Омеру был достаточно опытным следователем, и чем дальше, тем больше подозрений вызывал у него не Фарина, а Маурисиу. Комиссар с самого начала обратил внимание на его нервозность и постоянное желание навести полицию на чей—  то след. Все следы комиссар проверил, и они оказались ложными. В своё время проверил он и Фарину, интуиция подсказывала ему, что этот человек не был убийцей сеньора Мартино. И вот теперь на него вновь легло подозрение. Легло, потому что нашёлся тот самый винчестер, из которого был сделан роковой выстрел. Откуда же взялся этот винчестер в комнате Фарины? Ведь первый обыск был очень тщательным и ничего, абсолютно ничего не дал. А теперь, по доносу нервозного молодого человека, они нашли злополучное ружьё, причём на самом видном месте. Таких случайностей не бывает. И Омеру отправился вновь на фазенду Франсиски. Первым его встретил сияющий Маурисиу. Молодой человек не сомневался, что Омеру привёз весть об аресте Фарины. Он с нетерпением дожидался этой вести, готовый нести её дальше. Но Омеру огорошил его совсем другой новостью.

—  Ваши подозрения не подтвердились, —  начал очень сухо следователь. —  Я только зря потратил время, вновь проверяя их. Сеньор Фарина —  солидный коммерсант, известный в деловых кругах.

—  Я ничего подобного не знал, —  сразу сбившись, пролепетал Маурисиу. —  Он ничего о себе не рассказывал.

—  Потому, что ему нечего скрывать, —  назидательно произнёс Омеру, очень довольный впечатлением, которое произвёл его блеф, и продолжал блефовать дальше.

—  А что же насчёт ружья? —  нетерпеливо спросил Маурисиу.

—  Это винчестер тридцать восьмого калибра, —  нарочито медленно проговорил комиссар полиции.

—  Из которого убили Мартино, —  подхватил Маурисиу.

—  Из которого не убили никого, —  подвёл черту комиссар. —  Винчестер был куплен совсем недавно в магазине, мне предъявил на него документы управляющий сеньора Фарины, чек и таможенную декларацию.

—  Наглая ложь! —  вспыхнул Маурисиу. —  Он украл это ружьё у меня, он забрал его! И я точно знаю, что из этого ружья был застрелен негодяй Мартино!

Глаза Маурисиу сверкали злобным огнём, он дрожал от негодования и жаждал справедливости. И справедливость не замедлила восторжествовать.

—  Раз это ваш винчестер и из него был убит сеньор Мартино, то я арестую вас! —  заявил Омеру.

—  Я это сказал? Я в этом признался? —  недоумевающе переспросил Маурисиу.

—  Только что, —  подтвердил Омеру, ловко застёгивая на нём наручники.

На этот раз он был доволен проведённой операцией и не сомневался, что посадил в тюрьму настоящего преступника.

Для Франсиски арест сына был настоящим ударом, она не могла поверить, что её сын, её мальчик мог стать убийцей.

«Мальчишка получит по заслугам, только и всего», —  думал про себя Фарина, утешая Франсиску. Он пообещал ей нанять лучшего в городе адвоката, который сделает всё возможное, чтобы вытащить из тюрьмы её сына. Стоило ему произнести слово «тюрьма», как Франсиска зарыдала снова.

—  Мы спасём его, мы его спасём, —  твердила ей Беатриса, сама не понимая толком, что она говорит и что обещает матери.

Но смятение царило не только на фазенде, оно царило и в той самой тюрьме, которой так боялась Франсиска.

Когда Омеру приступил к заполнению документов и попросил Маурисиу назвать своё полное имя и полное имя своих родителей, то арестованный назвался Луиджи Арелли, сыном Сальваторе Арелли и Инес Арелли. И сколько ни переспрашивал его комиссар, он упорно стоял на своём. При этом он рассказал немало интересного. Сообщил, что по национальности он итальянец, что убил подлеца Мартино и ничуть об этом не жалеет, поскольку у него были личные мотивы для убийства, но о них он говорить не собирается.

Омеру почесал в затылке. Ему было бы понятно, если бы Маурисиу, назвавшись чужим именем, отрицал свою причастность к преступлению. Такие случаи бывали, они вполне заурядны, и преступник очень скоро переставал отпираться. Но Маурисиу стоял на своём. Он рассказывал всё новые и новые подробности о семье, о родителях, вспоминал Италию, где они жили до приезда в Бразилию. Картины были красочными, и можно было только позавидовать его удивительному воображению.

Омеру схватился за голову: час от часу не легче! И что это за проклятое такое дело! Казалось бы, и преступник налицо, и никак его не ухватишь! Но Омеру решил не торопиться. Одиночка многих от дури вылечивала! Посидит в ней Маурисиу день—  другой и вспомнит, как его зовут по—  настоящему.

О странных именах, которыми называет себя Маурисиу, Фарина узнал, когда отвозил в тюрьму адвоката, и рассказал об этом Франсиске. Она побелела, услышав эти имена.

Ведь именно так звали её первого возлюбленного, отца Маурисиу, именно так звали его родителей, но откуда об этом мог узнать её сын? Она никогда с ним об этом не говорила... Франсиска непременно решила поговорить с Ритой. Вполне возможно, что она всё рассказала своему любимчику и теперь он пытается спастись, таким образом, от грозящего ему наказания.

Рита сидела на пороге своего домика и лущила бобы, когда Франсиска, подобрав длинное платье, примостилась с ней рядом на крылечке.

—  Нет с нами нашего мальчика, —  вздохнула Рита. —  Давно уже его нет с нами. Проклятый Луиджи! Нет ему покоя!

—  Откуда ты знаешь про Луиджи? —  вскинулась Франсиска. —  Бедный Маурисиу называет себя в тюрьме отцовским именем.

—  Ничего удивительного, —  спокойно сказала Рита. —  Луиджи вселился в сыночка и говорит со всеми. Он не успокоится, пока Маурисиу не похоронит его как следует. Его нужно в церкви отпеть, в освящённую землю закопать, а то бросили неведомо где, как собаку, вот он и мается!

Франсиска уже слышала всё это от Риты и то верила ей, то не верила.

—  И что же нам теперь делать? —  спросила она.

—  Похоронить нужно Луиджи, —  упрямо ответила старуха и, встав, рассыпала оставшиеся бобы.

Возвращалась Франсиска всё с тем же беспокойством. Она даже ругала себя за то, что пошла к Рите. Как она могла забыть? Ведь Рита всё это ей уже говорила! Но что толку от этих разговоров! Даже если она, Франсиска, в это поверит, то не поверит комиссар полиции!

Франсиска вернулась домой и попросила Фарину, который ждал её, съездить па фазенду к Винченцо и рассказать обо всём Катэрине. Как—  никак она жена Маурисиу и должна знать, что с ним происходит.

Фарина отправился к Винченцо. Новость об аресте там все уже знали, к ним прибегала Жулия и всё рассказала. Но сейчас Катэрине было не до Маурисиу, у неё заболел малыш. Он горел как в огне, они с Констанцией делали ему компресс, пытаясь сбить температуру.

—  Я могу съездить в город за врачом, —  предложил Фарина. Или давайте мы ребёнка в город отвезём.

Катарина ухватилась за его предложение, засуетилась, побежала собираться.

—  Не стоит его никуда везти, —  тихо проговорила Констанция. —  Не доедет он.

Фарина замолчал и пошёл к машине. Катэрина бросилась за ним, а потом повернулась и пошла обратно. Фарина проводил её глазами. Ему было жаль её, жаль маленького мальчика...

Фарина ехал на фазенду с ещё одной печальной новостью —  у Франсиски не было больше внука. Франсиска в отчаянии заломила руки.

—  За что мне посылают столько горя и бед? —  спрашивала она сквозь слёзы.

Она вспоминала, как не хотела появления этого маленького мальчика, как долго отказывалась идти смотреть на него и как потом привязалась к нему... Она явственно почувствовала тепло маленького тельца и заплакала ещё горше. Фарина крепко прижал к себе плачущую, отчаявшуюся женщину, словно бы делясь с ней своей силой, вдыхая в неё мужество жить дальше.

—  Не плачь! —  ласково сказал он. —  Вот увидишь, у тебя ещё будет наследник!

Франсиска с благодарностью откликнулась на ласку, но слова её не утешили. Конечно, она надеялась, что её Маурисиу ещё будет счастлив и у него будут дети, но другие, а не этот —  маленький, первенец, любимый...

На ночь Фарина накапал несчастной Франсиске снотворного, и она забылась тяжёлым сном. Проснувшись поутру, она засобиралась к Маурисиу.

—  Я должна увидеть моего мальчика, —  тихо, но очень упрямо сказала она Фарине, и он понял, что Франсиске это просто необходимо. Он поцеловал её и пошёл к машине. По дороге они заехали на фазенду к Винченцо. Франсиска поплакала вместе с Констанцией, постояв возле умершего ребёнка.

—  А у Катэрины ни слезинки, —  пожаловалась сватья. – Сидит, как каменная. Я за неё боюсь. Посидит—  посидит, а потом в воду бросится.

Франсиска перекрестилась.

—  Не накликай беды, —  попросила она. —  И так не знаешь, куда от горя деваться.

Они договорились о похоронах, которые должны были состояться на следующий день.

—  Скажешь Маурисиу? —  спросила Констанция.

—  Попробую, —  ответила Франсиска, закусив губу, изо всех сил удерживая слёзы.

За разрешением повидать в тюрьме Маурисиу Фарина и Франсиска зашли к Омеру. Он охотно дал разрешение, понадеявшись, что свидание с матерью благотворно подействует на психику заключённого, который никак не желал отвечать на поставленные вопросы и всячески тормозил ход следствия.

Франсиска вошла к сыну в камеру, протянула руки, обняла его и крепко—  крепко прижала к себе. Но что—  то странное почудилось ей в ответной ласке сына. Уж слишком пылко прижал он её к себе, стараясь поцеловать прямо в губы.

—  Ты пришла, любовь моя, наконец—  то, ты пришла ко мне, —  проговорил он.

Франсиска в испуге отстранилась.

—  Маурисиу... —  начала она.

Взгляд сына стал тяжёлым, напряжённым, недобрый огонек загорелся в нём.

—  Ты забыла, что меня зовут Луиджи? —  спросил он. —  Кто такой этот Маурисиу? Говори быстрее! Я убыо его, если это твой новый любовник!

Франсиска смотрела на сына расширенными от ужаса глазами, и чем дольше она смотрела, тем отчётливее ей виделось лицо Луиджи. Она успела позабыть его, сохраняя в памяти только смутный облик, но теперь видела его перед собой, словно он воскрес, словно время остановилось. Франсиске показалось, что она сходит с ума. В самом деле, если она останется ещё хоть пять минут наедине с этим призраком из прошлого, то потеряет разум!

Франсиска выскочила из камеры и захлопнула за собой дверь. Сердце у неё колотилось, Ей было страшно. Теперь она поняла, что Рита права: надо было похоронить Луиджи по—  хорошему.

—  И моего внука тоже, —  прошептала она.

Она не сомневалась, что и мальчик погиб из—  за Луиджи, он забрал его себе, блуждая неприкаянным по земле.

«Надо будет попросить священника, чтобы он отслужил панихиду и по Луиджи», —  подумала Франсиска, и ей стало легче. Она поняла, что будет бороться за сына, что её мальчик и в самом деле никого не убивал, он болен, он тяжело болен, и она, мать, должна его спасти! Франсиска заторопилась снова к Омеру и рассказала ему всё, как на духу, как на исповеди. Про своего первого возлюбленного, которого звали Луиджи, про то, что её отец стал убийцей и потом сам поплатился за убийство головой. Рассказала и то, что давно уже твердит ей старая негритянка Рита: Маурисиу должен похоронить отца по христианскому обряду, и тогда душа его успокоится, и он больше не будет приходить к живым.

—  Выходит, я посадил в камеру неприкаянную душу? —  не то шутя, не то серьёзно уточнил следователь, глядя на взволнованную Франсиску.

Та кивнула. Омеру сочувственно смотрел на несчастную женщину.

—  Поезжайте домой, —  сказал он. —  Я постараюсь помочь вам и вашему сыну.

Франсиска вышла, поддерживаемая под руку Фариной, а Омеру подпёр руками голову и задумался. Мало—  помалу в памяти комиссара всплыла история, о которой ему рассказывал его предшественник. Дело было тоже вроде этого, вроде бы и не сложное, но закрыть его не смогли... Значит, оно должно быть в архиве... Да—  да, именно историю сеньоры Франсиски и рассказывал ему предыдущий комиссар.

Омеру вызвал секретаря и попросил его помочь отыскать давнее—  давнее дело. Секретарь долго рылся в старых реестрах, пока, наконец, не определил, что нужно искать папку под номером 122. Потом они так же долго копались на полках, перебирая папки. Вот она!

Омеру даже заволновался, открывая её. Так оно и есть. Те самые протоколы, о которых говорил ему старик Родригес. Он принялся перебирать пожелтевшие бумаги и читать их.

—  Что там, что? —  не выдержал и задал вопрос секретарь.

—  Итальянский иммигрант Сальваторе Арелли заявляет об исчезновении своего сына Луиджи Арелли, который ра¬ботал на фазенде сеньора Андраду. Сальваторе Арелли уверен в том, что его сына убил сеньор Андраду из—  за того, что дочь хозяина находилась в любовной связи с Луиджи Арелли. Тело, несмотря на поиски, так и не было найдено, и Луиджи Арелли был объявлен пропавшим без вести. Возможно, он просто—  напросто сбежал, поскольку дочь сеньора Андраду была беременна от него.

Омеру закрыл папку. Ему предстояло хорошенько подумать. Неужели, спустя столько лет, у него появилась возможность распутать старинную загадку? Неужели, и в самом деле, существуют потусторонние силы, которые начинают действовать, когда человек нарушает законы справедливости? Не—  ужели, его узник не бежит в испуге от закона, не болен психически, а стал тем, кого физически нет на свете уже много—  много лет?!

Омеру размышлял, как ему поступить в создавшейся ситуации, а Маурисиу требовал на обед спагетти, отказывался есть бобы, которые мексиканцы так любят, звал возлюбленную Франсиску и грозил убить всякого, кто осмелится быть рядом с ней.

Франсиска, между тем, попросила Фарину сообщить Маурисиу о смерти сына. Ей казалось, что отец непременно должен знать о смерти сына, тем более, что в свой час Маурисиу был весьма озабочен его судьбой. Она решила это после заупокойной службы и похорон, попросив падре, который отпевал маленького, помолиться и за несчастного Маурисиу, сидевшего в тюрьме. Она надеялась, что после молитвы её сын придёт в себя и горестная весть дойдёт до него.

Разговор на поминках вертелся вокруг Маурисиу. И может быть, поэтому Катэрина сидела как каменная, словно бы отрешённая от происходящего. Улучив минутку, Зекинью попытался её разговорить.

—  Мне кажется, —  начал он, —  что пройдёт недели две и нам следует тронуться в путь. Тебе станет легче, если ты уедешь подальше от своего горя.

—  От своего горя никуда не уедешь, —  тихо отозвалась Катэрина. —  Я и сама не знаю, что со мной творится, Зекинью. Только я вдруг поняла, что если в Маурисиу и в самом деле вселилась неприкаянная душа его отца, то он ни в чём не виноват, а значит, и я должна с ним остаться.

—  Глупости, Катэрина! —  возмутился Зекинью. —  Ты же любишь меня!

—  Может, и люблю, —  так же тихо сказала Катэрина, —  но иной раз и любовь ничего не значит.

«Похоже, ты совсем спятила», —  хотел сказать ей Зекинью, но не сказал, а только обнял за плечи. Если говорить честно, то бедняжке было от чего спятить —  потеряла ребёнка, муж в тюрьме. Да и вдобавок, творится с этим мужем что—  то неслыханное!

Фарина поговорил с Маурисиу, но весть о смерти сына тот воспринял равнодушно. Как известно, у Луиджи Арелли при жизни не было детей...

Старая Рита, услышав об этом, покачала головой.

—  Бедный мой мальчик, —  сказала она, —  мне надо его навестить. Без меня, я чувствую, вам не справиться.

—  Неужели ты сможешь вернуть нам Маурисиу? —  спросила Франсиска со слезами на глазах.

—  Я попробую найти настоящего Луиджи Арелли, —  таинственно и многозначительно сказала Рита.

Фарина предложил отвезти её в город на машине, но Рита отказалась, заявив, что поедет туда вдвоём со своим Арсидесом.

Старую негритянку сначала не хотели пускать к сумасшедшему узнику. Только выживших из ума старух в тюрьме и не хватало! Но Омеру распорядился пустить её.

Рита крепко обняла своего любимчика.

—  Бедолага ты мой! —  ласково сказала она. —  Другие нагрешили, а ты расплачиваешься! Но отца своего нужно почтить. Ты тоже перед ним провинился. Вон как переживал, что воспитавший, богатый да знатный, неродным оказался. Не захотел ты родную кровь принять, вот она и взбунтовалась. На тебе тоже грех немалый, ведь ты поднял руку на родную кровь... Но я тебе помогу, не оставлю тебя в беде. Только беду свою тебе избывать не здесь нужно, а там, где я тебе покажу... Пойдём со мной.

И старая Рита взяла Маурисиу за руку и вывела его из тюрьмы, словно вокруг и охранников не было. Никто ей не помешал, не возразил. Они прошли словно невидимки, сели на повозку, управляемую Форро, которого Рита упорно именовала Арсидесом, и приехали на фазенду. Маурисиу повиновался Рите, как будто был под гипнозом. Он и сам стал твердить, что ему непременно нужно отыскать могилу отца. Франсиска только руками всплеснула, увидев сына. Но Маурисиу, поздоровавшись с ней, вполне разумно сказал, что сейчас для него главное —  похоронить отца, Луиджи Арелли, а дальше он готов ответить за все свои преступления, реальные и нереальные.

—  Мой отец теперь стал мне дорог и близок, мама, —  сказал Маурисиу. —  Я очень виноват перед ним, я так не хотел быть его сыном. А он был человеком пылким, страстным, я это так хорошо понял. Жизнь жестоко обошлась с ним, поэтому я должен сделать всё, чтобы у него был покой после смерти.

Франсиска слушала сына со слезами на глазах. И боялась, что сейчас откроется дверь и войдёт Омеру с охранниками, они наденут на Маурисиу наручники и заберут его с собой.

Дверь открылась. И вошёл Омеру. Но один, без охранников.

—  Я согласен искать могилу Луиджи Арелли, —  сказал он. —  Я сам приму участие в поисках.

Омеру недаром так долго думал, он принял решение, и оно казалось ему единственно правильным.

Франсиска возблагодарила небо. Видимо, не зря она просила падре помолиться. Его молитва оказалась действенной, и невозможное стало возможным.

Франсиска подробно рассказала следователю и сыну, где находилась фазенда, принадлежавшая её отцу. Главная при¬мета той местности —  река с запрудой. Новый владелец мог многое там переменить, но уж речка никуда не могла подеваться. До фазенды было километров тридцать, и следователь попросил дать ему коня посмирнее.

—  Я давно уже не садился в седло, —  сказал он со вздохом.

Но когда посмотрел на самого смирного конька, то сказал, что предпочёл бы добраться до фазенды на машине, поскольку не сможет преодолеть такой путь в седле.

На том они и порешили. Молодежь должна была отправиться на лошадях, а следователь на машине.

—  Я договорюсь с владельцем, чтобы нам разрешили поиски, —  пообещал он, —  и буду вас там ждать.

Выехать решили на следующий день. Рита посоветовала взять с собой Форро и Зангона.

—  Дело это непростое, —  сказала она. —  Помощь непременно понадобится. Пусть возьмут с собой заступы и мешок побольше. Может, и не один.

От её простых, обыденных слов у всех мороз прошёл по коже. До этих пор Маурисиу больше всего заботило, как он найдёт могилу. Он представлял огромные пространства чужой фазенды, представлял, как медленно едет по ним. И что? Что дальше? Как он поймёт, что под тем кофейным деревом или под тем валуном лежит его отец? Страх, который владел им, был душевным страхом. Волнением. Беспокойством. Но после слов Риты, Маурисиу охватил физический страх. Он вдруг осознал, что должен будет не только найти могилу, но и раскопать её и найти... увидеть... прикоснуться... Тошнота подступила к горлу Маурисиу. Он всегда боялся покойников, а тут... Но он превозмог себя.

«Это мой отец, мой родной отец, —  несколько раз повторил он сам себе. —  Я должен уложить его спать. Пусть он спит без снов. Не видит их сам и не тревожит своими снами других».

После того, как Рита вывела его из тюрьмы, Маурисиу стал прежним Маурисиу, тонко чувствующим, много знающим молодым человеком, который даже представить не мог, что возможно поднять руку на себе подобного, а не то, что накинуться на него и убить.

Следователь видел перед собой человека не только разумного, но добросердечного, предупредительного, внимательного, который не притворялся, а был таким на самом деле. Точно так же как неделю назад был страстным, необузданным, неуступчивым...

«Ну что ж, разберёмся и с этой загадкой, —  обещал себе полицейский комиссар Омеру, немало повидавший на своём веку. —  Могила в дебрях джунглей всё равно, что песчинка в пустыне. Посмотрим, сможет ли Маурисиу найти её. А не найдёт, ничто не помешает мне арестовать его».

Провожая брата, Беатриса крепко поцеловала его.

—  Я рада, Маурисиу, что и твой отец обретёт покой. Я верю, он приведёт тебя прямо к своей могиле. И верю, что Бог даст тебе силы справиться с твоим долгом.

Беатриса с некоторых пор стала верить в чудеса. Она вдруг почувствовала, что в мире существует не только материальная сила, но и более утончённая, духовная. Душевная. И эта сила куда мощнее всех других сил. Она поверила в неё после того, как Марселло преобразился, читая Данте. Ему было трудно читать эту книгу, но, преодолевая трудности, он продвигался всё дальше, и душа его ожила. Беатрису он называл теперь не иначе, как «моя Беатриче», говоря, что она ведёт его к свету. Это чудо было куда большим, чем, если бы они увидели перед собой ангела небесного или рогатого чёрта.

И вот теперь она верила, что не меньшее чудо будет свершено для её брата, что он тоже вступил на путь, который ведёт к обретению живой души.

Маурисиу так же крепко обнял сестру и вскочил на лошадь. Мужчины тронули поводья, и копыта зацокали по камням. Дорога в неведомое началась.

Рита затеплила свечу и сказала Жулии:

—  Свеча будет гореть, пока они не вернутся. Сгорит одна, поставим другую. И пусть святой Георгий помогает им в пути.

Молились об успехе необычной поездки и обитатели фазенды Винченцо. Франсиска, которой было невмоготу ждать у себя дома, поехала к своей сватье и нашла её молящейся.

—  Мы не держим зла на Маурисиу, —  сказала Констанция, —  мы молимся о том, чтобы он разыскал отцовскую могилу.

—  Спасибо, —  поблагодарила Франсиска.

Сама она сейчас молиться не могла, перед глазами у неё, как наваждение, стоял тот страшный день, когда её отец выстрелил в её возлюбленного. Она подхватила Луиджи, прижала к себе, но ноги у неё подкосились, и оба они упали. Упали в воду реки, на берегу которой они обычно встречались. И вода, светлая вода, стала красной от крови...

Омеру добрался до фазенды много раньше молодых людей, которые отправились в путь на лошадях. Машину он остановил неподалёку от дома, сам отправился беседовать с хозяином.

Он осведомился, давно ли тот владеет этой фазендой.

—  Да нет, недавно, —  отвечал тот. —  Эта земля часто из рук в руки переходит. А вы купить желаете, так я сразу её продам!

—  Почему же сразу? —  тотчас заинтересовался Омеру.

—  Не живётся здесь, —  отвечал простодушно хозяин. —  Запруда тут есть —  проклятое место. Как туда подойдёшь, так просто жуть берёт.

Омеру подбодрил его, намекнув, что, вполне возможно, после сегодняшней акции жизнь в этих краях изменится к лучшему. А затем вкратце рассказал про давнее убийство и про возможность избавить фазенду от проклятия, после чего хозяин охотно согласился предоставить незваным гостям полную свободу действий.

Когда подъехали молодые люди, уже смеркалось. Омеру сказал им, что разрешение получено, и они отправились сразу к речке. От воды тянуло сыростью. И вдруг Маурисиу закричал:

—  Светится! Светится!

Он соскочил с лошади и быстро зашагал по направлению к столбу света, призрачно колеблющемуся во мраке ночи. Странное свечение увидели и все остальные и тоже поспешили вслед за Маурисиу.

Световой столб тем временем перестал колебаться и как будто замер, сконцентрировавшись в отчётливый фосфоресцирующий луч, бьющий из—  под земли. Маурисиу остановился.

—  Здесь, —  сказал он. —  Мой отец лежит здесь.

Омеру тут же распорядился, чтобы Форро и Зангон принялись копать. Маурисиу стоял рядом и сам хотел взять заступ, но в могиле забелели кости, и он бросился в яму.

—  Отец! —  закричал он. —  Тебя даже в гроб не положили! Но теперь, ты обретёшь успокоение! Я приехал за тобой, мы похороним тебя в освящённой земле!

Ещё по дороге Маурисиу решил, что похоронит своего родного отца рядом с тем, который вырастил его и воспитал. И непременно отслужит по нему панихиду.

Подошёл к могиле и Омеру. Посмотрел на белевшие кости, распорядился, чтобы их собрали в мешок, и решил: «Я закрою завтра два дела. Этот молодой человек останется на свободе».