Но я Гемона вижу; в гнезде он твоем Стал единственным ныне… [16] Как тускл его взор! Знать, о доле невесты проведал жених; 630 Знать, не сладко с надеждой прощаться!

Узнаем вскоре сами без пророков. Мой сын, ужель ты гневен на отца, Про приговор решительный невесте Узнав? Иль, что бы я ни делал, прочен Сыновнего почтения завет?

Отец, я твой; ты путь мне указуешь Решеньем благостным, и путь тот — мой. Не так мне дорог брак мой, чтоб заветам Твоим благим его я предпочел.

Ты прав, мой милый. Пред отцовской волей 640 Все остальное отступать должно. Затем и молим мы богов о детях, Чтоб супостатов наших отражали И другу честь умели воздавать. А кто и в сыне не нашел опоры — Что скажем мы о нем? Не ясно ль всем, Что для себя он лишь кручину создал И смех злорадный для врагов своих? Нет, нет, дитя! Не допусти, чтоб нега Твой ясный разум обуяла; женской Не покоряйся прелести, мой сын! Кто с лиходейкой делит ложе — верь мне, 650 Морозом веет от таких объятий! Нет горше язвы, чем негодный друг. Отринь и ты ее, презренья полный: Она нам — враг. Пускай во тьме подземной Себе другого ищет жениха! Я уличил ее уликой явной В том, что она, одна из сонма граждан, Ослушалась приказа моего; Лжецом не стану я пред сонмом граждан: [17] Пойми меня, мой долг — ее казнить. И пусть взывает к родственному Зевсу: [18] Когда в родстве я зародиться дам Крамоле тайной — вне родства бесспорно 660 Еще пышнее расцветет она. Нет. Кто в кругу домашних безупречен, Тот и гражданский долг исполнит свято; Напротив, кто в безумном самомненье Законы попирает, кто властям Свою навязывает волю — мною Такой гордец отвержен навсегда. Кого народ начальником поставил, Того и волю исполняй — и в малом, И в справедливом деле, и в ином. [19] Кто так настроен, [20] тот — уверен я — Во власти так же тверд, как в подчиненье. 670 Он в буре брани на посту пребудет, Соратник доблестный и справедливый. А безначалье — худшее из зол. Оно народы губит, им отрава В глубь дома вносится, союзной рати В позорном бегстве узы рвет оно. Но где надежно воинство — его там Ряды блюдет готовность послушанья. Храни же свято стяг законной власти, Не подчиняя женщине ума. Уж если пасть нам суждено — от мужа 680 Падем, не в женской прелести сетях!

Нам мнится, если возраст нам не враг, Твоими разум говорит устами.

Ах, разум, разум… Да, отец мой, высший То дар богов для смертных, спору нет; И что неправ ты — это доказать Не в силах я — и не хочу быть в силах. Но прав, быть может, также и другой? Поверь, отец: что делает народ, Что говорит и чем он недоволен, 690 Мне лучше видно. Страх простолюдину Твой взор внушает, [21] прерывает речи, Что неугодны слуху твоему. А я, в тени, и вижу все, и слышу. Я слышу, да, как все ее жалеют, Все говорят: «Ужель погибнет та, Что гибели всех менее достойна? — Ужель за подвиг столь прекрасный — кару Столь жалостную понесет она? — Ту, что, родного брата в луже крови Найдя, непогребенным не снесла, Не потерпела, чтоб от псов голодных Он поруганье принял и от птиц — Ее ль златым мы не почтим венком?» 700 Так глухо бродит темная молва. Отец! Ведь мне всего добра на свете Дороже благоденствие твое. И быть не может иначе: ведь слава Цветущего отца — величье сына, Как и отцу отраден сына блеск. Не будь же однодумен: не считай, Что правда только в том, что ты сказал. Кто лишь в себе высокий разум видит, Иль чары слова, иль души величье — Тот часто вдруг оказывался пуст. 710 Ты — человек, и как бы ни был мудр ты, — Позора нет познать и уступить. Когда поток весенних вод избыток Стремит в долину — гибкие лишь лозы Его выносят, а деревьев силу Он, с корнем вырывая, истребляет. Когда моряк натянет корабельный Канат и не захочет отпустить — Не миновать ладье перевернуться. Нет, уступи, смири свой гордый дух! Дозволь и мне, хоть я и молод, словом Тебя правдивым вразумить, отец: 720 Всех совершенней я того считаю, Кто сам в себе клад мудрости хранит. Но он немногим достается; прочим — И доброму совету внять хвала.

Полезно обоюдное ученье, Коль доля правды у обоих есть.

Седые старцы мы; не время нам У молодого разуму учиться!

Одной лишь правде! Если ж молод я, — Смотреть на дело должно, не на возраст.

730 А дело ли ослушника почтить?

Почтить дурных я не просил, отец.

Ну, а ее ты к ним не причисляешь?

Ни я, ни всенародный глас фивян.

Народ ли мне свою навяжет волю?

Ты ныне слово юное сказал.

Своей мне волей править, иль чужою?

Единый муж — не собственник народа,

Как? «Мой народ» — так говорят цари!

Попробуй самодержцем быть в пустыне!

740 Жене ты покорился, вижу я!

Коль ты — жена; я о тебе забочусь.

Ты, негодяй? [22] И судишься с отцом?

Так должно; Правды ты завет нарушил.

Нарушил, если власть я чту свою?

Хорош почет, коль ты богов бесчестишь!

Презренный, женской прелести угодник!

Все ж не дурному делу я служу.

Ты в каждом слове лишь о ней радеешь!

Нет; и о нас с тобой, и о богах.

750 Живой ее ты не получишь в жены!

Она умрет… пусть так! Но не одна.

Еще угрозы? Вот венец дерзанью!

Угрозы? Нет; тщете ответ бессильный.

Тщеты питомец не учитель мне!

757 Ты говорить лишь хочешь, а не слушать?

756 Раб женщины, не раздражай меня!

755 Отец!… другого б я назвал безумцем.

758 Что ж, называй! Но не на радость, верь мне, К хуле и брань прибавил ты.

Эй вы! 760 Сюда преступницу ведите! Тотчас На жениха глазах ее казню.

Нет, этого не будет! Глаз моих Уж не увидят боле ни невеста В мученьях казни горестной, ни ты: Других ищи союзников безумью!

Его шаги торопит гнев, владыка — Советник лютый в юных дней пылу.

Что ж, в добрый час! Пускай в своей гордыне И дерзости себя хоть богом мнит: Их он и этим не спасет от казни.

770 «Их», ты сказал? Ужель казнишь обеих?

Ты прав: лишь ту, что прикоснулась к трупу.

Какую ж ей ты приготовил казнь?

За городом, в пустыне нелюдимой, Врыт в землю склеп; [23] из камня свод его. Туда живую заключу, немного Ей пищи дав — так, как обряд велит, Чтоб города не запятнать убийством, Пусть там Аиду молится — его ведь Она считает богом одного! Быть может, он спасет ее от смерти. А не спасет — на опыте узнает, 780 Что почитать подземных — праздный труд.