Аделин было страшно. Впервые за многие годы она никак не могла повлиять на ситуацию. Более того, ей даже некого было призывать к спокойствию, некому подать пример стойкости, утешить или отвлечь. Ей оставалось только ждать свою свиту, да надеяться, что местная почта сработает и доставит ее письмо к отцу и брату быстрее, чем ее отыщет король Уртана.

Бытовые условия в деревушке тоже оставляли желать лучшего: маленькая комнатка в которой поселили принцессу днем прогревалась словно печь, а вечером молниеносно остывала, заставляясь кутаться в тонкое одеяло, выданное вдовой. Незнакомые горожанке звуки пугали, шум ветра казался воем волков, а цокот птичьих лап по крыше приводил в трепет. По утрам хозяйка взбиралась на крышу, поправлять сдвинутые за ночь сланцевые пластины и бранила крохоборок-белок и синиц, таскающих самые спелые абрикосы.

Чтобы удержать панику Аделин разработала целый ритуал: подъем на рассвете, любование горами за чашечкой душистого чая, затем нарочито неспешные сборы, прогулка до единственной достопримечательности деревеньки, изогнутого дугой мостика над бурным ручьем. Там Ее Высочество принимала страждущих, благословляя их. И хотя золотистая пыльца уже не сыпалась с ее рук, но крестьяне и солдаты все равно были довольны, про особенный дар «солнечной принцессы» здесь знали решительно все!

После Аделин возвращалась в дом, где гостеприимная хозяйка уже поджидала ее у накрытого стола. Принцесса не брала денег за благословение и сообразительные люди несли дары в дом, наполняя кладовые вдовы отличными крупами, сырами, овощами и фруктами. После трапезы девушка подворачивала широкие рукава домашней уртанской одежды и садилась за низенький письменный столик. Ей было непривычно обходится без стула, но во всей деревне не было даже табуретки обычного для нее размера.

Растерев тушь, выбрав тростниковое перо Ее Высочество принималась описывать свой день, обычаи, о которых успела узнать, или моменты из короткого пребывания в Уртане. Дорогой письменный прибор ей передал монах в рваной рясе, сообщив, что это подарок от настоятеля монастыря. К шкатулке с тушью и перьями прилагался тубус, забитый листочками желтой камышовой бумаги. Час, проведенный за дневником утешал Аделин, помогал собраться с мыслями, добавляя еще бусинку в ожерелье терпения.

Вечером Ее Высочество принимала приглашение солдат и офицеров маленького гарнизона, и присоединялась к традиционным посиделкам в просторном глинобитном сарае. Тут горел огонь, блестели медные винные чаши, в огне очага грелись лепешки, запекались овощи и коренья, а порой в честь высокой гостьи комендант выделял кусок баранины или козлятины.

Под негромкие разговоры обо всем доставалась цитра или тростниковая флейта, звучала музыка, частенько находились желающие потанцевать, дети играли в сложные игры с камешками вместо фишек, старушки вязали носки и ворчали на молодых пригожих женщин.

Принцесса тихо сидела у огня, беседуя со стариками, расспрашивая об обычаях и традициях, и одновременно чутко прислушиваясь к шуму на перевале – вдруг застучат копыта, заскрипят тележки, и в двери войдут ее фрейлины, стряхивая с плащей капли дождя или дорожную пыль, увы, куда раньше прибыл гонец от ее отца с приказом возвращаться.

Король обещал заняться вызволением придворных по дипломатическим каналам, но для этого Аделин должна была сидеть во дворце, как можно дальше от Уртана. Кроме того в письме содержался осторожный намек на сложности, которые успел создать Его Величеству кронпринц, для разрешения которых требовалось личное присутствие принцессы.

Дочитав свиток, девушка только вздохнула: гонец уже спал мертвым сном, по закону его нельзя будить и расспрашивать до завтра, да и потом ему потребуется еда, ванна и чистое белье, значит ей нужно позаботиться об этом.

Отдавая распоряжение вдове нагреть воды, выбирая в кладовой кусок мяса и овощи для супа, принцесса еще раз прокрутила в голове послание отца: там говорилось, что вслед гонцу выехала ее охрана, и хорошо было бы, если бы Аделин поспешила воинам навстречу. В обычной ситуации принцесса так бы и сделала, но сейчас она была на чужой земле. Принцесса не собиралась давать такой шанс королю Скариота, соседу Уртана. Пока она на перевале, на «ничейной» земле, ее не тронут, но стоит углубиться в страну и она станет законной добычей. Лучше ждать здесь.

Пока гонец отсыпался подоспели новости из Уртана. Принц Хирото-камин жив, поиски сбежавшей гостьи прекращены, а ее свита уже двигается к перевалу. Аделин выдохнула, чувствуя, как с ее плеч падает груз вины за жизни подданных. Но через минуту в ее голове появилось множество вопросов: что же произошло в королевстве? Почему отпустили ее свиту, и это уверение, что принц жив, неужели ему грозила смерть за ее побег?

Нервно кусая губы, девушка кружила по крохотному помещению, не зная куда приложить силы. Ожидание выматывало больше, чем грядущая тяжелая работа по разгребанию завалов, созданных любимым братцем.

Впрочем, когда усталые дамы и кавалеры свиты преодолели границу, имея на руках охранную грамоту от короля Уртана, принцесса встречала их спокойно и радостно, ничем не выдавая бурю, которая царила в ее душе.

Самые молоденькие фрейлины не сдержали слез, увидев свою госпожу живой и невредимой. А вот суровые кавалеры опытным взглядом отметили, что принцесса похудела и посмуглела, под неласковым горным солнцем, а между бровями пролегла тень крохотной морщинки, выдающей беспокойство Ее Высочества.

Леди и лорды в подробностях расспрашивали Аделин о побеге, волновались о состоянии ее здоровья, ахнули увидев мозоли на руках и затем качая головой уверили, что больше никогда не позволят своей госпоже пройти через такие испытания без них.

Согласно выданной королем бумаге вся свита сутки отъедалась и отсыпалась, на средства Уртана. Затем отыскав проводников принцесса максимально быстро двинулась в Иарон. Следующий гонец от его величества догнал караван принцессы в миле от перевала, а затем они являлись каждые сутки, поторапливая стремящихся в столицу путников.

Аделин раздражали эти напоминания. Она и так беспокоилась о судьбе брата и о политических последствиях ее поездки, поэтому обратная дорога показалась принцессе более короткой, но утомила ее гораздо сильнее. Она не ощущала желания выслушивать торжественные речи, благословлять младенцев или поздравлять молодых, но на каждой остановке ей приходилось это делать, а потом потихоньку сбегать с балов и приемов, даваемых в ее честь.