Каждое утро Силвия получала роскошный букет цветов. Но кто посылал их? Загадка мучила Силвию. Ни записки, ни визитной карточки, одни цветы, всегда свежие, прекрасные и молчаливые, лучшие хранители любых тайн.

Сначала она думала, что цветы посылает Умберту. Они по—  прежнему жили на разных половинах дома, но в последнее время Умберту вновь стал энергичным, деятельным, и поэтому Силвия решила, что цветы —  это его попытка вновь привлечь её внимание и завоевать её. Она стала думать: хочется ли ей вновь начать семейную жизнь с Умберту? Думала и не могла дать какого—  либо ответа. Как—  никак они прожили вместе много лет, и когда—  то она очень любила его. Расставание далось ей такой немыслимой болью, таким мучением, что теперь, когда она излечилась от боли, ей не очень—  то хотелось возвращаться в прошлое. Но это прошлое всё—  таки держало её. И она бережно ставила цветы в вазу, стараясь понять, радует или огорчает её вновь очнувшаяся любовь Умберту. Так продолжалось до того дня, когда Паулу, их слуга, вручил ей букет при Умберту. Принимая цветы, Силвия с невольным кокетством взглянула на мужа, ища подтверждения, что правильно разгадала тайну цветов. Но увидела покрасневшего от гнева Умберту, его насупленные брови и перекошенный рот.

—  У тебя перемены в личной жизни? —  задал он ей вопрос. Могла бы сообщить мне заранее!

Силвия поняла, что Умберту действительно к ней неравнодушен, но цветы посылает не он! И его неравнодушие не показалось ей приятным, от него веяло собственничеством и ревностью. Силвия сразу же вспомнила, что поводов ревновать у неё было куда больше, и она замкнулась в себе.

—  Не вижу причин, по которым должна тебе что—  то сообщать, —  сказала она сухо.

Но букеты принимать перестала, хотя загадка волновала её по—  прежнему. Силвия стала расспрашивать Паулу, откуда берутся цветы, а он только пожимал плечами.

—  Приносит посыльный из цветочного магазина, разве он может знать? —  объяснял Паулу.

—  Выброси их в мусорный ящик, —  распорядилась Силвия. —  И больше не приноси мне букетов!

Паулу наклонил голову и молча, вышел.

Но на следующий день букет появился снова, и Силвия решительно отправила его в мусорную корзину.

—  А мне думается, что букеты для вас покупает Паулу, —  высказала своё мнение кухарка, —  он у меня денег просил, видно, всё на цветы потратил.

Но это предположение показалось Силвии и вовсе нелепым.

Но букеты продолжали появляться, и Силвии мало—  помалу стало всё—  таки любопытно, кто же этот настойчивый и удивительно скромный поклонник, который стремится только порадовать её и ничего не хочет для себя.

Неожиданно она заметила, что стала чаще смотреть на себя в зеркало и одеваться кокетливее.

Умберту, видя, как похорошела Силвия, больше не задавал вопросов. Он уходил из дома рано утром и возвращался поздно вечером. И это было второй загадкой для Силвии, но она тоже не задавала вопросов, опасаясь, что вступит на очень скользкую почву. Она решила ждать, принимая букеты. Потому что в один прекрасный день Умберту мог преподнести ей пренеприятнейший сюрприз, как это было уже не раз. Но этот раз будет последним! Так очень твёрдо решила про себя Силвия.

Умберту и в самом деле готовил Силвии сюрприз, но совсем не тот, о котором она думала. Умберту втайне от жены решил наладить работу на фабрике и открыть её. Он был уязвлён до глубины души своим отстранением от работы. Может быть, со стороны и казалось, что его интересуют только молоденькие работницы, но это было не так. Он давным—  давно сроднился с фабрикой. В каком—  то смысле она была его детищем, и для него было очень оскорбительно его отстранение от дел. В душе он был очень рад, что гордячка Нина не справилась с работой, и фабрику пришлось закрыть. «Так ей и надо! —  торжествовал он про себя. —  Нечего было соваться!» Он во всём винил Нину и хотел показать Силвии, на что способен он, Умберту, человек с практическим опытом и крепкими мужскими мозгами. Поэтому он и уходил на целый день из дома, на фабрике у него было дел невпроворот. Он уже нашёл себе надёжных помощников, ремонтировал цех, проверял и частично обновлял оборудование, искал деньги на необходимые расходы, словом, крутился как белка в колесе. Результаты были налицо: запущенная фабрика уже работала и вскоре должна была окупить все расходы. Но Силвия узнает об этом только тогда, когда он расплатится со всеми долгами. Он преподнесёт ей успешно работающую фабрику как роскошный подарок. И Силвия не сможет не оцепить его! Умберту решил, во что бы го ни стало добиться, чтобы Силвия к нему вернулась.

Было время, когда ему казалось, что на свете много женщин, гораздо, более привлекательных, чем его жена. Он женился не из любви, а из корысти, был беден, честолюбив. Попав в круг людей состоятельных, научился выглядеть респектабельно, но респектабельным человеком не стал. Он сделался охотником за женщинами. Они все казались ему соблазнительными. И он, не жалея сил, добивался их благосклонности. Романы его начались совсем не на фабрике. Фабричные интрижки были скорее инерцией его прошлой разгульной жизни. Но по мере того, как расширялся круг его любовных связей, он начинал всё больше и больше ценить Силвию за её кроткий нрав, ум, терпимость, а главное, за её преданность и любовь к нему. После очередного романа Умберто возвращался к ней с радостью и со временем понял, что любит её. Но эта любовь не мешала ему вновь и вновь увлекаться. При этом он считал, что любовь Силвии беспредельна, и она всё ему простит. Решение Силвии было для него неожиданностью. Оно оскорбило его, возмутило, обидело до глубины души. Но обида сгладилась, ведь у Силвии было больше причин чувствовать себя обиженной и оскорблённой... А когда Умберту перестал обижаться, то понял, что должен вернуть себе Силвию. И работу!

Пока он возвращал себе работу. И работал на совесть. Но на фабрике, то и дело невольно вспоминал Нину. Чаще с озлобленностью, но вспоминал.

Вспоминала об Умберту и Нина. Вернее, не об Умберту, а о фабрике, о своих подругах, о том, как пыталась наладить производство. Сидеть одной дома ей было скучно. Нина была слишком деятельной натурой, чтобы ограничиться домашним хозяйством. Поначалу она, правда, радовалась новому дому, надеялась, что мать переселится к ней, но Мадалена стояла на своём и переезжать не собиралась. Она навещала дочь, ей больше всего нравилась ванна, где можно мыться, сколько хочешь, и никто тебя не торопит, но независимость ей была дороже всего. Соседкам она рассказывала со вкусом и удовольствием, как хорошо теперь живёт её Нина и как много у неё комнат и какие они светлые. Соседки завистливо поджимали губы, недоверчиво качали головами и делали предположения, почему Мадалена не отправляется в этот рай.

—  Зять сволочь, —  говорила одна.

—  Нина не зовёт, —  говорила другая.

—  Мадалена врёт, —  говорила третья.

А Мадалена только усмехалась про себя. Её радовало благополучие дочери, настолько радовало, что больше ничего и не нужно было.

—  Внучонка дождусь, а там и умирать можно, —  говорила она и сама смеялась, понимая, что как только народится внучонок, ей будет не до смерти.

Но с внучатами молодые не торопились, не получалось пока с внучатами, и Нина изнывала от скуки. Вечерами, когда Жозе Мануэл приходил с работы, она вновь и вновь затевала разговор про былые времена, про свою работу на фабрике. Она даже стала задумываться о том, не стоит ли Жозе Мануэлу получить свою часть наследства и не завести ли им здесь пекарни.

—  Вот увидишь, я бы с ними справилась, —  говорила Нина. —  Я многое поняла, многому научилась. И потом, я бы нашла знающих людей себе в помощники и у них продолжала бы учиться. Ну что скажешь?

Жозе Мануэлу такие разговоры не нравились. Иногда он даже злился. Он не понимал, чего ещё Нине нужно. Зачем ей эти пекарни? Он печёнкой чувствовал, что стоит завести речь о наследстве, и прекрасные отношения с матушкой полетят в тартарары. Неужели Нина этого не понимает?

Нина вздыхала. Сама написать свекрови о пекарнях она пока не решалась. Но ей очень, очень этого хотелось. Она уже представляла себе чаны с тестом, запах свежего хлеба, лотки с булками, тележки с осликами, которые развозят хлеб по лавкам… Она, с удовольствием прикидывала, какие обязанности у неё будут. У неё возникали уже, вполне, конкретные вопросы: сколько этих пекарен, да сколько в них народу? И ещё надо спросить... И ещё...

Жозе Мануэл только головой крутил, когда Нина вечерами засыпала его кучей вопросов по поводу пекарен.

—  Знаешь, моя дорогая, мне кажется, что твои вопросы несвоевременны, ты бы лучше занялась нашей спальней, мне не нравятся в ней светильники.

Нина с изумлением посмотрела на мужа: какие светильники? Причём тут светильники? Она говорит ему об организации производства, а он о какой—  то ерунде!

—  Да у меня руки чешутся взяться за дело! Настоящее дело! Ты понимаешь меня? – Нина смотрела на Жозе Maнуэла горящими глазами. А он смотрел на неё с недоумением. А потом с грустью.

—  Нина! Неужели ты опять собралась работать? А дом? А семья?

Нина расхохоталась:

—  Жозе Мануэл, я же не предлагаю тебе сидеть рядом со мной целыми днями для сохранения семьи! И ты не говори, что вся прелесть семейной жизни в том, чтобы я сидела дома одна, стряпала и прибиралась.

—  Ты можешь ухаживать за собой. За цветами в саду. За мужем, —  тоже с улыбкой отвечал Жозе Мануэл.

—  Я могу ещё очень много разного, —  энергично сообщила Нина. —  Мой опыт работы на фабрике не прошёл для меня даром...

—  Ох, не прошёл! —  с нарочитой скорбью вздохнул Жозе Мануэл.

—  Нечего смеяться, —  рассердилась Нина. —  Я поняла, что могу работать. Я многое сделала на фабрике, и сделала бы ещё больше, если бы не кризис и не интриги Умберту. Но теперь я могла бы работать на нашу семью. Если с пекарнями справляется твоя матушка, то я могла бы справляться не хуже.

—  Ты хочешь, чтобы я написал своей матушке, и она взяла тебя в компаньонки? —  поинтересовался Жозе Мануэл.

—  Я не знаю, —  несколько растерявшись, отозвалась Нина. —  Может быть.

—  Может быть, ты поедешь жить в Рио? —  насмешливо спросил Жозе Мануэл. —  Это единственный способ стать её компаньонкой. Если ты этого хочешь, то я напишу ей, что из нашего семейства ты выбрала её в качестве спутницы жизни.

Они оба расхохотались, представив себе матушку Жозе Мануэла, которая получает такое письмо.

—  И всё—  таки я бы ей написала и узнала, как там с пекарнями. Мы бы могли открыть филиал в Сан—  Паулу. Если ты мне позволишь, я напишу ей сама, попрошу совета, с чего начать.

—  Это я тебе и сам скажу, начинать нужно с денег. Больших. Которых у нас пока нет. А просить их у матушки я не намерен!

Нина замолчала, аргумент был серьёзным. Она подумала, что гордиться в их случае особенно не стоит, главное, завести дело, а там и деньги появятся, так что, можно было бы и попросить. Но вслух говорить этого не стала, прекрасно понимая, что её настойчивость послужит обратному: Жозе Мануэл заупрямится, потом рассердится, и тема станет запретной. И она, как умная жена, поцеловала мужа и повела его в сад посмотреть на расцветшие чайные розы.

—  Ты самая лучшая из роз, —  сказал ей нежно Жозе Мануэл, пройдясь по саду, —  и ты, наверное, права, в спальне нам не нужны светильники, потому что больше всего нам нужен наследник или наследница!

Ночи у них были сладкие, а вот сидеть одной даже в доме с ванной и розами Нине было невмоготу. Она решила посоветоваться с матерью, как бы ей половчее повести себя с мужем и свекровью, чтобы добиться желаемого.

—  Не могу понять, почему Жозе Манул не хочет, чтобы и я зарабатывала для семьи деньги! —  пожаловалась она.

Мадалена замахала на дочь руками:

—  Оставь, Нина! Ты опять хочешь в тюрьму попасть? А ведь если ты попадёшь в неё, разорившись, тебя никто оттуда не вытащит! Джузеппе передал тебе свой характер, и в этом твоя беда!

—  А я уверена, что это моё счастье, и вот увидишь, я поставлю на своём, и буду выпекать самый вкусный хлеб в Сан—  Паулу!

—  Лучше ешь его вдоволь, дочка, раз Бог послал тебе мужа! Заботься о Жозе Мануэле и рожай ему детей, —  высказала своё заветное желание Мадалена, опасаясь, что при таком деятельном характере дочери, может не дождаться внуков.

Мать и муж были заодно, они оба хотели детей и не хотели, чтобы Нина работала. А Нина пока не очень—  то хотела детей, зато очень хотела работать.

Между тем Жозе Мануэл получил письмо от матери: она срочно вызывала его к себе.

Недоумевая, чем обусловлена такая срочность, Жозе Maнуэл поехал и Рио и очень скоро вернулся оттуда с удивительными новостями: его матушка отплыла на пароходе в Португалию, на историческую родину, так сказать.

—  А как же пекарни? —  спросила Нина.

—  Продала и дом, и всё остальное, —  ответил Жозе Мануэл. – Предлагала мне большие деньги, но я не взял. Не захотел. Потому что знаешь, на каких условиях предлагала?

Нина вопросительно на него смотрела.

—  Хотела, чтобы я ехал с ней в Португалию. Один ехал, без тебя. Тогда бы она выделила мне долю из наследства, оставленного ей отцом. Но я же не дурак, чтобы с тобой pасставаться!

Он подхватил жену на руки и закружился с ней по комнате.

Лишь теперь до Нины дошло, как на самом деле относится к ней свекровь. И она подумала, насколько прав был Жозе Мануэл, когда не воспринимал всерьёз её наивные разговоры о пекарнях.

Нина крепко обняла мужа и сказала:

—  Может, нам и правда имеет смысл завести ребёночка?