Тони примчался в пансион уже на следующий день после встречи с Марией, но не застал её там.
— Она ушла в банк с сеньором Фариной, — сообщила Мариуза.
— Кто такой сеньор Фарина? — вскинулся Тони, и в его голосе Мариуза отчётливо уловила ревнивые нотки.
— Пойдём, я сам тебе всё объясню, — сказал Дженаро, уводя сына в свою комнату.
Когда же они оказались вдвоём, без свидетелей, Дженаро объяснил ему не только кто такой Фарина, но и кто такая Камилия.
— Она твоя жена! Ты забыл об этом? — гневался Дженаро.
Тони слушал его с откровенной досадой, а когда Дженаро понемногу выпустил пар, — сказал без каких-либо увёрток:
— Пойми, я сейчас думаю только о Марии. Я уже не смогу жить без неё!
Дженаро вновь продолжил свою воспитательную лекцию. Он говорил о том, что человек, приехавший в Бразилию без денег, обречён на нищенскую жизнь.
— Ты многого добился, отказавшись от помощи тестя? Работал грузчиком, получал за это крохи! Загубил руки на том проклятом рынке, теперь не можешь сыграть простенькой гаммы! А сейчас у тебя есть возможность жить нормально и разрабатывать руки для того, чтобы восстановить прежнюю форму. Я мечтаю снова увидеть тебя за фортепьяно, услышать твою великолепную игру! Но этого никогда не случится, если ты уйдёшь от жены.
— Я тоже хочу послушать, как ты играешь, — сказал Тони, отвлекая отца от его главной темы. — Где находится твой клуб? Я могу прийти туда с Камилией.
— Мой клуб называется борделем! — сердито ответил ему Дженаро. — Да-да, я работаю в самом настоящем борделе! Ублажаю шлюх и их клиентов! Вот тебе яркий пример того, на что может рассчитывать здесь человек без связей и без денег! Поэтому держись своего тестя, чтобы не повторить мою участь.
Тони был поражён услышанным.
— Ты же говорил, что играешь в танцевальном клубе...
— А что я мог сказать? Особенно в присутствии твоей жены! Хотя, в общем, я не врал: там действительно танцуют. Иногда — до самого рассвета. Кстати, уже совсем скоро я опять туда пойду, так что ты извини, мне надо работать.
— Да, уже вечер, а Марии всё нет, — опять завёл о своём Тони. — Какие сейчас могут быть дела в банке?!
И, словно отвечая на его вопрос, в комнату постучалась Мария.
Их встреча с Тони опять вышла бурной, эмоциональной.
— Если бы я знала, что ты ждёшь меня здесь, то бежала бы бегом, а так сеньор Фарина предложил мне прогуляться пешком, у нас был трудный день... — сыпала без остановки Мария, прижимаясь предплечьем к Тони.
Он тем временем косо посмотрел на Фарину, и тот, улыбнувшись в усы, тихо сказал Дженаро:
— Во избежание неприятностей я предпочёл бы оставить эту пару наедине. Уверен, что вы составите мне компанию.
Дженаро нехотя повиновался ему, оставив Тони и Марию у себя в комнате.
Потом Фарина долго отвлекал внимание Дженаро, повествуя о проблемах Марии в банке, и наконец, увязался за ним в бордель, где сразил своим мощным обаянием хозяйку заведения — очаровательную Жустини. К другу Дженаро она отнеслась с особым почтением, и весь вечер развлекала Фарину сама, собственной персоной, не доверив столь утончённого господина рядовым шлюшкам, имевшимся в её распоряжении.
Сначала они с Фариной танцевали под аккомпанемент Дженаро, потом, сидя за столиком в укромном уголке и попивая вино, вели глубокомысленную беседу о превратностях жизни, и наконец Жустини пригласила уважаемого гостя в свою спальню.
По заведению тотчас же прокатился ропот, поскольку это событие было из ряда вон выходящим. Обычно Жустини, пользуясь статусом хозяйки заведения, не обслуживала клиентов в постели. Доступ к её спальне имел только Маркус, но то была любовь, а не платная услуга, и об этом знали все, включая здешних завсегдатаев, которые давно смирились с тем, что им дозволено лишь издали любоваться аппетитными формами Жустини. И вдруг — такая дерзость! Жустини изменила Маркусу!
— Она влюбилась в вашего приятеля! — сообщила Дженаро вездесущая Малу.
Он, однако, даже ухом не повёл в её сторону. Он не сторож Фарине, и тем более, Жустини — профессионалке, бандерше! И даже не сторож своему сыну, который запутался в амурных делах, что вряд ли кончится добром!..
А между тем Фарина остался очень доволен своим ночным приключением и по-мужски сдержанно поблагодарил Дженаро за содействие.
— Ты только остерегайся Маркуса, — посоветовал ему Дженаро, и очень удивился, услышав от Фарины:
— Я всё знаю. Жустини рассказала мне историю своей роковой любви. А я искренне ей посочувствовал и утешил бедную девушку как смог.
— Да, ты титан! — восхищённо заметил Дженаро. — Умеешь найти подход к женскому сердцу! Наверное, при желании, сможешь обольстить любую красотку?
— Нет, мои чары не всесильны, — с грустью ответил Фарина. — Есть одна сеньора, которая разбила моё сердце, а собирать осколки не хочет. Правда, у меня ещё теплится слабая надежда...
Дженаро нахмурился:
— Эта сеньора, часом, не Мария?
— Ну что ты, как тебе могло такое прийти в голову? — с укоризной посмотрел на него Фарина. — Моя прекрасная Франсиска осталась там, на фазенде. А к Марии я отношусь, можно сказать, по-отцовски. На её долю выпало столько испытаний, а помочь ей, кроме меня, в общем, и некому. Хотя ты тоже мог бы оказать ей помощь, если бы не сбивал с толку своего сына. Нужно быть слепым, чтобы не увидеть, как он любит Марию! Не мешай ему, пусть он сам решит, с кем жить.
— Я и не мешаю, только советую. Ты советуешь мне, а я ему, — съязвил Дженаро.
Фарина усмехнулся, заметив самокритично:
— Да, мы все горазды давать советы!..
Впрочем, Фарина не только давал советы. Он оказывал реальную помощь Марии, используя весь арсенал средств, которыми располагал: трезвый ум, рассудительность, дипломатичность, обаяние, личные связи в итальянском по-сольстве и в банке. И результат не заставил себя ждать — вскоре Фарина уже смог объявить Марии:
— Дело сделано! Теперь ты у нас будешь богатой вдовой!
Ему удалось доказать право Марии на банковский вклад Мартино, и это оказались очень большие деньги!
— Я и не знала, что речь идёт о такой сумме, — растерянно сказала Мария. — Мартино никогда не посвящал меня в финансовые дела, не говорил, за сколько продал имение моего отца... Спасибо вам, сеньор Фарина! Без вас я бы тут ничего не сделала.
Он ответил с некоторой грустью:
— Моя миссия закончена, я могу ехать на фазенду со спокойным сердцем. Теперь у тебя есть собственный счёт в банке, ты сможешь прекрасно жить и на проценты от вклада. Но будь осторожна! Вокруг столько жуликов, они слетаются на деньги как стервятники. Опасайся их. Если тебе понадобится какой-то совет — я всегда в твоём распоряжении. Ты мне очень симпатична, Мария. Я полюбил тебя как дочь, которой у меня никогда не было...
Фарина так растрогался, что его глаза подёрнулись влагой, и Мария, заметив это, по-дочернему нежно поцеловала его в щеку:
— Я тоже полюбила вас, папочка Фарина! И вы тоже всегда можете на меня рассчитывать.
После отъезда Фарины Мария осталась жить в пансионе Мариузы, хотя теперь, став богатой, могла бы снять и более дорогую гостиницу. Но уезжать отсюда ей не хотелось, потому, что здесь у неё было некое подобие семьи. Она привязалась к Мариузе, к Изабеле, здесь жил Дженаро, и Мария рассудила, что увозить от него родного внука было бы неразумно. Может, глядя на маленького Мартинью, Дженаро скорее поймёт, насколько тот нуждается в родном отце?
— А разве Тони не нуждается в Мартинью? — говорила Мария Дженаро. — Вспомните, как вы страдали от того, что не могли найти своего сына! Вспомните, как тосковали по Тони и казнили себя за то, что были несправедливы к нему! Так неужели вы снова хотите совершить подобную ошибку? Вряд ли Тони будет благодарен вам за то, что вы разлучаете его с родным сыном.
— Я не разлучаю их, — возражал Дженаро. — Со временем Тони узнает всю правду, но сейчас она опасна для него. Он только-только встал на ноги, нашёл хорошую работу, почувствовал себя нормальным человеком... Ты знаешь, что такое для пианиста — работать грузчиком? Это смертный приговор! Не мешай ему сейчас. Пусть он утвердится в своём положении, пусть обретёт уверенность...
— Тони почувствует себя гораздо увереннее, когда узнает, что у него есть такой замечательный сын. Мартинью не может никому помешать!
— Может. Я лучше знаю! — сердился Дженаро. — Это внесёт разлад в его семью.
— Похоже, сейчас вы сказали самое главное, — печально констатировала Мария. — Вам настолько запала в душу Камилия, что вы готовы принести ей в жертву нас всех: меня, Мартинью, Тони! Вам хочется любой ценой удержать Тони возле неё. Пусть даже ценой лжи! Вы просто боитесь сказать ему правду, потому что знаете: Тони не будет держаться за свою жену, он предпочтёт ей меня и сына!
— Да, я этого не исключаю, — согласился Дженаро. — Поэтому и стараюсь изо всех сил уберечь Тони от поспешного решения. Он ещё не пришёл в себя после встречи с тобой, а ты хочешь опять его ошеломить, сказать ему про ребёнка! Дай ему передышку, умоляю тебя!..
И Мария вновь пошла на поводу у Дженаро. Что ж, она повременит, не скажет Тони про ребёнка. Пока не скажет. Сейчас главное, чтобы Тони продолжал сюда ходить. Главное — видеться с ним, обнимать его, целовать, а там видно будет.
Но Тони, к большому огорчению Марии, перестал бывать в пансионе. Говорил, что не может прожить без неё и дня, а уже прошла почти целая неделя, как они не виделись. Мария, теряясь в догадках, страдала и всё чаще вспоминала утверждение Дженаро о том, что Тони любит Камилию, иначе бы и не женился на ней. Осознавать это было и горько, и печально, однако Мария крепилась. Ей не хотелось разувериться в Тони и она терпеливо ждала его.
— Он любит меня, любит! Я не могла обмануться, — твердила как заклинание и всё расспрашивала Изабелу о Камилии: — Какая она? Что в ней такого притягательного? Чем она смогла пленить Тони?
Изабеле трудно было ответить на эти вопросы.
— Симпатичная, даже, пожалуй, красивая... — отвечала она. — Обаятельная... Но я и видела-то её всего два раза...
— Отведи меня туда, где живёт Тони, — вновь попросила Мария. — Мне нужно хотя бы издали увидеть его жену!
— Зачем?
— Может, я пойму что-то такое, чего сейчас не понимаю. О ней, о себе, и главное — о Тони.
— Тётя убьёт меня, если узнает, что я повезла тебя туда, — сказала Изабела. — Она тайно влюблена в сеньора Дженаро и поэтому делает всё, чтобы ему угодить.
— Доне Мариузе мы не скажем! Она ни о чём не узнает, — пообещала Мария, и Изабела согласилась проводить её в бедняцкий квартал, где, как она полагала, проживал Тони.
Поехали они туда днём, специально выбрав такое время, когда Тони должен был находиться на работе. Согласно их нехитрому плану, Изабела должна была остаться во дворе — чтобы её не опознала Камилия, а Мария собиралась подняться в комнату Тони, увидеть его жену, рассказать свою легенду — мол, приехала из Чивиты, хочу передать Тони привет от земляков, — поговорить ради приличия несколько минут и затем уйти.
— Я назовусь вымышленным именем, чтобы она ничего не заподозрила, — наивно рассуждала Мария, не догадываясь, какой мощной интуицией обладает Камилия. — А Тони... Он, конечно же, поймёт, что это была я, а не какая-то неведомая землячка. Но это даже к лучшему: пусть он узнает, что я ищу его, и сам придёт ко мне.
Пока они с Изабелой ехали в трамвае, Мария очень волновалась и в какой-то момент даже пожалела о том, что затеяла эту рискованную игру:
— Я ведь не актриса... И притворяться не умею... А если она уличит меня во лжи? Это будет ужасно!
Марии захотелось повернуть обратно, и она бы отказалась от своего прежнего намерения, если бы не вспомнила, как тяжело жить в неведении, строя всевозможные догадки о том, почему не приходит Тони и чем его приворожила Камилия.
Так, в волнениях и сомнениях, Мария и добралась до того дома, где ещё недавно жил Тони.
Войдя во двор, Изабела остановилась в растерянности. Она была здесь лишь однажды и сейчас не могла положиться на свою зрительную память.
— Ой, я, кажется, забыла, в какой комнате жил Жозе Мануэл, а потом и Тони, — призналась она Марии.
— Ничего, мы у кого-нибудь спросим, ответила та. — Видишь, вон женщины стирают белье, наверняка они тут всех знают.
Пока они гадали, к кому бы из женщин обратиться за справкой, их приметила Мадалена и сама подошла к ним.
— Вы кого-то ищете? — спросила она, с любопытством разглядывая двух сеньорин, забредших сюда явно из другого мира, о чём свидетельствовали их весьма дорогие, хотя и скромные, туалеты.
Мария, запинаясь от волнения, сказала, кого они ищут, и в ответ услышала то, к чему абсолютно не была готова.
— Тони здесь больше не живёт, — сообщила Мадалена. — Он недавно переехал отсюда вместе с женой.
— А вы не знаете, куда? — упавшим голосом спросила Мария.
Мадалена помедлила с ответом и задала встречный вопрос:
— Простите, а вы кем ему доводитесь?
— Я его землячка, из Чивиты ди Баньореджио, — заученно выпалила Мария, вспомнив заготовленную легенду. — Этот городок находится в Италии...
— Я знаю, — горделиво сказала Мадалена, не упустив шанса блеснуть своими скромными географическими познаниями.
— Я недавно оттуда приехала, хотела повидать Тони, передать ему приветы, — вошла в роль Мария, но Мадалена снова прервала её:
— Скажите, вас зовут... Марией?
— Д-да, — ответила та, с изумлением глядя на Мадалену. — А вы откуда знаете, что меня так зовут?
— Догадалась! — хитровато усмехнулась Мадалена. — Другая не пришла бы за ним сюда. Значит, вы тоже перебрались в Бразилию?
— Как видите. Но откуда вы знаете обо мне? Вам Тони рассказывал?
— Да уж, рассказывал, — вздохнула Мадалена. — Он, можно сказать, мой племянник. Его дядя Джузеппе был моим мужем. Он тоже родом из Чивиты.
— Я помню дядю Джузеппе! — оживилась Мария. — Так вы скажете мне, где сейчас живет Тони?
Мадалена вдруг напыжилась, осознавая всю значительность момента, и отрицательно помотала головой.
Мария почувствовала, как почва уплывает у неё из-под ног. Тони исчез! И на сей раз, кажется, исчез по доброй воле. Он попросту скрывается от Марии: сменил адрес, не появляется в пансионе... Это невозможно понять, в это невозможно поверить!
Мадалене было несложно представить, что сейчас творится в душе Марии. Бедная девушка! Примчалась на другой конец света за своим любимым, а он тут успел жениться, у него богатый тесть и красивая жена. Вот как бывает!
Вспомнив Камилию, Мадалена мысленно сравнила её с Марией и не смогла отдать предпочтения ни одной из них. Обе красавицы! Только Камилия всё-таки роднее, ближе. Она тут жила с Тони, терпела все трудности, а ей, с непривычки, это давалось ох как не просто! Теперь же, когда всё это осталось позади и семейная жизнь у Камилии наладилась, вдруг является Мария из Чивиты, ей, видите ли, нужен Тони!
— Я не знаю, куда он переехал, — твёрдо сказала Мадалена.
— Но Тони же ваш племянник, он не мог не оставить вам адреса, — с мягким укором заметила Мария.
— А вот не оставил! — с плохо скрываемой издёвкой ответила Мадалена. — Он знает, что мне некогда ходить по гостям.
Мария всё поняла: «Тони предполагал, что я буду его разыскивать, и попросил родственницу не давать мне адреса».
— Что ж, извините, — сказала она Мадалене. — Если Тони навестит вас, передайте ему от меня привет.
— Обязательно передам, — ответила Мадалена, виновато потупив взор.
Когда Мария и Изабела ушли, Мадалену вдруг охватило сомнение: а правильно ли она поступила, дав от ворот поворот этой несчастной девушке? Тони же сам всё время твердил, что любит её! Так и говорил: «Моя Мария». И никогда не говорил: «Моя Камилия».
Позже Мадалена рассказала Нине о нежданном визите Марии, а также о своих сомнениях. Правда, к тому времени она уже сумела найти оправдание своему поступку:
— Тони скорее всего будет недоволен, но я же и в самом деле не знала его нового адреса! Он только сказал, что переезжает к тестю. А где искать того тестя? Сан-Паулу город большой! Пусть сами разбираются, правда? Тем более, что его еврейская жена мне нравится...
Нина слушала мать рассеянно и ничего ей не ответила. Все мысли Нины в тот момент были обращены к фабрике, где у неё подходил к концу испытательный срок. Бухгалтер Онофри уже многому обучил Нину, однако она продолжала дотошно вникать в различные финансовые тонкости, понимая, что иначе не справится с поставленной задачей.
А задача перед ней стояла невероятно сложная.
Когда Силвия объявила мужу, что хочет вернуть Нину на фабрику, да ещё и в новом качестве, Умберту воспринял это с негодованием. Стал всячески поносить Нину, говорить, что она тихой сапой втёрлась в доверие к Силвии, а на самом деле мечтает лишь об одном: как бы устроить на фабрике революцию.
— Она лицемерка! Она обманывает тебя, неужели ты этого не понимаешь? — повторял он до тех пор, пока окончательно не вывел Силвию из равновесия.
— Не смей дурно говорить о Нине! Это ты лицемер и обманщик! — заявила Силвия и, решительно поднявшись из кресла, встала перед Умберту во весь рост.
Он был ошеломлён, увидев её твёрдо стоящей на ногах. А Силвия, не дав ему опомниться, уверенно прошлась по комнате и вновь села в кресло, всем своим видом показывая, что теперь готова продолжить начатый разговор.
— Я не могу в это поверить! Такого не может быть! — растерянно бормотал Умберту.
— Почему же не может? — усмехнулась Силвия. — Не потому ли, что тебя устраивала моя неподвижность? Ты вольготно чувствовал себя и на фабрике, и вне её. Обольщал ткачих, развлекался в борделях...
— Перестань! Я всегда любил тебя!
— Возможно, ты жалел меня, сочувствовал мне, но твоей любви я уже давно не чувствую, — возразила Силвия с печалью в голосе. — Да и моя любовь к тебе, вероятно, осталась в прошлом.
— Так вот в чём дело! — ухватился за последнюю фразу Умберту. — Значит, поэтому ты скрывала от меня, что уже можешь ходить? Судя по всему, ты встала на ноги не сегодня, это произошло давно.
— Давно, — повторила вслед за ним Силвия. — Но я скрывала это не потому, что разлюбила тебя, а потому, что хотела сделать тебе приятный сюрприз. Хотела станцевать с тобой вальс, о котором мы когда-то мечтали!
— Прости, я зря тебя обидел. Значит, всё ещё поправимо? — оживился Умберту, но его надежды не оправдались.
— Нет, — сказала Силвия, — теперь я уже не хочу танцевать с тобой вальс. Твои последние похождения, в том числе и пьяные дебоши в борделях, отбили у меня охоту к танцам. Я решила радикально изменить свою жизнь. Поначалу мне будет помогать Нина, а потом я и сама смогу заниматься всеми фабричными проблемами.
— Так ты решила вообще убрать меня с фабрики?!
— Нет, можешь оставаться, если хочешь, — сказала Силвия. — Но единовластным управляющим ты теперь не будешь. Так что сам решай, как тебе поступить.
Умберту надеялся, что это всего лишь кратковременный взрыв эмоций, что Силвия, успокоившись, одумается, но он ошибся. На следующий день Силвия сама приехала на фабрику — уже без инвалидной коляски, в которой она больше не нуждалась, — и долго о чём-то беседовала с Онофри в его кабинете. Затем вошла в кабинет к Умберту и сообщила о своём решении:
— Я сейчас проверила финансовую отчётность, там всё в порядке, ты можешь заниматься этим и дальше, пока Онофри не введёт Нину в курс дел.
— Значит, ты всё-таки гонишь меня с фабрики? — попросил уточнения Умберту.
— Нет, не гоню, — ответила Силвия. — Для тебя здесь тоже найдётся работа. Но руководить фабрикой буду я сама, а помогать мне будет Нина.
— Будь жив твой отец, он никогда бы не позволил тебе подобных глупостей! — в сердцах заметил Умберту, на что Силвия ответила:
— Теперь я разбираюсь во всём сама.
Оскорблённый ею до глубины души, Умберту спросил, уже ни на что не надеясь:
— Верно ли я понял, что ты вычёркиваешь меня из своей жизни?
Силвия, как он и предполагал, ответила утвердительно.
После этого Умберту демонстративно покинул и дом, и фабрику.
А Нине пришлось взвалить на себя его обязанности и параллельно учиться у Онофри. Но справедливости ради, она сама настояла на испытательном сроке, по истечению которого Силвия могла либо утвердить её в занимаемой должности, либо отказаться от своих прежних намерений и подыскивать другого, более компетентного, управляющего фабрикой.