…Путь его лежал через горную тайгу. Иван-старший подробно рассказал ему весь путь до Уймона, куда он ходил еще с отцом по кузнечным делам. Дорога предстояла трудная, о чем Иван его предупредил особо:

– Дорога, Матвей, многотрудная. С горы на гору идти нужно, в некоторых местах и на белки забираться придется. Можно обойти, но тогда уж проще по проезжей дороге. Времени столько же, а труда меньше. Так что, если хочешь обогнать этих, нужно потрудиться. Но оно ведь всегда так? – он хлопнул Матвея по спине. Матвей тогда только плечами пожал. Когда это в тайге легко было?

…Взобравшись на первую гору, Матвей уселся на взлобке отдохнуть. Подъем дался ему нелегко, и сейчас он с благодарностью вспоминал Ивана и работу в кузнице. Без этой работы он вряд ли сейчас взошел бы на гору, упал бы на середине подъема.

Он сидел под могучей пихтой, на узловатом корневище, и смотрел вдаль, в ту сторону, где была его деревня, где тек Чарыш, где была могила отца. Вернется ли? Кто знает.

Поднялся, вновь закинул на плечо туго набитый припасом заплечный мешок, взял в руку берданку и зашагал упруго по пружинящему под ногами ковру из рыжей хвои. Запах в тайге стоял чудный, на каждой полянке тянулись к солнцу цветы, теплый по-летнему день радовал птичьими трелями, но Матвей не обращал внимания ни на что вокруг. Каждый день пребывания в доме сначала отца Андрия, а затем и Ивана его не отпускала мысль о том, что он неумолимо опаздывает. И сейчас, оказавшись наконец в тайге, он вновь рвался вперед. Шел до самого вечера, останавливаясь изредка для краткого отдыха. Уже перед самым закатом наткнулся на верховое болото, и потратил немало времени на его преодоление. Чьи-то заботливые руки накидали слеги в самых трудных местах, так что работать топором почти не пришлось. На сухое Матвей выбрался уже в темноте. Выбрал местечко рядом с текущим откуда-то с вершины ручейком, быстро развел костер. Ужинал тем, что ему в дорогу собрала Авдотья.

…Провожать его вышла вся деревня. Он шел по улице, а люди выходили из домов и желали ему удачи. Вышел и отец Андрий.

– Уходишь, Матфей?

– Ухожу. Благословите, отец Андрий.

– Иди с Богом, Матфей. У тебя все получится. Помни: Бог с тобой, ты не один. Он поможет. А я помолюсь за тебя.

Матвей перекрестился, поклонился в пояс и зашагал через реку и дальше, в горы. Отец Андрий перекрестил его вслед…

Ночь выдалась беспокойной. Серко глухо рычал, иногда вскакивал, и тогда Матвей подбрасывал сушняка в костер, разгоняя ночную тьму. Видимо, какой-то хищник бродил вокруг, не решаясь приблизиться к живому огню. Смутное беспокойство не давало глубоко уснуть, и выспаться не удалось. Но молодой организм быстро восстанавливает силы, так что утро Матвей встретил бодрым и полным сил, несмотря на сильное желание спать.

Сегодня он решил идти быстрее, в душе крепла уверенность, что ему нужно спешить. Поэтому наскоро позавтракав, Матвей устремился вперед. Он летел, не чуя под собой ног, как тогда, в тот день. На отдых остановился только один раз, когда солнце стояло в зените и тайга сонно дремала в полуденной жаре. Напившись из родника, посидел немного, давая отдых натруженным ногам. Серко тоже устроился в тени, вывалив розовый язык и с интересом следя за кружащейся вокруг цветка пчелой. Съели на двоих краюху хлеба да пару яиц, запив родниковой водой, времени на чай Матвей себе не отмерил.

И снова переход, погоня за ускользающим временем. Матвей усердно карабкался в гору, стремясь как можно скорей увидеть следующую, скатывался в распадки и вновь упорно лез вверх.

Свежую могилку он нашел случайно. Прошел бы мимо, если бы не увидел краем глаза какое-то яркое пятно, увидеть которое в тайге совсем не ждешь. Он почти проскочил мимо, но какая-то неправильность в окружающем заставила его остановиться. Сделав несколько шагов назад, он увидел небольшой холмик, наскоро сделанный из двух прутьев крест, скрепленный цветастым платком. Шагнув ближе, Матвей отставил винтовку, сбросил с плеча мешок и присел на корточки у могилы. Он знал этот платок. В этом платке Даренка была на покосе, в нем же она работала на заготовке грибов. Она? Или кто-то другой? А если…. Нет, нет, нет! Матвей положил ладонь на теплую, прогретую солнцем землю. Могилка была свежей, земля еще не успела оплыть, на ней еще не было привычного таежного сора, хвои, чешуек коры. Он сделал в памяти еще одну зарубку. Матвей запомнил все могилы: отца, дядьки Никодима, общую в омшанике, теперь вот эта. За каждую могилку Ухов ответит. Кулаки Матвея сжались, в душе плеснулась волна ледяной ярости, в висках застучало.

Вперед. Быстрее. Догнать и убить. В этот момент он помнить не помнил наставления отца Андрия и свои ему обещания. В жилах вместо крови тек жидкий огонь вперемешку с порохом, и грозил разорвать его на части.

Спустя пару часов Серко насторожился вдруг и встал как вкопанный, уставившись вперед и принюхиваясь. Матвей остановился рядом, опустился на колено:

– Что, Серко? – спросил шепотом. Пес мелко дрожал всем телом, в груди его зарождался низкий рык.

Матвей осторожно снял с плеча мешок, отставил в сторону, проверил винтовку, взял в руку три патрона и пошел вперед. Медленно, крадучись, как учил отец, стараясь не наступить ни на одну ветку. Серко шел у самой ноги, чего обычно на охоте не делал. Как и всякий зверовой кобель, он всегда шел вперед. Значит, впереди не зверь…

Голоса он услышал через три десятка шагов. Переговаривались двое:

– Ну и где ее искать? Далась она Остальцу…

– Да поди померла уже где, а мы ходи здесь, ищи эту дуру. Куда ее черти понесли? Нешто плохо с нами было? – говоривший сплюнул досадливо.

Первый подхватил:

– И не говори. Ведь и не трогал никто ее, старую. Кому она нужна, когда девки такие сочные – они сально заржали, а Матвей продвинулся еще немного.

Один из двоих продолжил:

– Может, ну ее к свиням? Скажем Остальцу, что сорвалась она в обрыв, костей не собрать теперь. Жрать уж больно охота.

– Ты чего, а если она к людям выйдет? Нам же тогда Осталец головы поотрывает, ты его знаешь.

– Да брось, куда она выйдет? Тут же волки да медведи. Да и вообще, баба же!

– Ну знаешь, эти таежные бабы они ух какие! – они снова заржали.

Матвей уже подошел почти вплотную к бестолковым поимщикам.

Один из них вдруг спросил:

– Ничего не слышишь?

– Не, а чего?

– Да ничего, я тоже не слышу.

– Ну и чего тогда спрашиваешь, тетеря? Пойдем назад?

Матвей приготовился стрелять, все внутри напряглось, но второй сказал:

– Ты чего? Нет, ночуем здесь. А завтра уже вернемся, иначе Осталец решит, что мы и не искали толком. А так сутки поискали, но не нашли.

– Ну и голова у тебя, Петро. Не голова, а цельная дума – и они вновь жизнерадостно заржали.

– Ладно, надо место найти для ночевки к воде поближе. Сейчас подстрелим кого да зажарим.

Матвей развернулся и тихонько, стараясь не шуметь, вернулся за мешком. Идти за этими двумя он решил сразу. Нужно было выяснить, за кем они гонятся, и кто похоронен в той могиле. Странно, что они без собак вышли в тайгу искать беглянку, но оно и к лучшему. Ему проще будет их скрадывать.

Он шел в отдалении, ориентируясь по звуку, благо оба поимщика шумели в тайге так, словно были у себя в доме. Шел и напряженно думал, как ему с ними поступить? Их двое, как минимум один из них с оружием, просто так не справишься. Решил сначала понаблюдать за ними немного, и там уже решать.

…Двое оказались еще более бестолковыми, чем он решил сначала. На ночлег они решили расположиться в небольшом распадке у ручья, как раз там, где больше всего комарья крутилось. Матвей заночевал бы чуть выше, там было удобное место. И до воды недалеко, и ветерок сдувает комаров. Но хозяин – барин, как известно. Матвею же было очень удобно сверху следить за всеми передвижениями незадачливых бандитов. А в том, что это бандиты, он теперь не сомневался: у одного из них была телогрейка деда Власа, добротная, из белой овчины, шитая красным бисером, ее Матвей узнал бы из сотни похожих.

Бандиты тем временем разделились. Один из них, низенький, кругленький, с такой же, как у Матвея, винтовкой, отправился в тайгу, на охоту. Второй, коренастый, колченогий, даже на первый взгляд очень сильный, остался сооружать шалаш для ночевки.

Матвей задумался. Идти за первым или остаться здесь? Или дождаться возвращения первого и уже потом, сытых и разморенных, взять двоих разом?

Сомневался он недолго, поднялся и пошел следом за первым. Когда они отошли от стоянки и скрылись за склоном, Матвей стал нагонять бандита. Тот шел неторопливо, поглядывая по сторонам, держа винтовку в правой руке. Матвей подгадал момент и вышел из-за дерева за его спиной. Вскинул винтовку и тихо свистнул. Бандит недоуменно повернулся и уткнулся глазами в ствол винтовки, направленный ему в лицо. Матвей сказал спокойно:

– Винтовку брось.

Бандит осклабился:

– Ну ты чего, малец?

Винтовку он бросать не спешил. Матвей подшагнул чуть ближе, так, чтобы до бандита донесся запах сгоревшего пороха из ствола его винтовки.

– Брось – процедил он с плохо скрываемой яростью.

Бандит глянул ему в глаза, и улыбка сползла с его лица. Он испугался, это было видно. Винтовку бросил. С глухим стуком она упала в плотный мох, а бандит вдруг заговорил, спешно, путаясь в словах:

– Ну чего ты, а? Я ведь не один, нас много тут. Если выстрелишь, услышат и придут. Не стреляй, слышишь?

Матвей сказал:

– Серко, вперед.

Пес пошел на бандита, пригнув голову и оскалив жуткие клыки. Шерсть на спине встала дыбом, шея раздулась, глаза сверкали дико. Шел он нарочито медленно, и бандит не мог отвести от него взгляд. Серко подошел вплотную, его клыки оказались возле живота бандита. Низкий вибрирующий рык, исполненный ярости, рвался из горла пса. Бандит побледнел, на лбу выступил пот:

– Эй, парень, убери зверя – он шептал, говорить громко просто боялся.

Матвей, не отнимая винтовки от плеча, спросил:

– Кто ты и сколько вас?

– Я – Петро, Петро Свищ, из отряда Остальца. Слыхал про такой? – голос его предательски дрожал.

Матвей не стал отвечать. Спросил дальше:

– Сколько вас?

– Больше трех десятков.

– Где остальные?

Бандит судорожно сглотнул:

– Парень, ты если к нам в отряд хочешь, так скажи. Я тебя к Остальцу сведу, он наглых любит…

– Заткнись. Я не о том спросил.

Серко сделал еще один, совсем маленький, шаг и уткнулся носом бандиту в пах. Тот перестал дышать.

– Ну! – голос Матвея хлестнул его по нервам, и бандит заговорил, спеша рассказать все, что знал:

– Они все тут недалеко, большим станом стоят. Третий день уже стоим. Все там, и Осталец, и мужики, и бабы.

– Что за бабы?

Бандит вспотел еще больше, замялся:

– Ну… с нами шли…

– Отвечай как есть!

Серко лязгнул зубами, и бандит умоляюще посмотрел на Матвея.

– Что за бабы?!

– В одной деревне взяли.

Увидев сузившиеся глаза Матвея и напрягшийся на спусковом крючке палец, бандит снова зачастил:

– Да мы их позвали, они и пошли с нами, сами пошли. Никто не неволил, они сами, сами…

– Три шага назад сделай.

Бандит медленно, опасливо косясь на Серко, начал двигаться назад. Серко шагал за ним, так же медленно и неотвратимо, рык его стал громче и еще злее.

– Сядь.

Бандит медленно опустился на мох и с облегчением выдохнул. Но клыки Серко оказались прямо возле его лица, пес сверлил врага глазами, и тот спал с лица. Матвей подобрал его винтовку, сел напротив на поваленное дерево. Что теперь делать с бандитом? Убивать он его не станет, просто не сможет. Но и за спиной оставлять никак.

– Опиши баб, которые с вами идут.

Бандит принялся сбивчиво рассказывать, но все его описание сводилось к «титьки во!» и «чернявая». Тогда Матвей решил спросить иначе:

– Кто в могиле лежит, в дне пути отсюда?

Бандит сглотнул нервно:

– Молодая одна девка, прихворала шибко. Померла пару дней тому, бабы ее и закопали.

– Отчего прихворала? – Матвей недобро прищурился.

– Да кто ж знает, бабы от всякого болеют.

– Кого вы здесь ищете?

– Да сбегла одна, самая взрослая из них. Характерная шибко. Я Остальцу говорил, что не нужна она нам, вечно всех девок баламутит.

– Как выглядит? – Матвей подобрался внутренне.

Бандит задумался, глядя на Матвея. Потом сказал:

– Красивая. И глаза такие… у тебя ее глаза.

Матвей подался вперед, впился глазами в лицо бандита:

– Когда она ушла?

– Вчера ночью. Утром сегодня обнаружили и нас послали, вдруг с ней случится что.

Матвей нехорошо улыбнулся:

– Заботливые…

Поднялся, шагнул к бандиту и со всей силы ударил его прикладом в лоб. Тот упал навзничь, раскинув руки. Лоб его стремительно заплывал багровой шишкой. Матвей быстро обшарил врага, снял с пояса нож, забрал патроны. Больше ничего ценного у бандита не было. Тогда он быстро срезал ремень с его портков, подтащил бандита к дереву, усадил спиной и связал руки за деревом. Лоб бандита превратился в один большой кровоподтек, из носа сочилась кровь. Матвей брызнул ему в лицо водой из фляги – нет реакции. Ну и хорошо, теперь можно идти за вторым.

Со вторым все получилось еще проще. Когда Матвей подошел к их стоянке, второй бандит сидел у костра. Сидел спиной к Матвею. Из-за его спины Матвей не видел, что тот делает. Зато отчетливо видел его винтовку, прислоненную к дереву в пяти шагах от костра. Отлично.

Матвей неслышно подошел к бандиту со спины и, встав в двух шагах, произнес:

– Сиди спокойно.

Бандит дернулся было, но Матвей повторил:

– Спокойно. Иначе застрелю.

Коренастый спросил хриплым голосом:

– Повернуться могу?

– Можешь. Только руки на виду держи.

Бандит медленно повернулся всем телом, увидел Серко, Матвея с нацеленной на него винтовкой:

– Ты кто, парень?

Матвей проигнорировал его вопрос:

– Серко, вперед.

Серко и к этому бандиту подошел так же медленно и страшно. Но нервы у коренастого оказались покрепче:

– Добрый пес.

Матвей спросил:

– Кто ты и что здесь делаешь?

– Охотник я. Охочусь – коренастый смотрел спокойно, Матвей даже восхитился его выдержкой.

– А напарник твой где?

– Нет никого, один я – коренастый явно тянул время, надеялся на подмогу.

Матвей усмехнулся недобро:

– А ведь прав ты, нет у тебя напарника.

Взгляд коренастого остановился на второй винтовке, что висела на плече Матвея. Он все понял. Ощерился зло:

– Так какого рожна ты меня спрашиваешь? Раз знаешь все?

– Ложись. Лицом вниз. Руки под себя. Ну!

Коренастый спросил:

– А не боишься? Ох не одни мы тут. Смотри, как бы худо не вышло…

– Ложись – в голосе Матвея залязгал металл, он даже сам удивился.

Бандит хмыкнул и растянулся на земле, положив под себя руки. Матвей наотмашь ударил его по затылку, коренастый дернулся и обмяк. Быстро обыскав, Матвей и у этого отобрал нож. Подтащил к дереву и привязал так же, как первого. Никуда не сбежит. Позже он решит, что с ними делать. А сейчас надо искать маму, ведь она где-то здесь. Не могла далеко уйти.

Оружие он поднял туда же, где оставил свой мешок. Там он обе трофейные винтовки припрятал под густыми разлапистыми елками. Взял побольше патронов, свой мешок и пошел на поиски. Матвей решил идти по кругу, постепенно забирая все дальше. Так он наткнется на мамины следы и обязательно ее отыщет. Он бежал, почти летел, внимательно глядя по сторонам и примечая любую странность.

К ночи он удалился от пленников на добрых пять верст. Устал страшно. Но на костер сил хватило. Он твердо знал, что ночью в тайге костер видно. Риск, конечно, могут и бандиты выйти, но…. Да не важно это.

Он сидел у костра, глядя в огонь. Котелок с чаем уже давно напарился, ужин улегся в животе, и Матвея неудержимо клонило в сон. Он плавал на границе сна и яви, когда у костра кто-то появился. Он вскинул глаза… Мама! Мама!

Матвей вскочил, бросился к ней, обнял, прижал к груди, вдохнул родной запах. Какая она маленькая, беззащитная… Мама!

– Мама…

Он вдруг задохнулся, глядя в родные глаза. Мама целовала его нос, лоб, щеки, гладила по голове:

– Матвейка, сынок, живой…

Она расплакалась, горько, навзрыд, а Матвей все гладил и гладил ее по волосам, смотрел и не мог насмотреться. Серко крутился тут же, облизывал руки, пытался втиснуться между ними…

Матвей отстранил маму от себя:

– Мам, ты голодная же. Сейчас я…

Он принялся рыться в мешке, потом просто перевернул его, вываливая на землю все содержимое. В свете костра быстро почистил луковицу, наломал хлеба, порезал сала, налил маме чаю. Пока она перекусывала, принялся готовить похлебку. После долгого голода всухомятку есть нельзя.

Мама ела и рассказывала. О том, как ушел Ухов и как обеспокоился отец. Как Никодим ушел искать Ухова и пропал, как налетели бандиты и начали всех убивать, как они хватали девчат, как ее ударили по голове и тоже забросили в телегу, как она сбежала и ходила по тайге, как увидела его костер и пошла на свет, как не поверила глазам сначала… И только об одном она не рассказала: о том, что с ними делали бандиты все это время.

Похлебка поспела быстро. Матвей распалил костер пожарче, уселся напротив мамы и смотрел, как она ест. А мама раскраснелась, глаза блестели, то ли от счастья, то ли от слез.

– Мам… батя…

– Я знаю, сынок, я почувствовала…

Она снова горько заплакала. Из глаз Матвея тоже текли слезы, но он их не замечал. Обнял маму и смотрел в огонь. Словами эту боль не унять.

Он принялся рассказывать. Все. С того момента, как пришел на стан и до сегодняшнего дня. И в конце рассказа сказал:

– А знаешь, мам, ведь Бог и правда помог. Прав был отец Андрий, да?

Он повернул лицо к маме. Она мирно спала, уютно устроившись под его рукой…