– Мне стоило догадаться, – пробормотала Эмма. Как она могла так себя обманывать! Она ходила вокруг Дерика, словно вместе они были пропорциональным циркулем, изобретенным Галилеем, каким Эмма пользовалась для измерения расстояний на картах. Дерик играл роль иголки, а она – грифеля. Причем очень тупого.

– Мне сразу показалось странным послание, в котором ты сообщал о том, что приедешь в замок после долгих лет отсутствия. – Эмма покопалась в памяти в попытке взглянуть на ситуацию трезво, а не глазами влюбленной девчонки. – Особенно после того, как ты не смог явиться на похороны матери двумя месяцами раньше. Но я, как и все вокруг, подумала, что ты решил взглянуть на унаследованные тобой земли.

Дерик стоял на месте, подобно каменному изваянию, в трепещущем свете фонаря. Он даже не пытался возражать против обвинений Эммы, за это она была очень благодарна. Она и так чувствовала себя достаточно глупой. Мысли кружились в голове Эммы в бешеном ритме, пока она пыталась вспомнить все, что, как ей казалось, она знает.

– И после приезда ты был таким напыщенным и поглощенным собой… – Эмма вспомнила, какое облегчение она испытала, узнав, что он вовсе не бесполезный бездельник, а шпион, работающий на Военное министерство.

А потом она вспомнила ночь, когда всплыла правда о его прошлом. Эмма развернулась на каблуках, одарила Дерика гневным взглядом и указала на него пальцем.

– Я спросила тебя, почему ты сохраняешь имидж скучающего франта, – напомнила она ему, – когда уходила с ужина в замке. И ты мне солгал!

– Я не лгал тебе, Эмма. – Дерик устремил на собеседницу взгляд своих изумрудных глаз, цвет которых представлялся размытым и туманным в неясном свете фонаря. А может, так казалось потому, что Эмма вдруг начала понимать: все, что она знала о Дерике, было довольно туманным. – Я сказал, что продолжаю играть роль другого человека, так как больше не знаю, кем являюсь на самом деле, – очень серьезно произнес Дерик. – И это правда.

Та самая щемящая жалость, которую испытала Эмма, впервые услышав это признание, грозила захватить ее с новой силой. Ей захотелось дернуть себя за волосы. Ведь после всего, что она узнала, ее по-прежнему одолевало желание заключить Дерика в объятия и успокоить его.

– Но это была определенно не вся правда, верно?

У Дерика хватило ума оставить этот риторический вопрос без ответа.

Эмма вздохнула. Наверное, он просто не мог рассказать ей всего. Иначе он раскрыл бы свое инкогнито. Вопрос состоял лишь в том, зачем ему понадобилось скрывать свою истинную сущность здесь, в Дербишире.

– Но война закончилась почти два года назад, и Дербишир вовсе не кишит государственными тайнами. Какое задание у тебя может быть здесь?

Вокруг глаз и рта Дерика образовались мелкие морщинки, словно он изо всех сил сдерживался, страшась дать Эмме ответ на ее вопрос.

В памяти леди Уоллингфорд всплыли его слова. «На протяжении многих лет я выслеживал предателей и таких же двойных агентов, как я сам». Кровь отлила от ее лица.

– Ты считаешь, что предатель живет в Дербишире? – За менее чем две недели ее мирная деревня превратилась в пристанище убийцы и предателя.

Дерик поджал губы, а его глаза подернулись поволокой.

– Больше нет.

Больше нет? Эмма посмотрела на мешок, в котором лежал сапог мертвого незнакомца.

– Ты хочешь сказать, что обнаруженное нами тело принадлежит предателю, которого ты разыскивал? – У Эммы словно камень с души свалился. Но ведь она спросила, живет ли предатель в Дербишире? Найденный ими мужчина был мертв уже давно. И он вовсе не из этих мест. Эмма заметила бы, если б пропал кто-то из местных жителей.

Она была рада узнать, что среди них все же нет предателя. Ей и так было достаточно сложно представить, что человек, живший в ее доме на протяжении нескольких лет, убийца.

Дерик покачал головой.

– Нет. Человек, которого нашли сегодня… Это Тадиус Фарнзуэрт – агент, состоящий на службе в Военном министерстве. Он приехал сюда, чтобы проверить, действительно ли в Дербишире живет и действует предатель, пока я заканчивал другую миссию. Однако сообщения от него перестали поступать около двух месяцев назад, поэтому меня направили на его поиски.

Эмму вновь охватило беспокойство. Ее брови сошлись на переносице, когда она попыталась осмыслить слова Дерика. Получить прямой ответ от шпиона было так же сложно, как решить диофантово уравнение.

– Значит, ты хочешь сказать, что больше не веришь в существование предателя. Но что тогда случилось с Фарнзуэртом?

– Нет. Я сказал «больше нет», поскольку уверен, что предатель мертв, – ответил Дерик. – Но у него мог быть сообщник. Тот, кто понял, что Фарнзуэрт за ним охотится и застал его врасплох. Мне нужна твоя помощь в установлении личности этого человека.

– Подожди-ка. – Эмма понимала, что Дерик явно чего-то недоговаривал. – Откуда тебе известно, что предатель мертв? Ты знаешь, кто он? И если тебе требуется моя помощь, то почему не рассказал всю правду в самом начале? Ты должен был понимать, что я окажу тебе всяческое содействие.

Взгляд Дерика стал еще более непроницаемым, если это вообще было возможно, и зародившаяся в сердце Эммы тревога начала разрастаться до невероятных размеров.

– Сейчас для нас главное поймать этого сообщника. Неизвестно, что он может предпринять теперь, когда знает, что за ним охотятся. Остальное – дело Военного министерства.

Беспокойство Эммы вылилось наконец в вспышку гнева.

– Военное министерство, черт бы его побрал, – выпалила она и тут же покраснела, устыдившись собственной грубости. – Главное, чтобы ты перестал уклоняться от ответов. Как мог ты скрывать от меня правду все это время?

Господи, какой же она была дурой… Пыталась уговорить Дерика работать с ней вместе, помочь ему обрести новую цель в жизни. Как он, должно быть, потешался над ее наивностью.

– Если тебе нужна помощь, начни рассказывать мне правду, – потребовала Эмма. – Как должен был сделать сразу.

– Ты забыла, что одного моего слова в коллегию мировых судей будет достаточно…

– Да жалуйся, – выпалила Эмма. Она больше не боялась его угроз. Вообще-то они пугали Эмму лишь потому, что Дерик вел себя как настоящий шовинист, испорченный аристократ, уверенный в том, что женщине не под силу даже зашнуровать собственные ботинки. Но теперь она знала, что Дерик вовсе так не считает.

Леди Уоллингфорд замерла, а ее гнев остыл. Дерик не считал ее ни на что не способной, и, тем не менее, продолжал ей угрожать. Желая таким образом заставить ее позволить ему «помогать» ей. Но почему он так поступает? Почему вмешивается в ее расследование?

– Ты же не думаешь, что смерть Молли имеет какое-то отношение к твоему расследованию, правда?

Дерик настороженно посмотрел на Эмму.

– Нет, – ответил он. – Я считаю, что смерть Молли… это всего лишь результат ссоры любовников.

– Тогда из-за чего ты так живо ею интересуешься? Так настаиваешь на том, чтобы я позволила тебе участвовать в расследовании? – Эмма опустила взгляд вниз, совершенно не замечая, что снова энергично потирает ладонь в попытке вспомнить все предыдущие беседы с Дериком. – Разве что ты пытаешься подобраться поближе ко мне. Но ведь это бессмысленно, если только ты не считаешь, будто мне известно…

Эмма ошеломленно охнула и, вскинув голову, посмотрела на Дерика.

– Ты же не думаешь, что этим предателем могу быть я?

По лицу Дерика пробежала тень. Человек, увидевший его впервые, ничего бы не заметил, но от Эммы не ускользнуло то, как он еле заметно поморщился, и теперь она стояла, точно громом пораженная.

– Но это же просто смешно! Я никогда не покидала Дербишира. Помимо своего привычного окружения я общалась лишь с путешественниками, заезжающими в наши края. Да и это общение можно назвать более чем скудным, ибо приезжих интересуют лишь красоты здешних мест. Исключение составляет лишь мистер Стаббинс.

– Такая мысль пришла мне в голову лишь на мгновение, – пробормотал Дерик.

– Ты вообще не должен был предполагать подобное. – Эмма раздраженно махнула рукой. – Все сведения о войне я получала из газет. А если и узнавала что-то кроме этого, то только от… – Слова застряли у Эммы в горле, и она ошеломленно посмотрела на Дерика. – От своего… брата.

Рука Эммы безвольно повисла, когда отвратительная правда всплыла, как недостающее число, необходимое для решения сложной задачи.

– Ты использовал меня, чтобы подобраться к моему брату? – Собственный голос показался Эмме каким-то чужим.

По скованной фигуре Дерика и сочувственному блеску в его глазах Эмма поняла, что ее догадка верна.

Сначала ее обуяла ярость, злость на Дерика и на себя саму. Если бы она не была ослеплена своей детской влюбленностью, то трезво оценила бы внимание Дерика к своей персоне или хотя бы задумалась о причинах его интереса.

Но нет. Она видела его таким, каким ей хотелось его видеть. Мальчиком, которого она когда-то знала, превратившимся в благородного героя войны и нуждающегося в том, чтобы его душу излечили. Она делала выводы и рассматривала каждое его слово и поступок так, как было удобно и выгодно ей, чтобы вставить в придуманное ею же самой наивное уравнение, решив которое, она смогла бы мечтать о своем счастливом будущем с любимым.

Грудь Эммы пронзила такая острая боль, что от нее защипало горло, нос и глаза.

– Сначала да, – признался Дерик, и боль в груди Эммы стала еще сильнее. – Твой брат был наиболее вероятным источником секретной информации, которую получали французы.

– Побойся Бога! Мой брат – герой войны! – закричала Эмма.

– Да, именно так. А я – всего лишь пресыщенный жизнью распутник, кочующий по балам Европы…

О господи, как же она была глупа. А он! Эмма бросила на Дерика полный ненависти взгляд. Он был…

«Я был очень хорошим шпионом. Просто мне поручали совсем другие миссии, нежели большинству агентов».

В ушах Эммы звенели произнесенные Дериком слова.

«Одних я соблазнял по поручению руководства, чтобы выведать секреты, которыми располагали они сами или близкие им люди».

Мир Эммы задрожал и начал бешено вращаться вокруг нее. Она протянула руку и попыталась схватиться за воздух, словно он мог удержать ее от падения.

– Эмма?

Голос Дерика доносился откуда-то издалека. Леди Уоллингфорд вздрогнула от неожиданности, когда он вдруг оказался рядом с ней и подхватил за талию. От этого прикосновения по ее телу прокатилось тепло, только уже в следующее мгновение чувственный жар сменился жаром совсем иного рода, и Эмма с силой оттолкнула от себя Дерика.

Виконт ошеломленно попятился. Он знал, что Эмме ужасно не понравится правда, но совершенно не ожидал, что она отреагирует с такой горячностью. Что же происходило в ее маленькой умной головке?

Дерик не видел выражения ее лица, чтобы понять это. Оттолкнув его, Эмма сгорбилась и обхватила себя руками, подобно боксеру, защищающемуся от очередного удара. Она попятилась в темноту, покинув круг света и заставив Дерика почувствовать себя ужасно одиноким. А ведь она находилась всего в нескольких шагах от него. Он слышал ее прерывистое дыхание.

– Ты соблазнил меня, потому что считал, что я предоставлю тебе какие-то доказательства вины моего брата. – Пронизанный болью голос Эммы доносился до слуха Дерика сквозь пелену тумана, поднимающегося от постепенно остывающей земли.

Сначала Дерик не мог произнести ни слова. Неужели Эмма и в самом деле так плохо о нем думала? «Ну конечно же, она думает о тебе именно так, осел». Совсем недавно он расписывал ей свои грехи, чтобы оттолкнуть от себя.

И все же справедливое негодование жгло ему язык. После всей той боли, что он испытал, пытаясь противостоять ее чарам…

– Я не делал ничего подобного. Ты же первая поцеловала меня тогда в своем кабинете, помнишь?

Эмма фыркнула в темноте.

– О, а кто предложил первый поцелуй в качестве пари? Ты знал, что я пожертвую всем, лишь бы избавиться от твоего вмешательства в мои дела.

Выпущенная Эммой стрела достигла цели. Дерик в самом деле первым ступил на скользкую дорожку, хотя вовсе не собирался этого делать.

– Хорошо. А как ты объяснишь то, что случилось сегодня? Свое непристойное платье и отсутствие накидки? – Напомнил Дерик. – А пирожки и две бутылки вина? – И все это после самоотверженной борьбы с собой и мучительных попыток держать руки подальше от леди Уоллингфорд. В то время как он всеми силами пытался противостоять ее чарам, Эмма только и делала, что соблазняла его. И теперь у нее хватило дерзости его обвинять?

– Ты знал, о чем я думала! Я полагала, что мы станем партнерами. Что ты останешься здесь. Ты сказал…

– Нет, Эмма. Я не соглашался на это. Воспользуйся своей уникальной памятью. Да, я, возможно, не исправил твоих неверных выводов. Но я и не лгал. И не пытался соблазнить.

Повисла пауза. Она оказалась настолько долгой, что у Дерика защемило в груди. Он представил стоящую в темноте Эмму, отчаянно растирающую ладонь в попытке припомнить детали их разговора.

Эмма вновь возникла в круге света, и у Дерика перехватило дыхание при виде ее заплаканного лица. Несмотря на то что она вытерла слезы насухо, ее щеки и нос были покрыты красными пятнами. Эмма стояла, крепко обхватив себя руками.

Сорвавшийся с ее губ горький смех болью отозвался в сердце Дерика. Он еще ни разу не слышал от нее ничего подобного. В этом смехе смешались гнев, боль и горечь поражения.

– Что ж, тогда неудивительно, что ты стал самым успешно-развратным шпионом века, – лишенным эмоций тоном произнесла Эмма. – Даже меня заставил отважиться на соблазн.

Дерик прикрыл глаза, как если бы это помогло унять собственное чувство вины и боль Эммы. Только это не сработало. Как же он все запутал. А Эмма по обыкновению взвалила всю вину на себя и закрылась в своей раковине. Только, может быть, на это раз она спряталась так глубоко, что уже никогда не покажется на свет. Дерик не мог этого позволить. Попытавшись вложить в свой взгляд, в выражение лица и голос всю искренность, на какую только был способен, он произнес:

– Эмма, все было совсем не так.

Лицо собеседницы исказилось болью.

– Как ты, должно быть, веселился, глядя на мои неуклюжие попытки соблазнить тебя.

– Веселился? – Он был сам не свой, дошел до высшей точки исступления, очарованный ее невинным воодушевлением, как никогда в своей жизни.

– Именно. Полагаю, то, что случилось у ручья, стало для тебя настоящим испытанием. С такой-то неумехой. Впрочем, ты столько раз делал подобное для своей страны. Закрывал глаза и думал об Англии.

– Хватит! – проревел Дерик, удивив и себя, и Эмму.

Она отскочила назад, настороженно посмотрела на Дерика, и он тотчас же пожалел о том, что так ее напугал. Но теперь, по крайней мере, она не обнимала себя так, словно пыталась защититься от него.

– Черт возьми, Эмма, ты выслушаешь меня и выбросишь всю эту чушь из головы. Да, я принуждал тебя сделать меня своим помощником, но вовсе не для того, чтобы забраться тебе под юбку. Я просто хотел, чтобы ты помогла мне сойтись с местными жителями. Твои опыт и проницательность тоже оказались бы не лишними. Кроме того, я смог бы спокойно задавать интересующие меня вопросы, не возбуждая подозрений.

Эмма поджала губы, явно не веря тому, что слышала.

– Значит, ты охотился не за информацией о моем брате?

Дерик нервно провел рукой по волосам.

– Да, я пытался добыть эти сведения. Но мне вовсе не нужно было соблазнять тебя, чтобы получить ее. Ты ведь уже рассказала мне о своем брате и о людях, с которыми он общается.

Эмма отвернулась.

– Значит, в случае со мной все оказалось проще.

Эмма роняла слова точно камни.

– Аааа, – зарычал Дерик, направляясь к ней. Он ужасно устал от самобичевания. – Черт бы тебя побрал…

Однако Эмма протянула руку, и этот беззащитный жест заставил Дерика остановиться. А от ее затравленного взгляда по его спине побежал холодок.

– Просто остановись, – спокойно произнесла Эмма, а потом отвернулась и двинулась в темноту.

– Куда ты идешь, Эмма? – спросил Дерик, подхватывая с земли фонарь с мешком и направляясь следом за ней.

– Намерена собрать останки мистера Фарнзуэрта, – ответила она. – А потом вернусь домой.

Эмма проскользнула в дверь черного хода, не желая будить слуг, и задвинула щеколду. Им потребовалось еще два часа, чтобы собрать все, что осталось от несчастного агента Военного министерства, и еще час на перевозку останков в Уоллингфорд-Мэнор, в холодный подвал. Более тщательный осмотр Эмма планировала на завтра.

К счастью, ей больше не довелось остаться с Дериком наедине. Когда она вернулась к повозке, ее уже ждали слуги. В их сопровождении она и вернулась домой. Эмма просто не смогла бы больше выслушивать ложь Дерика.

Она ожидала, что при мысли о его обмане ее душу вновь начнет терзать боль, но вместо этого она ощутила лишь пустоту. Что ж, это даже хорошо. По крайней мере, теперь она сможет мыслить здраво и беспрепятственно покопается в памяти.

Леди Уоллингфорд сняла пальто, покрытые грязью ботинки и понесла их в гардеробную. Чье это пальто? Возможно, оно принадлежало ее матери. Эмма не помнила, чтобы покупала его сама. А вот ботинки были ее. Дерик настоял на том, чтобы она их надела.

«Я не хочу, чтобы ты споткнулась в темноте и сломала свою очаровательную шею». При воспоминании об этом в груди Эммы поднялась волна раздражения. Какой же он все-таки лжец! Дерик произнес эти слова так, будто она действительно была ему небезразлична.

Эмма повесила пальто на первый попавшийся свободный крючок, а ботинки бросила на пол. Они ударились друг о друга, подскочили и, разлетевшись в разные стороны, упали на кучу таких же грязных ботинок всех размеров. Здесь хранилась обувь Эммы, Джорджа и даже, возможно, матери с отцом. За последний год леди Уоллингфорд успела поносить их все, хватая первые, что попадались под руку. Ей определенно следовало разобраться в гардеробной. Отдать слишком большие пальто и ботинки нуждающимся. Конечно, после того, как их почистят.

Но почему, черт возьми, ее мысли были заняты сейчас кучей дурацких ботинок? «Возможно потому, детка, что тебе не хочется думать об остальном. О твоей доверчивости и глупости».

– О, прошу тебя, замолчи, – приказала Эмма звучащему у нее в голове голосу. Она даже удивилась, услышав его. Последние несколько дней он молчал. Очевидно, потому, что все ее мысли были заняты Дериком.

Теперь голос вернется, не так ли? Эмма устало вздохнула. Голос обычно начинал донимать ее, когда она сильно тревожилась о чем-то или уставала. Сегодняшний день был именно таким. Ее тело нестерпимо болело. Руки, ноги и спина ныли от того, что ей много времени пришлось провести на корточках, собирая останки мистера Фарнзуэрта. Но когда Эмма поняла, что боль в некоторых частях тела была результатом занятий любовью с Дериком, ее охватило жгучее чувство стыда.

Занятия любовью. Можно ли это назвать именно так? Для Дерика это было просто санкционированное правительством соитие. Или все же нет? Он ведь подчеркнул, что ему не нужно было соблазнять ее, чтобы раздобыть необходимую информацию.

Теперь уже Эмма не знала, чему верить. Но она решила для себя одно: она всегда будет помнить мгновения, проведенные в объятиях Дерика, как занятие любовью, ибо она восприняла это именно так.

Пустота в душе заполнилась болью, и Эмма не стала с этим бороться. Чем быстрее она переживет эту боль, тем быстрее оставит ее в прошлом. Но потом Эмма фыркнула. Нет, она никогда не забудет: ни единого слова, ни единого жеста. Случившееся стало для нее подарком и вместе с тем проклятьем.

Эмма знала, что, несмотря на ужасную усталость, уснуть ей не удастся. Может, стаканчик-другой хереса поможет? Она зажгла масляную лампу от очага на кухне, затем босиком направилась в гостиную.

Но не успела она дойти до двери, как до ее слуха донесся громкий скрип. Эмма нахмурилась. Так могли скрипеть только стеклянные двери. Неужели Дерик решился пробраться в ее дом, чтобы закончить начатый в лесу разговор? Когда они выходили из погреба, у него было такое мрачное выражение лица, что Эмма поняла: их разговор еще не закончен. Вероятно, Дерик решил не откладывать его до утра.

От стеклянных дверей, ведущих во двор, наверняка было видно приближающееся пятно света. Так что сбежать или спрятаться у Дерика не было никакой возможности.

– Думаю, ты выбрал не слишком подходящее время и место для дискуссии, – громко произнесла Эмма, входя в гостиную и оглядываясь по сторонам. Ее затянутых в чулки лодыжек коснулся прохладный ветерок, огонь в лампе замигал, и его отражение появилось в распахнутых дверях. Однако Дерика в гостиной не оказалось. Здесь вообще никого не было. Брови Эммы сошлись на переносице, когда она осторожно двинулась к дверям.

Раздавшийся в тишине негромкий храп напугал ее так, что она вскрикнула. Храп перерос в громкое фырканье.

Эмма резко развернулась и двинулась на звук, держа лампу прямо перед собой на вытянутой руке, как если бы собиралась защититься с помощью ее света. Она сделала несколько шагов, и впереди, в неясных отблесках затухающих углей камина, показались очертания сидящего в кресле человека. Но в гостиной не было кресел. В этой комнате было много свободного места, потому что здесь любил находиться…

– Джордж! – воскликнула Эмма, бросаясь к сидящему в инвалидном кресле брату.

– Что? Кто? – послышался заспанный голос Джорджа. Он заморгал спросонья и удивленно посмотрел на сестру. – Эм?

– Что ты делаешь в темноте? – спросила она, ставя лампу на стол. – Да еще в такой час? – Эмма взяла лучину из стоящего на каминной полке кувшина и вернулась к лампе. Она сняла с нее стекло, покрутила медную ручку горелки, чтобы прибавить света. Эмма подержала лучину над огнем, а потом зажгла свечи в подсвечниках, расположенные по обе стороны камина.

Когда Эмма обернулась, Джордж тер одной рукой глаза, в то время как другой крепко прижимал к себе плед. Леди Уоллингфорд поспешила к брату и коснулась его щеки.

– О Джордж, да ты замерз. Почему ты сидишь здесь без света и совсем один?

Эмма схватила медную кочергу, которая показалась ей ужасно холодной, поворошила в камине угли, чтобы разгорелись пожарче, и подложила туда полено.

– Я слышал, как слуги перешептываются о том, что в лесу нашли труп мужчины, – ответил Джордж, голос которого все еще звучал глухо после сна. – Я решил дождаться тебя и узнать, правда это или нет. Должно быть, я заснул, и камин потух.

Эмма подложила в очаг еще поленьев.

– Ладно. Перкинс мне ответит за это. Почему никто из слуг не зашел к тебе?

– Ты не скажешь ни слова ни Перкинсу, ни другим слугам, сестренка, потому что никто из них не знал, что я здесь. – Джордж сдвинул брови и стал похож на сердитого юнца, а не на мужчину средних лет. – Не такой уж я беспомощный. И вполне способен самостоятельно добраться до гостиной, когда слуги уже спят. – Джордж поджал губы и добавил: – По крайней мере, в те дни, когда я чувствую себя сносно.

Эмма обошла кресло и подкатила Джорджа поближе к теперь уже жарко пылающему камину.

– Мне не нравится, что ты передвигаешься по дому один и не ставишь никого в известность. А что, если ты упадешь?

– Со мной все в порядке, Эмма, так что перестань волноваться, – проворчал Джордж тоном обиженного ребенка. – Ну и кто же этот мертвый человек, которого нашли в лесу?

Эмма дала Дерику слово никому не рассказывать о его деятельности. Но если она нарушит слово, данное человеку, живущему во лжи, будет ли это нарушением? Эмма шумно выдохнула. Да, будет. И если Дерик лживый грубиян, то это вовсе не означает, что она должна ему уподобляться.

– Какой-то бедолага, – ответила Эмма. – Его тело так сильно разложилось, что я даже не могу сказать, отчего он умер. Наверное, несчастный случай.

Еще никогда в жизни ей не приходилось лгать Джорджу. «Но ведь это не совсем ложь, – зашептал внутренний голос. – Фарнзуэрт действительно несчастный человек, и ты не знаешь наверняка, что с ним произошло. Может, и впрямь несчастный случай. Хотя вероятность всего три процента, но все же».

Прекрасно! Теперь она рассуждает совсем как Дерик.

– Несчастный случай или нет, – произнес Джордж, – но служанку-то, как я слышал, убили. И поэтому не хочу, чтобы ты бродила по лесу одна.

Эмма отмахнулась.

– Я была не одна, Джордж. Взяла с собой трех крепких парней и охотника из деревни. Ну и Дерик пошел с нами.

– А… – протянул Джордж с видом раздражающего своими нравоучениями старшего брата. – Перспективное партнерство. Ну и как идут дела? Ты так мало бываешь дома в последнее время, что мне приходится блуждать в потемках.

Теперь, когда испуг прошел, Эмма внезапно почувствовала смертельную усталость. Ее плечи безвольно опустились.

– Не будет никакого партнерства.

Брови Джорджа сошлись на переносице.

– Что ты хочешь этим сказать? – Джордж прищурился, а его пальцы еще крепче сжали плед. – Ты такая печальная, Эмма, – его голос зазвучал громче. – Эйвлин чем-то тебя расстроил?

Эмма положила ладонь на плечо брата. Менее всего ей хотелось, чтобы он сейчас разгневался. И еще меньше хотелось обсуждать с ним свои отношения с Дериком.

– Нет, Джордж. Конечно нет. Я просто решила, что партнеров из нас не получится. Мы совершенно не подходим друг другу. Кроме того, Дерик не собирается оставаться в Дербишире, а я не намерена отсюда уезжать.

Морщины на лбу Джорджа разгладились, и Эмма вздохнула с облегчением.

– Из-за меня? – тихо спросил он.

– Что?

– Ты не хочешь покидать Дербишир из-за меня? – Джордж снова нахмурился, только на этот раз еще сильнее. – Если ты считаешь, что союз между тобой и Эйвлином невозможен, потому что он собирается поселиться в Лондоне или где-то еще… Я не хочу, чтобы ты лишилась возможности обрести счастье из-за преданности мне.

– О Джордж, дело совсем не в этом, – возразила Эмма, наклоняясь, чтобы обнять брата за плечи. Она крепко прижала его к себе, а потом снова отстранилась. – Дерик не подходит мне по множеству причин, и его место жительства самая незначительная из них.

«Ты никогда не думала переехать? Скажем, в… Лондон или другой крупный город, где твоим знаниям в области расследования преступлений найдется лучшее применение?» Неужели Дерик намекал на то, что хочет позвать ее с собой? Он назвал ее необыкновенно полезной, прежде чем произнести эти слова, а как он на нее при этом смотрел…

Эмма мысленно ударила себя по щеке, чтобы привести в чувства. Что она творит? Вновь приписывает словам Дерика вымышленное значение? Дурочка. Быстро же она забыла, что не значит для него ровным счетом ничего.

Холодный ветерок вновь коснулся ее лодыжек и проник под подол платья, вызывая дрожь по всему телу.

И как быстро она забыла об открытых дверях, напуганная братом. Эмма направилась к ним, чтобы запереть.

– Скажи, Джордж, эти двери были распахнуты, когда ты приехал сюда?

– Я… я не думаю. – Джордж удивленно захлопал глазами. – А они открыты? Я бы заметил… правда?

Сдвинув брови, Эмма потянула двери на себя. Они наверняка заскрипели, распахнувшись от ветра. Но почему они оказались незапертыми? Вот в чем вопрос. Перкинс всегда обходил дом, прежде чем отправиться в постель.

Ветер не мог их распахнуть, потому что двери открывались наружу. А что, если задвижка сломалась и они распахнулись от сквозняка? Эмма нажала на двери, но задвижка держалась крепко.

Кто-то намеренно пытался пробраться в дом. Но кто? Дерик? Или кто-то другой?

«Твой брат был наиболее вероятным источником секретной информации, которую получали французы».

Эмма была так расстроена, что не стала расспрашивать Дерика о личности предателя или об истинной причине его пребывания в Дербишире. Он лишь сообщил, что предатель скорее всего мертв и что у него был сообщник.

В этот момент Эмму посетила ужасная мысль. А что, если преступник выманивал информацию у ее брата? И его пособник наверняка об этом знал. А что, если этот негодяй захочет теперь разделаться и с Джорджем?

Сердце Эммы отчаянно забилось, словно пыталось вырваться из цепких лап сковавшего его страха.

«Успокойся, Эмма. Ты делаешь слишком поспешные выводы». Кроме того, брат был вероятным, а не фактическим источником информации. Эмма усвоила сегодня очень трудный урок. И теперь точно знала, что Дерик очень скрупулезен в выборе слов.

«Время от времени я получал приказы устранять тех, кто разглашает государственные тайны Англии».

Кровь Эммы застыла в жилах. Нет! Нет! Нет! Она отказывалась верить в то, что Дерик намеревался причинить вред ее брату. Да и разве он не сказал, что настоящий предатель мертв? Если Джордж и оказался замешанным в это дело, то лишь потому, что кто-то воспользовался его болезнью. Наверняка Дерик понимает это.

И все же Эмма не могла рисковать жизнью Джорджа. Она заперла двери, а потом вернулась к брату, который снова задремал. Эмма взялась за ручки кресла и развернула его.

– Едем, Джордж. Я отвезу тебя в твою комнату.

Эмма разбудила Перкинса, который пришел в ужас, узнав, где она обнаружила брата, а затем приказала слуге поставить у дверей Джорджа самого крепкого из лакеев. Она попросила дворецкого разбудить экономку, и они все вместе обошли дом, проверили все окна и двери. Эмма не могла дать никаких объяснений, а старый дворецкий – да благословит его Господь! – не стал допытываться.

Эмме оставалось лишь надеяться, что и старший конюх ни о чем не спросит, когда она прикажет ему оседлать лошадь посреди ночи.

Эмма сама намеревалась получить объяснения от Дерика. И к черту поздний час!