1

– Я считаю, что Кропоткин не обладает необходимыми навыками в общении с детьми. У него нет преподавательских качеств. Мало того, что он воспитывает убийц, он еще и заигрывает с ученицами. Я считаю, что Кропоткин недостоин звания учителя, – говорила завуч школы, Мясова Любовь Васильевна, большая грузная женщина, с волосами, окрашенными в фиолетовый цвет. Игорь бесшумно зашел в учительскую за журналом и все слышал. Ему уже доводилось общаться с этой женщиной. Она посетила его уроки, по долгу службы, так сказать. Но после ее посещений у него осталось какое-то непонятное чувство тревоги. Что-то смущало. Глаза. Серые водянистые глаза прятались за мощной оправой очков. Что-то в ее облике отталкивало. «Мясо». Эту кличку Кропоткин услышал от учеников. Так прозвали они пятидесятилетнюю женщину с крупными бородавками на подбородке и на кончике носа. Игорь не мог понять, почему, когда эта женщина рядом, он чувствовал себя неспокойно. Зайдя на перемене в учительскую, он увидел широкую спину завуча и тихо присел на край стола.

– Я считаю, что Кропоткина необходимо отстранить от преподавания, – продолжала Мясова.

– А кто его заменит? – спросила директор, словно не замечая Кропоткина.

– Я найду ему замену. Такие, как он, только порочат доброе звание учителя. Ему не место в школе, – с пылом проговорила женщина.

– Вам бы в парламент, Любовь Васильевна, речи толкать. Такой талант пропадает, – улыбнулся Игорь. Мясова вздрогнула и резко развернулась.

– У вас неплохо получается ораторствовать и обвинять кого-то, – перестал улыбаться молодой физрук. – Вы ведь боитесь меня, Любовь Васильевна, не так ли? Вы боитесь сказать мне в глаза и орудуете за моей спиной. То, что вы сейчас сказали, это ваше мнение или вам заплатили, чтобы вы произнесли эти слова?

– Подбирайте выражения, Игорь Андреевич, – холодно сказала женщина.

– Вы считаете, что я недостоин преподавательского звания, а вы – достойны? – продолжал как ни в чем не бывало он. – Вы думаете, вас уважают ученики? Лично я в этом не уверен. Вы на них орете так, что на весь этаж слышно. Хотя на детей кричать вообще запрещено согласно теории педагогики. Вы отбиваете у детей охоту учиться. Да, я воспитываю убийц, с ваших слов. Так вот, Любовь Васильевна, все люди – потенциальные убийцы, даже вы. Вспомните гражданскую или другую войну. Кто воевал? Простые рабочие и крестьяне. Вас припереть к стенке и дать в руки нож, вы тоже станете убийцей. Или трупом, если откажетесь защищаться. А я, к вашему сведению, учу детей как не стать убийцами. Я ответил на ваш вопрос?

– Вы допускаете вольности по отношению к ученицам, – закипая от гнева, проговорила завуч. «За тридцать лет работы в школе еще никто меня так не оскорблял. Ну, я задам этому сопливому щенку», – мрачно думала женщина, пытаясь посмотреть в глаза говорившего.

– Имена, фамилии, где, когда? – быстро спросил Игорь и добавил: – Я не пойму, вы – завуч школы или обыкновенная сплетница? Может быть, вы еще скажете, что я сплю со своими ученицами?

Мясова покраснела от смущения. Она оказалась не готова к такому разговору.

– Я очень люблю спорт, – сказал Кропоткин. – И я хочу, чтобы те, кого учу, тоже полюбили спорт. Это ведь лучше, чем, если школьники будут курить или пить. Не буду скрывать, что мне приятно учить драться. Мне нравится, когда мне улыбаются ученики и ученицы, когда их лица светятся радостью. Мне нравится моя работа. Если вы считаете, что я недостоин звания педагога, то обоснуйте это. Докажите. Поинтеллигентнее нужно работать, Любовь Васильевна.

– Так что, если вы чем-то недовольны, коллеги, – парень повернулся к учителям. – Говорите мне в лицо, а не шепчитесь за спиной. Я не боюсь услышать правду. Есть у кого-то ко мне вопросы? Может, кто-то хочет сказать?

В учительской повисла напряженная тишина, и Игорь, повернувшись к Мясовой, сказал:

– Не настраивайте против меня людей, Любовь Васильевна. НЕ СОВЕТУЮ.

Завуч, услышав в двух последних словах угрозу, напряглась, но Игорь, взяв журнал, молча вышел в коридор.

2

– Уф, – выдохнула Мясова и посмотрела на сидевших.

Кто-то отвернулся, пряча улыбку. Другие делали вид, что ничего не слышали.

Гордо подняв голову, женщина развернулась на каблуках и ушла в свой кабинет.

– Лихо ее Игорь Андреевич отчитал, – проговорила одна из женщин, как только завуч скрылась из вида. – У него были такие глаза, словно он хотел ее раздавить как жука.

– Правильно сделал, что отчитал, – подхватила биологичка. – Пусть в следующий раз думает, где языком трепать. Это ей не на базаре сплетничать. Привыкла обо всех судачить. Только Игоря жалко. Съест его теперь Мясова. Она – злопамятная.

– Мария Ивановна, – строго сказала Доброва. – Попрошу не высказываться. Мы и так знаем о ваших отношениях с завучем.

– Не затыкайте мне рот, Ирина Юльевна, – вдруг возмутилась пожилая женщина. – Что хочу, то и говорю. Все привыкли молчать, а я не хочу. Надоело. Вот вы, как директор, что сделали, чтобы учительская перестала быть местом для сплетен? Ничего. Вы думаете, почему Кропоткин сюда так редко заходит? Да потому, что ему противен наш бабский треп, пересуды и разговоры ни о чем. Как ни зайдешь в учительскую, все время слышишь, кого с кем видели, кто с кем обнимался, а то и хуже. Вы лучше Игорька не трогайте. Он хоть и молодой, да уже жизни с лихвой хлебнул. Вы бы, бабы, на него хоть раз как на человека взглянули, а не как на особь противоположного пола. Что хихикаешь, Верка? Небось, уже не раз думала о том, что там у него между ног? Что глазки прячешь? Ты еще скажи, что за ним из окна не наблюдаешь?

– Что вы разошлись, Марь Иванна? – разозлилась молодая математичка. – Это не ваше дело, куда я смотрю и о чем думаю.

– Конечно, не мое, – усмехнулась вдруг биологичка. – Только вот что я скажу, бабоньки. Будьте поосторожнее с Кропоткиным. Он Чужак для нас, потому что приехал из города. Да он культурнее нас всех вместе взятых. И запомните. Он очень умный и сильный. Не становитесь его врагами. Вот увидите, он сильно изменит нашу жизнь. Когда вы вспомните мои слова, будет поздно.

– Что это с ней? – удивленно переглянулись учителя, когда пожилая женщина вышла из учительской.

– Да что взять со старой девы? – презрительно усмехнулась молодая математичка. – Может, влюбилась в Кропоткина. Может, у нее уже старческий маразм. Давно ее пора выпихнуть на пенсию, чтобы мозги не компостировала. Тоже мне, прорицательница, мать ее…

– Вера Анатольевна, подбирайте выражения! – вдруг резко сказала Доброва, молчаливо стоявшая все это время. – Вы что себе позволяете?! Где вы находитесь?!

Нет, совсем молодежь распустилась. А если бы ученики сюда зашли? Пора срочно принимать меры!

– А все началось с Кропоткина, – проговорила физичка, когда директор ушла.

– Ох, чувствую, это еще только начало, – прошептал кто-то за ее спиной.