О несчастной матери дочь! Вечно ль будут слезы твои В плаче течь ненасытном, друг Электра? Столько уж минуло лет, как родителя Гнусно сгубила супруга коварная, Как трус предатель кровь героя пролил. Будь проклят он! Бог простит нам злобу.

Дети отцов благородных, 130 Вижу, утешить пришли вы печальную; О, понимаю я ваше усердие, Но не хочу отказаться от плача я — Плача о смерти отца горемычного. Любви моей Каждую ласку всегда возвращали вы: Оставьте ж песню горя В устах подруги!

Ах, бессилен жалобы стон, Стон мольбы; не встанет отец Из Аида, чьи воды всех приемлют. [11] 140 Тщетно, о меру в печали забывшая, Душу ты точишь тоской неустанною; В ней нет решенья бедственной загадки: К чему ж нести мук бесплодных бремя?

Тот неразумен, кто павших Смертью лихой забывает родителей! Ей отдалась я душою, что в зарослях Итиса, Итиса кличет [12] без устали, Птица печальная, Зевсова вестница. И ты мне бог, 150 Мать-Ниобея, [13] страданьем венчанная, Чьи в каменной могиле Не сохнут слезы!

Тебе ль одной, подруга, Мрак горя жизнь покрыл? Возьми в пример там под сенью дома Твоих сестер, кровь тебе родную: Вспомни, как Хрисофемида живет или Ифианасса! [14] И тот в безболье юных лет 160 Блажен, кого отчий град Сыновней любви венцом Скоро украсит, лишь Зевсовым манием На радость нам вернется он — Орест.

Его весь век бесплодно дожидаясь, Без брачных уз, без детей я чахну, Слезы без отдыха лью, неутешного Горя обузу влача. Забывает он Долю свою и мои наставления; 170 Вести одни посылает он лживые! Тоскует он вечно, да, И все же в тоске к нам явиться медлит.

Дерзай, дерзай, подруга! Ведь жив великий Зевс: Все видит он, все объемлет властью, Ему доверь гневных сил избыток И, не прощая врагам, от чрезмерной вражды откажися. Бег времени — надежный бог. [15] 180 И верь, не забывчив он, Парнасской равнины гость, Сын Агамемнона — как незабывчив Бог, Ахеронтской правящий волной.

Ах, долгий век унес мои надежды! Проходят дни, силы нет бороться. Столько уж лет без детей изнываю я, Помощи нет от супруга любимого; Точно прислужница, всеми презренная, 190 В доме отца я брожу, облаченная В наряд такой, в поздний час С пустых столов крохи яств сбирая!

Стон стоял в возвратный час, Стон стоял над ложем мук, [16] Стон секиры встретил взмах, Над главой царя взнесенной. Ее хитрость вручила, любовь подняла; Они ужаса образ потомству всему, Сговорившись, явили, — будь смертный иль бог 200 Смерти той вершитель.

О черный день! Из всех он сердцу Был ненавистней моему. О ночь кровавая! О ты, Неизреченная трапеза, Обуза горя навсегда! Там, там принял он Худую смерть от рук двойных! Будьте прокляты вы, руки! Жизнь сгубили вы мою. Пусть же Зевс, судья небесный, 210 Вам воздаст сугубой болью, Пусть не раскинется полдень сияющий Вам, свершившим это зло!

Стань на месте, речь твоя! Взвесь умом, откуда зло: Знай, мятежной распри вихрь На позор себе вздымаешь. Ты несчастия долю себе избрала, Разжигая вражду омраченной душой; А в вражде приближаться к владыкам своим — 220 Беспобедный подвиг.

Ах, ужас, ужас сердце давит; Строптив мой дух, сомненья нет. И все же в ужаса тисках Я гнев свой сдерживать не стану, Пока живу я и дышу. Кто — кто в горький час, Подруги милые мои, Мне шепнет благое слово, Верной мыслью метя в цель? Бросьте ж, бросьте утешенья: 230 Бед моих стянулся узел, Нет избавленья от горя мне лютого, Нет слезам моим конца!

Слово дружбы молвлю я, Словно мать, полна любви: Не плоди виной вины!

Знает ли меру беда беспросветная? Дело ли чести — измена умершему? Где среди смертных обычай такой? Пусть позор меня покроет, 240 Если я, в утешной доле Беззаботно процветая, Долг родителю воздать Позабуду, и повиснут Крылья вопля моего! Дланью врагов своих В прах обращен, в ничто, Спит в могиле он, А убийц чета Мзды не знает за кровь его. Где ж быть тут страху, 250 Где быть стыду в жалком роде смертных?