Следователь Омеру получил результат экспертизы. Выстрел был сделан из ружья системы винчестер. Это было уже кое-что, но вот если бы он нашёл и гильзу, то тогда точно знал бы, из какого именно ружья стреляли, и мог бы найти хозяина. Омеру просто мечтал ещё раз обследовать место преступления, осмотреть каждый сантиметр крыши, откуда был сделан выстрел, расспросить каждого, кто имел отношение к убитому. Ему вдруг показалось, что у него опять появился шанс, и он сможет найти убийцу, который пока ещё ходит на свободе.

«Прошло время. Я вновь опрошу свидетелей, сравню их показания, —  говорил он сам себе. —  Не исключено, что появится дополнительная информация, которая поможет опознать преступника».

Омеру был человеком упорным и любил доводить дело до конца. Он отправился на фазенду с твёрдым убеждением, что на этот раз убийце от него не уйти.

Появление следователя мигом взбудоражило обе фазенды. Все напряглись, забеспокоились. Пока комиссар Омеру обследовал крыши амбаров и вновь производил замеры, готовясь к новым допросам, Франсиска побежала к сыну узнать, хорошо ли спрятал своё ружьё Маурисиу.

—  Может, ты меня подозреваешь в убийстве? —  возмущённо вскинулся он.

—  Сказать по чести, у нас с Беатрисой были такие мысли, —  призналась она, —  но потом мы поняли, что такого быть не может.

—  И правильно поняли, —  буркнул Маурисиу.

Нельзя сказать, чтобы он не занервничал. Но после того, как он выстроил для себя мощную систему защиты, сумел вытеснить чувство вины и ощутил себя хранителем родового наследия, он почувствовал себя гораздо спокойнее и увереннее. У него появилась броня, которой он защищался от своих страхов. По временам ему казалось, что он вообще вне досягаемости. Ни один человек не мог до него дотянуться. Будто бы ледяной холод охватывал его, и он становился всеобщим судьёй. Вот и сейчас он заговорил тоном судьи с Франсиской.

—  А вот мои подозрения на твой счёт так быстро не рассеешь, —  прибавил он и вызывающе посмотрел на мать.

—  Что ты имеешь в виду? Что я убийца сеньора Мартино? —  Франсиска уже стиснула зубы, как бывало всегда, когда она приходила в ярость.

—  Я имею в виду твои шашни с Фариной, —  отрезал сын. —  Ты опять каталась на машине с проклятым итальяшкой!

—  Если катанием на машине называется поездка к нотариусу для оформления документов, то я накаталась досыта! —  повысила голос Франсиска. —  И потом, какое ты имеешь право вмешиваться в мои дела, контролировать меня и разговаривать таким тоном?

—  Право наследника! —  дерзко отвечал Маурисиу, тоже переходя на повышенные тона. —  Я слежу, чтобы ты не пустила наше общее достояние на ветер, не отдала его в чужие руки. Оно должно достаться моим детям и детям Беатрисы, и никому больше!

—  Надеюсь, что хотя бы вдовью часть ты за мной сохранишь? —  с издёвкой осведомилась Франсиска.

—  С единственным условием: ты должна написать завещание в нашу пользу, —  отозвался Маурисиу.

—  А если я этого не сделаю? —  поинтересовалась Франсиска. —  Как ты знаешь, пока ещё всё находится в моих руках.

—  В твоих интересах это сделать, —  произнёс Маурисиу так зловеще, что у Франсиски сжалось сердце, и она невольно подумала, а не рано ли отказалась от своих подозрений, —  иначе ты об этом пожалеешь!

С этими словами Маурисиу вскочил и побежал к двери. Он чувствовал, что его вновь вздымает тёмная волна гнева, которая может смести всё на своём пути. Пока она ещё не завладела им целиком, он поторопился уйти из комнаты.

Франсиска села на стул и перекрестилась. В последнее время Маурисиу часто пугал её своими странными словами и поступками, и она всё чаще думала, что ему бы надо было обратиться к врачу, подлечить нервы.

Он стал невыносим, —  подвела она итог своим размышлениям, немного успокоившись. —  Не стоит его слушать.

А размышляла она о своей поездке в город с Фариной. Франсиска не могла отказать сыну в интуиции, он правильно почувствовал, что с каждым днём она и Фарина становятся всё ближе. Не ошибался он и в том, что Фарина был из тех мужчин, которые не довольствуются малым. Придёт день, и Фарина потребует Франсиску всю целиком, потребует тогда, когда она готова будет ему покориться. И Франсиска чувствовала, что день этот не так уж далёк... Но её сын не понимал другого: Фарина хотел стать господином своенравной и строптивой женщины, а не хозяином обширной и богатой фазенды. Франсиска в этом не ошибалась. Любая женщина знает, добиваются её или её богатства. Фарина добивался её.

А вот что касается богатства, то Франсиска всё чаще думала о разделе. Она готова была передать обширное хозяйство в руки детям, а сама потихоньку склонялась к мысли, что могла бы тихо и мирно жить с Фариной. Ей уже странно было вспоминать те времена, когда она со страстью добивалась соседней фазенды. Когда-то владение ею казалось для Франсиски смыслом жизни. Теперь она видела смысл жизни совсем в другом. Съездив в город, они оформили совместную собственность на неоплаченную Мартино долю фазенды. Ей была приятна эта совместная собственность, она ещё теснее сближала Франсиску с Фариной. Бывшие враги мало-помалу становились её друзьями. Правда, друзьям предстояло выплатить ей кое-какие долги, но Винченцо клятвенно пообещал, что будет расплачиваться до последнего зёрнышка кофе. Франсиска успела убедиться в честности Винченцо, и была спокойна на этот счёт. Волновало её совсем другое. Она не знала, как поступить с сокровищами, которые ей оставил Марсилиу. Чаще всего она склонялась к мысли, что владеть ими должна Беатриса. Во-первых, потому что она, и только она была дочерью Марсилиу. Хотя нужно отдать должное покойному мужу, её сына он любил не меньше их общей дочери. Но Маурисиу оказался неуравновешенным неврастеником, а у Беатрисы была трезвая голова и доброе сердце. Смущал Франсиску только будущий муж Беатрисы, Марселло, который был ей не парой. Если бы не Марселло, Франсиска отдала бы всё богатства дочери хоть завтра. Ну, разумеется, не всё, а большую часть...

Занятая мыслями о распределении наследства, Франсиска не обратила внимания, что коляска следователя уже въехала во двор. Зато Маурисиу и все остальные обитатели усадьбы очень обеспокоились.

Омеру вышел из коляски, попросил доложить о себе Франсиске и сообщил ей, что хотел бы ещё раз побеседовать с членами её семьи, а также с пастухами.

—  А вы нашли новые улики? —  поинтересовалась она.

—  Да, у меня есть кое-какие любопытные сведения, —  осторожно сообщил комиссар.

Весть о новых сведениях тут же облетела усадьбу.

Форро, как только узнал, что комиссар Омеру снова собирается всех допрашивать, впал в мрачность.

—  Чёрт вас ввязал в эту дурацкую историю, —  сетовал он, говоря с Зангоном. —  Не трогали бы итальянца, не знали бы никакой беды! Спасая ваши глупые головы, я отдал следователю пули. И кто там теперь знает, что он надумал? Мне-то кажется, что он непременно хочет засадить кого-то из нас в тюрьму. Я не удивлюсь, если заказчик убийства вновь и вновь платит ему деньги за то, чтобы он нашёл липового убийцу и посадил беднягу отбывать срок. А засудить легче всего меня, как-никак я уже побывал в тюряге.

—  И что ты предлагаешь? Может, нужно было уйти отсюда подальше вместе с Зекинью? Ты хочешь уйти, да? —  Зангон посмотрел на Форро.

—  Хочу! —  ответил Форро. —  А ты? Чего ты хочешь?

—  Я хочу остаться, —  со вздохом ответил Зангон. —  Я же знаю, что вины за мной нет. Бояться мне нечего...

—  Вины нет и за мной, —  огрызнулся Форро, —  но кто на это посмотрит, когда понадобится виноватый?

По правде говоря, и Зангону, и Форро нечего было делать на этой фазенде. Трижды прав был Зекинью, когда уехал, не дожидаясь следователя. Они привыкли возиться со скотом, а не с землей, и им давно пора было двигаться дальше. Но Зангону трудно было уйти, потому что у него появилась особая причина. Он хотел и не мог оставить фазенду.

Жулия! Её тёмные глаза, гибкая фигурка, весёлый спокойный голос приковали к себе сердце Зангона. На его пути встречалось немало женщин, они влюблялись в него, он тоже влюблялся, но дорога всегда оставалась для него главной возлюбленной. Зангон всегда легко уходил и легко прощался. Но на этот раз всё было по-другому. Зангон удивлялся сам себе: он и помыслить не мог о том, что уйдёт отсюда навсегда и никогда больше не увидит Жулию. Для того чтобы уйти, ему нужно было хотя бы заручиться её расположением, увериться в её симпатии. И он всячески ухаживал за девушкой, добиваясь ласкового слова, поцелуя, но Жулия только посмеивалась.

—  Не уеду, пока она не меня не поцелует! —  поклялся сам себе Зангон.

Приезд следователя показался Зангону удачным поводом для того, чтобы выяснить отношение к нему Жулии. Ему было важно узнать, обеспокоится ли она за его судьбу, огорчится ли, если он соберётся уезжать. И он стал вслух размышлять об уходе: почему бы и в самом деле не последовать примеру Зекинью и не отправиться куда подальше?

В ожидании следователя они говорили об этом с Форро, но обеспокоили своими намерениями не Жулию. которая, хоть и слышала их, но словно бы пропустила все слова мимо ушей, а старую Риту.

Если вы сбежите, то навлечёте на себя ненужные подозрения, —  остерегла она молодых людей. —  Не смей делать такой глупости, сынок! —  Рита встревоженно смотрела на Форро, который ей казался вернувшимся с того света Арсидесом и которого на этот раз она собиралась уберечь от смерти. —  Вот увидишь, вашего ухода будет достаточно, чтобы комиссар пустился по вашему следу, считая вас преступниками, —  продолжала старуха.

—  Если догонит, то убедится, что мы ими не являемся, —  отозвался Форро.

—  Нет, сидите спокойно на месте, нечего суетиться и бегать, —  распорядилась Рита. —  Не надо отвлекать комиссара от дела. Может, он и найдёт убийцу, если не будет пускаться по ложным следам.

Приятели переглянулись: неужели старуха кого-то подозревает? Может, она знает, кто убил?

Форро передёрнул плечами, он хотел одного: быть как можно дальше от этой истории. Кто бы знал, как он сожалел, что вмешался в неё! Его увлекла проклятая жажда мести. Он мечтал отомстить своим приятелям-предателям, поиздеваться над ними, попугать их. Но потом, сам же, пожалел их и простил. Если они и были перед ним виноваты, то объяснялось это лишь их недомыслием и молодостью, но никак не злым умыслом.

Комиссар сидел в гостиной и размышлял, с кого на этот раз ему лучше начать допрос. Он внимательнейшим образом обследовал место, откуда был произведён выстрел. Но, к сожалению, никаких гильз не нашёл. Дополнительных улик тоже. И вот теперь сидел в гостиной доны Франсиски и беседовал с хозяйкой, кто и при каких обстоятельствах мог бы убить приезжего итальянца.

Франсиска отделывалась односложными ответами, всем своим видом показывая, что не будет вмешиваться в то, что её никак не касается.

—  На фазенде не было чужаков до тех пор, пока эти двое не принесли тело сеньора Мартино, —  обронила она. —  Потом появился Форро...

В самом деле, какое отношение Франсиска имела к произошедшему? Она, как могла, старалась от него отстраниться.

—  У Форро уголовное прошлое, —  сообщил следователь. —  Когда его выпустили, у него не было оружия. Но ружьё легко достать, он мог его спрятать в кустах...

Маурисиу, тут же предложил Омеру своих работников, чтобы они прочесали местность.

Омеру усмехнулся: прошло слишком много времени. Преступник давно спрятал оружие. И, разумеется, не в кустах.

Маурисиу разгорячился. О Мартино он отозвался очень резко: дрянь был человек!

Комиссар поинтересовался, с чего вдруг возникло такое мнение.

—  Да все знали, что он —  фашист, он своих взглядов не скрывал, и многих вокруг считал неполноценными, —  объяснил Маурисиу.

—  Вы считаете, что он мог обидеть кого-нибудь из тех пареньков, которые потом принесли его труп в имение? —  задал вопрос комиссар.

—  Запросто, —  уверенно заявил Маурисиу. —  Например, Зекинью. Кстати, он тут появился ненадолго, о чем-то побеседовал с приятелями и сразу уехал в неизвестном направлении.

—  Неужели? —  огорчился Омеру. —  А я ведь просил их задержать этого парня здесь, если он вдруг сюда заявится! Форро и Зангон тоже уехали?

—  На месте, —  тут же отозвался Маурисиу.

—  Надо будет с ними побеседовать.

—  Но я-то думаю, они не причём, они парни простые, бесхитростные, —  высказал своё мнение Маурисиу. —  Мне кажется, что дело здесь в больших деньгах, и скорее сеньор Фарина может иметь к этому отношение. Он принял такое деятельное участие в делах молодой вдовушки!..

Глаза Маурисиу вспыхнули недобрым огнём при одном только упоминании имени Фарины. Он был рад поквитаться с новым претендентом на руку и сердце матери, и теперь делал всё, чтобы убедить Омеру в виновности Фарины.

—  Да, с ним я ещё буду говорить, —  кивнул головой Омеру. —  Но больше всего страстей бушует в вас, сеньор Маурисиу, —  усмехнулся он. —  И, мне кажется, весьма опасных. Я установил, из какого оружия убили сеньора Мартино. Винчестер тридцать восьмого калибра. Надеюсь, у вас в доме такого оружия нет?

—  Конечно, нет. Я вообще не умею обращаться с оружием. Разве что в детстве у меня были игрушечные пистолетики. И потом, вы же знаете, комиссар, если собака лает, то не кусается, а в тихом омуте черти водятся, —  отговорился народной мудростью Маурисиу. —  Что же касается страстей, то фашистов, я думаю, и вы не любите.

Что правда, то правда, комиссар Омеру не любил фашистов.

—  Во вкусах мы с вами, сеньор Маурисиу, сходимся, —  признал он, и Маурисиу вздохнул с облегчением, а то ему уже было показалось, что на него повеяло ледяным дыханием расплаты за содеянное.

—  Был бы здесь Зекинью, он, наверное, ещё что-нибудь припомнил бы, —  повторил Маурисиу, отводя от себя подозрения.

Подозрения следователя он отвёл, зато возбудил подозрения матери. Франсиска была в ужасе, услышав, что Мартино убили из винчестера тридцать восьмого калибра.

—  Это же ружьё Марсилиу, —  проговорила она, когда они остались с сыном наедине. —  Ты стреляешь из него с детства!

—  И что? —  огрызнулся Маурисиу. —  Другого такого на свете нет? Или ты хочешь отнести ружьё сеньору Омеру и узнать, не из него ли сделан выстрел?

Маурисиу вызывающе смотрел на мать, и Франсиска подошла к нему, желая приласкать, успокоить, поняв, что явно хватила через край в своих страхах и подозрениях.

—  Я хочу спрятать наше ружьё так, чтобы его не отыскал ни один следователь, —  ответила она и поцеловала сына.

Но Маурисиу отшатнулся от неё, словно материнский поцелуй был напитан смертельным ядом.

«Нет, он не в себе, —  ещё раз убедилась Франсиска. —  С ним произошло что-то непоправимое!»

Следователь поговорил с Форро, и тот повторил слово в слово всё, что показывал в прошлый раз, убедив Омеру в том, что не лгал ему. Впрочем, Омеру и без того знал, что отсидевшие вовсе не хотят попасть обратно в тюрьму, кроме самых отпетых и озлобленных, но Форро, по всей видимости, был не из таких. Омеру в первую очередь расспрашивал Форро о Зекинью, который, вполне вероятно, мог быть свидетелем убийства и поэтому, опять куда-то бесследно исчез, будто растворился в воздухе. А может, он и есть убийца?

—  Нет, Зекинью никого не убивал, —  твёрдо ответил Форро. —  А куда он опять умчался, я не знаю.

Зангон тоже не рассказал ничего нового.

Этих двух Омеру ещё в прошлый раз исключил из следствия, а вот Зекинью... Какие такие неотложные дела заставили его уехать?

Каково же было удивление следователя, когда на следующий день на фазенде появился Зекинью.

—  Слухом земля полнится, —  усмехнулся он. —  Я узнал, что вы приехали, и подумал, а вдруг понадоблюсь?

Тень подозрения, которую навлекло на молодого человека его необдуманное бегство, рассеялась. И всё-таки следователь основательно побеседовал с ним. Кто знает, а вдруг кто-то из обитателей двух фазенд заказал ему убийство? Или фашист Мартино так оскорбил паренька, что тот не выдержал и схватился за ружьё? Первый вопрос Омеру был, естественно, о мотивах отъезда.

—  Ездил укрощать бычков, —  широко улыбнулся парень. —  Меня тут многие знают, я по этому делу специалист! Если хотите, поедемте со мной, поговорите с тамошним хозяином.

—  А каким оружием вы обычно пользуетесь? —  продолжал свои расспросы Омеру.

—  Никаким не пользуюсь. Моё оружие —  это лассо и умение скакать на лошади.

—  А когда вы познакомились с сеньором Маурисиу?

—  Когда принесли убитого на фазенду. Он попросил нас тут задержаться, очевидно, предположив, что будет следствие, и мы сможем дать показания. Мы остались и даём показания.

Омеру кивнул, он и раньше понимал, что трое ребят были причастны только к последствиям преступления, но никак не к самому убийству, однако считал своим долгом ещё раз убедиться в этом.

—  Можете возвращаться к своим бычкам, —  сказал он. —  Вы вне подозрений.

У Фарины беспокойств по поводу следователя было куда больше. Ему очень не хотелось, чтобы из-за вновь возникших подозрений банковский счёт Марии был снова арестован. Он приложил так много усилий, чтобы она, наконец, получила доступ к собственным деньгам, поэтому, подозрения следователя были для него тяжелы и оскорбительны.

Винченцо и Констанция старались всячески его успокоить. Они хотели сами поговорить со следователем, но Фарина покачал головой.

—  Это только усилит его подозрения. Я выдержу этот разговор. Но мне он неприятен до крайности.

Омеру видел, что Фарина нервничает, и невольно начинал давить на него, считая, что дыма без огня не бывает.

—  Я сто раз говорил вам, что не убивал сам и не нанимал убийцу, —  чуть ли не закричал на следователя Фарина.

—  Зачем же так волноваться? —  удивился Омеру. —  Я же не собираюсь вас арестовывать. У меня нет против вас никаких улик.

—  Но зато у вас есть возможность мотать мне нервы, —  раздражённо отвечал Фарина. —  Вы видите, что я не спокоен, и раздражаете меня ещё больше. Вы бы тоже нервничали, комиссар, если бы оказались в положении без вины виноватого!

—  Хорошо, допустим, что вы вне подозрений. А жена Мартино, она не могла нанять убийц для своего мужа? —  спросил следователь. —  Может, у неё были основания желать его смерти?

—  Для того чтобы высказывать такие обвинения, нужно иметь хоть какие-то основания. А безупречная репутация жены сеньора Мартино не даёт их. Я сам хлопотал за неё в банке, помогая ей получить наследство. И мне там поверили! А вам моего поручительства недостаточно?

В глазах Фарины пылал праведный гнев, он был оскорблён недостойными подозрениями следователя. Ещё немного, и он вызвал бы его на дуэль.

—  Это моя профессия, —  примирительно сказал Омеру, —  не стоит всё принимать так близко к сердцу. Вероятно, вы правы, вашего компаньона настигло возмездие из Италии. Очевидно, следует ходатайствовать, чтобы дело закрыли.

—  И совершенно правильно, —  подхватил Винченцо, —  а то мой друг Фарина места себе не находит. Нам всем очень жаль, что произошло это убийство, а тут ещё такие ужасные подозрения!.. —  Винченцо сокрушённо покачал головой.

—  Прошу к столу! —  позвала мужчин Констанция. —  Не откажите в любезности, отобедайте с нами, —  обратилась она к комиссару Омеру.

—  Я с удовольствием, —  сказал он. —  Эх, если бы найти хоть след того человека, который был свидетелем убийства!

—  Я бы и сам с удовольствием прочесал все окрестности, —  сказал Винченцо, —  да возраст уже не тот. Но должен сказать, что никаких чужих людей на фазенде у нас не было. И у сеньора Мартино тут не было недоброжелателей.

—  Поэтому я и говорю, что мы в тупике, —  вздохнул Омеру.

—  Не мы, а вы в тупике, —  желчно уточнил Фарина.

Как ни неприятно это было комиссару, но он вынужден был признать, что, по крайней мере, на данном этапе следствие бессильно отыскать убийцу. С этим выводом Омеру и уехал в город.