Иногда люди ведут себя непонятно – это Генри уже давно понял.

– Ты небось замерзла? – в который раз начал Джетт. – Хочешь мою куртку взять? Нет? Ладно. Будешь пирог, у меня как раз один остался? Тоже нет? Да что такое!

Агата ускорила шаг, но Джетт каким-то удивительным образом опять ее догнал. Этот странный ритуал Генри наблюдал второй час.

– А расскажи, с чего тебе вообще пришло в голову держать такую лавку? Странное занятие для девчонки! Слушай, да ладно, не молчи, хоть таблички поднимай! Эй, да не иди ты так быстро! Хочешь, я тебе на гармошке поиграю?

Увидев гармошку, Агата издала бессвязный радостный вопль, вырвала ее и взбудораженно начала рассматривать, но потом будто вспомнила про то, что Джетт все еще идет рядом, и хмуро сунула гармошку ему в руку.

– Можно мне подудеть? – догоняя их, спросил Сван.

– Я никому не разрешаю слюнявить мою гармошку. Но ты, красотка, играй сколько хочешь! Уф, и как ты не устала так мчаться?

Она на ходу нацарапала что-то на табличке, сунула ее Джетту, и все вытянули шеи, чтобы тоже прочесть: «Держись от меня подальше. Подойдешь ближе чем на три шага, ударю. Я серьезно».

– Зачем быть такой грубой? – растерялся Джетт. – Я же по-дружески!

– У, замарашка тебя отшила, – пропел Хью. – Слушай, милочка, если захочешь кавалера побогаче и не уродца, я, так и быть, готов.

Агата тихо застонала и пошла дальше.

– Не то чтобы мне была нужна такая замызганная девчонка, но поверь, рыжий, чтобы посмотреть, как у тебя лицо вытянется, я готов. Ты в зеркало-то давно на себя смотрел?

– А знаешь что? Мне надоело, – сказал Джетт и сделал то, что, по мнению Генри, стоило сделать уже давно: вцепившись в Хью, повалил его на землю и начал колотить.

Хью завопил и дал сдачи, и они покатились по грязной земле. Преимуществ ни у кого не было: драться не умели оба. Джетт был слабее, но зато наконец разозлился по-настоящему.

Генри прислонился к дереву, ожидая, пока они закончат. Сван, к счастью, лезть не стал: следил издалека и иногда дергался вперед, будто хотел поучаствовать, но не решался. Агата, издав гортанный протестующий звук, подскочила к Генри, нацарапала что-то на табличке и сунула ему под нос: «Разними их».

– Зачем? – не понял Генри. – У любых зверей драка – честный способ выяснить, кто сильнее. Они для тебя дерутся. Ты же выберешь того, кто победит, так?

Агата уставилась на него таким взглядом, что он на секунду растерялся.

– Что, у людей разве не так?

Она помотала головой, будто ушам своим не могла поверить. Потом на секунду прижала ко лбу руку и опять начала писать на табличке: «Тебе можно быть странным. Но зачем ты набрал этих идиотов?»

Генри пожал плечами. Драка, кажется, грозила затянуться, и он со вздохом подошел, схватил обоих за шкирку и поставил на ноги.

– Потом закончите, нам идти пора.

…В следующую пару часов Генри узнал важную вещь: когда ты один, молчание – это естественно, но тишина в большой компании тут же становится тягостной. Хью и Джетт бросали друг на друга такие взгляды, что Генри все ждал, когда они сцепятся снова, но нет, пока держались. Агата шла от них так далеко, как только возможно. Сван просто брел, устало глядя в землю.

И когда Генри уже думал, что это все никогда не кончится, Агата остановилась.

– Пришли, что ли? Да тут же ничего нет! – проворчал Хью.

В густом лесу это было не сразу заметно, но слева кусты сплетались в такую плотную стену, что даже палец между ветками не просунешь. На эту стену Агата и показывала.

Тут несколько веток зашевелились, и в прорехе между ними показалась голова скриплера. Он оглядел всех по очереди, задумчиво моргая, потом втянул голову обратно, и щель между ветками тут же стянулась, будто ее и не было.

Агата растерянно глянула на Генри и застрочила по табличке: «Думала, они тебя пустят».

– Это что, дом скриплеров? – догадался Генри.

– Стойте, я понял, – медленно произнес Джетт. – Дом всех вещей – это же… Ну конечно. Я слышал, скриплеры тащат все, что найдут, в одно место. Это оно и есть?

Агата кивнула, и Джетт присвистнул:

– Да это же самое охраняемое хранилище в королевстве! Туда пролезть невозможно, это любой во… то есть любой человек знает.

– Ты там бывала? – спросил Генри.

Агата покачала головой и написала: «Приносила им старинные вещи и оставляла здесь. Они никого не пускают».

– Ты что, без всякой платы отдавала им вещи? Вот ведь дура, – покачал головой Хью.

Генри попытался влезть на стену, но та будто отталкивала его руки – стоило зацепиться за удобную выемку, пальцы тут же соскальзывали. Стена была не выше человеческого роста, но залезть на нее было невозможно. Хью подошел и с чувством пнул стену. Та тут же пнула его в ответ толстой веткой.

– О, глядите. Похоже на дверь, – сказал Джетт.

И правда, среди ветвей оказалось что-то вроде двери с замочной скважиной и ручкой. Генри без большой надежды подергал – ручка ущипнула его за палец и исчезла. Заглянув в замочную скважину Генри увидел глаз. Тот пару раз моргнул и пропал.

– Они за нами наблюдают. Давайте спросим у них, что нам сделать, чтобы попасть внутрь.

Хью фыркнул и уселся на свой мешок.

– С ума сошел? Они только в сказках говорящие. А так – вороватые тупые деревяшки.

– Не такие уж и тупые, – покачал головой Генри. – Они откуда-то знали, что придет Освальд, и вынесли из деревни все, что могли.

Все переглянулись: об этом явно никто не подумал.

– Джетт, ты на постоялом дворе говорил, что у тебя есть волшебный ключ от всех дверей. Ну, гвоздь и проволока, ты ими открыл комнату бра… – Джетт отчаянно замахал руками, и Генри не договорил. И правда, вряд ли братьям стоило знать, что он ночевал под их кроватью. – Может, попробуешь и эту дверь открыть?

Сверху раздалось такое многоголосое скрипучее хихиканье, что все подскочили. Над стеной длинным, ровным рядом торчали головы скриплеров, их темные глаза поблескивали от любопытства.

– А ну открывайте, деревяшки! – крикнул Хью. – Вы обязаны, нас подсказка привела!

– Нет, надо вежливо, – сказал Сван. – Откройте, пожалуйста!

Хихиканье стало громче.

– Если бы эту стену можно было преодолеть, отсюда давно все растащили бы, – вдруг сказал один скриплер. – Избраннику Барса надо быть посмекалистее.

– Он говорящий! Мама! – хором заверещали братья.

– Сюда может пригласить только тот, кто уже внутри. А приглашение надо заслужить, – прибавил скриплер.

Потом все деревянные головы нырнули вниз, раздался топот – и все стихло.

– Другими словами, надо сделать что-то такое, чтобы они пустили нас сами. – Генри обвел всех взглядом: братья жались друг к другу, у Джетта глаза были размером с тарелку, и только Агата спокойно кивнула. – Чем бы их задобрить?

«Старинные предметы», – написала Агата, и Генри кивнул.

– Хью, у тебя из корзины торчит ящик с тайлисами Худого Пальтишки. Думаю, они достаточно старые.

– А ты откуда знаешь, что в ящике? – подозрительно нахмурился Хью. Джетт сделал вид, что внимательно разглядывает стену. – И не подумаем ничего отдавать, это наше имущество!

– Джетт, Тис подарил тебе тайлис ночного стража. Давай его сюда.

– Какой тайлис? – притворно удивился Джетт. – Не знаю, о чем ты.

– Он у тебя в левом кармане.

Джетт покопался в кармане, потом вывернул его – там было пусто.

– Если не отдадите хоть что-то сами, я отниму, – сдержанно сказал Генри.

– Это незаконно! Избранные так не поступают!

– Вот именно! – закивал Джетт, впервые на памяти Генри хоть в чем-то соглашаясь с Хью.

Генри вздохнул:

– Ладно. Вдруг на предметы они и не клюнут, у них и так всякого добра полно. Что еще может им понравиться?

– Ну… чай, – неуверенно протянул Джетт. – В сказках они всегда держали чайные. Путники там отдыхали и рассказывали скриплерам всякие истории.

Генри задумался. Он надеялся, что все остальные – тоже, но они смотрели на него так, будто думать здесь должен только он.

– Королева льда говорила, что с тех пор, как люди потеряли Сердце, они разучились создавать музыку, – наконец сказал он. – Может, они и истории разучились сочинять?

– Ну да, само собой, – пожал плечами Джетт. – Все сказки еще до потери Сердца придуманы. Говорят, предков этому даже в детстве учили – выдумывать то, чего не бывает, а потом про это говорить красивыми словами и на разные голоса. У нас так не выйдет.

– А я иногда представляю в своей голове сказки, – робко вставил Сван. – Только в стихах. И будто их люди показывают, но при этом наряжены, как волшебные герои.

Генри сделал вдох:

– Джетт, помнишь, когда ты считал, что на площади все было розыгрышем, а Освальд и Тис не настоящие, а просто, ну, как сказать…

– Изображают сказочных героев, – договорил Джетт, и лицо у него просветлело. – Слушайте, вы оба просто гении. Знаешь, толстяк, у меня эта мысль тоже который год в голове вертится: что, если собрать людей, которые будут рассказывать истории в лицах?

– Ну и дурацкая идея, – поморщился Хью. – В жизни о таком не слышал.

– Вот поэтому и может сработать! Хорошее представление – вот что взбудоражит кого угодно, будь он хоть пнем с глазами! Только нужна история.

– Про Сердце волшебства! – выпалил Сван.

– Ты совсем свихнулся? – хмыкнул Хью. – Там не было ни женщин, ни хромых, ни толстяков. И вообще, эту историю они и так знают.

– А мы ее слегка поменяем. Так, Генри, ты будешь Сивардом.

– Вот уж дудки, Сивардом буду я! – заявил Хью. – Ты, чудище, будешь разрушителем, а я буду тебя побеждать.

– Ладно, – пожал плечами Генри. Ему было все равно, только бы поскорее попасть за стену.

– Так, кто нам еще нужен… – Джетт побарабанил пальцами по губам. – Ты, толстяк, будешь Освальдом.

– С чего это я? – обиделся Сван.

– Потому что я буду рассказчиком, с этим никто из вас не справится. А девчонка вообще не участвует: в той сказке женщин не было, это героическая легенда о подвигах, а не какая-то дурацкая любовная песенка.

Агата возмущенно нахмурилась и сложила руки на груди. Вид у нее был такой же сердитый, как раньше, но Генри чувствовал – она пытается скрыть любопытство.

– А что говорить-то надо? – пробурчал Хью.

– Все, что хотите. Просто представьте, что вы и есть эти герои, ясно? Будем… ну, сочинять на ходу. Придется научиться, если не хотим застрять тут до ночи.

– Можно я за Освальда буду в стихах говорить? – с надеждой спросил Сван.

– Ну нет, – покачал головой Джетт. – Представление в стихах – это уж ни в какие ворота не лезет!

– Ладно, – вздохнул Сван. – А можно мне хотя бы ведро на голову надеть?

– Только не говори, что среди вашего скарба есть еще и ведро.

– Конечно, есть, – сказал Сван, покопался в самом большом мешке, достал ведро и нацепил себе на голову.

– Господа скриплеры! Только сегодня и только для вас – увлекательное зрелище, новейшая и непредсказуемая история! – торжественно начал Джетт и прислушался. За стеной было тихо, и он заговорил громче: – Итак, жил да был великий и ужасный разрушитель, наводивший страх и трепет на всех вокруг! Он жил в лесу, не зная человеческого языка, – ведь вокруг бродили только дикие звери. Обычно он с утра до вечера охотился. Покажи, как ты охотился, – шепнул он Генри.

– Но тут нет зверей.

– А ты представь, что есть.

Генри моргнул. Он понятия не имел, чего от него хотят и как можно охотиться на то, чего нет.

Джетт прокашлялся:

– Но чаще всего он просто сидел и подражал голосам животных!

Это было проще, и Генри, чувствуя себя ужасно глупо, заухал, как сова.

– Да-да, отлично. Так он и жил у себя в лесу, предаваясь этому незамысловатому развлечению, пока однажды…

– А в своем замке жил храбрый Сивард! – Хью выпятил грудь. – Он был умен, красив, ростом выше всех, а уж какой храбрый – вообще не описать! И он пошел в поход, чтобы спрятать Сердце.

– Слушай, ты как-то не с начала начинаешь, – повернулся к нему Джетт. – А где Освальд?

– Я Освальд! – радостно поднял руку Сван и пошел в сторону Хью, но ударился ведром о первое же дерево и сел. – Я Освальд, я вас зарублю мечом, но не отдам я Сердце нипочем.

– Сван…

– Ой, простите. Больше не буду. – Сван встал, держась за ветки, и ведро у него на голове закачалось. – В общем, Сивард, ты лучше беги, пока я тебя не убил. А кстати, где у нас Сердце волшебства?

– Мы его еще не нашли, – сказал Генри, решив, что сову больше можно не изображать.

– А вот, мне яблоко дали, – сказал Сван, доставая его из кармана. – Пойдет?

Он поднял руку с яблоком и завыл. Голос, отражаясь от железных стенок ведра, звучал так похоже на голос Освальда, что Генри вздрогнул.

– Я никому не отдам Сердце! Оно мое! Буду загадывать желания, пока оно не ослабеет и не погаснет!

Тут Хью подошел и пнул его в коленку. Сван завопил и схватился за ногу, выронив яблоко.

– Не уверен, что все было именно так, – сказал Генри.

– Теперь оно мое! – гаркнул Хью. – И я его спрячу. Вон под тем деревом.

Он уже направился к высокому, раскидистому дереву, когда на его пути возникло неожиданное препятствие. Агата подошла и, гордо выпрямив спину, села на пень.

– А ну уйди с дороги, замарашка, и пропусти героя! – приказал Хью.

– Нет! Это красавица, она жила как раз по пути, – завороженно глядя на нее, сказал Сван. – Она ни с кем не разговаривала, потому что злая ведьма рассердилась на нее и наложила заклятие, что она будет немой, пока не… не… не знаю. Лицо Агаты сейчас казалось почти детским. Она смотрела на Свана так, будто он вдруг сказал что-то невероятно умное. Потом она отвела взгляд, развязала свою веревку из волос и торопливо начала их расчесывать неизвестно откуда взявшимся гребнем.

– А поскольку красавица не могла говорить, у нее была старая няня, которая говорила за нее! – взбудораженно крикнул Джетт, вытянул из корзины Хью одеяло, накинул на голову и заговорил старческим, дребезжащим голосом: – И жили они в том же лесу, что и разрушитель! Поэтому няня не выпускала красавицу из замка.

– Какого замка? – спросил Генри. – Она сидит на пне.

– А ты представь, что тут есть замок! – зашамкала сгорбленная фигура в одеяле, пытаясь устроиться на пне рядом с Агатой. – Так вот, красавица была та еще гордячка! Она мечтала сама побеждать врагов и не ждать, когда ее спасет какой-нибудь рыцарь!

Тут Агата пихнула Джетта локтем в бок так, что он свалился на землю, но говорить не перестал:

– Характер у красавицы был ужасный, и она все время била свою бедную, старую няню!

– Слушайте, это вообще-то история про Сиварда и разрушителя, – возмутился Хью. – Мне уже можно Сердце прятать?

– Няня решила проучить гордую девчонку и отдать ее разрушителю, – сладким голосом договорила поддельная няня. – Тот, как известно, ел злых девчонок на завтрак, обед и ужин. А ты, Хью, в смысле Сивард, решил ее спасти.

– Своим верным мечом, – уточнил Хью, подбирая с земли палку.

Джетт схватил Агату под руку и, согнувшись и шаркая ногами, повел ее к тому месту, где, прислонившись к дереву, стоял Генри. Агата хмурилась, но шла.

– Няня отвела ее ночью в лес и оставила, трясущуюся, как осиновый лист. Ночь была бурная, выл ветер, шатались деревья! Сван, забудь пока про Освальда, теперь будешь силами природы.

Сван с готовностью зашумел и зашуршал.

– И вот когда красавица уже готова была умереть от страха, она встретила в лесу прекрасного юношу еще не зная, кто это такой, и полюбила его всем сердцем, – продолжал Джетт.

Агата подошла к Генри. Она прижимала руки к груди и выглядела так, будто перепугана до смерти и в то же время чему-то рада.

– «Кто ты?» – хотела она спросить, но не могла. Разрушитель тоже был неразговорчивый, он ведь не знал ни слова на человеческом языке, – сказал Джетт из-под одеяла хриплым, жутковатым голосом. – А буря бушевала все сильнее, будто сама природа чувствовала, какую ошибку совершает красавица.

Агата смотрела на Генри каким-то особенным, незнакомым взглядом, а потом протянула руку и коснулась его куртки. В ту же секунду глаза у нее закатились, она попыталась вдохнуть, но не смогла и рухнула на землю как подкошенная. Сван перестал выть, изображая бурю, и прижал руку ко рту. Генри похолодел:

– Так не может быть, через одежду это не действует. Я…

Он опустился на колени, не сводя глаз с Агаты, хотел проверить, есть ли пульс, но так и не решился прикоснуться к ней. Она лежала на спине, бледная и неподвижная, как будто…

– От страха он даже заговорил на человеческом языке, – вставил Джетт. – И тут его настиг Сивард.

– Ах ты тварь! – крикнул Хью, размахивая палкой. – Ты убил красавицу из леса, а я убью тебя!

Хью замахнулся. Генри, даже не успев подумать, что делает, схватился за палку, дернул ее на себя, выворачивая, и Хью, завопив, упал на землю.

– Не по правилам! Он же должен сразу помереть!

Хью отполз подальше, швырнул в Генри мешком и, конечно, не попал. Тут Агата приоткрыла один глаз, поглядела на Генри, быстро мигнула, и он от облегчения чуть не сел, едва успев уклониться от летящей в него палки.

– Битва двух силачей шла непредсказуемо, – встрял Джетт. – А няня тем временем в раскаянии бегала по лесу – она уже пожалела, что оставила свою девочку ночью в чаще, – и тут наткнулась на ее бездыханное тело!

Хью начал бросаться камнями, прячась за деревьями, Генри уворачивался, размышляя, стоит ли кинуть чем-нибудь в ответ, Сван продолжал выть, как ветер, а Джетт бросился к Агате и начал трясти ее за плечи.

– Проснись, моя вишенка! На кого ты покинула свою старушку!

– Ах ты мерзкая, хромая карга! – завопил Хью, разом забыв про Генри.

Он бросился на Джетта, но тот был готов: когда Хью добежал до него, боднул его головой в живот с такой силой, что Хью охнул и завалился назад.

– Сивард пал, ему надоело, – прохрипел он и закрыл глаза.

– Исход битвы няни и Сиварда оказался неожиданным! – сообщил Джетт. – Но старушка испытывала такие муки раскаяния от того, что погубила свою девочку, что ее бедное сердце остановилось.

И с этими словами он рухнул рядом с Агатой и застыл. Стало очень тихо. Генри замер: все трое лежали так неподвижно, что на секунду он подумал, будто они и правда не дышат. А потом раздался голос Свана:

– Но зло в сказке победить не может! Поэтому вмешались силы природы, и на разрушителя упало дерево.

В следующую секунду Сван со спины навалился на Генри. Драться он не умел, но веса в нем было много, и Генри от всего этого так растерялся, что повалился на землю, успев только выставить перед собой руки. Он завозился, пытаясь освободиться, но здоровенный Сван мирно лежал, придавив его сверху.

– Дереву пришлось повозиться, но в конце концов разрушитель сдался! – довольным голосом сказал Сван. – А дерево спело песню деревьев, и вот какие в ней были слова: «Отдохни, вставать не надо! Надо лечь и так лежать! Если дерево упало, от него уж не сбежать!»

Генри понял: он перестал дергаться и замер.

– А дерево тоже погибло, потому что упало, – грустно сказал Сван.

– Но последним рывком оно спрятало Сердце, потому что все остальные про него забыли, – громким шепотом напомнил Джетт, не открывая глаз.

– А, да! – Сван слез с Генри, подобрал яблоко, которое выпало у Хью из-за пазухи, бегом отнес его под раскидистое дерево, положил среди корней и рухнул на землю.

Отовсюду раздался деревянный стук, и, подняв голову, Генри увидел, что на стене длинной цепочкой сидят скриплеры.

– Дерево всех победило! – проскрипел один.

Остальные захихикали, хлопая руками-ветками с удвоенной силой.

Тут Джетт весело завопил: Агата врезала ему локтем, села и начала опять переплетать волосы. Генри оглядел остальных: Сван сиял, и даже на вечно недовольном лице Хью проступило что-то похожее на радость.

А дверь тем временем распахнулась. За ней стояла толпа скриплеров, они покачивались на месте, едва не подпрыгивая.

– Мы такого никогда не видели! – взбудораженно проскрипел один. – Хорошая история, только грустная! А дерево победило и всех спасло! Заходите, заходите!

Деревья за стеной были другие: с темной, старой корой, без листьев, но все усыпанные бледно-розовыми цветами. За ними виднелся просторный, весь покрытый резьбой дом, и даже отсюда Генри заметил, что над его дверью нарисован тот самый бант из подсказки. Под бантом шла витая надпись: «Невозможно дарить слишком много».

– Дом всех вещей. С ума сойти, – пробормотал Джетт.

Остальные просто замерли, разинув рты.

– Редкие люди побывали здесь, но вы подарили нам то, чего мы так долго не видели: прекрасное развлечение!

Генри никак не мог понять: один и тот же скриплер говорит или все время разные – они перестраивались, менялись местами.

– Такие истории были способны создавать только люди с дарами, и теперь мы точно знаем: Барс не зря вас всех выбрал.

– Ну, строго говоря, он выбрал не нас, а его. – Джетт кивнул на Генри.

Но скриплеры дружно покачали головами.

– Не только его. Вы же не думаете, что Барс случайно позволил вам его увидеть. – Скриплер кивнул братьям. – Или случайно вывел Генри на дорогу, когда ты там проходил, – кивок в сторону Джетта. – Или привел вас на улицу, где была твоя лавка, Агата.

Она поклонилась, глядя на скриплера, и Генри впервые увидел на ее лице бледное подобие улыбки.

– И откуда вы все знаете? – беззлобно проворчал Хью.

– Мы – самые древние среди волшебных существ и знаем многое из того, что неведомо никому другому. И мы рады, что вы пришли, – продолжал скриплер, тот же самый или, возможно, уже другой. – Первые два испытания нужны были для того, чтобы проверить, на что ты способен, Генри, и ты показал себя достойно. Но сейчас нам требуется твоя помощь. И вот каким будет испытание: вы должны победить въедливого пилильщика, который поселился у нас в доме.

Хью фыркнул:

– Да уж это проще некуда! Пилильщики – это же такие мелкие вредители, которые из пыли собираются и вещи портят. У нас дома папа их вечно гонял. Они же тупорылые, их и волшебными существами-то не считают.

– У людей не так уж много вещей, поэтому пилильщики мелкие. Но у нас… – Скриплер покачал ветками на голове. – До потери Сердца мы иногда звали сюда людей, и они помогали нам избавиться от пилильщиков, а заодно и гостили недолго. Но потом люди стали жадными, и в этот дом им хода больше нет. Последнего пилильщика убил Сивард.

– Он сюда приходил? – не поверил Генри.

– Конечно. Хороший был мальчик, жаль, что умер так рано. После него лет двести нам удавалось избавляться от пилильщиков, пока они были маленькие. Но этот таился по укромным углам и вырос. Мы даже подойти к нему не можем: он любит все деревянное, и несколько наших собратьев уже погибли, сражаясь с ним.

– Подождите. – Генри затряс головой. – Он что, собирается из пыли и становится живым? Что лед и огонь могут быть живыми, я понял. Но пыль…

Скриплер развел руками-ветками.

– Все живое у нас в королевстве – лед, пыль, огонь, поэтому надо ко всему относиться внимательно. Эта злобная тварь притягивает каждую пылинку с вещей, что мы приносим, сколько бы мы их ни мыли. А с тех пор как вернулся Барс, он вообще рассвирепел: чувствует, что скоро за ним придут.

– А следующая подсказка где-то в доме? – уточнил Генри.

– Нет. Подсказку дам я. Если поможете. Можете использовать как оружие любые вещи в доме. А вот свои лучше оставьте здесь, будут только мешать. – Он кивнул на корзины и мешки братьев.

– Э, нет, вы же их утащите!

– Вы уже там, куда мы, как вы выражаетесь, все тащим, – весело ответил скриплер. – Дальше некуда.

– А зачем вы вообще берете вещи? – полюбопытствовал Генри.

– Всякому знанию свое время. Поторопитесь сразиться, пока не село солнце, в темноте с ним вообще сладу нет.

И все скриплеры, разом развернувшись, повели их к дому. Генри посмотрел на пепельно-серое небо – до заката оставалось не так уж много времени.

Скриплеры, встав друг на друга, потянули ручку огромной двери.

– Мы ею не пользуемся, это только для людей, вот и присохла, – пыхтя, пояснил один.

Дверь наконец распахнулась, и скриплеры кувырком скатились с крыльца. Генри вошел первым, остальные нерешительно потянулись за ним.

– Осторожнее, он всегда чувствует, когда его приходят уничтожать, – раздалось им вслед. – Душит пылью, а потом может и на части распилить. Но для начала пытается руки откусить.

И после этих слов дверь захлопнулась. Генри услышал, как снаружи задвинули засов.

– Просто отлично, – пробормотал он, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в темноте.

Спутники молча жались к нему, и Генри зашагал туда, откуда пробивался слабый, бледный свет.

Он толкнул дверь в соседнюю комнату – и все замерли. Перед ними был огромный зал со сводчатыми потолками, с маленькими лесенками, ведущими вверх и вниз. Окна были забраны тонким стеклом, через которое на пол лился мягкий, дымчатый свет не уклонно катящегося к вечеру весеннего дня.

Вдоль стен тянулись полки, заставленные вещами, но полок явно не хватало – вещи лежали и на широченных подоконниках, и на полу. Тут были сотни, тысячи предметов, которых Генри никогда не видел, и остальные, судя по лицам, – тоже.

Постепенно Генри понял, что вещи не просто валяются где попало. Они были рассортированы, но каким-то непонятным способом. Повсюду висели деревянные таблички с надписями: «Круглое», «Опасное», «Для посланников», «Для детей с севера 2–4».

– А это что? – спросил Сван, ткнув палку с пучком железных спиц, на которые была натянута шуршащая ткань.

«Зонтик», – написала Агата, глядя вокруг так, будто у нее что-то болело.

– Он для чего? – прошептал Сван и погладил ткань.

Агата не ответила. Она подошла к одной из полок и взяла с нее чашку из тонкого белого материала – такие же были в доме Тиса. Потом поставила ее на место и пошла вдоль полок, касаясь рукой лежащих там предметов: книг, искусственных цветов, глиняных фигурок, посуды. Дошла до полки, на которой громоздилась груда старой бумаги, и остановилась.

Когда Генри подошел, она перебирала листы с разноцветными рисунками. На них были невиданные животные и существа, нарисованные яркими красками. Над полкой была надпись: «Защитные рисунки».

– А почему защитные?

«Встретишь ночью существо – защитит его портрет, сделанный ребенком», – написала Агата на одной из своих табличек.

– Так вот почему ночной страж не стал нападать. Джетт сказал, что выцарапал его изображение на гармошке, когда был маленьким. Но это все… это же не дети рисовали? Не может быть. Слишком хорошо сделано.

Агата странно взглянула на один рисунок в пачке и повернула его к Генри. Он изображал женщину с рыбьим хвостом, а под ней круглыми буквами было написано: «Агата Джонсон, 7 лет». И прежде чем Генри успел хоть что-нибудь сказать, Агата пошла дальше.

Генри хотел было пойти за ней, но вдруг увидел в куче вещей на полу зверя из тряпок и вытащил его, взяв за лапу. Человек, кажется, пытался сшить медведя, но никогда не видел настоящего. Этот медведь не казался огромным, злобным и хитрым, какими они и бывают на самом деле. У него даже когтей не было, а четыре длинные лапы, набитые тряпками, безобидно торчали в стороны. Генри сжал его сильнее, что-то неуловимое прошло по краю его памяти, всколыхнулось и исчезло без следа. Осталось только смутное чувство, что он уже видел такого медведя раньше, но не мог вспомнить, где и когда.

Услышав звон, он вскинул голову и бросил медведя в кучу других тряпичных животных. Оказалось, это Сван случайно уронил с полки чашку. Генри подошел к нему. Сван трясся и тер глаза, глядя на осколки, и Генри, вспомнив жест Джетта, нерешительно похлопал его по плечу.

– Поверить не могу, что у предков было столько всего, – сказал Джетт, подходя к ним. – Как они не боялись разбить или испортить все эти шикарные штуки?

– Они всегда могли сделать новые, – негромко сказал Генри. До того как увидеть все эти вещи, он даже не понимал, зачем людям дары и почему все так отчаянно хотят их вернуть. – Сван, хватит плакать. Скоро кто-нибудь сможет кучу таких чашек вылепить.

– Я не понимаю, почему такая красивая вещица лежит на полке «Козы и коровы», – буркнул Хью.

В руке он держал ремешок, к которому был привязан шарик из тонкого железа. При каждом движении внутри шарика что-то дребезжало.

Генри еще раз с тоской оглядел полки: большие картины, разноцветная одежда, стеклянные флаконы, – а потом заметил в углу тень. Она скользнула по стене и исчезла.

– Он здесь, – напряженно проговорил Генри.

– Я бы на его месте тоже отсюда не вылезал, – рассеянно бросил Джетт.

– Так и знал, что кто-то это делал еще до меня, – тихо сказал Сван. Он уже забыл про чашку и листал книгу «Сиятельные строки осени». – Вы послушайте: «Амура пожелав воспеть, я стих расставил, словно сеть, а он вскричал: «О нет, клянусь, к поэту в сеть не попадусь!» Я не знаю, кто такой этот амур, зверь какой-то, наверное, но это же… прекрасно. А я бездарность, я… я только сейчас понял. Мы все бездарности.

Генри на секунду перестал высматривать в углах тень, а в кучах вещей – оружие и взглянул на Свана. У того на лице было такое серьезное, потрясенное выражение, что он впервые выглядел на свой возраст, а не на десять лет младше.

Агата погладила Свана по плечу, а Джетт проворчал:

– Я тоже бездарность. Меня, значит, не надо утешить? Но даже если Сердце вернется, боюсь, с моим везением мне достанется дар вроде умения лучше всех чистить сапо…

Серое существо прыгнуло с невероятной скоростью, повалив Джетта на пол. Агата схватила с полки горшок из толстого стекла и треснула пилильщика по спине, тот защелкал зубами с такой слепой яростью, что Генри едва успел дернуть Джетта себе за спину. В воздухе запахло пылью, а пилильщик развернулся к нему.

Он оказался ростом почти с человека – несуразное, отталкивающее чудище, слепленное из пыли, – без глаз, с круглым ртом, полным острых зубов, вместо передних лап пилы из намертво слежавшейся пыли.

Огненные и ледяные твари были похожи на настоящих зверей, но этот был просто сгустком бессмысленной злобы. Прежде чем он успел прыгнуть снова, Генри метнул в него нож. Любому зверю он задел бы шейную артерию, но сквозь этого нож просто пролетел и упал на пол. Существо молниеносно развернулось к ножу и начало грызть его зубами, пилить лапами. Железо не поддавалось, и пилильщик злобно бросился на Свана. Тот зажмурился, но пилильщик его не тронул; он схватил зубами книгу «Сиятельные строки осени» и мгновенно перемолол ее на куски. Сван вскрикнул и начал хватать с полок вещи и швырять в пилильщика с такой яростью, что тот заметался, пару раз стукнул зубами и скрылся.

Генри вытер лоб. Он много на кого охотился, но никогда еще не чувствовал такого отвращения.

– Удар вазой – это было неплохо, – слабым голосом сказал Джетт. – Я уж думал, ты меня вместе с этим симпатягой хочешь прихлопнуть.

Агата закатила глаза и бережно поставила вазу на место.

– Я за книжку его убью, – сообщил бледный, взмокший Сван. – Только у меня от страха живот болит.

– Бояться нам некогда, – твердо сказал Генри. – Надо подумать, что делать. Кидать в него вещи – не поможет. От оружия тоже проку нет. Как-то ведь таких, как он, победили и Сивард, и те, кто приходил до него.

– Если предки и знали способ, нам не рассказали. – Джетт начал трясущимися руками отряхиваться от пыли. – А может, у кого-то из них просто был дар уборки и борьбы со злобной пылью.

– Вот что. Надо устроить ловушку, – предложил Генри. – Ловушка – это когда ты даешь существу то, что оно хочет, но кладешь туда, где оно попадется и будет обездвижено. Это можно устроить. Но что с ним делать потом?

– Ну, у нас же есть оружие, которое может убить что угодно, – странным голосом сказал Джетт, подходя к Генри и глядя на его руки.

В последние дни Генри так старался не думать об этом, что сейчас самое простое решение ему даже в голову не пришло. Он сжал руки и почувствовал такое мучительное желание снять перчатки, что пересохло во рту. Ему вдруг захотелось сказать: «Нет, не стоит этого делать». Только он уже знал, что другого выхода нет.

– Мне придется снять перчатки заранее, чтобы действовать быстро. И я иногда… повреждаю то, что вокруг, – неловко сказал он.

– Ничего. Сколько бы ты ни сжег, эта тварь уже покромсала больше. Я, кстати, даже не видел ни разу, как ты это делаешь, – сказал Джетт таким тоном, будто дар Генри – обычное дело, хотя Генри отлично знал, что это не так.

Генри зажмурился – солнце вдруг проглянуло из-за туч, ударило в лицо красным закатным лучом. Надо было торопиться, начинало темнеть. Он принялся перебирать вещи на ближайших полках, стараясь ни на что не засматриваться, думать только о деле.

– Что делаешь? – поинтересовался Джетт.

– Нужны деревянные вещи. Скриплеры сказали, что он их любит, так что, думаю, их не хранят на виду.

– Да уж, это все равно что сервировать ему обед из трех блюд. Только зачем ты занимаешься этим сам? – усмехнулся Джетт. – А мы на что?

Генри дернул плечом. Мысль, что кто-то может что-то сделать за него, вдруг странно его успокоила.

Пока все искали деревянные предметы, Генри занялся ловушкой. Выбрал два самых громоздких предмета, какие попались: огромный, на вид золотой, стул и что-то вроде лампы на высокой ноге. Вместо перекладины он положил между ними палку с набалдашником в виде птичьей головы, тревожно оглядываясь на углы – то тут, то там раздавался угрожающий шорох. Генри нашел длинную ярко-красную ленту – хуже, чем веревка, но сойдет, – закинул на перекладину, привязал к одному концу тяжеленный предмет с полки под названием «Утюги», а на втором конце сделал петлю и разложил на полу. На маскировку времени можно было не тратить – пилильщик слепой, как червь, целится только по звукам.

– Кладите все, что найдете, в центр петли, только сами не наступите, – сказал он, и остальные начали бросать туда деревянные миски, гребни, ложки.

Переломанных стульев в зале было полно, а вот до мелких вещей пилильщик, кажется, еще не добрался. Генри стянул перчатки и убрал в карман. Пошевелил пальцами – как же приятно…

– Держись от нас подальше, а то мне как-то не по себе, – натянуто проговорил Хью.

Сван, кажется, вообще едва понимал, что происходит, он без остановки шевелил губами, глядя в одну точку: повторял строчки из уничтоженной книги.

– Прячемся вон за той штукой. Я вас не трону, можете не бояться, – тихо сказал Генри, указывая на большой, громоздкий ящик из блестящего черного дерева; он стоял на трех ногах, а посередине шел ряд черных и белых полосок, похожих на зубы.

– Даже не хочу знать, что это, и, главное, как они протащили это между корней деревьев, – буркнул Хью и сел так, чтобы между ним и Генри оказался Сван.

Агата с любопытством покосилась на руки Генри, но на первый взгляд они были обычными, и она отвела взгляд. Свет, льющийся через окна, становился все бледнее.

Пилильщик вылез из угла и бесшумно заскользил в сторону ловушки, может, чувствовал, что в одном месте скопилось много деревянных вещей. Он подкрался, повел головой, но не услышал ни звука и начал пилить расписной кусок дерева, который Джетт принес с полки «Гладильные доски».

В следующую секунду петля затянулась, и на пилильщика упал утюг. Тяжеленный кусок железа пролетел сквозь него, и, судя по злобному свисту, пилильщику это не понравилось. Он замахал в воздухе пилами, видимо, решив раскрошить железку на куски, и это хотя бы ненадолго отвлекло его.

Генри вскочил на крышку трехногого ящика и спрыгнул пилильщику на спину. Тот завопил, размахивая пилами во все стороны, но Генри успел обеими руками прижать его к земле. Прорехи в пыли срастались, Генри никак не мог ухватиться за пилы, он даже не думал, что они окажутся такими острыми. Солнце давно село, но пилильщику не нужно было зрение, теперь он сливался с наступающей темнотой, она словно придавала ему сил, и он махал пилами все отчаяннее и злее. Генри с трудом расслышал, что Джетт кричит: «Ложку! Дай ему ложку!» Первые пару секунд этот крик казался совершенно бессмысленным, а потом до Генри дошло.

Если сунуть ложку пилильщику в зубы, он отвлечется, пока будет жевать. Вот только Генри не мог этого сделать: если б он коснулся ложки, она бы тут же сгорела. И тогда он рванулся влево, увернувшись от пилы, всем телом навалился на пилильщика со спины, и тот ткнулся мордой в груду деревянных вещей.

Генри сразу понял, что все рассчитал верно: пилильщик сжал зубы на обломке стула и начал жевать, будто не мог отказаться от вкусной деревяшки, которая попала ему прямо в рот. И тут Генри схватил его за основания пил, и они отвалились. Пилильщик, беспомощно ворочаясь, попытался спрятаться за груду деревяшек, но Генри бросился на него снова, прижал слепую, клацающую зубами голову к полу – и пилильщик дернулся, издал высокий, тонкий вопль и рассыпался в пепел. Генри отряхнул руки, надел перчатки и обернулся к остальным.

– Да! – завопил Джетт и затряс в воздухе кулаком.

Братья засмеялись и начали хлопать друг друга по плечам. Агата сидела с таким видом, словно не понимала – она страшно испугана или страшно обрадована.

Раздался оглушительный многоголосый скрип. Сначала Генри даже не понял, откуда он доносится, а потом сообразил: стены в этом доме из гладких, плотно сплетенных веток. Теперь они раздвинулись, и в каждой щели торчало по скриплеру. Они смотрели на Генри и издавали невнятные, но очень довольные звуки. Ветки на их головах, до этого по-зимнему голые, сейчас были покрыты набухшими зелеными почками. Генри нетвердо поднялся на ноги, и скриплеры исчезли – щели в стенах тут же срослись, – а через секунду дверь в зал распахнулась.

– Это было мощно! – взбудораженно крикнул Джетт и потащил Генри к двери. Остальные потянулись следом. – Пошли отсюда. С меня старых вещей надолго хватит.

Миновав коридор между залом и входной дверью, они вышли на крыльцо – и в них тут же что-то полетело. Генри рванулся назад, но потом понял, что опасности нет, – скриплеры, столпившиеся во дворе, зачем-то бросали в них розовыми, сорванными с деревьев цветами.

Скриплеров было столько, что Генри не знал, куда шагнуть, чтобы на кого-нибудь не наступить, и остановился на крыльце.

– Благодарю вас, Генри и его друзья! – важно сказал один из скриплеров.

И Генри наконец решился задать вопрос:

– Вы все по очереди говорите или все время один и тот же?

– Говорил с вами только я. Но я понимаю: первое время нас трудно различить. – Скриплер протянул руку в сторону, другие засуетились, передавая ему что-то, и он надел на голову зубчатый ободок из желтой бумаги. – Думаю, так будет легче. Я Пал, король скриплеров.

– Остальные не умеют говорить, да? – нерешительно спросил Хью.

– Умеют, просто не любят. Но сейчас я попрошу их постараться. Итак, все вместе, друзья.

Пал качнул в воздухе руками, и все скриплеры неразборчивыми голосами протянули:

– Спасибо!

– После потери Сердца люди изменились, и мой народ отказался с ними общаться. – Пал качнул головой, и все скриплеры разбежались так проворно, что Генри даже понять не успел, куда они делись. – Но я верил в людей и рад, что не ошибся. Я понял, что предсказанное скоро сбудется, когда накануне ярмарки встретил Олдуса Прайда.

– Кудрявого посланника, который мечтает нас посадить? – уточнил Джетт. – Слушайте, а можно еще вопрос? Мне он прямо покоя не дает. Как Сивард победил пилильщика?

– Секрет. Но, думаю, однажды вы его узнаете. – Скрип Пала сделался тоньше, и Генри понял: он посмеивается. – И кстати, о секретах, Генри. У меня есть для тебя три подарка. Вот первый из них.

И с этими словами он протянул Генри маленький деревянный ящик. Он достал его так быстро, что Генри даже не понял откуда.

– Это шкатулка секретов. Перед смертью Сивард спрятал в нее кое-что для тебя. Она устроена так, что, кроме наследника Сиварда, никто не сможет ее открыть.

Генри взял шкатулку. Она была из какой-то невесомой древесины, такая маленькая, что легко помещалась в кармане. Генри потянул крышку вверх, но шкатулка не открылась.

– Ха! Так я и думал! – проворчал Хью. – Ну-ка, дай я по пробую.

Он взял шкатулку и с торжествующей улыбкой попытался открыть.

Ничего.

Потом попробовали Джетт, Сван и Агата. Шкатулка по-прежнему была наглухо закрыта.

– Может, присохла? – растерянно спросил Хью.

Но Пал только покачал головой. Почки у него на ветках росли с каждой минутой, за время разговора половина уже превратилась в зеленые листья.

– Если она не открывается, значит, еще не время. Сохрани ее, Генри. Она тебя еще выручит. А теперь возьми второй подарок. Он и есть подсказка.

Пал достал – опять словно бы из ниоткуда – большой лист старой бумаги. Генри не сразу понял, что это, но четверо у него за спиной застонали от восторга.

– Карта! Настоящая старинная карта королевства, я такую один раз видел у посланников! – выдохнул Джетт.

И Генри наконец сообразил – на старом подробном рисунке тонкими черными линиями были изображены поля, горы, реки, написаны названия городов и деревень.

– Прикоснись к ней голой рукой, – велел Пал. – Не бойся: она не сгорит.

Генри стянул перчатку и нерешительно тронул край карты.

В ту же секунду на ней загорелись три огонька: первый рядом с изображением башни загадок, второй – посреди леса, обведенного снежинками, а третий – над тщательно прорисованным домом, напоминающим тот, на крыльце которого они сейчас стояли. Потом рядом с каждым из огоньков проступило по одному слову: «Храбрость», «Стойкость» и «Смекалка» – и Генри понял.

– Огни – это те испытания, которые мы уже прошли, – пробормотал он, разглядывая карту.

Больше всего поразило его то, что все три огонька теснились на небольшой части карты, в левом верхнем углу, а под ними тянулось огромное королевство – сотни незнакомых названий и мест.

– Именно так. А еще они указывают, какое из качеств в этих испытаниях проверялось, – сказал Пал. Судя по голосу, он был доволен тем, какое впечатление произвел его подарок. – А теперь посмотри ниже.

Четвертый огонек – совсем бледный и без подписи – горел к юго-востоку от Дома всех вещей, совсем недалеко, наверное, меньше дня пути. Рисунка там не было, огонек был просто окружен волнистой линией, будто находился посреди грозовой тучи.

– Первые три испытания нужно искать, к остальным можно просто идти по карте – вы и так уже доказали свою способность не заблудиться на пути к цели. Шестой огонек укажет место, где спрятано Сердце. Седьмое испытание будет в том же самом месте. А вот мой третий подарок. Генри, ты знаешь, что это?

В руке у Пала была фигурка из светлого дерева, похожая на башню. На верхушке у нее был зубчатый ободок, вроде того, что красовался сейчас на голове у Пала.

Генри хотел было покачать головой, но Агата сунула ему под нос табличку, на которой было написано одно слово: «Ферзь».

– Агата права, – кивнул Пал. – Ваши предки очень любили эту игру, она называется шахматы. Фигурки черного и белого цвета – непримиримые враги, и самая сильная из них – вот эта. Триста лет все верили, что однажды появится наследник Сиварда. – Пал ловко подбросил фигурку. – И наследник разрушителя, который станет правой рукой Освальда.

Пал вытащил вторую фигурку, такую же, но из черного дерева. А потом достал маленькую пилу, похожую на лапу пилильщика, разрезал фигурки вдоль, намазал половинку каждой чем-то прозрачным, слепил вместе и протянул Генри то, что получилось.

У нового ферзя одна половина была черная, другая – белая.

– Барс мудр, – сказал Пал. – Когда пришло время продолжить игру, Барс выбрал своим воином юношу с темным даром, так необходимым Освальду. Теперь этот герой сам может выбрать, за какую сторону играть.

Пал повертел ферзя в руках – фигурка теперь казалась то белой, то черной – и отдал Генри.

– Я ведь уже выбрал, – пробормотал Генри, убирая ферзя в карман.

Пал грустно улыбнулся и качнул головой: листья тихо зашумели.

– Никто не может просто взять и перестать быть тем, кто он есть. Но ты всегда можешь выбрать, что с этим делать.

Пару секунд было так тихо, что Генри казалось: он слышит, как растут и лопаются все новые и новые почки на голове у Пала. А потом скриплер улыбнулся и раскинул руки в стороны.

– Ну а теперь можно переходить к чаепитию! Пойдемте. Вы устали, проголодались, а кто напоит чаем лучше, чем скриплеры?

И с этими словами он заспешил куда-то в глубину сада.

Там, куда он их привел, между деревьями был натянут большой кусок полосатой ткани, а под ним стоял стол. Скриплеры ловко сновали между кружками и чайниками, разливая чай, выкладывая на тарелки еду и зачем-то складывая квадраты тонкой вышитой ткани в замысловатые фигуры.

– Жила когда-то одна девушка, и у нее был дар красиво складывать салфетки. Она нас и научила, – хвастливо сказал Пал. – Смотрите, вот эта в виде кролика. Похоже, да?

Генри кивнул, глядя на маленькие разноцветные огни, которые парили вокруг. Когда один пролетел совсем близко, Генри понял: это жуки, внутри которых горит ровный, яркий свет.

– Разноцветные светляки – умные насекомые, – весело проскрипел Пал. – Раньше они были повсюду, но после потери Сердца те, которые выжили, спрятались здесь. Люди их начали ловить для освещения домов, как будто разом забыли, что они ни за что не будут светить, если не хотят. Давно не видел, чтобы они загорались все разом: сегодня добрый день. А теперь прошу, садитесь.

Все завертели головами: ничего похожего на стулья тут не было. Скриплеры схватили их за одежду, потянули к деревьям, и Генри понял: все деревья здесь были раскидистые, с удобными развилками. Забравшись в одну из них, Генри хотел спросить, как же они будут есть, если стол остался в трех шагах от них, но тут ближайшая ветка потянулась к столу, взялась за чайник и аккуратно налила чаю. А потом вручила чашку ему. Спутники Генри тоже сидели с… полными чашками в руках, а ветки деловито брали со стола тарелки с едой и протягивали всем по очереди.

– Они наши родичи, – похлопав дерево по коре, сказал Пал. Генри даже не заметил, когда он успел сесть на ветку. – И тоже любят гостей. Возьми шоколадное печенье, а то она уже пять минут ждет.

Пал кивнул на ветку, которая держала у Генри под носом тарелку с круглыми темными хлебцами, и тот нерешительно взял один. Ветка тут же поставила тарелку обратно на стол.

– Слушай, Генри, – сказал Сван с набитым ртом. Он сидел в соседней развилке, и лицо у него было такое серьезное, будто он не печенье жевал, а решал сложную задачу. – Извини, что мы за тобой гонялись. Ну, в Хейверхилле. Папа сказал: «Если кто-то родился плохим, надо, чтобы он знал свое место, и…» Но ты вроде такой же, как мы, только в перчатках. – Сван повернулся к Джетту: – А ты прости, что я тебя побил. Тогда, на постоялом дворе.

Хью пробормотал что-то неразборчивое и сделал вид, что очень занят выбором печенья, которое протягивала ему ветка. Генри растерянно кивнул ему и Свану. Синее вечернее небо было высоким и спокойным, в саду благоухало весной – влажностью, древесными почками, освободившейся землей.

– Он меня не совсем побил, – объяснил Джетт, повернувшись к Агате. Та болтала ногами, одной рукой поглаживая дерево по коре. – Строго говоря, это была честная драка, и я почти выиграл.

Агата фыркнула и покачала головой, а Джетт в ответ что-то сказал, но что, Генри уже не слышал.

У него зазвенело в ушах с такой силой, что он едва не упал с дерева. Он знал это чувство. Опасность.

Генри на секунду зажмурился, а потом поднял голову, хотел что-то сказать Палу, но тот вдруг замер, ветки на нем встопорщились, и он кубарем скатился с дерева. В следующее мгновение скриплеры побросали чайники, чашки и салфетки и бросились врассыпную.

– Что это с ними? – пробормотал Хью.

– Бегите. – Генри вдруг понял, что голос у него сел, и крикнул громче: – Бегите!

Он спрыгнул с дерева, еще не понимая, в чем дело, просто чутье, которое столько лет не давало ему погибнуть, велело бежать и прятаться. Но он не успел.

Дверь в стене, огораживающей владения скриплеров, распахнулась, и внутрь толпой повалили люди в черных доспехах.

Генри заметался, пытаясь решить, как лучше поступить. Но он думал слишком долго – пятеро людей Освальда уже бросились на него, и он сразу понял: это не деревенские жители, а умелые воины из башни. Не прошло и трех секунд, как он лежал на земле лицом вниз, чье-то колено упиралось ему в спину, а еще четверо просто сели ему на ноги и на руки – не вырвешься.

Он неудобно повернул голову, пытаясь вдохнуть сквозь забитый землей нос, и увидел, что остальных так же бросили на землю, сбежать успели только скриплеры. Светляки погасли, сад теперь казался безжизненным и темным.

В ушах так звенело от паники, что Генри не сразу понял: кто-то тихонько дергает его за воротник. Он повернул голову в другую сторону: из-под корней дерева выглядывала голова Пала. Генри даже не думал, что кто-то может выглядеть таким несчастным.

– Это ведь не ты? – тихо спросил Пал. Генри непонимающе нахмурился, и Пал развернул перед ним лист бумаги. – Кто-то из вас сунул вот это под дверь в сад, уже когда был внутри, иначе бы не сработало. Что же нам теперь делать?

Генри прочел – и ему показалось, что сердце у него застыло, будто королева льда сжала его своей холодной рукой.

На листе было написано: «Приглашение для Освальда и его армии».