Исколесив всю фазенду и не найдя матери, Маурисиу вернулся домой усталым и опустошённым, поэтому и трудный разговор с ней прошёл достаточно спокойно, без выплеска бурных эмоций.

—  Это правда, что мой настоящий отец был итальянцем? —  спросил он каким-то странно отрешённым тоном, и Франсиска ответила:

—  Да, правда. Но я скрывала это, потому что твоему рождению предшествовала страшная семейная трагедия. Не хотелось, чтобы ты о ней знал.

—  Я и об этом слышал, —  небрежно бросил Маурисиу.—  Ты забеременела от какого-то итальянца, а твой отец его убил. Верно?

—  Нет, не верно, —  строго сказала Франсиска.—  Ты упустил самую важную деталь: того итальянца звали Луиджи Арелли, и мы с ним любили друг друга до самозабвения! Он был самым красивым и самым умным из всех итальянцев, работавших у нас на фазенде. У нас была чистая романтическая любовь, и не моя вина, что всё завершилось кровавой трагедией.

—  Значит, ты его любила, и я —  дитя той любви?

—  Да, ты —  продолжение той любви.

—  А ты в этом уверена? Если я не сын своего отца, то, может, я и не твой сын? Однажды ты назвала меня незаконнорожденным!

—  Маурисиу, не надо обижать меня, —  спокойным тоном попросила Франсиска. —  Не дай бог никому пережить такого горя, какое пережила я, потеряв любимого человека!

—  Но ты, насколько мне известно, очень скоро утешилась с другим, —  заметил, криво усмехнувшись, Маурисиу.—  Кстати, а ему было известно, что я —  не его сын?

—  Я думаю, Марсилиу всё знал, хотя никогда не заговаривал со мной на эту тему, —  ответила Франсиска.

—  Понятно, —  укоризненно покачал головой Маурисиу. – Он, то ли знал, то ли нет, а ты, помалкивая, фактически обманывала его.

Франсиска не обиделась на сына. Она понимала, в каком состоянии он находится, и всячески хотела помочь ему преодолеть душевный кризис.

—  Всё было гораздо сложнее, чем, кажется сейчас. Я должна была побеспокоиться о твоей судьбе, —  пояснила она. —  Марсилиу любил тебя как родного сына, и это считала самым важным.

—  Я его тоже любил! А ты, выходит, никогда его не любила, только притворялась! —  резко произнёс Маурисиу и, неожиданно прервав разговор, вышел из гостиной.

—  Ничего, он сейчас успокоится, —  сказала матери Беатриса. —  Честно говоря, я ожидала худшего, но всё, кажется, обошлось.

Она не знала, что в это же время Маурисиу рыдал у себя в спальне и бился в истерике.

—  Это ужасно, Катэрина! —  выкрикивал он сквозь слёзы. —  Я, оказывается, не я, а отпрыск какого-то Арелли!

—  Ты —  это ты, —  мягко, как малому ребёнку, внушала ему Катэрина. —  Ничего не изменилось. Ты —  мой Маурисиу, я тебя любила и люблю. Не надо плакать.

Но для Маурисиу, похоже, изменилось многое, причём, то, что он всегда считал основополагающим и незыблемым. Семья, мать, отец —  всё вдруг рассыпалось, потеряло прежние очертания. Как с этим жить? Как заново обрести твёрдую почву под ногами? Он этого не знал, и потому так мучился.

Истерика его вскоре прошла, внешне он успокоился, но внутри у него клокотал мощный разрушительный огонь, который лишь периодически прорывался наружу.

В основном это случалось, когда Франсиска отправлялась на прогулку с Мартино. Маурисиу это бесило. Осуждая мать, он не стеснялся в выражениях.

—  Посмотри, —  сказал он однажды Беатрисе, —  это наша матушка во всей своей красе! Она любит порассуждать о чистой романтической любви, но в её глазах только похоть и больше ничего. Я теперь понимаю деда, который застрелил того итальянца, с которым она путалась! Но ей этого мало. Она освободилась от траура и теперь ей подавай итальянцев! Чем больше, тем лучше, всё равно кого, лишь бы только он был итальянцем!

Услышав такое, Беатриса всерьёз испугалась за брата. В своём ли он уме? Откуда эти ненависть и злоба?

—  По-моему, ты сходишь с ума от ненависти, —  сказала она. —  Тебе надо лечиться. Какие гадости ты говоришь про маму! Это чудовищно! Разве ты не знаешь, что сеньор Мартино женат? Он недавно привёз сюда свою молодую жену и ребёнка. У мамы не может быть с ним ничего, кроме дружеских отношений.

Маурисиу злобно рассмеялся:

—  Ты в самом деле так наивна? Или тоже притворяешься, как мать? Скорее всего, второе. Ты ведь такая же похотливая и падкая на итальянцев, как и она! Если бы дед был жив, он бы прикончил и твоего Марселло!

—  А может, и тебя заодно? Ведь ты тоже итальянец, —  напомнила ему Беатриса и услышала неожиданный ответ:

—  Да, лучше бы он тогда застрелил и меня вместе с моей матерью, чтобы я сейчас не видел этого позора!

Беатриса не стала говорить ему больше ничего, но на всякий случай предостерегла Марселло, чтобы он опасался её брата.

—  Не приходи к нам домой, —  попросила она. —  Давай будем встречаться в нашем укромном месте, как раньше.

Марселло её не понял:

—  Ты что, разлюбила меня? Почему мы должны прятаться, если даже дона Франсиска согласна, чтобы мы поженились! Или ты уже передумала выходить за меня замуж?

—  Нет, не передумала. Я люблю тебя. Но давай повременим со свадьбой. Подождём, пока Маурисиу переживёт своё горе.

Марселло рассердился:

—  Да при чём тут Маурисиу? Я его не боюсь! А если он опять ко мне сунется со своими боксёрскими приёмами, то я на этот раз специально заготовлю для него дрын потолще!

Беатриса так и не смогла ему объяснить, чего она опасается, как не смогла этого объяснить и матери.

—  Маурисиу считает, что у тебя роман с сеньором Мартино, и очень злится, —  сообщила она матери. —  Я даже боюсь за него. Это уже похоже на патологию. Он теперь люто ненавидит всех итальянцев.

—  Это скоро пройдёт, —  беспечно отмахнулась от неё Франсиска.

Беатриса, однако, не отступала:

—  Но зачем тебе и впрямь нужны эти ежедневные прогулки с сеньором Мартино? Он женатый человек, у него здесь жена и ребёнок. Тебя это не смущает?

—  Нет, —  ответила Франсиска. —  Если это не смущает его, то почему я должна вмешиваться в семейные отношения сеньора Мартино?

—  А разве ты не вмешиваешься в них, когда по нескольку часов катаешься с ним на лошадях?

—  Я катаюсь в своё удовольствие, и никто не сможет мне этого запретить, —  отрезала Франсиска. —  Ни ты, ни Маурисиу. Я свободная женщина, а сеньор Мартино взрослый мужчина, способный сам отвечать за свои поступки.

—  Верно ли я тебя поняла, что у вас и в самом деле роман? —  спросила изумлённая Беатриса.

—  Я не обязана перед тобой отчитываться, —  ответила Франсиска, тем самым косвенно подтвердив догадку дочери.

О том, что Мартино завёл роман с Франсиской, догадывались и на фазенде Винченцо. Причём догадывался не только Фарина, который сразу же сказал об этом Винченцо, но и Констанция, и Мария. Однако в отличие от Фарины, болезненно переживавшего любовную неудачу, Марию это нисколько не задевало. Наоборот, она испытала облегчение, так как Марино теперь не требовал от неё исполнения супружеского долга в постели.

У Марии также забрезжила слабая надежда на то, что в изменившихся условиях он не станет удерживать её с сыном на фазенде, и она попросила Мартино отпустить её в Сан-Паулу. В ответ она получила жёсткий и довольно грубый отказ.

—  Он попросту мстит мне, —  сказала Мария Констанции. —  За то, что не люблю его, за то, что знаю, каков он на самом деле и чего от него можно ожидать. Я нужна ему здесь лишь затем, чтобы он мог упиваться моим униженным положением и демонстрировать всем безраздельную власть надо мной. Но он глубоко заблуждается! Он завладел только моими деньгами, но я и мой сын —  не его собственность! Я сбегу от него и без денег!

—  Но как же ты будешь жить без денег, да ещё и не одна, а с маленьким ребёнком? —  сокрушалась Констанция.

—  Продам все свои украшения, а потом найду какую-нибудь работу. Лучше жить в бедности, чем быть заложницей Мартино!

Констанция поняла, что Марию здесь ничто не сможет удержать, и они вновь заговорили о побеге. Мария уже давно убежала бы, но её останавливало давнее воспоминание —  когда отец догнал их с бабушкой и силой вернул обратно.

—  Так меня и Мартино может поймать, —  говорила она. —  Одна бы я ещё рискнула уйти пешком, а вдвоём с ребёнком далеко не уйду, Мартино непременно догонит нас. Вот если бы вы согласились мне помочь! Может, поедем вместе в город, якобы за покупками. Пусть Марселло отвезёт нас на лошадях. А там мы с сыном и «потеряемся».

—  Я могу с тобой поехать, но мне всё же надо посоветоваться с Винченцо, —  ответила Констанция и в этот момент увидела перед собой Мартино.

—  Куда ты собралась ехать? —  строго спросил он, с подозрением глядя на жену. —  Бежать задумала?

—  Ну что вы, сеньор Мартино! —  вступилась за Марию Констанция. —  Ей просто нужно поехать в город, сделать кое-какие покупки. Вот мы и говорили...

—  В город она поедет только со мной, —  отрезал Мартино и увёл Марию в их комнату, а там продолжил: —  Не пытайся меня обмануть, я всё слышал! Ты хочешь убежать отсюда! Но если ты попытаешься это сделать, я отберу у тебя сына. Это моё последнее предупреждение!

Мария расстроилась, но не сдалась. И однажды, когда Катэрина пришла навестить родителей, обратилась за помощью к ней:

—  Помоги мне убежать отсюда. У твоего мужа есть автомобиль... Попроси его, пусть он отвезёт меня с сыном в Сан-Паулу.

Катэрина знала, почему Мария хочет убежать от мужа, и отнеслась к её просьбе сочувственно:

—  Обязательно попрошу! И думаю, что он не откажется тебе помочь. Маурисиу тоже недолюбливает твоего мужа. А сделать это надо в то время, когда твой муж будет гулять с моей свекровью! Как только они отправятся на прогулку, Маурисиу сразу же поедет к тебе. У вас в запасе будет несколько часов, и никто вас не догонит.

—  Жаль, что мы не договорились об этом раньше,—  сказала Мария, которой не терпелось убежать из плена.—  Мартино только что поехал к твоей свекрови. Но сегодняшний день уже упущен, придётся подождать до завтра.

Пока они строили планы, в которых важная роль отводилась Маурисиу, он вздумал проследить за матерью и Мартино, чтобы собственными глазами увидеть, чем они там занимаются во время своих прогулок.

Скакать вслед за ними на лошади или ехать на машине было невозможно —  они бы его непременно заметили, поэтому он шёл пешком, а точнее —  почти всё время бежал, скрываясь за кустами и стараясь не упустить эту парочку из виду.

Не подозревая за собой слежки, Мартино и Франсиска поначалу ехали медленно, а потом вдруг резво поскакали в сторону озера, оставив Маурисиу далеко позади. Но он не собирался отступать. Оглядевшись вокруг, он увидел неподалёку амбары, в которых хранился кофе, и, поспешив туда, вскарабкался на крышу самого высокого амбара. Открывшийся вид на озеро позволил Маурисиу разглядеть, как конники спешились и тотчас же бросились друг к другу в объятия.

Что было дальше, Маурисиу не видел. Кровь ударила ему в виски, и он помчался обратно к дому, повторяя на бегу: «Убью! Убью!»

Он с детства помнил, где отчим хранил свою двустволку, оставалось только найти патроны, но и это не стало для Маурисиу препятствием. Патроны он отыскал сразу – они лежали в коробке рядом с двустволкой. Набив ими карманы, Маурисиу снова побежал к амбарам —  ни от кого не прячась и даже размахивая на бегу двустволкой.

Несмотря на крайне возбуждённое состояние, место для засады он выбирал скрупулёзно и тщательно. Поднявшись на чердак одного из амбров, разобрал изнутри часть черепичной крыши, просунул голову в отверстие —  оттуда хорошо просматривалась дорога, по которой должны были возвращаться Мартино и Франсиска. Зарядил ружьё, проверил прицел и стал ждать.

В последнее время Мартино только провожал Франсиску до ворот её дома и тут же уезжал, не заходя к ней на обед.

В этот раз он поступил точно так же: простился с ней у ворот и поехал обратно, мимо тех самых амбаров. Настроение у него было прекрасное. Он улыбался, вспоминая какие-то детали недавнего свидания с Франсиской, потом самодовольно засмеялся и произнёс вслух:

—  Твоя кобылка, Фарина, уже стала моей! А скоро я получу и её фазенду!

Эти слова донеслись до слуха Маурисиу, и в тот же миг он выстрелил.

Пуля настигла Мартино. Он неловко упал наземь, а испуганная лошадь стремглав понеслась дальше.

Но Мартино не был убит. Он был только ранен. Не понимая, кто и откуда в него стрелял, он инстинктивно почувствовал, что этот выстрел может быть не единственным, и попытался укрыться за ближайшим амбаром. Сначала передвигался ползком, потом встал на ноги... И тут прозвучал второй выстрел.

Мартино упал как подкошенный. Но Маурисиу уже не мог остановиться. Он палил и палил из ружья, пока не расстрелял все патроны.

Потом спустился вниз, убедился, что Мартино мёртв, сняв с себя пиджак, завернул в него двустволку и с чувством исполненного долга пошёл домой.

А тем временем всё семейство Франсиски уже собралось за обеденным столом, отсутствовал только Маурисиу.

—  Ты не знаешь, где мой муж? —  спросила у Беатрисы Катэрина, недавно вернувшаяся от родителей.

Беатриса не знала, где Маурисиу, Жулия тоже его не видела.

В конце концов, они решили, что семеро одного не ждут, и пообедали без него. Правда, Катэрине почему-то не лез кусок в горло, она тревожилась о муже, не понимая, чем вызвана эта тревога.

Маурисиу же, положив ружье на прежнее место, как ни в чём не бывало появился в столовой и ещё успел вместе со всеми выпить кофе. А своё опоздание к обеду объяснил тем, что есть ему не хотелось, зато возникло желание немного прогуляться.

—  Сегодня такая прекрасная погода! —  сказал он, широко улыбаясь, но эта улыбка показалась Катэрине и Беатрисе какой-то странной, неестественной.

И лишь Франсиска, находясь под впечатлением от свидания с Мартино, не заметила ничего странного в поведении Маурисиу.

После обеда он и Катэрина ушли к себе в комнату, и там она передала ему просьбу Марии. Он откликнулся довольно вяло:

—  Ехать в Сан-Паулу? Это же очень далеко...

—  Но ей больше никто не сможет помочь, кроме тебя!

Маурисиу лежал на кровати в расслабленной позе, глаза его были прикрыты, и разговаривать ему явно не хотелось, тем более на такую бессмысленную тему. Но Катэрина ждала от него ответа, и он бросил нехотя:

—  Могу довезти её до станции, а там пусть сама едет в Сан-Паулу.

—  Но Мартино тоже подумает, что она убежала к поезду, и погонится за ней.

—  Не погонится! —  усмехнулся Маурисиу, вызвав недоумение Катэрины.

—  Ты, наверное, не понимаешь всей сложности её положения, —  сказала она. —  Мартино держит Марию взаперти и грозится отобрать у неё сына, если она попытается убежать. А ты говоришь: «Не погонится»!

Маурисиу понял, что допустил непростительную оплошность, едва не выдав себя, и тотчас же стал оправдываться:

—  Я имел в виду, что, если он не сразу хватится её, то поймёт всю бессмысленность погони.

—  Значит, надо ехать сразу же, как только Мартино появится у нас и поедет гулять с доной Франсиской, —  подвела итог Катэрина, и на сей раз Маурисиу не стал ей возражать.

А в доме Винченцо тоже говорили о Мартино. Он не приехал к обеду, и Фарина раздражённо заметил:

—  Вероятно, Франсиска уже и на довольствие его поставила!

Винченцо тоже был зол на Мартино, однако справедливости ради напомнил другу:

—  А не сам ли ты её упустил? Всё тянул, чего-то выжидал...

Фарина мог бы сказать, что поступал так не из выгоды, а от большой любви к Франсиске, но он предпочёл отшутиться:

—  Нет, ты не прав, однажды я тоже с удовольствием у неё пообедал, когда она пригласила меня к столу.

—  Так может, ты напугал её своим богатырским аппетитом? —  поддержал его шутку Винченцо.

Все сидящие за столом дружно рассмеялись, и лишь Констанция сохранила мрачное выражение лица. Чуткий к переменам в её настроении Винченцо спросил, почему она сегодня не в духе, и она ответила:

—  Не знаю. Тревожно мне почему-то. Боюсь, как бы чего не случилось.

—  Наверное, ты расстроилась из-за того, что Мария собирается бежать, —  предположил Винченцо. —  Меня тоже это не радует. Представляю, как будет лютовать Мартино!

Ближе к вечеру, однако, Марселло обнаружил лошадь Мартино, пасущуюся вблизи конюшни.

—  Похоже, она сама пришла домой, —  в растерянности сообщил он отцу. —  Никто её не расседлал, не привязал...

—  Ты только Фарине об этом не говори, —  посоветовал ему Винченцо. —  Наверное, любовники так увлеклись друг дружкой, что лошади надоело их ждать, вот она и пошла потихоньку домой.