Экзистенциальная герменевтика или, так называемая «герменевтика тут-бытия» (Dasein), Мартина Хайдеггера представляет собой еще один герменевтический проект, в котором понятие «герменевтика» практически не встречается и в котором герменевтику ни в коем случае нельзя отождествлять с искусством интерпретации текстов. То обстоятельство, что хайдеггеровская теория не имеет ничего общего с традиционным понятием о герменевтике как методологии понимания текстов, дало Гюнтеру Фигалю повод для того, чтобы диагностировать «антигерменевтический поворот» в философии. Данный диагноз противоречит, однако, намерениям самого Хайдеггера разработать феноменологию Dasein именно в форме герменевтики. Можно также утверждать, что его философия продолжает дильтеевскую линию герменевтики жизни. Анализ существенных черт хайдеггеровской концепции и, прежде всего, понятие «понимание» находятся в центре внимания данной главы. Он не претендует на исчерпывающий характер и концентрируется на анализе процесса понимания мира в главной работе Хайдеггера «Бытие и время», опубликованной в 1927 г.
Постановка проблемы
Во введении к своей книге Хайдеггер определяет герменевтику как «феноменологию Dasein», где «Dasein» характеризуется им как «бытие, которое в своем бытии имеет дело с самим этим бытием». Традиционно понятие «бытие» означает существующее, имеющееся в наличии, вещь, субстанцию, нечто такое, что обладает устойчивой идентичностью. Понятие «Dasein» означает сущее, которое отличается от остальных сущих осмысленным отношением к себе и к миру, тотальностью понимания и временностью существования. Учение о бытии, основанием которого является Dasein, представляет собой особый вид онтологии, которую Хайдеггер называет «фундаментальной». Сущностью «фундаментальной» онтологии должна стать феноменология. Разработка онтологии как феноменологии, раскрывающей сущность феномена Dasein посредством его интерпретации — таков замысел Хайдеггера. Он объясняет его следующим образом: с одной стороны, феномен следует понимать как «проявляющее себя в себе самом» (там же, С. 28, 31), т. е. как то, что является сущим. Поэтому с точки зрения содержания феноменология есть «наука о бытии сущего — онтология» (там же, С. 37). С другой стороны, так как предметом онтологии по преимуществу является бытие, вопрошающее о смысле своего бытия, то онтологический анализ нацелен реконструкцию смысловой структуры Dasein, а феноменологическое описание принимает форму интерпретации. Хайдеггер пишет: «Феноменология Dasein есть герменевтика в исконном значении этого слова, означающем занятие толкования» (там же). Таким образом, «фундаментальная» онтология Dasein, которую Хайдеггер называет феноменологией, есть герменевтика Dasein, нацеленная на определение его бытийной структуры.
Основным вопросом так понятой герменевтики оказывается вопрос о «виде бытия» сущего (там же, С. 50). «Вид бытия» определяется не онтически, т. е. не на основании суммы свойств, в которых Dasein проявляет себя. Напротив, вид бытия Dasein исследуется онтологически с целью выявления идеальной, глубинной, первичной — Хайдеггер называет ее «экзистенциальной» — структуры Dasein, определяющей все его онтические свойства. Хайдеггеровский дискурс о герменевтике приобретает специфический акцент: герменевтика как «толкование бытия Dasein» фокусируется на «экзистенциальной аналитике экзистенции». Цель заключается в том, чтобы подвергнуть анализу структуру человеческой субъективности и, исходя из нее, перейти к анализу остальных видов сущего.
Необходимость такой постановки вопроса Хайдеггер связывает с необходимостью переопределить основания познания. При этом он следует кантовской стратегии критики познания, исследующей условия возможности познания, но значительно модифицирует ее. Новаторство его программы состоит в том, чтобы устранить примат теоретического знания в философии. Такой подход противоречит всей традиционной теории познания, включая феноменологию Гуссерля и те философские течения, которые хотя и признают опыт как сферу конституирования предметности, но при этом ограничивают его сферой опыта абстрактного субъекта познания. Следуя по пути, проложенному Дильтеем, Хайдеггер противопоставляет трансцендентальному субъекту познания Dasein. Dasein выражает сущность такого сущего, которое, действуя и понимая, всегда уже находит себя в мире и, следовательно, обладает социально-исторической структурой. Другими словами, Dasein выражает сущность человека. Анализ условий познания Хайдеггер предлагает начинать с анализа структуры познающего, которым становится конкретный эмпирический человек. Такой подход неизбежно выводит исследование за рамки теоретического познания. «Бытие и время» направлено на выявление условий возможности дотеоретического знания.
Понятие «познание»
Одним из центральных вопросов становится вопрос о дотеоретическом конституировании мира. Такая постановка вопроса сама по себе не является новой. Уже у Дильтея можно обнаружить мысль о том, что характерной видовой чертой человека является то, что он, действуя, устанавливает отношение к миру и таким образом обладает им. Идея о взаимопринадлежности мира и человека, которая у Хайдеггера предстает как идея о взаимопринадлежности мира и Dasein, играет центральную роль в его концепции. Предлагаемая им формулировка этого принципа звучит «бытие-вмире».
«Бытие-вмире» не является эмпирическим высказыванием о Dasein. Это понятие следует понимать как «экзистенциал», то есть как категорию, которая конституирует структуру Dasein. Dasein — это единственное сущее, имеющее мир. В отличие от него все остальные виды сущего «безмирные», т. е. не обладающие миром. «Бытие-в-мире» означает «жить при…, быть знакомым с…» (там же, С. 54). Эта структура обеспечивает возможность осмысленного контакта с миром: «Сущее может только потому касаться наличного внутри мира сущего, поскольку оно изначально имеет род бытия как бытия-в, поскольку вместе с его тут-бытием ему открыто нечто такое как мир, из которого сущее может раскрыться при касании, чтобы таким образом стать доступным в своем наличном бытии» (там же, С. 55).
Проблема, которую Хайдеггер пытается решить, вводя экзистенциал «бытие-в-мире», относится к теории познания. Она заключается в том, чтобы объяснить, каким образом познающий субъект выходит из своей внутренней, психической, сферы во внешнюю. Хайдеггер хочет понять, «как познание вообще может иметь предмет, как должен мыслиться сам предмет для того, чтобы, в конце концов, субъект его познал, не нуждаясь при этом в отважном скачке в иную сферу» (там же, С. 60). Вопрос, таким образом, касается возможности трансцендирования Dasein в процессе познания. Ответ на него звучит таким образом: «Познание есть модус бытия Dasein как бытия-в-мире, оно онтически фундировано в этой структуре бытия» (там же, С. 61). Изначальная открытость Dasein миру обусловливает возможность познания, выходящего за пределы ментальной сферы субъекта.
Познание принимает у Хайдеггера вид заботы, вид праксиса и способа жизни. Утверждая, что познание не есть «пристальное разглядывание чистого наличного» (там же, С. 61), он следует за Ницше и Дильтеем, и отходит от своего учителя Гуссерля, трактующего все познание по образцу теоретического познания, основанного на процессе представления объекта перед собой и вынесения суждений о нем.
Бытие «бытия-в-мире» или, другими словами, способ его бытия выражает термин «озабоченность» (Besorgen). Это означает, что Dasein как «бытие-в-мире» имеет структуру озабоченности. Как особое отношение к миру «озабоченность» включает в себя два способа обращения с миром: «допрашивание» (Vernehmen) наличного и его использование. «Допрашивание» протекает в формах обращения к нечто и выработки представлений о нечто «как нечто». «На почве такого изложения в самом широком смысле допрашивание становится определением. Допрошенное и определенное можно высказать в предложениях, и удержать и сохранить его в высказывании.» (Там же, С. 62) Dasein в модусе «направленности на» и «постижения нечто как нечто» всегда находится вне самого себя, оно находится при встреченном им сущем «всегда уже открытого мира». В этом выходе Dasein за свои границы при обращении к сущему проявляется его характер как «бытия-в-мире». Подчеркивая это обстоятельство, Хайдеггер устраняет субъект-объектный дуализм из мышления о мире. В дальнейшем он, однако, он не развивает идеи о «допрашивающем» способе познания. На нем сосредоточиваются другие философы, в частности, Георг Миш и Йозеф Кёниг.
Второй вид познания, наряду с допрашивающим, на котором концентрируется исследование Хайдеггера, это «манипулирующая, использующая озабоченность, со свойственным ей познанием» (там же, С. 67). Этот вид познания конституирует сущее как вещь (Zeug): «Мы называем встречающееся в озабоченности сущее вещью» (там же, С. 68). Под категорию «вещь» подпадают предметы потребления, орудия труда, все то, что находится в обращении человека. С точки зрения фундаментальной онтологии, категорию «вещь» конституируют отношения цели, выражаемые схемами «для того, чтобы» или «пригодность для» (там же, С. 78).
Хайдеггер различает между «подручным» (Zuhandene) как познанным практически сущим и «наличным» (Vorhandene) как сущим теоретического познания. Различие между теоретическим и практическим познанием состоит в том, что первое рассматривает, а последнее действует. Связаны эти формы познания друг с другом, поскольку действие нуждается в теоретическом знании для того, чтобы «не оставаться слепым», а теоретическое познание, рассмотрение, «так же исходно есть озабоченность, как у действия есть свой взгляд» (там же, С. 69). При этом теоретическое знание производно по отношению к практическому: вещь не «созерцается и рассматривается как нечто просто наличное, манифестирующая себя наличность еще связана с подручностью вещи» (там же, С. 74). «Подручное» здесь «способ бытия вещи, посредством которого она себя раскрывает» (там же, С. 69). Можно реконструировать следующий механизм познания у Хайдеггера: «бытие-в-мире» открывает наличное через подручное, на которое нацелена озабоченность. С точки зрения эпистемологии практическое познание обладает, следовательно, приоритетом по отношению к теоретическому.
Характерным признаком вещи является то, что она всегда указывает на некоторую другую вещь и тем самым на некую совокупность вещей. Причем «структура бытия подручного как вещи определена этими отсылками» (там же, С. 74). Вследствие того, что Хайдеггер «для чего» вещи понимает как «имение дела с» (Bewandtnis), мир, образующий игровое пространство для наших действий и нашего поведения, предстает как «целостность-имения-дела-с». Он пишет: «Мир со всем подручным всегда уже тут. Мир со всем в нем встречающимся всегда уже, хотя и не будучи тематизированным, предварительно открыт.» (Там же, С. 83).
Совокупность отсылок или взаимных указаний вещей друг на друга конституирует мир как значимость, а «характер этих отношений отсылания мы понимаем как о-значивание» (там же, С. 87). Раскрыть все возможные значимые отношения между вещами — это дело понимания.
Понятие «понимание»
Благодаря «пониманию» (Verstehen} и «настрою» (Befindlichkeit} происходит о-значивание и тем самым открытие мира. «Настрой» следует интерпретировать в данном случае не как субъективное «ментальное» состояние индивидуума, а как экзистенциал, т. е. как структурирующую Dasein категорию: «В настрое как экзистенциале заключается раскрывающая замкнутость (Angewiesenheit) на мир, изнутри которой может встретиться обозначаемое» (там же, С. 137–138). «Настрой» это особое, антропологически обусловленное свойство Dasein быть способным к понимающему восприятию мира.
«Понимание» с точки зрения фундаментальной онтологии не есть определенный вид познания, наряду, например, с объяснением. Напротив, как и настрой, оно относится к фундаментальным экзистенциалам: «В понимании как экзистенциале заключается способ бытия Dasein как способного к бытию (Sein-Können).» (Там же, С. 143) Так же, как и «настрой», хайдеггеровское понимание коренится в особой, присущей только Dasein способности. Следует, однако, подчеркнуть, что понимание есть изначально возможность, представляющая собой «первую и последнюю позитивную онтологическую определенность Dasein» (там же, С. 143–144). Хайдеггер допускает вероятность того, что эта возможность в конкретном случае может быть не реализована.
Как и «настрой» «понимание» характеризует «изначальную открытость бытия-в-мире» (там же, С. 148). Как справедливо полагает один из исследователей Хайдеггера, Ксаба Олай, «понимание в этом смысле находится на более элементарном уровне, чем использование языка или интеллектуальная деятельность: согласно Хайдеггеру, невозможно не понимать, так же, как невозможно не быть в мире».
Необходимо дополнить это высказывание указанием на то, что Хайдеггер углубляет понятие понимания до категориального определения человеческого бытия. Понимание — это способ бытия Dasein, ведь с точки зрения фундаментальной онтологии «бытие-в-мире» означает «мочь быть в качестве раскрывающего» (Хайдеггер 2006:144).
Что означает «понимание» как экзистенциал Dasein? Хайдеггер пишет: «Понимание как раскрытие всегда затрагивает все основное устройство бытия-в-мире […] Подручное как таковое открыто в его полезности, применимости, вредности. Целостность имения дела проявляется как категориальное целое возможной взаимосвязи подручного.» (Там же, С. 144) На основании этой цитаты можно сказать, что понимание представляет собой прежде всего предвосхищение, антиципацию целого возможностей. Хайдеггер подчеркивает эту особенность понимания, приписывая ему структуру проекта (Entwurf): «Проект есть экзистенциальная бытийная структура игрового пространства для фактической способности быть.» (Там же, С. 145) Проективный характер понимания Dasein означает, что для него все предстает как возможное. Это касается, с одной стороны, характера предмета понимания: единство мира предполагается сначала как возможность. С другой стороны, это касается самого Dasein: «Понимание как проектирование есть способ бытия Dasein, при котором оно есть его возможности как возможности» (там же, С. 145). Dasein как возможность понимания постоянно движется в пространстве смысловых возможностей, в пространстве альтернатив.
Понимание конституировано общим и фундаментальным отношением, которое можно сравнить с дильтеевским «взаимодействием» (Zusammenwirkung) как взаимосвязанностью всех жизненных отношений. Членами этого отношения выступают со стороны понимающего существа Dasein; со стороны понимаемого это могут быть а) предметы и вещи мира (поскольку понимание основано на осмотрительности (Umsicht)), в) другие люди (поскольку понимание основано на внимании (Rücksicht)), а также с) само Dasein (поскольку понимание основано на прозрачности (Durchsichtigkeit)). В каждом акте понимания выражается целостность понимания, конституированная благодаря этим совокупным отношениям на фоне уже понятого. В частности, понимание характеризуется взаимопринадлежностью самопонимания и понимания мира: «В понимании мира всегда уже понято и бытие-в, понимание экзистенции как таковой — это всегда понимание мира» (там же, С. 146).
В дальнейшем сосредоточимся на проблематике понимания мира, проблематика понимания других людей и проблематика самопонимания выходят за пределы данной главы.
На примере понимания мира Хайдеггер демонстрирует холический характер понимания в целом. Холичность понимания предполагает, что Dasein не просто встречает голое наличное, которому он впоследствии придает некое значение и связывает его с миром. Напротив, «подручное всегда уже понято из целостности-имения-дела-с» (там же, С. 150). Хайдеггер набрасывает структуру понимания, которая включает в себя пред-имение (Vorhabe), предусмотрение (Vorsicht) и пред-решение (Vorsicht). «Пред-имение» указывает на то, что все понимание движется внутри области взаимосвязанных отношений «целостности-имения-дела-с». «Предусмотрение» определяет направление истолкования. «Пред-решение» определяет понятийную базу истолкования, которая соразмерна или несоразмерна истолковываемому. Таким образом, понимание никогда не протекает как беспредпосылочное схватывание налично имеющегося данного, а всегда имеет пред-структуру и предвосхищает определяемое этой пред-структурой целое возможностей: «В проективном понимании сущее раскрыто в его возможности.» (Там же, С. 151) Существование такой пред-структуры обусловливает то, что сущее всегда уже так или иначе понято в том или ином смысле. «Формальный остов» понимания Хайдеггер характеризует как смысл. Отсюда можно заключить, что смысл и есть контекст возможных значений, структурированный пред-имением, предусмотрением и пред-решением, внутри которого и в соотношении с которым нечто понимается как нечто.
Таким образом, Хайдеггер исходит из того, что существует круг в понимании. Для анализа понимания он использует распространенный в логике термин, который он наполняет новым содержанием. Круг понимается больше не как порочный круг в доказательстве, не как circulus vitiosus, а как герменевтический круг. Предложенная им модель герменевтического круга отражает новый подход к пониманию, сущность которого четко сформулировал Гадамер, а именно, что «в области понимания вообще не претендуют на выведение одного из другого, так что логическая ошибка круга в доказательстве не является ошибкой в процессе понимания, а представляет собой соразмерное описание его структуры. Таким образом, речь о герменевтическом круге нацелена на отмежевание от идеала логической выводимости и продолжает традицию Дильтея и Шлейермахера».
«Решающее, — пишет Хайдеггер, — это не выйти из круга, а правильно войти в него. Этот круг понимания не круг, в котором движется любой вид познания, но выражение экзистенциальной пред-структу-ры самого Dasein. Круг нельзя принижать до vitiosum или же только терпеть его. В нем скрывается позитивная возможность исходного познания» (Хайдеггер 2006:153). Именно герменевтический круг делает возможным конституирование предмета как «нечто» в процессе истолкования на основе всегда уже имеющегося целого возможных значений. Хайдеггеровский герменевтический круг часто интерпретируют в качестве нормативной инстанции, т. е. содержательно. Однако такая интерпретация кажется неверной. Герменевтический круг у него — это механизм, выявляющий логику, формальную схему понимания. Речь здесь идет не о содержательной предопределенности понимания, а об условиях возможности понимания. Хайдеггеру важно объяснить, как протекает процесс понимания из перспективы первого лица единственного числа в рамках разрабатываемой экзистенциальной прагматики.
Рассмотрим теперь, как осуществляется процесс понимания. Согласно Хайдеггеру, понимание имеет характер истолкования. Причем истолкование не есть нечто отличное от понимания, напротив, оно представляет собой один из аспектов этого процесса: «Формирование понимания мы называем истолкованием» (там же, С. 148). Отношение между пониманием и истолкованием можно представить таким образом, что открытое для понимания на основе пред-структуры артикулируется в истолковании, испытывающем истолковываемое на адекватность его понимания.
То, как происходит истолковывающее понимание, Хайдеггер показывает на примере понимания мира: «Подручное входит ясно в сферу понимающего усмотрения» (там же). Истолкование уточняет понятие о вещи на основании того, каким образом с ней сталкивается человек. Результат истолкования выражает формула «представление о нечто как нечто». Поскольку обычно вещь встречают в процессе жизнедеятельности, то ее истолковывают как нечто определенное в соответствии со схемой «это для…». Причем «указание для-чего не простое именование нечто, но названное понято как то, за что его можно принять» (там же, С. 149). Указывая на то, что «нечто как нечто», конституирующее истолкование, основано на целеориентированном «для-чего», Хайдеггер выявляет практически-прагматический характер понимания.
Истолкование проходит в понятийно структурированном пространстве, оно определено пред-структурой понимания, которая конституирована пред-имением, предусмотрением и пред-решением. Эта исходная формальная (а не содержательная) понятийность есть результат того, что «сущее, для которого как бытия-в-мире речь идет о самом его бытии, имеет онтологическую структуру круга» (там же, С. 153). О генезисе понятийного мышления Хайдеггер не говорит. Можно предположить, что эти структуры отчасти врожденные, отчасти сформированные на основе опыта.
Исходное понимание представляет собой, таким образом, не теоретическую рефлексию, а является своего рода практикой, действием. Хайдеггер описывает понимание как «осмотрительно-истолковыва-ющее обращение с подручным внутри мира», как «допредикативное простое видение подручного» (там же, С. 149). Он опирается на представление о том, что понимание так же спонтанно и исходно как взгляд, а взгляд в свою очередь всегда связан с пониманием. Нечто видеть — это одновременно чувственный и интеллектуальный процесс.
Хайдеггер приводит пример обращения с молотком для того, чтобы продемонстрировать характер истолкования: «Исходное истолкование осуществляется не в теоретическом изъяснительном предложении, а в осмотрительно-озабоченном откладывании в сторону или в замене неподходящего инструмента, «не произнося ни слова'«(там же, С. 155). Уже из этой цитаты видно, что истолкование может быть не связано с языком. В другом месте книги эта мысль повторяется: «Из отсутствия слов нельзя сделать вывод об отсутствии истолкования.» (там же, С. 157) Вербальная артикуляция не является необходимым условием понимания, напротив термин «истолкование» включает в себя различные формы понимания, в том числе действие. Как комментирует это пример Кристоф Деммерлинг: «Кто берет молоток в руку, для того чтобы забить гвоздь, уже понял, для чего нужен молоток». Он предлагает интерпретировать понятие «истолкование» как «эксплицитное понимание», «тогда как понимание в целом не обязательно должно быть эксплицитным, но может оставаться имплицитным и невыраженным» (там же, С. 64; сравни Юнг, op. cit.: 106). Заметим по этому поводу, что истолкование, которое проявляется в том, что человек заменил тяжелый молоток на более удобный, не менее эксплицитно, чем выражение «молоток тяжелый».
Сложности в интерпретации понятия «понимание» у Хайдеггера можно объяснить тем, что оно часто интерпретируется по модели научного понимания. Однако у Хайдеггера понимание предстает не просто как одна из форм познания, а как способ реализации экзистенции. Такое истолковывающее понимание связано со взглядом, взгляд с обращением с подручным, а обращение с подручным с озабоченностью. Понимание — это, скорее, особая компетенция, «способность бытия, существования, самопроектирования как возможности бытия-в-мире» (Юнг, op. cit.: 105). Традиционно выделяемые формы познания «созерцание» и «мышление» суть «отдаленные дериваты понимания» (Хайдеггер 2006: 147), а термин «понимание» традиционной теории познания есть производная от исходного истолковывающего понимания, которое присуще любому восприятию, включенному в состав действия.
Хайдеггеровское понятие о «практическом предложении»
Согласно Хайдеггеру, язык не является предпосылкой понимания, напротив, высказывание укорено в понимании и представляет собой «производную форму истолкования» (там же, С. 154). Тем не менее, понятийная структура истолкования может быть эксплицирована в языке. Это происходит, например, благодаря таким высказываниям, как «молоток тяжелый», «слишком тяжелый» или «другой молоток» (там же, С. 157). Поэтому следующая тема, которая заслуживает внимания, это связь понимания и высказывания.
Исследуя характер высказывания, Хайдеггер развивает своего рода диалектику формализации высказывания и превращения его из вплетенного в процесс жизнедеятельности практического в теоретическое. Схему формализации высказывания он представляет следующим образом: Содержащееся в пред-имении сущее, например, молоток, сначала выступает как подручное, как бещъ, и лишь впоследствии становится предметом высказывания. «Подручное с-чем имения дела» трансформируется в «о-чем» демонстративного высказывания. При этом происходит следующее: «благодаря взгляду и для него подручное скрывает свою сущность как подручное» (там же, С. 158). Для представляющего взгляда, который заменяет оперативно действующее усмотрение, подручное становится наличным, т. е. простым объектом со своими свойствами. Эти свойства предстают теперь как результат суждения или предикации. «Выявляющее» практическое высказывание, в котором артикулируется понимание, превращается в «представляющее» теоретическое в силу утраты своей связи с породившим его понимающим истолкованием. Понимание редуцируется к представлению, «лишь-позволяющему-увидеть» объект (там же, С. 158). С теоретическим представлением оперирует традиционная теория познания, а с точки зрения Хайдеггера, теоретическое представление всего лишь «производный модус» истолкования (там же, С. 157), «экстремальный дериват истолкования» (там же, С. 160).
Диалектику формализации выявляющего практического высказывания и превращения его в представляющее теоретическое Хайдеггер формулирует в терминах «герменевтического» и «апофантического» «как». Он пишет: «Исходное «как» осмотрительно-понимающего истолкования мы называем экзистенциально-герменевтическим «как» в отличие от апофантического «как» высказывания» (там же, С. 158). Тем самым он хочет показать, что высказывание, представляющее нечто как нечто, своим апофантическим или выявляющим характером обязано интегрированному в контекст деятельности истолкованию.
Родоначальником традиции, рассматривающей апофантические высказывания как теоретические, Хайдеггер считает Аристотеля. Последний оторвал объективно демонстрирующее «как» высказывания от герменевтического, целерационального «как» истолкования и тем самым сориентировал всю последующую онтологию на сферу того, что Хайдеггер называет наличным бытием. Стали считать, что слова высказывания представляют предметы, а высказывания описывают независимые от человека положения дел. Местом пребывания сущего и местом истины стало само апофантическое высказывание, а не подготавливающее его истолкование, укорененное в практической деятельности. В результате феноменологический подход к проблемам познания был редуцирован к простому анализу суждений, а под «суждением» стали понимать формальный процесс связывания и разделения представлений и понятий: «В логистике суждение разлагается до системы «соподчинений», оно становится предметом исчисления, а не темой феноменологической интерпретации» (Там же, С. 158). Под мышлением стали понимать формальные операции с готовыми понятиями, а совокупную проблематику познания свели к проблеме истинности суждений. Таким образом, согласно Хайдеггеру, начиная с античности, онтология развивалась на неверной методологической основе, которую он называет «неисконной» (там же, С. 160).
Если традиционная онтология продолжает следовать по проложенному Аристотелем пути сциентизма и занята в первую очередь проблемой достоверности познания, то фундаментальная онтология Хайдеггера концентрируется на анализе способов возникновения познания. Поэтому Хайдеггер противопоставляет аристотелевскому пониманию апофантического предложения как теоретического свое понимание его как практического предложения. Несмотря на то, что сам Хайдеггер не использовал термин «практическое предложение», его взгляды на природу выявляющего, апофантического, высказывания можно охарактеризовать как теорию практического апофантического предложения. Сущность этой теории можно сформулировать в четырех пунктах.
Во-первых, высказывание у Хайдеггера исходно означает «показывание» (там же, С. 154). Оно показывает «само сущее, а не нечто вроде голого представления о нем, ни «просто представленное», ни тем более психическое состояние говорящего, его представление этого сущего» (там же, С. 154). Другими словами, высказывание показывает практически познанную вещь. Вещь предстает из перспективы познающего, которую тот сам формирует.
Во-вторых, предикация в выявляющем высказывании является не началом познания, а, напротив, служит для выражения уже понятого в истолковании. При этом понятым является само сущее (а не идея сущего), взятое в некотором определенном аспекте. Хайдеггер подчеркивает: «Артикуляция понятого в истолковывающем приближении к сущему по путеводной нити «нечто как нечто» предшествует тематическому высказыванию о нем. В нем «как» не всплывает впервые, а только впервые высказывается, что возможно только благодаря тому, что оно имеется как то, что можно высказать.» (Там же, С. 149) Предикация не открывает сущее; ее сущность состоит в том, что она ограничивает угол зрения на сущее. Таким образом, предикация служит для артикуляции смысла, в котором берется сущее. Смысл возникает не в высказывании и не с его помощью, а благодаря предшествующему истолкованию понятого. В нем выражается отношение говорящего к предмету, взгляд говорящего на него. Высказывание открывает предмет не как «наличное», а как «подручное», взятое в практически-прагматичес-ком модусе «для-чего», т. е. из перспективы участника.
Тот факт, что вещь у Хайдеггера дана под углом зрения ее значимости из перспективы действия, требует пересмотра понятия данного. Язык репрезентирует не независимое от говорящего положение дел. Напротив, данное возможно лишь как предмет интерпретации. Причем в выявляющем высказывании не только передается понимание вещи, но в нем опосредованно проявляется отношение говорящего и к миру и к самому себе. Выявляющее, апофантическое, высказывание представляет собой, таким образом, экспликацию, выражение, в котором смысловые взаимосвязи артикулируются с учетом контекста деятельности говорящего, а не как объективные свойства вещи самой по себе.
В-третьих, высказывание исходно выполняет функцию «сообщения», «рассказа». Оно «позволяет другим увидеть показываемое в соответствии со способом его определения» (там же, С. 155). Высказывание делает нечто видимым для других, оно выявляет нечто для других. Оно само есть, следовательно, действие.
В-четвертых, значимость выявляющего высказывания заключается не в его объективности, а в том, что оно представляет собой набросок некого смысла и тем самым создает возможности для дальнейшего познания.
Все вышесказанное в совокупности с Хайдеггеровсим определением апофантического высказывания как «сообщающе-определяющего показывания» (там же, С. 156) отчетливо указывает на практический характер последнего. Положение о практическом характере высказывания подразумевает, что высказывание не возникает в вакууме, не парит свободно над жизнью, а вплетено в ее контекст. Высказывание не является источником познания, а, наоборот, «показывание в высказывании осуществляется на основе уже открытого в понимании или осмотрении» (там же, С. 156). Это означает, например, что предложение «молоток тяжелый» представляет собой не результат теоретического суждения, не связь двух понятий. Это — практическое высказывание, т. к. оно интегрировано в связь практического обхождения с миром, его истолкования и производно от такой связи. Его логика — не предикация свойств, а экспликация отношений. Поскольку смысл высказывания возникает не в результате оперирования понятиями, то его нельзя редуцировать только к буквальному содержанию предложения. Кроме того, смысл можно передать не только при помощи утвердительного предложения (пропозиции). Как уже говорилось выше, Хайдеггер считает, что смысл предложения «молоток тяжелый», можно выразить различными способами. На этом основании можно предположить, что предикативная форма высказывания не имеет в его концепции приоритета по отношению к другим формам.
Хайдеггер приводит огромное число апофантических высказываний, которые невозможно редуцировать к теоретическим. Он относит к ним «высказывания о событиях в окружающем мире, описания подручного, «доклады об обстановке», восприятие и фиксацию «фактов», описание положений дел, рассказ о случившемся» (там же, С. 158). Все эти формы предложений можно интерпретировать как практические апо фактические предложения. Заметим, что теория практического апофантического предложения была развита позже Йозефом Кёнигом.
Последняя тема, относящаяся к тематическому блоку «понимание-истолкование-высказывание», касается отношения речи и языка. Хайдеггер определяет речь как «членение на значения настроенной понятности бытия-в-мире» (там же, С. 162). Речь изначальна и образует экзистенциально-онтологический фундамент языка. Хайдеггеровское понятие «речь» можно сравнить с мышлением. Вероятно, Хайдеггер избегает употребления понятия «мышление» в силу его теоретической нагруженности, в силу того, что с мышлением традиционно связывают исключительно акты суждения. Используемое им понятие «речь» следует понимать как «логос», как мышление в широком смысле этого слова, включая как предикативные, так и допредикативные его формы, как «голос разума».
Речь использует язык как подручное средство для членения целого значений. Слова суть «слова-вещи», инструменты. Значение вербализируется в слове, в системе языка: «К значениям прирастают слова.» (Там же, С. 161) Стратегия Хайдеггера предполагает, что анализ языка следует начинать не с анализа слова, как это делает, например, аналитическая философия. Начинать следует с анализа значения, ибо не слово приобретает значение, а значение выражает себя в слове в процессе истолкования понятого. В этом состоит герменевтический подход к анализу языка.
Тема языка, не связанного с речью, т. е. с нацеленным на понимание мира мышлением, подготавливает тему собственного и несобственного использования языка и вместе с ней тему критики познания. Так, анализ языка (а не речи) играет огромную роль в анализе понятия «das Man» («усредненный человек»). Проблемы языка перекидывают мост к социальным аспектам концепции Хайдеггера. Используя игру немецких слов «Hören» (слышать), «Zugehörigkeit» (принадлежность) и «Horchen» (слушаться), он переходит от проблем фундаментальной онтологии к проблемам фактического бытия Dasein в системе реальных связей. Тем самым он вводит в рассмотрение проблематику нормативности и властных отношений.
В заключение отметим, что целью хайдеггеровского анализа экзистенциальной структуры Dasein была подготовка онтологического базиса для теории познания. Как мы видели, Хайдеггер критически дистанцируется от сциентизма, ориентированного на идею значимости познания. Разработанная им герменевтика стремится предоставить альтернативу традиционной теории познания за счет смещения центра тяжести с анализа теоретического, объективно значимого познания на анализ смыслообразующих структур. В центре его внимания находится не проблема «объективной» значимости высказываний, а проблема конституирования предметности. Решающая роль в этом процессе принадлежит процессу понимания и практическому апофантическому предложению.