался доложить тебе о результатах. Хватит того, что Ухура, как маятник, мельтешит в глазах, – пробурчал Маккой, сердито посмотрев на офицера связи, которая стояла у изголовья.

– В чем, собственно, проблема? – спросил Кирк, подходя к кушетке и глядя на больного. – Истощение?

– Хотел бы я, чтобы все было так просто. Крайнее нервное истощение вызвало сильнейший приступ его болезни. Если бы не своевременное вмешательство, она очень скоро привела бы к летальному исходу.

– Он мог умереть? – переспросил Кирк.

– Да, болезнь убила бы его. Я предупреждал вас, что очень рискованно брать его в экспедицию.

– Ну и что же теперь делать?

– Попробую ввести ему большую дозу кордразина. Это лекарство должно затормозить развитие болезни.

– Хорошо. Дай мне знать о результатах. Если понадоблюсь, я в своем отсеке, – подойдя к двери, Кирк обернулся:

– Ты проинформировал Спока? Не хватало только, чтобы он рыскал как ищейка по планете, разыскивая пропавших людей.

– Извините, сэр, я совершенно забыла, – невозмутимо ответила Ухура.

– Свяжитесь с лагерем сейчас же, – распорядился Кирк, обратив внимание, как нежно девушка приглаживает непослушные локоны музыканта.

– Не беспокойтесь, сэр. Я немедленно займусь этим, – пообещала Ухура, бросив благодарный взгляд на капитана.

* * *

– Слушаю вас, Спок.

– Простите за беспокойство, капитан, – в голосе вулканца послышались тревожные нотки, – но у нас здесь проблема.

– Я все знаю, – сказал Кирк, вытирая полотенцем мокрую от пота грудь.

– Простите, не понял вас?

– Лейтенант Ухура и мистер Мартэн в данный момент находятся на борту «Энтерпрайза».

– Тогда позвольте узнать, почему меня не поставили в известность о таком решении? – с обидой спросил первый офицер.

– Стечение обстоятельств, Спок. Мартэна хватил удар. Ухура нашла его на пляже без сознания и в экстренном порядке переправила на корабль.

– Понятно. С ним что-то серьезное?

– Трудно сказать. Доктор Маккой не распространялся о прогнозе.

– Очевидно, ему просто нечего сказать, – ехидно заключил Спок. – Я тоже возвращаюсь на корабль. Если мистер Мартэн не в состоянии продолжать работу, то мы должны изменить планы.

– Изменить? – устало переспросил Кирк. – Вы работаете над проблемой уже несколько дней, но не приблизились к разгадке ни на йоту.

– Почему же. Кое-что мы уже знаем.

– Однако все это не имеет отношения к феномену, – с сомнением в голосе заметил капитан.

– Мы обсудим этот вопрос, как только я вернусь на «Энтерпрайз». Возможно, я ошибся, предположив, что между феноменом и тайгетянами существует связь.

– Может и так, мистер Спок, но тогда мы остаемся без рабочей гипотезы.

Кирк растянулся на кровати и, уставившись в потолок, стал ждать прибытия Спока. Опасный феномен искривления пространства-времени показывал свой норов прямо как человек. Кирку стало обидно, что они до сих пор не смогли раскусить этот орешек. Ведь Джеймс Тибериус Кирк, капитан лучшего крейсера во всем Звездном Флоте, не привык отступать перед трудностями. Вместе со своей командой он выигрывал сражение за сражением, решал любые задачи, которые ставило перед ним командование, до этой экспедиции. Нечто необъяснимое бросило вызов лучшим умам федерации. В свете последних событий Кирк всерьез стал подумывать о том, не обратиться ли к командованию Звездного Флота за помощью.

Эта мысль была так противна капитану, что он вскочил с кровати и стал мерить комнату широкими нервными шагами. Никогда еще за всю свою военную карьеру он не взывал о помощи. Однако здесь ему приходится сражаться с законами физики. Для раздумий времени оставалось все меньше: с каждым днем губительная воронка искривления все ближе подбиралась к солнцу системы Тайгета. Если огромный газовый шар взорвется, то в небытие канут не только «певцы», катастрофа вызовет неисчислимые беды и на сотнях обитаемых миров.

Настал момент, когда бремя ответственности целиком легло на его плечи. Именно он, капитан Джеймс Кирк должен решить сейчас судьбу экипажа корабля, Федерации и, не исключено, Вселенной. Он обязан принять верное решение.

Это понимал и Кор. После совместного рейда в лагерь охотников, раскупорив бутылку доброго саурианского бренди, они коснулись этой темы. Нечасто случалось так, что Кирк мог целиком на кого-то положиться; еще реже ему приходилось общаться с такими же, как он сам, одинокими космическими волками. Быть может, жестокие, звериные законы клингонского общества делают положение Кора еще более сложным. Только Кору да господу Богу известно об этом.

В разговоре Кирк открыто позавидовал удачной женитьбе Кора и даже в шутку предложил счастливой парочке перейти на службу к землянам. На что клингон энергично замотал головой и с негодованием отверг предложение. А вот у Кирка с женщинами не ладилось. Он предан только одному другу – «Энтерпрайзу».

Предварительно постучав, в комнату вошел Спок:

– Перед тем как явиться к вам, я побывал в медицинском отсеке. Доктор Маккой просил передать, что опасность для жизни больного миновала. Похоже, новое лекарство оказало благоприятное действие на маэстро. Как его… кажется, кордразин?

– Прекрасно. Но было бы лучше, если бы смогли продолжить работу без Мартэна, – сказал Кирк, застегивая мундир. – Я притащил его на борт силком и не хочу, чтобы по моей вине он сыграл в ящик.

– Я подумывал об использовании трансматричного сканирования…

Вулканца прервал настойчивый зуммер селектора. Кирк подбежал к терминалу и нажал на кнопку.

– Капитан, искривление пространства-времени достигло орбиты Тайгеты-Один. Думаю, вам интересно будет самому понаблюдать за его влиянием на относительно большое небесное тело.

– Спасибо, Зулу. Мы с мистером Споком через пару минут присоединимся к вам.

Командный отсек встретил капитана и первого офицера гробовой тишиной. Скотти встал из-за своего терминала и подошел к главному экрану, возле которого толпились несущие вахту офицеры. Увидев начальство, лейтенант Мендес пробралась сквозь толпу, держа в руках распечатку:

– Расстояние до солнца – 50,3 миллионов километров, экваториальный диаметр – 5023 километра, масса – 0,069.

Всполохи таинственного «северного сияния» тяжелой портьерой колыхались на фоне иссиня-черного космоса. Языки неведомой силы лизали пепельно-серую, покрытую оспинами вулканов поверхность. На глазах потрясенных людей изображение планеты запульсировало и через минуту исчезло с экрана, жадно проглоченное переливающимся пологом искривления пространства-времени. В толпе раздались встревоженные голоса.

Спок опустился в кресло и схватился руками за голову, украдкой бросив взгляд на капитана. Кирк отрешенно стоял перед огромным монитором и задумчиво смотрел на безумный танец красок.

– Приборы выдают совершенную бессмыслицу, – сообщил Скотти. – Судя по всему, планеты больше не существует.

– Но куда же она подевалась? – задал вопрос Кирк.

– Провалилась в ничто, – ответил Спок, показывая на заполнившее экран «северное сияние» феномена.

Из динамика селекторной связи раздался голос Т'зеелы:

– На связи капитан Кор.

Вскоре на экране появилось озадаченное лицо клингона.

– Вы видели это, Кирк?

– Видел, – сухо ответил капитан «Энтерпрайза».

– Ну и что вы собираетесь теперь делать?

– Я готов выслушать любые ваши предложения, Кор.

– Извините, но я в полной растерянности.

Кирк выразительно посмотрел на Спока и, пожав плечами, решил:

– Значит, мы будем делать то, что делали, только еще усерднее.

* * *

Маккой стоял спиной к Кирку и Споку и сосредоточенно разглядывал отражение в зеркальной дверце шкафчика. Капитан только что закончил свою щедро сдобренную пессимистическими стенаниями речь, и в комнате воцарилось тягостное молчание. Доктор наконец повернулся к офицерам, в его голубых, всегда невозмутимых глазах сверкнули молнии:

– Я не верю своим ушам. Ладно, сейчас позову Ухуру, может быть, ей удастся убедить вас. Черт возьми, вы совершенно игнорируете мои аргументы.

– Нет! Обойдемся без нее, – твердо заявил капитан, перехватив руку доктора, уже потянувшуюся к кнопке селектора.

– В чем дело? – возмутился Маккой. – Стыдно, да? Не хотите встречаться с Ухурой лицом к лицу? Согласен, мне тоже было бы не по себе, принимая такое бессердечное решение.

– Дело не в жестокости капитана, как вы думаете, Маккой, – вступился Спок. – Однако мы должны действовать согласно здравому смыслу. Мы вправе пожертвовать жизнью одного человека ради того, чтобы сохранить миллионы других. Сейчас не время для колебаний.

– Простите, мистер Спок, но из вас плохой адвокат. Как легко, черт возьми, рассуждать о спасении миллионов за счет гибели одного, особенно, если это – не ваша жизнь.

– Я не из тех, кого можно разжалобить, доктор, – парировал Спок. – Я всегда стоял за верное служение долгу.

– Но у вас всегда был выбор, мистер Спок. И вообще, долг здесь ни при чем. Здесь совершенно другая ситуация. Если не ошибаюсь, когда Звездный Флот мобилизовал мистера Мартэна, у него не опрашивали согласия.

– Значит, Боунз, я был не прав, когда настоял на включении маэстро в состав экспедиции? – обиженно спросил капитан. – По-моему, ты одобрил тогда мое решение.

– Тогда – не сейчас. Этот человек – мой пациент, он серьезно болен. Я костьми лягу, но не пущу его на планету.

– Нам тоже это не нравится, но другого выхода нет, – покачал головой Кирк.

– Нет, ты решительно не хочешь слышать то, что я говорю! – вспылил врач, нажимая кнопку селектора.

– Старший офицер связи, – донесся из динамика мягкий голос Ухуры.

– Лейтенант, это доктор Маккой. Прошу вас немедленно прибыть в медицинский отсек.

– Что-то случилось с Ги? – встревожилась Ухура.

– Да нет, пока он в порядке, – успокоил девушку Маккой, многозначительно посмотрев на Кирка и Спока.

– Иду сейчас же.

Ухура стремительно влетела в медицинский отсек, вопросительно посмотрев на стоявших с каменными лицами мужчин. Маккой бережно обнял ее за плечи и помог сесть в кресло.

– Ну давай, расскажи ей, Джеймс, – обратился доктор к Кирку.

– О чем рассказать? – не поняла девушка.

– Ухура, нам нужен Мартэн. Нужны его способности. Доктор Маккой сообщил, что маэстро пошел на поправку, и я хочу, чтобы вы оба вернулись планету и продолжили исследования.

– Я не могу одобрить такое решение, – обернулась Ухура к Маккою.

– Я тоже. Вот почему я пригласил вас сюда. Я хочу, чтобы вы высказали этим твердолобым господам некоторые свои соображения.

Ухура выразительно показала на лейтенантские нашивки своей униформы, затем на орденскую колодку на груди капитана.

– Прошу вас, забудьте о субординации, говорите начистоту, – призвал Маккой.

– Вы позволите, сэр? – обратилась девушка к Кирку.

Тот согласно кивнул. Ухура глубоко вздохнула и начала:

– Этого нельзя делать, сэр. Ги просто не вынесет еще одного приступа.

– А галактика не выдержит экспансии искривления пространственно-временного континуума, – возразил Кирк. – Феномен разрастается и пожирает все на своем пути.

– Как ни старался Ги, ему так и не удалось расшифровать язык тайгетян. Посылая его на планету снова, мы обречем его на смерть, и не более того. Ради чего, спрашивается?

– Ухура, – устало и обреченно произнес Кирк, подходя к девушке и беря ее за руку, – Мартэн – единственная наша надежда.

– Но ведь он и моя надежда! Почему вы отнимаете его у меня? – закричала она, вскочила с кресла и отдернула руку.

Отвернувшись, Ухура спрятала лицо в ладонях. Мечты о карьере, званиях, славе решительно померкли на фоне ее любви к музыканту. Если раньше ей удавалось как-то скрывать свое всепоглощающее чувство от посторонних глаз, теперь плотину прорвало. Повернув к Кирку заплаканное лицо, она заявила:

– Капитан, я подаю в отставку. Я не вернусь на Тайгету-Пять и не позволю сделать это мистеру Мартэну. А сейчас, если позволите, я пойду.

Двери сомкнулись за ее спиной. Кирк угрюмо уставился на Маккоя:

– Поздравляю, дорогой доктор. Ты этого хотел? Что ж, теперь у меня нет ни эксперта, ни офицера связи.

В глазах Маккоя по-прежнему горело упрямство.

– Просто пришла пора задуматься о своих амбициях, Джим. Принимая решения, нужно учитывать мнение экипажа и права каждого человека в отдельности. Ухура любит этого странного человека, а мы… мы должны порадоваться за нее, а не ставить перед выбором: либо любовь, либо Звездный Флот.

– Очень трогательно, доктор, – сухо констатировал Спок. – Неужели вы не понимаете, что ни у кого из нас не будет ни будущего, ни любви, если мы не остановим это безумно красивое и безумно смертельное сияние? Призываю вас подумать над этим, – бросил на прощание вулканец, направляясь к выходу из медицинского отсека.

Кирк вопросительно посмотрел на своего старинного приятеля, но Маккой отвел глаза.