46

Ютландия

Маленький дом пустовал в роще оголенных зимой деревьев. Стопятидесятилетний беленый дом с треугольной крышей и светло-голубыми наличниками на окнах.

Йенс отыскал ключ в дупле дерева.

Он открыл дверь и показал им дом. Всем досталось по кровати на втором этаже. Потом Йенс махнул Михаилу и они спустились по лестнице в библиотеку, где на полках из вишневого дерева стояли ряды старинных книг. На открытой части одной из стен висели три ружья, одно над другим. Йенс открыл крепление и по очереди снял ружья. Михаил принимал их внизу. Первое было винтовкой «Винчестер» калибра .22 со спусковой скобой; второе – дробовик испанской фирмы «Айя», двустволка, старинная и солидная; третье и последнее – винтовка «M1 Гаранд».

Михаил держал «М1» в руках, с легкой улыбкой разглядывая ее и взвешивая в руке. «М1 Гаранд» – полуавтоматическая винтовка времен Второй мировой войны. Деревянная ствольная коробка, вес пять килограммов, метр в длину, магазин с пачечным заряжанием, который со звонком выскакивал сам, после того как стрелок делал пять выстрелов.

– Где твой дедушка достал ее? – спросил Асмаров.

– Понятия не имею.

Йенс вынул из комода коробки с патронами, несколько штук передал Михаилу.

– М-один – на второй этаж, дробовик – на кухню, «Винчестер» – в гостиную.

Асмаров взял «М1» вместе с патронами и поднялся по лестнице, прошел мимо комнаты Лотара. Засомневался, повернулся и постучал в дверь ногой, вошел в комнату и протянул «М1» Лотару.

– Умеешь заряжать такой?

– Нет, – ответил парень.

Михаил положил коробки с патронами на кровать, сел на покрывало и стал наблюдать за Лотаром.

– Ты как, нормально? – спросил он.

Лотар кивнул.

– Хорошо, тогда покажу тебе, как надо делать.

Асмаров выложил патроны и маленькие обоймы на покрывало.

– Вставляешь патроны сюда, – сказал он и показал как. Лотар сел рядом, вставил в обойму еще патроны.

Они сидели молча, заряжая оружие.

– Хорошая работа, – сказал Михаил, когда они закончили.

– Спасибо, – вежливо ответил Лотар.

– Ты справишься. Время играет на тебя.

Парень встретился глазами с Асмаровым.

– Спасибо, – снова поблагодарил он.

Михаил встал и вышел из комнаты.

* * *

Йенс зажег заранее подготовленный камин в гостиной. Тот разгорелся, и сухое дерево начало потрескивать.

Йенс присел на корточки перед огнем, чтобы чувствовать его тепло. Вошел Лотар и остановился у буфета, разглядывая стоящие в рамках фотографии.

Йенс обернулся.

– Мои бабушка и дедушка прожили здесь всю жизнь. Бабушка умерла несколько месяцев назад. Когда был маленьким, я проводил тут почти каждое лето.

Огонь набрал силу, Йенс подкинул два полена.

– Дом перешел по наследству к детям, и его собирались продавать. – Он встал. – Я не мог расстаться с ним, поэтому выкупил его у мамы и ее братьев и сестер. Не знаю, хорошо это или плохо.

Лотар держал в руке фотографию – бабушка Вибеке и дедушка Эсбен стоят рядом в праздничной одежде перед застольем, шестидесятые годы.

– Почему? – спросил он.

– Хорошо это или плохо?

– Да.

– Не знаю, – ответил Йенс.

– Да знаете наверняка!

Йенс подошел и посмотрел на фото.

– Это как-то связано с воспоминаниями. Теперь, когда дом мой, они становятся размытыми. На самом деле – в противоположность тому, ради чего я покупал его. – Он хлопнул Лотара по плечу. – Он добрый, этот дом, ты будешь здесь хорошо спать.

В комнату вошла София, стараясь избегать их взглядов.

– Я разговаривала с Ароном, – сказала она Йенсу по-шведски.

Тот ждал, что она скажет что-то еще, спросит что-нибудь, будет обсуждать что-то. Вместо этого София повернулась к Лотару и перешла на английский:

– Нам нужно поговорить.

– О чем? – спросил мальчик.

Она медлила с ответом.

– О твоем папе.

 

47

Вильфранш

Гектор сидел на стуле – на веранде, под защитой зонтика – и глядел на сад и вдаль, на мыс Кап-Ферра. Прохладный бриз тихонько шевелил зонтик.

Гектор был физически слаб, с трудом ходил и не мог поднимать предметы. Раймунда заставляла его делать гимнастику с того момента, как он очнулся. Упражнения раздражали Гектора своей простотой, казались в некоторой степени унизительными, но на самом деле давались ему нелегко. Раймунда говорила, что есть прогресс, но он был настолько мал, что Гектор не мог его оценить. Она рассказала ему о его физических ограничениях. Некоторые из них останутся на всю жизнь, другие со временем пройдут, если он будет делать так, как она говорит. Раймунда хорошо справлялась. Она была прямолинейна, искренна и добродушна и при этом не кривляка.

Голос к нему вернулся, но связки оставались слабыми, и сила по-прежнему отсутствовала. Иногда голос полностью пропадал – тогда он ждал некоторое время и выпивал стакан воды.

Однако Гектор Гусман изменился не только физически. Он ощущал эту перемену, но предпочитал ни с кем этим не делиться. Иногда Гектор боковым зрением видел, как кто-то несуществующий проносится мимо. То и дело он слышал дружелюбный голос прямо рядом с собой, хотя там никого не было.

Левая рука у него не работала как раньше, и иногда у него внезапно могли потечь слезы, хотя ни горя, ни боли он не чувствовал.

Странным образом улучшилось зрение, словно повысилась контрастность. Гектор ярче видел цвета – и вблизи, и вдали; все краски усилились. Мир светился совсем не так, как прежде.

Крайности в эмоциональном плане стали отчетливее. Гектор мог испытывать очень сильные эмоции из-за чего-то банального и незначительного, оставаясь при этом совершенно холодным и безразличным к чему-то важному и значительному. Так было и раньше, до комы, но сейчас это проявлялось острее, как будто восхищение по отношению к некоторым вещам оказывалось таким же монументальным, как равнодушие – к другим.

Приближающиеся шаги пробудили Гектора от мыслей. Пришел Арон. Он стоял перед Гектором и разглядывал его, потом взял стул и сел рядом. Они одинаково видели мир.

– Я говорил по телефону, – начал Арон.

– С кем? – просипел Гектор.

– С Софией.

София.

Она постоянно присутствовала у Гектора в сознании, бродила рядом, недосягаемая и призрачная.

– Лотар у нее, она хочет передать его нам.

– Ханке, – пробормотал Гектор. – Что они хотят?

– Заполучить тебя, – ответил Арон.

– Ясное дело. Как?

– Мертвым.

– Как они это сделают?

– Заманят тебя Лотаром. Обмен – вот чем сейчас занимается Софи.

– Она знает, что я пришел в себя?

– Нет.

Гектор окинул взглядом бескрайнюю бухту.

– Как она разговаривала? – спросил он.

– Уверенно, как всегда. Холодно, категорично и… – Арон запнулся.

– И?..

– Не знаю… в ее голосе было что-то еще. Пустота, разочарование, возможно, усталость.

Теперь Гектор увидел ее такой, какой помнил… воздушной, теплой, ненакрашенной, красивой. Зеленые глаза, едва заметные веснушки, свечение вокруг нее. Внутренний свет, пробивающийся наружу. Но в ней был не только обычный свет, но и какой-то более тусклый и непонятный.

– Что она сказала о Лотаре?

– Она мало говорила.

– Как он себя чувствует?

– Хорошо.

– Ты узнал что-нибудь еще?

– Нет.

– Ей угрожают?

Арон пожал плечами.

– Она передала информацию, на вопросы отвечать не хотела.

Винтовой самолет качался на волнах.

– Что все это значит, Арон?

– Что сейчас Ханке работают на полную. Они что-то готовят.

– Я знаю. Но почему София?

– А это имеет значение?

– Да, – ответил Гектор.

– Ханке забирают все, что принадлежит нам. Что может быть лучше, чем забрать твоего ребенка и любимую тобой женщину?

Гектор наблюдал за самолетом.

– Мы пойдем на встречу, обмен или что они там хотят.

– Зная, что они сделают все, чтобы убить тебя?

– Сделай все, что можешь, чтобы предотвратить это. Это то, за что я плачу тебе. Перехвати меня и Лотара. Обмани этих подлецов, Арон.

– Должен быть другой путь.

– Есть предложения?

– У меня есть много предложений.

– У тебя есть предложение, гарантирующее безопасность Лотара?

– Как я могу утверждать нечто подобное…

– Они причинят ему вред, – перебил Гектор и попытался пошевелить пальцами левой руки. – У нас нет другого выбора. У меня нет выбора. Позвони ей, расскажи, что я в сознании, что мы готовы встретиться там, где они захотят.

– Гектор, прошу тебя, подумай еще.

– Нет, пусть будет так…

Внезапно силы покинули Гектора. Он выглядел бледным и уставшим. Арон, заметив это, осторожно постучал в задвижное окошко.

Вышла Раймунда.

– Давай, давай, я помогу тебе, – сказала она.

* * *

Ангела посадила Андреса и Фабьена перед телевизором, ожидая удобного момента. Тот настал, когда Арон постучал по стеклу и Раймунда вышла, чтобы помочь Гектору.

Ангела бросилась на кухню, выдернула телефон из зарядки, побежала на второй этаж, закрылась в ванной, включила душ и набрала номер, который знала наизусть. Номер полиции в Биаррице.

За годы работы в качестве юриста в адвокатской конторе Ангела множество раз сталкивалась с Полем Густавом Пелтье, комиссаром Национальной полиции Франции. Талантливый следователь, карьерист…

В трубке раздался щелчок, и чей-то голос приветствовал позвонившего в полицию в Биаррице.

Ангела на беглом французском попросила соединить ее с лейтенантом Густавом Пелтье.

– И передайте, что звонит Ангела Гарсиа Ривера. Дело срочное.

Полминуты напряженной тишины, затем два сигнала, потрескивающие и неровные. Трубку подняли.

– Ангела? – Голос Густава, низкий и хриплый.

– Да, – ответила она.

– Ты пропала. Мы расследуем смерть Эдуардо. Где ты?

Она говорила тихо, держа трубку близко к губам:

– Густав, мне нужна твоя помощь.

Ее умоляющий тон удивил его.

– Ангела, какая помощь тебе нужна?

– Мне и моим мальчикам нужна защита.

– Хорошо, – сказал он, растягивая слово.

– Ты знаешь Гектора Гусмана?

– Гектор Гусман… – бурчал комиссар себе под нос, роясь в памяти.

– Испанец, – сказала Ангела, – сын Адальберто Гусмана, из Марбельи. Живет в Стокгольме.

– Да, теперь вспомнил. Интерпол много лет безуспешно разыскивал его отца… Стокгольм, говоришь? Там в ресторане был конфликт прошлым летом. Гектор Гусман сбежал, объявлен в международный розыск. Все верно?

– Да.

– Ангела, почему мы разговариваем о Гекторе Гусмане? Где ты?

– Слушай меня, Густав. Я могу сдать тебе Гектора, его ближайшее окружение и массу другой информации. В обмен на безопасность. Нам с мальчиками нужна защита.

Молчание в трубке.

– О чем ты, Ангела?

Из душа рядом текла вода.

– Мой супруг Эдуардо был братом Гектора Гусмана.

 

48

Стокгольм

Солнце уже поднялось, когда Майлз вышел на проселочную дорогу. Машин было мало. Он махал и голосовал левой рукой; наконец его взял пастор церкви Святой Троицы, не имеющий мобильного телефона и утверждавший, что Господь чудесен.

– Неправда, – возражал Майлз, который только что Его встретил.

– Ваш внешний вид говорит о том, что вам нужно в больницу, – широко улыбался пастор.

– Нет, это подождет. Для начала мне нужен телефон.

Леса и поля сменяли друг друга. Таблички со странными названиями поселков, маленькие деревянные виллы с садами без заборов. Мир, который Майлз не узнавал.

Его высадили в местечке без названия.

– Благослови вас Господь, – сказал пастор.

– И вам того же, – ответил Майлз, не зная, как нужно отвечать на это.

Он нашел уличный пункт питания с подачей еды в помещении. Запах жареного, игровые автоматы и работники, не имеющие постоянного места работы.

– Мне нужен телефон, – сказал Ингмарссон женщине на кассе.

Она дала ему свой, кнопочный, и спросила:

– Как ты себя чувствуешь, дружок?

Майлз знал, что выглядит ужасно: избитый, со сломанной рукой, умерший и воскресший, грязный, мокрый.

– Я выживу, спасибо.

– А рука? – Она показала на его правый кулак.

– Думаю, она сломана, но ничего страшного.

Женщина хотела сказать что-то еще, но Майлз, отойдя в сторону, уже звонил Антонии Миллер. Автоответчик сработал мгновенно.

– Исчезни и провались под землю, – сказал Ингмарссон и положил трубку.

Потом он позвонил своему брательнику Яну, вечно изменяющему жене козлу, владельцу тайной квартиры для утех в городке Бирка, которую он то и дело использовал, когда не играл хорошего папу и преданного супруга дома, в местечке Онгестберга.

– Я хочу одолжить у тебя квартиру, ту, тайную, – сказал Майлз.

Он сто лет не разговаривал с младшим братом и быстро осознал почему.

– Не знаю… Сейчас не время.

– Ян, я позвоню твоей жене и детям.

– Сходи отлей и ложись спать, Милле, – ему снова стало двенадцать, а может, было всегда.

Не успел Майлз ответить, Ян уже смягчился под воздействием угрозы.

– Я открою и положу ключи на кухонный стол. И только попробуй сломать чё-нить.

Майлз прервал разговор и отдал телефон добродушной женщине. Она протянула ему свернутый компресс из аптечки.

– Перевяжите пока, а потом идите к врачу.

Майлз взял компресс; он был готов жениться на этой женщине здесь и сейчас.

В глубине кафе он нашел столик, за которым стоят, встал около него и перевязал сломанную руку. Рядом сидел одинокий мужчина и безразлично жал на кнопку «кредит» на игровом аппарате. Тот выдал две вишни и даму пик. Ничего не произошло. Мужчина снова нажал. Снова ничего не произошло.

* * *

Майлз ехал на автобусе, электричке и метро. Он начал возвращение в реальность и одновременно в Стокгольм. Старался сохранять спокойствие, но ему это не удавалось.

В киоске он приобрел новый смартфон вместе с предоплаченной сим-картой и быстро направился в район Биркастан.

В квартире для утех было две комнаты, дом находился на улице Норрбакагатан, квартира записана на компанию, принадлежавшую приятелю Яна. Очевидно, они совместно владели жильем.

Приятель работал в сфере телекоммуникаций и любил маленьких девочек. Кого любил Ян, Майлз не знал и знать не хотел.

Меблировка удивила его. Квартира была обставлена со вкусом. Майлз знал, что ее обставлял не Ян. Скорее всего, и не телекоммуникационный педофил. Возможно, они купили ее уже с мебелью.

На прикроватном столике стояла бутылка из-под вина «Руффино» со свечой в горлышке. Стеарин стекал очень долго и застыл в плетеной части, украшавшей половину бутылки.

Майлз сел на диван. Целая история в плюше. Она должна была прийти из прошлого, но мебель была новой. И дорогой.

Игнмарссон начал искать домашний номер Миллер при помощи своего только что купленного смартфона. У нее не оказалось ничего подобного. Он искал ее возможных родственников, звонил людям с фамилией Миллер, но никто не знал ее. Может, ее уже и в живых-то нет…

Майлз начал рыться в памяти. В голове возник парень в трусах у нее на кухне. Как его звали? Ульф. Майлз видел его на вечеринке «синих мигалок», он много лет водил патрульную машину. Потом его повысили, и он стал шпионом. Майлз не знал ни одного шпиона. И вообще никого не знал.

Он набрал номер коммутатора. Мужской голос.

– Шпионский отдел, будьте добры, – сказал Майлз.

– Пожалуйста, – ответил голос.

В трубке прозвучало несколько гудков. Потом – другой голос, на этот раз женский, назвавший номер отдела.

– Уффе? – спросил Майлз.

– Простите?

– Я хотел бы поговорить с Уффе…

– Каким Уффе? – В голосе слышалось раздражение.

– Как там его фамилия… Рослый парень, из Далекарлии, насколько я помню. Пришел в отдел около года назад, раньше работал на патрульной машине…

– Да, я знаю, кого вы имеете в виду. Но его никто не зовет Уффе. Его зовут просто Ульф. Фамилия – Ланге.

Еще сигнал – переключение звонка – и другой сигнал, вероятно его мобильника. Но тот был выключен. Сработал автоответчик, и запрограммированный голос сообщил:

– Абонент недоступен. Нажмите «один», чтобы оставить сообщение, или оставайтесь на линии, чтобы вас соединили с коммутатором.

Держа телефон перед собой, Майлз нажал на цифру «один». Прозвучал сигнал, и Майлз пошел ва-банк:

– Антония Миллер? – Он говорил хрипло, как будто целый день не разговаривал.

Тишина на секунду дольше. Майлз добавил:

– Передай ей привет от самого плохого копа в команде, во всех отношениях.

Он назвал свой новый номер и затем прервал звонок.

Через десять минут его телефон зазвонил. Антония говорила испуганно.

– Эта линия безопасна? – спросил он.

– Не знаю; думаю, да.

– Где ты?

Антония колебалась.

– У одного друга.

– Ты там в безопасности?

– Да. Но надолго ли, не знаю; я в розыске.

– За что?

– Не знаю. Куча выдуманного дерьма, ориентировка пришла вчера. Но не важно. Я спалилась, и мне нельзя высовываться.

– Вызови такси и приезжай сюда. Сможешь?

– Да.

– Выбери фирму поменьше, из тех, кто не фотографирует пассажиров, – сказал он. – И вот еще что…

– Да?

– Наверное, тебе стоит предупредить Ульфа.

– Уже предупредила, – ответила Антония.

Майлз назвал верную улицу, но неверный номер подъезда.

Несколько минут он нервно ходил по квартире, потом встал у окна в гостиной, аккуратно подвинул занавеску и стал наблюдать за улицей.

Через двадцать минут подъехала Антония. Она вышла из такси и пошла к двери дома напротив. Там остановилась и достала из кармана телефон. Майлз наблюдал за обстановкой. Он не знал, что ищет. Может, кого-то или что-то, чего здесь быть не должно. Улица была пуста, не считая пожилой дамы, терпеливо ожидавшей терьера, у которого случился запор.

Телефон завибрировал у него в руке. На дисплее ее номер. Майлз смотрел на нее, стоящую внизу.

– Дверь прямо напротив, третий этаж, – сказал он, назвав код подъезда и номер квартиры.

В прихожей раздался звонок. Мелодия состояла из двух тонов и была в чем-то приятной на слух.

Ингмарссон предельно внимательно посмотрел в глазок; у ободранных краев – ничего. Он открыл оба замка, отворил дверь, впустил Антонию, так же быстро закрыл и запер дверь.

Антония была бледна как полотно. Она взглянула на него – раны на лице, перевязанная рука, – но ничего не сказала, просто прошла в квартиру со спортивной сумкой в руке. Сев на диван, в нескольких предложениях поспешно рассказала о том, как Томми ворвался к ней в квартиру. Майлз рассказал о том, как его пытались убить.

Томми…

– Боже мой, Майлз…

Он стоял, оперевшись о дверной косяк.

– Я думал, ты мертва.

– Нет, я жива. А где Томми сейчас? – спросила она.

– Ищет тебя, полагаю.

Антония взглянула на него.

– И он думает, что ты труп?

Майлз кивнул.

– А Роджер Линдгрен?

– Мертв.

– Как?

– Я убил его.

Антония хотела понять, какие чувства скрываются за холодными словами Майлза. Он опередил ее:

– Потом там появился Томми. Он следил за нами. Спрашивал о банковской ячейке, о Ларсе Винге.

Они оба перевели взгляд на сумку у Антонии на коленях.

– Нашла что-нибудь?

Женщина расстегнула молнию на сумке, вытащила большую папку, засунула в нее руку, вытащила стопку бумаг и распечатанные фотографии, и кинула всё на столик перед ним.

Майлз наклонился и увидел сорокалетнюю женщину на велосипеде. Как она работает в саду, как выходит из больницы в Дандерюд, как стоит у окна на вилле и смотрит прямо на него. Множество других фотографий с ней в разных ситуациях. Все сняты телеобъективом.

– За ней следят, – сказал он.

– Следили…

– Кто она?

– Ее зовут София Бринкман, – ответила Антония.

Майлз разглядывал снимки.

– Ее имя всплыло в деле о «Трастене», – добавила Антония. – Она медсестра, которая ухаживала за Гектором Гусманом, когда тот лежал в больнице после автокатастрофы.

Майлз поднял глаза.

– Вот как.

– Я виделась с ней очень коротко – задала несколько вопросов. Она ничего не знала.

Антония пыталась вспомнить встречу.

– Что-то утеряно? – спросил Майлз.

– Ничего. Помимо фотографий, в сумке аудиофайлы.

– Аудиофайлы с чем?

– Я едва успела проверить хоть что-то. Но это прослушка.

– Кого?

Антония показала на фотографии Софии.

– Почему ее прослушивали? – спросил он.

– Вот этого я не знаю.

Майлз взял стопку и просмотрел другие снимки. Он увидел Гуниллу Страндберг, Ларса Винге, бородатого мужчину, которому было около шестидесяти, красного от давления и отекшего, брата Гуниллы Эрика Страндберга. Майлз перебирал дальше: Андерс Аск и Ханс Берглунд, коллеги Винге, потом Гектор Гусман и Арон Гейслер. Потом еще фото, сделанное с расстояния. Он внимательно посмотрел на снимок – мужчина со светлыми волосами, сидящий на скамейке, похоже, на Страндвэген. Другая фотография. Мужчина повернул лицо, Майлз увидел его профиль.

– Это он, – произнес Ингмарссон.

– Кто?

Майлз показал ей снимок.

– Мексиканец.

– Чего?

– Это он, парень, которого я забирал в аэропорту; ну, которого освободили.

Майлз смотрел на мужчину, спасшего его после автокатастрофы. Он вытер лицо правой рукой.

– Кто-нибудь знает? – спросила Антония.

– Томми знает.

– А кроме него?

Майлз обвел глазами стол, Антония сделала то же. Чрезмерная представленность медсестры Софии Бринкман, снимки, снимки, снимки… прослушка, прослушка, прослушка.

– Нам нужно определить ее местонахождение.

Они приступили к работе. София Бринкман не отвечала на звонки, больше не работала медсестрой, никаких контактов. Тотально асоциальна – даже в Интернете.

Антонии удалось связаться с ее мамой, Ивонн, женщиной с четкой дикцией, которая рассказала, что София с Альбертом уехали на Кипр, на реабилитацию для людей с повреждением спинного мозга. Майлз, в свою очередь, поговорил с учительницей из школы Альберта, которая подтвердила информацию – их не будет три недели.

Антония положила трубку и нашла телефонный номер раздачи газет в Стокгольме.

– Раздача газет, Мехмет.

– Здравствуйте, Мехмет. Хотела бы узнать, во сколько раздают утреннюю газету на улице Эриксбергсгатан. Я уезжаю завтра рано утром, хочу почитать в такси.

Мехмет попросил ее подождать и защелкал клавишами.

– Эриксбергсгатан… это район Ёстермальм. В три – полчетвертого примерно.

* * *

Анн Маргрет нервничала из-за работы, ощущала гиперответственность. Чувствовала, что не получает удовлетворения.

Она взяла работу домой. На кухонном столе лежал ноутбук, стоял принтер и несколько папок. Анн хотела копнуть глубже, дать Томми больше, показать, что она ценит его доверие, почувствовать себя значимой, успешной в работе… достойной. Она нуждалась в этом.

Анн Маргрет выпила бокал белого вина, четвертый по счету. Вино в пакете – очень удачное приобретение.

Начальники любят отчеты. Одним из таких она сейчас и занималась – подробный обзор, содержащийся в одной папке.

Через старый динамик прошлого века пробивался голос Эроса Рамазотти. Анн Маргрет сложила распечатанные документы в папку, выпила еще вина.

Если б она была трезва, обладала аналитическим складом ума или критически проверила отчет, то, возможно, заметила бы связь, хоть и маленькую.

Но Анн Маргрет двигал комплекс отличницы, который коренился в желании получать похвалу. А такая особенность личности слишком часто приводит к узости взглядов.

Потом она позвонила ему, навеселе, и, расхрабрившись, извинилась за поздний звонок; сказала, что вот работала над отчетом дома и хотела бы узнать, не посмотрит ли он его в ближайшее время. Он мог бы зайти и проверить его у нее дома, выпить бокал вина – или завтра, на работе?

– Я зайду, – прохрипел Томми.

Анн Маргрет причесалась перед зеркалом в ванной, накрасила губы, проверила, не просвечивают ли трусы сквозь белые брюки. Она напевала песню Эроса, ни слова не понимая по-итальянски. Брызнув духи на правую сторону шеи, потерла ее запястьем, сделала милое лицо перед зеркалом. Потом выпила еще немного вина из пакета, который неожиданно оказался пустым. Анн каждый раз этому удивлялась.

Она достала новый из холодильника, привычно сняла защитную пленку и наполнила бокал.

Через полчаса звонок в дверь. Анн Маргрет пробежалась по квартире, чтобы проверить, всё ли в порядке.

Томми с мутным взглядом улыбался, когда она открыла дверь. Он, конечно, тоже был слегка пьян.

Она, двигаясь немного призывно, прошла на кухню, Томми за ней.

Они сели рядом за стол. Свечи пахли фиалками. Анн Маргрет предложила вина и приступила к делу, рассказывая и докладывая. Даже смеялась, радуясь тому, что Томми не злится.

Он не слушал, смотрел на стену. Приклеенные буквы: Carpe diem. Томми тупо разглядывал слова, забыв, что они означают.

Наконец он подался вперед, взял папку со стола, положил ее на колени и начал бегло просматривать страницы. Анн Маргрет говорила об Антонии Миллер.

– …Следующие звонки были сделаны ее матери, которая живет в Фальщёпинге, в японский ресторан, этому Ульфу, пара единичных звонков – подругам.

Томми читал, а Анн Маргрет все разъясняла. Отголосок чего-то у него в сознании.

– Ульф какой? – перебил он.

Анн Маргрет перестала тараторить, немного подумала над вопросом и отмотала назад пленку памяти.

– Ульф, – сказала она. – Ну, тот, из шпионского отдела. Ульф Ланге.

Анн Маргрет наклонилась к пакету и нажала на кнопку. Бокал наполнился вином.

– Ты получал информацию о нем в предыдущих отчетах. – Она отпила из бокала. – Антония разговаривает с ним по телефону несколько раз в неделю. Возможно, они встречаются; я написала, что у меня есть подозрение. Доказательств нет, но вероятность велика… так что я все записала для тебя. Собственный анализ, можно сказать.

– Они разговаривают в рабочее время? – спросил он.

– Что?

– Они говорят на службе или в частном порядке?

– Посмотрим, – сказала Анн Маргрет, откашливаясь, чтобы скрыть нервозность.

Она пролистала назад папку, лежащую у Томми на коленях, наклонилась, провела по указателю пальцем и сунула его под пронумерованную ячейку.

Ей понадобилось время. Анн Маргрет перенесла папку с коленей Томми на стол, нашла телефонные номера и время звонка.

– Ммм, как я и думала, – тихо сказала она. – Это частные беседы. Чаще всего они разговаривают вечерами.

– И они пара, ты говоришь, – Антония с Ульфом? – спросил Томми.

– Я не знаю, но я провела параллели и пришла к выводу, что…

– Ты – золото, – без воодушевления перебил он.

Она неловко улыбнулась.

– Аа… спасибо.

Томми забрал папку, перелистал назад и начал читать сначала. Он проглядывал лист за листом, в то время как Анн Маргрет хлебала вино и без умолку болтала.

Он даже удивился тому, насколько ясна картина. Тому, что структурно папка была просто-таки открытой книгой о делах Томми.

Он бросил взгляд на сидящую рядом женщину, которая чесала языком и старалась выслужиться. Неужели она и понятия не имела о том, что произошло? Все же написано здесь, к тому же в логической последовательности. Любой внимательный человек понял бы, что Томми Янссон, последние полгода задававший ей все эти вопросы, с большой вероятностью замешан в убийстве Гуниллы Страндберг и Ларса Винге. Она что, совсем дура, эта женщина, сидящая рядом с ним?

– Это надо отметить! – сказал Томми, захлопнув папку.

Анн рассмеялась.

– Отметить? – Она допила остатки вина.

– Ты проделала выдающуюся работу, Анн Маргрет. Пойдем!

Она непонимающе смеялась.

– Что?

Томми скрыл раздражение, он терпеть не мог повторять.

– Пойдем отмечать! Только сначала выпьем по бокальчику.

Счастливый гогот Анн Маргрет.

– Боже мой! Да?

* * *

Томми и Анн Маргрет вдвоем у нее на тесной одинокой кухне. Он позаботился о том, чтобы она продолжала пить вино, пока не стала совсем пьяной и не потеряла последнюю связь с реальностью, которая все-таки, как казалось, у нее была. Так и получилось. Анн Маргрет встала и стала нелепо танцевать, глядя в потолок и размахивая руками.

Вот она качнулась вперед и попыталась поцеловать его. Проницательность на нуле. Замечательно.

Томми нашел пачку апельсинового сока, бутылку ликера «Кампари» в дверце холодильника и водку в морозилке. Затем смешал опасный коктейль прямо в бутылке «Кампари» – минимум сока и море спирта – прихватил с собой два стакана.

– В дорогу, – сказал он.

Анн Маргрет хотела ответить ему в рифму, но произнесла что-то нечленораздельное.

* * *

Они сидели в его служебной машине. Анн Маргрет пила коктейль, проливала на сиденье и крутила радио – ей хотелось музыки. Она подпевала, Томми с отвращением на нее косился. Ей так легко удавалось вызывать в нем это чувство.

Ехали они долго, но Анн Маргрет была настолько пьяна, что у нее пропало чувство времени.

Они свернули туда, где Томми убил Майлза Ингмарссона, где утонула любимая Уве Нигерсона.

– Где мы? – спросила женщина; она говорила невнятно и жалостливо.

– На природе. У нас будет небольшой пикник.

Анн Маргрет порывисто взглянула в кромешную темноту. Потом снова на Томми.

– Здесь? Но ведь темно и зима.

– Да-да, но зачем же жаловаться на погоду? Идем!

Вдруг с ней что-то произошло.

– Нет, я не хочу. Я хочу поехать домой, Томми.

– Не будь такой чертовой занудой. – Он засмеялся и открыл дверь, обошел капот, направляясь к ее двери.

Анн Маргрет засуетилась, заперла дверь около ручки, стараясь скрыть нарастающую тревогу под натянутой улыбкой за стеклом. Томми постучал и близко наклонился к нему:

– Что такое, Анн Маргрет? Открой!

– Я хочу домой сейчас, Томми. Уже поздно, я замерзла и устала, – она в мгновение ока протрезвела.

Он сильно стукнул по стеклу.

– Не ленись, выходи, и мы выпьем.

Анн Маргрет смотрела на свои колени, плотно сжав губы.

Томми открыл дверь ключом дистанционного управления, который лежал у него в кармане, и дернул ручку. Анн Маргрет попыталась броситься на водительское место, но он схватил ее за руку. Женщина кричала, когда он вытаскивал ее из машины. Грязь со снегом на белых брюках. Томми отпустил ее. Анн Маргрет хотела было встать и побежать, но он легко поймал ее. До воды еще оставалось некоторое расстояние. Он принял решение, что это случится здесь.

Томми завалил ее на спину на траву, без сопротивления обхватил ее шею обеими руками и начал сильно сжимать. Анн Маргрет беззвучно произносила его имя. Он смотрел в сторону, дышал, уткнувшись себе в плечо.

В то время, как она барахталась и дрожала под ним, Томми Янссон решил бросить пить.

 

49

Ютландия

В гостиной горел камин.

– Почему Мальмё? – спросил Михаил со своего кресла.

– Не знаю, – ответила София. – Роланд сказал, что нужное нам место – многоуровневая парковка. Что я с Лотаром должна подняться на самый верхний этаж…

Она стояла, скрестив руки, двигала ногой по ковру и смотрела в пол.

– Что сказал Арон, когда ты сообщила ему о месте? – спросил Йенс из другого кресла.

– Ничего, просто ответил «да». Что они там будут.

– Никаких возражений?

– Нет.

– Что еще ты сказала?

– Что Гектор будет ждать на верхнем этаже, как мне сказал Роланд.

– И Арон просто принял это?

– Да.

– Как будет происходить обмен? – спросил Михаил.

– Я подожду, пока не появится Гектор, передам Лотара и уйду. Этажом ниже в машине будет ждать Альберт.

Йенс с Михаилом переглянулись. София это заметила.

– Что? – спросила она.

– Ничего. Просто все это кажется мне странным, – ответил Йенс.

– Назови что-то не странное, – сказала София.

– Сложно, – тихо произнес он.

Они на время замолчали.

– Вот теперь мы здесь, Йенс, – произнесла София.

– Где?

– Ты говорил, что, даже если я смогла бы передать Гектора Ханке, ты сомневаешься, что они отдадут мне Альберта.

– Гм, да, говорил.

– Ты по-прежнему так считаешь?

Йенс не ответил.

– Тогда что посоветуешь?

– У меня нет советов, София.

– Перестань, Йенс! Скажи, что мне делать, – она говорила с раздражением.

– У тебя есть вариант не ходить туда? – спросил он.

София покачала головой:

– Нет.

– Что ж…

– Мы планируем наши действия, исходя из того, что обмен произойдет. Что мы увезем оттуда Альберта, – подключился Михаил.

София стояла с закрытыми глазами, потом открыла их.

– Каковы наши действия? – спросила она.

– Мне нельзя светиться, – ответил Михаил. – Я – старый телохранитель Ханке, в меня начнут стрелять с обеих сторон. Я буду поблизости с машиной для бегства. Йенс будет контролировать этаж, где должна произойти передача Альберта. Вы с Лотаром делаете так, как вам сказали.

– Оружие? – спросил Йенс.

– Нет, не для нас, – сказал Михаил. – На этот раз мы нейтральны. Есть три группы – мы, Ханке и банда Гектора. Пусть они разбираются, а не мы. Быстро войдем, быстро уйдем, не нужно с кем-то ругаться без необходимости.

София стояла, обхватив себя руками и склонив голову.

– Пойду загляну к Лотару, – сказала она и вышла из гостиной.

Дрова в камине трещали и поскрипывали. Михаил почесал шею.

– Они прикончат Гектора на крыше парковки, – сказал он Йенсу.

– Арон ведь понимает это?

– Да. Он расставит снайперов поблизости.

– Что думают делать Ханке?

– Зависит от того, кто у них отвечает за операцию. Но – убить Гектора… Или взять его… Не знаю.

Горел огонь, приближался новый день.

 

50

Стокгольм

Стокгольмская ночь. Теперь они могли передвигаться относительно свободно.

Майлз Ингмарссон и Антония Миллер шли в городской темноте. Он числился мертвым, она – в розыске.

Антония нашла кое-какую женскую одежду в квартире: лакированные туфли на высоком каблуке, серое приталенное пальто. Майлз надел красивый пиджак. Они шли под руку, словно пара, возвращающаяся домой с празднества. На улице Карлбергсвэген рядом с ними замедлила ход коповская машина; толстый полицейский в форме с неаппетитным гамбургером в руке уставился на них, потом машина газанула и уехала прочь.

Было три часа ночи, когда они оказались на улице Эрикбергсгатан, перед подъездом Софии Бринкман. Разносчица газет, девушка в спортивном комбинезоне, появилась через четверть часа. Майлз с Антонией притворились пьяными, как будто забыли код, и увязались за ней на лестницу; немного побродили, потом поехали на лифте наверх и увидели, как спускается разносчица.

Квартира Бринкман находилась на третьем этаже. Антония глянула через отверстие для почты: внутри железная решетка, взломать невозможно. Газета и письма горой лежали на полу.

– Не получится, – сказала она.

Они спустились вниз и вышли на улицу. Майлз сделал пару шагов назад, взглянул на фасад и указал вверх:

– Вон балкон ее квартиры. – Он перевел взгляд на водосточную трубу, закрепленную на углу здания. – Ты легко заберешься туда.

Антония глянула наверх. Высоко.

– Я? – спросила она.

Майлз показал перевязанную руку.

Она прикусила губу, скинула туфли и бросила пальто на землю. Два мощных рывка вверх – и карабкаться. Майлз следил за ней взглядом. У нее были сильные руки; она ползла все выше, ноги обхватывали трубу, как опору.

Он зажег сигарету.

Антония почти достигла цели, оказавшись даже выше балкона. Там она провисела несколько секунд, затем отпустила трубу, оттолкнулась ногами и полетела вниз, к балкону, вытянув вперед руки. Секунду она находилась в свободном падении, а потом ухватилась за нижнюю часть балконной решетки. Балкон зашатался.

Майлз судорожно курил. Антония подтянулась вверх на руках, схватилась за верхний край решетки, забралась наверх, перелезла через решетку и приземлилась на маленький балкон. Встала, сняла свитер, обмотала им руку, разбила стекло балконной двери и скрылась внутри квартиры.

Ингмарссон стоял и ждал, куря сигарету за сигаретой. Поздоровался с проходившей мимо молодой парой, махнул одинокой собаке. Подошел поддатый молодой мужчина и попросил сигарету. Майлз дал ему одну, зажег своей зажигалкой. Парень рассказал, что только что встретил любовь всей своей жизни и что у нее офигенные сиськи. Потом он ушел.

Майлз проводил его глазами. Есть хорошие люди, есть плохие. А есть…

– Не зевай!

Майлз посмотрел наверх, что-то летело к нему. Полиэтиленовый пакет, на большой скорости разреза́вший воздух. Сработал инстинкт – Майлз, как заправский вратарь, поймал пакет, не выпуская изо рта сигарету.

Антония уже была снаружи на решетке; она прыгнула на трубу, схватилась за нее и поехала вниз. Затем подняла пальто, закуталась в него и надела туфли.

– Теперь пойдем домой, Майлз.

* * *

Содержимое пакета оказалось на полу квартиры для утех.

Антония собрала всё, что имело отношение к Софи. В том числе такое, что, как казалось с первого взгляда, не несло какой-либо информации.

Она просматривала каждый предмет детально и осторожно, передавала дальше Майлзу. Ее концентрация передалась ему. Ингмарссон всё перепроверял.

Там были рукописные заметки, телефонная книжка, чеки, информация о карте, фотографии, салфетка с написанным от руки номером. Информация из школы ее сына, Альберта, пометки на газете, гора старых счетов и другие бумаги.

– Хорошо, – сказала сама себе Антония, глядя на лежащие перед ней на полу стопки, и махнула рукой. – Это и есть София Бринкман.

Майлз листал телефонную книжку.

– Надо заняться обзвоном, – сказал он.

– Еще ведь ночь, – возразила Софи.

– По крайней мере, люди в это время дома.

Они проработали телефонную книжку Софи, притворяясь коллегами по работе или старинными друзьями из прошлого. Люди спросонья отвечали на вопросы, но не дали ни одной зацепки.

Антония Миллер прочитала номер с салфетки. Код Германии. Она набрала номер.

Гудок. Чертов длинный гудок… потом еще один.

Она махнула Майлзу, чтобы тот молчал, что он и делал все это время.

На другом конце подняли трубку. Бормочущий мужской голос.

Антония решила рискнуть.

– София, – только сказала она.

– Привет, София, – ответил голос на ломаном английском.

– С кем я говорю? – спокойно спросила Антония.

– Это я, Рюдигер.

И что теперь? Антония запнулась.

– Мне нужно поговорить с Софией, – поспешно сказала она по-английски.

– Я не могу вам помочь, – ответил мужчина.

– Ее жизнь в опасности.

– Этого недостаточно, – спокойно произнес он. – Я кладу трубку, не звоните больше.

– Подождите! – Антония чуть ли не кричала. – Вы в контакте с ней?

Мужчина молчал. Она пошла ва-банк.

– Меня зовут Антония Миллер. Я работаю в полиции Швеции. Ее жизнь в опасности, моя – тоже. Я прячусь; думаю, она делает то же. Мне нужно связаться с ней.

Мужчина продолжал молчать, но трубку не повесил.

– Я оставлю вам свой номер, – сказала она.

Нет ответа.

София продиктовала ему номер. Вот тогда, когда она закончила, мужчина повесил трубку.

* * *

В Отделе криминалистики пахло по́том.

Томми Янссон сидел в тесном невзрачном кабинете мелкого начальника Стефана Андерссона и пил утренний кофе из пластиковой кружки.

– Что она сделала, эта Миллер? – спросил Стефан.

Томми поморщился.

– Самое малое, занималась вымогательством; больше я не могу тебе говорить, но она предала всех нас. Вот все, что я могу сказать.

Стефан насвистывал в одной тональности.

– Что, так глобально? – спросил он.

Томми, похоже, колебался.

– Обещаешь, что это останется между нами?

Андерссон кивнул.

– Она присваивала крупные суммы денег. Когда мы обнаружили это, она попыталась свалить все на коллег.

Стефан прищурился.

– То есть окунуть нас всех в дерьмо… Твою мать, – сказал он.

– Это еще мягко сказано, – тихо проговорил Томми. – Поэтому я сижу тут, – добавил он. – Хочу попросить тебя об услуге, Стефан: пусть это останется между нами.

– Рассказывай.

– Она как сквозь землю провалилась. Избавилась от старого телефона, но наверняка приобрела новый. Она встречается с коллегой, мужиком из Шпионского отдела, Ульфом Ланге.

– Гм.

– Мы прошерстим его телефон, проверим, с кем он разговаривал последнее время, отфильтруем номер, который, как нам кажется, принадлежит ей. Потом выследим ее.

Стефан издавал ритмичные звуки.

– Ты общался с этим Ланге? – спросил он.

– Нет, черт возьми.

– Хорошо.

– Это выполнимо? – поинтересовался Томми.

– Да-да. В наше время выполнимо все. Давай сразу начнем. Возьмем мой личный компьютер.

– А потом что?

– Потом, когда у нас будет ее номер, найдем ее. Если у нее включен навигатор, установим местоположение сучки с точностью до метра.

Стефан загорелся работой, это здорово.

– Тогда, я думаю, мы можем начать, – сказал Томми.

Стефан достал личный ноутбук из портфеля.

– Иди сюда и садись рядом, – радостно предложил он.

Томми пододвинул к нему стул.

– Можешь отследить, если включится GPS? – спросил он.

– Да, конечно, – ответил Андерссон, открывая ноутбук.

– И это останется между нами?

– Зуб даю, – заверил Стефан.

 

51

Мальмё

Сидя на крыше многоэтажного дома, Лежек достал части разобранной винтовки из сумки, собрал их и разложил маленькую двуногую подставку, закрепленную у начала приклада. Затем лег на живот около вентиляционного отверстия и прижал оружие к правому плечу. Через прицел парковочный гараж отлично просматривался.

Справа от него, в пятидесяти метрах, монтировал свою винтовку Хасани.

– Два? – В наушнике у Лежека звучал голос Арона.

– Два, – ответил тот через микрофон около щеки.

– Три?

– Три, – ответил Хасани.

– Начинай и ищи, – прошептал Арон.

Лежек искал. Гараж, машины, близлежащие дома, каждый этаж, каждое окно. Каждый угол и каждый закуток, видимый через оптический прицел. Но было много слепых зон, мест, ему не доступных, где могли находиться снайперы.

При первом появлении дульного пламени все трое должны направить туда свои винтовки. Но тогда, возможно, будет уже поздно. И нет уверенности, что все пойдет именно так. Может, целью Ханке было забрать Гектора…

Лежек не имел ни малейшего понятия. Как и Арон с Хасани. И Гектор определенно тоже.

* * *

Они ехали на новой «Субару Аутбэк», украденной Йенсом с тест-драйва у дилера «Субару» в микрорайоне Егерсро.

София и Лотар выбрались из машины около многоуровневой парковки и перешли улицу по пешеходному переходу. Она взглянула через плечо и увидела, как Йенс садится в машину.

София была удивлена тем, как мало вопросов задавал Лотар, когда она рассказала ему о Гекторе. Парень лишь попросил ее купить новую одежду. Что они и сделали.

На этаже с гаражом было влажно, темно и стояло множество машин. Лифт, ползущий наверх, был тесным и блестел алюминием.

Лотар тщательно подбирал одежду. Джинсы, кроссовки, полосатая рубашка, темно-синий кардиган с треугольным вырезом.

– Ты красивый, – сказала она.

– Красивый?

– Хорошо выглядишь, Лотар.

Ей хотелось обнять его, пригреть и сказать, что все будет хорошо.

Когда они вышли на верхний, открытый этаж парковки, воздух обдал их холодом.

По лицу Лотара было видно, что он нервничает и напряжен. Сейчас подросток молчал, погрузившись в себя. София держалась поближе к нему, бессознательно прикрывая собой.

Она взглянула на часы. После назначенного времени прошло уже двадцать минут. Гул из подземелья. На этаж въехала машина и остановилась на парковочном месте вдали от них. Из нее вышел мужчина в пиджаке. Он открыл заднюю дверь, вытащил кожаный портфель и направился прочь. София провожала его взглядом, пока он не скрылся в лифте.

– Привет.

Голос у нее за спиной, сзади и сбоку.

Она обернулась. Между двумя припаркованными автомобилями, наклонившись вперед, сидел Гектор.

Она посмотрела ему прямо в глаза. Он был спокоен, почти умиротворен.

– Гектор? – ответила София.

Он похудел с их последней встречи, волосы отросли, и на нем было слишком мало надето для местного климата.

– Думаю, безопаснее будет, если вы тоже сядете.

Они сели между машинами, в нескольких метрах от Гектора.

Несмотря на обстоятельства, София не могла оградить себя от чувств – от наполнявшей ее радости, от теплой восторженности, которой не должно было здесь быть, не сейчас. Но она помнила его – она узнала цвет и форму чувства, разделяемого только с Гектором. Ей казалось, что она увидела в нем то же самое – такое же тепло, такое же узнавание чего-то ушедшего и неоконченного. Но еще в нем были равнодушие и холод, а может, горе. И одновременно со всем этим, что образовывало фундамент его личности, Гектор излучал уверенность, как будто владеет ситуацией, хотя здесь, на крыше, был совершенно беспомощен. Но все равно он пришел сюда. Как будто ему нравилось тут быть. Как будто он понял что-то новое в жизни.

– Привет, София, – он говорил низким и резким голосом.

– Привет, Гектор, – тихо ответила она.

Он перевел взгляд на мальчика рядом с ней.

– Это Лотар, – объяснила она.

Гектор жадно рассматривал его.

– Привет, Лотар.

Мальчик молчал.

– Ты знаешь, кто я? – добавил Гектор.

Лотар кивнул.

Гектор заметил выражение его лица и сказал:

– Мне жаль, что все так получилось, что так случилось с твоей мамой. Что все так произошло.

Лотар смотрел в пол.

В воздухе чувствовалось сильное напряжение. София устремила глаза к небу – оно было ярко-голубым, – а потом сделала так, как ей сказали.

– Оставайся здесь, Лотар, и держись ближе к полу.

Она встала и пошла.

Голос Лотара у нее за спиной:

– София!

Она ускорила шаг по открытому этажу, направляясь к лифтам, туда, откуда они пришли.

Тут она услышала его и обернулась. Он стоял.

– Куда вы? – Он был озадачен, растерян.

– Оставайся там, Лотар, сядь! Делай, что я говорю. – Ее строгость звучала неубедительно, а Лотар вел себя как домашнее животное, которого, вопреки его пониманию принуждают сменить хозяина.

– Зачем?

Она увидела в нем ребенка.

– Лотар, – сказал Гектор. – Сядь!

Подросток повернулся к отцу. София торопилась, смотря в пол, с тяжестью на сердце.

Быстрый свистящий звук пронесся мимо нее, а затем что-то твердое с глухим хлопком ударило в плоть и ткань.

Гектор упал и теперь лежал на полу. Последовали еще выстрелы, все из оружия с глушителями; тихие и безмолвные, они попадали в машину, рядом с которой лежал Гектор.

София спряталась за машиной.

Огонь продолжался.

Она посмотрела вдаль. Лотар был в порядке и на том же месте – он свернулся около колеса. В десяти метрах от него София увидела Гектора. Его ранили в левую ногу, в бедро. Из раны хлестала кровь.

Потом снова этот звук, но немного другой. Оружейные очереди вдали. Пули с тихим свистом проносились в голубом небе у них над головами – в противоположных направлениях.

Она посмотрела на Гектора. Он лежал в том же положении, только теперь с пистолетом в руке; из раны била кровь.

– Всё кончилось? – спросил Лотар.

– Не шевелись, – сказал Гектор.

София почувствовала, что на ее глазах появились слезы. Вытерев их рукавом свитера, она обратилась к Гектору:

– Тебе надо перевязать рану, остановить кровотечение.

Он вытащил ремень из брюк, обвязал им верхнюю часть бедра.

– Затягивай как можно сильнее, – сказала она.

Потом снова пули, ударявшие в машину, туда, где прятался Гектор, – на этот раз с другой стороны. Они разбивали стекла у него над головой, стучали по железу, долго и ритмично.

Он держался близко к полу, совершенно неподвижно, запертый с двух сторон. Малейшее движение – и в него попадут.

Выстрелы прекратились, оставив после себя странную тишину. Все перевели дух, по-прежнему не двигаясь.

– София? – строго спросил Гектор.

– Да? – ответила она.

– Как ты себя чувствуешь?

– Как ты себя чувствуешь?

– Так себе, а ты?

– Бывало и лучше.

Скрытый юмор у него в голосе.

– Когда бывало?

София знала, что он улыбается.

– Я думал о тебе, когда вышел из комы.

Она опустила глаза.

– Я тоже скучала по тебе, Гектор.

Лотар между ними слушал, хотя не понимал ни слова по-шведски.

– Что ты здесь делаешь, София?

Она просто сидела.

– Ты меня предала?

– Что ты имеешь в виду? – Это было единственное, что смогла выдавить из себя Софи.

– Ты предала меня? – еще раз спросил он, с ударением на «меня».

– Нет, Гектор, – ответила она. – Я тебя не предала.

– Что мы здесь делаем?

Вопрос повис в воздухе.

– Наши дети, Гектор.

– Альберт? С ним всё в порядке?

– Не знаю.

Гектор услышал в ее голосе беспомощность.

– Где он?

На автомобиль, у которого сидел Гектор, обрушился новый поток пуль. С двух сторон. Снайперы действовали сообща. Затем стрельба резко прекратилась. Потом вновь повторилось то же, что и раньше, – кто-то стрелял в них. Снова тихий обстрел над головами.

Гектор сжался настолько, насколько возможно, казалось, осознав свою участь, – он не выйдет отсюда.

– Бери Лотара и уходите отсюда, сейчас же! – закричал он.

Пули снова попадали в машину, но не доставали до Гектора. София знала, что долго так продолжаться не будет: снайперы найдут нужную траекторию.

– Можешь встать и побежать? – спросила она Лотара.

Тут стекло машины прямо над ней разлетелось.

София застыла, не в силах пошевелиться.

* * *

Арон со снайперской винтовкой лежал на крыше на другой стороне улицы, напротив Лежека и Хасани. Он находился выше их – обзор у него был лучше – и осматривал в прицел дома около парковки.

Мужчина, подстреливший Гектора, прятался в часовой башне. Арон приказал Лежеку и Хасани стрелять туда. Они изрешетили его – но слишком поздно: Гектора уже ранили, а Лежек и Хасани раскрыли свои позиции. Потом людей Ханке стало почти невозможно найти. Они занимали продуманные позиции и постоянно находились в движении, перемещаясь ближе к Гектору. У них было преимущество, и Арону приходилось много раз менять направление своего движения. Каждая секунда, каждая выпущенная пуля означали жизнь или смерть.

Сейчас он на время отложил свою основную задачу, чтобы сделать кое-что другое, запланированное им, о чем никто не знал.

Арон отключил рацию – теперь с ним невозможно было связаться – и лег на живот, глядя в прицел и целясь в машину, у которой сидела София. Поймал ее голову в прицел, выдохнул, задержал дыхание и нажал на спуск. Оружие дернулось, пуля вылетела, стекло разбилось. Он не видел Софии, не знал, попал ли, и продолжал целиться в ожидании ее возможного появления.

Арон снова включил рацию. Голос Лежека – высокий, взволнованный, резкий.

– …Первый, первый, прием! На помощь! Третий застрелен. Не могу сдерживать атаку.

Арон перевел прицел на крышу напротив и увидел, как Лежек покидает точку. Арон повернул винтовку влево. Хасани лежал на животе около своего оружия, кровь была повсюду; он застрелен, мертв.

– Первый на связи; должно быть, сбой в работе рации, – сообщил Арон в микрофон.

Голос Лежека, тяжелое дыхание:

– Я ухожу отсюда, попытаюсь добраться до Гектора.

Арон снова направил прицел на крышу парковки. Заметил стрельбу в сторону Гектора. Снайпера он не видел. Снова принялся искать Софию. Ее не было видно.

Вверх по рампе на большой скорости заехала машина, «Субару». Арон засек водителя через прицел.

Йенс Валь.

* * *

София лежала, прижавшись к полу. На пандус быстро въехала машина, двигатель работал на полную. Автомобиль остановился, открылись двери.

Паника усиливалась – чувство, что час пробил. Сводило живот. Они убьют ее, Лотара и Гектора. Она больше не увидит Альберта… Может быть, он уже мертв. Они подойдут близко. Она увидит их… Они просто застрелят ее. Вообще какая теперь разница?

Громкий гул машины за спиной: автомобиль на большой скорости давал задний ход рядом с припаркованными машинами. София подняла глаза.

К ней приближалась «Субару» Йенса с открытым багажником. Софи не раздумывая встала и прыгнула внутрь. Сиденья были опущены; она выкатилась в салон, ударилась плечом, но боли не почувствовала. Йенс поехал дальше, к Лотару. Тот сделал то же, что и Софи, – прыгнул в машину.

– Давай еще назад! – закричал он.

Йенс колебался.

– Делай, что он говорит! – рявкнула Софи.

По машине стреляли.

Йенс дал мощный задний ход к Гектору, врезался в изуродованный выстрелами металлолом. Раненый свернулся калачиком. Лотар лег на живот – София держала его за ноги – и протянул руку своему папе. Гектор схватил ее, напрягся. Подросток втянул его в машину, что-то крикнул Йенсу – и тот рванул вперед, набирая скорость.

Гектор наполовину лежал в автомобиле, когда Йенс подъзжал к съезду. Пули продолжали стучать по крыше, дверям, попадали в стекла. Секунды никак не кончались.

Йенс сманеврировал на съезд, оказался под крышей и понесся вниз.

– А Альберт? – закричала София Йенсу.

– Его здесь нет. Здесь никого нет.

* * *

Он был одет как велокурьер, Коен де Грааф. Он следил за драмой из кабинета на самой верхушке офисного здания.

Коен наслаждался действием наркотика. В такие моменты отлично работала голова. Эмоции подавлены, жизнь мягка и податлива. Вначале все шло хорошо. Но потом он потерял контроль и над ситуацией, и над своими людьми.

Люди Гектора держались далеко от него. Коен рассчитывал на обратное: они знают, что только Гектор является мишенью, а значит, будут прикрывать его как можно ближе.

Напротив, Гектор стоял там один, с женщиной и мальчиком. Одна пуля, похоже, попала в него, но этого было недостаточно.

В действие вмешалась какая-то машина. Она втянула в себя Софию, Лотара и Гектора, как чертов пылесос. Снайперы Коена открыли по ней огонь, но она поехала дальше к съезду.

Де Грааф ожесточенно чесал щеку, сосредоточившись на происходящем. Поняв, что они не смогут остановить автомобиль, он вышел из офиса, спустился на лифте и обошел здание. Там его ждал велосипед – светло-голубой, с изогнутым рулем, навороченный, быстрый, с шипованными шинами.

Коен плыл в автомобильном потоке. Втулка приятно тикала.

Он зигзагом маневрировал между машинами, двигаясь по центру пробки на красный, потом свернул на тротуар, предугадывая действия пешеходов. Героин просто создан для велосипедистов.

Коен хорошо знал город. Университетская больница располагалась вон там вдали. Это его единственный шанс, и он решил им воспользоваться.

* * *

Йенс протискивался на испещренной пулями машине в автомобильном потоке. Было слишком светло, слишком обыденная обстановка. Люди смотрели на них. Он позвонил Михаилу:

– Жди нас в Университетской больнице.

И положил трубку.

София как можно туже перевязала рану Гектора. Тот сильно мучился, терял много крови и слабел. Лотар держал папу за руку.

– Люди Ханке у нас на хвосте, – тихо сказал Гектор. – Позвони Арону, – добавил он.

– Нет, не сейчас.

Гектор не понимал.

– Мы оставим тебя в больнице, а потом позвоним Арону.

Теперь он понял.

– Лотар пойдет со мной, – сказал Гектор, пытаясь придать голосу строгость.

– Лотар останется со мной, – возразила София.

Он взглянул, собираясь задать сыну вопрос на английском, чтобы ввести в курс дела. София заметила это.

– Нет, Гектор. Этого не будет, не усугубляй ситуацию.

Машина остановилась у входа в больницу. Багажник открылся. Большой и широкий Михаил подхватил задыхающегося Гектора, который бросил ледяной взгляд на Софию.

– Он должен быть со мной. Понимаешь, что я говорю?

Она отвела глаза. Михаил вытащил Гектора, громко закричавшего от боли, и положил его на землю.

Они сменили автомобиль и все вместе сели в украденный «Пассат» Михаила.

– Привет, – бросил он в пространство и повернул ключ. Мотор завелся.

– Привет, Михаил, – невнятно ответили остальные.

Когда они уезжали, Лотар обернулся.

Он увидел, как работники больницы выбежали и окружили отца.

София набрала номер Лежека.

– Мы оставили Гектора в больнице. Вам нужно немедленно приехать туда.

– Лотар? – спросил он.

Она положила трубку.

* * *

Соня въехала на просторную парковку рядом с больницей и остановилась в стороне, на некотором расстоянии от входа.

Лежек и Арон вышли из машины и быстро направились к зданию.

В большом холле они остановились, совершенно не понимая, куда идти. Нашли схему, но она была нечеткая. Они быстро приняли решение: направиться в отделение реанимации, а там уже найти операционные и, надо надеяться, Гектора. Они спросили медсестру, охранника, врача с косым пробором. Три минуты спустя они нашли коридор. Продвигаясь вперед, распахивали двери одну за другой.

Наконец они нашли его. Гектор лежал на койке под зелеными продезинфицированными простынями. Лампы над ним ослепляли ярким светом. Глаза были закрыты, он находился под наркозом. Вокруг него – врачи, одетые в зеленую одежду, в зеленых шапочках и с белыми повязками на лице. Четверо. Женщина-хирург, мужчина-анестезиолог, медсестра и медбрат – политкорректно до невозможности.

Хирург запротестовала, требуя покинуть помещение.

Лежек достал из кармана куртки пистолет и направил его на анестезиолога.

– Готово? – спросил Арон и показал на Гектора.

– Нет, – ответила хирург.

– Он умрет, если мы заберем его?

– Как сказать… Его нужно зашить, он потерял много крови. Потом, очевидно, он был в плохой форме еще до ранения, верно?

– Он недавно вышел из комы, – объяснил Арон.

– Из комы? Долгой?

– Долгой. Зашей его сейчас, сделай, что можешь. Мы торопимся.

Хирург сделала, что смогла. Они взяли болеутоляющее, чистые бинты и все остальное, что медсестра достала из шкафчика.

– Раздевайся, – сказал Арон хирургу. Затем показал на анестезиолога. – Ты тоже.

* * *

Арон и Лежек в зеленой медицинской одежде выкатили Гектора в коридор, нашли пустую койку, подвезли ее к двери операционной и заблокировали ее. Затем повезли Гектора в сторону, противоположную той, откуда пришли, в спешке преодолели стеклянную дверь и оказались на площадке с двумя широкими лифтами.

Пришел лифт. Двери открылись, внутри никого. Они вкатили Гектора. Лежек нажал кнопку первого этажа, и двери начали медленно закрываться.

Быстрые шаги снаружи, в отверстии показалась рука, двери автоматически открылись.

Вошедший парень тяжело дышал и благодарно улыбался. Велокурьер – рюкзак, облегающая одежда, шлем. Странный вид. Глаза…

Он встал туда, где было место, у края койки, взглянул на Гектора и потом перевел взгляд на потолок.

Лифт начал медленно опускаться.

Мгновение пустоты, мгновение умственного отдыха. Лежек смотрел на свои ботинки.

Резкое движение велокурьера, вытаскивающего что-то из рюкзака.

– Пистолет, – сказал Арон. Это слово он произнес четко и спокойно.

Лежек обеими руками схватил Коена за руку с пистолетом, отвел ее вверх и назад. Арон поймал его левую руку, и они с Лежеком повалили Коена на спину, продолжая держать руки. Лежек одной ногой надавил де Граафу на живот. Арон поставил левый ботинок ему на горло и нажал со всей силы. Коен, не мигая, смотрел на обоих. Лифт подъезжал к первому этажу, Лежек оторвал свою вторую ногу от пола и умудрился достать ею до кнопки экстренной остановки. Лифт качнулся и остановился.

Оба давили всей массой тела. Коен де Грааф безнадежно сопротивлялся. Через минуту пистолет выпал у него из руки, глаза закрылись. Лежек и Арон хладнокровно душили его.

Сердце Коена остановилось, и он стремительно упал в темноту ада.

Лежек и Арон отпустили его руки, которые тяжело рухнули на пол. Лежек нажал кнопку первого этажа. Лифт дернулся и продолжил движение.

* * *

Площадка около лифтов на первом этаже была пуста, и они спокойно и решительно выкатили койку с Гектором. Никто ничего не заметил. Соня ждала их на заднем дворе больницы. Они подняли спящего Гектора в машину, Арон сел рядом с ним на заднее сиденье, Лежек разместился впереди. Соня тронулась с места.

Арон повернулся к Гектору, пощупал пульс. Ритмичный, но слабый.

Вздохнув, Арон потер лицо обеими ладонями.

– Чертова заваруха, – пробормотал он и посмотрел назад, не преследуют ли их.

– Гектор жив, – сказал Лежек.

Да, Гектор жив. Но Хасани погиб. «Возможно, по моей вине», – подумал Арон и сел ровно.

София, он держал ее на прицеле…

Мысли вертелись у него в голове, пока Соня спокойно выезжала из города.

Почему Мальмё? – спрашивал он сам себя.

Потолкавшись среди машин, они выехали на шоссе в сторону Копенгагена, потом вверх на мост Ёресундсбрун по направлению к Франции. Наблюдая плоский ландшафт Дании, Арон продолжал размышлять.

Дания… и Йенс Валь. Он сегодня снова поучаствовал, вновь оказался рядом с Софией. Дания и Йенс Валь. Общий знаменатель, но какой? Арон нервничал, мысли путались, он напрягался, но никак не мог вспомнить…

Арон громко вздохнул, снова потер лицо.

– Лежек, – сказал он.

Тот обернулся вполоборота.

– Помоги мне. Дания и Йенс Валь?

Оба задумались. Лежека осенило первым.

– Корабль из Парагвая… порт в Роттердаме прошлым летом, когда мы в первый раз встретили Йенса.

– Ага?

– После стрельбы в Михаила… Мы уехали на судне, высадили Йенса на западе Ютландии, потом сами высадились, помнишь? Тьери забрал нас.

Арон вспомнил. Вот как было, он должен был это помнить… Йенс звонил бабушке по матери – или по отцу – с судна. Она жила в Ютландии.

Арон почувствовал, что умственно иссяк. Пролив Ёресунд… За ними Швеция, впереди – Дания. Он взвешивал все за и против. Иссяк или нет, но он еще не закончил, а попробовать стоило…

– Выбрось меня здесь, – сказал он и показал на аэропорт Каструп, видневшийся за мостом.

 

52

Вильфранш

Мальчики купались в бассейне, хотя на улице было не больше четырнадцати градусов. Раймунда читала книгу в шезлонге и присматривала за ними.

Ангела в своей комнате на втором этаже у окна видела, как Андрес обрызгал Раймунду, которая отложила книгу, встала, делая вид, что разозлилась, и пошла к нему. Он смеялся и в панике плыл, делая быстрые гребки, но медленно продвигался вперед. Фабьен делал то же самое в мелкой части бассейна, радостно визжал и уплывал, хотя никто за ним не гнался.

Ангела отошла от окна, схватила две собранные дорожные сумки, лежавшие на кровати, быстро спустилась вниз и поставила их друг на друга в кладовке. На секунду остановилась, набрала воздуха в легкие и вышла в холл, по холодному мраморному полу добралась до массивной дубовой входной двери, открыла три замка и прошла дальше по ковру в гостиную.

Французская застекленная дверь, ведущая к бассейну, была открыта, льняная занавеска колыхалась на вечернем ветру. Ангела остановилась в темноте дома и посмотрела в светлое пространство за дверью. Теперь Раймунда сидела с закатанными штанами на краю бассейна; опустив ноги в воду, она брызгала на мальчиков, которые пытались ответить тем же.

Ангела бросила взгляд на ручные часы. Прошла минута или две. Потом она услышала, как осторожно открылась входная дверь и в доме послышались шаги.

Ангела не оборачивалась: она знала, кто это. Просто вышла прямиком на солнце и изобразила на лице улыбку.

– Я сменю тебя, Раймунда, спасибо. На кухне готов твой обед.

Раймунда встала с края бассейна.

– Спасибо, милая, – ответила она, повернулась к Андресу, плескавшемуся в воде, и с нарочито строгим взглядом сказала: – А вот этого хулигана нужно повоспитывать.

Тот рассмеялся, и строгая Раймунда превратилась в улыбающееся солнце. А затем ушла.

Ангела подождала, пока Раймунда не оказалась внутри в доме, потом махнула мальчикам, что пора вылезать из воды, сама в это время взяла их брошенные на стол синие банные халаты. Мальчики протестовали. Ангела показала, что сейчас не время. Их удивила ее внезапная жесткость. Они сделали, как было сказано, – вышли из бассейна, надели халаты и взялись за мамины протянутые руки.

Ангела вошла с ними в дом и прошла через гостиную; мальчики оставляли мокрые следы на ковре. Полицейские прочесывали виллу.

– Мама? – позвал Андрес, непонимающе оглядываясь.

Она не реагировала, просто тянула мальчиков за собой, через прихожую, мимо кухни. Двое полицейских в форме сторожили Раймунду, которая сидела у кухонного стола. Ангела встретилась с ней взглядом и отвернулась. Раймунда выглядела удивительно уверенно. Уверенно, потому что знала: предатель – не она.

В столовой Ангела встретила Густава Пелтье. Он был таким же, каким она его запомнила: нервный, в пиджаке, джинсах, кожаных мокасинах, волосы средней длины с проседью, шарф – неопрятный сноб средних лет.

– Ангела, все готово. Сумки?

– В кладовке под лестницей.

Густав щелкнул пальцами, подзывая одного из полицейских, приказал ему забрать их и сопроводил Ангелу с мальчиками через ворота к ожидающему их полицейскому автомобилю.

За рулем сидел коп в штатском: молодой парень с крайне сосредоточенным взглядом.

Густав быстро запрыгнул вперед, и они тут же уехали. Пелтье торопливо говорил в рацию. Вилла осталась позади.

 

53

Дания

Они ехали на запад Дании. У Софии в кармане завибрировал телефон.

– Да?

– Что случилось? – Равнодушно-любезный голос Роланда Генца ни с чем не спутать.

– Почему ты спрашиваешь меня?

– Гектор жив?

– Не знаю.

– Он был жив, когда вы с мальчиком уехали?

– Где Альберт?

– Ответь на мой вопрос.

– Ответь на мой, – настаивала она.

– С Альбертом всё нормально. Гектор жив?

– Он был жив, когда мы уезжали. Я хочу поговорить с Альбертом.

– Нет, этого не будет. Где сейчас Гектор?

– Не знаю. У нас была договоренность, которую вы не выполнили.

София старалась сохранять спокойствие… уверенность.

– Отдай мне Альберта, – тихо попросила она. – Вы ничего этим не выигрываете. Я хочу, чтобы вы вернули мне сына…

– Нам нужно знать, жив ли Гектор.

– Почему…

– Мы дадим о себе знать.

Звук стих – Роланд повесил трубку.

Внутри София вся дрожала. Горе и отчаяние, растерянность и ярость, бессилие и беспомощность в избытке с парализующей силой захватили ее существование. Она позволила страданиям затопить ее и придавить своей тяжестью. Они причиняли боль, мучили, душили и сжигали ее. София просто выжидала и глубоко дышала – больше она ничего не могла сделать.

Женщина почувствовала хлопок по руке. Довольно неуклюжий и неловкий хлопок Лотара, сидевшего рядом, как будто вся вина теперь лежала на нем. Что он не должен сидеть тут без Альберта.

София взяла его за руку. Это успокоило ее, вернуло к жизни.

Она сосредоточилась на мире за окном. Природа не могла определиться. Тепло с холодом заключили мир, встретились на уровне нуля и создали антипогоду. Она искала что-то похожее внутри себя – антибытие, эмоциональный ноль. Но ничего подобного не существовало…

– Один полицейский ищет тебя, Софи, – сказал Асмаров.

Она не понимала.

– Что ты сказал, Михаил?

Он посмотрел на нее в зеркало заднего вида.

– Один шведский полицейский тебя искал. Женщина, зовут Антония или как-то так, хочет с тобой связаться.

– Откуда ты узнал это?

– От Рюдигера.

«Антония», – думала Софи. Антония Миллер. Она вспомнила женщину-полицейского, которая расследовала убийства в ресторане. Антония приходила к ней домой, на виллу в Стоксунде, задавала вопросы, была в меру любопытна…

– Что она сказала?

Михаил сел ровнее, снова взглянул в зеркало.

– Не знаю. Рюдигер просто дал знать.

– Она ему позвонила?

– Да.

– Что он ей сказал?

– Думаю, ничего.

Михаил стал выискивать что-то в кармане брюк, достал – и протянул руку назад к ней с бумажкой, зажатой между указательным и средним пальцами. Шведский мобильный номер.

Йенс повернулся. Он молчал. Наверное, просто ожидал ее решения.

– Она была у меня дома, нашла салфетку с номером.

Эти слова ничего ему не говорили.

– Позвони ей. Послушай, что она скажет. Тебе нечего терять, – сказал он и отвернулся.

София положила телефон на колени и посмотрела в окно, как будто там должно появиться решение. Затем набрала номер с бумажки. Два гудка. Женский голос.

– Да?

– Вы искали меня.

Пауза.

– Да, искала. – Было слышно, как женщина облегченно вздохнула.

– А зачем?

– Где вы? – спросила Антония.

София не замечала каких-то особых примет мира, проносившегося за окном, в основном всё расплывалось.

– Я положу трубку, если вы не скажете, что вам нужно, – сказала она.

Снова молчание, словно женщина на другом конце взвешивала каждое слово, боясь сказать не то, боясь упустить шанс.

– Я тоже в бегах, – сказала Антония.

– Я не в бегах, – равнодушно произнесла София.

– Теперь – да.

– Объясните.

– Сейчас происходит всякое…

– Что именно?

– Ларс Винге…

– Что такое с Ларсом Винге?

– Вы же знаете, кем он был?

– Да.

– Он оставил после себя сумку. Она у меня.

– Так…

– В ней излишне много вас.

Антонию стало лучше слышно.

– Я должна понять почему, чтобы закончить все это.

– Закончить что?

– Пока не знаю.

– Вы говорите, вас преследуют. Кто?

– Я провалилась сквозь землю. Больше не могу ничего сказать.

– Что вы знаете? – спросила Софи.

– Достаточно.

– Чего вы не знаете?

– Еще больше.

София встретилась глазами с Йенсом.

– И чем я могу вам помочь? – спросила она.

– Картина, мне нужна картина.

– Картина чего?

– Мертвые. Что с ними случилось, что они знали, что знаете вы? «Трастен», что случилось там? Нас тут двое прячется; мы оба полицейские и мы вышли на след чего-то крупного…

София перевела фокус с того, что видела вдали, на близлежащие предметы. На внутренней стороне стекла были видны отпечатки детских ладоней. Михаил угнал семейную машину.

– София? – Голос Антонии стал дружелюбным.

– Да?

– Какая помощь вам нужна?

Снова смена фокуса, от отпечатков ладоней к действительности за окном. В ней появилась контрастность. София видела машины, природу, небо.

– Найти моего сына, – тихо сказала она.

 

54

Вильфранш

После того как Лежек и Соня высадили Арона, они ехали без остановок. На пароме из города Редби в Путтгарден. Через Германию до ее южной границы, через Альпы и дальше в сторону швейцарского Лугано. Там Гектор очнулся. Они углубились в Италию и проехали до Средиземного моря, затем свернули на запад, к французской Ривьере и Вильфраншу.

Несмотря на все обстоятельства, Гектор чувствовал себя хорошо. Скоро Раймунда позаботится о нем.

Когда ранним утром они прибыли в Вильфранш, город еще спал. Они ехали наверх к вилле по извилистой дороге.

Лежек взглянул на дом, осмотрел фасад. Опущенная занавеска в гостевой комнате с окнами на дорогу. Оговоренный знак, что все в порядке… но вечером. Не сейчас, не в такой ранний утренний час. Сейчас занавеска должна быть отодвинута – и там должен светить ночник. Так они договаривались, а Раймунда из числа внимательных.

– Не останавливайся. Проезжай мимо, – сказал Лежек Соне. – Ляг, Гектор, спрячься, – добавил он.

Они проехали виллу; Лежек не заметил ничего необычного. Они направились дальше в гору и остановились у обочины после первого холма.

– Ждите меня здесь, – сказал Лежек, вылез из автомобиля и скрылся в саду.

Он быстро спускался к вилле. Там перелез через ограду, приземлился на газон у бассейна, застыл и прислушался. Полная тишина. В бассейне плавали игрушки и надувной матрас. Такого никогда не было – Раймунда тщательно поддерживала порядок.

Под прикрытием деревьев и кустов он обошел вокруг дома. Перед ним стояла машина – маленький «Пежо», на котором Раймунда обычно ездила за покупками. Лежек прошел к торцевой стене дома, пригнулся под большими окнами гостиной и заглянул в полумрак комнаты. Мебель стояла на месте, в порядке, как обычно. Он двинулся дальше к столовой, та же картина – безмолвная мебель в пустой комнате.

Лежек снова пригнулся, пробежал до кухни и осторожно заглянул внутрь. В темноте за кухонным столом сидел человек; красный луч фонарика давал достаточно света, чтобы он мог читать книгу. Рядом на столе расположились термос, кофейная чашка, французская газета и блестящий черный пистолет.

Лежек вытянулся. У раковины на полу спали еще двое. Они лежали на ковриках каждый в своем спальном мешке. Рядом с одним из них стоял черный рюкзак с эмблемой Национальной полиции Франции. Больше никаких вопросов.

Лежек сделал шаг назад, бесшумно побежал обратно через ограду и соседский сад и запрыгнул в машину.

– В доме полиция, и они ждут нас, – сказал он, садясь на заднее сиденье рядом с Гектором.

Соня завела машину и тронулась с места.

– А остальные? – спросил Гектор.

– Я никого не видел. По-видимому, они уходили в спешке.

Все задумались.

– Как полиция нашла нас? – спросил Гектор.

– Раймунда или Ангела? – ответил вопросом на вопрос Лежек.

– Ангела, – сказала Соня. Никто не спорил.

– Что она знает? – поинтересовался Гектор.

– Достаточно, – ответила Соня.

– Достаточно чего?

– У нее есть наши имена, она знает всю историю, она была замужем за твоим братом, Гектор.

Соня ехала вверх по петляющей дороге.

– Куда ехать? – спросила она.

Все погрузились в размышления.

– Нам просто-напросто нужно исчезнуть, – строго произнес Гектор.

– У нас нет денег, – сказала Соня. – А нет денег – нет друзей.

Она искала взгляд Гектора в зеркале.

– Нет друзей, нет денег, – бормотал тот себе под нос. Потом заулыбался, как будто в этом было что-то смешное.

Они начали перебирать имена. Имена партнеров, друзей, знакомых, людей из прошлого. Никто не подходил – риск был слишком высок. Они зашли в тупик.

Через четверть часа Лежек сказал:

– Троюродный брат твоего отца, Гектор.

– Кто? – спросил тот.

– Адальберто каждый год посылал деньги в монастырь в Тоскане, поддерживал его деятельность, помнишь?

Гектор задумался. Да, он помнил. Роберто…

– Едем в Тоскану, – сказал он.

 

55

Стокгольм

Паспорта соответствовали стандарту ЕС.

Марианне из химчистки сидела за рулем своего серебристого «Ягуара XJ6» и разглядывала их, словно сотрудница паспортного контроля.

– После того как ты мне позвонила, Антония, ему понадобилось полтора дня, чтобы их изготовить. Некоторые мастера достойны восхищения, – сказала она и отдала документы женщине и мужчине, сидящим сзади.

Майлз с Антонией открыли новые паспорта и стали разглядывать свои фотографии, фальшивые имена, фальшивые подписи.

– Это не обычное дело, чтобы вы понимали.

Они непонимающе посмотрели на нее.

– Это шедевр, – сказала Марианне. – Фальшивые карты, удостоверяющие личность, и действительные паспорта… Не принимайте их как само собой разумеющееся. – Она пристально посмотрела на них. – И наконец. Это семьдесят шестая, ее мне подарил Ассар. Малейшая царапина – и я никогда вас не прощу.

Она открыла дверь машины, длинную и тяжелую, вышла из автомобиля, наклонилась и снова заглянула внутрь.

Смахнула с себя строгость, и черты ее лица приобрели обычный вид.

– Будьте осторожны, что бы вы ни делали, – сказала она и захлопнула дверь.

Майлз и Антония перелезли вперед, Майлз сел за руль. Тот был большим и узким. Ингмарссон повернул ключ. Старая машина завелась. Мотор работал надежно. Антония включила навигатор на телефоне и приложение с картами и вбила адрес маленькой деревни в Ютландии, который дала ей София. Затем поднесла телефон к лицу Майлза, чтобы тот увидел маршрут.

– Нам ехать десять часов, – сказал он и выехал с парковочного места.

– Поиграем? Позагадываем животных? – равнодушно сказала Антония.

* * *

Томми лежал на диване, прислонив голову к груди Моники. Она погладила его по волосам легким и едва заметным движением.

– Ты был хорошим, Томми.

Она говорила тихим и расслабленным голосом; речь давалась ей с трудом, слова растягивались. Она боролась со словами.

– Всегда, с тех пор как я впервые встретила тебя. По отношению ко мне и девочкам, ко всем, кого ты знал. Даже к врагам.

Он искал симметрию между потолком и верхней частью распахнутой двери.

– Но потом ты стал плохим, Томми.

Закрыв один глаз, он совместил часть двери и угол на потолке.

– Ты перестал разговаривать со мной, стал молчаливым и мрачным. Ты то и дело оживлялся, как будто депрессия пряталась внутрь. Ты изменился. Я хотела помочь, но не могла до тебя достучаться, Томми… Ты замкнулся и исчез.

Он отвлекся от симметрии и просто тупо смотрел в потолок.

– Может, все кончилось, Томми? Может, конец?

Моника резко замолчала, слабо дыша; потом продолжила, уже тише:

– Ты должен поговорить с дочерьми и объясниться. Дай им возможность не нести на себе этот груз. Ты мог поговорить с ними раньше, так сделай это сейчас… Сделай как лучше, Томми.

Он слушал. Он слышал, но не понимал. Раньше понимал. Но раньше – это не сейчас, в прошлом все было совсем иначе. Он был другим, всё было другим. Раньше он был полицейским, супругом, папой, коллегой – легкий, заботливый и, несмотря на относительно мрачный взгляд на жизнь, старающийся поступать правильно. Теперь он по-прежнему был полицейским, супругом, отцом и так далее. Но еще – преступником, убийцей, и при том же мрачном взгляде на жизнь он теперь осознанно поступал плохо. Путь был предопределен. Томми не мог изменить его, как бы ни хотел. Последствия стали бы слишком серьезными.

Моника… Она для него всё. Вероятно, та сила, которая толкала его вперед. Она должна быть абсолютным добром, но она им не была, а, напротив, являлась воплощением зла.

Томми взглянул на супругу.

– Я бросил пить, – сказал он.

Моника читала у него по глазам.

– Хорошо, – прошептала она.

– Я люблю тебя, – сказал Томми.

Она верила в него, и он видел это. Для него это играло особенную роль, когда он сам перестал верить в себя. Томми отвернулся.

– Я люблю наших девочек, – добавил он.

Моника гладила и гладила его.

Солнце скрылось за облаком, и в гостиной стало сумрачно.

– Я хочу повернуть время вспять, Моника. Но не могу.

Она продолжала его ласкать.

– Да, Томми, это невозможно.

Она говорила тихо, едва слышно. Вся она – словно птенец, выпавший из гнезда.

Время обволакивало их. Томми хотел остаться там, остаться у своей Моники, чувствовать себя спокойно и обыкновенно.

– Томми? – прошептала она.

Он выжидал.

– Я хочу, чтобы ты пообещал мне кое-что.

Он попытался опередить ее.

– Я позабочусь обо всем, обещаю.

– Нет, не то, – перебила Моника и повернула его голову к себе. – Помоги мне перебраться на тот берег, когда придет время.

Томми не знал, что делать.

– Пообещай помочь мне, если я застряну в себе. Я не хочу быть там, я не хочу бояться. Пообещай подтолкнуть меня через черту.

– Да о чем ты, черт возьми, говоришь?

Он не мигая смотрел на нее. Но она просто спокойно наблюдала за ним. Это все усугубляло. Томми встал, вышел на кухню, обошел один раз вокруг стола, держа руку на голове. Да что он вообще делает на кухне?

Потом – вниз в подвал по узкой крутой лестнице.

Самый нижний ящик стола пустовал – ранее он вылил бутылку джина в туалет.

В голове у него шумело, он грыз ноготь большого пальца.

В кармане зажужжал телефон. Томми ответил:

– Да?

– Это Стефан.

– Стефан какой? – заорал он.

– Стефан Андерссон, из Технического!

Томми усердно почесал голову.

– Да?

– Я определил местоположение телефона Антонии Миллер. Навигатор включен.

– Где?

– Улица Норрбакагатан, Васастан, Биркастан.

* * *

Томми отпер шкаф с оружием, где хранил свои охотничьи ружья, и достал старый короткоствольный револьвер 38-го калибра, который украл после обыска у одного скользкого адвокатишки четыре месяца назад. Проверил оружие – полностью заряжено, взвесил его на руке; серебристый «ствол» с перламутровой рукояткой.

В прихожей он сдернул с крючка пуховик. Скрытый внутренний карман; Томми засунул туда револьвер, надел куртку и вышел в непогоду. Позвонил Нигерсону из машины, назвал адрес в Биркастане. Томми ехал быстро, и служебная машина скрипела от перегрузки.

* * *

Уве Нигерсон был уже на месте – стоял, прислонившись к капоту своего «мерса». Он вел себя как на отдыхе.

Томми проехал мимо в поисках парковочного места. Когда он подошел, Уве уже был около багажника; он открыл его при помощи пульта. Все оружие Уве красиво лежало на пледе. Нигерсон провел в воздухе рукой:

– Вуаля!

Томми увидел два пистолета, две винтовки – одна покороче, с оптическим прицелом, вторая старая и ржавая, – три ножа, включая две «бабочки» и одну финку, а также два глушителя.

– Ну и что выберешь? – спросил Томми.

Уве почесал подбородок, как будто собирался выбрать конфету из набитой коробки, показал на современный черный пистолет и глушитель. Затем наклонился, прикрутил глушитель и вскинул пистолет, словно трофей.

– А ты?

– Ничего, – ответил Томми.

Уве театрально открыл рот и выпучил глаза.

– Ходишь по лезвию?

Долбаный сарказм, с которым Томми никогда не знал, что делать.

– Иди к черту, – было единственным, что он смог ответить.

Уве закрыл багажник, и они двинулись к воротам. Навстречу вышел мужчина с собакой средних размеров. Уве замер, взглянул на пса и прижался к стене, держась на расстоянии.

– Собачек боишься? – довольно засмеялся Томми, наконец почувствовав превосходство.

– Да, – ответил Уве. – Я всегда их боялся, с детства.

Казалось, он говорил открыто и искренне. И превосходство Томми испарилось, даже не успев закрепиться.

Они уже заходили в ворота, когда снова позвонил Стефан из Технического отдела.

– А теперь еще что? – ответил на звонок Томми.

– Сигнал исчез, потом снова появился. Шоссе Эссингеледен, на юг.

– Черт…

Томми обернулся и побежал обратно к своей машине.

– Давай на моей! – кричал Уве ему вслед.

Томми засомневался, но потом направился к «Мерседесу» и прыгнул на переднее сиденье.

Машина с ревом рванула вперед мимо зданий. У кого-то сработала автосигнализация.

 

56

Ютландия

Природа неистовствовала. Дул сильный ветер, гнулись деревья, снег с дождем бил в стекла. Лотар стоял в своей комнате и смотрел в окно.

София прислонилась к дверному косяку. Она не знала, наблюдал ли он за погодой или просто был погружен в свои мысли.

София перенесла вес тела на одну ногу, давление на порог усилилось, и дерево издало скрипящий звук.

Лотар обернулся. Какое-то время он смотрел на нее, а потом сказал:

– Может, мне сбежать отсюда?

– Нет, не надо, Лотар.

– Что вы со мной сделаете? – Он был настроен решительно.

– Не знаю, – тихо ответила она.

– Я снова в заложниках? Только на этот раз у вас?

– Нет, не в заложниках.

– Значит, я могу забрать вещи и уйти отсюда?

– Нет, не можешь.

– То есть я похищен?

София обхватила себя руками, словно ей стало холодно, хотя на самом деле было тепло.

– Я хочу к папе, – почти неслышно сказал Лотар.

Она больше не хотела говорить, не могла больше. Отвернулась, собираясь уходить.

– Альберт говорит, что вы думаете, что вам нельзя совершать ошибки, – сказал он ей в спину.

София остановилась и повернулась. Лотар продолжал:

– Он сказал, что вы думаете, что вам нельзя совершать ошибки. Поэтому вы думаете, что поступаете правильно.

– Я знаю, что делаю ошибки, – сказала она в свою защиту.

Лотар спокойно покачал головой.

– Он говорил это не как обвинение. Он не знал, живы ли вы. Я рассказал о моей маме, о том, что они убили ее. Он боялся, что то же самое случилось с вами.

– И?..

– Что поэтому сложилась именно такая ситуация.

– Из-за этого? Из-за того, что мне нельзя совершать ошибки?

Лотар пожал плечами.

– Возможно.

– Альберт так сказал?

Он кивнул.

Ей хотелось ухмыльнуться, сказать, что он не знает, о чем говорит… Но он знал.

– Что еще сказал Альберт?

– Не имеет значения.

Лотар был спокоен. Ничего из рассказанного им не заключало в себе ни критики, ни осуждения.

– Зачем ты рассказываешь это, Альберт?

– Моя мама убита. Потому что я втянут в чужой для меня мир. Мне нечего сказать. Я встретил папу, о существовании которого даже не знал, – и меня тут же забрали у него. – Он сменил тон на более мягкий. – И все время именно вы, София, решаете, каким будет итог.

– Нет, неправда… – начала она.

– Правда. Моя жизнь в ваших руках, но вы не осмеливаетесь это признать.

София отвела от него глаза. Дождь и снег били в стекло, ветер будто вздыхал, пытаясь проникнуть в старый дом.

– Лотар, что ты хочешь, чтобы я сделала?

Ей было нехорошо.

– Будьте выше.

– Выше?

– Выше правильного и неправильного.

Сын Гектора. Воплощение отца, именно сейчас, в этот момент. Неожиданно назвать вещи своими именами, разрушить собственный образ, придать чему-то истинный размер. Бесстрашный, смелый, мудрый… необузданный.

– Каким образом? – прошептала она.

– Расскажите мне, о чем вы думаете. И что со мной случится. Я должен знать.

– Ты знаешь, – сказала София.

– Нет, как я могу знать, если вы не говорите?

Она хотела сбежать. Но стояла на месте. Глубоко вздохнула два раза:

– Я хочу вернуть сына, и я сделаю все для этого.

– Все?

София кивнула. Ее лицо было напряжено.

Потом она развернулась и спустилась вниз на кухню, встала у раковины и взялась за ее края, глубоко дыша и закрыв глаза.

Лотар спустился вслед за ней.

– Хочешь попить или съесть что-нибудь? – спросила София, стоя к нему спиной.

– Попить что-нибудь, пожалуйста, – ответил он и сел на стул.

* * *

Михаил наклонялся вперед, прокладывая дорогу через площадь, – боролся с дождем и ветром.

Серебристый «Ягуар» стоял рядом с кафе.

Михаил подошел к автомобилю сзади, прочитал номер и, не оглядываясь, распахнул дверь и залез на заднее сиденье.

– Поехали, – сказал он Майлзу, сидевшему за рулем. Антония на переднем сиденье быстро взглянула на него. Асмаров показал, чтобы она смотрела прямо.

Они выехали с площади, потом из города. Михаил вывел их на проселочную дорогу, и машина прибавила скорость. Асмаров обернулся, достал из кармана куртки рацию и нажал на кнопку приема.

– Как обстановка?

В рации треск. Голос Йенса:

– Не могу оценить ситуацию, а у тебя?

Михаил снова посмотрел назад. Ужасная погода и плохая видимость. Настолько, что «Пассат» Йенса был едва различим в трех машинах от них.

– Никто не преследует, – сказал он.

– Немного попетляем, потом поедем дальше.

По указанию Михаила они ездили мимо Майлза – туда и сюда, вперед и назад.

Полчаса спустя они ехали по аллее к дому бабушки Йенса. Майлз припарковался у входа, и они вышли.

Антония огляделась. Несмотря на непогоду, вокруг было красиво.

Отлично смотрелся беленый фахверковый дом с соломенной крышей.

Михаил уже открыл багажник и вытащил спортивную сумку; теперь он подошел к Антонии и показал, чтобы они с Майлзом наклонились к машине. Затем толкнул Ингмарссона к машине; тот схватился за нее обеими руками, сломанную руку пронзила боль.

– Стой так, – сказал Асмаров и ощупал его. Затем проделал такую же процедуру с Антонией.

– В сумке, – сказала она. – Мое служебное оружие – в сумке.

Михаил дал им указание войти в дом.

В прихожей их встретила София. Вошедшие были мокрыми и замерзшими.

– Здравствуйте, София, – сказала Антония, убирая мокрые волосы со лба.

Та молчала и смотрела на мужчину.

– Майлз Ингмарссон, – представился он.

– Идите за мной, – сказала София и вошла на кухню.

Майлз и Антония нашли себе по стулу у стола. София настороженно прислонилась к раковине.

Михаил пришел вслед за ними и поставил сумку на стол; затем взял стул, пронес его над полом и сел в стороне от остальных у стены, широко расставив ноги.

– Спасибо, что дали нам возможность прийти, – сказала Антония.

София выжидала.

Антония потянулась за сумкой. Она вытащила все копии фотографий и выложила их на стол, жестом пригласила Софию посмотреть.

София увидела себя в разных обстоятельствах на своей вилле в Стоксунде. Она увидела Альберта до аварии – он стоял за ней на кухне. Она увидела себя на велосипеде, за рулем, работающей в саду…

– Здесь еще есть бесконечные часы прослушки, – сказала Антония.

– Я знаю.

Слова Софии удивили Майлза и Антонию.

– Откуда вы знаете? – спросил Ингмарссон.

– Мы нашли микрофоны.

– Как?

– Проверили виллу, – хрипло ответила Софи.

– Кто их установил? – спросила Антония.

– Вы.

– Нет, не мы.

– Вы, вы, полицейские. Гунилла Страндберг их установила.

Мысли мешались у Антонии в голове.

– Зачем? – Ее глаза сверкнули.

София узнала в ней это оживление, как в их первую встречу, – жажду, любопытство… беспокойство. Что-то навязчивое, что Антония старалась держать в рамках.

София схватила фотографию Альберта.

– Расскажите, что вы знаете, зачем вы здесь? – спросила она.

Антония поймала взгляд Майлза, словно вопрошая: можешь помочь мне?

– Твой выход, – произнес он.

Антония собиралась с мыслями.

– Можно мне воды? – попросила она.

София взяла стакан с полки, наполнила его водой из-под крана и отдала Антонии, которая разом выпила половину. Затем поставила стакан на стол перед собой и посмотрела в него, как будто там плавала вся ее история.

– В августе прошлого года я была первым следователем, кто оказался в «Трастене» после выстрелов и убийств, – начала она. – Я расследовала дело, ни к чему не пришла. Уже довольно давно меня заменили. Дело передали Майлзу.

Она мимоходом показала на него и продолжила рассказ. О том, как Ингмарссона посадили на должность, чтобы тот ничего не делал, как она продолжала искать, не находя ответы, а только новые вопросы. О том, как через некоторое время она посмотрела на дело шире, вышла за рамки и взяла в оборот полицейских, расследовавших убийство Гусмана. Там тоже ничего. А потом как удача пришла с неожиданной стороны – от стокгольмского бандита по имени Хокан Зивкович, который дал ей довольно бесполезную информацию, но упомянул Ларса Винге как человека, на которого стоит обратить внимание. О том, как все это привело к банковской ячейке и сумке, стоящей сейчас перед ними. А потом о покушении Томми на Майлза и что ей с Ингмарссоном пришлось скрыться. О том, как они связались с Софией с помощью салфетки, найденной у нее в квартире.

– А теперь мы сидим тут, – подвела итог Антония.

София показала на сумку Ларса Винге.

– Пожалуйста, можете задавать вопросы, – спокойно сказала она.

* * *

Томми лежал на животе на сырой земле, приложив к глазам бинокль. Рядом с ним – Уве с ружьем, оснащенным оптическим прицелом. Дул ветер с моросью, холодно и сыро одновременно, видимость плохая. Дания, гребаная страна…

С помощью бинокля Томми мог заглянуть в старую кухню. Внутри – четверо. София Бринкман и здоровый гад на стуле у стены. Он продолжал осмотр: за столом сидела Антония Миллер; рядом с ней, спиной к нему, – мужчина… Не может быть. Мужчина повернул голову.

Профиль…

Никаких сомнений, ни малейших. Майлз, мать его, Ингмарссон, воскресший из мертвых…

– Ты видишь то, что вижу я? – пробормотал Томми.

– Четверых, – ответил Уве.

– Видишь мужчину у стола?

Нигерсон некоторое время смотрел в бинокль.

– Да, – вяло сказал он.

– Ты не умеешь топить людей, Уве.

– Ты меня ранишь, Томми, – грустно произнес тот.

– Можешь взять обоих?

– Возможно, – ответил Уве.

– Возможно?

– Кто важнее?

Томми задумался. Антония Миллер. Она двигатель всего дела, больше всех знает, разбирается в ситуации; она должна умереть в первую очередь. Поэтому он здесь. Но с другой стороны… Майлз…

– Давай, Томми, ты клиент. Говори, как ты хочешь.

* * *

Антония словно плыла на облаке. Она наслаждалась, слушала, понимала. Теперь перед ней открылась вся картина. Убийство в «Трастене» – каждый шаг, каждое слово, каждая деталь. София и Михаил дали ей все. Антония видела перед собой полное развитие событий: кто был там, что они говорили и делали. Убийства, как они совершались и кем. Все ее расследование, которое она так и не смогла довести до конца, проигрывалось у нее перед глазами, на все вопросы были получены ответы. Лица, которые она видела лишь на бумаге, ожили и начали говорить с ней. И помимо «Трастена» – коррумпированные Гунилла Страндберг с братом, прослушка Софии, ее причастность… Непричастность. Антония жадно впитывала всё.

– Винге? – спросила она.

София убрала со лба волосы.

– Он следил за мной, фотографии сделаны им. Он стал слишком наглым. Потом мы поймали его. Он заговорил, рассказал, что Гунилла и ее коллеги коррумпированы. Утверждал, что они убили его девушку…

– И поэтому он застрелил Гуниллу, а после и себя? – спросила Антония.

София не раздумывала.

– Может, и нет.

– Почему?

– Винге был необычным, – ответила София.

– Необычным? В чем?

– Он был сломан, одержим в каком-то разрушительном смысле.

– И такие люди не совершают самоубийства?

София не ответила.

– Там должно было быть третье лицо, – сказала Антония. – Кто-то, кто все знал.

– Томми Янссон, – вставил Майлз.

– Шеф в Управлении. Близкий друг Гуниллы Страндберг, – пояснила Антония. – От него-то мы и прячемся. Его-то мы и должны поймать…

Мысль оборвалась. Голова нуждалась в отдыхе, а размышления в упорядоченности.

София смахнула с лица усталость.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Антония.

– Как я себя чувствую?

– Да, как вы себя чувствуете?

– Не знаю, что ответить, – произнесла она с легкой улыбкой.

– Ваш сын… Вы упомянули, что вам нужна помощь в поисках сына?

У нее за спиной разбилось окно. Пуля, попав в шею Антонии, разорвала сонную артерию.

Миллер упала со стула, из нее хлестала кровь. Она умерла мгновенно.

Последовали еще выстрелы; пули разносили другие окна на кухне и попадали в стены. На полках разбивались стаканы и тарелки, разлетались вместе с древесиной и лаком.

Все залегли – Михаил и София на пол, Майлз на тело Антонии, защищая ее и обхватив шею рукой. Кровь лилась между его пальцами, густая и темная.

Асмаров дал Софии табельное оружие Антонии и пошел наверх.

– Позаботься о Лотаре, – сказала ему вслед София.

Она подползла к Майлзу, взяла его за руку, сильно сжала. Он посмотрел ей в глаза.

– Она мертва, – сказала София и протянула ему оружие Антонии. Майлз взял его.

Отчетливый звук пяти выстрелов там наверху, где Михаил стрелял из своей винтовки «М1», и звон выскочившего пустого магазина.

Быстрые шаги за кухонным окном, входная дверь распахнулась, кто-то вошел в прихожую и двинулся в сторону кухни.

Майлз поднял пистолет, держа его в левой руке, и направил на человека, который шел к ним с ружьем в руках.

– Неет! – закричала София, сумев направить пистолет Ингмарссона в пол.

Войдя на кухню, Йенс пригнулся и опустился на пол; тяжело дыша, сел у стены – в руках ружье, – посмотрел на мертвое тело Антонии Миллер, потом на Майлза.

– Там, на улице, как минимум двое, – сказал он и отдышался. – В ста метрах восточнее. – Йенс сглотнул и добавил: – И еще, думаю, третий за деревьями на западе. – Он внимательнее посмотрел на Майлза. – Мы знаем друг друга.

Ингмарссон молчал.

Наверху громыхала винтовка Михаила.

– Либо мы остаемся здесь и прячемся, пока не взойдет солнце, – сказал Йенс.

Он перепроверил, заряжено ли его ружье.

– Либо я и…

Йенс взглянул на Майлза.

– Ингмарссон, Майлз Ингмарссон, – сказал тот.

– Либо я и Майлз Ингмарссон выйдем и встретим их.

София посмотрела на обоих. Йенс – испуган, любопытен, воодушевлен. Майлз – неподвижен, спокоен, непоколебим.

– Мы выйдем и встретим их, – глухо произнес Ингмарссон.

Обсуждать было больше нечего. Майлз пошел в прихожую, Йенс – следом. В дверях он остановился, обернулся к Софии и сказал:

– Держись рядом с Михаилом.

Она сидела на месте.

– Я жив благодаря страху, – сказал Йенс.

Слова вырвались неожиданно.

– Какому страху? – спросила София.

– Вот этому, например.

Он стоял с ружьем в одной руке, а другой жестикулировал. Странно с его стороны начинать разговор сейчас. Но она хотела…

– Я не верю, – сказала София.

Он посмотрел на тело Антонии Миллер, потом на Софию. Какая-то боль застыла в его глазах.

– Так что ты хочешь сказать, Йенс?

– Я хочу быть свободным с тобой, вместе. Но не так. Я устал.

Они оставались там, в только что произнесенных им словах, пока Йенс не повернулся и не вышел из дома.

София проводила его взглядом, замерла на мгновение, потом села, поднявшись на несколько ступеней. На лестнице были стенки, которые защищали Софию.

Михаил засел наверху, под окном, у стены, с зажатой между ног винтовкой.

– Лотар? – спросила она.

Асмаров показал слева от себя.

– Я здесь, – сказал Лотар и вышел. – Я помогаю Михаилу перезаряжать.

– Лотар, – позвала она.

Он снова ступил вперед.

– Не переживай, – сказала София.

Он понял, что она говорила об их последней беседе, улыбнулся ей и вернулся назад к Михаилу.

Грохот с улицы. Асмаров, вскочив, ответил тремя агрессивными выстрелами.

В ту же секунду, когда раздались выстрелы, чья-то ладонь зажала рот Софии. Ее потащили назад, вниз по лестнице. Кто-то держал ее железной хваткой, прижимая к кухонному полу.

Еще два выстрела из винтовки Михаила, и мужчина, схвативший ее, лег ей на спину. Арон…

Снова звенящий стук – магазин упал на пол. Так близко… ей хотелось закричать, позвать Михаила на помощь. Но Арон Гейслер был невероятно силен. Его тело давило на нее, железная рука сжимала рот. В другой руке он держал нож; София успела заметить, как сверкнуло лезвие. Не очень длинный – раскладной нож крупной модели. Он впился ей в бок. То, что казалось таким острым, ощущалось по-другому, когда проткнуло слои кожи и ткани. Скорее наоборот. То, что проникло в нее, было чем-то тупым, толстым и большим. Что-то, что прорубило ее. Боль пронзила все тело. София кричала у него под рукой, в то время как Михаил продолжал стрелять наверху. Арон бил ножом и проворачивал его, чтобы нанести как можно более серьезные раны. У Софии отнялись ноги. Арон вынул нож из тела, и у нее в глазах на мгновение потемнело.

Лежа неподвижно, София видела его ботинки, когда он бесшумно передвигался по кухне, потом его целиком; как он остановился у стола с разбросанными фотографиями. Арон быстро сгреб их в спортивную сумку и вышел из дома.

Глаза Софии наполнились кровью; ее затягивало вниз во что-то пустое и плотное.

* * *

Видимость была отвратительная – ветер и мокрый снег. Йенс пробирался через растительность в саду. Майлз двигался где-то справа. Они заходили на цель каждый со своей стороны.

Вдруг звук откуда-то издали. Йенс остановился, сел на корточки, прислушался. В его ушах барабанил пульс.

Разрыв во времени. Вдали завелся мотор мощной машины, и она уехала. Йенс все еще не двигался. Движение справа – из непогоды появился Майлз, спокойный и невозмутимый. Он сел рядом с Йенсом, оба прислушались.

– Здесь больше никого нет, – шепнул Йенс.

– Спасибо, что спас мне жизнь там, в полицейской машине, – ответил Ингмарссон.

– Вправду спас?

– Да, я бы умер, если б тебя там не было.

* * *

Йенс увидел Софию, когда они вошли, – кровь, закрытые глаза. Михаил сидел около нее у лестницы.

– Нет, нет, нет, – бормотал он себе под нос, быстро подходя к ней.

Асмаров действовал оперативно – пытался остановить кровотечение. Подошел бледный и испуганный Лотар и принес полотенца.

– Ей срочно нужна помощь, – сказал Михаил.

– Я вызову «Скорую», положи Софию в машину, я поеду им навстречу, – произнес Майлз.

* * *

«Ягуар» несся по проселочной дороге. Йенс сидел на заднем сиденье, склонясь над Софией, и прижимал платки к ее ранам, из которых стремительным потоком вытекала кровь.

Майлз – за рулем, наклонившись вперед; сумка Антонии лежала под передним сиденьем. Он сунул туда руку и, поискав, нашел фальшивый паспорт, который дала ему Марианне, и протянул его Йенсу.

– Вот это пойдет?

Йенс взял паспорт и бегло взглянул на фото.

– Да, – ответил он и сунул его в карман джинсов Софии.

Голубые проблесковые маячки машины, идущей навстречу. Майлз мигнул дальним светом, когда они приблизились.

Передача произошла быстро. Сотрудники «Скорой», женщина и мужчина, перенесли Софию на носилки и вкатили их внутрь через задние двери. Йенс залез следом, двери закрылись. «Скорая» с гудящими сиренами унеслась прочь.

Майлз стоял на месте и глазами провожал машину, пока та не исчезла. Непогода стихла.

Потом взгляд его упал на «Ягуар». Открытые двери, кровь на заднем сиденье.

Майлз запрыгнул внутрь, развернул автомобиль и уехал, ища на карте в телефоне какое-нибудь озеро.

Одно нашлось поблизости.

Он остался сидеть за рулем, мотор «Ягуара» работал на холостом ходу. Песчаный берег и длинные мостки, уходящие далеко в воду. Солнце садилось. В это время года быстро становилось темно.

Антония… Майлз видел ее перед собой. Она не должна была умереть. Та пуля предназначалась ему… Горе захватило его. Но он не дал ему победить себя.

Майлз позвонил брату. Ян Ингмарссон ответил на другом конце:

– Алло!

– Слушай внимательно, братик. Меня нет, я исчез, пропал. Мне нужна твоя помощь. Поможешь?

– Расскажи, что случилось.

– Нет, ты поможешь мне, я спрашиваю?

Ян дышал в трубку.

– Да, помогу.

– Хорошо. Кто рулит в посольстве в Копенгагене?

– Один идиот, дислектичный придурок, который сидел в Министерстве обороны и лаял на того практиканта, кто…

Майлз перебил его:

– Я ищу кого-нибудь из руководства посольства поблизости; это должен быть кто-то хороший, надежный, кто может нарушить правила и не болтать лишнего.

– Не понимаю…

– Берлин, Варшава, Гаага, Брюссель, Прага, Вена… Проверь еще, кто там вторые и третьи лица.

– Я не врубаюсь, Майлз…

– Надежные люди! Что непонятно?

Ян перечислял имена: большинство были идиотами, имбецилами и чокнутыми ослами. Такова бо́льшая часть людей его круга.

– Кстати, Прага… – сказал он.

– Что Прага? – заинтересовался Майлз.

– Там же она, ну, эта старая баба-социалистка, как ее, Сольвейг Свеннсон, она посол.

– Да?

– Да. С нее, впрочем, толку мало, как и с ее второго человека – той размазни из Смоланда, которая была с ней все годы, ее старого спичрайтера. Но если я правильно помню, третий – хороший парень, Вессман. Инициативный, старой закалки, толковый, с ходом мысли, подходящим для МИДа, занимается важнейшими для посольства вещами. Он много раз ужинал у нас, у мамы с папой. Ты его видел.

«Инициативный, старой закалки, толковый», – повторял про себя Майлз. Так Ингмарссоны говорили о коллегах.

– На него можно положиться?

– Да, если дашь то, что ему надо.

– А что ему надо?

– Деньги и влияние, как и всем.

– В каком порядке?

– Сначала влияние, а если не получится, то деньги.

– Мы можем дать ему и то, и другое?

– Мы?

– Да, мы, – решительно произнес Майлз. – Есть в посольстве еще кто-нибудь, кого я знаю?

– Нет, насколько я помню. Думаю, нет.

– Мне срочно нужна там работа, под фальшивым именем с фальшивым резюме, что-нибудь среднее, не связанное с дипломатией, никакой публичности, просто чудак, который никого не волнует. Договорись об этом с Вессманом.

Мрачный смех брата.

– Погоди, Майлз, какого хрена ты…

Майлз перебил его:

– Нет, ничего такого. Покажи, что ты толковый, Ян, что можешь справиться с этим.

Майлз отчетливо представлял младшего брата, как он сидит сейчас и выжидает.

– И еще, Ян, – добавил он.

– Что?

– Одна женщина, Санна Ренберг, лежит сейчас в реанимации в больнице Сёдершюкхюсет. Навести ее, пожалуйста, и дай ей все необходимое. – Майлз раскрыл карты. – Мне вправду нужна твоя помощь на этот раз. Я бы не…

Ян услышал тон Майлза, вошел в положение и смягчил унижение старшего брата.

– О’кей, Милле. Сделаю все, что смогу.

Разговор прервался.

Майлз зажег сигарету, немного опустил стекло.

Антония мертва. Он сделал затяжку, рука дрожала.

Томми Янссон…

Майлз вытащил из карманов пиджака телефон, бумажник и пачку сигарет, открыл дверь машины и положил их на землю.

Несколько глубоких затяжек. Он закрыл дверь и завел мотор.

Томми Янссон… Конченый, конченый ублюдок.

Майлз вдавил педаль газа в пол. «Ягуар» зарычал, быстро набирая скорость, и выехал на мостки; шины стучали о доски. Ингмарссон приближался к краю.

«Ягуар» вылетел за мостки, потяжелел в невесомости и ударился носом о воду. Водяной каскад на переднем стекле.

Майлз ударился лбом о жесткий руль. Автомобиль оставался на плаву, но быстро набирал воду.

Майлз открыл дверь, выскользнул в холодную воду и поплыл прочь от машины. Она тонула у него за спиной, на мгновение зависнув под поверхностью воды, пока та не вызвала короткое замыкание и машина не скрылась в глубине.

Он вылез из воды, поднял телефон, бумажник и сигареты и пошел через лес назад, к дому Йенса. Затем позвонил Ульфу, далекарлийцу из разыскного отдела, и рассказал, что Антония мертва, убита.

Ульф заплакал в трубку.

* * *

Медсестра в флуоресцентной куртке сидела рядом с Софией. Водоотталкивающая поверхность материала гортекс была мокрой, светоотражатели блестели на свету.

Приглушенный звук высоких частот – сирены «Скорой помощи». Сирены, которые выли в ночи вместе с ярким синим холодным свечением, врывавшимся и покидавшим пространство, где она находилась. Она лежала на носилках и, привязанная к ним и накрытая желтым пледом, ощущала тряску «Скорой».

Вдруг сирены стихли. Остался только синий свет, мигавший с сумасшедшей скоростью. София слышала шум двигателя. Машина двигалась быстро, но продолжала набирать скорость. Возможно, они ехали по проселочной дороге или по шоссе.

Голос в глубине машины привлек ее внимание. Контуры мужчины, сидевшего на откидном кресле. Йенс.

– Что ты сказал? – шепотом спросила она.

Он придвинулся ближе, сел рядом с ней.

– Я здесь, с тобой. Не беспокойся.

– Арон, – прошептала она. – Меня ранил Арон Гейслер.

Ладонь Йенса у нее на щеке. Он успокаивал Софию. В глазах была грусть.

София снова ощутила скорость. Машина ехала быстро. Умопомрачительно быстро.

Она впервые посмотрела вниз, на себя. Кровь на груди, руках, на животе; кровь везде. Холодная и липкая.

– Раны серьезные?

Медсестра наклонилась к ее лицу, поймала ее взгляд.

– Просто не нерничайте, не разговаривайте, – сказала она на датском.

Не разговаривайте…

Тут Софию осенило. Медсестра говорила то же самое бесчисленному количеству пациентов. Не разговаривайте. Так обращались к тем, кто был на грани потери сознания, к тем, кто стремительно терял жизненную энергию.

«Скорая» резко затормозила. Снова загудели сирены. В этот раз они звучали громче, врываясь в ее сознание.

Колючий холод окутал Софию; тошнота, усугубленная слабостью тела, шла от шеи и области рядом. Потом – чувство, что ее бросает то вверх, то вниз, невесомость. Что она вот-вот перейдет черту и упадет. Она не могла сдерживать себя. Холод усилился, он пронизывал все тело целиком. Судороги, сильные и неконтролируемые.

Вдруг рядом с ней появилась медсестра; она удерживала ее тело на койке, пытаясь не дать ей двигаться. София заглянула ей в глаза и увидела там страх.

Она слышала собственный голос, повторяющий слово «нет». Нет – как Боже правый, я не могу сейчас умереть.

* * *

– Штука крон на то, что у меня член больше, чем у тебя, Томми, – сказал Уве.

Они устроили туалетную паузу в небольшом леске.

– Я пас, – пробормотал Томми, расстегивая ширинку.

– Да уж, это разумно. А то твой кошелек похудел бы на штуку крон. А кто хочет лишаться денег только потому, что имеет маленький член?

– Никто, смею предположить.

– Абсолютно точно! Никто, – сказал Уве и начал справлять нужду.

– Я бросил пить, – выдал Томми.

– Так держать, Янссон! То, что нужно такому симпатичному парню, как ты. Ведь ты же сам знаешь, Томми, что ты настоящий красавчик?

– Это я много раз слышал.

Уве засиял.

– Томми! Ты шутишь в ответ? Боже мой! Все становится лучше и лучше! Ты и я, Томми, черт побери, как мы хорошо проводим время…

Уве захихикал и, напевая главную тему из фильма «Рокки», сконцентрировался на струе.

Томми засунул правую руку под куртку и достал из внутреннего кармана револьвер 38-го калибра.

– Зимой я обычно пишу «Уве» струей на снегу, заглавными или строчными буквами, прописными или печатными.

Томми поудобнее взял револьвер, поднял руку и выстрелил Уве в щеку. Раздался мощный хлопок, голова Уве дернулась, и он упал на месте. Из ширинки торчало его богатство.

Томми закончил мочиться, стряхнул капли, засунул член внутрь и подошел к Уве, который лежал на боку и, вытаращив глаза, смотрел на Томми. Он тяжело и прерывисто дышал, в щеке зияла дыра. Верхняя челюсть была раздроблена, во рту болтались окровавленные зубы.

Томми Янссон молча посмотрел на него, поднял оружие и разрядил весь барабан в Нигерсона – в пах, в грудь, в плечо, в шею, в лоб. Еще пять выстрелов.

Уве умер шесть раз.

* * *

Вода в раковине приобрела розоватый оттенок. Арон смывал с рук кровь Софии.

Он зарегистрировался в мотеле у шоссе недалеко от датско-немецкой границы. В спальне открыл сумку, которую забрал из дома Йенса, выложил ее содержимое на кровать и начал скрупулезно его просматривать. Дело касалось Софии. То, что за ней следили, что полицейские, занимавшиеся слежкой, были коррумпированы, он уже знал. Но можно было выяснить кое-что еще – возможно, она стучала полицейским, по крайней мере, выходила на связь с Гуниллой Страндберг, которая вела охоту на Гектора. Все это было неточно и отчасти невинно. Но материала хватало для того, чтобы составить целостную картину. Картину, разоблачающую Софию, которая позволит Гектору все осознать, забыть и оставить ее в прошлом.

Арон разделил предметы из сумки на две стопки. В первой находился компрометирующий Софию материал. Во второй – все остальное.

Он убрал первую стопку в сумку, сел на кровать и уничтожил всю вторую стопку: разрезал бумагу, сломал носители информации, разорвал снимки и изображения до неузнаваемости. Потом положил все это в пакет, завязал его и выкинул в мусорный бак за рестораном мотеля.

 

57

Мюнхен / Валье-дель-Каука

– Тебе там удобно? – спросил Кристиан.

Альберт кивнул.

Частный самолет «Бомбардир Челленджер», отделанный бежевой кожей и ореховым деревом, был рассчитан на восемь пассажиров, но летели всего четверо. Альберт, Кристиан, а за ними Эрнст и Роланд – каждый на своем сиденье.

– Тебе нужно что-нибудь? – задал очередной вопрос Кристиан.

Альберт покачал головой.

– Хочешь пить?

– Нет, – хрипло ответил подросток.

– Голодный?

Кристиан улыбнулся. Альберт не был голоден, он отвернулся.

* * *

«Челленджер» спокойно летел на высоте двенадцать тысяч метров, двигаясь вперед на реактивных струях. Альберт ел, читал, пытался убить время. Наступила ночь; он заснул, но спал лишь урывками. В темноте они приземлились для дозаправки и снова взлетели. Альберт уснул.

Потом наступил день. Самолет, пробившись сквозь облака, начал снижаться; он пролетел по широкой дуге над городом, выровнялся и подготовился к посадке. Частный аэропорт с маленькой диспетчерской вышкой из забытых времен. Самолет приземлился, резко затормозил и вырулил к двум ожидавшим серебристым машинам «Кадиллак Эскалейд».

Немилосердно слепило бело-желтое солнце, струился раскаленный воздух. Дом остался далеко.

– Где мы? – спросил Альберт.

– Давай я помогу тебе вылезти, – сказал Кристиан.

* * *

Их везли по открытой местности, потом по лесу, похожему на джунгли. Шлагбаум, вооруженный охранник, снова лес. За деревьями – снайперы с направленными на проезжавшую машину винтовками. Потом деревья расступились – за́мок, зоопарк, бассейны, водопады, теннисные корты.

Машина замедлила ход и остановилась у входа.

Когда дверь со стороны Альберта открылась, его уже ждала инвалидная коляска. Кристиан поднял его.

По лестнице спустился темноволосый мужчина с широкой белозубой улыбкой, в рубашке свободного покроя и новых джинсах.

– Кристиан, – начал он. – Добро пожаловать! И ты, Альберт, тоже. – Остановился перед подростком. – Я знаю твою маму. Меня зовут Альфонсо Рамирес. Мой дядя – дон Игнасио, это его дом, и он приветствует всех вас.

Альфонсо что-то выискивал у Альберта в лице.

– Вы похожи, вы с мамой. Тебе повезло.

Он рассмеялся, показал на Кристиана и кивнул, чтобы тот помог ему. Они подняли коляску с Альбертом, каждый со своей стороны, и внесли вверх по лестнице, а затем внутрь через большие ворота.

Его оставили в просторном открытом холле – мрамор, золото, фарфоровые животные в натуральную величину, все роскошно. В клетке под потолком нервно металась шимпанзе и то и дело кричала. Мимо пробегали слуги, временами появлялись телохранители. Как в кино – в плохом кино.

К ним подошел мужчина лет пятидесяти пяти, темные волосы, бледная кожа, нарушенная координация.

– Дон Игнасио, это Кристиан Ханке и Альберт Бринкман, – произнес Альфонсо.

Шимпанзе в очередной раз закричала.

Игнасио Рамирес взглянул на Кристиана, а затем на Альфонсо.

– Это что? – Он показал на Альберта.

– Альберт, – ответил Кристиан.

– Похищенный, прикованный к инвалидному креслу ребенок в моем доме? Где сын Гектора Гусмана?

– У нас его больше нет, – ответил Кристиан.

– Вот как? А с этим мы что будем делать?

– Он будет со мной. Временно, – добавил Кристиан.

– Временно?

Шимпанзе орала и носилась по клетке. Игнасио не обращал на это внимания, чего не скажешь о Кристиане. Обезьяна его раздражала.

– Да, временно, – ответил он, раздражаясь.

– А ты, надолго ты тут останешься? На время?

– Мы будем здесь, пока не узнаем, как дела у Гектора.

Игнасио недовольно посмотрел на него:

– Вы приехали сюда, чтобы скрыться?

– Мы достанем Гектора, рано или поздно. Нам просто нужно немного времени, чтобы собраться с мыслями.

Игнасио вспыхнул.

– Временно, собраться… Что это за чушь? Ты и твой отец хотите достать Гектора Гусмана – в этом суть нашего сотрудничества. Мы помогли вам найти его сына, мы помогли вам техническими средствами и людьми. Мы столько сделали для вас, что у вас появился шанс застрелить Гектора. Но вы даже тогда всё запороли. А теперь еще и это?

– Сотрудничество продолжится, пока не покончим с Гектором; так мы видим ситуацию.

Дон Игнасио сделал преувеличенно большие глаза.

– Так вы видите ситуацию? – Он повернулся к Альфонсо: – Вот так они видят ситуацию.

Альберт наблюдал за всем происходящим. Игнасио изливал свой сарказм. Шимпанзе кричала у них над головами.

Кристиан опустил глаза. Игнасио ловил его взгляд.

– Но у меня другое ви́дение, дорогой Кристиан Ханке. Больше ничто не имеет значения.

Шимпанзе бесновалась.

Игнасио поднял руку, к Кристиану подошел один из телохранителей и показал, что хочет обыскать его. Кристиан протянул руки. Телохранитель нашел телефон и засунул себе в карман.

– Я проделал то же с Роландом и Эрнстом, – сказал Игнасио. – Вы – мои гости, пока я не решу, как будут развиваться события. Если сбежите отсюда, я восприму это как оскорбление; мои люди будут охотиться за вами в лесу и стрелять в спину. Мы бросим ваши трупы бегемотам. Они будут давить вас и мочиться на вас, пока вы не станете неузнаваемы. Тогда вас отдадут свиньям.

Охранник схватил Кристиана под руку и увел его.

– А ты, сынок? – спросил Игнасио. – Что случилось с тобой, почему ты в коляске?

Альберт посмотрел на него, потом на Альфонсо, снова на Игнасио.

– Меня сбила машина, – ответил он.

Игнасио не выразил ни капли сочувствия.

– Когда?

– Прошлой осенью.

– И ты навсегда прикован к креслу?

– Похоже на то.

– Справляешься?

– Да, справляюсь, по большей части.

Дон Игнасио пошевелил во рту языком – ему в голову пришла новая мысль.

– Они хорошо с тобой обращались, эти Ханке?

Вопросы сыпались один за другим.

– Мне не с чем сравнить, – ответил Альберт. – Меня никогда не похищали.

Игнасио улыбнулся, как и Альфонсо, который спокойно сказал:

– Отвечай на вопрос дона Игнасио, Альберт.

– Нет, не могу сказать, что хорошо.

Игнасио пробормотал что-то едва слышное, но он еще не закончил.

– Никогда не любил немцев.

Он задумался над чем-то, на его лбу вздулась вена. Внутри разгоралась обида. Игнасио очнулся от размышлений.

– Альфонсо, я устал от Ханке, устал от Гусмана, устал от того, что эти идиоты никак не могут прикончить друг друга. – Он раздраженно вздохнул. – Позаботься о том, чтобы мальчика накормили.

Потом Игнасио Рамирес ушел.

 

58

Ницца

Гостиничный номер, за окном – огни Ниццы.

Ангела, Густав и высокая женщина-прокурор, а также ее ассистент проработали целый день.

Ангела предоставила им информацию, которой владела.

Ее история началась в Марбелье, где она встретила Эдуардо, но еще Гектора и их отца Адальберто. Она рассказала о том, как быстро поняла, что семья занимается незаконными вещами. О том, как они с Эдуардо решили строить собственную жизнь, на своих условиях. Как они на протяжении нескольких лет лишь изредка контактировали с семьей. Как появился Хасани, когда Гектора сбила машина в Стокгольме. Как все шло своим чередом, пока неожиданно не убили Эдуардо. Как она с мальчиками и Хасани незамедлительно полетели в Швецию, где они прятались и находились под охраной. Потом – убийство Дафне и Тьери и переезд в квартиру на Норр Мэларстранд. Однажды им пришлось срочно оттуда уехать; Хасани сказал, чтобы они следовали за ним, и их повезли через Европу на юг, во французскую Ривьеру и Вильфранш.

Имена, которые она называла, ассистентка вбивала в компьютер, компьютерные базы обрабатывали информацию, и на экране появлялись снимки людей, которые затем крепили к своего рода доске объявлений, прислоненной к дивану. В центре – Гектор Гусман. Вокруг него – Арон Гейслер, Лежек Смиалы, Хасани, Соня Ализаде, Эрнст Лундваль и София Бринкман.

Женщина-прокурор – в кресле. Ангела и Густав – на стульях.

– Что случилось, как вы думаете? Почему София Бринкман с сыном не поехали? – спросил Густав.

– Не знаю, – ответила Ангела. – Все произошло так быстро… Хасани поднялся в квартиру и забрал нас, сказав, что нужно торопиться. Нас погрузили в его машину и повезли на юг.

Густав внимательно взглянул на доску, показал на снимок Эрнста:

– А он технократ, Эрнст Лундваль… Где он находился?

– Он приходил и уходил, не жил там; в тот день его не было, мне кажется. Не знаю.

– Его имя упоминали Лежек или Хасани?

– Нет, они ни о чем не разговаривали, только иногда во время путешествия коротко говорили по телефону с Ароном.

Густав почесал голову.

Прокурор, которая сидела и слушала, виновато улыбнулась Ангеле.

– Вы дали нам больше информации, чем мы могли мечтать, мадам Гарсиа, но одной вещи не хватает. Вы сами знаете, какой.

Да, Ангела знала. Не было ни единого факта, на котором прокурор могла бы построить обвинение.

Густав снова включился в беседу:

– Мы надеялись завести дело на Гусмана, исходя из рассказанного. Но придется пойти другим путем.

– Каким? – поинтересовалась она.

Он показал на доску:

– Швеция. Там есть единственное расследование по Гектору Гусману, которое имеет значение. Потасовка в одном из ресторанов Стокгольма полгода назад. Тогда он исчез.

Он встал, подошел к доске и указал на Софию:

– Если вы называете Эрнста технократом, Хасани – телохранителем, а Лежека – руководителем среднего звена, – он обратился к Ангеле, – как вы в таком случае назовете ее?

Ангела задумалась.

– Не знаю. Она находилась там, потому что была вынуждена – во всяком случае, возникало такое впечатление.

– Ей угрожали? – спросил Густав.

На лице у Ангелы появилась гримаса недовольства.

– Возможно… Но, с другой стороны, она работала на них. Иногда исчезала, потом снова появлялась, вела тайные встречи с Лежеком, участвовала в секретных делах, которые постоянно происходили рядом с нами… Играла своего рода активную роль.

Густав опять повернулся к доске и показал на фото Софии:

– Активную роль? Центральную?

– Возможно, – ответила Ангела.

– Что ее связывает с Гектором? – спросила прокурор.

– Они были парой.

Густав поднял брови.

– Они встретились в прошлом году, когда его сбила машина в Стокгольме. София работала медсестрой…

Густав что-то пробормотал, обозначая свое любопытство.

– Какая она? – вставила свое слово прокурор.

Ангела задумалась над вопросом, представила Софию.

– Она обыкновенная… хотя и в необычном плане.

– То есть какая? – переспросила прокурор.

– Теплая… Но и холодная, сдержанная… открытая. Эгоистичная… но и сострадательная. Уравновешенная и хрупкая… сильная, даже когда слаба…

– Складывается впечатление противоречивой личности?

– Нет, она не противоречива.

Вопросы и ответы повисли в воздухе.

Густав обратился к прокурору, указывая на доску:

– Я объявлю ее в международный розыск.

– Потому что?..

– Потому что, если уж делать мишенью одного человека из этой группы…

Прокурор кивнула:

– Конечно.

 

59

Стокгольм

В спальне висели пиджак и новая рубашка, которые ему подарила Моника на день рождения три месяца назад.

Томми одевался перед зеркалом, висевшим с внутренней стороны дверцы шкафа, застегивал рубашку. Ему казалось, что он выглядит опрятно. Отсутствие алкоголя не добавляло ему красоты, но делало его солиднее. В нем было что-то надежное. И он хотел сохранить это ощущение.

У большого окна террасы сидела Моника с кислородным баллоном справа от нее и не отрывала глаз от сороки, которая прыгала по снегу и искала пропитание. Время от времени Моника подносила трубку ко рту и дышала.

Он встал перед ней, держась за лацканы пиджака.

– Вот твой подарок. Стильный, правда?

Он было улыбнулся, желая покрасоваться. Ничего не вышло.

Моника смотрела в сторону.

Раздался пронзительный звук дверного звонка. В прихожую вошла домработница. Тайка, размерами метр на метр, как всегда чирикала. Томми никогда не мог запомнить ее имя.

Затем в прихожую вошла медсестра, привезшая новое инвалидное кресло. Она пожала руку Томми.

– Здравствуйте. Вы муж Моники, как я понимаю?

– Томми Янссон, – быстро представился он, собираясь уйти.

– Нам нужно немного поговорить.

– Немного поговорить?

– Да, вы получали сообщение об этом.

– Аа, наверное, пропустил… Что же мы должны обсудить?

– В первую очередь Монике нужно вот это инвалидное кресло. Потом нужно обсудить респиратор. То, что нам, вероятно, вскоре придется подключить ее к респиратору. – Медсестра разговаривала так, будто Томми был глухим и вдобавок умственно отсталым.

– Ага, – ответил он.

– Привеет, Моооника, – сказала тайка у них за спинами.

* * *

Они сидели в гостиной: медсестра, Томми и Моника в своем новом кресле. Тайка готовила кофе на кухне. Медсестра, разложив брошюры, рассказывала о разных вариантах помощи, связанных с респираторами.

Томми посмотрел на жену, Моника поймала его взгляд. Оба знали, что это значит.

Помоги мне перебраться на тот берег…

Она была сейчас такой милой, Моника… Как он может забрать у нее жизнь? У своей Моники…

Его тошнило.

Он извинился, когда домработница вошла с кофе на подносе.

Томми бросился в ванную, склонился над унитазом. Желудок сокращался, но ничего не выходило.

 

60

Ютландия / Прага

Операция длилась шесть часов. София боролась за свою жизнь.

Она по-прежнему находилась под наркозом, без сознания, накачанная тяжелыми препаратами, – зависла между жизнью и смертью.

– Она выкарабкается?

Вопрос задал Эйнар Ларсен, комиссар из Колдинга. Он стоял вместе с врачом Вибеке Стин у ног Софии в полицейской куртке – на улице было противно, – в остальном одет в гражданское: как всегда, в джинсах с чересчур высокой талией, в неглаженой рубашке и в мышиного цвета сером пиджаке.

– Пациентка была мертва, когда поступила сюда, – ответил врач. – Мы оживили ее. Раны глубокие. Тот, кто резал ее, знал свое дело.

– Тот? – переспросил Ларсен.

– Да, тот. Когда это была та, в последний-то раз?

– Никогда не знаешь, – ответил Ларсен.

– Неправда. И я буду говорить «он», когда речь идет о жестоком насилии. И призна́ю свою ошибку в тот день, когда нападавшим окажется женщина, ладно?

Ларсен рассмеялся. Он выглядел дружелюбно: рост сто девяносто, круглое лицо, румяные щеки, рыжие волосы.

– Ладно…

Ларсен держал паспорт, лежавший у Софии в кармане, и блокнот, из которого он читал. Он продолжил:

– Двое мужчин на машине передали ее персоналу «Скорой» на проселочной дороге, один поехал вместе с ней. Вы его видели?

– Нет.

– Вы видели кого-то, кто мог иметь отношение к женщине?

– К сожалению, нет.

– Что-то еще?

– По паспорту она шведка, – сказала Вибеке.

– Да, вижу, – ответил Ларсен.

– И она не должна была выжить.

– Что вы имеете в виду?

– Она была мертва, когда поступила, но что-то вернуло ее к жизни.

– В этом же ваша заслуга, не так ли?

– Угу, – неуверенно ответила она. – Но дело еще не сделано. Посмотрим, как она будет восстанавливаться.

Ларсен посмотрел в паспорт.

– Мы закончили? – спросила Вибеке.

Эйнар, казалось, был полностью погружен в бумаги, но ответил:

– Да, да. Огромное спасибо за помощь.

Она уже выходила из комнаты. Эйнар не сводил глаз с паспорта.

– Подождите, – услышала Вибеке его голос у себя за спиной.

– Да? – Она обернулась.

Ларсен показал ей паспорт.

– Это действительно один и тот же человек?

Хирург удивилась, что он спрашивает ее, вернулась назад и посмотрела на фото Антонии Миллер, а затем – на Софию.

– Сложно сказать, – ответила она.

Эйнар Ларсен разозлился, сверяя снимок в паспорте с лицом Софии.

– На паспортном контроле, может быть, и прошло бы. Но нет, это не один и тот же человек. Нос! Посмотрите на нос!

Она пожала плечами.

– Вы – полицейский. Я буду здесь всю ночь, если вдруг понадоблюсь.

Она вышла из палаты.

Эйнар Ларсен остался стоять на месте, погрузившись в свои мысли и держа в руке паспорт. Наконец он нажал на рацию, прикрепленную к левому плечу.

Раздался треск, кто-то ответил.

– Это Эйнар. Я хотел бы проверить шведский идентификационный номер, – сказал он и зачитал цифры из паспорта.

Дания и Швеция синхронизировали свои базы данных.

После недолгого ожидания Эйнар Ларсен получил ответ, что такой номер не существует.

– Попробуйте еще раз, – сказал он и снова прочитал номер. Затем номер паспорта – и попросил их поискать по имени.

Тот же ответ: цифры и имя никому не принадлежали.

– О’кей, спасибо.

Рация замолчала. Ларсен сел на стул, начал проверять паспорт, поднял его на свет, рассматривая цифры и ламинирование снимка. Он не мог определить, был ли документ поддельным.

Наступал вечер. Перерабатывать Эйнар не хотел. Он хотел поехать домой, поиграть с детьми, ущипнуть жену за филейную часть и сесть смотреть телевизор. Тот английский сериал о за́мке…

Эйнар посмотрел на женщину на кровати. Кто она? Почему лежит здесь? Кто хотел ее убить?

Он внимательно разглядывал Софию. В ней было что-то каноническое. Даже, можно сказать, благородное. Но было еще и другое… Какая-то доброта. Эйнар, как он считал, умел замечать подобное. Хотя и понимал, как странно звучит все это. Но правда… своего рода внутреннее убеждение, что он мог познать большую часть внутреннего мира человека, просто глядя на него. А эта женщина стала жертвой. Чего-то, что она не могла контролировать. Он видел это. А в его мире таких людей нужно защищать.

Да, решено, подумал Эйнар. Он позвонил дежурному на участке и объяснил ситуацию.

Через час приехали два парня-криминалиста, сфотографировали пациентку, взяли пробу ДНК из слюны, кровь и отсканировали пальцы, чтобы получить старые добрые отпечатки.

Полчаса спустя неспешно появился новенький стажер-полицейский и сообщил, что будет сторожить около двери.

– Пожалуйста, – сказал Эйнар и указал на пустовавший стул: – Возьмите его и поставьте у двери снаружи. Вы знаете, как действовать?

– Не пускать никого, кроме персонала больницы, и звонить, если будет что-то подозрительное.

– Отлично, – по-деловому отреагировал Ларсен.

Стажер вышел, криминалисты поработали еще несколько минут и убрали свое оборудование в чемоданчики.

– Какие последующие действия? – спросил Эйнар одного из них.

– Мы внесем все данные в нашу систему и разошлем шведам; посмотрим, будут ли у них или у нас зацепки.

* * *

Йенс медленно шел по коридору. Один полицейский сидел на стуле недалеко от палаты Софии.

Оттуда вышли два копа в гражданском, у каждого в руке было по коробкообразному портфелю.

«Криминалисты», – подумал Йенс, когда увидел их. Они опасны. Он предполагал, что Софии угрожало разоблачение. Если они упертые, то скоро выяснят ее настоящие…

Йенс прошел мимо сторожившего полицейского до конца коридора и вышел с другой стороны.

* * *

Кеннет Вессман был низкоросл, коренаст и походил на терьера, готового к атаке. Но, в парадоксальном контрасте с внешностью, он обладал доброжелательным нравом.

Он пожал руку Майлзу Ингмарссону в ресторане-пабе «У Малехо Глена», находившемся в нескольких кварталах от шведского посольства.

– Добро пожаловать в Прагу, – улыбнулся Вессман. – А ты – Майлз, брат Яна. Говорят, мы с тобой как-то встречались… – произнес он без энтузиазма, подвинул стул и сел за стол. – Но это, блин, совсем неинтересно сейчас, я прав?

– Совершенно неинтересно, – ответил Майлз и сел напротив.

– Ладно, – сказал Вессман, кладя руки на стол. – Вы, похоже, сильно вляпались. Лично меня подробности не заботят… Но, как говорит твой брат, тебе нужна работа, квартира и анонимность, верно?

– Верно, – ответил Майлз.

– Какая работа тебе нужна, чем хотел бы заниматься?

– Расследованиями. Мне необходим доступ к большинству ресурсов.

– По всему миру или только в Швеции?

– По всему миру.

– Это будет стоить дорого. И ты сказал, что тебе необходим доступ к большинству ресурсов. Что ты имел в виду?

– Разведывательные данные.

Вессман изумился.

– Хм… тогда будет еще дороже. И чертовски рискованно.

– Что сказал Ян?

– Он сказал, что поможет мне со следующим карьерным шагом. Но денежные вопросы я должен обсудить с тобой.

– Назови цену за работу, анонимность, доступ к данным и жилье, – сказал Майлз.

Вессман задумался, прокручивая и просчитывая варианты. Потом назвал Ингмарссону солидную шестизначную сумму.

– О’кей, – ответил Майлз. – Но еще организуй доктора.

– Доктора?

– Да, врача. С доступом к оборудованию и лекарствам; того, кто умеет держать язык за зубами. Устроишь? Тогда закончим торговаться.

– Ты болеешь?

– Нет, не я.

Вессман больше не стал задавать вопросы.

– Подумаю, что смогу сделать, – сказал он.

– Не пойдет.

Пауза.

– Я организую врача, – сказал Вессман. – Когда и насколько?

– Сообщу позже.

Они замолчали; все было понятно без слов.

– У тебя с собой паспорт, Майлз? Поддельный?

Ингмарссон протянул паспорт. Вессман засунул его во внутренний карман пиджака.

– Хорошо, найму тебя под этим именем. Ты – компьютерщик и получишь доступ к большей части данных посольства.

– Я ничего не понимаю в компьютерах. Что мне делать, если кто-то спросит?

– Ты же когда-то был дипломатом?

Майлз кивнул.

– Да просто ври напропалую. Это у нас получается лучше всего.

* * *

Шведское посольство располагалось в нескольких кварталах к северу от ресторана. Они шли вверх по брусчатым улицам до территории замка.

Вессман показал на здание справа от них:

– Ты будешь жить здесь, у одного моего друга; там пустая квартира, я ее забронировал.

Все было удобно и близко расположено. Майлзу нравилась Прага.

* * *

Кеннет Вессман провел его в посольство, устроил на работу, организовал пропуска. Все прошло легко. Майлзу понравился Вессман.

Потом – вниз, в подвал, темный коридор и комната в глубине. Без окон, три компьютера, мебель как в официальных шведских учреждениях, несколько серверов, чайник и растворимый кофе.

– Сойдет? – спросил Вессман.

Комната была ужасно тесной и безликой.

– Лучше не бывает, – ответил Майлз, снимая пальто.

 

61

Ютландия

Йенс с Михаилом вошли в больницу ночью в двадцать минут четвертого. Полицейский в голубой рубашке около палаты Софии наливал кофе из взятого с собой термоса. На коленях – ручка и журнал «Камикадзе судоку». Он привстал, когда увидел, что к нему быстро приближаются двое крупных мужчин.

– Стойте, – громко сказал полицейский, суетливо высвобождая пистолет из кобуры. Мысли у него в голове путались, он взял рацию, попытался нажать на нее, понял, что теряет время, и переключился на перцовый баллончик в кожаном чехле, пристегнутом к ремню. Замешательство полицейского привело к его собственному краху. Михаил схватил его, втащил в палату, положил на живот, заклеил ему руки и рот изолентой, швырнул в туалет, выдернул пистолет и рацию и закрыл дверь.

Йенс разблокировал колеса под кроватью Софии. Они выкатили ее в коридор и направились к заднему выходу из больницы.

Вибеке Стин наткнулась на них, когда выходила из комнаты отдыха. Она была вне себя.

– И куда вы ее увозите, а?

– Отсюда, – ответил Йенс по-датски.

– Вам это запрещено.

– Мы все равно это сделаем.

Вибеке стояла на своем:

– Она в очень плохом состоянии, без медицинской помощи она умрет.

– Она получит помощь, – сказал Йенс.

– Когда?

– Через десять-пятнадцать часов.

– Возможно, будет уже слишком поздно…

Йенс заметил, что врач говорила серьезно, почти умоляюще.

– Прошу вас все обдумать, – добавила она.

– Лучше помогите нам, – попросил Йенс.

Она скептически прищурилась:

– Как?

– Мы в любом случае заберем ее.

– Ей нельзя просыпаться, – сказала Вибеке. – Вы должны все время держать ее под наркозом. Ни в коем случае нельзя допустить кровотечение. Нужны постоянные капельницы и контроль пульса.

Йенс отошел от кровати и направился к Вибеке, отметив ее встревоженность, что было вполне естественно. Подхватив ее под руку, он сказал:

– Давайте возьмем все необходимое.

Йенс и Вибеке опустошили запасы лекарств. Врач продолжала объяснять ему, какие препараты он должен давать Софии, как часто и каким образом. Когда они закончили, Йенс попросил у Вибеке ключи, закрыл ее в кладовке и ушел.

Они выкатили койку на улицу с черного входа в больницу. Там стоял «Шевроле Экспресс» с открытыми задними дверями. Лотар ждал в багажном отсеке фургона. Софию закатили внутрь. Они заблокировали каталку, закрепили ее тросами к полу и стенам и поехали прочь, медленно и осторожно.

Заднюю часть автомобиля трясло, в то время как Лотар с Йенсом крепили капельницу, а Йенс передавал Лотару информацию, которую только что получил от врача в больнице.

– Я все сделаю, – сказал Лотар.

– Отлично, – ответил Йенс и, немного помолчав, добавил: – Ты молодец. – Он похлопал Лотара по плечу.

Тот молча расставлял лекарства в пластиковой коробке на полу.

Йенс пролез вперед и опустился на сиденье рядом с Михаилом.

* * *

Эйнар Ларсен был ошеломлен. Своего коллегу со связанными руками обнаружил рано утром сменщик. Пациентка с неустановленной личностью исчезла. А вдобавок и кровать, на которой она лежала.

Ни одна из камер наблюдения ничего не зарегистрировала.

Ларсен прочитал данные из Швеции. Тест ДНК ничего не показал, отпечатки пальцев – тоже. Личность женщины оставалась неустановленной.

Он почесал голову, что иногда делал, когда хотел сконцентрироваться. Что-то терзало его.

Эйнар перебирал в памяти события последних дней, заявления, расследования. Он что-то увидел, заметил на ходу… недавно… только что… Что-то, связанное с полицией Копенгагена, которая занималась заявлением от полиции Мальмё, по другую сторону пролива. Они попросили о помощи…

Что же, блин, там было?

Эйнар стал перебирать свои бумаги, высокие неразобранные стопки. Он ругал сам себя за неаккуратность. Но в конце концов нашел то, что искал.

Он пролистал отчет. Странная стрельба у многоэтажной автостоянки в Мальмё. Никаких свидетелей, оружие с глушителями, как предполагала шведская полиция. Скудная информация… Но внимание Эйнара Ларсена привлекла не стрельба, а то, что случилось в больнице через короткое время после нее.

Он продолжил рыться в бумагах на столе – и обнаружил, что в Университетскую больницу в Мальмё поступил мужчина с пулевыми ранениями. Мужчина без удостоверения личности. Он был прооперирован, а затем его забрали двое мужчин и исчезли.

Похожая история?

Он снова почесал голову.

– Здравствуйте!

Эйнар поднял глаза от стола. Перед ним стояла Вибеке Стин. Он привстал.

– Добро пожаловать, присаживайтесь. Нормально прошло с художником?

Она села.

– Не знаю. Память подводит… Надеюсь, изображения вам помогут.

Эйнар допросил ее. Вибеке рассказал о мужчинах, о том, как они выглядела, когда она встретила их в коридоре. Что они не угрожали ей, но вели себя бесцеремонно.

– Они беспокоились за пациентку, – сказала врач.

– Ее друзья?

– Возможно…

– Они говорили что-нибудь?

Вибеке задумалась.

– Они сказали, что она получит помощь через десять-пятнадцать часов.

– Еще что-то?

– Он разговаривал на датском, мужчина, который обращался ко мне. Но говорил странно.

– В каком смысле?

– Знаете, когда люди долго живут за границей, их речь становится как будто несовременной, почти как детская.

Эйнар Ларсен записывал в блокнот.

– У меня еще один вопрос, – сказал он.

– Да, пожалуйста…

– Зачем это делать? Забирать человека из больницы?

– Что вы имеете в виду?

– Такое случалось раньше? Что кто-то совершал подобное?

Вибеке сдерживала смех.

– Да, это был третий раз за неделю.

Он улыбнулся ее юмору.

– Нет, такого не случалось раньше, – сказала она.

Но такое случилось буквально на днях на шведской стороне пролива. Аналогичная ситуация.

Эйнар попрощался с Вибеке Стин, сел и продолжил размышления.

Зачем делать такое, идти на огромный риск…

Очевидно, что за человеком следят; возможно, он находится в розыске.

В розыске…

Эйнар Ларсен начал искать в компьютере. Он не мог войти в шведскую базу данных, поэтому начал с датской. Поиск давался легко, потому что женщин там почти не было. Ни одной женщины, выглядевшей как пациентка. Он стал проверять базы Европола и потом Интерпола.

После получаса прокрутки списка и просмотра слишком большого количества фотографий находящихся в розыске Ларсен наконец узнал ее. Розыск вела французская полиция, и он имел пометку низкого приоритета.

Женщину звали София Бринкман, шведка, внесена в реестр в Стокгольме.

Эйнар поднял трубку и набрал номер полковника полиции Густава Пелтье.

 

62

Тоскана

Одетый в черную рясу Гектор сидел на скамейке под кипарисом и окидывал взглядом мир вокруг.

Монастырь стоял на плато. Из сада открывался удивительный вид: волнистый ландшафт, леса, деревни, одиночные дворы, горы, горизонт.

Рядом с ним располагался огород, за которым ухаживали двое монахов – вырывали сухую траву, возделывали землю.

Подошел Арон – в руке черная спортивная сумка – и сел рядом с Гектором.

– Как тебе удалось попасть в такое райское место? – спросил он.

– Роберто, троюродный брат папы, – ответил Гектор.

– Здесь безопасно?

– Где ты был?

– В Дании.

– Ты нашел их?

– Частично, – ответил Арон.

– А Лотар?

– Не знаю. Когда я приехал, его уже не было.

– Что случилось?

Ветер шевелил листву на деревьях, растущих поблизости.

– София мертва, – выговорил Арон.

Гектор вздрогнул.

– Я нашел ее на полу в доме. На них напали.

– А Лотар? – снова спросил Гектор.

– Там больше никого не было. Пусто.

Гектор пытался отрешиться от переживаний, но что-то в груди…

– Кроме… – начал Арон.

– Кроме чего?

– Другого трупа, женщины.

– Какой?

– Не уверен, но мне кажется, это была она – полицейский, к которой перешло дело о ресторане «Трастен»; мы читали о ней в газетах, помнишь?

Гектор задумался и вспомнил.

– Миллер?

– Ага, Антония Миллер.

– Что она там делала?

Арон передал Гектору сумку:

– Посмотри вот это.

Гектор в нерешительности взглянул на Арона, а потом открыл сумку.

То, что он прочел, дало ему примерную картину того, что София находилась в контакте с сотрудницей полиции с первой их встречи, что снабжала их информацией и стучала, что продолжала активно этим заниматься.

– Она давно обманывала нас, – сказал Арон. – Гектор, она нас предала. И вела эту деятельность до конца.

Гектор быстро листал фотографии и записи, но не мог продолжать и отдал сумку Арону.

– Кто пришел в дом, кто убил Софию и Миллер?

– Сложно сказать. Йенса, Михаила и Лотара не было. Я не знаю.

Гектор посмотрел на Арона. Тот неустанно боролся за их существование. Но что-то с ним было не так, что-то изменилось. В его глазах пропала искренность. Как будто он скрывал что-то. Как будто он и это пытался скрыть, хоть старался не отводить взгляд, не моргать, нарочито разыгрывая, что он такой же, каким был всегда. С другой стороны, он жутко устал, как и все другие.

– Спасибо, Арон, – поблагодарил Гектор.

– За что?

– За все.

Вдали зазвонили колокола. Гектор встал и пошел к монастырю. Оба монаха с огорода уже направились туда. Остальные подходили с другой стороны.

Арон остался сидеть, глядя ему вслед.

* * *

Гектор зашел в часовню и сел на деревянную скамью. Монахи начали петь. Они пели красиво, проникновенно, он не мог толком описать это словами.

София мертва. Глубокое горе поразило его. Он испытывал тоску и отчаяние, чувство невыносимой пустоты и утраты.

Песнь монахов гулким эхом звучала под каменным сводом помещения.

София стояла перед ним, Гектор теперь отчетливо видел ее и решился не прогонять этот образ.

Одно чувство в нем стало острее. Мечта, которая жила в его подсознании с того момента, как он впервые встретил Софию. О том, что она была его женщиной, его спасением, его жизнью; что она была той, кто мог воплотить недоступное ему самому. Найти счастье и разделить его с ним…

Из горла вырывались горестные крики. Он закрыл рот рукой. Чувствовал, как подступают рыдания, как боль стремится вырваться наружу и перевернуть весь его мир. Но он сопротивлялся, сдерживая слезы и отчаяние.

У него получилось. Через некоторое время он убрал руку от лица.

«Она предала нас», – вспомнил он слова Арона. Да. «Но предала ли она меня?» Волновало ли его это, когда все случилось?

Она мертва.

Ее больше нет.

Он больше никогда ее не увидит.

Песнь монахов плыла по часовне.

Если б он верил в то, во что верят они, он помолился бы за ее душу. Но Гектор не знал, как это делать.

Единственное, что делало его равным этим мужчинам, была крайняя бедность; даже одежда на нем не принадлежала ему. Но поющие мужчины сознательно стали именно такими – нищими. Гектор же сделал сознательный выбор, чтобы стать противоположностью им.

Горе шло под руку со злостью. Она толкала его вперед по жизни, будучи зарытой глубоко, прямо за брюшиной, в темном внутреннем мире, который Гектор скрывал в себе с детства. Теперь она овладела им. Странным образом успокаивала, подавляла горе, помогала думать и принимать решения. И он принял решение. Он должен найти своего сына Лотара, забрать то, что принадлежит ему, с процентами и убить всех до единого уродов, которые нарывались.

Но больше он думал о том, что сделать с человеком, убившим Софию, а вместе с ней и его мечту.

 

63

Прага

София открыла глаза – белая комната с тонкими занавесками. Высокий потолок. Она помнила, как ее везли на «Скорой», помнила, что там сидел Йенс. Он и сейчас сидел на стуле рядом с ней.

– Где мы? – прошептала она.

– В Праге, – ответил Йенс.

– Зачем?

– Мы скрываемся здесь.

– Альберт?

– Нет… ничего нового.

Большой шкаф напротив нее, открытый. Внутри висят ее вещи.

– Михаил распаковал твою сумку, – сказал Йенс.

Рядом с ней на столе – аккуратно расставленные лекарства, салфетки и антисептические средства.

– Лотар… – начал Йенс. – Он воспринял заботу о тебе как свою личную ответственность. Давал тебе лекарства в пути, продлевал тебе наркоз…

– Как мы сюда попали?

– На машине из Дании. Тебе сделали операцию в больнице. Тобой начала интересоваться полиция. Нам пришлось действовать быстро.

– Чье это жилье?

– Все устроил Майлз – даже врача, который тебя лечит…

В дверь заглянул Лотар, радостный и воодушевленный, как будто ее пробуждение было чудом, воскрешением.

Его радость передалась ей.

– Лотар, спасибо, что заботишься обо мне, – тихо поблагодарила она.

– Вам что-нибудь нужно? – спросил он.

– Нет, спасибо. Хорошо здесь?

– Я смотрел по карте. Мы живем в центре. Если пойти вниз по улице, то попадешь на площадь, а потом на Карлов мост через реку. Там находится Старый город. С другой стороны, – он показал за спину, – есть большой парк с обсерваторией.

– Сходим туда как-нибудь, – еле слышно сказала София. Разговоры утомили ее.

– Сходим, – сказал Лотар и скрылся за дверью.

– Он рад, – начал Йенс. – Он изменился. Гордится тем, что участвовал в спасении твоей жизни. Он не пережил бы твою смерть. Это стало очевидно, когда тебя ранили. Лотар к тебе тянется. В какой-то мере ты теперь его вторая мама.

Она не знала, как реагировать на слова, произнесенные Йенсом. Стоило ей шевельнуться, как ее пронзила боль.

Подняв одеяло, София взглянула на свою рану.

– Придется попросить тебя промыть рану. Сможешь, Йенс?

Он встал и пододвинул стул ближе к кровати.

Она показывала и объясняла, что нужно взять со стола, где стояли лекарства, параллельно поднимая одеяло и задирая кофту.

Йенс осторожно снял повязку. Рана выглядела ужасающе. Длинная, неровная, разных оттенков, зашитая на скорую руку.

– Говори, что мне делать, – сказал он, наливая антисептик на салфетку.

– Ты наверняка знаешь, что делать, – произнесла она.

Йенс начал обтирать края раны, София вздрагивала, когда спирт попадал на открытые участки.

Осторожно обрабатывая рану, он встретился с ней глазами.

Женщина кивнула – мол, все правильно делаешь, – подняла руку и погладила его по волосам.

– У тебя хорошо получается…

Она смотрела на него, а он сосредоточенно промывал рану.

– Ты снова оставишь меня, Йенс?

Он не ответил.

– Однажды я проснусь, а тебя не будет?

– Нет, – тихо ответил Йенс.

* * *

Майлз без устали работал четыре дня, почти круглые сутки – искал, разбирался, анализировал. Он вновь почувствовал себя полицейским.

Фактически посольство являлось шпионским центром, тесно связанным со шведской службой разведки. Раньше, во времена холодной войны, вся работа была направлена на Восток, против русских. Но сегодня речь в первую очередь шла о поддержке шведских компаний в стране, где функционировало посольство, – другими словами, о промышленном шпионаже. Все делалось аккуратно и незаметно, лишь пара человек в посольстве участвовали в работе. В Праге таким человеком был Вессман.

Он постучал по дверному косяку.

– Что ты нашел? – спросил Майлз.

Кеннет Вессман вошел, держа в руках бумаги.

Чтобы добыть нужную Майлзу информацию, они с Вессманом выдумали заявку с вопросами от телекоммуникационной компании «Эрикссон». Когда дело касалось «Эрикссона», разведывательная служба всегда была готова помочь. Вессман лично поговорил с сотрудниками службы; сказал, что их заказчику нужна информация об одном немецком конкуренте, а конкретно – в каких встречах он принимал участие, как, куда и когда они ездили.

Разведка могла помочь с такими вопросами, для них это была рутина.

Кеннет Вессман помахал бумагами и протянул их Майлзу.

– «Ханке Гмбх» владеет некоторым количеством самолетов, другие берет в долгосрочный лизинг. Вот список основной массы их воздушного флота, а кроме того, маршруты, куда они летали за последние недели.

Майлз взял листы.

– Пассажиры?

– Эти списки нам недоступны.

– А по законному требованию?

– Тогда им придется копать глубже. Этот список – то, на что мы должны опираться. – Он говорил с некоторым раздражением.

– О’кей, спасибо, Кеннет, – сказал Майлз и начал просматривать бумаги, зачеркивая одни записи и обводя кружком другие.

Там было много разных поездок – то туда, то сюда. Но одна выбивалась из списка.

* * *

Майлз Ингмарссон выбежал в своих мокасинах из посольства и направился вниз по брусчатке к квартире. Во рту – сигарета, под мышкой – связка бумаг. Он поскользнулся несколько раз, но удержал равновесие.

Дверь открыл Михаил.

Ингмарссон запыхался. Он прошел внутрь мимо Михаила и заорал:

– Йенс!

Тот выглянул из комнаты Софии и махнул Майлзу, который прошел мимо кухни; там за кухонным столом сидел Лотар с игральными картами в двух стопках.

– Привет, Лотар.

Подросток поднял руку.

Когда Майлз вошел в комнату, София бодрствовала.

– Добро пожаловать в Прагу, – сказал он.

– Спасибо, – слабым голосом отреагировала она.

Ингмарссон отдал стопку бумаг Йенсу, который тут же начал читать, пробегая глазами сверху вниз, страницу за страницей.

– Нашел что-нибудь? – спросила София.

– Возможно, – ответил Майлз.

– Что?

Он показал на стопку, которую читал Йенс.

– Информацию о последних перелетах Ханке.

Она ждала деталей.

– Может, это лишь догадка… Но из Аугсбурга, небольшого аэропорта к западу от Мюнхена, в Колумбию, на военный аэродром Картаго, вылетел частный самолет, принадлежащий одному из дочерних предприятий Ханке.

– Когда? – спросила она.

– Во временной отрезок, над которым я работал.

– Я летела в Картаго, когда ездила к ним, – прошептала Софи.

– Я знаю.

– А пассажиры?

Майлз покачал головой:

– О них мы никогда не узнаем.

Йенс поднял глаза от бумаг.

– Я могу туда поехать, – тихо сказал он, как будто между прочим.

Голос Лотара из кухни, веселый и жизнерадостно дерзкий:

– Михаил, мы будем играть дальше или ты сдаешься?

Они подошли к вопросу, которого никто из них не хотел касаться.

Майлз все понял.

– Пойду сварю кофе, – буркнул он и вышел из комнаты.

Теперь издалека доносился смех Лотара – счастливое воркование.

– Возьми его с собой, – сказала София, холодно и решительно.

Атмосфера в комнате приобрела мрачную окраску.

– Твою мать, – с отвращением буркнул себе под нос Йенс.

Обоих мучил стыд, о котором они не могли рассказать друг другу.

– Это неправильно, – прошептала София.

Она сидела не шевелясь.

Йенс встал и вышел.

За окном было зимнее голубое небо. Ясное и чистое, высокое и широкое. София перевела взгляд на него.

Люди умирают. Она сдается. Она больше не может находить оправдания. Хочет поменять обличье, спрятаться, ничего не чувствовать. Но это самообман, как и многое другое. Нож Арона, вонзившийся в нее, принес ей боль облегчения. Как будто она выровняла что-то. Но это было только на время. Ничто не могло освободить ее полностью.

Она прикладывала много сил, чтобы держать Лотара на расстоянии. Как если б старалась не думать о жажде или голоде. Не вышло.

На уровне чувств он всегда был в ее мыслях. Не только как муки совести, но и как ребенок. Ребенок, который тянулся к ней, нуждался в ней, доверял ей.

Йенс говорил, что она Лотару как вторая мама. Может, он ей как второй сын – и это единственное, о чем он мечтает и чему она так сопротивляется.

* * *

Лотар вошел к ней точно вовремя. Каждый час он давал ей обезболивающее, осматривал раны, мерил пульс и температуру.

– Михаил жульничает в картах, – сказал он, пока проверял, хорошо ли работает капельница. – И не признаётся, горилла проклятая…

Теперь Лотар встретился глазами с Софией и тихо засмеялся, чуть не перейдя на хохот.

– Завтра ты поедешь с Йенсом, – перебила она.

– А куда?

– Присядь.

Лотар колебался, но послушался. Веселье закончилось.

– Куда я должен ехать? – снова спросил он, положив руки на колени.

– Это роли не играет, – ответила София и с грустью посмотрела на него.

Лотар, казалось, понял, к чему она клонит. Как будто положение, в котором он находился, снова стало для него понятным, а до этого он просто забыл, в какой ситуации находится.

Что именно здесь и сейчас он вдруг осознал, что эти люди на самом деле не желают ему добра, что он всего лишь пешка в игре – и, возможно, в это мгновение самый одинокий человек на земле.

Лотар тер колени, и его взгляд блуждал по полу.

– Хорошо, – сказал он, совершив над собой усилие, чтобы казаться радостным и довольным.

София почувствовала тупую боль.

– Мы еще увидимся? – Теперь его голос стал едва слышным.

Она не смогла ответить.

– Все будет хорошо, – сказал Лотар, как будто снова брал ответственность за все, и за ее здоровье тоже, чтобы она не испытывала вину.

Он встал и вышел из комнаты.

 

64

Ницца / Стокгольм

Густав Пелтье еще оставался в Ницце, когда ему позвонил датский коллега Эйнар Ларсен.

Разговор удивил его. София Бринкман с тяжелыми ножевыми ранениями обнаружилась в больнице, в местечке в Ютландии.

Еще у Эйнара Ларсена были теории по поводу стрельбы в Мальмё, но это подождет.

– Возьмите с собой то, что у вас есть, и встретьте меня в Стокгольме, – сказал Густав и купил билет на самолет. Затем перемахнул через Альпы и приземлился в аэропорту Арланда в Стокгольме.

Он встретился с Эйнаром в зале прилета. Ларсен оказался высоким и рыжеволосым. Они пожали друг другу руки. Эйнар ему сразу понравился.

Главный следователь по делу «Трастена» Томми Янссон подъехал за ними к аэропорту и повез их на своей «Вольво» в город.

Янссон говорил о Швеции: о гномах и троллях, об оленях и саамах, о празднике середины лета и о выпивке. О лодках в стокгольмских шхерах, Евровидении и далекарлийских лошадках. Он пытался говорить бодро и оживленно, но у него это получалось плохо. Томми Янссон, по-видимому, нехорошо себя чувствовал. Густав взглянул на Эйнара. Ему, очевидно, ситуация тоже казалась напряженной – он сидел, скрестив руки на груди, пытаясь шутить с ничего не понимавшим Томми.

В Стокгольме они припарковались у здания полиции на Кунгсхольмен, Томми провел их внутрь, а потом наверх, в конференц-зал.

Эйнар налил в чашки кофе до краев. Томми взял булочку с корицей и запихал ее в рот. Жуя, он дышал носом; потом добавил кофе и взял еще булочку. Казалось, что он немного успокоился.

– Хорошо, – начал Густав Пелтье. – Спасибо, что мы смогли собраться так оперативно. Мне удалось связаться с невесткой Гектора Гусмана, она дала нам информацию о нем. К сожалению, мы его упустили. При разговоре с ней всплыло одно имя – София Бринкман. Нам мало что известно о ней, но она, по-видимому, близка Гектору как в личном, так и в профессиональном плане. Мы решили сконцентрировать наше внимание на ней, объявили в розыск, и Эйнар здесь выследил ее, когда она, в сопровождении неустановленной личности, с ножевыми ранениями оказалась в одной из больниц Ютландии.

Томми слушал. В разговор вступил Эйнар:

– Здесь может быть связь с произошедшей ранее стрельбой в Мальмё. Там тоже раненого вывезли из больницы свои люди.

– Кто это был? – спросил Томми.

– Судя по описанию, возможно, Гектор Гусман. Но точной информации нет, – ответил Эйнар.

Томми обвел мужчин взглядом. Настал его черед врать. Он настроился на новую волну – более спокойного, собранного, настоящего копа – и начал:

– У нас тут крутая заваруха…

На лицах датчанина и француза появилось любопытство.

– Нас долгое время обманывали. Двое из наших близких коллег перешли на другую сторону.

Густав Пелтье поднял брови.

– Заваруха заключается в том, что эти двое работали над расследованием событий в «Трастене».

– Объясните.

– Это долгая история. Но с самого начала дело вела Антония Миллер. Думаю, она не справилась, ни к чему не пришла, просто-напросто плохо работала. Я сказал, что мне нужен кто-то другой. Она боролась за то, чтобы сохранить рабочее место, и предложила Майлза Ингмарссона, который, по ее мнению, был хорош. Зная его, я подумал, почему бы и нет. Но я жутко жалею об этом. Оказалось, что оба следователя, Антония Миллер и Майлз Ингмарссон, сотрудничали друг с другом – и прогнили до основания. Угрожали бандитам и влезали в их дела. Когда до меня дошли слухи и я стал интересоваться этими двумя, они как сквозь землю провалились. Должно быть, всё поняли. Это произошло всего пару недель назад.

– Какие от них последние известия? – спросил Эйнар.

Томми вздохнул.

– Так чудовищно грустно… Майлз Ингмарссон убил здесь, в городе, изготовителя амфетамина по имени Роджер Линдгрен. Мы нашли на месте ДНК, кровь и отпечатки Майлза. У них были совместные дела… как мы теперь понимаем.

Вид у Томми был удрученный. Эйнар сочувствовал ему:

– Томми, мы не можем все предусмотреть.

Выпятив губы, Янссон с благодарностью взглянул на Эйнара.

– Как это отразилось на расследовании? – спросил он.

– Статус-кво. Оно, естественно, приостановлено. Нет ресурсов.

Густав откинулся назад, в руке он держал чашку с кофе.

– Мы собираем то, чем располагаем. Расследуем то, что можем, продвигаемся вперед. Гектор Гусман должен быть арестован. София Бринкман станет нашим к нему пропуском. Она находится в международном розыске, и наверняка ее скоро засекут.

– Звучит хорошо, – сказал Томми.

– Отлично, – подключился Эйнар.

* * *

Все прошло лучше, чем ожидал Томми. Он создал образ немного наивного, раскаивающегося, но стойкого человека. Теперь он пригласит Эйнара с Густавом в свой небольшой неприметный дом и заставит их поучаствовать в мучительном ужине вместе с ним, его умирающей женой и хорошо воспитанными дочерьми. После этого их представление о Томми станет законченным.

А он продолжит свободно идти по созданному своими руками разноцветному аду.

 

65

Валье-дель-Каука

Они приземлились после неплавного внутреннего перелета из Боготы. Йенс, Михаил и Лотар вышли в новый мир. Слепящее солнце, душное тепло и новые ароматы.

Такси было старым «Ниссаном» с давно сломанными амортизаторами. Все тряслось.

Отель в Картаго, куда они заселились, был обычным. Номер – не маленький и не большой: две кровати, телевизор на комоде, внизу – мини-бар.

Михаил вытянулся на кровати. Лотар сделал то же на другой и включил телевизор.

Йенс набрал номер старого знакомого по бизнесу, у которого был прямой контакт с Альфонсо Рамиресом.

Голос на другом конце.

– Свяжись с Альфонсо Рамиресом и скажи, что Йенс из Стокгольма в городе и хочет встретиться. Перезвоню через три часа.

Они заказали еду в номер и стали смотреть странную передачу. Три часа тянулись медленно. Лотар дрых.

Йенс снова набрал номер. Безымянный человек дал ему адрес.

– Можешь ехать туда сейчас.

Йенс кивнул Михаилу, вышел из номера и повесил на дверь знак «Не беспокоить».

* * *

Место не представляло собой ничего особенного – аккуратный дом около оживленной дороги, пара окон, низкая стена вокруг.

Йенс открыл дверь. Ресторан, оживленная атмосфера, музыка. Высоко наверху яркое освещение. Дети бегали кругами и играли, взрослые выпивали, танцевали и принимали легкие наркотики.

К нему подошел Альфонсо Рамирес, протянул руку и, чтобы перекричать музыку, заговорил Йенсу прямо в ухо:

– Ты похорошел с последнего раза.

Он засмеялся над собственными словами и показал рукой Йенсу следовать за ним.

Проложив путь через людское море, они оказались у стола, где сидел бледный и мрачный мужчина, который окинул Йенса пустым взглядом.

– Дон Игнасио, – представил Альфонсо мужчину, показав, чтобы Йенс сел напротив.

Дон Игнасио… Такого Йенс не ожидал.

Он ощущал силу и энергетическое поле около дона Игнасио. Щит, о котором знали все присутствующие. Никто не подходил слишком близко, никто не выказывал страх. Все играли в игру, по которой сейчас вечеринка и надо веселиться. Потому что он так решил.

– Вы давно знаете друг друга, – сказал дон Игнасио и махнул на Альфонсо.

Телохранителей не было видно, но они находились здесь все время и повсюду.

– Мы встречались мимоходом, – сказал Йенс.

– «Трастен», – начал Альфонсо. – Я считаю тот день одним из лучших в моей жизни.

Йенс так не считал.

– Расскажи, кто ты, – сказал дон Игнасио.

– Расскажите, кто вы, – парировал Йенс.

Дон Игнасио рассмеялся. Это было искренне, как будто его никто раньше об этом не спрашивал.

– Ты сам знаешь, – ответил он, и улыбка мгновенно исчезла.

– А вы знаете, кто я, иначе не пустили бы меня сюда.

Дон Игнасио провел указательным пальцем под носом.

– Мой отец работал на государственной железной дороге и имел весьма странные идеи.

– Например?

– Он хотел, чтобы я получил образование, нашел работу и создал семью.

– Какой чудак, а? – сказал Йенс.

– Гм, вот я и рассказал о себе. А теперь скажи мне: зачем мы сидим тут?

Все дружелюбие пропало.

Йенс пошел ва-банк:

– Я должен забрать Альберта.

Игнасио и Альфонсо молчали. Йенс ждал реакции, намека… Но они просто неподвижно сидели с ничего не выражающими взглядами и ждали, что еще он скажет. Йенсу хватило и этого. Он у них, Альберт у них.

Молчание прервал Альфонсо:

– В тот день в Стокгольме, Йенс… Когда ты лежал на полу в «Трастене», избитый и покалеченный тем русским. Ты был полумертвый, но продолжал бодаться с ним. Позже оказалось, что именно это спасло жизнь нам, остальным. Ты тянул время. Мне стало любопытно, кто ты, и я решил пробить тебя, когда приехал домой. Это было непросто, муторно, заняло много времени, и люди не хотели помогать мне. Но картина сложилась.

Йенсу все это не нравилось.

– У тебя хороший послужной список, – продолжал Альфонсо. – Ты работал с многими. Ты – мастер своего дела. Возможно, лучший контрабандист, который доступен в настоящее время. И почему мы тебя не знали?

Он театрально засмеялся. Потом – пауза. Альфонсо подался вперед.

– А теперь расскажи, как ты собирался добиться исполнения своего желания?

– Я хочу обменять Альберта на сына Гектора Гусмана, Лотара.

Альфонсо и дон Игнасио переглянулись.

– Лотар, – сказал Дон Игнасио. – Значение этого мальчика было сильно преувеличено. Как и всего дела. Ты в курсе истории?

– Частично, – незаинтересованно ответил Йенс.

Музыка, смех и веселье вокруг них.

– Сначала дело касалось бизнеса. Ханке нанес травмы Гектору Гусману в Стокгольме, сбив его машиной. Такого рода действие является предупреждением. Гектор повысил ставки и взорвал девушку Кристиана Ханке в Мюнхене, хотя, скорее всего, целью являлся сам Ханке. Тут все перешло в разряд личного. А когда что-то становится личным, то чаще всего летит к чертям, не согласен?

Йенс молчал. Игнасио Рамирес вытер лицо ладонью. У него под глазами были темные круги, через бледную кожу уже начала проступать щетина.

– Как вы нашли Лотара, мне просто интересно? – спросил Игнасио.

– А зачем вам эта информация?

Он покачал головой, показывая, что здесь нет никакой задней мысли.

– Просто хочу узнать, как такое получилось.

Йенс откинулся на спинку стула.

– Мы искали Альберта, – начал он. – Мы исходили из того, что он у Ханке, и начали искать в Мюнхене.

– Кто это мы?

– Софи, я и Михаил…

– Михаил? – переспросил Альфонсо.

– Он раньше работал на Ханке. Ты видел его в «Трастене». Это он тогда спас нам жизнь, не я.

– Большой русский?

– Да.

– Так это вы атаковали ту ферму? – спросил Игнасио.

Йенс кивнул.

– Сколько вас было? Кто еще?

– Больше никого. Только мы втроем.

Молчаливое удивление.

– Оружие? – поинтересовался Альфонсо.

– У Михаила был старый револьвер.

– А у тебя?

Йенс покачал головой.

– Ничего? – спросил Альфонсо.

– Да, ничего. Мы решили вооружиться, когда придем туда, – ответил Йенс.

Тут Игнасио захохотал, а вместе с ним и Альфонсо.

– Что такого смешного?

– То есть вы просто вошли и забрали его? – спросил дон Игнасио.

Йенс не ответил.

Дон Игнасио сел на стуле прямо.

– Они неправильно оценили ситуацию – думали, вас больше. Думали, что это в полную силу нападает Гусман. Но Альберта увезли еще несколько дней назад. Ральф с Роландом уехали за считаные минуты до вашего появления, и Лотар как раз должен был уехать с оставшейся охраной… Вам повезло.

Йенс покачал головой:

– Нет, не повезло. Мы пришли забрать Альберта. Нам это не удалось.

– Вам достался Лотар, без него вы тут не сидели бы.

Игнасио сменил тон.

– Мы согласны на твое предложение с одним дополнением, – сказал он.

Йенс выжидал.

– Ты будешь частью обмена. Останешься здесь, с нами, будешь работать на нас.

К такому Йенс был не готов… Дела плохи. Прямым текстом, крайне неприятно.

Перед ним Альфонсо и Игнасио Рамирес. Улыбаются. Уроды.

– Какова гарантия, что Альберт точно попадет к матери? – спросил Йенс.

– Мы все устроим, – ответил Альфонсо.

– Он должен попасть в европейскую страну, причем незаметно, поскольку не может ехать обратно по своему паспорту.

– Есть несколько вариантов. Вероятнее всего, он полетит на военном самолете. Мы сами часто так путешествуем.

– Я хочу, чтобы вы устроили это как дипломатическую передачу.

Альфонсо кивнул:

– Без проблем.

– А обмен? – спросил Йенс.

– Тут тоже решай, как ты хочешь. Но вы с Лотаром останетесь здесь, с нами…

Йенс опустил глаза. Перед ним тянулся чертовски мрачный путь – и обрывался где-то впереди. Может, прямо вниз, в ад.

* * *

Михаил собрал сумку Лотара, положил туда вещи, сложенные подростком и лежавшие в шкафу гостиничного номера. Он знал толк в порядке, этот парень.

Лотар вышел из ванной с зубной щеткой и пастой в руке, отдал их Михаилу, а тот положил все это в сумку.

Подросток вздохнул. Его вздохи были нервными, как будто в комнате заканчивался кислород.

– Сядь, – сказал Михаил и поднял наручники.

– Я не убегу.

Но это не обсуждалось. Лотар сел на кровать, и Асмаров пристегнул его к железной спинке кровати.

Михаил закончил собирать сумку, застегнул молнию и обернулся к Лотару.

– Я встречал твоего папу, – сказал он. – Я сбил его на пешеходном переходе в Стокгольме. Он сломал ногу и попал в больницу. Я тогда работал на Ральфа Ханке.

Лотар пытался осознать, что только что сказал Михаил.

– Потом пару недель спустя я поехал обратно в Швецию с другом и с пистолетом и стал угрожать Гектору Гусману, что убью его, если он не сдастся. Все пошло не так, как планировалось, полетело к чертям; нас разбили, мужчине, с которым я приехал, выстрелили в живот, и я приготовился к смерти. Но твой отец пощадил меня.

Лотар немного расслабился и теперь сидел и слушал.

– Потом у меня появилась возможность в какой-то степени отплатить ему, когда я спас их в ресторане в Стокгольме.

– «Трастен»? София рассказывала, – сказал Лотар.

– Да, «Трастен». – Михаил потер подбородок ладонью. – Во всем этом деле твой отец показал себя сильным, держался достойно и ничему и никому не давал себя унижать. Помни об этом. Ты – его сын; не забывай, что ты сильный, что никогда не подчинишься другому человеку, каким бы сильным тот ни казался.

Лотар погрузился в захватившие его мысли.

– Ты слышал, что я говорю?

– Да, – через некоторое время ответил парень.

Сигнал гостиничного телефона разорвал тишину. Всего один. Он означал прощание.

– Мой папа заберет меня, – сказал Лотар.

– Хорошо, держись за это.

– А ты, Михаил, ты заберешь меня?

– Нет, твой папа заберет, ты же только что сказал.

Асмаров внимательно смотрел на мальчика.

– Прощай, Лотар Гусман, – сказал он и вышел из номера.

* * *

Михаил вышел через лобби отеля в темноту вечера. Только что закончился дождь. Воздух наполняло влажное и душное тепло.

Настроение у него было хуже некуда. Его снедала тоска. Он хотел сменить ее на злость, но та не приходила – на ее месте были только отчаяние и пустота. Ему нравится Лотар – и совсем не нравится то, что происходит.

Михаил прошел несколько кварталов, сел в такси, которое отвезло его к условленному месту, и вышел на маленькой площади в районе трущоб. Здесь пахло едой, мусором и выхлопными газами. Над головой, как паутина, – электрические провода. Тусклый желтый свет, будто у лампочек слабая мощность; вселенная низкого тока. И повсюду шум: от машин, мопедов, людей, собак и музыки – все это вместе создавало калейдоскоп впечатлений. Но Михаила охватывало горе.

Черт…

Рядом с ним резко затормозил блестящий бандитский джип. Михаил сел на заднее сиденье. Внутри было тихо и прохладно.

Альфонсо ухмыльнулся.

– Похоже на воссоединение – встреча участников «Трастена».

Он расхохотался.

* * *

Йенс ждал у остановки на оживленной улице в восточной части города. Люди здесь ездили как сумасшедшие, мотоциклы и мопеды создавали смертельную опасность.

На остановке притормозил большой серебристый «Кадиллак». Йенс открыл заднюю дверь. На заднем сиденье он увидел Альберта. В машине оказались только они вдвоем и шофер.

– Привет, Альберт, – сказал Йенс.

– Привет, Йенс.

Кожа у Альберта сильно потемнела от солнца, волосы были взъерошены.

Автомобиль въехал в поток.

– Как у тебя дела?

– Хорошо, – ответил Альберт. В его голосе звучала не радость, а скорее недоумение.

– Точно? – спросил Йенс.

– Что происходит?

– Я здесь, чтобы забрать тебя отсюда.

– Куда?

– К маме.

– Домой?

– Нет, не сейчас. Ты поедешь в Прагу, поживешь там какое-то время.

– Как вы освободили меня?

– Это имеет значение?

– Да, имеет.

«Кадиллак» громыхал по двухполосной дороге, перестраивался, увиливал, ехал на желтый.

– Нет, не имеет, Альберт. Сейчас мы уезжаем отсюда. Ты поедешь домой, к маме; это единственное, что имеет значение.

– Не в моем случае.

– Что с тобой такое?

Водитель сигналил и превышал скорость.

– Я слышал, как они говорили об этом.

– Кто? Говорили о чем?

– Что меня меняют на кого-то.

– Да, – ответил Йенс. – Все верно.

– На Лотара?

– Да…

– Кто-нибудь спросил мое мнение?

– Нет, в этом не было необходимости.

– Я хочу остаться здесь.

– Почему ты упрямишься?

– Отстань, Йенс. Я хочу остаться. Не хочу, чтобы меня поменяли на Лотара. Он ничего не сделал.

– А ты?

– Тоже нет, но дело не в этом.

– Ты нужен матери.

Тут Альберт взглянул на Йенса.

– Ты переигрываешь, – сказал он.

Парень ожесточился. Во всяком случае, так он себя вел.

Йенс повернулся к нему:

– Послушай меня, Альберт…

Тот отвел глаза.

– Твоя мама ранена.

Теперь на его лице отразился испуг.

– Что случилось?

– Ее ранили ножом.

– Как она себя чувствует?

– Учитывая обстоятельства – хорошо.

Тысячи мыслей.

– Кто это сделал?

– Арон Гейслер.

Удивленные глаза.

– Арон? Почему?

– Мы пока не знаем… Но это не имеет значения. За всеми нами ведется охота, Арон, мы в розыске. У тебя нет сейчас возможности заявлять о собственных желаниях. Ты должен поехать к маме – и случится именно это. Понимаешь, что я говорю?

Альберт был увлечен какой-то мыслью.

– Понимаешь, что я говорю? – повторил Йенс.

– Да.

Сейчас он стал больше похож на себя, перестал быть таким жестким.

– Если тебя это утешит, я остаюсь здесь, с Лотаром, – сказал Йенс.

– Остаешься?

– Да.

– А почему?

– Я – часть обмена. Но тебе же это неинтересно.

Альберт наклонил голову, как будто ему стало стыдно.

– Я не знаю, что сказать, – в конце концов выдавил он.

– Тебе необязательно что-то говорить и чувствовать вину. Просто так получилось. Ты ни при чем.

* * *

Когда автомобиль вырулил к военному аэродрому и выехал на поле, шел дождь. Там с гудящими двигателями стоял «Боинг-737» с эмблемой ВС Колумбии на хвосте, трап на колесах вел к заднему входу.

Еще один «Кадиллак» повернул перед ними. Йенс смотрел, как он останавливается. Видел, как из него вышел Михаил и под дождем направился к ним.

– Давай ко мне, – сказал он Альберту. – Позаботимся о том, чтобы увезти тебя отсюда.

Потом все трое двинулись к самолету.

– Что ты потом собираешься делать, Михаил? – спросил Йенс.

– Потом?

– Когда вернешься. Уедешь из Праги?

– Нет, останусь еще на какое-то время.

– Зачем?

– Много причин.

– Назови хоть одну.

Асмаров бегло взглянул на Йенса и сказал:

– Я не считаю, что Лотар должен жить в этой стране и с этими людьми. И ты тоже, Йенс. – Михаил достал листок. – Свяжешься со мной по этому адресу, – добавил он, кладя бумажку Йенсу в карман.

На трапе они вместе поднимали Альберта в коляске. Добрались до верха и поставили коляску перед дверью в самолет.

Йенс протянул руку Альберту, тот пожал ее.

– Береги себя и маму, – сказал он, развернулся, похлопал Михаила по плечу и сбежал вниз по лестнице, а потом к машине, где его ждал Альфонсо.

* * *

Михаил закатил Альберта в самолет. Задняя часть представляла собой пустое багажное отделение, впереди – семь рядов больших старых сидений из первого класса восьмидесятых годов.

Асмаров помог Альберту сесть в одно из них.

Из кокпита вышел пилот в зеленой форме ВС. Он сложил коляску Альберта.

– Мы приземлимся в Праге. Во время рулежки мы опустим мальчика в деревянный ящик в багажном отделении. Он помечен как дипломатическая почта. Ты, – он показал на Михаила, – выйдешь вместе с нами и успеешь скрыться.

* * *

Йенс наблюдал за тем, как «737-й» выруливает на взлетно-посадочную полосу. Мигающие аэронавигационные огни создавали яркое свечение за мокрым стеклом автомобиля.

Двигатели загудели, и самолет начал набирать скорость на мокрой от дождя полосе, круто взмыл ввысь и полетел в темноту, удаляясь от земли.

Альберт летит к Софии…

– Адрес гостиницы? – спросил Альфонсо, сидевший рядом с ним на заднем сиденье.

Йенсу вдруг захотелось сломать ему шею, задушить водителя, забрать Лотара и сбежать.

Но Альфонсо держал пистолет в руке, а водитель – на коленях, так что его было видно.

Нужно подождать.

* * *

Альфонсо поднялся вместе с Йенсом, наверх в гостиничный номер, пистолет болтался у него в руке.

Йенс расстегнул наручники Лотара, взял его сумку, и все трое вышли из номера.

После того как они проехали некоторое расстояние по проселочной дороге, Йенс обратился к Лотару:

– Я останусь здесь, с тобой.

Парень не сразу понял.

– Я буду работать на этих людей. Я буду много ездить, но буду возвращаться к тебе так часто, как смогу.

Лотар задумался, потом расслабился, повеселел.

– Хорошо, – прошептал он.

* * *

Их новый дом. После езды через густые джунгли перед ними вырос замок наркоторговцев.

Они увидели животных в загонах, теннисные корты, бассейны, водопады, вертолеты; вечером везде включили подсветку.

У большого дома машина не остановилась, а поехала дальше, преодолев еще один лес, и оказалась на другой грунтовой дороге.

У подножия заросшего холма стояли в ряд белые одноэтажные домики, оранжерея, еще два строения без окон, и были разбиты небольшие сады. Они выглядели как миниатюра поселка, если б не трехметровая стальная ограда вокруг с табличками, предупреждающими о высоком напряжении. В центре – решетчатая калитка, снаружи – охрана.

Они остановились за периметром. Йенс увидел несколько человек, которые сидели на освещенной веранде одного из домиков.

Они были одеты в свободную одежду, как люди, находящиеся в отпуске; сидели за столом, возможно, играли в карты…

Альфонсо повернулся с переднего сиденья.

– Узнаёшь их? – спросил он, кивая на веранду.

Несмотря на приличное расстояние, Йенс узнал, по крайней мере, одного из них.

– Эрнст Лундваль, – ответил он.

– Верно, – сказал Альфонсо. – Двое других – Кристиан Ханке и Роланд Генц.

Сын и правая рука Ральфа Ханке.

Дон Игнасио собирал людей. Так же, как зверей в загонах. Йенс и Лотар теперь тоже стали предметами коллекции. Картина ясна. Альфонсо с доном Игнасио имели в своем распоряжении нужных людей, чтобы получить контроль над желаемыми сферами бизнеса, который вели Ханке и Гусман. Возможно, над всеми… Потому что их сыновья были у Альфонсо и Игнасио.

Йенс взглянул на Лотара. Он сидел рядом и ничем не выдавал своего отношения к происходящему.

– Вы не будете здесь жить. Вы – гости большого дома, – сказал Альфонсо.

– Что это значит? – спросил Йенс.

– Что мы начнем с лучшего. Если станешь вести себя хорошо, Йенс, и будешь сговорчив… Ну ты понял. Тогда Лотару здесь будет сносно.

 

66

Стокгольм

Томми вез Монику в инвалидной коляске. В тот день было холодно. Она смотрела на неизменно красивую природу. Несмотря на серость и тусклость, Моника все равно любовалась тем, что видела.

Она перестала разговаривать с Томми. Он думал, что из-за болезни. Но Моника могла говорить, иногда даже очень хорошо. Однако она никогда больше не будет с ним разговаривать. Она так решила. И вот именно тогда Томми начал с ней по-настоящему общаться. Их прогулки, как эта, стали невыносимыми. Он вез ее коляску перед собой и раскрывал одну отвратительную тайну за другой. Словно от этого ему становилось легче, и в этом заключалась функция Моники. Истории были частично закамуфлированы, но она все равно понимала истинный смысл. Томми – убийца, неоднократно совершавший преступления и с искаженной прямотой, умными словами и детской психологией их оправдывавший. Все время он напоминал ей, что делал это ради нее, чтобы она выздоровела.

Он был так болен, ее Томми… Он не мог даже оказать ей маленькую услугу не говорить так, не класть на нее груз вины.

– А помнишь Данию? Это был лучший отпуск. Девочкам понравилось. Они обожали тот берег и рестораны. Вот куда мы снова поедем. Будем жить в том же месте, должно быть так же здорово.

Он говорил так убежденно, будто каждая его мысль была истиной. Моника даже не помнила Данию.

Она знала, что Томми никогда больше ни в чем ей не поможет, а уж чтобы толкнуть ее на другой берег – тем более. Самое главное ее желание, о котором она попросила супруга после целой жизни у него в подчинении. Томми будет помогать лишь самому себе, снова и снова, с силой вращения, медленно затягивающей его в центр собственной самодовольной и искаженной вселенной.

А ей ничего не остается, как молиться за него, много и долго молиться, слабо надеясь, что однажды он возьмется за ум и выстрелит себе в голову.

 

67

Прага

Кеннет Вессман показал свой дипломатический паспорт пограничнику в аэропорту Вацлава Гавела в Праге и получил большой деревянный ящик от шведской дипломатической миссии в Колумбии.

Ящик погрузили в транспортный автомобиль.

За рулем сидел Майлз, Кеннет сел в машину. Они отъехали от таможни. Но вместо того, чтобы ехать в сторону города, они повернули за угол здания и проехали чуть-чуть, пока из темноты не показался крупный мужчина в рубашке.

Михаил дернул задние двери и залез внутрь.

– Чертовски холодно, – сказал он, дрожа.

Они быстро поехали прочь, Майлз перелез назад и помог Асмарову открыть ящик. Крышка поддалась.

В ящике сидел Альберт, поджав под себя ноги.

– Меня зовут Майлз Ингмарссон, – сказал Майлз, протягивая руку вниз в ящик.

– Меня зовут Альберт Бринкман, – сказал Альберт, пожимая ладонь Майлза.

* * *

Она лежала в кровати и слышала, как открылась дверь; слышала голос Майлза и ответы Альберта. Потом звук резиновых колес по деревянному полу квартиры. Коляска Альберта.

Он появился у нее в комнате. Они посмотрели друг на друга. Альберт был похож на себя, но что-то неуловимое в нем изменилось. Что-то во взгляде.

По щекам у нее потекли слезы. Она взяла его за руку, наклонилась к нему. И несмотря на боль от раны, смогла обнять его. Она держала его близко к себе, но он казался далеким.

– Привет, мама, – сказал Альберт.

– Привет, родной.

 

Две недели спустя

Стокгольм / Прага

Когда Томми открыл дверь, в доме было тихо. Он прошел по коридору в гостиную. В глаза бросалась чистота, как будто кто-то сделал уборку.

– Есть кто? – осторожно окликнул он.

На кухне, у стола, в коляске сидела Моника: голова свесилась набок, мертвые глаза широко открыты, руки безжизненно висят. На столе – стакан с водой и открытая баночка с лекарствами.

Томми стоял не шевелясь. Лучи вечернего солнца падали на нее. Пасторальная безмятежность. Он сделал несколько осторожных шагов. Взял стул, заметив, что старается не шуметь, будто боится потревожить ее дух, который, как он точно знал, еще здесь, на кухне. И сел рядом с Моникой.

Ее ладонь была холодной, но он держал ее в своей, стараясь согреть.

– Моника, – прошептал Томми.

Он поделился с ней частью своей тайны во время их прогулок. Не целиком, но в малых дозах. Ему стало лучше. Он надеялся, что ей это тоже что-то дало – доверие, может быть… Но прежде всего это помогло ему. А теперь она исчезнет… Или она уже исчезла? Она нужна ему… как человек, который несет его вину.

Исповедь, покаяние…

Томми подробно рассказал своей мертвой супруге, как он стрелял, душил, убивал людей из своего окружения; о своей способности самопознания и самоконтроля, ведь он сам смог бросить пить. Потом все пошло́ само собой. Томми говорил о своем взгляде на жизнь. Он говорил правду, она сама выходила из него, и ему это нравилось. Вселяло уверенность, что все, сделанное им, было правильным, что он был вынужден идти по проторенному пути.

Казалось, Моника соглашалась с ним, потому что молчала – просто сидела и внимательно его слушала, уставившись в одну точку.

Позже Томми заплакал тяжелыми слезами, его тело сотрясалось от рыданий. Он почувствовал, что свободен. Такое прекрасное чувство…

Томми отпустил неподвижную и холодную руку Моники, позвонил и сообщил о смерти жены.

Приехали несколько коллег в форме, проделали стандартную при самоубийстве процедуру, выразили соболезнования. Работники «Скорой» дождались, пока они закончат, вошли на кухню и вынесли Монику в машину.

Когда они уезжали, Томми смотрел им вслед. Потом сложил все вещи Моники в коробки и спустил их в подвал. Там, в своем маленьком кабинете, укромном месте, убежище, он взглянул на письменный стол. На нем лежали горы бумаг, беспорядок.

Он начал убирать, раскладывать, сортировать… Нужно было проверить все, что могло навредить ему, разоблачить. Так что Томми сделал все наоборот. Он начал расследовать самого себя, оставаясь, несмотря ни на что, великолепным следователем. Он смотрел со всех возможных углов, как события насыщенной прошедшей недели могут вывести на него. Только так он имел возможность залатать дыры. И снова Томми восхитился своей ловкостью – как следователя, так и преступника.

Он работал, писал, чертил… оценивал риски. Два имени стояли у него перед глазами – Майлз Ингмарссон и София Бринкман. В остальном он был недосягаем.

Он справится, доведет дело до конца, будет работать, опережать соперника на ход, будет жутко опасным. Томми почувствовал свою силу… непобедимость.

* * *

Майлз ждал в зале прилета аэропорта в Праге. Он увидел, как она идет к нему. Рядом с ней шел его брат Ян, несущий сумку. На ней была шаль, солнечные очки, шарф. Но этого не хватало – недавно сделанная пластическая операция бросалась в глаза.

Она ускорила шаг, юркнула к нему в объятия и задержалась там. Они долго так стояли. Ян ждал поодаль.

– Теперь мы вместе, – сказала Санна.

Он прервал объятия и взглянул на нее.

– Это заживет, – шепнула она. – Так сказал доктор.

Он осторожно похлопал ее по щеке.

Подошел Ян.

– Привет, Майлз, – сказал он.

– Привет, Ян.

Майлз посмотрел на младшего брата, и ему показалось, что тот вырос на метр с последней их встречи, в плане характера. В нем появилась прямота, какая-то уверенность. Словно он перестал скрывать все недовольство собой и таким образом с ним расквитался.

– Спасибо за всю твою помощь, Ян.

Брат пожал плечами, показывая, что он вроде как не понимает, что имеет в виду Майлз. А тот это и имел в виду. Ян неустанно работал над тем, о чем Майлз его просил. Прежде всего над защитой Санны в больнице. Он приехал вместе с ней сюда, к тому же купил ей новую одежду, чтобы она чувствовала себя комфортно. Теперь ему пора назад, лететь домой.

Ян обнял Санну, протянул руку Майлзу. До того как пожать ее, тот сказал:

– Надеюсь, что скоро мы сможем сесть, ты и я, поесть вместе, выпить и поговорить.

– О чем?

– Ни о чем, – ответил Майлз.

– Я тоже мечтаю об этом.

Майлз пожал ему руку, Ян улыбнулся, повернулся и ушел.

* * *

Они ужинали в их общем доме, в квартире в Праге.

София, Альберт, Михаил, Майлз и Санна. Два стула стояли пустыми. Так было решено. На них будут сидеть Лотар с Йенсом. Когда, никто не знал, но это не имело значения.

София смотрела на людей, которые ели, пили и болтали друг с другом.

Она начала узнавать Альберта. Он разговаривал, старался разобраться, быть вовлеченным. Она рассказала ему все без обиняков, не приукрашивая и не смягчая. Ей тяжело это далось. Но он требовал. Он требовал от нее быть честной, не столько для себя, сколько для нее самой. И София осталась довольна… Словно это стало началом пути принятия себя такой, какая она есть, совершенствования себя.

И то же произошло со всеми за столом – будто по молчаливому соглашению, они решили стать лучше, каждый в отдельности.

Майлз светился тем светом, который она любила. Санна держалась хорошо, участвовала в разговоре, была честной, мудрой и доброжелательной, создавала вокруг себя гармонию. И Михаил, который все больше и больше с каждым днем становился человечнее. Может, он всегда таким был.

Но еще они сидели здесь по причине, на которую никто из них повлиять не мог. За всеми ними из-за угла постоянно охотилась смерть. Лишение свободы.

И с этим никто из них не мог смириться. Они будут драться за выживание… за свою свободу.

Альберт сидел на другом конце стола. Он смеялся над чем-то, что рассказывал Майлз.

София заразилась его смехом.