Звуки обрушились на него разом: визг тормозов, крики, стук падающих вещей. Потом все вокруг вздрогнуло, будто атомы, из которых состоит воздух, на секунду сдвинулись и опять встали на место. Паша зажмурился. Нос забивал едкий запах гари. Ему не хотелось открывать глаза и смотреть по сторонам, он знал, что не увидит ничего хорошего, но будто какой-то голос твердил ему: вставай, надо бежать, уходить отсюда. И он с трудом выпрямил спину. Люди толкались у двери, отпихивая друг друга и спотыкаясь о вещи, упавшие с полок. Илья сидел, обхватив себя за локти, и явно не собирался двигаться. Паша трясущимися руками расстегнул свой ремень, потом ремень Ильи, схватил его за руку и потащил за собой. Тот покорно встал, перехватив его ладонь с такой силой, будто решил сломать ему пальцы.

Когда они наконец вывалились через узкую дверь на асфальт, Пашу затрясло от облегчения, но потом он понял: здесь запах еще сильнее: острый, жаркий и странно знакомый. Паша посмотрел вниз. Он стоял в луже сине-зеленой краски — так вот чем пахло. Женщина в полицейской форме отняла от уха телефон и рявкнула: «Через десять минут будут. Все отходите, может еще раз рвануть», — и люди бросились по заросшей травой обочине прочь, каждую секунду оглядываясь. Они смотрели не на автобус. Повернув голову, Паша наконец увидел.

Рядом с автобусом, покосившись на один бок, стоял грузовик. Точнее, то, что от него осталось: кузов горел, кабина водителя справа была смята в гармошку. А по асфальту текла краска, разноцветные лужи перетекали друг в друга, и мелкие стекла в них весело блестели на солнце. Впереди дорога была совершенно пуста: автобус, грузовик и лужи краски полностью загородили путь. Позади уже собрались машины, водители выходили и что-то кричали, но Паша не слышал — в ушах стоял высокий, пронзительный звон. Он уставился на надпись, которую еще можно было различить на полыхающем кузове: «Краски „Цвет Солнца“».

«…Мне завтра к четырем надо быть в Краснодаре, у дочки выступление по гимнастике». Они ведь были на той же трассе Москва — Дон. Той самой, по которой водитель грузовика спешил к дочке. Ему, наверное, показалось, что автобус перед ним едет слишком медленно, а он уже очень хотел спать, и выпил слишком много кофе, и ехал слишком быстро. Неправильно рассчитал скорость, рано начал поворачивать обратно на свою полосу — и врезался в бок автобуса.

Масляная краска хорошо горит. Особенно когда смешивается с бензином.

Паша шагнул вперед, потом сделал еще один шаг, и еще — от потрясения он не мог остановиться, хотел проверить, убедиться, что это тот самый человек. Краска была очень горячей, жгла ноги, кроссовки пропитались насквозь, и он подумал: хорошо, что ее оставалось мало. Наверное, водитель успел развезти почти все банки. Крики за спиной стали громче, но он продолжал идти, медленно передвигая ноги в вязком разноцветном месиве.

Ближе к грузовику запах гари стал невыносимым, будто царапал легкие. Водитель успел выбраться из кабины, а потом явно потерял сознание и теперь неподвижно лежал лицом вниз, прямо в луже краски. Кепка все еще была на нем. Значит, это все-таки он, можно идти назад, но Паша встал как вкопанный. Из школьного курса по оказанию первой помощи он помнил: пострадавших нельзя трогать, пока не приехала скорая. Та женщина сказала — десять минут. Этот человек упал лицом в горячую краску, и если пролежит так еще десять минут, никакая скорая ему не понадобится. А может, и уже не нужна.

Паша схватил водителя под мышки и попытался оторвать от земли. Ему хотелось кричать от страха — горящий кузов был совсем близко, обдавал жаром лицо, — но он лишь сипло дышал. Паша сделал пробный шаг назад, потому что не мог заставить себя бросить водителя обратно в краску, и засеменил спиной вперед, с трудом таща тело за собой. Руки у водителя болтались, как у плюшевой игрушки в человеческий рост. Он был с головы до ног в краске, и Паша старался на него не смотреть, тянул и тянул — даже не знал, что способен оторвать такой вес от земли. Грузовик горел все ярче, что-то трещало у него внутри, и волны жара прокатывались по воздуху. Десять шагов, пятнадцать, двадцать… Когда ему уже казалось, что разукрашенный асфальт никогда не кончится, под ногами оказалась трава.

Он уронил на нее водителя и упал сам. Люди из автобуса отбежали совсем далеко и стояли, тесно сгрудившись. А у него не было сил, чтобы идти к ним, он не мог дышать. «Надо просто полежать немного, и все пройдет», — сказал он себе. Эта мысль его успокоила, а воздух становился все жарче, распространяя убаюкивающее, почти приятное тепло. Паша проснулся от того, что его положили на спину и приложили к лицу что-то холодное, зажавшее нос и рот. Наверное, Морж снова затащил его к себе в машину и хочет усыпить. Морж нашел его и везде найдет, как бы быстро он ни бежал. Паша задергался, вырываясь, кто-то крикнул: «Да держите его! Голову держите!» Шею ему кольнуло чем-то острым, и он закрыл глаза.

Когда он открыл их снова, мир больше не горел — только на высоком потолке сияли длинные белые лампы. Вокруг раздавались шаги и голоса, но никто больше не кричал. Был еще один звук: рядом, чавкая и хлюпая, ели что-то, по звукам похожее на пирожок с жидкой начинкой.

Он лежал около стены в широком коридоре, на койке с железными бортами. К лицу прижималось что-то холодное и гудящее. Илья сидел рядом на табуретке и ел. Точно — пирог с вареньем. Увидев, что он повернул голову, Илья перестал жевать и как ни в чем не бывало сказал:

— Угостили. Тут все уже про аварию слышали. Как видят ребенка, воняющего дымом, тут же начинают кормить и вопросы задавать. У меня одних конфет полные карманы.

Паша медленно моргал, глядя на него, а Илья, вытерев рот рукавом, серьезно добавил:

— Та женщина, ну полицейский, тоже здесь. Велела мне родителям звонить, своим и твоим, а я сказал — подождем, пока очухается. Лучше родителям сразу хорошие новости говорить, типа все о’кей, можно не волноваться. Короче, звони. Твой телефон я подобрал.

Он протянул телефон, и Паша понял: его мобильный все это время был включен, а значит… Он стянул маску, вдохнул сам — в груди побаливало, но на дороге было гораздо хуже. Паша нетвердо поднялся на ноги, огляделся и, выбрав направление, медленно двинулся вдоль стены.

— Эй, ты куда? — крикнул Илья ему вслед. — Они даже рентген тебе еще не сделали!

Паша добрел до окна в конце коридора и выглянул. К счастью, другое искать не пришлось — из него был виден центральный вход. Паша сразу нашел то, что искал: в сквере перед больницей сидел Морж.

— Они тут сами не знают, чего хотят: то ли надрать тебе уши, то ли вручить медаль, — сказал Илья у него за плечом. — Тот мужик помер бы, если бы ты его не вытащил. Он в реанимации, но врач сказал, что выкарабкается.

Паша молча ткнул пальцем в окно, и Илья, посмотрев в указанном направлении, поперхнулся:

— Откуда он тут взялся? Он что, реально ясновидящий?

— Надо уходить.

— Что?! — Илья повернул его к себе. — Слышь, Супермен, ты легко отделался, но у тебя отравление угарным газом. И неизвестно что еще. Ты долбанулся? Я сейчас позову медсестру.

— Если бы у меня были сломаны кости, я бы это почувствовал, — хрипло сказал Паша. — А горло пройдет. Я ухожу, ты как хочешь.

— Не пойдешь ты никуда, — Илья встал поперек дороги. — Да что с тобой? Хватит, доигрались. Тебе надо матери позвонить, пусть забирает. Посмотри на себя, ты же…

— Она умерла.

— Что ты несешь?

— Она умерла. Давно. Болела, — голос звякнул, разломив предложение на куски.

Илья коротко, неуверенно рассмеялся, а потом резко перестал. До него дошло, что Паша не шутит.

— Чего ты раньше не сказал?

— Я говорил. Ты не слушал. Ее родственники где-то далеко, папа с ними не общается. А у него родителей давно нет. Больше никого, ясно? Только он и я. Если я его не найду, меня, наверное, отправят в детдом. Поэтому я иду дальше. И найду его, понятно? Я знаю, что найду, — просипел он и зашагал по коридору.

Илья пару секунд стоял на месте, а потом Паша услышал за спиной торопливые шаги.

— Тут есть запасной выход, я на первом этаже видел, — странным голосом сказал Илья. — Если не хочешь Моржу на глаза попасться, тебе туда. Пошли!

Они молча дошли до конца коридора, и тут Паша остановился. Он увидел девочек с фотографий в кабине грузовика. Они и какая-то женщина сидели рядом с аппаратом, продающим еду, и сжимали в руках пакетики с соком, но не пили — потому что ревели в голос. Женщина, сидевшая между ними, обнимала их двумя руками, прижималась головой к их волосам и что-то говорила. Паша взглянул на часы в телефоне: четыре двадцать — оказывается, совсем мало времени прошло. И выключил его. Значит, девочка не пошла на соревнование по гимнастике.

Потом женщина подняла голову, и они случайно встретились взглядом. Паша сразу понял: она его узнала. Наверное, потому, что он был весь в краске.

Она смотрела на него так, как смотрят только матери, будто любит его. Паша боялся, что, если она подойдет, он сядет на пол, разрыдается и будет плакать, пока у него не разорвется сердце. Отец всегда ему говорил: не плачь на людях, мужчины так не делают. У него вдруг появилось странное ощущение, что если он сейчас нарушит запрет отца, то не сможет его найти. Женщина встала и шагнула к нему. Паша коротко, через силу улыбнулся ей — и бросился вниз по лестнице.

Минуту спустя они с Ильей стояли на заднем дворе больницы и вдыхали теплый, пахнущий незнакомыми цветами воздух.

— А где мы вообще? — запоздало спросил Паша.

Илья криво усмехнулся:

— Добро пожаловать в Краснодар. Ладно, пошли, пока твой друг нас и тут не нашел.

Они вышли за ворота, несколько раз свернули. Потом, в сквере, заросшем огромными разлапистыми деревьями, Илья остановился:

— Слушай, как ты собираешься дальше ехать? Денег нет, а в таком виде точно ничего не заработаешь, — тут Паша был с ним согласен: он чувствовал краску даже в волосах. — В общем, у меня предложение. Тебе нужны шмотки, билет на поезд и поспать. Поэтому сейчас ты идешь со мной.

Тут Паша наконец вспомнил: Илья ведь именно сюда рвался, а он даже не задумался почему.

— Что ты тут забыл? — спросил он.

Илья засунул руки в карманы так глубоко, словно хотел их порвать, и сказал то, что Паша меньше всего ожидал услышать:

— Отца, — Илья коротко, невесело рассмеялся и вдруг прибавил: — Знаешь, там, на дороге, все думали, что вы с мужиком оба коньки отбросили. Но никто не подошел. Все боялись, что грузовик еще раз бабахнет. Он и бабахнул, но не сильно. Я хотел подойти, но меня не пустили. В общем, это было круто. Когда ты его вытащил. Просто хотел сказать. Я, кстати, твой рюкзак прихватил, — он подтянул лямки на плечах. — Сложил туда всю еду, какую мне в больничке дали. В дороге не проголодаешься. Ладно, пошли, чего встал? — И он зашагал вперед.

Шли они минут двадцать и в конце концов остановились перед обшарпанной пятиэтажкой.

— Полтора месяца назад уехали, а как будто сто лет прошло, — задумчиво сказал Илья, набирая код на входной двери. Они поднялись на третий этаж по затхлой лестнице, вдоль которой висели разбитые почтовые ящики, и остановились перед дверью с номером 12. Илья протянул руку к звонку — и опустил.

— В общем, дело было так, — фальшиво бодрым голосом начал он, не глядя на Пашу. — Короче, они расстались. С мамой. Отец последний год странный какой-то был и домой редко приходил. Они с матерью ругались все время, но тихо. Мы с Ленкой ее спрашивали, а она не говорила из-за чего. Однажды они совсем разругались, мама наши вещи собрала, вытолкала нас из квартиры и на поезд посадила, в Москву.

Илья начал ковырять краску на стене. Паша уже открыл рот, чтобы велеть ему не портить стены, но закрыл его обратно.

— Она все плакала, плакала, ну и, короче, оказалось, что мы в Москве теперь будем жить, у ее сестры, тетки нашей. А меня кто-нибудь спросил? У меня тут друзья. И футбольная секция. Мы с отцом всегда ладили. В Москве — жуть. В школе все на меня смотрят как на придурка, домой вообще идти не хочется: у тети Светы — своя семья, и муж ее не в восторге, что мы у них поселились. Втроем в одной комнате живем. Короче, не хочу.

Под стеной к этому моменту все было усыпано хлопьями сухой краски, но Паша не обращал на это внимания. Он понял, почему Илья целыми вечерами долбил мячом по трансформаторной будке, вместо того чтобы идти домой.

— Он же с матерью поссорился, а не со мной. У меня тут своя комната, я ему мешать не буду. В школу на будущий год пусть обратно сюда переведут.

— Сейчас он, наверное, на работе, — тихо сказал Паша.

— Не, вряд ли. Он спец по укладке плиток, а когда заказов на ремонт нет — дома. Переночуешь у нас и завтра поедешь.

— А по телефону ты его спрашивал, можно тебе приехать?

— Да он не звонит. Сказал, что поговорим, когда все успокоится. И вообще, с какой стати я должен спрашивать? — вспыхнул Илья. — Это мой дом. Не выгонит же он меня.

Злость, кажется, придала ему сил, и он решительно нажал на кнопку звонка.

В глубине квартиры раздалась пронзительная трель. Потом послышались шаги, и дверь открыла молодая женщина в пестром платье.

— Вы кто такие? — резко спросила она. Потом всмотрелась в Илью, и на ее лице проступила глубокая, искренняя неприязнь. — Дима, к тебе! — крикнула она, заходя в квартиру, а потом прибавила совсем тихо, Паша едва расслышал: — Сынок твой, я по фотке узнала. С каким-то грязным дружком.

Через минуту место в дверном проеме занял невысокий лысоватый мужчина. Сказать, что при виде Ильи его лицо засияло счастьем, было бы большим преувеличением. Паше захотелось развернуться и сбежать, но он не двинулся с места. А мужчина вдруг скользнул мимо них, подошел к перилам и глянул вниз.

— Где она? — хмуро спросил он, глядя на Илью, — и тот наконец обрел дар речи: пару минут он просто стоял, приоткрыв рот, как рыба.

— Нет тут мамы. Я один приехал.

— Ага, конечно! В подъезде небось стоит. Хорошенький план! Подослала тебя, чтобы разжалобить, а потом выскочит и опять денег начнет просить. Я же сказал — денег нет! — громко произнес он, перевесившись через перила. — Будут новые заказы, заработаю и пришлю!

— Я один. Я к тебе приехал.

— Да я же по телефону ей все сказал!

— Мама тут ни при чем.

Тут до мужчины, кажется, дошло, что под лестницей его никто не караулит, и он повернулся к Илье:

— А что ты здесь тогда делаешь? Если хотел поговорить, мог бы позвонить.

— Ты трубку не берешь, — Илья прерывисто вдохнул. — Я понимаю, вы поссорились. И ты, наверное, не вернешься. Но ты ведь ее бросил, а не меня, да? Я просто хотел… У меня тут все друзья. У меня хорошо получалось с футболом, а там все не то и такого тренера нет. Я мог бы жить с тобой, пока не окончу школу. Всего четыре года осталось. Потом работать устроюсь, и… Это же мой дом.

С каждым словом голос Ильи полз вниз и под конец окончательно стих.

Мужчина прокашлялся. На его лице застыла такая неловкость, что Паше стало за него стыдно.

— Нет, Илья. Понимаешь, все сложно. Жизнь меняется, и я, конечно, помогу, чем смогу. Но Маша мне писала, что работу нашла и в школу вас устроила. Все в порядке, да? В общем, когда у меня будет больше заказов, я пришлю денег. Так ей и передай. Она тебя на улице ждет, да? Не один же ты приехал! Я твой отец, и мы будем общаться, когда все утрясется, но у меня своя жизнь, и ты не можешь просто так являться и такие вещи мне говорить.

На несколько секунд воцарилась мертвая тишина. Паша ждал, когда Илья заорет и начнет пинать стены, но тот стоял и смотрел на отца. Потом сделал шаг назад, развернулся и бросился вниз по лестнице. Отец не пытался его остановить — просто стоял и молчал.

Тогда Паша шагнул к двери номер двенадцать, прижал к ней ладони и провел ими сверху вниз. Потом сделал то же самое одной кроссовкой. Затем второй. Дверь теперь выглядела как картина неизвестного экспрессиониста — спутанные цветовые пятна всех цветов радуги. А потом он развернулся и тоже помчался вниз. Уже почти добежав до первого этажа, Паша услышал пронзительный женский крик:

— Что этот паршивец сделал с дверью?!

Когда Паша выскочил на улицу, он увидел, что Илья сидит на бетонном парапете, опустив голову и сцепив руки на затылке. Паша сел рядом, пару минут они молчали. Потом Илья выпрямился. В лице у него было что-то остановившееся и такое жестокое, что Паша испугался.

— Позвоню матери, — пробормотал Илья, глядя перед собой. — Пусть приезжает и забирает нас. На самолет ей, наверное, не хватит, а на поезде раньше послезавтра не доедет. Ладно, в парке переночуем.

— Я иду дальше.

— Знаешь, отцы, по-моему, не стоят того, чтобы из-за них так париться, — устало сказал Илья. — Ну найдешь ты его. А если он не хочет, чтобы ты его искал?

У Паши перехватило дыхание. Этого он боялся больше всего. С самого начала.

— Я все равно его найду, — через силу проговорил он.

— До Сочи триста километров.

— Есть один способ доехать бесплатно и быстро. Но это опасно.

Илья долго молчал, а потом, исподлобья глядя на Пашу все тем же тяжелым взглядом, сказал:

— Тогда я еду с тобой. Ну если хочешь.

Паша кивнул, и ужасное выражение на лице Ильи треснуло, он даже улыбнулся — еле-еле, уголком рта.

— Ладно, выкладывай, что за способ.

Паша вытащил из кармана телефон и показал Илье.

— Что? Все-таки мобильник свой решил продать?

— Нет. Еще подумай.

Илья все смотрел и смотрел на мобильник. Потом до него дошло.

— Морж, — медленно произнес он. — Он находит тебя, когда включен телефон. Какая-то программа слежения или типа того. Как у шпионов.

— Молодец, тупица.

— Спасибо, слабак. Так, подожди. Ты что, хочешь ему сдаться? Рехнулся?

— У меня есть план.

— Выглядит как обалденно опасный план. Но мне уже, в целом, без разницы.

— Только пообещай, что будешь меня слушать. Если я что-то скажу, ты просто сделаешь. Не будешь ничего спрашивать.

— Идет, — Илья протянул Паше руку, и тот пожал ее.

Паша включил телефон и положил его перед собой на асфальт.

— Когда он приедет, ничего не говори. Держись за мной. И притворись, что тебе страшно до смерти.

— Да мне и притворяться не придется. Ладно, умник, теперь расскажи, чем занимается твой папаша. Я понял, что картины какие-то. Но из-за чего поднялась такая буча?

— Что ты там говорил про конфеты в рюкзаке?

Паша кинул в рот «Мишку на севере» и начал рассказывать.