Твой голос льётся, как ручей, Орфея слаще песнопенья, Летит он ангелом в людей И селит в душах утешенье,

Твой голос льётся, как ручей, Орфея слаще песнопенья, Летит он ангелом в людей И селит в душах утешенье, Как колокольчик русский, звучно, Одной лишь музыкой живя, Поёшь легко, свободно, чудно, Хрустальной льдинкою звеня, Как соловей в тишайшей роще, Рождаешь звуком чудеса, И как мечты средь тёмной нощи Летят романсы в небеса.

Ты напоила реки голосом своим, И тем сильней, могущественней станут, И каждый русский до корней пропитан им, И вспоминать тебя не перестанут. Пречистый голос по полям, «Река времён» на ум приходит, И сердце бьётся пополам, Что Русь с тобой от нас уходит, Та древняя – от первых слов, Ты – словно дочка исполина, И сонмы склонятся голов, Покроет гроб земли перина. Пусть будет пухом для тебя Её земное покрывало, И помолись, её любя, Чтоб на колени не вставала. Аплодисменты все тебе, Весь мир таланту рукоплещет, Земля печалится, в мольбе И Волга волны в берег плещет. Частичка каждого из нас С тобой уходит безвозвратно. Ввысь вознесёшься на Парнас, Где Бог услышит многократно Твой тост за песню – за любовь И звук раскатистого пенья, Надежда в нас живёт, что вновь Вернётся муза вдохновенья. Берёзы плачут и скорбят, Листвы безмолвное шуршанье… О чём с тобою говорят? Всех нас коснётся увяданье… Но тем спокойствием твоим, Степенностью, походкой павы И сердцем любящим одним Летит бессмертный лебедь славы. Пока ходила ты меж нас, Неоценимая утрата, О, сколько, сколько, сколько раз Не знал твой голос миг заката! Твой дом, поля, река Ока, Ты – воплощение России, Не понимаем мы пока: Не стало песенной миссии! Легенда русская ушла, Но возрожденье, знаю, будет, Для земляков ты степь была, Пусть мир с тобою век пребудет! Твой голос землю предвещал, Когда она ещё рождалась, И божий слух увещевал… Вселенная так создавалась! Он, как поэзия, звучит, Жемчужной нити он подобен И стонет, рвётся и кричит, Мир тесен будто, неудобен. Ах, Голос – золотой ручей! То он подобен водопаду, То он орган и сто ключей, То он смеётся до упаду. Как кружева морозные, Платки пуховые вязались С него, капели слёзные, Весной ростки любви рождались… Сама дитя большой страны, Где песня многим жизнь дарила, Ты изменила ход судьбы: Иконой песни воспарила… Она осталась, как дитя, Беспомощна и сиротлива, Звучит, как горе без тебя, Некрасочно, негорделиво. Хор ангелов возглавишь ты, Отдавшись в вечное служенье, Нам остаются как мечты На дисках песни в утешенье. И сквозь все мириады звёзд Улыбкой тёплой свет прольётся, Звук трелей с соловьиных гнёзд К нам сладкой волей в грудь вольётся. Покой и тишина теперь Тебя сегодня окружают, Молитвы слышишь, нет потерь. Грехи, коль были, все прощают… Нет в мире смерти. Жизнь одна. «Свободу росич выбирает»! Мелодия твоя вольна, То увяданье обыграет. Там нет формата и границ, Сомнений нет и заблуждений, Ушедших бесконечность лиц, Не знавших в мире повторений…

Когда уходят рыцари из мира, Что воплощали гордость и любовь, Дойдя до всенародного кумира, В их жилах с нами остывает кровь. Когда он чистый, нежный и прекрасный, С глазами неба подлецов колол, На выручку он к другу в путь опасный Бесстрашно и уверенно так шёл. О нём скажу, что он не притворялся, Он не играл в кино, он в роли жил, По-мушкетёрски жизнью наслаждался И женщине, как родине, служил. Романтик до последнейшего вздоха, Надежду месяц зрителю дарил, Отрезок жизни в мире – это крохи, Он с Богом вечности бокал распил… Когда уходят рыцари эпохи, То сердце грусти, полное тревог, Не скажет об актёрах: «Скоморохи»… Прольётся лишь с печалью, с болью слог. Ушёл он что-то так недоигравшим, Как мушкетёр, улыбчивым гонцом, Тем Арамисом, вечно напевавшим, Он с бесподобно ангельским лицом.

Да, с Эсамбаевым она Похожа в талии одна, Лишь восемнадцать дюймов ней И вечно столько же и ей. Очарование сплошное, Как спело-нежно-наливное Румяно яблочко, она В картинах всех отражена. Веретено, изыск ручонка, То белой кости идеал, Она вне времени девчонка, В восторге рукоплещет зал. Движенья страстные манерны, Все для неё мужчины скверны, Она изящнейший вулкан, Актриса, жестов ураган, И переполненная силой, Из тела тонкого талант, Была когда-то очень милой, А нынче примадонна-гранд. То комедийная актриса Со станом тонким кипариса Заставит зрителя рыдать, Смеяться, вместе с ней страдать. И, выворачивая душу, Как рыбу из воды на сушу, На нерве голом и больном Играет в образе стальном. И годы горечи, потерь В ней отражаются теперь. Театр – временная роль, А жизнь – нарыв, сплошная боль. Она из искорки рожденье, Как фейерверк, всё поведенье. Не знает зритель, где болит, На сцене брызжущий гранит. Алмаз изысканной огранки, Второстепенной роли нет: Крестьянки, дамы, иностранки… Сияет фильм и в кадре свет. Играет телом бесподобно, Она вся факелу подобна, И лёгким жестом зал взорвёт. Искусства тонкость всю несёт. И всякий раз она другая: То птицей рвётся к небу ввысь, Смешные песенки слагая, То драматичней всех… «Держись!». Ей зритель вторит, изнывая, В высокой степени живая, Неповторима из актрис, Из выходящих всех на бис… Волшебной силою владея, Игра звучит, как песнь Орфея… И в сердце зрителя живёт, Со славой выше звёзд идёт.

Души поэт на запределе, Постигший истину на взлёт, Его связать давно хотели И заморозить в горле лёд. Он разрывался, бил словами, Вулканом в сердце рокотал, Он шёл за руку вместе с вами, Реально жил, но всё ж мечтал. От леденящего творенья, Так не успевший поседеть, Он, стиснув зубы от волненья, С гитарой шёл на сцену петь, На всё вниманье обращавший При свете рампы в темноте, С спортивной хрупкостью сказавший Всем людям правду в хрипоте. Он, как отшельник, удивлявший Безвыходною нищетой, Своей любовью прокричавший По телефону с ломотой, Так всё хотел понять, поверить И до вершины доползти, И необъятное измерить, И смысл жизни обрести. Бунтарь с измученной душою, На пульсе жизнь передержать, Как грешный праведник с большою Судьбой, пришёл на гриф нажать. И с пеною у рта промчался В той длинной скачке на износ, И как поэт-пророк скончался – На половине сорван кросс. С покорным взглядом, с грустью тонкой, Единый с песней и с людьми, Струной стальной в гитаре звонкой Вращал он Землю вкруг оси. В нём с детства звуки повзрослели, Всех мыслью ранней перерос, Фрегат, сломавший киль о мели, Оборван на причале трос, И летом, в середине года, Он не вернулся всех обнять, В июле смолк тот глас народа, Чтоб кольца взять себе все пять. Калёным жгли тебя железом И в пропасть думали бросать, Но ты успел сказать с надрезом: «Оттуда я пришел писать…» Скопленье нервов на разрыве, Без маски в жизни на лице, Как боль, весь сам, в сплошном надрыве, Горит душа в живом певце. С холодной горькою усмешкой Ко львам спокойно заходил, Кровавой чёрной головешкой Оскалы бешено дразнил. Кругом шакалы и гиены Слюною капали своей И, вытираяся от пены, Лишь смерти жаждали твоей. Они молчали и не смели Тебя, как буйвола, загнать, Но за спиною тихо сели, Чтоб все слова твои узнать. Слащавость гнусная напрасна, Улыбки ты привык встречать… Так одержимостью всевластно Решили душу измельчать. Напрасны потуги, бездонно Твоё чистилище любви, И сердца твоего Мадонна Хранила лучшие стихи.

Свои условья жизнь диктует, Всё раздирающая боль В моём сознании бунтует, Не принимая смерть ни сколь… Да, лицедей, но совершенный, Вся из отточенных углов, Так искромётно-вдохновенный Из самых едко-метких слов! В привычке беспощадна смерть Исподтишка у нас украла Духовной силы мощь и твердь, Людмилы Гурченко не стало? Нет, я не верю, что ушла Богиня тонкости, изыска. Не говорю: «Она была!», Огню подобна, искр брызгам… Господь её отвоевал, Неистощимость, беспокойство, Из снов лучистых карнавал, Все совершенства только свойства. Из несгибаемости вся, Сквозь щели солнце пробивалось, Подачек жалких не прося, Сама сквозь время возвращалась. С тобой проститься невозможно, Не верю в тленности обман! Украдкой смерть так осторожно, Набросив вечности дурман, Похитила актрису века, Предел изящества, кумир! Не стало сердца-человека… Земля трясётся, с нею – мир… Горит огнём вулкан и пышет, Её не хочет отпустить, Играет, как живёт и дышит, И долго ролям тем светить… Всегда улыбка, миссис биса, Дух сильный, сердце всё из ран, Так восхитительна актриса, Непокорённых нету стран. Как ослепительна комета Летела через перелом, Здесь, на земле, жила Планета, Какой не видели в былом. Она явление и чудо, Природой даренный талант, От знатной роли до этюда, Сиял пред рампами брильянт. Она, надломленная роза, Смогла пробиться, возрасти, Кому-то с юности угроза, Завистник скажет ей: «Прости…» Молчанье – лучшие то годы, Бутон зажатый всем назло, Но не для этой-то породы Покорно плакать, что ушло. Такие землю нам вращают И рвутся первым на излом, Врагов заранее прощают, Идут до цели напролом. Еще ничто не отгорело, Не отпылал в душе закат, Но сердце на износ болело За тех, кто не пришёл назад…

Из завитков глава златых, То русская красавица. Здесь сочетанье черт простых, Но обаяньем славится. Улыбка ясная блистает, Отборным жемчугом слепит. Актриса сердце покоряет, Искристый взгляд людей живит. Сегодня фильмы те – старинка, Неповторима в них была: Красива, холодна, картинка, Той ролью искренне жила. Лебёдушкой её Любава Ходила плавно, не спеша, В комедии она забава, Смеётся голосок дрожа. Неповторима, неподдельна, Сокровище из кладовых, Славянской гордостью отдельно Средь западных – в передовых. Царица бала и гранд-дама – Все эти ей верны слова. И, не притворствуя ни грамма, Скажу, что и сейчас жива. Природа славно наградила Незаменимою красой, Удача за руку водила Её с единственной судьбой: То быть богиней несравненной, И в ролях первых всех её То было радостью нетленной Лишь прикоснуться до неё. И молча взглядом соколиным, Что отражает небосвод, Она, подобно исполинам, Остановить потоки вод Могла бы верно… Афродита… Мечтой любви и сладких грёз Полна была… Её же свита Носила лишь охапки роз. Она – земли живой рожденье, Хрусталь и чистый бриллиант, Хоть и коснулось измененье, Не тронут вечностью талант. В сердцах поклонников живёт В глазах из искр синева, А солнцем волосы зовёт Венецианская молва.

Она из женщин – идеал, Из строгих правил – совершенство, Лица умеренный овал, Из точных линий – лик, блаженство… Нелёгкие, как жизнь, черты, Глаза – огонь, черноволоса, Спокойна, но без простоты, Умеренно громкоголоса, Восторг от терпкой красоты, Одна из тех богинь Европы, Осуществившая мечты Сквозь тернии, колючи тропы. Из жизни, рвущейся ключом, В ней страсть кипит, но всё закрыто, Фемида с праведным мечом, Душою пылкой приоткрыта. Мудра, задумчива, в себе, Шаги уверенны и твёрды, Прямой дорогой по судьбе Сквозь непроложенные фьорды. Её княгини амплуа, Изысканных манер притворство, Вполоборота голова, Как поэтично стихотворство. Но вот казачке на земле Душа свободу подарила, И памятником на селе За роль природа наградила. Аксинья нашего кино, Давно уж признанная миром, Театр, крепкое вино, Всей жизнью стал её кумиром. А для гимнастики талант И труд немалый положила, Как богоборец и атлант, На хрупких плечиках вскружила До Олимпийских игр вид И подняла, и научила: Не только мускул даровит, Актерскую игру вручила… Гимнастика сейчас летит Прекрасной птицею по миру И грацией своей блестит, Подобна юному кумиру, И людям зрелище дарит – Слиянье музыки и тела. И Ваше имя здесь горит, Нетленно праведное дело. Напомнив спорту о прекрасном, Нельзя не высказать в словах, Как в блеске ленточек атласном Искусство есть и в булавах. И Ваша, верно, то заслуга: Воображаемый предмет Гимнастке стал вернее друга, А выступленье, как балет. Идут, как мысли Ваши, чисты И вдохновенны, как душа, Красивы, искренны, лучисты Гимнастки гордо, не спеша. Не Вам, уж, может, подражают, Но откровенно, жаль, скажу. Черты все Ваши отражают Отточенный портрет. Гляжу: Само явленье женской формы, Тем шармом жгучим всех манит, Но в жизни узки рамки нормы, И потому-то Вы магнит, Уста рябинового сока И бархат огненных очей, Что режут сердце как осока, Лаская сладостней речей, И из волос всегда так строго, Как ворона крыло, пучок. Пробьёт и камни на дороге Родник культуры, маячок, Что вдалеке пускай, но светит, Хоть изредка, но всё ж блеснёт, На всё искусством нам ответит И душу падшую спасёт. Передо мною как виденье – Любой прекрасен Ваш портрет, Времён не властно измененье, Красивей не было и нет.

Скользит конёк по льду свободный, Король хрустальной этой глади, Ты стал давно уже народный, И жестом, и осанкой ладен… Всё сочетается в тебе: И танец, и душа прекрасны, И как уверен ты в себе, И в тех прыжках, что так опасны. Кружишься – заводной волчок И в пируэты переходишь, Идёшь на четверной прыжок И лунною дорожкой ходишь… Так совершенен, многогранен От слёзной «Тоски» до «Секс-бом» Или душою тяжко ранен, Пронзителен, как звук, над льдом… Всё, всё в тебе. Тот острый взгляд Кто видит – сердце замирает. Зал лёг – из мускулов наряд, От смеха зритель умирает. Приятно и с тобой страдать… Под скрипку друга кто не плакал? В цветах каток – не передать, Ты ледяной конька Геракл. Коньки волшебные стальные Взамен крылатого коня На все дорожки заводные… Кому дано догнать тебя? Как будто лезвием калёным Ты высекаешь слово «вечность», И танец завершён заклоном, Аплодисментов бесконечность… Лишь восхищение летит, И признан ты уж целым миром Орлом, что надо льдом парит, Божественным сердец кумиром.

Скрипач на сцене заиграл, Он инструментом упивался, И фигурист там танцевал, На льду душою изливался. В такт звукам жестами внимал, Смычку подобно воспаривши, Над гладью воздух обнимал, Руками к сердцу прислонивши. На звук дорожки создавал, Прыжки, заклоны, пируэты. Мелодию ту танцевал, Как сочинял Шекспир сонеты. Он ввысь взлетает от тоски, Уйдя в движения сплошные. Как звуки музыки легки, По льду узоры кружевные. Как перьями мороз в стекле Неповторимо он рисует, Коньком стальным на серебре Весь зал он зрительный чарует. А музыкант ему стократ На лёд жемчужины рассыпал. И дождь грибной, и страшный град На сердце зрительское выпал. А в полумраке он кружил, Снежинкой лёгкою искрился, На льду, как звук хрустальный, жил, В мелодии весь растворился. Он, словно нежный мотылёк, До жаркого огня дорвавшись, Вокруг него, танцуя, рёк, Струной натянутой сорвавшись, Бесследно в пламени сгорел Он, отразившись в гладь зеркальну, Как будто соло всем пропел, Исполнив партию вокальну. Здесь композитор и поэт Волной одною единились. Воздушный поцелуй-привет Тем, в чьих сердцах они хранились. В восторге зритель созерцал Произведение искусства, Аплодисментов взрыв настал – До боли тронутые чувства.

Сказать Ванкуверу: «Позор!» Мне очень хочется, конечно. Наш фигурист второй, то вздор. Всё это выглядит потешно. Дивиться нечему совсем. На взгляд судейский, всё понятно, А я вот зритель, между тем, Скажу, возможно, и невнятно. Наш в целом лучше фигурист, Сокровище России, чудо Страны большой, как сам артист, С душой широкой, как здесь люди. Творит искусство то коньком, Что Паганини удавалось Своим заоблачным смычком, Им жизнь и смерть на сцене рвалась. Ажур оставив в хрустале, Короной в платине сиявший, Над всеми в мире на земле Спокойно серебро принявший. С улыбкой танец исполнять На пике жестов совершенства, Талант не скрыть и не унять, И мастерство – предел блаженства. Две силы, словно на войне, Как белый лебедь перед чёрным По льду, как в море на волне, Как над вершиной самой горной Летел и плыл. Всё совершил… Где комитетов наших братство? Не лебедь твой соперник был – Американское пиратство. Но гордость им не расклевать, Давно сребро перетерпевший, Твоих успехов не сорвать, О, сокол, ввысь в прыжке взлетевший. Как ты ни выйдешь, всё на пик, Алмаз-конёк, на злато поле, От поражений ты не сник, Их не бывало просто боле. Рождён сердца ты покорять, В аплодисментах искупаться И лёд, как солнце, озарять, С него, как птица, отрываться, На взлёт идя с родной воды, Хоть не за славою стремится, Но подняты крылы, горды, Чтоб перьям воздуху напиться. Не пойманный орёл никем, Струящийся под злато волос, Недосягаем ты, и всем Понятен тихий скромный голос, Не выбивавший ничего, Из льда лишь только бриллианты, Хрустальный мальчик, Плющенко, Дарящий танцы-адаманты.

Восторгов предзнаменованье, Как колыхание волны, Затишья в полном ожиданьи Цунами криков взорваны. Ревут трибуны в восхищеньи, Приветствуя твой новый взлёт. Ты в зажигательном вращеньи В осколки разбиваешь лёд. И шрамы старые, шальные С вулкана пеплом на плечах Осели битвы ледяные, Каток в софитовых лучах. От страсти в полном ослепленьи, Здесь в каждом жесте крик души, Нерв оголённый в воспаленьи, На сердце боль развороши. По маслу платины скольженье, Шаги по воздуху легки, Орлиный взгляд, надрыв в движеньи, Полёт по кругу и прыжки… Израненная птица мчится, У Бога просит: «Помоги!». Так сердце бешено стучится, Что рвётся боль вся из груди. От электрической гитары Тоска натянутой струной Схватила всех от мал до стара, Как током бьёт конёк стальной. То божий свет твой дух взрывает И рвётся сила изнутри, Как птица дивная летает… Свеча моя! Сквозь тьму гори!.. Как ни летят потоком стрелы, Ни мечут молнии в тебя, Не зачернили, крылья белы Несут над зеркалом любя. Над серебром его летаешь, Оно и душу исцелит, На лёд холодный припадаешь, Когда всё ноет и болит. В том отраженье вдохновенно Освобождается душа, Когда ты залу откровенно Искусство даришь не спеша. В застывшем блеске гладь в надрыве Не мыслит жизни без тебя, Пронзая воздух, ты в порыве В ней приземляешься в себя. Скользишь коньком – по сердцу режешь, И через боль молчишь во тьму, Тем, обжигая взоры, нежишь И держишь каждого на льду. Наперекор невзгодам с миром, Глядя на всех врагов в упор, Всё ж в одиночестве с клавиром Ведёшь отчаянный свой спор… Сияние и блеск в мерцаньи, Холодных искорок полёт, Твоё прекрасное катанье И Джимми Холидей поёт…

Неуловимое мгновенье, Чуть недосказанный в ней жест, Как невесомо вдохновенье, И лучшей быть – тяжёлый крест. Вся на божественном лишь вздохе Летит в последний будто раз, То Терпсихора всей эпохи Шла, каждый шаг одев в атлас, По сценам мира – по орбите Планета пластики… Балет, Театры, зрители! Скорбите! Великой балерины нет…

Было ли чудо прекрасней, Легче, изящней, нежней И вдохновенно-бесстрастней Или что схожее с ней? В сердце вулканы кипели, Запах священный кулис, Вы танцевали, как пели, Сколько б ни звали на бис. В сыгранной доле безумства Есть настоящий момент. И за великие чувства В парке стоит постамент… Были спокойны и скромны Призрачной девы шаги, И невесомы, и томны Жесты, как взгляды, легки. И на последнем дыханьи Музы парящей прыжки. Лебедь на взлёте в страданьи – Взмах одинокой руки… Ты ли богиня балета? Песня – улыбка твоя. С лунною бледностью света Танец, как песнь соловья… Тайна невидимой муки, Как серебро ручейка, Трепетны в пластике руки, Шёлк на крыле мотылька… С бюста из бронзы в аллее Ветер срывает гипюр. С фото на шаг кружевнее, С тонкостью дивных гравюр, Смотрит безмолвно глубоко Чистый божественный взгляд… В нём неподвластно высоко Образы нимф всех парят…

Тихо, облачно, дождливо, Солнца нет, но взгляд слепит. С грустью тонкой молчаливо Бронзой встал он на гранит. Страсть-певец бескрайней сини, Из колодца в лёд глотка, Буйства, роскоши России, Всей природы озорства. Славой вечною покрыто Имя светлое его И столетьем не забыто. Слово русское живо! На колено припадает Бронзы камень на земле, После смерти он страдает О судьбе Руси во мгле И в бессмертном воспевает Русском, дивном языке Всё, о чем переживает. Боль, томящая в стихе, К размышлению толкает… В кратком взгляде вдалеке В золоте главу скрывает Мох зелёный в завитке. Горсть подняв земли родную, Зачерпнувши рожь рукой, Смотрит горько на больную, Не нашёл он в ней покой… Видит, что в земле застывший Гений русского стиха, За границей не забывший, Как она была ветха, Не просила подаянья, Как разграбили её… Дождь слезой от изваянья Молит Бога за неё… Сын отчизны, возлюбивший Всех коров в родном селе, Молча голову склонивший, Размышляет о земле. Ты мне, юность молодая, Залихватский поворот, И, бунтарствуя, блуждая, Нас роднит один народ. Сердце трепетно с пророком В одиночестве стоит, По его печальным строкам С ним о жизни говорит… Раньше времени успевший Всё познать от пьяных драк, Реки, поле, высь воспевший, Нищету и полный мрак… Ты беда, моя тревога, Искалечена душа, Слово русское от Бога Родником лилось, дыша. В брызгах живоносной влаги Разливалось, всех поя, Золотой главой о благе Ты просил не за себя. По расхлябанным дорогам Всё мечтал, в полях носясь, Ты мальчишкой босоногим, В своды звёздные глядясь. Те пути-дорожки русски Так бескрайне далеки, Широки, прозрачны, узки Как все реки, родники. Звёзд лучи ручьями льются Из галактик с высоты И глазами жадно пьются Нашими, чужими ли… Те шаги твои шальные По московским кабакам В поэтической стихии Разошлись все по листкам. И любовь твою в тревоге Первый заглушил глоток, Нараспашку так с порога Ты вошёл в толпы поток. Русскою томясь душою, Город ты решил обжить, А потом такой благою Начал смутою крушить… И в разгулах вечерами Обнажал свой чистый слог, Волю буйную с холмами В пламени познанья жёг. Что ты в горьком изумленьи Для себя тогда открыл? От дурмана в воспаленьи О России волком выл! Что обижена судьбою И страдает за грехи, Обескровлена войною За безбожны дни лихи? За поруганностью храма Видел девы наготу. То трагедия, не драма, Омертвили чистоту! И в шальной кровавой драке Ты врагов себе нажил. В общем был со всеми мраке, Жизнью голову кружил. По неведомой дороге Вдохновенья и души Ты прошёл, и на пороге Той осенней красоты, Зрелой юности на взлёте, Смолкли вдруг твои стихи… И до милости к природе Стали все опять глухи. Прочитав про смерть, про драку Скажет кто-нибудь: «Бунтарь! Про корову, про собаку, Что писать про эту тварь? Для чего кричал, срываясь, И не мог что пережить, Что страдал, так убиваясь, Если можно тихо жить?» То о вас его волненья, То о вас вся боль его, И чтоб не было сомненья, Слово русское живо!

Среди безверия в тумане Брели мы долго, как Фома, И ослеплённые в обмане Блуждали… Правду скрыла тьма… Но наконец, дойдя до храма, Остановись и помолись, Невидимая панорама, Ей мыслью скорбной поклонись. Есть дому старому замена, Но нет пророка больше в нём, Вокруг играет детство – смена, Мы для неё с тобой живём. Покой сегодня там блаженный, Нет воплей, криков из души, И электрической священной Гитары звуки не слышны… Молебен тихий ублажает У прихожан усталый слух И снова к вере обращает Наш непокорный русский дух. То храм пророка Даниила На верный наставляет путь. Как средь пустыни воды Нила, Молитва облегчает грудь. Но небо прежнее, осенне, И у церковных новых стен Воспоминание нетленно Нас поднимает всех с колен… Напротив дом – свидетель скорби, Пророка нищих похорон, Ты спину старую не горби, Храни в себе народный стон. В тебе пусть вырастет, быть может, Другой правдоискатель слов И чем-то истине поможет, И не получит выстрелов… Пока ж, бродя там по проспекту, Я с той потерей не смирюсь И к мудрости и интеллекту, К пророчествам тем обращусь. И, обходя дома большие, Им долгой жизни пожелав, Вспомянутся года лихие И как во всём был Игорь прав. И стоя на твоих тропинках, Не вижу радости в глазах, Вновь ветки осенью в дождинках, Дороги снова все в слезах. В устах испуганных молчанье, Идёт навстречу тень твоя, И вот, Россия! Слов звучанье Хранится память про тебя. Как яду горькому пролиться, Убитый выстрелом в толпе, Ты в коронованной столице Распят безбожьем на кресте. С завязанными встав руками Спиною к залу и лицом, Взгляд с обречёнными глазами И поэтическим венцом… Смотрел, к свободе призывая, Надев на грудь нательный крест. Но кто же встал, его срывая, Чтоб наложить на жизнь арест? Ты гордой птицею взлетевший Кричал душою на излом И над верхушкой багровевшей По кирпичам шёл напролом. И о фатальных датах в свете Пророчил твой аккордеон. По чьей же злой, скажи, примете В тринадцатый вошёл вагон? По заколдованному кругу, По непроторенным тропам Поэт идёт и пишет к другу, Приникнув к прошлого стопам. За двадцать лет корявой смуты Никто ничто не изменил, И на людях всё те же путы, Хоть колокол и зазвонил. Не прерывается в России Запуганный и рабский шаг, И в ожидании Миссии Всех гложет водка, рак, табак. Певец, ответь на возмущенья, Заполни в свете пустоту, Явись убийцам для отмщенья, Вернув народу чистоту…

Редкий разум, свет в глазах, Устремлённость ближе к цели, Умудрённость на слезах Выше неба улетели… Просто женщина из слов, Крепче самого гранита, Из раздавленных основ, Чудом бомбой не убита. Раньше времени седой, Дольше жизнь – всё меньше тела. Жить изысканной звездой – Было всё, что не хотела. Серый дым на волосах, Сердце матери из боли, На лице, как на часах Взято всё от горькой доли… Холод в ней и теплота, Бунт к забитому сознанью, Тонкость, лёгкость, чистота, Крест всевышнему изгнанью. Рай из мира на душе, Без порока – всепрощенье, Но злопамятно туше, В слабости её отмщенье. Хрупкость, трепета полна, Как алмазом взгляд, железо Режет зрителя она, Голос вечного диеза. С жизнью долгая борьба За земное в мире счастье. Беззащитность не слаба, И сильнее всех бесстрастье. Всё, что было, всё её, Терний полная дорога, Носит женщина своё Всё, что было, очень строго. Нет у нас людей без горя, Нет и женщин без судьбы, А её душа в просторе Вечной жизненной борьбы, Обдуваема ветрами И омыта в соль водой, Поднята теперь над нами Неизведанной рукой.

Белый лебедь выплывает, Крыльев взмах – и вот парит, Таинства миг воспевает, Телом словно говорит. Стройна, искренна, открыта, Лента шёлкова легка, Кверху скрученная взмыта, Радугой над ней пошла. И в шпагате балерина Высоко над сценой мчит, Ты – смущенье Августина, Сердце бешено стучит… Из прыжка и в пируэте, Вкруг волною полоса, Высота – изыск в балете, Величавости полна. Невесомые движенья, Русская красавица, Лик – к окладу украшенье, Как свеча вся плавится. Вышла дивная царица, Гордо голову неся, Танец, в музыке искрится Звук, из совершенства вся. Для тебя ли есть мирское? С пушкинских страниц сошла, И как чудо неземное Всех цветов шипы снесла. Как мадонна пресвятая! Грешна ли? Не знаю я… О тебе живёт мечтая Каждый, танец возлюбя. Изумрудных глаз блистанье, И вуаль ресниц на них, Кротость, мужество, страданье, Нет вторых таких других. Ты единственная в мире, Пик из женской красоты, Перл балета на клавире, Вся из мысли и души.

Сирени ветку на ветру Так гнёт – качается, Но на упругую игру Дождь не ругается. Он капель множество пролил, Блестя в хрустальном цвете, Тот бисер ветер пробудил, Как муза дух в поэте. На каждое движение По всем цветкам бежит Крупиц воображение, Застыв на миг, дрожит. Сирени фея на прыжке Ко мне является, С водой под солнцем на руке Так забавляется. То вверх подкинет, чтоб поймать Легко спиною гибкой, Восторг на это передать Возможно только скрипкой, То незаметный мах ногой, В шпагате вертикальном Она вращается юлой В движеньи уникальном, И там, на облачном ковре, Кружится вдохновеньем В той гуттаперчевой игре Божественным виденьем. Там солнце яркое хранит Начало возрожденья, Она – сиреневый магнит Из ртутного движенья. Легки прыжки по лепесткам, Она к земле стремится, Взмах рук подобен двум крылам У синей счастья птицы, В них капля жизни под лучом Вокруг неё искрится, И диво кажется то сном, Боюсь я пробудиться.

Вьюга тихо напевает Роковой Уитни-блюз, Как зима под снег скрывает С жизнью прерванный союз. Жемчуг бронзовый рассыпан Песней в звуках по земле, И бутонами усыпан Путь последний в феврале. Всех в отчаяньи на крике Музыка твоя звала, Перламутрой в каждом блике Переливами влекла. Где та раковина в море, Что сегодня скрыла слух? Ухо мира в полном горе, Твой огонь в глазах потух. Чёрный принц и демон белый, Можно ль их двоих любить? Перл из моря загорелый! Кто же смел тебя сгубить? В чистоте твоей кристальной Что за червь всё сердце сжёг, Чтоб сегодня в день печальный Мир свечу тебе зажёг?

Из сказки Золушка на льду В коньках блистает балерина, В ней две звезды слились в одну, Под стать: Галина и Янина. С какою лёгкостью она За голливудской звёздной пылью, Очарования полна, Мечту умела сделать былью. Принцесса в королевстве снежном С своей улыбкой озорной, В искрящем платье белоснежном Растапливала лёд любой. Звезда зеркального балета, С пяти колец ей три дано, И с пьедесталов всего света На ней лишь золото одно. О, как же в ней не раствориться? Она, как солнечным лучом, Скользит по льду и вся искрится, Над этим чудным серебром. То статуэтка из шкатулки, Как сон ожившая для нас, На щёчках – ямочки… Прогулки На олимпийский звёзд Парнас. Как праздник жизни, всё сияло: Глаза, улыбка и коньки. Так Сони Хени танцевала, Даря вращенья и прыжки.