Мартино привёз из Сан-Паулу не только деньги, но также и жену с ребёнком, что для Винченцо и Фарины стало неожиданностью.

—  Похоже, он всерьёз нацелился на пай Адолфо, если перевёз сюда семью, —  вздохнул Винченцо. —  Теперь у нас не осталось выбора, придётся брать его в компаньоны.

—  Насколько я понял, Мария не горит желанием обосноваться на этой фазенде, —  заметил Фарина.

Винченцо сразу же оживился:

—  Так может, ещё не всё потеряно? Может, она, уговорит его уехать отсюда? А ты бы снова потолковал с Франсиской. Пусть она сдаст нам в аренду бывший пай Адолфо, а мы с ней будем рассчитываться не деньгами, а выращенным кофе.

Фарина подивился его наивности:

—  Да Франсиска сама не знает, куда девать прошлогодний урожай. У неё все склады ломятся от кофе, который сейчас ничего не стоит. А ты хочешь предложить ей ещё и наш?

—  Но он совсем скоро вырастет в цене. Так всегда бывает! —  упорствовал Винченцо. —  И Франсиска не зря хранит у себя прошлогодний кофе —  ждёт повышения цен!

—  Я и сам надеюсь на повышение цен, —  сказал Фарина, —  иначе бы не выкупал обратно свою часть земли на этой фазенде. Но когда это произойдёт, неизвестно. Может, через год или через два. А пока надо приготовиться к тому, что мы будем нести убытки.

—  Интересно, Мартино это понимает? Ты бы ему объяснил, что к чему, а то нам потом будет трудно с ним объясняться. Он наверняка надеется быстро разбогатеть.

—  У Мартино много денег и ему не терпится куда-нибудь их вложить, —  насмешливо произнёс Фарина.

Винченцо помолчал, потом откашлялся, отхлебнул вина из стакана и наконец отважился обратиться к Фарине с просьбой, на которую никогда бы не решился в других условиях:

—  Я, конечно, не имею права вмешиваться в твои дела... Но ты всегда говорил, что у тебя есть деньги... Так может, ты сам купишь у Франсиски пай Адолфо? А Мартино пусть катится отсюда подальше. Не нравится он мне, и всё тут. Я ему не доверяю!

Фарина не обиделся на Винченцо за то, что он посмел сунуть свой нос в чужой кошелёк. Прекрасно понимая, чего стоила Винченцо эта просьба, Фарина ответил ему искренне и честно:

—  Да, у меня кое-что осталось от прежних накоплений, но я не могу рискнуть всеми деньгами, которые имею. Ты сам знаешь, как можно прогореть с производством кофе. Поэтому я и держу в банке небольшую сумму, так сказать, на чёрный день. Когда он наступит —  мы ею воспользуемся. Но дай бог, чтобы этого не произошло!

Винченцо согласился с такой позицией Фарины и больше к этой теме никогда не возвращался.

А Мартино тем временем развернул бурную деятельность: сам поехал к Франсиске, договорился с ней обо всём и вернулся домой оживлённым, весёлым.

—  Она действительно потрясающая женщина! —  сказал он Фарине. —  Мы проехались вдвоём по фазенде, и я имел возможность понаблюдать за ней. Как она великолепно держится в седле!

Фарина поначалу напрягся, а затем и прервал Мартино:

—  Послушай, ты зачем туда ездил? Любоваться Франсиской или договариваться о покупке земли?

—  Понимаю, понимаю, это ревность! Но ты не беспокойся, твоя кобылка меня не интересует, мне нужна только её земля.

Несмотря на это заверение, Фарина насторожился: ему не понравился тон, в котором Мартино расписывал достоинства Франсиски. Какой наглец! Имеет красавицу жену, которая вдвое моложе его, и в то же время зарится на Франсиску, хотя и знает, что Фарина давно в неё влюблён!

—  Ты бы лучше прогулялся по фазенде с собственной женой, а то она у тебя грустная какая-то, —  вмешался в их разговор Винченцо, словно прочитав мысли Фарины и высказав их вслух.

Фарина с благодарностью посмотрел на друга, а Мартино ответил нахмурившись:

—  Ничего, привыкнет и перестанет грустить.

Он старался скрыть от будущих компаньонов свой семейный разлад, однако они сами не раз слышали от Марии, что она приехала сюда не по собственной воле, а исключительно по воле мужа. В отличие от Мартино, Мария этого не скрывала, и Констанция искренне сочувствовала ей.

—  Мария хорошая женщина, —  сказала она как-то Винченцо. —  На кухне мне помогает. Только счастья у неё нет! В глазах тоска... А женщину всегда можно понять по глазам —  насколько она счастлива. По-моему, зря Мартино привёз её сюда с ребёнком. Чует моё сердце: добром это не кончится!

Однажды Констанция нечаянно подслушала, как супруги ссорились. Мартино укорял жену за то, что она ходит как в воду опущенная, давая повод для пересудов.

—  А мне незачем изображать из себя счастливую любящую жену, —  ответила Мария, подтвердив догадку Констанции. —  Даже если бы я попыталась это сделать, всё равно бы ничего не получилось, потому что ты отнял у меня желание жить!

—  Я заставлю тебя и жить здесь, и улыбаться, —  произнёс Мартино таким зловещим тоном, от которого у Констанции мурашки побежали по коже.

Она поспешила уйти на кухню —  от греха подальше. Но вскоре туда пришла Мария, которой было невмоготу и хотелось с кем-то поделиться своим горем. Тогда-то она и поведала Констанции о всех несчастьях, которые ей довелось пережить. Рассказала о своей первой и единственной любви к Тони, о ребёнке, которого родила от него, а не oт Мартино.

—  Замуж меня выдали насильно, —  говорила она, —  и я долго терпела, думая, что Мартино благородный человек, который меня искренне любит. Но теперь я в этом сильно сомневаюсь. Ему нужно было породниться с моим отцом и получить его наследство. И он добился своего: приобрёл в собственность землю моего отца, а заодно и меня. Я долго этого не понимала, пока не узнала ещё некоторых подробностей о моём муже. Он опасный человек! Он способен на всё, даже на убийство! Я ушла от него, поселилась в пансионе вместе с отцом Тони —  дедушкой моего сына. Была готова найти работу... Но он приехал и пригрозил, что отберёт у меня сына. Поэтому я здесь... Дона Констанция, помогите мне бежать отсюда! Я буду благодарна вам до конца моих дней! Мартино никуда меня не отпускает, но я должна уехать в Сан-Паулу вместе с сыном. Помогите мне, пожалуйста!

Констанция слушала её, не перебивая, но когда Мария зарыдала в голос —  сказала твёрдо, без тени сомнения:

—  Я помогу тебе убежать от мужа. Только мы должны быть осторожными. Надо всё продумать и потом действовать наверняка.

—  Спасибо вам, дона Констанция! —  обняла её Мария. —  Я сразу, как только вас увидела, поняла, что вы мне поможете.

Констанция оказалась в сложном положении. Пообещав помочь Марии, она не подумала о том, как на это посмотрит Винченцо. А скрывать от него что-либо она тоже не привыкла. Всю жизнь они прожили без тайн и недомолвок, доверяя друг другу, и в этом была их сила. Один ум хорошо, а два лучше. Вдвоём они всегда находили решение. Но как быть сейчас? Ведь Констанция связана не своей, а чужой тайной! Рассказать обо всём мужу? А если он запретит ей вмешиваться в чужие дела и помогать Марии? Тогда Констанция окажется безответственной лгуньей. Да и Марию жалко, пропадёт она тут...

И Констанция после некоторых раздумий решила и на сей раз довериться Винченцо, посоветоваться с ним, а уж там будь что будет!

Как она и предполагала, Винченцо выслушал её с нескрываемым беспокойством и посоветовал пока ничего не предпринимать.

—  Ничего не делай без меня, —  сказал он. —  В таких делах мы должны действовать сообща, вместе с Фариной. Я поговорю с ним.

—  Нет, не выдавай Марию! —  взмолилась Констанция. —  Мы можем ей сильно навредить. Не забывай, что Фарина и Мартино давние приятели.

—  Да, ты права, —  согласился Винченцо. —  Но с Фариной я всё же поговорю.

Именно после этого разговора с женой он и попросил Фарину выкупить не одну, а две части фазенды, чтобы избавиться от Мартино. Фарина же не внял его просьбе и вскоре сам об этом пожалел, потому что Мартино продолжал каждый день ездить к Франсиске даже после того, как была оформлена купчая на землю.

—  Я договорился с Франсиской, что её люди будут по-прежнему работать на нашей фазенде, а мы потом с ними рассчитаемся, —  сообщил он после очередного визита к ней.

—  Что-то переговоры у вас затянулись, да и глаза у тебя чересчур блестят, —  недовольно заметил Фарина.

—  Перестань! Мы говорили только о деле, —  ответил Мартино, широко улыбаясь.

—  Ты будь поосторожнее с ней, она ненавидит итальянцев, —  сказал ему Винченцо, проявив солидарность с Фариной.

Мартино это не смутило, он самодовольно заявил, что лично на него эта ненависть не распространяется. Потом увидел, как набычился Фарина, и предпочёл закончить этот разговор в миролюбивом тоне:

—  Впрочем, допускаю, что и некоторые другие итальянцы могут рассчитывать на благосклонность сеньоры Франсиски. Мне даже кажется, что её пресловутая ненависть к итальянцам осталась в прошлом.

Когда он ушёл, Винченцо несколько грубовато попытался утешить Фарину:

—  Ты не расстраивайся, на такую строптивую кобылку никто не сядет.

—  А если сядет, я его порешу! —  продолжил Фарина, гневно сверкнув глазами.

Не только Мартино заметил, что ненависть Франсиски к итальянцам осталась в прошлом, —  это вполне мог бы подтвердить и Марселло, которому теперь разрешалось встречаться с Беатрисой в её доме и свободно прогуливаться с ней по фазенде.

—  Если ты его так любишь, то я не буду препятствовать вашему браку, —  сказала дочери Франсиска. —  На свадьбе Маурисиу я не была, о чём сейчас сожалею, но твою свадьбу мы обязательно устроим на нашей фазенде.

Беатриса расцеловала мать и тут же сообщила эту радостную новость брату и Катэрине. Но Маурисиу, как выяснилось, вовсе не разделял её радости. Наоборот, решение матери он воспринял с негодованием:

—  Она окончательно сошла с ума! Свихнулась на итальянцах!

—  Это ты, похоже, сошёл с ума. Что ты несёшь? —  тотчас же отреагировала Катэрина, а Беатриса застыла в изумлении.

—  Да, я утверждаю, что мать лишилась рассудка ещё в тот день, когда растоптала портрет отца, —  повторил Маурисиу. —  Раньше она ненавидела итальянцев, а теперь делает всё наоборот. Мне стыдно смотреть на неё, когда она любезничает то с Фариной, то с Мартино.

—  То с твоим сыном итальянцем, —  продолжила оскорблённая Катэрина. —  Ведь дона Франсиска нянчится с ним! И ко мне она относится хорошо, можно сказать, по—  матерински! А ты, выходит, сгораешь от стыда, когда ложишься со мной в постель?!

—  Не передёргивай, речь не о тебе, —  проворчал Маурисиу.

—  А о ком? О Марселло? О моём женихе? —  вскинулась на брата Беатриса, обиженная им до глубины души.

—  Да, и о Марселло. Я всегда считал, что он тебе не пара, —  сказал Маурисиу. —  И мать до недавних пор придерживалась такого же мнения. Но сейчас в неё вселился бес, её потянуло на мужчин, ей хочется гулять с этим мерзким Мартино, или с Фариной, или с обоими сразу, поэтому она и тебе позволила делать то же самое с Марселло!

—  Ты можешь оскорблять меня, но не смей оскорблять маму! —  закричала Беатриса и влепила Маурисиу пощёчину.

—  Правильно! Я могу добавить! —  поддержала её Катэрина и, взяв малыша на руки, выбежала во двор, чтобы и впрямь не подраться с мужем.

Беатриса последовала за ней. Обе они были потрясены внезапной переменой, случившейся с Маурисиу.

—  У меня было ощущение, что я говорю не с ним, а с той доной Франсиской, какой она была прежде, —  призналась Катэрина.

—  У меня тоже, —  сказала Беатриса.

—  А я давно это заметила, —  вступила в разговор Жулия. —  Маурисиу словно подменили после того, как дона Франсиска сняла с себя траур. Он не может ей этого простить и ревнует её ко всем мужчинам.

—  Но это же глупо! Отца давно нет в живых, мама имеет право встречаться с кем хочет, —  высказала своё мнение Беатриса. —  А Марселло тут и вовсе ни при чём. Я ничего не могу понять...

—  Меня это пугает больше всего, —  продолжила её мысль Катэрина. —  Я даже не знаю, сможем ли мы жить вместе, ведь он теперь ненавидит итальянцев!

—  Он просто не знает, что его отец тоже был итальянцем, —  вдруг сказала Рита, незаметно подошедшая к девушкам и с любопытством слушавшая их разговор.

Жулия поморщилась и бросила ей недовольным тоном:

—  Бабуля, шла бы ты лучше домой и не болтала тут всякие глупости.

Рита обиделась:

—  Это не глупости! Отец Маурисиу —  не сеньор Марсилиу, а итальянец, которого убил отец доны Франсиски.

Катэрина и Беатриса с изумлением уставились на старуху, а Жулия возмутилась:

—  Бред какой-то! Бабуля, ты уже заговариваешься.

—  Нет, —  упрямо повторила Рита. —  Я всё помню! Дона Франсиска была молоденькой и влюбилась в одного итальянца, он работал тут на фазенде... Ну вот, влюбилась и забеременела от него. Они хотели пожениться, но твой дед, Беатриса, убил того итальянца. Дона Франсиска осталась брюхатой и потом вышла замуж за сеньора Марсилиу. А итальянцы в отместку убили твоего деда, вот почему дона Франсиска их ненавидела.

Её рассказ ошеломил Катэрину и Беатрису. Рита говорила так чётко и убедительно, что у них не возникло сомнений в правдивости её слов.

—  Что же нам теперь делать? —  растерянно промолвила Беатриса. —  Если Маурисиу об этом узнает, он точно сойдёт с ума! Ведь он боготворит отца... То есть теперь выходит, что не отца, а отчима... Какой-то кошмар! Может, не будем ему ничего говорить?

—  Я не знаю, —  пожала плечами Катэрина. —  Если он опять станет поносить итальянцев, а значит, и меня, и нашего сына, и Марселло, то не лучше ли ему узнать всю правду о своей родословной? Может, тогда он излечится от этой дури?

Пока они судили-рядили, Франсиска отправилась на очередную прогулку с Мартино, а Маурисиу, стоя на террасе, проводил их недобрым взглядом и крикнул Беатрисе:

—  Ну вот, сестричка, полюбуйся на нашу матушку! Ты и теперь будешь её защищать?

—  Буду, —  ответила Беатриса. – Я не вижу ничего дурного в поведении нашей мамы.

Маурисиу это возмутило, и он стремительно направился к Беатрисе, чтобы продолжить с ней спор.

—  Разве ты не видишь, что она прямо на наших глазах превращается в похотливую женщину, теряет человеческое достоинство? Чуть ли не вприпрыжку побежала на свидание с этим отвратительным итальянцем!

Он так распалился, что у Катэрины не осталось выбора: она решила сказать ему горькую правду, чтобы пресечь этот поток оскорблений, который был способен разрушить их совместную жизнь. И она сказала:

—  Помолчи, Маурисиу! Лучше послушай Риту. Она расскажет тебе, что твой отец тоже был итальянцем и ты сам —  итальянец!

Как и следовало ожидать, Маурисиу не принял всерьёз её слова и спросил раздражённо:

—  Это что, бред или неудачная шутка?

—  Это ответ на твой давний вопрос —  почему дона Франсиска однажды сказала, что ты незаконнорожденный!

От такого заявления Катэрины Маурисиу не мог отмахнуться и, конечно же, потребовал доказательств. Рита уже пожалела о том, что ввязалась в эту историю, но ей пришлось заново повторить свой рассказ.

Маурисиу слушал старуху, и лицо его каменело, глаза становились стеклянными.

Катэрина обняла его, сказала сочувственно:

—  Пойдём домой. Не надо так расстраиваться. Что было, то прошло. Слава богу, теперь не осталось никаких тайн, и мы сможем спокойно жить.

—  Нет, я не смогу этого пережить, —  глухо вымолвил Маурисиу. —  Моим кумиром был отец... сеньор Марсилиу. Я любил его...

—  Ну конечно, он же воспитал тебя. Ничто не мешает тебе любить его и теперь, —  успокаивала мужа Катэрина. —  Пойдём домой!

Маурисиу вдруг напрягся как пружина, встрепенулся, в его глазах полыхнул недобрый огонь.

—  Нет, я должен услышать это от матери! Я найду её сейчас, где бы она ни была! —  исступлённо произнёс он и помчался к своей машине.

—  Куда ты? Постой! Тебе нельзя садиться за руль в таком состоянии! —  кричала на бегу Катэрина, пытаясь догнать его и удержать дома, однако ей это не удалось.

Маурисиу быстро завёл машину и уехал.

Он искал Франсиску повсюду, методично объезжая все кофейные плантации, кукурузные поля и оливковые рощи, но так и не нашёл её.

Они разминулись, и это было благом для обоих, потому что во время этой прогулки с Мартино произошло то, чего Франсиска не ожидала и к чему не была готова.

Она всегда любила верховую езду, но кататься на лошадях вдвоём с симпатичным мужчиной и остроумным собеседником было гораздо приятнее, нежели по утрам объезжать фазенду в одиночку. Франсиска раскраснелась, развеселилась, ей вдруг захотелось дурачиться и резвиться, забыв о возрасте, и она, подчиняясь этому порыву, понеслась вскачь к видневшемуся вдали живописному озеру.

Мартино тотчас же поскакал вслед за ней, а когда их лошади поравнялись, —  наклонился к Франсиске, крепко обнял её и дерзко поцеловал в губы.

Это было так естественно в той ситуации, так соответствовало упоению свободой, которое в тот момент испытывала Франсиска, что ей даже не пришло в голову оттолкнуть Мартино и удержать себя от ненужного, неверного шага.

Они спешились, и страстный, бесконечно долгий поцелуй продолжился уже на земле, среди густой душистой травы и нежных луговых цветов...

Домой Франсиска возвращалась, с приятным удивлением отмечая в себе давно забытую легкость и окрылённость, какую она испытывала только в юности. О том, что это как-то связано с Мартино, она не думала. При чём тут Мартино? Он всего лишь случайно оказался рядом и помог высвобождению той здоровой животворящей энергии, которая томилась под спудом много лет, не находя выхода и превращая достаточно молодую женщину в подобие злой закоснелой старухи. А теперь женщина возрождается, и это замечательно. Да здравствует возрождение!

В таком необычно приподнятом настроении Франсиска и переступила порог своего дома, а там её встретила напуганная Беатриса:

—  Мама, где ты была? Маурисиу тебя не нашёл?

—  Нет. А что случилось? —  встревожилась Франсиска.

—  И хорошо, что не нашёл, —  облегчённо вздохнула Беатриса. —  Он узнал, что его настоящий отец был итальянцем.

Франсиска обессиленно опустилась на стул.

—  Боже мой! Он не должен был этого узнать!

—  Но он узнал, мама, —  сказала Беатриса. —  И он в отчаянии. Так что готовься к трудному разговору с ним. А я буду здесь, рядом с тобой.