Нина хоть и невнимательно слушала рассказ матери о том, что Мария разыскивала Тони, однако эта история не могла оставить её равнодушной. Нина задумалась, а правильно ли поступила мать, скрыв правду от Марии? Если она ищет Тони, значит, по-прежнему любит его. И Тони её никогда не забывал. Так может, будет лучше, если они сами разберутся, как им теперь строить свою жизнь? Конечно, Камилию жалко, она такому сюрпризу не обрадуется. Но и мать, пожалуй, поступила неверно. Разве она вправе решать за других, кому быть вместе, а кому нет?

Словом, обострённое чувство справедливости, которым всегда отличалась Нина, взыграло в ней и на сей раз.

—  Надо бы сказать Тони о том, что его Мария теперь живёт не в Италии, а в Сан-Паулу, —  поделилась она своими соображениями с Жозе Мануэлом. —  Правда, мы не знаем её адреса, но она, вероятно, придёт сюда снова, ведь мама сказала ей, что Тони —  наш родственник, а значит, он будет поддерживать с нами связь.

У Жозе Мануэла было на сей счёт другое мнение:

—  Дона Мадалена поступила мудро. Пусть Тони живёт спокойно с Камилией, незачем ему бередить старую рану! Он и так достаточно помаялся из-за этой несчастной любви.

Нина возмутилась:

—  Ты же сам говорил, что любовь для тебя —  превыше всего. А теперь с таким пренебрежением говоришь о любви Тони? Как это понять? Представь, что на месте Марии была бы я, а кто-то решил бы, что незачем нам с тобой встречаться, и не дал бы мне твоего адреса!

—  Это невозможно представить, потому что такого в принципе не может быть. Мы с тобой никогда не разлучимся! —  беспечно ответил Жозе Мануэл.

Нину, однако, его ответ не устроил и она продолжала спорить до тех пор, пока не уговорила Жозе Мануэла сходить к Тони на работу и всё ему рассказать.

—  Я бы сама это сделала, но днём я на фабрике, а вечером мне пришлось бы идти в дом Камилии, —  пояснила она. —  Сам понимаешь, нести туда такую новость совсем неудобно.

—  А идти в магазин к сеньору Эзекиелу с такой новостью, по-твоему, намного удобнее? —  насмешливо спросил Жозе Мануэл.

—  Не нужно надо мной подшучивать, —  строго сказала Нина. —  Я и сама всё понимаю. Но там ты хоть сможешь поговорить с Тони без свидетелей. Пусть он будет готов к тому, что Мария однажды может прийти к нему домой. Да, такое вполне может случиться. Если она каким-то образом разыскала его прежний адрес, то и новый сможет найти.

Последний довод Нины в конечном счёте и убедил Жозе Мануэла в том, что он должен известить Тони о приезде в Сан-Паулу его Марии.

Каково же было изумление Жозе Мануэла, когда он узнал, что для Тони это вовсе не новость, что с Марией он уже виделся, и не один раз.

—  Ничего не могу понять, —  признался Жозе Мануэл. —  Если ты с ней встречаешься, то зачем же она искала тебя у нас?

—  Тут нет никакого противоречия, —  сказал Тони. —  Я не был у Марии уже неделю, хотя обещал, что буду приходить к ней каждый день.

—  Объясни всё толком, —  попросил его Жозе Мануэл, —  а то я опять ничего не понял. Если ты не собирался с ней встречаться, так не надо было и обещания давать. Ты больше не любишь её?

—  Люблю! Я жить без неё не могу, думаю о ней каждую минуту!

—  Да-а, —  покачал головой Жозе Мануэл. —  Ну и дела! А как же Камилия? Ты из-за неё перестал видеться с Марией?

Тони подтвердил его догадку:

—  Ты же знаешь, какая интуиция у Камилии! Она чувствует Марию на огромном расстоянии! Да-да, можешь не сомневаться, это так. Мария рассказала мне о своей жизни, и я сопоставил некоторые события... Как только у Марии происходила какая-то перемена, которая могла приблизить её ко мне, так у Камилии сразу же обострялось чутьё, и она начинала активно действовать. Поначалу это была открытая ревность —  скандал с разбитой статуэткой случился примерно в то время, когда Мария уже плыла на пароходе в Бразилию. Потом Камилия сменила тактику: теперь она не устраивает громких сцен ревности, но ухитряется всё сделать так, чтобы я не мог отойти от неё ни на шаг.

—  И только поэтому ты не идёшь к Марии?

—  Нет, не только, всё гораздо сложнее. Я же говорю: у Камилии фантастическое чутьё! Ты послушай, это интересно. Помнишь, Камилия пришла к нам в бедняцкий квартал и сказала, что будет жить там со мной?

—  Разумеется, помню.

—  Так вот, Мария в это время уже встретилась с моим отцом и собралась уйти от мужа.

—  Ну и что?

—  А то, что Камилия, с её чутьём, научилась действовать на опережение! —  пояснил Тони. —  И у неё это выходит потрясающе! Она словно предчувствовала, что Мария вскоре станет вдовой, поэтому постаралась радикально изменить мою жизнь, чтобы у меня не осталось путей к отступлению. Нашла моего отца и сделала его своим надёжным союзником, договорилась со своим отцом, и тот сумел втянуть меня в их семейный бизнес. Теперь я живу в их доме, занимаюсь обустройством их фабрики и, что удивительно, во мне проснулось чувство ответственности за свои поступки, за то дело, в которое я ввязался. Мне не хочется подвести тестя, обидеть Камилию. Она ведь всё это устроила не из подлости, а из любви ко мне... Словом, я не хочу оказаться безответственной неблагодарной тварью!

—  А может, ты просто любишь Камилию, только ещё не сознаешь этого, или боишься признаться в этом самому себе? —  высказал предположение Жозе Мануэл.

Тони согласился с ним лишь отчасти:

—  Безусловно, я люблю Камилию. Она, конечно же, почувствовала, что я сильно изменился после встречи с Марией, и сейчас сходит с ума от ревности, хотя всячески старается скрыть это. И мне её жалко! Я искренне хочу уберечь её от страданий... Но моё сердце рвётся к Марии! К моей Марии!

—  Твоё сердце разбилось надвое! —  заключил Жозе Мануэл. —  По-моему, ты любишь их обеих —  и Марию, и Камилию.

—  Но так не бывает! —  воспротивился Тони. —  Я люблю Марию! А Камилию... жалею.

—  Ты попал в невероятно сложную ситуацию, —  посочувствовал ему Жозе Мануэл.

—  Да, это точно, —  вздохнул Тони. —  Спасибо, что ты меня понимаешь.

—  К сожалению, я бессилен помочь тебе в таких делах.

—  Гораздо хуже то, что я сам бессилен себе помочь, —  совсем опечалился Тони. —  Всё так запуталось! Иногда я даже думаю: пусть бы Мария оставалась в Чивите! Так было бы лучше для всех.

—  Так может, ты уже сделал выбор? —  вновь высказал предположение Жозе Мануэл. —  Какая разница, где живёт Мария —  в Чивите или в Сан-Паулу? Это ведь не имеет большого значения, пусть она живёт там, где ей удобнее. А ты живи с Камилией, если считаешь, что так будет лучше для всех!

—  Нет, не получается у меня. —  развёл руками Тони. —  Я пытался... Несколько дней не виделся с Марией, хотел понять, смогу ли жить без неё. И понял: не могу! Сегодня утром сказал Камилии, что вечером пойду к отцу, она, конечно же, захотела пойти вместе со мной, но я как-то отговорил её. Представляешь, к каким ухищрениям приходится мне прибегать, чтобы увидеть Марию! Вот во что превратилась моя жизнь!

Рассказывая Жозе Мануэлу свою запутанную любовную историю, Тони излагал её весьма однобоко, да он и не мог быть объективным, поскольку сам ещё не разобрался в собственных чувствах и поступках.

Камилия, конечно, обладала феноменальной интуицией и чётко уловила тот момент, когда в Тони произошла резкая перемена, однако она и представить не могла, что её муж пришёл со свидания со своей незабываемой Марией. И Тони в тот раз сумел-таки обмануть Камилию —  несмотря на её выдающуюся интуицию! Так что он —  осознанно или неосознанно —  кривил душой, преувеличивая прозорливость Камилии и её безграничную власть над собой. На самом деле у него всегда было столько свободы, сколько ему хотелось, и Камилия с этим, так или иначе, мирилась.

Он запрещал ей ходить в мастерскую Агостино, чтобы она не мешала ему заниматься творчеством, и Камилия безропотно выполняла это требование. А когда однажды ослушалась его и увидела скульптуру Марии —  это кончилось скандалом, за которым последовал разрыв. Тони попросту собрал вещи и ушёл из дома! Потом они помирились, но на каких условиях?! Камилия согласилась жить с ним в бедняцком квартале и пообещала никогда, ни при каких обстоятельствах, не выказывать свою ревность.

С тех пор она ни разу не нарушила обещания, и Тони ловко этим воспользовался.

Когда он, опьянённый встречей с Марией, вернулся домой, то сразу пресёк на корню все возможные расспросы, применив упреждающий маневр.

—  Я был у отца, устал и хочу спать, —  сказал он и действительно отправился спать.

А когда Камилия, прильнув к нему в постели, позволила себе заметить, что он пришёл от отца в необычном, возбуждённом состоянии, Тони и вовсе использовал запрещённый приём, спросив с укором:

—  Опять собираешься устроить мне сцену ревности?

И Камилия послушно умолкла.

В другой раз, проведя весь вечер в пансионе, он вообше не стал объясняться с Камилией, и она не осмелилась о чём-либо его расспрашивать. Лишь наутро затеяла осторожный разговор о Дженаро:

—  Как здоровье твоего отца? Мы давно с ним не виделись. Я хотела бы его навестить. Ты не пойдёшь туда сегодня вечером?

—  Нет, —  поспешил ответить Тони, чтобы закрыть эту опасную тему.

Но Камилия на этом не остановилась, она сказала:

—  Так может, я одна навещу его сегодня днём?

Тони пришлось проявить жёсткость:

—  В этом нет нужды! С отцом всё в порядке, он здоров, и тебе незачем ходить туда без меня.

Его ответ косвенно подтвердил худшие опасения Камилии: Тони провёл два вечера с какой-то женщиной, а вовсе не с отцом в пансионе, и теперь испугался, что сеньор Дженаро не сможет подтвердить его алиби!

Горячая волна ревности тотчас же захлестнула Камилию, но она сумела взять себя в руки и даже натужно пошутила:

—  Ты не хочешь отпускать меня в пансион, потому что там живут молодые симпатичные студенты? Неужели ты ревнуешь меня, Тони?

Сама того не ведая, она подбросила ему ещё одну уловку, которой он и воспользовался без зазрения совести:

—  Да, ревную! Я видел, как они на тебя пялились. И это, заметь, в моём присутствии! А что же будет, если ты придёшь туда без меня?..

Уловка сработала. Камилия, только что сгоравшая от ревности, вмиг о ней забыла и просияла от счастья. Ещё бы! Она всегда мечтала, чтобы Тони хоть раз её к кому-нибудь приревновал. Ведь не зря говорится: ревнует —  значит, любит. А Тони до сих пор было неведомо чувство ревности. Лишь однажды он проявил что-то, похожее на ревность: во время их пребывания в бедняцком квартале разогнал мужчин, подглядывавших в щелку, как Камилия мылась в душе, и пригрозил им расправой. Камилия тогда расценила это как явное неравнодушие к ней, хотя и понимала, что он поступил бы точно так же, если бы за стенкой душа находились Нина или Мадалена. Но разве можно сравнивать тот курьёзный случай с сегодняшним признанием Тони!..

—  Ревнуешь —  значит, любишь? —  спросила Камилия в расчёте на положительный ответ и тотчас же его получила.

—  Ну конечно же, люблю, —  сказал Тони, нежно целуя её в губы.

И это признание, и этот поцелуй вовсе не были обманом или ложью во спасение. Камилия растрогала Тони своей наивной доверчивостью и непогрешимой чистотой. Как можно было не любить её в тот момент! И как можно было обманывать её, такую нежную, любящую, доверчивую?

Тони решил, что больше никогда не будет обманывать Камилию, и только поэтому не появлялся в пансионе Мариузы целую неделю.

Камилия успокоилась и перестала сомневаться в супружеской верности Тони, объяснив свои недавние подозрения излишней мнительностью. «Он изменился, потому что увлёкся новой работой и на него теперь давит груз ответственности», —  убеждала она себя, отмечая непривычную задумчивость и напряжённость Тони.

По поводу работы у Тони с Камилией тоже едва не возник конфликт, но это было несколько раньше, ещё до встречи с Марией.

Уговаривая Тони взяться за организацию швейной фабрики, Эзекиел всячески нажимал на то, что активное участие в этом деле будет принимать Камилия, и тогда оно пойдёт гораздо легче и быстрее. Но Тони считал, что женщина, у которой есть муж, не должна работать, особенно на фабрике. Он был уверен, что это чисто мужское дело.

—  Разумеется, я буду советоваться с Камилией, особенно на первом этапе, —  говорил он, —  но заниматься ремонтом помещения, закупкой и наладкой оборудования —  это всё-таки не женское занятие.

—  Но я не хочу сидеть дома с утра до вечера и не видеть тебя, —  возражала Камилия.

На это у Тони тоже нашёлся ответ:

—  Может, потом, когда производство будет налажено, ты займёшься бухгалтерией, а сейчас, на первом этапе, тебе будет трудно.

Эзекиел не вмешивался в их спор. Пусть они сами договорятся, а он примет любой вариант. Перечить Тони нельзя, а то опять соберёт вещи и отправится в трущобы. И Камилия, можно не сомневаться, побежит за ним. Зятёк-то попался с гонором! Слава богу, хоть уговорили его всем миром вернуться домой и подключиться к семейному бизнесу. Правда, ещё неизвестно, что из этого получится. Тони неплохой пианист, но коммерсант он никудышный. И это ему будет трудно, а не Камилии, вникать в дела фабрики! Но он этого не понимает и петушится...

Между тем спор Тони и Камилии продлился недолго. Она тоже боялась ему перечить, и по той же причине: а вдруг он рассердится и вообще откажется работать на фабрике? Скажет: «Я не инженер, не портной и не коммерсант, я —  художник и музыкант!» Ведь такое уже бывало. Или, что ещё хуже, снова уйдёт в грузчики. С ним нельзя спорить, надо принимать его таким, каков он есть, и соглашаться с любым его мнением, даже если оно ошибочно. А уже потом, исподволь, поворачивать всё по-своему.

Таким образом, Тони и здесь с самого начала оговорил для себя относительную свободу, исключив Камилию из орбиты своей будущей деятельности. Видимо, рассудил, что хватит ему и тестя, который будет осуществлять общее руководство, а если рядом будет всё время крутиться и жена —  то это уже слишком!

Позже, с появлением Марии, Тони оценил правильность и дальновидность своего тогдашнего решения. Оно давало ему возможность, отправившись на работу и оставив дома жену, спокойно предаваться мечтам о Марии. А когда, выдержав недолгую паузу, он понял, что не может жить без Марии, то решил ездить к ней во время рабочего дня, не навлекая на себя новых подозрений Камилии. Отлучиться с работы было не сложно: он всегда мог это сделать под предлогом мелких закупок в городе или переговоров с потенциальными поставщиками оборудования, тканей, ниток, иголок... Да мало ли чего —  хоть пуговиц, лишь бы только повидать Марию!

Те несколько дней, в течение которых Мария не видела Тони, показались ей вечностью.

Почему он не приходит? Почему не даёт о себе знать? Ведь даже если он решил отказаться от своей любви навсегда и сделал выбор в пользу жены, то всё равно должен был бы как-то объясниться с Марией. Нельзя же бросить её вот так, без всяких объяснений! Тони не может быть настолько жестоким!

Мысль о том, что Тони бросил её, приходила Марии на ум чаще других, доставляя ей невыносимые мучения. Но Мария гнала её от себя, хоть и понимала, что такой вариант вполне возможен. Однако она понимала и другое: это ещё не конец, такая любовь, как у них, не может кончиться в одночасье, от неё не убежишь, даже если Тони и пытается сейчас спастись бегством. Из этого ничего не выйдет, их новые встречи и объяснения просто неизбежны!..

От самых горьких мыслей Мария невольно переходила к более приятным, вселявшим в неё надежду на счастливое продолжение любви с Тони. Вспоминая две предыдущие встречи, она неизменно приходила к выводу, что и он по-прежнему любит её. Как он смотрел на неё, как обнимал, целовал её!.. Это, бесспорно, любовь!

Но почему же он исчез, пропал, оставив её в мучительном неведении? Ведь обещал же приходить к ней каждый день! Обещал найти такое место, где можно было бы встречаться наедине, без оглядки на сеньора Дженаро и дону Мариузу... Может, не нашёл, и потому не рискует показаться Марии на глаза? Глупый какой! Разве Мария не поняла бы его? Ведь снять квартиру или номер в отеле, даже дешёвом, не так просто, для этого нужны деньги, которых у Тони, вероятно, нет. Зато у неё теперь есть деньги, а Тони этого, даже и не знает. Или... знает? Может, сеньор Дженаро виделся с ним где-нибудь вне пансиона и всё рассказал ему? И уговорил Тони не связываться с Марией, не разрушать того, что уже как-то сложилось?..

Она прямо спросила об этом Дженаро, но не получила от него конкретного ответа.

—  Мой сын думает, как ему быть, и это, я считаю, правильно, —  ответил Дженаро. —  Не надо мешать ему. Такое важное решение он должен принять сам.

—  Какое решение? О чём вы говорите? Вам что-то известно? Тони собирается отказаться от меня и от сына?

—  Он не знает, что Мартинью —  его сын, —  напомнил Марии Дженаро.

—  И это вы тоже считаете правильным? —  укорила его Мария.

Дженаро было нечего ответить и на этот вопрос, поэтому она оставила его в покое. Но Изабеле сказала, что обязательно откроет Тони всю правду, как только увидит его. Изабела горячо поддержала её:

—  Это надо было сделать сразу, ещё при первой встрече. Возможно, тогда бы всё решилось по-другому, и ты бы сейчас не страдала.

—  Я в этом не уверена, —  обречённым тоном сказала Мария. —  Похоже, он всё-таки любит свою жену. Иначе бы уже соскучился по мне и пришёл бы.

—  Не огорчайся. Когда-нибудь он всё равно здесь появится, и ты познакомишь его с Мартинью.

Предсказание Изабелы сбылось гораздо раньше, чем можно было предположить, поскольку Тони пришёл в пансион не вечером, как делал это прежде, а днём. Изабела даже растерялась, открыв ему дверь:

—  А сеньор Дженаро только недавно прилёг... После ночной работы...

—  Ну и пусть спит, я не буду его беспокоить, —  ответил Тони. —  Мне, собственно, нужна Мария. Она сейчас здесь?

—  Да, здесь! —  спохватилась Изабела. —  Я мигом ей доложу!

Когда она сказала Марии, что пришёл Тони, та заявила не раздумывая:

—  Вот сейчас он и встретится со своим сыном! Зови его сюда!

Едва войдя в комнату, Тони бросился к Марии, страстно обнял её, поцеловал в губы.

—  Как я соскучился по тебе! —  прошептал, всё больше распаляясь от страсти.

—  Я тоже, любовь моя... —  так же, с жаром, прошептала Мария.

Мартинью был здесь же и, обидевшись на то, что его оставили без внимания, требовательно дергал Марию за подол юбки:

—  Мама! Мама!..

Тони взглянул на него как на досадную помеху и попросил Марию:

—  Оставь малыша с кем-нибудь, нам нужно побыть вдвоём...

—  Да, сейчас, —  охотно отозвалась Мария. —  Попрошу Изабелу, надеюсь, она не откажет мне. А ты, сынок, пока побудь с папой! —  Она ожидала от Тони бурной реакции, естественных вопросов —  почему его назвали папой, —  но ничего подобного не последовало. Тони думал в тот момент совсем о другом и, похоже, даже не услышал её. Поняв это, Мария выразилась более чётко и определённо: —  Это твой родной папа, сынок. Обними его!

И малыш, до недавнего времени называвший папой совсем другого человека, не воспротивился, не отпрянул от «чужого дяди», а, к величайшему изумлению Марии, испытующе посмотрел на Тони, словно хотел сам обнаружить какое-то веское подтверждение их родства, и —  своим детским чутьём признал в нём родного отца! Уверенно шагнул к Тони, обхватил его обеими ручонками за ноги, пролепетал нежно, будто пропел:

—  Па-а-па!

Тони замер от неожиданности. Но уже через несколько секунд спросил глухо, еле слышно:

—  Что это значит?

—  Это твой сын, Тони! —  ответила Мария. —  Он родился в твоём доме в Чивите, и первый раз его искупала дона Роза. Обними его, прижми к себе, почувствуй в нём свою кровиночку!

Тони как под гипнозом послушно взял на руки малыша, а тот, без всяких указаний со стороны матери, сам крепко прижался к груди отца и неловко чмокнул его в подбородок.

Сражённый таким проявлением чувств, Тони тоже, наконец, отреагировал эмоционально: в его глазах проступили слёзы.

—  Неужели это... мой сын? —  вымолвил он, изумлённо вглядываясь в прильнувшего к нему ребёнка. —  Но почему же мне никто о нём не написал? Почему я не узнал о нём раньше?

Мария рассказала ему, как всё было, заметив с горечью:

—  Вот почему я вышла замуж за Мартино, а не убежала вслед за тобой в Бразилию. Что я могла сделать одна, беременная! От тебя не было никаких вестей... И всё же я пришла рожать к вам, хотя меня приняла только дона Розинела, а твой отец тогда не признавал внука. Он и теперь не хотел, чтобы я рассказала тебе правду.

Тони слушал её со смешанным чувством радости и страха. Это был страх перед будущим. До сих пор Тони приходилось думать лишь о том, как разобраться с двумя женщинами, чтобы не обидеть ни ту, ни другую, а тут ещё и ребёнок свалился на его несчастную голову! Как же теперь быть? Что делать?

—  Я знаю только одно: мой сын должен быть со мной, —  изрёк он, наконец, не представляя, впрочем, как это осуществить в реальности.

—  Значит, и я должна быть с тобой, —  продолжила за него Мария, но не увидела ожидаемого отклика в его глазах и добавила упавшим голосом: —  Пойми, я не тороплю тебя и ни на чём не настаиваю. Ты сам должен решить, с кем тебе жить.

—  Да-да, —  рассеянно произнёс Тони. —  С кем жить... Как я скажу об этом Камилии? Она ведь ни в чём не виновата...

—  Разумеется, —  согласилась Мария. —  Но и я не виновата в том, что нас с тобой разлучили, и тем более не виноват наш сынишка.

—  Да, никто не виноват, —  вздохнул Тони. —  Всё так запуталось... Я люблю тебя, я счастлив, что у меня есть такой замечательный сын, но... Камилия пока не должна об этом знать! Мне нужно время, чтобы найти верное решение.

Мария испугалась, что он опять исчезнет на неделю, а то и на более длительный срок, и взмолилась:

—  Ты думай, решай, как лучше поступить, но только не скрывайся от меня в это время, потому что я не могу жить без тебя!

—  Я тоже не могу жить без тебя! —  эхом повторил Тони и принялся страстно целовать её.

Они опять вернулись к тому, с чего началась их встреча, и Мария теперь уже сама сказала Тони:

—  Подожди здесь, я отведу Мартинью к Изабеле.

Тони поцеловал мальчика в щёку, а тот, прежде чем уйти с матерью, спросил:

—  Папа, ты завтра к нам придёшь?

—  Приду, обязательно приду! —  ответил Тони.

Потом, когда они с Марией, наконец, остались вдвоём и, выплеснув долго копившуюся страсть, стали нежно ласкать друг друга, Мария вновь попросила:

—  Найди место, где мы могли бы встречаться в удобное для тебя время!

—  Я постараюсь, —  пообещал он, как в прошлый раз.

Мария, наученная горьким опытом, не приняла его обещание на веру и предложила Тони деньги. А он от них сразу же отказался —  из гордости. Тогда Мария, щадя его самолюбие, предложила другой вариант:

—  Ну давай я сама сниму квартиру, куда мы оба будем приходить на свидания. Пойми, у меня сейчас много денег, я могу себе это позволить.

Тони решительно отверг и этот вариант, но зато твёрдо пообещал, что будет приходить каждый день в пансион, пока не найдёт другого, более подходящего, места для их интимных свиданий.