Винченцо с сыном вернулись из своего путешествия, не купив земли. Оказалось, что не так-то просто найти то, что хочется. Они без конца обсуждали различные варианты, спорили друг с другом, хотели узнать мнение Констанции, Катэрины, Маурисиу. Но Катэрина и Маурисиу редко участвовали в этих семейных обсуждениях. Они обустраивались на новом месте, и Катэрине некогда было даже навещать родителей. Однако когда Винченцо узнал, где живут молодые, то возмущению его не было предела. Оказалось, что Франсиска поселила молодых в пристройке, предназначенной в давние времена для рабов, когда они еще были на фазенде. В этой же пристройке жила и Жулия со своей бабушкой Ритой.

— Да как она посмела? Что она о себе воображает? — кипел Винченцо, ворочаясь с боку на бок и не в силах уснуть.

— Да успокойся ты, — уговаривала его жена. — Франсиску ты знаешь, ничего другого ждать от нее не приходится. Цени то, что Маурисиу, такой изнеженный, такой избалованный, крепко любит нашу Катэрину, раз ушел ради нее из господского дома.

— Он должен был постоять за себя и за жену! — сердито отвечал Винченцо.

— А ты бы послушался Марселло, если бы он стал распоряжаться у нас в доме? — кротко поинтересовалась Констанция.

— Послушался? Марселло? Да я его, сопляка, в бараний рог бы согнул, если бы он вздумал у меня распоряжаться! — ответил Винченцо.

— Вот и Франсиска тоже готова сына в бараний рог согнуть, — так же кротко заметила Констанция.

Винченцо хотел было еще что-то сказать, но не сказал: жена была права, детям против родителей трудно идти, особенно если дети добрые и порядочные. На этом он и успокоился.

А Катэрина чувствовала себя в пристройке куда лучше, чем в господском доме. Этот дом она вспоминала с большой неприязнью, там под недобрым оком свекрови ей было гораздо хуже, чем здесь, в своем уголке. Да и что ей было делать в господском доме? Барышней она себя не чувствовала, а служанкой быть не хотела. К хоромам Катэрина не привыкла, ей было хорошо и в небольшой комнатушке, которую она могла убрать по своему вкусу и чувствовать себя хозяйкой. Она никого здесь не изображала, с удовольствием ходила босиком и чувствовала себя вольно и свободно. Сожалела Катэрина лишь о том, что в домишке не было кухни. Будь у нее плита, она чувствовала бы себя просто королевой: готовила бы еду себе и мужу и ни от кого бы не зависела. Но плиты не было. Наверное, в этом и был злой умысел Франсиски, когда она предложила сыну поселиться в пристройке: таким образом они все равно целиком и полностью зависели от нее. От того, позовет или не позовет она их обедать, пришлет или не пришлет еды со своего барского стола.

— Надеюсь, Маурисиу будет обедать с нами, — сказала Беатриса матери,

— Маурисиу безусловно, но не эта итальянка. Я ее на порог не пущу.

— Как ты можешь так говорить про свою невестку? — обиделась Беатриса за подругу.

— Я еше и не такое могу, — зловеще пообещала Франсиска, и слово не разошлось у нее с делом. Она строго-настрого запретила Жулии относить какую бы то ни было еду в пристройку.

— Все свиньям в свинарник! — скомандовала она, указывая подбородком на почти полные кастрюли на кухне. — Узнаю, что отнесла не свиньям, выгоню на улицу!

Жулия не решилась ослушаться хозяйку. С тех пор как она узнала тайну своего рождения, ей стало особенно неуютно рядом с этой женщиной, которая имела полное право ее возненавидеть и с ней расправиться. Жулия трепетала при одной мысли, что будет, если и Франсиска узнает эту тайну. Поэтому она предпочитала не гневить хозяйку и исполнять все ее приказы, даже самые несправедливые. Скрепя сердце она отнесла весь обед в свинарник, оставив голодными Маурисиу и Катэрину.

А у них в доме не было ни крошки. Они легли бы спать голодными, как наказанные за провинность дети, если бы не Беатриса. Услышав возмутительное распоряжение матери, она не стала вступать с ней в спор, но пошла потихоньку в кладовку, положила в корзину то, что считала наиболее полезным при беременности, и отнесла припасы брату и невестке.

— Ты понимаешь, что жить так невозможно, — заговорил, обращаясь к сестре, Маурисиу. — Матушка держит нас за нашкодивших котят.

Подобное отношение матери, пожалуй, даже смешило его. Он чувствовал себя едва ли не старше своей матери после того, что пережил на баррикадах, и, разумеется, не собирался затевать войну в собственном доме с престарелой женщиной.

— Постарайся что-нибудь сделать, как-то наладить свою жизнь. Конечно, нелепо зависеть от матушкиной кухни! — отозвалась Беатриса. — Если вам что-то понадобится, скажите мне, и я позабочусь, чтобы у вас не было ни в чем нужды.

— Спасибо, — Катэрина была растрогана чуткостью золовки.

На следующий день Маурисиу вывел из гаража отцовский автомобиль, усадил в него Катэрину, и они уехали в направлении города.

Франсиска была вне себя от возмущения.

— Как он посмел? Как посмел?! — гневно восклицала она, собираясь устроить сыну разнос.

— Я думаю, брат повез Катэрину к врачу, — спокойно отозвалась Беатриса, подняв голову от тетрадок, которые проверяла. — Ей пора уже определяться со сроками.

— Невероятно! — еще больше возмутилась Франсиска. — Даже я, барышня из благородного дома, рожала при повитухе негритянке с плантации. Мы и понятия не имели ни о каких докторах.

— Очень жаль, — покачала головой Беатриса. — Я надеюсь, что мой ребенок появится в цивилизованных условиях.

— Что?! И ты ждешь ребенка?! — вскинулась Франсиска. — Нет, пока еще нет, — спокойно ответила Беатриса.

Маурисиу с Катэриной вернулись, нагруженные всевозможными припасами, после чего Маурисиу принялся сооружать летнюю кухню, где могла бы хозяйничать Катэрина.

На возмущенные упреки матери в самоуправстве он с полным самообладанием отвечал:

— Мне кажется, что и я имею право на отцовское наследство. Ты не умеешь управлять автомобилем, а я умею, поэтому и забираю его себе. И потом, не думаю, чтобы ты поставила себе целью уморить нас с Катэриной голодом.

Франсиска почувствовала в сыне такую несгибаемую волю, поняла, что он не уступит ни на шаг, и невольно отступила сама.

— Но внука-итальянца у меня не будет, пусть не обольщается! — процедила она сквозь зубы и ушла в дом.

Катэрина очень скоро подружилась с Ритой. Старая негритянка обладала веселым нравом и была неистощимым кладезем житейской мудрости. Предстоящие роды не могли не пугать молодую женщину, и Рита всячески успокаивала ее, обещая помощь.

— Я бы хотела рожать у мамы, — призналась Катэрина.

— И на здоровье, — отозвалась Рита. — Отправишься туда. А если захочешь, то и я с тобой вместе. Я этих малышей приняла целый полк, не меньше, приму и твоего. Главное, не бойся.

Жулия по целым дням оставалась в господском доме, работы там у нее хватало, а Рита с Катэриной коротали долгие дни в разговорах. Старая негритянка много чего успела рассказать ей и про свою молодость, и про своего мужа, и про свою дочь.

Катэрине было интересно слушать Риту, она погружалась в прошлое той страны, которая дала им приют и стала родиной. Многое она узнала и о семье Маурисиу… Поведала ой Рита и тайну рождения внучки Жулии. Катэрина замерла.

— А Маурисиу знает об этом? — поинтересовалась она. Рита замахала на нее руками:

— Что ты! Что ты! Никто и не подозревает об этом! И ты не говори ни одной живой душе! Это я так тебе сказала, по большой дружбе. Поклянись, что никому не скажешь!

— Клянусь, — торжественно произнесла Катэрина, но на сердце у нее было при этом неспокойно. Все тайны производят большие потрясения, когда открываются. И нет такой тайны, которая бы не открылась. Чем им всем грозит открытие этой тайны?

Но Катэрина чувствовала еще и невольное злорадство. Она сочувствовала мужу Франсиски, а не свекрови. Ее не удивляло, что у него появилась внебрачная дочь. Любить такое чудовище, как дона Франсиска, невозможно! В обманутых мужьями женах есть что-то жалкое, и Катэрина про себя уже свысока смотрела на ненавистную свекровь. Теперь ей было понятно, отчего Франсиска зла на весь белый свет: она чувствовала, что никто ее не любит!

Маурисиу все пытался договориться с матерью о выделении его доли наследства, но Франсиска и слышать не желала об этом.

— Если бы отец желал этого, он специально оговорил бы это в завещании, — твердила она. — Но он оставил меня распоряжаться всем имуществом, и я распоряжаюсь им, преумножая наше общее достояние, а не разбазаривая его!

Неугодная ей, неразумная женитьба на беднячке была в ее глазах расточительством, и Франсиска твердила об этом Маурисиу постоянно. Он понял, что добровольно она ничего ему не выделит, но пока не был готов к тому, чтобы судиться с родной матерью и требовать от нее раздела. Честно говоря, ему было ее даже жалко. «Хватит и кастрюли с макаронами, которую моя женушка опрокинула ей на голову, — думал он. — От других забот я пока ее голову избавлю».

Он предложил Катэрине подождать.

— Главное для нас, чтобы ты родила спокойно, — говорил он. — А я пока буду советоваться с юристами, и мы найдем тот беспроигрышный ход, который приведет нас к победе.

Отец и мать Катэрины нет-нет да и упрекали зятя за бездеятельность и мягкотелость.

— Все забрала и держит Франсиска Железная Рука, — вздыхала Констанция. — А ты так и будешь на задворках пыль мести. Учись у нее хотя бы, как мужа к рукам прибирать, все ведь ей оставил!

— Нечему мне у нее учиться! — вспыхнула Катэрина. — Муж от нее бегал к негритянкам и даже дочь незаконнорожденную оставил!

Сказала и зажала рот рукой.

— Только это, мамочка, тайна, и ты никому-никому не говори!

— Не скажу, дочка, не скажу, — пообещала Констанция, — ты сама молчи, а то неприятностей не оберешься. Она и так тебя терпеть не может, а если узнает, что ты ее порочишь, со свету сживет!

Констанция была недалека от истины. Если бы Франсиска могла, она и впрямь сжила бы итальянку со света…

Как ни готовилась Катэрина к родам, схватки, — так оно всегда и бывает, — начались неожиданно. Маурисиу был в городе. Она хотела было отправиться к матери, но испугалась, что родит где-нибудь на обочине дороги под кустом. Хорошо хоть, Рита была рядом,

— Ложись-ка на кровать, — распорядилась она. — К матери твоей я пошлю Жулию. Она придет, и мы с ней вдвоем прекрасно управимся. Так что волноваться тебе не о чем.

Но когда Жулия сказала Франсиске, что ей нужно позвать Констанцию, потому что Катэрина рожает, Франсиска злобно прошипела:

— Пусть подыхает! И щенок, которого она родит, тоже! Жулия в ужасе перекрестилась:

— Господи! Спаси и сохрани мать и младенца! Грех-то какой! Какой грех! — и уже не оглядываясь на хозяйку, побежала по направлению к соседней фазенде.

Пока у Катэрины продолжались схватки, успела прибежать Констанция, успел приехать из города Маурисиу. Узнав новость, он побледнел, ринулся к жене, но женщины остановили его на пороге:

— Нечего тут делать господам мужчинам! Когда дело будет сделано, принесем тебе подарок!

Маурисиу остался ждать, болезненно вздрагивая при каждом стоне Катэрины, а она стонала все громче и громче, а потом и вовсе начала кричать.

Маурисиу зажал уши и молился про себя.

Франсиска же в это время, расхаживая по кабинету, бубнила себе под нос:

— Видеть его не хочу, итальяшку проклятого! Не хочу! Не хочу!