Как и следовало ожидать, покупка Марией фазенды не только не порадовала Тони, но и вызвала в нём активный протест.

Прежде всего он возмутился тем, что Мария сделала это без его ведома.

—  Но с тобой же невозможно было поговорить о каких—  то серьёзных вещах, —  сказала она в своё оправдание. —  Ты приходил поздно и сразу засыпал, тебе было не до разговоров, а потом ты лежал с разбитой головой, я не могла тебя волновать.

—  Значит, ты понимала, что такая новость может быть опасной для моего здоровья?

—  Не передёргивай, Тони! В том состоянии любая новость могла стать опасной для тебя. А сейчас ты, слава Богу, здоров, и мы можем ехать на нашу фазенду.

—  Я не хочу жить на фазенде. Я буду жить в городе.

—  Но ты ничего не зарабатываешь в своей газете!

Это замечание Марии особенно уязвило Тони.

—  Но я и не живу за твой счёт! Я не прикасаюсь к твоим деньгам!

—  Во—  первых, деньги не мои. Во—  вторых, ты будешь работать на фазенде. В—  третьих, всё моё принадлежит нам обоим, —  продолжала уговаривать его Мария. —  Тони, в городе опасно! Здесь тебя ударили по голове. Так чего ещё ты ждёшь? Чтобы тебя убили?

—  Я делаю то, что считаю нужным.

Тут Мария не удержалась и напомнила ему о Камилии:

—  Я знаю, ты не хочешь ехать на фазенду из—  за неё! Но пока она рядом, тебе не будет покоя.

—  Перестань, я не хочу об этом разговаривать!

—  Тогда мне придётся говорить одной, потому что я мать твоего ребёнка.

—  Да, но ты не хозяйка мне, чёрт возьми! —  рассердился Тони и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Чуть позже на него насел Дженаро и тоже стал говорить сыну о его опасных связях с коммунистами, о разбитой голове, о необходимости взяться, наконец, за ум.

—  По—  твоему, это дело —  бегать от полиции? Это преступление! Потому что у тебя есть сын, есть жена. Ты должен заботиться о семье!

—  Я и позабочусь. Сам. Как сочту нужным.

—  Нет, ты о семье вообще не думаешь. Возвращаешься поздно, весь пропахший духами Камилии...

—  Папа!..

—  Ничего не говори. Я сам знаю, что Камилия красавица. Но Мария —  святая. Она делает всё, чтобы спасти семью.

—  Она не должна была ничего предпринимать, не посоветовавшись со мной!

—  Твою реакцию можно было предугадать заранее, —  скептически заметил Дженаро. —  Я считаю, Мария правильно сделала, поставив тебя перед фактом. Ты не оставил ей выбора.

—  Она только напрасно выбросила деньги. Я всё равно не буду там жить, —  заявил Тони, и Дженаро явно приуныл.

—  Но ты должен хотя бы поехать с ней и посмотреть фазенду, —  сказал он, уже не требуя, а почти умоляя сына.

—  Я не хочу даже смотреть на неё!

—  И ты позволишь матери своего сына ехать туда одной?!

—  Ладно, я поеду, посмотрю, —  сдался Тони. —  Но жить там я не собираюсь.

Дженаро был так огорчён его ответом, что, сам того не желая, выплеснул своё раздражение на Мариузу, некстати подвернувшуюся ему под руку.

—  Я слышала, Тони согласился уехать на фазенду, —  сказала она, неверно оценив обстановку. —  Мне будет очень не хватать их, особенно Мартинью. Я к нему так привязалась! И вам будет скучно без них.

—  Не будет!

Мариуза с изумлением посмотрела на Дженаро:

—  Что с вами, маэстро? Вы хотите сказать, что рады их отъезду?

—  Да, рад. Я и сам бы уехал, но меня здесь удерживает музыка!

—  У вас ещё есть я, ваша верная подруга, —  напомнила ему Мариуза, а он её ни с того ни с сего обидел:

—  Подруги приходят и уходят, а музыка остаётся. Ясно, дона Мариуза?

Предстоящую поездку на фазенду Тони рассматривал всего лишь как тягостную семейную обязанность, и не иначе. Жить там постоянно он ни в коей мере не собирался. Но дело сделано, Мария совершила глупость, а ему, Тони, нужно нести ответственность, в том числе, и за поступки своей жены. Таковы обязанности человека, связавшего себя однажды брачными узами. И тут ничего не поделаешь, этому бессмысленно сопротивляться.

Примерно в таких выражениях Тони и объяснил Жакобину, почему он должен на какое—  то время уехать из города, а тот усмотрел в его поездке чуть ли не предательство политических интересов.

—  Если ты сейчас туда уедешь, то очень скоро откажешься от нашей борьбы, —  предрёк Жакобину. —  Любая собственность —  это путы, связывающие человека по рукам и ногам, а земля —  вообще особая статья. Это погибель для революционера! Ты и сам не заметишь, как врастёшь в неё, и уже никогда не сможешь вырваться оттуда на свободу!

—  Но моя жена купила землю, и я должен что—  то с ней делать, —  робко возразил Тони.

—  Если ты станешь жить по указке жены, то однажды посмотришь на неё и сына и почувствуешь в своём сердце ненависть, —  продолжил нагнетать страсти Жакобину.

—  Я никогда не возненавижу сына! —  оспорил его утверждение Тони, но Жакобину это лишь добавило полемического пафоса.

—  Ещё как возненавидишь! —  уверенно заявил он. —  Однажды ты представишь, какую жизнь мог бы прожить, но не прожил из—  за них, и в тебе возникнет желание задушить Марию и бежать от собственного сына куда глаза глядят. А вернуться назад уже будет невозможно! Тони, ты пойми главное: человек, который хочет воплотить свою мечту, должен решительно преодолевать все препятствия, даже если препятствием становятся его близкие!

—  Я посмотрю фазенду и на месте решу, что с ней делать, —  сказал Тони. —  Вероятнее всего, подыщу толкового управляющего, а потом мы вернёмся в город. Думаю, Мария со мной, в конце концов, согласится.

—  Ты неисправим, Тони, —  огорчился Жакобину. —  Эта земля тебе вообще ни к чему! А твоя Мария должна понять, что настоящая любовь возникает там, где люди уважают свободу друг друга.

Тони впервые решился открыто возразить своему идейному вдохновителю:

—  Нет, Жакобину, ты, очевидно, плохо знаешь женщин. Они хотят спокойной жизни, хотят денег, надёжности... Очень часто я чувствовал себя неудачником, потому что не мог дать Марии ничего. Мне даже не хватает денег на оплату пансиона —  отец помогает. Но, это же, ненормально! Я взрослый мужчина, у меня семья, и я просто обязан как—  то обустроить свою жизнь. Возможно, эта фазенда и будет приносить нам необходимый доход. Поэтому я туда всё—  таки поеду!

Жакобину, возможно, и в самом деле плохо знал женщин, но в одном он уж точно не ошибался: человек, у которого появилась собственность, невольно начинает менять своё мировоззрение. Тони ощутил это на себе. Вначале он и слышать ничего не хотел о той земле, но уже на следующий день стал расспрашивать Марию, как выглядит их фазенда, что на ней растёт, есть ли там река или озеро. Он даже стал прикидывать в уме, как лучше обустроить их фазенду, и поругал Марию за то, что она купила землю, не посмотрев её и не выяснив о ней таких важных, с его точки зрения, подробностей.

—  Я уже была в тех краях, там красивые места, —  оправдывалась Мария. —  Сеньор Фарина говорил, что наша фазенда находится неподалёку от фазенды сеньора Винченцо, у которого я жила. Это замечательные люди, мы у них остановимся, и они нам помогут там обустроиться.

Маркус, услышав об этом, тоже отчитал Марию за беспечность:

—  Ты не должна была так безраздельно доверять Фарине. Мало ли какие недостатки могут там вскрыться! Ты должна была всё хорошенько посмотреть сама, да ещё и эксперта пригласить, может, та земля и не стоит таких денег! Почему ты не посоветовалась хотя бы со мной?

—  По той же причине, что и с Тони не посоветовалась, —  ответила Мария. —  Вы же вместе целыми днями пропадали на своих стачках! Но ты можешь быть спокоен, тут всё без обмана. Эту землю мне продала твоя Жустини!

Маркус так и открыл рот от изумления: во—  первых, откуда у Жустини земля, а во—  вторых, она же в этом абсолютно не разбирается и могла продать Марии кота в мешке.

—  Ну—  ка, покажи мне купчую, —  сказал Маркус, переведя дух.

Мария принесла ему купчую, и Маркус, внимательно изучив этот документ, нашёл, что всё оформлено строго по закону.

Однако вопрос о качестве земли у него остался, и Маркус решил выяснить это непосредственно у Жустини. Она же, едва услышав, что речь пойдёт о недавней сделке, напряглась, и Маркус это заметил.

—  Мне кажется странной вся эта история, —  сказал он. —  Если тут есть какой—  то подвох, то сделку нужно расторгнуть!

—  Я не понимаю, в чём проблема? —  вскинулась на него Жустини. —  Я назначила цену, Мария заплатила. Зачем же расторгать сделку?

—  Мария выложила за это практически все деньги, какие у неё были. Неужели тебе позволит совесть...

—  Маркус, ты подозреваешь меня в обмане? —  перебила его Жустини. —  Ты же говорил, что любишь меня! А теперь обвиняешь невесть в чём?!

—  Я хочу знать правду, чтобы в случае чего предупредить Тони и Марию. Сделку расторгнуть ещё не поздно, —  вновь повторил Маркус.

Обеспокоенная его настойчивостью, Жустини решила изменить тактику.

—  Ты вздумал потрепать мне нервы? —  сказала она с укоризной. —  Может, ты мстишь мне за то, что я тебя к себе не подпускаю? Так ты сам виноват. В конце концов, Маркус, будь со мной поласковее, и я тебя прощу. Пойди выпей чего—  нибудь, сегодня выпивка за мой счёт.

Маркусу показалась подозрительной эта внезапная перемена в её настроении, но чары Жустини оказались более действенными, и в результате он подумал: «Даже если тут что—  то не так, я всё равно ничего не могу сделать. Бумаги—  то в порядке!»

После этого больше не осталось препятствий на пути Тони и Марии к их новому приобретению.

Зато у них осталось несколько важных дел, которые они считали необходимым осуществить накануне отъезда. Мария решила, что им обязательно нужно уважить Дженаро —  послушать, наконец, его игру в ресторане. А Тони, конечно же, не мог уехать на фазенду, не простившись с Камилией, и однажды вечером отправился к ней на фабрику, надеясь застать её там одну.

Камилия уже давно не видела Тони и не знала, почему он перестал к ней приходить. Его увлечение политикой она не считала веской причиной для того, чтобы забыть о ней, Камилии.

—  Вероятно, я недооценила итальянку, —  вынуждена была признать она в разговоре с Ципорой. —  Тони оказался у неё под каблуком.

Но сдаваться на милость победительницы Камилия вовсе не собиралась. Она выжидала. Тони долго не выдержит диктата Марии! Каждый день без Камилии очень скоро станет для него пыткой, и он прибежит к ней. Непременно прибежит! И тогда их отношения станут ещё более страстными, чем прежде!

Так рассуждала Камилия, но дни проходили, а Тони всё не появлялся.

Ожидая его, Камилия допоздна задерживалась на фабрике и домой возвращалась в сумерках, что с некоторых пор стало небезопасным: в городе появились банды молодчиков, которые называли себя интегралистами, но на самом деле были ярыми антисемитами. Пользуясь попустительством властей, они под покровом темноты избивали евреев, по неосторожности оказавшихся в это время на улице.

Опасаясь за дочь, Эзекиел умолял её возвращаться домой пораньше, а когда она отказалась —  стал ежевечерне встречать у ворот фабрики, чтобы Камилия не шла по улицам одна.

Заботы Эзекиела раздражали Камилию: ведь если Тони придёт к ней и увидит вблизи фабрики своего бывшего тестя, то не рискнёт с ним встречаться и, конечно же, повернёт обратно. Не исключено, что именно так всё и было, поэтому Тони и перестал приходить к ней по вечерам.

Но избавиться от опеки отца Камилии не удавалось, и он продолжал встречать её у фабрики до тех пор, пока однажды интегралисты не бросили бомбу в окно его магазина. Это был вызов, на который Камилия не могла не ответить.

—  Теперь я не стану их бояться! —  заявила она. —  И ты, папа, больше не встречай меня у фабрики. Я буду ходить по улицам с гордо поднятой головой, и ни один подонок не посмеет меня тронуть.

—  Дочка, ты не понимаешь, насколько это опасно, —  попыталась вразумить её Ципора. —  Наш народ везде преследуют. Мы сбежали из Европы, а здесь, то же самое! Боже мой!

—  Мама, хватит причитать! —  одёрнула её Камилия. —  У меня на лбу не написано, что я еврейка. Я буду возвращаться с фабрики, когда сочту нужным. Мы должны работать, это наш единственный выход, мама. Нам нужно зарабатывать очень много денег, чтобы защищаться от всякой мрази! И ты, папа, за мной не ходи, а то я чувствую себя как под конвоем.

Мария догадалась, что Тони собирается на свидание с Камилией, но стерпела это, не стала с ним ссориться, чтобы он, не дай Бог, не отказался ехать на фазенду. И лишь после его ухода сказала Мариузе:

—  Ничего, скоро этот кошмар закончится! Я не сомневаюсь, что фазенда Тони понравится, и мы останемся там навсегда. А за вещами я потом кого—  нибудь пришлю.

Марии было бы лестно узнать, что точно такое же мнение высказала и Камилия, когда услышала от Тони убийственные слова: «Я пришёл с тобой попрощаться». Камилия едва удержалась на ногах от такого удара. Она поняла это как сообщение об окончательном разрыве с ней. Это было очень больно. А слышать последующие разъяснения Тони было ещё больнее и оскорбительнее.

—  Ты просто марионетка в руках жены! —  гневно бросила ему Камилия. —  Она задумала увезти тебя подальше от меня, а ты этого и не понял?

—  Я еду только посмотреть фазенду.

—  Это ты сейчас так думаешь, а потом тебе там понравится, и ты останешься на фазенде навсегда и будешь жить с женой и сыном вдалеке от меня!

—  Нет, Камилия, вдалеке от тебя я не смогу жить.

—  Тогда откажись от этой поездки!

—  Это невозможно. Мария купила землю, она ухаживала за мной, когда меня ударили по голове...

—  Тебя ранили? —  испугалась за него Камилия.

—  Ничего страшного, —  ответил Тони. —  Я хотел сказать о другом: Мария заботится обо мне, она настоящая жена.

—  А я для тебя кто? —  спросила Камилия, полыхая от гнева. —  Ты используешь меня как проститутку! Идёшь ко мне, когда тебе хочется женщину! А потом из моей постели бежишь к Марии...

Тони попытался успокоить её, говорил, что скучал по ней все эти дни, что будет скучать по ней там, на фазенде, но Камилия была оскорблена до глубины души и не желала его слушать.

—  Уходи! —  сказала она, глядя на него ненавидящим взглядом. —  Можешь ехать куда хочешь, ты мне больше не нужен.

—  Я хочу поехать с тобой в отель, —  попытался он всё обратить в шутку.

—  Я туда не поеду! —  отрезала Камилия.

—  Почему?

—  Потому что у меня есть гордость!

Тони ушёл от неё ни с чем.

Мария удивилась и обрадовалась столь раннему возвращению Тони: духами от него не пахло, а значит, он не был у Камилии!

—  Давай, наконец, порадуем твоего отца, послушаем, как он играет, —  предложила она. —  Пойдём в ресторан прямо сейчас.

Тони нехотя согласился.

А в это же время Ципора удивлялась непривычно раннему возвращению Камилии. Та не стала ничего скрывать от матери и рассказала, что Тони уезжает с семьёй на фазенду.

—  Господь услышал мои молитвы, —  обрадовалась Ципора.

—  Ты была права, мама, Тони меня не любит, —  с горечью констатировала Камилия.

Ципора решила взять инициативу в свои руки.

—  Хватит страдать, —  сказала она Камилии. —  Тебе нужно развлечься. Надевай своё лучшее платье, поедем ужинать в ресторан.

—  Мама, сегодня же не праздник, а завтра мне идти на работу... —  попыталась увернуться Камилия, но Ципора была непреклонна:

—  Я готова устраивать праздники хоть каждый день, лишь бы моя дочь была счастлива! Мне сказали, что в отеле Жонатана играет превосходный пианист. Ты же любишь хорошую музыку! Одевайся, мы с папой ждём тебя!

...В зал ресторана они вошли почти одновременно —  Тони под руку с Марией и Камилия под руку с Самуэлом, который был счастлив её неожиданному появлению в отеле отца.

Настроение Марии было испорчено, и этому весьма поспособствовала Камилия. Она демонстративно не сводила глаз с Тони, а он невольно отвечал ей тем же. Потом она вдруг сама пригласила на танец Самуэла и стала нежно к нему прижиматься. Самуэл не возражал против этого, однако счёл необходимым заметить:

—  Ты считаешь меня дураком? Я нужен тебе, чтобы возбудить ревность в Тони. Но я не в обиде. Держать тебя за талию —  одно удовольствие!

Тони тем временем вышел в туалет, и Камилия устремилась за ним, оставив Самуэла посреди зала.

Презрев всяческие приличия, она вошла в мужской туалет и буквально набросилась на Тони с поцелуями.

—  Теперь я пришла с тобой попрощаться!

Тони сопротивлялся её ласкам, но делал это как—  то вяло, и потому их прощание затянулось.

Ципора, сгорая от стыда, пошла искать дочь в женском туалете, но не нашла и горько заплакала.

Мария, всё это время сидевшая как на иголках, уже была близка к тому, чтобы сбежать из ресторана подальше от такого позора, но тут её вдруг пригласил на танец Самуэл. Она рассеянно протянула ему руку.

Ципора же продолжала рыдать в дамском туалете, пока туда, наконец, не пришла Камилия.

—  Ты опозорила меня! Потеряла всякий стыд! —  принялась выговаривать ей Ципора. —  Где ты была?

—  Я ошиблась дверью и попала туда, —  смеясь ответила Камилия, указав рукой на мужской туалет.

У Ципоры потемнело в глазах, она едва не лишилась сознания.

Когда они с Камилией вернулись в зал ресторана, Тони и Марии там уже не было.

Эзекиел тоже поспешил увести своё семейство домой, и Самуэл, прощаясь с Камилией, сказал ей:

—  По—  моему, сегодня я заслужил твой поцелуй! Ведь это я помог тебе избежать скандала. Когда жена твоего итальянца собралась пойти вслед за вами и выяснить, что там происходит, я пригласил её на танец.

Камилия засмеялась:

—  А кто тебе сказал, что я не хотела этого скандала?

—  Вот как? —  изумился Самуэл. —  И зачем же он тебе понадобился?

—  Пусть бы Мария удостоверилась, что Тони сходит от меня с ума!

—  Я тоже схожу от тебя с ума! —  признался Самуэл. —  Ты способна вскружить голову любому мужчине! Сегодня я не смогу уснуть.

—  Ну и не спи, конопатый! —  дерзко засмеялась Камилия, кокетливо помахав ему ручкой.