….Туман легкой кисеей висел над небольшим озерком у пасеки, путался в ветках подроста, цеплялся за торчащие из травы тут и там сухие репейники. Матвей пошел было умыться, да не выдержал, быстро разделся и с разбегу бросился в студеную воду. Серко, глядя на такое безрассудство, тоже махнул в озеро и поплыл к Матвею, пытаясь прихватить его вершковыми зубами за плечо и выволочь на берег. Это была их давняя забава. Орлик лишь фыркал, поглядывая на плещущихся друзей, и помахивал хвостом. Затем тоже шагнул к воде, зашел немного и принялся шумно пить, низко склонив голову. Матвей подобрался к нему поближе и ударил по воде ладонью, высекая веер брызг коню в морду. Тот отшатнулся, недовольно фыркнул и попятился, выбираясь задом на поросший травой берег…

Наскоро позавтракав разогретым на костре мясом и запив его духмяным чаем, Матвей оседлал Орлика, приторочил арчимаки и отправился в путь. День предстоял насыщенный. Один подъем на участок чего стоил. Матвей хорошо помнил, как в прошлом году они с отцом поднимались в гору, толкая телегу и временами останавливаясь для отдыха, а потом прятались от бури под старой пихтой. Хорошо хоть сейчас нет телеги, будет полегче.

До начала подъема добрался не спеша, поглядывая по сторонам внимательно, стараясь подметить следы пребывания зверей. Но в этих местах отчего-то зверья было значительно меньше, будто спугнул кто. Вполне может быть. Матвей помнил о предупреждении отца и рассказах Ухова.

Подумав о возможных ненужных встречах, он заозирался с удвоенным вниманием, не выпуская из виду Серко. Пес сновал по окрестным кустам, не отрывая носа от земли и временами оглядываясь на Матвея. Вот остановился, задрал голову кверху, принюхиваясь к чему-то. Фыркнул, смешно мотнув головой, и потрусил дальше. Орлик тоже вел себя беспокойно: прядал ушами, фыркал и жевал удила, словно порывался бежать. Первый взлобок миновали легко, Матвей даже спешиваться не стал. Он поглядывал по сторонам, пытаясь уловить в воздухе хоть что-то, что так встревожило Серко и Орлика, но вокруг было спокойно. Тайга пела на разные голоса, шелестела легким ветерком и поглаживала по плечам солнечными лучами, успокаивающе гудели насекомые. Через какое-то время жеребец пошел ровнее, да и Серко перестал челночить и трусил чуть впереди, и Матвей успокоился. Уж очень хорош был занимавшийся день: теплый и ясный, безмятежный.

Вот и первый тягун (тягунами называли подъемы, подниматься в которые приходилось долго и трудно). Тут уж Матвей заранее спешился – незачем излишне трудить друга, ему и так нелегко с полными арчимаками да седлом на спине.

Где-то на середине подъема навстречу Матвею из кустов выскочила кабарга, он узнал ее по торчащим из-под верхней губы здоровенным клыкам. Выскочила, увидела Матвея и шарахнулась в сторону, поскакала вниз по почти отвесному склону. Орлик никак не отреагировал на ее появление. Еще бы, он был больше оленька раза в три. Выскочивший следом из кустов Серко только посмотрел ей вслед разочарованно, потом глянул на Матвея извиняющимся взглядом и пошел вверх по тропе.

Так, с короткими передышками, добрались до первого перевала. Привязав Орлика в теньке, Матвей направился вглубь леса. Там, как он помнил, должен быть небольшой родничок. Шаг, другой, и перед глазами Матвея открылась поляна, сплошь заросшая кандыками! Ярко-фиолетовые и снежно-белые цветы тянули свои бутоны к глубокому синему небу, и тонкий их запах кружил голову. Матвей обошел поляну по кругу, не хотелось ему топтать такую красоту. Напившись студеной воды и наполнив кожаную фляжку, он направился назад. И вдруг увидел метрах в тридцати небольшого медведя. Тот неспешно шел по склону, шумно обкусывая молодую травку. Серко стоял рядом с Матвеем, молча скаля зубы и поглядывая на друга, мол, что делать будем? Матвей скинул винтовку с плеча, загнал патрон в патронник. Медведь повернулся и посмотрел на них долгим взглядом. Затем развернулся и, сделал шаг в их сторону …еще один… Матвей вскинул винтовку к плечу, Серко рванулся навстречу зверю, и медведь отступил. Развернулся и, смешно косолапя, поспешил прочь вниз по склону. Матвей свистнул, отзывая Серко, и пошел к Орлику, пора было двигаться дальше.

Солнце уже давно перевалило за полдень, Матвей проголодался и принялся на ходу доставать из арчимака мясо и хлеб. Приметив у тропы несколько побегов черемши, спрыгнул с седла и быстро нащипал небольшой пучок. С мясом куда как вкусно!

Хороший кусок мяса перепал и Серко, и пес приотстал. Это чуть было не закончилось плачевно. Давешний медведь выскочил на дорогу метрах в пяти перед Орликом. Винтовка висела у Матвея на плече, руки были заняты едой. Орлик встал как вкопанный, гневно всхрапнув. Медведь стоял на тропе, опустив голову к земле и глядя на Матвея неотрывным, давящим взглядом. Матвей не нашел ничего лучше, как бросить в зверя недоеденным куском мяса. Медведь отшатнулся было, но потом учуял запах съестного и схватил мясо зубами. Матвей сорвал с плеча так и не разряженную винтовку, прицелился и выстрелил… в дерево рядом с медведем. Убивать зверя он не хотел. Мясо не взять, шкура тоже дрянь, да и возиться с ним не было никакого желания. В этот раз медведь решил не испытывать судьбу и сломя голову рванул в тайгу. Примчавшийся на выстрел Серко погнал его, азартно облаивая, но скоро вернулся. Матвей полез в арчимак за следующим куском мяса.

Подъем дался им нелегко. Второй тягун был крутым и длинным, солнце немилосердно пекло, и Матвей обливался потом. Все же не нужно было есть перед подъемом, и тем более, много пить. Но куда деваться теперь. Опыт – лучшая наука, как говорит отец.

Мысли Матвея переключились на родителей. Отчего мама была сама не своя перед его уходом? Да и отец хмурился и курил больше обычного. Что-то их тревожило, и тревога эта невольно передалась и Матвею. Он принялся вспоминать, что же было в последние дни такого, что могло так встревожить обычно спокойного и рассудительного отца. Разве только пакостники те, что сарайку пожгли? Ну и появление Ухова с его рассказом о разбойничающих отрядах. Да, было о чем волноваться. Ведь целая деревня в тайге, с женщинами и малыми детьми. Их защитить надо, но и деревню без присмотра не бросишь. Где на все сил набраться и людей? Да и не умеет отец правильную оборону организовать, не военный ведь. Просто действует по своему разумению. Благо, мужики в деревне всё же рукастые и стрелять умеют, тайга под боком.

За этими размышлениями Матвей забрался, наконец, на перевал. Орлик дышал шумно, поводя боками, но усталым не выглядел. Серко упал в теньке, вывалив язык и часто дыша. Матвей завел в тень и Орлика, сам прилег под кедром, прикрыл глаза. Он, похоже, устал сильнее всех из их небольшой компании. Ну да ничего, отлежится чуток, и пойдут они к тому самому родничку, где с отцом ночевали в прошлый раз. А завтра до избушки доберутся, подновят что нужно после зимы. Здесь, наверху, лето уже вступило в свои права: вовсю звенели насекомые, тенькали птицы, и жара стояла прямо-таки июльская. А на дворе меж тем начало мая. Отдышавшись, Матвей поднялся, сделал пару добрых глотков из фляжки, отвязал Орлика и направился в сторону полянки с родником…

Поужинали остатками мяса, завтра придется озаботиться обедом. Но это завтра, а пока Матвей сидел перед едва теплившимся костерком, и ни о чем не думал. Ему было просто хорошо. Серко уютно свернулся у ног, Орлик похрапывал совсем рядом, в котелке напревал чай…

Ночью пошел дождь. Мелкий, нудный, секущий мелкими каплями. Матвей проснулся от того, что Серко перебрался к нему поближе, стараясь обогреть. Костер потух, и капли, падая на угли, зло шипели. Матвей вскинулся, таращась в темноту. Какая-то жуть накатила на него, но быстро отступила, едва Серко ткнулся холодным носом ему в щеку.

Наломал в темноте сухого рыжего лапника, заготовленного с вечера, бросил на угли и принялся раздувать. Через пару минут первые язычки пламени заплясали на иголках, побежали в разные стороны, разгораясь. Пристроил нал огнем котелок и сидел, глядя в огонь и вслушиваясь в шорох капель по веткам. И показалось ему вдруг, что остался он один на всем белом свете. Нет вокруг людей, есть только он и тайга. Он зябко повел плечами, представив себя со стороны. Глухая ночь, тайга в горах. Темно хоть глаз коли. И где-то на самой границе видимости маленькой искоркой в ночи горит его костер. И у костра сидит он: невыспавшийся, немного промокший, молча смотрящий в огонь. Рядом верный друг Серко и надежный Орлик. И больше – никого. Бррррр…..

Он просидел у костра почти до утра. Лишь когда забрезжил рассвет, уснул тяжелым, беспокойным сном.

Утро началось с происшествия: Серко загнал на кедр, под которым спал Матвей, горностая, и тот злобно цвиркал, пытаясь напугать противника. Матвей с трудом разлепил глаза и сначала никак не мог сообразить, где находится. Сел, помотал тяжелой головой, протер глаза. Солнце поднялось над горами, и заливало все вокруг теплыми лучами. С тяжким вздохом он поднялся и пошел к родничку, умыться. Ледяная вода быстро привела его в чувство, и к кострищу он вернулся повеселевшим. Горностай все так же сидел на ветке, и зло сверкал на Серко черными бусинками глаз. Орлик поглядывал на обоих с явным неодобрением, меланхолично отгоняя хвостом одинокую муху. Матвей затеплил костерок, разделил на три части краюху хлеба. Долю Орлика густо обсыпал солью, и тот с радостью принял угощение. Подумав немного, отделил кусочек и для горностая – раз уж пришел в гости, надо накормить. Позавтракали и засобирались в путь. До избушки Матвей планировал дойти до темноты, так что нужно было поспешить. Предстояло пройти одну долину и подняться на перевал.

Горностай с любопытством посматривал то на них, то на кусочек хлеба, отложенный Матвеем на могучее корневище кедра. Дождавшись, когда вся компания тронется в путь, шустрый зверек слетел с кедра, обнюхал кусочек хлеба, схватил его и метнулся в сторону. Видно, понес угощение подруге.

До спуска в долину шли ходко. Матвей вел Орлика в поводу, в седле он точно клевал бы носом. В пути Серко часто облаивал соболей, их в этих местах очень много. Один зверек не успел взобраться на дерево и принялся обороняться от Серко, забравшись под валежину. Пес крутился вокруг, пытаясь достать соболя, но тот не давался, зло ворчал и щерил зубы. Матвей отозвал друга и направился дальше, обрадованный. Соболь был молодой, а это значит, что приплод в прошлом году был хороший, и охота по зиме будет знатная.

Спускаться предстояло по тропе, назвать которую тропой можно было с большой натяжкой. Узловатые корневища выпирали из земли тут и там, крутой уклон еще не просох после ночного дождя, и был скользким. Местами тропа делала резкие повороты, огибая промоины и большие валуны. Матвей немного волновался, все ж впервые придется спускаться самому и спускать коня самостоятельно, без мудрого отцовского совета и его надежных рук. Но деваться некуда, нужно идти. Сначала спуск, а после подъем на следующую горку, где стоит избушка.

Матвей сделал первый шаг. Нога предательски поехала на мокром корневище, но Орлик выгнул шею, натянув поводья, и Матвей удержался на ногах. Еще шаг, еще… Постепенно он приноровился и шел аккуратно, выбирая место для следующего шага. Орлик, тонко чувствуя волнение Матвея и его осторожность, тоже не спешил и шел следом, иногда помогая тому удержаться от падения. На особенно крутых участках Орлик присаживался на задние ноги и спускался, аккуратно перебирая ногами. Пройдя примерно две трети спуска, Матвей остановился. Ноги гудели от напряжения, а впереди очень сложный участок. Тропа здесь забирает круто влево, обходя обширную впадину, усыпанную валунами. Сорваться в таком месте на мокрой тропе проще простого, и Матвей решил немного передохнуть и осмотреть тропу – мало ли.

Предчувствие его не обмануло. В одном месте тропа была размыта текущей с вершины дождевой водой. Для того чтобы обойти это место, им пришлось бы вернуться назад, а развернуться здесь Орлик точно не смог бы. Матвей отправился искать обходной путь, и нашел вполне удобный склон справа от впадины. Осмотрел все еще раз, вернулся за Орликом, и они пошли. Осторожно ступая по выступающим из земли скользким камням и мокрым корневищам, они миновали впадину, и вышли к подошве горы. Глянув на небо, Матвей заторопился. Солнце уже стояло в зените, а они еще и половины пути не преодолели.

Перед ними расстилалась неширокая долина (на Алтае долины традиционно называют степями),ровная, как стол. Матвей вскочил в седло и ткнул Орлика в бока пятками. Верный конь, будто и не было утомительного спуска, сорвался с места и помчался по степи, набирая мощный разбег. Серко длинными прыжками стелился рядом, но неотвратимо отставал. А Матвей кричал что-то восторженное, привстав в стременах и держась за поводья одной рукой. Рубаха на его спине надулась пузырем, ветер трепал смоляные волосы и выбивал из глаз слезы, отбирал дыхание. Орлик летел стрелой, и Матвей отпустил повод и раскинул руки….он летел! Как птица летел! Мимо проносились редкие деревца и кустарники, напоенный запахом трав воздух распирал грудь, глухой стук копыт в землю заставлял сердце бежать быстрее…. Хорошо!

Стена кустарника на берегу текущей вдоль подножия горы речушки приближалась стремительно. Послушный Матвею, Орлик сбавил ход и вошел в стремительно несущуюся воду. Вода была ледяной, но едва доставала до стремян, так что Матвей даже ног не намочил. Серко с ходу ухнул в реку, перемахнул ее в три могучих прыжка и шумно встряхнулся, разбрасывая вокруг веер брызг.

Матвей спешился, похлопал Орлика по шее, чмокнул в мягкий нос. Затем нарвал травы и получившимся пучком обтер бока и шею коня. Перед подъемом нужно было дать Орлику немного походить, отойти от скачки, иначе может и не выдержать. Матвей отпустил его немного погулять вдоль речки, а сам разделся до пояса и с наслаждением обмылся ледяной до ломоты водой. Речушка брала начало в ледниках и питалась ключами, была чистой и звонкой. Раскрасневшийся будто от крутого кипятка Матвей раскинул руки и, набрав в грудь воздуха, закричал:

– Эге-ге-ге-гей!!!!

Его клич разнесся по степи, эхом отскакивая от гор и возвращаясь к нему. Серко удивленно посмотрел на друга, чего, мол, разоряешься, а Орлик заржал в ответ.

Подъем дался им проще. Подниматься всегда проще, чем спускаться. Поднявшись немного над степью, Матвей огляделся, и увидел внизу семью лосей: быка, корову и двух телят. Отец говорил ему, что два теленка у лосей – большая редкость, чаще по одному. То ли оттого, что двоих уберечь сложнее, то ли еще по какой причине. А тут два. Матвей улыбнулся своим мыслям и продолжил подъем.

Когда они забрались, наконец, на гору, солнце уже уверенно клонилось к закату. Горные переходы дело непростое. Да и любят горы обманывать. Матвей как-то попался в такую ловушку, когда они с отцом впервые пошли в горы. Отец остановился тогда, показал на виднеющуюся горушку, и спросил:

– Как думаешь, сын, далеко ли до нее?

Матвей подумал недолго, сказал уверенно:

– Да пара верст всего.

Отец хмыкнул в бороду:

– Это, стало быть, к обеду дойдем?

– А то!

К обеду они до той горы не дошли. Дошли, когда солнце клонилось к вечеру, и длинные густые тени от гор пролегли по долине. Матвей тогда спросил:

– Бать, а почему так? Вроде же близко гора, а дойти никак не получается.

– Это от того, сын, что гора большая, а ты маленький. И своим величием скрадывает она расстояние.

И когда утром отец показал Матвею на вздымающуюся перед ними гору и спросил: «За сколько, сын, мы на нее заберемся?», Матвей не спешил отвечать. Прикинул так и эдак, памятуя слова отца про величие горы, и сказал:

– Думаю, к обеду управимся.

Он почти не ошибся. Обедали они на вершине. Но солнце снова касалось вершин гор – в пути ведь обедать не станешь. Эти воспоминания заставили его улыбнуться: каким несмышленышем он был, как торопился обо всем судить…

До избушки им оставалось пройти около версты, и Матвей торопился. В горах темнеет сразу, как только солнце за гору спрячется, и ломать ноги по темноте ему не хотелось. С этой стороны он к избушке не ходил ни разу и здешнюю тайгу не знал. Она, конечно, не особенно отличалась от привычных ему окрестностей зимовья, но все же по темноте лучше не ходить. Дав Орлику короткий передых, он вспрыгнул в седло и толкнул пяткам теплые бока.

Плавно покачиваясь в седле, Матвей чутко прислушивался к тайге. Все вокруг было спокойно, птицы щебетали привычно, где-то дробно стучал дятел. А на душе все равно неспокойно. Какая-то неясная тревога угнетала Матвея, заставляла крутить головой по сторонам. Как говорит отец: «Шерсть на загривке дыбом». Теперь Матвей понимал, что это значит. Понимал, но поделать с этим ничего не мог. Орлик временами косил на него карим глазом и продолжал мерно вышагивать.

…Избушка показалась впереди уже в темноте. Матвей и разглядел-то ее только потому, что знал, куда смотреть. Спешился, отвязал арчимаки и расседлал Орлика. Протер его насухо пучком мягкого душистого сена, привязал у коновязи. Чуть позже он его напоит, а пока насыпал в торбу овса и подвесил ее жеребцу на шею, и тот с аппетитом захрупал угощением.

Открыл избушку, нашел и затеплил масленку, внутри сразу стало уютно. Матвей подумал невольно, как немного человеку нужно для уюта: стены с крышей да немного тепла и света. Затопил печурку, и скоро в ней загудел, забился огонь, с треском поглощая смолистые сучья. Сходил до родника, набрал воды для Орлика в мягкое кожаное ведро. Во второй заход и для похлебки и чая принес. Быстро настрогал солонины, пару картофелин, сухих грибов снял с веревочки тут же, и вскоре над полянкой поплыл умопомрачительный запах. Матвей невольно сглотнул слюну, с самого утра ведь ни крошки во рту не было…

Ужин получился славный. Густая наваристая похлебка показалась Матвею удивительно вкусной, и он наелся до отвала. Серко тоже получил свою порцию, и сейчас блаженно сопел, свернувшись клубком у двери. Матвей подбросил в печь дров и завалился на укрытые медвежьей шкурой нары. Завтра ему предстояло пешком пробежаться по участку, осмотреться, и к вечеру спуститься на пасеку, и уже послезавтра от пасеки вернуться на стан. Но для начала он с утра осмотрит и, если нужно, подновит избушку.