Действующие лица
Геракл
Деянира, его жена
Гилл, их сын
Кормилица Деяниры
Вестник
Лихас, глашатай Геракла
Старик, врач Геракла
Хор трахинских девушек
Без слов: Иола, пленница Геракла.
Действие происходит перед домом Геракла в Трахине.
Пролог
(выходит из дома в сопровождении Кормилицы)
Напрасно молвят издавна, что рано
Судить о жизни смертного — несчастна ль
Иль счастлива она — пока он жив.
Я не сошла в Аидову обитель
И все же знаю, что досталась мне
Безмерно тяжкая, лихая доля.
Еще в Плевроне [1] у отца Энея
Такая мне грозила злая свадьба,
Как ни одной из италийских жен.
Мне женихом поток был — Ахелой,
10 И в трех он образах к отцу являлся:
То настоящим приходил быком,
То скользким змеем приползал, то снова
Как будто муж, но муж быкоголовый,
И с бороды его густой и длинной
Струи стекали влаги ключевой.
Таков был он. Я в ожиданье свадьбы
О скорой смерти всех богов молила,
Чтоб только с ним мне ложа не делить.
И поздно лишь, но все ж на радость мне
Пришел герой, сын Зевса и Алкмены.
20 Он в бой вступил с чудовищем постылым
И спас меня. Каков был бой — о том
Не расскажу: сама не знаю. Тот лишь,
Кто без забот за зрелищем следил,
Тот лишь о нем способен рассказать;
А я сидела без ума от страха
И красоту кляла, что стольких бед
Грозила стать виновницей. Исход же
По воле Зевса был благополучен.
Благополучен… так ли? Стала я
Избранницей Геракла; но с тех пор
Страх за него — мой неотлучный спутник.
30 За ночью ночь тревогой я томлюсь.
Детей своих — и тех он редко видит;
Так пахарь отдаленный свой надел
К посеву лишь и к жатве навещает.
Лишь в дом вернется — из дому уж гонит
Его царя презренного приказ. [2]
Окончен ныне службы срок — и ныне ж,
Как никогда, боюсь я за него.
С тех пор, как он могучего Ифита [3]
Убил, — мы изгнаны, и здесь в Трахине
40 В чужих чертогах проживаем; он же
Куда исчез — не знает здесь никто.
Одно лишь знаю, что в душе кручину
Он горькую оставил по себе.
Да, чует сердце лютое несчастье:
Не день ведь и не два, а десять лун
Без вести все мы — сверх других пяти. [4]
Ах, знать, беда ужасная свершилась:
Такую запись он оставил… Боги!
Удар вы отвратите от меня!
Не в первый раз, царица Деянира,
50 Я вижу слезы горькие твои
Об участи ушедшего Геракла;
Я все молчала — но теперь скажу.
Прости, что душу царскую твою
Умом я рабским вразумлять дерзаю
Детей я столько вижу у тебя:
На поиски хоть одного пошли ты —
И первым Гилла. Рад ведь будет он
Увидеть в добром здравии отца.
Появляется Гилл, направляющийся к дому.
Да вот он — в добрый час! — спешит к чертогу.
Знать, не впустую слово я сказала,
60 И совпаденье на руку тебе.
Сын мой, дитя мое! И рабской речи
Удачу бог дарует. Вот она —
Хоть и раба, но речь ее свободна.
Какая речь? Скажи, коль можно знать мне.
Так много дней отец твой на чужбине;
Достойно ли, что ты не знаешь, где он?
О нет, я знаю, если весть правдива.
Где ж он, дитя? Что слышал ты о нем?
Весь год минувший, говорят, провел он
70 На рабской службе у жены лидийской.
И это снес он? Все тогда возможно!
Теперь, я слышу, он свободен вновь.
Где ж он живет… иль не живет он боле?
В стране евбейской град стоит Еврита.
На этот град походом он пошел.
Так знай же, сын мой, о походе этом
Пророчество он верное оставил! [5]
Какое? Не слыхал я ничего.
Что или с жизнью он на нем простится,
80 Иль, совершив последний этот подвиг,
Дни остальные в счастье проведет.
Час наступил решающий. Ужели
Ты не пойдешь отцу на помощь? В нем ведь
Спасенье наше; с ним мы все погибли!
Конечно, мать, готов идти; и раньше
Пошел бы, если б знал про слово бога.
Отцу во всем сопутствовал успех —
Бояться за него не приходилось.
90 Теперь же, зная, что ему грозит,
Не прекращу я поисков, покуда
Всей правды я о нем не обнаружу.
Иди же, сын мой. Сам ты будешь рад,
Хотя и поздней, но счастливой вести.
Гилл уходит.
Парод
На орхестру вступает Хор трахинских девушек.
Хор
Тебя я зову, кого звездная ночь,
Теряя покров лучезарный, рождает
И вновь усыпляет на пламенном ложе —
Тебя я зову, Гел ио с, Гел ио с!
Поведай, владыка сверкающих стрел —
Где ныне приметил ты сына Алкмены?
100 Скитается ль он по извилинам моря?
В Элладе ли, в Азии ль ищет приюта?
Поведай нам, бог, о сияющем взоре!
Я вижу — и сердце щемит мне печаль —
Я вижу награду борцов, Деяниру,
В слезах неутешных, в тоске неусыпной,
Как пташку лесную, певицу скорбей.
Все мысли ей занял зловещий уход
Скитальца-супруга; и ночью глухою
Не сходит печаль с овдовелого ложа,
110 Не сходит с ума лиходейка-забота;
Все чует беду истомленное сердце.
Как в пучине разъяренной
Под крылом ветров могучих
Справа, слева вал за валом
Ударяет на пловца,
Так и витязя-кадмейца [6]
То крутит, то вновь возносит
В многотрудном море жизни
Разъяренная волна.
Все же бог его поныне
От обители Аида
120 Невредимого спасал.
Дай же в речи дружелюбной
Упрекнуть тебя, подруга:
От надежды ты отрадной
Отрекаться не должна.
Ведь и царь — вершитель мира,
Зевс-Кронид, в земной юдоли
Дней безоблачного счастья
Человеку не судил,
И Медведицы вращенье
Круговое с горем радость
130 Чередует для людей.
Да; не всегда царит на небосклоне
Ночь звездная; не навсегда навис
Мрак горести над жизнью человека.
И счастье и нужда
Сегодня одному,
Другому завтра достаются в долю.
Запомни же навек,
Царица, речь мою,
Когда опять томиться будешь страхом:
Ужели сына своего в беде
140 Оставит Зевс. Кто этому поверит?
Эписодий Первый
Вам ведома тоски моей причина;
Но как я стражду, милые, того
Не знаете, и знать вам не желаю.
Ах, молодежь! [7] Мы в парниках ее
Растим и холим, чтоб ни солнца зной,
Ни дождь ее, ни ветер не касался;
Беспечна жизнь ее до той поры,
Когда девица женщиною станет
И причастится тех ночных печалей,
150 В которых страх за мужа и детей.
Изведав это, по себе поймете,
Какое горе сердце мне щемит.
Я много слез и раньше проливала,
Но никогда так горько, как теперь.
Когда Геракл в последний путь сбирался,
Он мне дощечку с письменами дал
Старинную — до тех пор он ни разу,
На подвиг отправляясь, не решался
Ее оставить дома: знал он твердо,
160 Что побеждать идет, не умирать.
Теперь же, точно с жизнью он прощался,
Определил он вдовий мой надел
И детский — сколько каждому в наследье
Земли отцовской оставляет он, —
И срок поставил: Если на чужбине
Сверх года он три месяца пробудет,
То это значит: или он погиб.
Иль, смерти избежав, домой вернется,
170 Чтоб жизни путь в покое завершить.
То божье слово, молвил он; ему же
В Додоне [8] дуб его открыл старинный
Устами двух пророчиц-голубиц.
И ныне срок тот наступил, подруги,
И слово божье исполненья ждет.
И никогда так сладко мне не спится,
Чтоб мне с постели не вскочить в испуге,
При мысли, что лишиться я должна
Храбрейшего из всех мужей на свете.
Ни слова больше! К нам идет мужчина
Увенчанный; знать, радость он несет.
(поспешно приближается, со стороны города)
180 Моя царица, первым из гонцов
Освобожу тебя от страха. Муж твой
Жив, победил и дань победы славной
Несет родным Трахина божествам.
Что ты сказал, старик? Скажи еще раз!
Сказал, что скоро твоей супруг желанный
Вернется к нам с победоносной ратью.
Кто знать вам дал? Трахинец иль чужой?
Там, где наш скот пасется на лугу,
Глашатай Лихас всем нам весть поведал,
190 И я к тебе бежать пустился первым,
Чтоб первым дар и милость заслужил.
Что ж сам он медлит, если весть благая?
Не так легко пройти ему, царица:
Его народ малийский обступил,
С расспросами дорогу преграждая.
Ведь кто тоскою истомился, тот
Не отойдет, не насладившись вдоволь.
Так вот и он, их воле угождая,
Своей лишился; но придет он скоро!
200 О Зевс, властитель Эты заповедной!
Ты поздний мне, но светлый дар прислал.
Запойте песню вы, что в доме нашем,
Вы, у дверей! Нежданным солнцем ясным
Взошла та весть, что жизнь мне принесла.
Гипорхема
В свадебном веселье [9]
Возликуй, чертог!
Дружной песней славьте,
Юноши, владыку:
210 Аполлон вам внемлет,
Сребролукий бог.
Пойте, девы, звонко:
«О пеан, пеан»!
Ту, что в мраке ночи
Светочи возносит,
Чья стрела пугливых
Ланей поражает —
Ваша да прославит
Артемиду песня,
С ней соседних нимф!
Помчусь и восторженной пляской
Отвечу на флейты призыв.
Ты видишь, меня возбуждает
Твой плющ, эвоэ! всемогущий
Владыка ума моего:
220 В вакхической радости гонит
Прислужниц своих Дионис.
На орхестре появляется Лихас, сопровождающий пленниц.
Ио, ио пеан!
(Деянире)
Смотри, смотри, подруга!
Лицом к лицу блаженство
Ты видишь наконец.
Да, милые; от глаз моих не скрылся
Вид этот — долго я ждала его!
(К Лихасу)
Тебе, глашатай, первый мой привет!
Давно желанный, если только радость
Ты мне несешь. [10]
Да, госпожа моя,
230 Сколь радостен привет твой, столь отраден
И наш приход. За добрые дела
Достойно добрыми встречать словами.
О дорогой, на первый мой вопрос
Ответ дай первый: жив ли мой Геракл?
Конечно. Я живым его оставил,
Цветущим, сильным, без следа болезни.
В стране родной, иль варварской? Скажи!
В Евбее. В честь кенейского он Зевса [11]
Там жертвенник и рощу освящает.
Обета долг? Иль приказанье бога?
(показывая на пленниц)
240 Он дал обет, когда с оружьем бранным
Их город он поработить сбирался.
А кто они, скажи мне, и откуда?
Мне жаль их — если жалость тут уместна.
Их муж твой, взяв Еврита град, богам
Наградой выбрал и себе добычей.
Еврита град? Так под его стенами
Весь долгий срок разлуки он провел?
Не весь. Он долго у лидийцев медлил,
(Так говорит он сам) — не доброй волей,
250 А купленный. Негодовать не должно
На то, что Зевс определил, жена.
Он, проданный лидиянке Омфале,
Исполнил год (так говорит он сам),
И так был уязвлен обидой этой,
Что клятву дал виновника ее
Поработить с женою и детьми.
И слово мужа не пропало даром.
Очистившись, дружину он набрал
Из люда пришлого — и грянул бой
260 У стен Еврита: всех своих страданий
Его считал виной он одного.
К нему однажды, как кунак старинный, [12]
Он гостем в дом вошел. И что ж? Хозяин
Глумился словом и недоброй мыслью,
Что гость, владыка всеразящих стрел,
Уступит меткостью его сынам,
Что он, как раб последний, господину
Готов во всем покорно угождать.
И на пиру его, в хмельной отваге
Прогнать с позором со двора велел.
Вскипел ретивый муж. И вот, в отместку,
Когда Ифит, ища табун заблудший,
270 Его тиринфский замок навестил
И, вниз смотря, но о другом мечтая,
Стоял на вышке — тот его внезапно
Низвергнул в бездну со стены крутой.
Разгневался на то богов владыка.
Отец наш общий, олимпиец Зевс:
Он сына в рабство отдал — в наказанье,
Что он врага — один лишь в жизни раз —
Убил коварством. А убей открыто —
Зевс снизошел бы к справедливой мести:
280 И небожителям противна спесь.
Теперь их всех язык неукротимый
В Аида свел туманную обитель;
Их город взят. А те, что пред тобой,
Простившись с счастьем, в незавидной доле
К тебе пришли. Так приказал твой муж, —
Его приказ я честно исполняю.
А сам он вскоре, дань священной жертвы
Отцу принесши Зевсу за удачу,
Сюда придет. Таков конец отрадный
290 Хорошей речи, госпожа, моей.
Царица, ныне счастлива ты явно:
И взор и слух победою полны.
Конечно, рада повести я славной
О счастье мужа — рада от души.
И быть не может иначе. Но все же
И страх питать за баловня успеха
Велит нам разум: долго ль до паденья?
Ах, жалко мне, так жалко мне, подруги,
На них смотреть, на сирот горемычных,
300 Бездомных, брошенных в стране чужой.
Давно ль они цвели в свободной доле
Среди своих? Теперь удел их — рабство!
О Зевс-вершитель! Не суди мне видеть
Такого ж гнева твоего на тех,
Что мною рождены! Такой боязнью
Меня исполнил их печальный вид.
(Обращая внимание на Иолу)
Ах, кто ты, кто, страдалица младая?
В девицах ли? Иль матерью слыла?
Не говорит о муках материнства
Твой стан… и столько благородства в нем…
310 Кто, Лихас, эта пленница? Скажи мне!
Кто мать ее? Как звать ее отца?
Скажи! Всех боле тронута я ею:
Она одна достоинство хранит.
Почем мне знать? К чему меня пытаешь?
Евбеянка — и видно, не простая.
Уж не царевна ль? Дочь имел Еврит?
Почем я знаю? Нам не до расспросов.
И имени от спутниц не слыхал?
Да нет же: молча путь свой совершал я.
(К Иоле)
320 Откройся ж ты мне, бедная! Ведь горе,
Когда и имя пропадет твое.
Не жди ответа. Не изменит дева
Упорству своему. Она ни слова,
Ни звука одного не проронила
На всем пути. В страдании безмолвном
Она лишь слезы льет с минуты той,
Когда добычей поднебесным ветрам
Свой отчий дом оставила она.
Была жестока к ней судьба — но этим
На снисхожденье право ей дала.
Иди же с миром в дом мой, чужестранка,
330 Так, как самой приятней. Не хочу я
Страданий новых причинять тебе:
Довольно терпишь ты и так. — И мы
Войдем во двор: [13] тебе собраться надо
В обратный путь, мне — к встрече дом убрать.
Лихас с пленницами и Деянира направляются к воротам;
Вестник выступает ей навстречу.
(Деянире)
Не торопись. Дай им уйти — узнаешь,
Кого ты в дом ввела, узнаешь все,
Что от тебя намеренно скрывают:
Об этом мне вся истина известна.
О чем ты? Для чего еще мне медлить?
340 Меня послушай. Давеча ведь правду
Тебе сказал я — и теперь скажу.
Что ж, позовем обратно тех? Иль тайну
(указывая на хор)
Лишь мне да им согласен ты открыть?
Тебе да им; а те пускай уйдут.
Лихас и пленницы уходят в дом.
Они уж скрылись; говори, что знаешь.
Глашатай этот весь рассказ свой длинный
Вел по неправды колее кривой.
Он или ныне стал гонцом коварным,
Иль раньше лживым вестником пришел.
Что говоришь ты? Выскажись яснее!
350 В недоуменье ты поверг меня.
При всем народе этот человек
Рассказывал, что ради девы пленной
Твой муж престол Еврита ниспроверг
И стены срыл Эхалии венчанной,
Что лишь Эрот из всех богов небесных
Его на подвиг бранный вдохновил —
Не Лидия, не прихоти Омфалы,
Не рабской службы у нее позор,
Не смерть Ифита, сброшенного в пропасть,
Как он теперь притворно говорит.
Вначале словом он склонить пытался
Ее отца, чтоб дочь свою родную
360 Ему для тайных наслаждений дал.
Отказ. Тогда, предлог пустой придумав,
Он двинул рать [14] на родину ее.
Царя-отца он лютой смерти предал,
Разрушил город, а красу-царевну —
Ты видела? — он в дом к тебе ведет!
Ведет не спроста, не рабой смиренной —
Об этом ты и думать не должна:
Уж коль он страстью воспылал такою…
Прости; решил я все тебе открыть,
370 Царица, что от Лихаса я слышал.
Не я один, а весь народ трахинский
Со мной там был; спросить любого можешь.
Тебя рассказ мой огорчил, я вижу:
Что ж делать! Правду я зато сказал.
О горе, горе! Что со мной творится?
Какую язву тайную ввела
Я в терем свой! Так вот она какая
Безродная, как клялся провожатый!
Да, как же! В блеске красоты и славы,
380 Державного Еврита дочь, она
Звалась Полой — а ее он рода
Не мог назвать: не наводил, мол, справок…
Погибнут пусть не все злодеи — тот лишь,
Кто втайне зло недолжное творит!
Как быть, подруги? Так поражена я
Всем слышанным; не знаю, что мне делать.
Войди в хоромы, допроси его:
Он скажет правду, лишь пытай построже.
Да, я войду. Совет дала ты здравый.
390 А мне остаться? Иль войти прикажешь?
Нет, оставайся. И послов не надо:
Он добровольно из дому идет.
(выйдя из дому)
Что мне Гераклу передать, царица?
Ты видишь, я в обратный путь готов.
Пришел так поздно, и уже уходишь,
Разговориться не успев со мной!
Я на вопросы отвечать согласен.
И правду всю мне скажешь, без утайки?
Клянуся Зевсом — все, что знаю сам.
400 Скажи мне: кто та пленница, что в доме?
Евбеянка; а кто отец, — не знаю.
Смотри сюда: ты знаешь, перед кем ты?
А ты зачем вопрос мне этот ставишь?
Изволь ответить, коль в уме ты здравом.
Я пред державной Деянирой, дщерью
Энея и Геракловой супругой —
Коль не ослеп я, — госпожой моей.
Вот это и хотелось мне узнать.
Ты госпожой ее назвал?
По праву.
410 Какую ж казнь ты претерпеть достоин,
Когда ее ты нагло обманул?
Я обманул? Брось выдумки, почтенный!
Не я, а ты выдумывать горазд.
Я ухожу; тебя мне слушать глупо.
Постой: ответь мне кратко на вопросы.
Что ж, спрашивай; не молчалив, небось.
Ту пленницу, что ввел ты в дом — ты понял,
О ком я говорю?
Что ж дальше? Понял.
Ее ты знать не хочешь; а тогда
420 Ведь звал Полой, дочерью Еврита?
Где звал? Кто слышал? Кто во всей Элладе
Свидетелем, что так я звал ее?
О, сколько хочешь! В сборище трахинцев
Огромная толпа тебе внимала.
Эге!
Сказал я лишь, что ходит слух такой,
Догадка — не отчет о деле верном.
Какая там догадка! Ты ль не клялся,
Что вводишь в дом ее женой Геракла?
Женою, я? Царица дорогая,
430 Скажи хоть ты, что это за чудак?
А тот чудак, что слышал от тебя —
Вот как теперь — что из любви он к деве
Эхалию разрушил всю дотла.
Да; что тому не Лидия причиной,
А только к ней внезапная любовь.
Вели ему уйти, царица! Право,
Под стать ли мне, степенному мужчине,
На всякий бред больного отвечать?
Нет, ради Зевса, чей перун сверкает
С вершины Эты: все открой мне, все!
Ты не пустой ведь женщине внимаешь.
Я знаю сердце человека; знаю,
Самой природой не дано ему
440 Всегда одним и тем же увлекаться.
А тут еще — Эрот. Кто с ним дерзает
Тягаться силой, как борец в палестре,
Тот безрассуден. И богами он
Державно правит [15] прихотью своею,
И я его изведала законы;
Теперь другая женщина — как я.
Мне ль мужа своего корить, что он
Болезни той безропотно отдался?
Иль ту бранить, что страсть в нем пробудила,
В которой для меня позора нет.
Нет, не безумна я. А ты запомни:
Коль мой супруг ко лжи тебя наставил,
450 То школу ты постыдную прошел.
А если сам себя в науке этой
Ты воспитал, то вместо благородства
Ты лишь дурную славу обретешь.
Скажи мне правду. Ведь прослыть лжецом —
Свободному тяжелая обида;
А истины ты все равно не скроешь:
Свидетелей не мало — их спрошу.
Иль ты меня боишься огорчить?
Мне неизвестность тягостна, не спорю;
Но в знанье нет угрозы для меня.
460 Уж сколько женщин в жены брал супруг мой!
И что ж? слыхала ль хоть одна из них
Дурное слово от меня? И этой,
Хоть расплывись она в любви, — не трону.
О нет; мне жалость вид ее внушает
Сильнейшую. Своею красотой
И собственную жизнь она сгубила,
И отчий город, бедная, неволей
Разрушила. — Но в этом боги властны.
Ты можешь лгать кому угодно, мне же
Всегда и всюду правду говори.
470 Она права; послушайся: не спорь,
И все тебе мы благодарны будем.
Царица дорогая! Так разумны
Слова твои, как далеки от спеси,
Что я молчать и скрытничать не в силах.
Да, прав тот вестник. К ней Геракл в те дни
Неудержимой страстью загорелся;
Из-за нее в потоках крови бранной
Эхалия родная пала в прах.
Все ж должен за него я заступиться.
480 Не отрекался от нее нигде он,
И страсть свою скрывать мне не велел,
Я сам, царица, не решился вестью
Правдивой сердце огорчить твое
И провинился — коль вина тут есть.
Теперь ты знаешь все — и в знанье этом,
К твоей, к его отраде обоюдной,
Люби ту деву и сдержать старайся
То слово ласки, что ты ей сказала:
Ведь он — во всем непобедимый витязь
И лишь пред ней оружие сложил.
490 Я и сама так поступить решила.
Усиливать лихое наважденье
Безумным богоборством не хочу.
Теперь войдем. Тебе я передать
Словесное имею порученье
И дар ответный на дары его.
Пришел ко мне ты с полными руками —
Не след тебе с пустыми уходить.
Стасим Первый
Строфа
Великую силу являет в бою
Сказать ли, как власть испытали ее
500 Царь вселенной
И ночи подземной владыка,
И грозный земли колебатель,
Бог трезубца?
Оставим блаженных. Какие борцы
Отважились в бой ради свадьбы твоей,
В каких поединках они проявили
Под градом ударов, покрытые пылью,
Мощь и удаль?
Пришел Ахелой, эниадский поток [16]
Грознорогий,
510 С безмерною силой в копытах, быка
Дикий образ.
Пришел и от Вакховой Фивы [17]
С копьем, булавой и стрелами
Такие противники, страстью горя,
Спустились в поляну для брака с тобой,
Но ведала бой, управляя незримо,
Одна лишь владычица неги любовной —
Эпод
Посыпались рук богатырских удары,
Вокруг раздалось бряцание стрел,
Рога заскрипели; стоял над поляной
Вперемежку рев и стон.
520 Вот строятся «лестниц» крученые козни,
Вот гибельной «плигмы» [18] исход роковой;
А нежная дева о взоре прекрасном
На кургане мужа ждет.
Ах, как зритель равнодушный [19]
Я пою о славной брани;
Но был жалостен невесты
Дожидающейся лик,
Жалостен, когда расстаться
Ей с родимою велели
И как сирую телицу
530 На чужбину увели.
Эписодий Второй
(выходит из дому с запечатанным ларцом в руках)
Украдкой к вам я вышла, дорогие,
Пока с младыми пленницами Лихас
Ведет внутри прощальный разговор.
Хочу сообщить вам, что я совершила,
Хочу участью вашему доверить
Глухую скорбь истерзанной души.
Ту деву (только подлинно ли — деву?)
Я приняла, как судовщик товар —
Товар обидный, купленный ценою
Любви моей. И вот теперь нас двое,
И под одним мы одеялом ждем
540 Объятий мужа; вот какой гостинец
Геракл, мой верный, любящий супруг,
Привозит мне — за то, что я так долго,
Так честно дом скитальца берегла!
Хоть гнева не питаю я в душе
(Привыкла я к такой его болезни),
Но с нею жить в одном и том же браке —
Нет, это выше женских сил. К тому же
Ее краса, я вижу, расцветает,
Моя — идет на убыль, а мужчины
Любовный взор лишь свежестью прикован
И облетевшим брезгает цветком.
550 И я боюсь, что будут звать Геракла
Моим супругом, мужем же — ее.
Но вновь скажу, что гневаться — не дело
Разумной женщины; хочу вам только
Доверить мысль спасения мою. [20]
Давно храню в ковчеге медном, девы,
Я давний дар чудовищного Несса.
В дни юности его я собрала
В потоках крови, что с груди косматой
Струились издыхающего зверя.
Тот Несс тогда через Евен [21] глубокий
Людей за плату на плечах своих
560 Перевозил, без весел, без ветрила.
Он и меня, когда, отцу покорна,
С Гераклом в первый путь я снарядилась,
Понес чрез реку. На средине брода
Рукой нескромной он меня коснулся;
Я вскрикнула — и тотчас Зевсов сын
В него стрелу крылатую пустил.
Стрела со свистом грудь ему пронзила
И в легкое впилась; сраженный насмерть
Сказал мне зверь: «Энея-старца дочь!
570 Хочу на память о моей услуге
Тебя почтить — за то, что я тебя
Наездницей последней перевез.
Возьми в свой плащ моей ты крови ком,
Что запеклась вокруг стрелы в том месте,
Где яд лернейской гидры в черный цвет
Ее окрасил. Приворот могучий
В нем обретешь ты для любви Геракла:
Какую б впредь ни встретил он жену —
Сильнее, чем тебя, он не полюбит».
О средстве том я вспомнила, подруги,
Хранившемся в дому и под замком,
И вот прибавив снадобья, как Несс
580 Мне указал, — я этот плащ Гераклу
Им намастила. Вот вам весь рассказ.
В душе я дерзких мыслей не растила
И знать их не хочу; преступных жен
Я ненавижу. Цель моя другая:
Хочу своим я средством превзойти
Ту деву, что заворожила мужа.
Но если вам не по сердцу мой шаг,
Я отказаться от него готова.
Надежно ль это средство? Если да, —
То мысль твою одобрить мы согласны.
590 Надежно ли? Уверенность питаю,
Но испытать поныне не могла.
Уверенности мало. Зная, действуй;
А знание один лишь опыт даст.
Что ж, опыт близок; Лихаса я вижу,
Он у ворот, — готов в обратный путь.
Вы лишь храните тайну, дорогие:
Во мраке и позор нам не в укор.
(выходя из дома)
Чем услужить тебе могу, царица?
Проходит время; опозднился я.
600 Чем услужить ты можешь мне, нашла я,
Пока ты с пленными беседу вел.
Прошу тебя вот этот плащ нарядный,
Труд рук моих, супругу передать.
Но вот условие: никто не должен
Опричь владельца надевать его,
Не должен ни палящий солнца луч
Его увидеть, ни трапезы божьей
Святой огонь, ни пламя очага,
Пока он явно, в явном одеянье,
Его богам в день жертвы не представит.
610 Таков, скажи, был мой обет: спасенным
Его увидев, иль услышав весть
Надежную — в хитон прекрасный этот
Его одеть и показать богам
Слугою новым в новом облаченье.
А достоверность слов моих ты знаком
Ему докажешь, здесь запечатленным. [22]
Итак, иди. Переступить приказ мой
По долгу ты глашатая не волен;
За исполненье ж от обоих нас
Получишь ты двойную благодарность.
620 Клянусь Гермесом, чью несу я службу
Почтенную, ты мной довольна будешь:
И твой ларец ему я передам
Нетронутым, и то привета слово,
Какое мне ты поручить хотела.
Ну что ж, ступай. Ты сам ведь знаешь, точно,
Как в нашем доме обстоят дела?
Благополучно; так и доложу.
Затем… про пленницу… ты сам ведь видел,
Как ласково я встретила ее?
Поныне сердце в радости трепещет!
630 Так что ж добавить? Как с ним жажду встречи?
Повременим. Узнать сначала надо,
Насколько жаждет встречи он со мной.
Лихас уходит. Деянира удаляется в дом.
Стасим Второй
Хор
О вы, что у скал надбрежных [23]
Кипучий исток блюдете!
Ч то склоны священной Эты
И средний услон малийский
Зовете страной своей!
Ч то край населяете морю соседний
Девы златолукой,
Где эллинов речи в собраниях славных
Фермопилы внемлют!
640 Вы флейты прекраснозвучной
Услышите голос скоро:
Не вестницей вражьей брани [24]
Придет она — с песней лиры
Сольется призыв ее.
Сын Зевса-царя и Алкмены счастливой
Скоро к нам вернется;
Увенчанный доблестью, знаки победы
Он с собой приносит.
Где не блуждал изгнанник бесприютный?
Двенадцать лун он за морем томился,
И мы не знали ничего.
650 Его ж супруга любящей душою,
В многострадальной доле изнывая,
О нем потоки слез лила.
Но в гневе вскипел Apec:
Час брани лихой настал —
И минули дни тревоги.
Вернись же к нам, вернись скорей, желанный!
В путь торопи твой струг многовесельный,
Без отдыха его гони,
Пока до нас не доплывет он, остров
И жертвенник покинув, где ты ныне
Благодаренье шлешь богам.
660 Вернись, но с огнем в груди,
Подвластный чарам любви, [25]
В крови заключенным зверя!
Эписодий Третий
(поспешно выходя из дому)
О милые, как страшно мне! Боюсь,
Зашла я слишком далеко в затее.
В чем дело, Деянира, дочь Энея?
Не знаю; но боюсь, что вместо блага
Я страшное свершила злодеянье.
Ужель про дар Гераклу говоришь?
Да, про него. О, никому совета
670 Не дам — без знанья действовать впотьмах!
Коль можно, объясни, чего боишься.
Рассказ о чуде невообразимом
Услышать вам, подруги, предстоит.
Тот белый клок овцы прекраснорунной,
Которым плащ я дома натирала —
Разрушен весь! Не посторонней силой, —
Нет! сам себя, шипя, он пожирает,
По каменному растекаясь полу.
Не поняли вы слов моих, я вижу;
Постойте же, я расскажу вам все.
680 Из тех наказов, что кентавр мне дал,
Стрелою в грудь жестокой пораженный,
Не позабыла я ни одного.
Так прочно их запечатлела я
В своей душе, как на скрижали медной
Незыблемы чернеют письмена.
Он так учил, и так я поступила:
Хранила эту мазь в укромном месте,
Вдали от света и тепла, покуда
Я испытать его не пожелаю.
Все это свято я блюла. И вот,
Когда настало время, в мраке дома
Натерла я мой плащ, клок шерсти вырвав
690 У нашей же овцы, затем сложила
И схоронила в ящике, как сами
Вы видели: луч солнечный его
И не коснулся. — А теперь, домой
Вернувшись, несказанное я вижу
Явленье, выше мысли человечьей:
Тот клок овечьей шерсти, коим плащ
Я натирала, [26] — бросила случайно
Я в самый жар, на солнцепек. Нагревшись,
Он по земле вдруг растекаться стал,
Теряя вид свой прежний, рассыпаясь,
700 Как сыплются опилки под пилой.
Так он лежит — а где лежал он раньше,
Вскипают комья краснобурой пены,
Как будто кто густую влагу пролил
Плодов созревших Вакховой лозы.
Не знаю, что подумать, — только вижу,
Что страшное я дело совершила.
Ради чего и за какую милость
Стал бы тот зверь в минуту страшной смерти
Ко мне, виновнице, благоволить?
Нет! Он убийце отомстить хотел
710 И для того мне вкрадывался в душу.
Теперь я это поняла, но поздно!
Да, чует сердце: мужа своего,
Одна из смертных, я свожу в могилу!
Хирон [27] был богом, да; но и его
Замучила стрелы отрава этой.
Всем гибельно ее прикосновенье;
Теперь еще через кентавра кровь
Тот черный яд прошел; ужель Геракла
Он пощадит? Безумное желанье!
Но твердо я решила, если он
720 Оставит свет, под тем же пасть ударом —
Невыносимо жить в бесславье [28] той,
Которой честь всех жизни благ дороже.
Явленьям грозным страх — обычный спутник;
Все ж до исхода не теряй надежды.
Кто замыслы безумные взлелеял,
Тому надежда сил не придает.
Но если кто невольно виноват,
Того прощают — и тебе простится.
Так не участник горя рассуждает,
730 А тот, кто сам беды не испытал.
Речь прекрати, коль сыну ты не хочешь
Ее доверить: с поисков отца
Он возвратился и сюда спешит.
Стремительным шагом входит Гилл.
О мать моя! Уж лучше б я не встретил
Тебя живой; иль матерью другого
Ты б стала; иль безжалостное сердце
На лучшее бы променять могла!
За что, мой сын, ты так жесток ко мне?
За то, что мужа… да! что моего
740 Родителя сегодня ты убила!
Что говоришь, дитя мое! Опомнись!
То говорю, чего уж не исправить.
Былого не вернешь ты в небытье.
Откуда эта весть? С чьих слов, мой сын,
Меня винишь ты в столь несчастном деле?
Я видел сам тяжелые мученья
Отца; не нужен мне язык чужой.
Где ж ты нашел, где встретил ты его?
Ты хочешь знать? Наслушаешься вдоволь.
750 Когда с похода славного домой
Он возвращался, город взяв Еврита,
И вел с собой победные трофеи
И первенцы добычи для богов, —
Есть мыс Евбеи; [29] с двух сторон его
Морской колеблет вал; зовут Кенеем, —
Там Зевсу он родителю алтарь
Отмежевал и лиственную рощу.
Впервые там увидел я его
И в радости с тоской своей простился.
Уж к жертве он обильной приступить
Сбирался — вдруг его глашатай Лихас
Вернулся из дому, твой дар неся,
Плащ смертоносный. Он его надел,
Во всем наказу твоему послушный,
760 И в нем быков двенадцать непорочных
Заклал, почин добычи; всех же сто
Голов скота различного привел он.
Вначале он с душою просветленной
Мольбы, несчастный, возносил к богам,
Одежде новой радуясь. Когда же
Огонь священной жертвы разгорелся
В борьбе и с кровью и с древесным соком, —
Пот выступил на теле у него,
И по суставам плащ к нему прильнул
Везде вплотную, точно столяром
Прилаженный. Вдруг бешеная боль
770 Встрясла его, проникши в мозг костей,
И стала грызть кругом себя отрава,
Как яд грызет гадюки ненавистной.
Тут крикнул он глашатая-беднягу,
В злодействе неповинного твоем, —
С каким коварным замыслом тот плащ он
Ему принес? В недоуменье Лихас
Сказал, что твой и только твой — вручил
Он дар ему, приказ твой исполняя.
Едва услышал эти он слова,
И судорога в легкие внезапно
Ему вонзилась болью беспощадной —
Схватил он за ногу его в том месте,
Где голени вращается сустав,
И бросил о скалу, что среди моря
780 Его волной обрызгана кругом.
Разбился череп надвое, и белый
Потек с волос облитый кровью мозг.
Заголосил народ: двойное горе! —
Смерть Лихаса, безумие Геракла!
К нему никто приблизиться не смел.
Метался он, то вскакивал, то падал,
Со стоном, с ревом; вторили вокруг
Локрийцев склоны горные [30] и скалы
Евбейские. И долго он метался,
790 В стенаньях долго он вопил, твое
Неласковое ложе проклиная,
Несчастная, и свадьбу у Энея,
Которой жизнь он загубил свою.
Но, наконец, средь жертвенного дыма
Подняв свой взор блуждающий, на мне
Остановил его. Стоял в толпе я
И слезы лил. Позвав меня, сказал он:
«Приблизься, сын мой, не бросай больного,
Не бойся гибель разделить мою,
И, если можешь, унеси в пустыню,
800 Где б не увидел смертный глаз меня.
Но если жалость ты ко мне питаешь,
То хоть отсюда увези, хоть здесь
Не дай мне умереть!». Приказ услышав,
Его на дне мы лодки уложили
И переправили сюда с трудом
Безмерным: в корчах он кричал все время.
И скоро вы увидите его —
Живым ли, иль скончавшимся, не знаю.
Ты ж, мать моя, и в замысле преступном
Уличена и в деле. Пусть за все
Тебе отмстит карающая Правда
И грозная Эриния, — коль вправе
Тебя я проклинать. Но нет! Я вправе:
810 Ты это право мне дала, убив
Из витязей храбрейшего — ему же
Ты равного не встретишь никогда.
Деянира в молчании направляется к дому.
Ты молча удаляешься? Пойми же,
Молчаньем подтверждаешь ты вину!
О, дайте ей уйти — пускай хоть ветер
Ее прогонит от очей моих!
Возможно ли кичиться материнством
Той, что забыла материнский долг?
Иди же с богом! Радость же, которой
Отца ты наградила моего,
820 Тебе самой я испытать желаю!
Быстро уходит во двор.
За ним скрывается в доме и Деянира.
Стасим Третий
Хор
Сбывается, подруги, на глазах
То вещее слово,
Что изрекло в пророчестве старинном
Само провиденье:
Когда, истекая, исполнит месяцев двенадцать
Двенадцатый год испытаний, — отдых он исполнит
Истому сыну Зевса.
И правду поведал бог;
Смежит ему очи смерть —
Какая ж за гробом служба
830 Ему предстоит еще?
Вы слышали: коварство роковое
Смертельною сетью
Его опутало кентавра, мучит
Отравою яда,
Что смерть родила, воспитал же змей искристокожий. [31]
Увидит ли завтрашним утром новое он солнце,
Крови отведав гидры?
Косматого зверя с ней
Впились ему в грудь шипы;
Созрели лихие козни,
840 И гибельный жар вскипел.
Не поняла глухой угрозы
Жена несчастная; она
Предвидела крушенье дома,
Куда влетела, словно вихорь,
Геракла новая любовь.
Послушалась она чужого слова
В минуту встречи роковой.
Теперь она в горе вся,
Теперь неутешных слез
Живые потоки льет;
850 Свершился рок; предстало пред очами
Горе без меры.
Наружу рвутся слез потоки:
Увы, Кронидов сын, увы,
Такая боль вступает в тело,
Какой от вражеских ударов
Ты никогда не испытал.
О ты, копье, что пламенем зловещим
Перед Эхалией неслось!
Не ты ль привело тогда
Невесту с далеких гор
На брак торопливый к нам?
860 Но все вершила, властвуя воочью,
Ты, Афродита!
Эписодий Четвертый
Из дома слышен плач.
Ошиблась я? [32] Иль подлинно в чертоге
Раздался плач — вы слышали, подруги?
Да, точно.
Глубокой скорби голос к нам несется:
Недоброй тайны терем этот полн.
Ты видишь?
С лицом печальным, с сумрачною бровью
870 Идет старушка вестницею к нам.
(Выходит из дома)
О девы, скольких бед нам стал почином
Дар злополучный, посланный Гераклу!
Что нового случилось? Говори!
В последний путь царица Деянира
Отправилась недвижною стопою.
Неужто — к смерти?
Ты узнала все.
Она скончалась?
Ты вторично слышишь.
Коммос
Несчастная! Но как она погибла?
Самой горестной смертью.
880 Как же встретила она эту смерть?
Сама себя убила.
Что за мысль, что за боль
На смертельное лезвие
Ее, бедную, бросила,
Смерть за смерть: казнь за казнь
Беспощадной свершая рукой
С клинком, несущим гибель? [33]
Ты видела ее в ее гордыне?
Да, видела, как видят, стоя рядом.
890 Как же, как? Молви, расскажи!
Сама в себя вонзила смертный меч.
Что ты говоришь?
Правду одну.
Накликала, накликала
Всесильную Эринию
Невеста новоявленная на нас!
Да, это так. И если бы ты рядом
Стояла, был бы плач еще больней.
И женская не дрогнула рука?
Увы! послушай и суди сама.
900 Она одна вошла под сень чертога;
Когда же сына во дворе она
Увидела — он мягкими коврами
Носилки настилал, чтоб их отцу
Навстречу вынести — в свои покои
Она ушла, от глаз людских спасаясь.
Там припадала к алтарям она
И плакала, что уж никто не будет
У них молиться; плакала, касаясь
Той утвари, что ей дотоль служила.
Вперед, назад блуждая по покоям,
То с тем встречалась, то с другим она
910 Из милых слуг — и из очей ее
Струились слезы; и о доле горькой
Она своей скорбела, и о доме,
Чужой отныне прихоти подвластном.
Затем умолкла. Вдруг в порыве быстром
В Гераклов терем мчится. Я в тени
Слежу незримо. Вижу, одеяла
Она бросает на Геракла ложе.
Устлав его, сама поверх садится
И, волю дав потокам слез горючих,
920 «Прости, — сказала, — брачный терем мой,
Прости навеки; уж не примешь боле
Ты ввечеру под сень свою меня!»
Сказавши так, руки движеньем страстным
Расстегивает плащ она в том месте,
Где на груди застежка золотая
Красуется, и разом обнажает
Бок левый и плечо. В испуге я
Бежать пустилась, сколько сил хватало,
Чтоб о недобрых замыслах ее
Поведать Гиллу; но пока туда
И вместе с ним обратно я бежала —
Беда свершилась: застаем ее
930 Мечом двуострым в сердце пораженной.
Сын завопил: ведь это сам ее
Он в гневе натолкнул на злое дело.
Узнал к тому ж, хоть поздно, от домашних,
Что нет вины на матери, — она
Доверилась внушению Кентавра.
Тут юноша несчастный уж не мог
Утешиться: без устали он с плачем
Мать призывал, в уста лобзал немые,
На труп, упал со стоном, проклиная
940 Свои упреки прежние. Кричал,
Что сиротой он полным стал, отца
И матери в единый день лишившись.
Вот весть моя. Безумен, кто вперед
На пару дней загадывать берется;
Не существует завтра для тебя,
Пока безбольно не прошло сегодня.
Стасим Четвертый
Хор
Дань слезы кому воздам?
Чаша горя где полней?
Тяжко, тяжко мне судить!
950 Скорбь пришла под этот кров,
Новой скорби с моря ждем.
Здесь иль там — не все ль одно?
Ах, пусть бы внезапный вихрь
На нас с утесов фессалийских грянул,
На бурных крыльях вдаль отсюда нас унес!
О Зевса многославный сын!
Боюсь умереть от страха,
Тебя завидя лишь средь нас!
А уже говорят, что несут тебя к нам,
960 Томимого злою болью —
Чудо выше чуда.
Ах, близкого горя песнь,
Как соловей тоскующий, я пела!
Печальным шагом к нам чужая рать [34] идет.
Куда несут его? С какой
Заботой влекут бесшумно
Тяжелых поступь ног они!
Ах, безмолвно лежит он у них на руках!
Что с ним? Неужто он умер!
970 Иль во сне забылся?
Эксод
Воины вносят находящегося в забытье Геракла.
Его сопровождает старый слуга.
Навстречу им из дома бросается Гилл.
О отец мой, о горе, не стало тебя!
Как мне быть? Что мне делать? О горе!
Ах, умолкни, мой сын! Не тревожь, не буди
Беспощадную боль в разъяренном отце.
Он не умер еще: закуси же уста
И молчи.
Что сказал ты? Не умер?
Не буди ж ты его! Он лежит в забытье.
980 Пусть оставит его хоть на время, дитя,
Ненавистный недуг.
Ах, не в силах нести
Это горе я: сердце заныло.
(просыпаясь)
О Зевс!
Где, в какой я стране? Что за люди меня,
Истощенного вечною болью, несут?
О несчастная доля страдальца!
А! грызет ведь, проклятая, снова!
(Гиллу)
Не полезней ли было молчанье хранить?
990 Ты развеял завесу целебного сна
Ему с вежд и главы!
Захлестнуло меня
Несказанного зрелища горе.
О ступень роковая, кенейский алтарь!
Как почтил я тебя — и какою за честь
Отплатил ты мне лаской! О горе!
О, в какое посмешище, Зевс, мой отец,
Обратил ты меня! О, погибнуть бы раз
И не видеть себя
В исступления дикого цвете!
1000 Где тот знахарь лихой, где тот опытный врач
Столь искусной руки, что болезнь бы мою
Против Зевсовой воли сумел усыпить?
Это в сказках лишь бают старинных!
Строфа
А! а! боль грызет!
О, дайте же мне,
О, дайте почить,
Почить смерти сном!
Ах, куда ты так больно меня наклонил?
Ты погубишь меня!
Взбередил ты зажившие раны!
1010 Боже! Вцепилась опять, шевелится, грызет. Вы откуда
Родом, Эллады сыны недостойные? Вам посвятил я
Жизнь безотрадную всю, и моря очищая и земли;
Сломлен я болью теперь — и никто протянуть мне не хочет
Нож или светлый огонь и спасти от мучений жестоких!
Отсеките ж главу мне, [35] ударом одним
Ненавистную жизнь отнимите!
(Гиллу)
Мужа болящего сын, мою мощь превышает обуза,
Сам ты отца придержи: ты моложе и много сильнее.
1020 Мне помоги, я прошу.
Придержать я родителя в силах.
Но чтобы боль усыпить, ни наружного средства
не знаю
Я, ни благого питья; такова уже Зевсова воля!
Антистрофа
Мой сын, где ты, где?
Ты здесь, здесь меня
Своею рукой
Коснись, здесь держи.
Она прянула снова и снова впилась,
Она губит меня,
1030 Неприступная, дикая язва!
Новые пытки, Паллада, Паллада заступница! Сын мой,
Ты хоть отца пожалей: обнажив в благочестья порыве
Меч, под ключицей ударь, исцели ненавистную рану,
Матери дело твоей — о, увидеть ее мне паденье
1040 Так, да, именно так, как меня лиходейка сразила:
О родителя брат, о Аид дорогой,
Упокой ты меня,
Упокой быстрокрылою смертью.
Как страшны эти стоны, дорогие!
Такой боец такой измучен болью!
О, сколько зол — о них и речь ужасна —
И на руках и на плечах я вынес!
Но никогда ни Зевсова супруга,
Ни ненавистный Еврисфей таким
Страданиям меня не обрекали,
1050 Как ныне дочь Энеева — она
С ее притворной кротостью во взоре!
Она мне плащ прислала смертоносный,
Эриниями сотканный в аду;
И этот плащ, прильнув к моим бокам,
Разрушил плоти внешние покровы,
Все жилы легких высосал, и ныне
Уж кровь точит из недр моих живую.
Я весь истерзан, искалечен весь,
Незримыми опутанный цепями.
И кто ж мой враг? Не рать на поле брани,
Не исполинов земнородных племя,
Не дикий зверь, не кто-либо из сильных,
1060 Будь эллин, варвар он, иль кто другой,
На всем пространстве матери-земли,
Которую, скитаясь, я очистил;
Нет, женщина, бессильная, одна
Меня рукой сразила безоружной!
О сын мой! Будь воистину мне сыном!
Пред материнским именем пустым
Не преклоняйся; выволоки сам
Ее из дома и мне в руки дай,
Дабы я знал, мои ль тебе мученья
Внушают жалость, или лик постылый
Преступницы пред справедливой карой.
1070 Решись, мой сын, и пожалей меня!
Уж я ль не жалок! Точно дева с криком
Я слезы лью. А ведь никто не скажет,
Что слышал раньше плач из уст моих;
Я всякую беду встречал без стона,
Таким я был — и женщиной вдруг стал я!
Но нет: приблизься, стань со мною рядом
И посмотри, какой ужасной язвой
Так обессилен я: сорву покров!
1080 Смотрите все на бедственное тело!
Вы видите, как я истерзан весь!
А! Горе, горе мне!
Опять взъярилась судрожная боль
И в грудь впилась; не терпит без мучений
Меня проклятый, гложущий недуг.
Возьми меня, царь Аид!
Ударь в меня, Зевсов луч!
Молю, владыка: пламенем перуна
Испепели меня! Опять она
Грызет, терзает, рвет… О руки, руки,
1090 Хребет и грудь, о мышцы дорогие!
Своей лихою мощью вы когда-то
Насельника Немей, пастухов
Губителя, чудовищного льва
Неслыханно жестокого сразили!
И гидру Лерны, и надменный род
Двуобразный кентавров [36] беззаконных,
И зверя Эриманфского, и пса
Трехглавого, который необорен,
Ехидною рожденный для Аида,
И стража-змея, [37] что у грани мира
1100 Плоды златые юности берег —
О сколько подвигов исполнил я,
И нет того, кто б надо мной гордиться
Победными трофеями дерзнул.
А чем я стал? Издерганы все жилы,
В лохмотьях кожа свесилась, и весь
Опустошен я язвою незримой!
И это я, сын доблестной Алкмены,
Я, сын царя обители надзвездной!
Но знать должны вы: пусть я изничтожен,
Пусть пригвожден, — и этих сил мне хватит,
Чтоб отомстить изменнице своей!
Пусть подойдет, и все кругом узнают,
1110 Что мстить умел врагам своим Геракл
И в жизни дни и в час кончины лютой.
Как загрустишь ты, сирая Эллада,
Столь доблестного мужа потеряв!
Своим молчаньем дал ты мне возможность
Тебе ответить, мой отец. Послушай,
Хоть ты и болью удручен; просить же
О справедливом лишь я деле буду.
О, не смотри так гневно на меня!
В волненье ты не различишь обмана
Отрады ложной и напрасной злобы.
1120 Сказав, что надо, замолчи. Я болен:
Мне мудрствований не понять твоих.
Хочу сказать о матери своей,
Ее судьбе, ее вине невольной.
О выродок! Ты матери печальник,
Той, что отца убила твоего!
Да, матери; теперь молчать не время.
Ты прав; греха ее не замолчишь.
О новом деле я хотел поведать.
Изволь, но помни благочестья долг.
1130 Смерть незадолго приняла она.
От чьей руки? Звезда блеснула в мраке!
От собственной; никто тут не причастен.
Увы, мою опередила месть!
Узнавши все, от гнева отречешься.
Чудная речь; но все же объясни.
Она ошиблась в замысле благом.
Отца убийство благом ты считаешь?
Она приворожить тебя хотела,
Увидев в доме новую невесту.
1140 И кто в Трахине столь искусный знахарь?
Кентавр когда-то Несс ей посулил
Твою любовь вернуть чудесным зельем.
Что ты сказал? О я погиб, погиб,
Навеки солнце для меня зашло.
Теперь я понял смысл моих страданий!
Скорей, мой сын — отца уж потерял ты —
Ко мне всех братьев призови, ко мне
Несчастную Алкмену, что напрасно
Избранья удостоилась Кронида.
Я завещать вам должен слово бога,
1150 Последнее сказание мое.
Ах, мать твою хранит Тиринф надбрежный;
Твоих детей при ней же часть живет,
Другие в Фивах: налицо лишь я,
Отец мой; все, что должным ты считаешь.
Я и услышать и свершить готов.
Послушай же. Теперь настало время
Мне убедиться, по какому праву
Геракла сыном ты слывешь. Внимай.
Давно отцом объявлено мне было,
1160 Что пасть мне от живых не суждено,
А от того лишь, кто, изведав смерть,
Стал жителем Аидовой юдоли.
И вот кентавр, во исполненье слова,
Меня живого мертвый погубил.
Узнай еще, как с откровеньем древним
Недавнее пророчество сошлось.
Его со слов я записал священных
Многоязычного отцова дуба, [38]
Вошед в нагорную обитель Селлов,
Что на земле покой вкушают голой.
1170 Он обещал мне отдых от трудов
В тот самый день, что ныне жизнью дышит.
На счастие лелеял я надежду,
А отдых значил смерть, — и это верно:
Ведь от трудов лишь мертвые свободны.
Ты видишь, все сбывается, как должно;
Будь же отцу помощником, не жди,
Чтоб гнев в устах моих разбушевался:
Сам уступай, сам помогай отцу,
Являя всем прекраснейший на свете
Сыновнего почтения пример.
Меня пугает речь твоя, отец;
1180 Твою же волю я исполню свято.
Сперва десницу протяни твою.
К чему залога требуешь такого?
Скорее дай! Ужель непослушанье?
Бери ее: не буду прекословить.
Отца главой теперь мне поклянись —
В чем клясться мне? Предмет указан будет?
В том, что исполнишь веленное дело.
Клянусь, отец мой; Зевс свидетель мне.
За нарушенье кару призови.
1190 Готов призвать, хоть клятвы не нарушу.
Вершину знаешь Эты, царство Зевса?
На ней не раз я жертвы приносил.
Туда ты должен, на руках своих
И избранных друзей, больное тело
Перенести мое; затем, срубивши
С дубов высокоствольных много сучьев
И много диких вырубив маслин,
Воздвигнуть ложе страждущему телу.
И, в руки взяв сосны смолистой факел,
Зажечь костер. Заупокойных жалоб
1200 Я не хочу; без слез, без стона должен,
Коль ты мне сын, обряд весь совершить.
Не уклоняйся — иль из тьмы Аида
Тебе я грозен буду навсегда.
Что ты сказал? Что повелел мне? Горе!
То, что исполнить свято ты обязан,
Когда моим ты хочешь сыном слыть.
О горе, горе! Ты велишь, отец мой,
Твоим убийцей нечестивым стать!
Нет, сын мой, нет: спасителем единым,
Мучений исцелителем моих.
1210 Я ль, поджигая, исцелю тебя?
Боишься жечь? Сверши хоть остальное.
Перенести тебя согласен я.
Так; а костер приказанный воздвигнуть?
Лишь бы своей рукой не прикоснуться;
Во всем другом служить я не устану.
Теперь еще одну мне окажи
В придачу к большей меньшую услугу.
И от великой я не уклонюсь.
Ты знаешь деву — дочь царя Еврита?
1220 Ты об Иоле, мнится, говоришь?
Ты угадал. Запомни же о ней,
Мой сын, моей последней воли слово.
Когда меня не станет, ты ее —
О долге благочестия радея
И клятву помня, что отцу ты дал —
Возьми женой. Не будь неблагодарным,
Не дай чужому разделить с той ложе,
Что у моей груди вкусила сон;
Нет, для себя ты этот брак храни.
Послушайся; награду важной службы
Не разрушай отказом в небольшой.
1230 Ах, нечестив на страждущего гнев;
Но как с такой мне примириться волей?
Ответ твой несогласием звучит!
Ее ль, что смерти матери моей
Причиной стала и твоих страданий,
Ее ль мне взять? Да разве дух безумья
В меня вселился? Лучше уж и мне,
Отец мой, умереть, чем жизни бремя
С женою ненавистною нести!
Не хочет, вижу, этот человек
Исполнить умирающего волю;
Не забывай же, что богов проклятье
1240 За твой отказ нависнет над тобой!
Боюсь я, говоришь ты, как безумец!
Зачем будить заснувшей раны ярость?
О я несчастный! Нет нигде исхода!
И поделом: отцу перечишь ты.
Ты ль мне, отец, нечестия учитель?
Нечестье ль — сердце усладить мое?
Ты подлинно велишь мне это сделать?
Да, я велю; свидетелями боги.
Тогда — изволь. Но боги знать должны,
1250 Что это — твой приказ. Дурным не стану,
Тебе, отец, почтенье оказав.
Спасибо за конец. Теперь же, сын мой,
О скором исполнении прошу,
Чтоб, не дождавшись судорог и корчей,
Ты упокоил на костре отца.
Скорей, друзья! Там будет исцеленье,
Последний отдых вашего вождя!
Препятствий нет; с усердием исполним
Твое желанье — твой приказ, отец.
А теперь, пока вновь не взъярилась болезнь,
1260 Мой бестрепетный дух, удила на язык
Наложи мне стальные и крик задуши;
Пусть покажется всем, что на радость себе
Ты свершишь подневольное дело.
Поднимайте, друзья; вы великое мне
В том дадите свидетельство; вы и богов
Уличите в великой неправде, — богов,
Что отцами слывут и спокойно с небес
На такие мученья взирают.
1270 О грядущем судить не дано никому.
Настоящего ж облик печален для нас
И позорен для них; но из всех тяжелей
Он тому, кто несет
Несказанного бедствия бремя.
Погребальное шествие направляется в путь.
(к остальному хору)
Разойдемся же, девы, [39] и мы по домам.
Вы ужасную только что видели смерть,
И страданья, и муки, и новую боль.
Но во всем была Зевсова воля.
Хор покидает орхестру.
Список сокращений
Трагедии Софокла
А. «Аякс» ЦЭ. «Царь Эдип»
АН. «Антигона» ЭК. «Эдип в Колоне»
Т. «Трахинянки» Эл. «Электра»
Ф. «Филоктет»
Другие античные авторы и произведения
АС Античные свидетельства о жизни и творчестве Софокла
Аполлод. Аполлодор
Афин. Афиней
Гес. Гесиод
Теог. «Теогония»
Т.и Д. «Труды и Дни»
Диод. Диодор Сицилийский
Евр. Еврипид
Андр. «Андромаха»
Ипп. «Ипполит»
Иф. Авл. «Ифигения в Авлиде»
Мед. «Медея»
Финик. «Финикиянки»
Эл. «Электра»
Ж Жизнеописание Софокла
Ил. «Илиада»
Од. «Одиссея»
Павс. Павсаний
Пинд. Пиндар
Истм. Истмийские оды
Нем. Немейские оды
Ол. Олимпийские оды
Пиф. Пифийские оды
Туск. «Тускуланские беседы» (Цицерона)
Эсх. Эсхил
Аг. «Агамемнон»
Евм. «Евмениды»
Мол. «Молящие»
Пс. «Персы»
Пр. «Прометей»
Сем. «Семеро против Фив»
Хо. «Хоэфоры»
Современная литература
Бернабе Poetarum Epicorum Graecorum testimonia et fragmenta. P. I / Ed. A. Bernabe. Lpz. 1987
Джебб Sophocles. The Plays and Fragments / By Sir R. Jebb. Cambridge, 1883—1896. P. I—VII. (Repr. 1962—1966).
Доу Sophocles. Tragoediae / Ed. R. W. Dawe. Lpz. 1984—1985 T. I—II.
Дэн Sophocle. T. I—III. Texte etabli par A. Dain. P. 1956—1960.
Пирсон Sophocles. Fabulae / Rec. A. C. Pearson. Oxf. 1928.
P Oxy The Oxyrhynchus Papyri. Egypt. Exploration Society. Oxf. 1898—1987. V. I—LIV.
TrGF Tragicorum Graecorum Fragmenta. Gottingen, 1977—1986. T. 1-4. (По этому изданию даются ссылки на фрагменты Эсхила и других греческих трагиков, кроме Еврипида, для которого источником служит изд.: Tragicorum Graecorum fragmenta. Rec. A. Nauck. Lpz. 1889.)
ZPE Zeitschrift fur Papyrologie nnd Epigraphik. Bonn, 1967—1989. Bd. 1-76.
Отечественные журналы
ЖМНП «Журнал министерства народного просвещения»
ФО «Филологическое обозрение»
Примечания
{* Фрагменты Гесиода указываются по изд.: Fragmenta Hesiodea / Ed. R. Merkelbach et M. West. Oxi. 1967; Архилох — по изд.: Iambi et elegi Graeci… / Ed. M. L. West. Oxf. 1978. V. I; Анакреонт и Симонид по изд.: Poetae melici Graeci / Ed. D. Page. Oxf. 1962. Фрагменты Аристофана, Кратина, Фриниха по изд.: The Fragments of Attic comedy… / By J. M. Edmons. Leiden, 1957. V. I. Фрагменты римских трагиков по изд.: Remains of Old Latin / Ed. and transi, by E. H. Warmington. London; Cambr. Massachusetts, 1967—1979. V. I—II. Номер при имени Гигина обозначает соответствующий рассказ в его «Историях» (Fabulae).
Ссылки на номера стихов даются везде по оригиналу; найти соответствующий стих в пределах десятков, отмеченных при русском тексте Софокла, не должно составить особого труда. Обозначение «стих» или «ст.» большей частью опускается. Сокращение «сх.» обозначает схолии к древним авторам; «Ркп.» — «рукопись», «рукописи», «рукописный». Отсылка Dawe R. Studies обозначает его: Studies on the text of Sophocles. Leiden, 1973—1978. V. 1—3.
Перевод стихотворных цитат, кроме особо оговоренных, принадлежит составителю примечаний.}
Предварительные сведения
От античных времен не сохранилось документальных свидетельств о распространении текста трагедий Софокла при его жизни. Однако нет оснований предполагать для них иную судьбу, чем для произведений других древнегреческих трагиков: с авторского экземпляра снимались копии, которые могли приобретаться достаточно состоятельными любителями отечественной словесности, а в IV в. с возникновением в Афинах философских школ в Академии и Ликее, — также храниться в библиотеках, обслуживавших научные занятия Платона и Аристотеля. Без этого невозможно объяснить наличие в их сочинениях множества цитат из трагиков, и притом не только из трех, наиболее знаменитых (Эсхила, Софокла и Еврипида), но и из менее выдающихся.
Поскольку при посмертных постановках трагедий (а исполнение на театральных празднествах одной «старой» драмы перед началом состязания трагических поэтов стало нормой с 387 г.) режиссер и актеры могли позволять себе известные вольности, в середине IV в. афинским политическим деятелем Ликургом был проведен закон, согласно которому создавалось государственное собрание всех пьес трех трагических авторов, и в дальнейшем их исполнении надлежало придерживаться зафиксированного в этом своде текста (АС 56). Насколько высоко ценили афиняне свою коллекцию, видно из рассказа о том, как примерно столетие спустя они согласились предоставить ее для временного пользования египетскому царю Птолемею Евергету под залог в 15 талантов (ок. 22 тыс. рублей серебром). Впрочем, афиняне недооценили материальные возможности восточного монарха: Птолемей велел сделать со всего собрания копию и именно ее вернул в Афины, потеряв таким образом отданные в виде залога деньги, но зато оставив у себя оригинал (АС 64). Возможно, что именно этим собранием — наряду с другими источниками — пользовались впоследствии ученые филологи, занимавшиеся во второй половине III в. классификацией рукописей в знаменитой Александрийской библиотеке (АС 105).
Полное собрание сочинений Софокла подготовил, по-видимому, в первой половине следующего века знаменитый филолог Аристофан Византийский, ставший главным библиотекарем после 195 г. Под именем Аристофана дошло до нас античное «предисловие» к «Антигоне» (А С 105). Упоминается Аристофан и в «Жизнеописании» Софокла (18), в некоторых схолиях к сохранившимся трагедиям и в папирусных отрывках из сатировской драмы «Следопыты». Текст издания Аристофана Византийского послужил основой для большинства, если не всех последующих папирусных копий. В настоящее время известны отрывки из 17 папирусных экземпляров, содержащих текст дошедших до нас трагедий Софокла. По времени они охватывают не менее 600 лет самый ранний образец относится к концу I в. до н. э. или к началу I в. н. э.; самый поздний — к рубежу VI—VII в. н. э. Чаще других встречаются здесь «Царь Эдип» в «Аякс» — по 4 экземпляра; тремя экземплярами представлены «Трахинянки», двумя — «Электра» и «Антигона», одним — «Эдип в Колоне» и «Филоктет».
К этому следует прибавить отрывки из папирусного кодекса V—VI вв. н. э. который опознан теперь как собрание семи трагедий Софокла {См.: Luppe W. P. Vindob. G 29779 — ein Sophokles-Kodex // Wiener Studie 1985. В. 19. S. 89-104.}. Здесь тексту трагедии предшествовало собрание «предисловий» к ним (см. АС 95-113), среди которых содержались неизвестные нам из других источников предисловия к «Аяксу» и «Филоктету» и еще одно стихотворное (ср. А С 95) к «Царю Эдипу». Издание Аристофана, судя по всему было предназначено не для ученых, а для широкой публики, — в нем, в частности кроме уже упоминавшихся «предисловий», не было никакого другого вспомогательной аппарата. Со временем, однако, по мере того, как эпоха Софокла все дальше уходила в прошлое, читателям стали требоваться разъяснения и по части языка, и в отношении реалий, и разного рода историко-литературные справки к тексту, — все то, что в античные времена называлось схолиями.
Составление таких схолиев — в том числе и к Софоклу — взял на себя необыкновенно начитанный и усердный грамматик августовского времени Дидим (современники называли его человеком «с медными внутренностями»). К труду Дидима восходит наиболее древний пласт в корпусе схолиев, известных нам уже по средневековым рукописям Софокла.
На пути к ним, однако, творческое наследие Софокла испытало ту же судьбу, которая постигла и других древнегреческих драматургов: во времена римского император Адриана (117—138 гг. н. э.) из примерно трех сотен пьес Эсхила, Софокла и Еврипида был сделан отбор наиболее читаемых; не последнюю роль играли здесь и нужды школы. В результате в обиходе широкой публики осталось только семь трагедий Софокла, известных нам сейчас полностью. В IV в. н. э. участие в редактировании новы изданий принял римский грамматик Салустий (может быть, один из друзей византийского императора Юлиана), — его имя сохранилось в более поздних «предисловиях (АС 104, 106).
Остальные трагедии Софокла, оставшиеся за пределами «семерки», исчезли отнюдь не сразу и не бесследно: находимые в Египте папирусы с отрывками из не дошедши до нас его пьес датируются вплоть до III в. н. э. Стало быть, на эллинизированном Востоке достаточно полные собрания сочинений Софокла могли еще находиться и в библиотеках, и у книгопродавцев, и в частном пользовании. На европейской же почве с драм, не вошедших в состав «семерки», уцелели только отдельные отрывки в различны антологиях, лексикографических и грамматических сочинениях. Зато отобранные семь продолжали переписывать из рукописи в рукопись с обширными предисловиям и схолиями. Один из таких кодексов, написанный унциальным письмом (т. е. заглавными буквами) примерно в V в. н. э. и стал, как полагают историки текста Софокл, прообразом византийских рукописей с его трагедиями.
Самой ранней из этих рукописей является кодекс из библиотеки Лоренцо Медич (Laurentianus XXXII, 9), широко известный среди филологов, так как кроме трагедв Софокла в нем содержатся также трагедии Эсхила и «Аргонавтика» Аполлония Родосского. Написан кодекс в середине X в. н. э. К тому же прототипу, что кодекс Медичи восходит и так называемый Лейденский палимпсест, т. е. пергаменная книга, на котрую в конце X в. занесли текст Софокла, а еще через четыре столетия его соскоблили, чтобы написать на освободившихся полутора сотнях страниц сочинения религиозного характера. Открытый в 1926 г. Лейденский палимпсест с восстановленным текстом Софокла является, наряду с кодексом Медичи, древнейшим источником для современных изданий.
Эти две рукописи, наряду с еще другими десятью, более поздними (XIII—XVI вв.), представляют особую ценность потому, что содержат все семь трагедий Софокла. Огромное большинство других рукописей (около 170 из общего числа, достигающего примерно 200 экземпляров), ограничивается так называемой византийской триадой («Аякс», «Электра», «Царь Эдип»), образовавшейся в результате нового отбора, произведенного в Константинополе ок. 500 г. н. э. Составителем этой триады считают обычно византийского грамматика Евгения (АС 94).
К изданию трагедий Софокла (преимущественно вошедших в триаду) в XIII—XIV вв. были причастны известные византийские филологи Максим Плануд, Фома Магистр, Мосхопулос, Деметрий Триклиний. К этому же времени относятся и поздние схолии, составленные в помощь любителям классической филологии и учащимся.
Первое печатное издание Софокла вышло в 1502 г. из типографии венецианца Альда Мануция. После этого трагедии Софокла издавались вместе и порознь несчетное число раз.
В настоящее время издатели Софокла оперируют тремя группами византийских рукописей, причем все больше утверждается убеждение, что группы эти не носили «закрытого» характера, т. е. переписчики при своей работе могли пользоваться не одним экземпляром, восходящим к определенному прототипу, а двумя или больше, сопоставляя их между собой и выбирая из каждого то чтение, которое представлялось им наиболее предпочтительным. Поэтому может случиться, что какая-нибудь из рукописей, во всем остальном мало примечательная, сохранила где-нибудь наиболее древнее чтение. Сличение рукописей, внесение поправок (конъектур), выбор и обоснование принятого чтения и составляет до сих пор главную задачу каждого нового издателя древнегреческого текста {К истории текста Софокла см. подробнее: The fragments of Sophocles / Edited… by A. C. Pearson. Cambridge. 1917 (Repr. Amsterdam, 1963). P. XXXII—XLVI; TurynA. Studies in the manuscript tradition of the tragedies of Sophocles. Urbana, 1952; Dain A. Sophocle. V. I. P. XX—XLVIII; Dawe R. Studies on the text of Sophocles. Leiden, 1973. V. I. P. 3—112; Treue K. Kleine Klassikerfragmente. N 3//Festschrift zum 150 jahr. Bestehen des Berliner Agyptischen Museums. Berlin, 1974. S 434 f; Renner T. Four Michigan papyri of classical Greek authors. ZPE. 1978. 29. P. 13—15. 27 f.}.
В наше время в научном обиходе приняты три издания трагедий Софокла:
• Sophocles. Fabulae / Rec. A. С. Pearson. Oxford, 1924 (исправленное издание — 1928; многократные перепечатки вплоть до начала 60-х годов). (В дальнейшем — Пирсон).
• Sophocle. / Texte etabli par A. Dain…. Paris, 1956—1960. T. I—III. (в дальнейшем — Дэн).
• Sophocles. Tragoediae / Ed. R. W. Dawe. Leipzig, 1975—1979. T. I—II. (второе издание — 1984—1985). (в дальнейшем — Доу).
Не утратили своего значения и старые комментированные издания, в которых каждой трагедии посвящен специальный том:
• Sophocles. The Plays and Fragments / By Sir R. Jebb. Cambridge, 1883—1896. T. I—VII (Перепечатано в 1962—1966) (в дальнейшем — Джебб).
Sophocles / Erklart von F. W. Schneidewin, Berlin, 1909—1914. (Издание, переработанное Э. Вруном и Л. Радермахером).
В последние десятилетия к ним прибавились две новые серии комментариев: Каmerbeek J. С. The Plays of Sophocles. Commentaries. Leiden, 1959—1984. (Комментарий без греческого текста, но с указанием отступлений от издания Пирсона, принимаемых Камербиком.) Cambridge Greek and Latin Classics: Oedipus Rex / Ed. by R. D. Dawe. 1982; Philoctetes/Ed. by T. B. L. Webster. 1970; Electra / Ed. by J. H. Kelles. 1973; Trachiniae / Ed. by P. E. Easterling. 1982.
Все названные выше издания были в той или иной степени использованы при подготовке настоящего однотомника.
При этом следует иметь в виду, что при издании русского перевода далеко не все разночтения оригинала нуждаются в констатации или обосновании. Очень часто они касаются таких вопросов, которые не могут получить отражения в русском тексте. Так, например, в поэтическом языке V в. до н. э. наряду с более употребительными формами имперфекта с приращением могли встретиться и
формы без приращения (например, АН. 1164: ηὔϑυνε в одних ркп. εὔϑυνε — в других), — для русского перевода это различие не имеет значения. Иногда разночтения возникают в порядке слов в достаточно прихотливых по своему построению партиях хора, — в русском переводе это опять-таки не может быть учтено. Но даже и в тех случаях, когда разночтение касается отдельных слов, оно не всегда может быть отражено в русском переводе. Вот несколько примеров.
ЦЭ, 722 — в одних ркп. ϑανεῖν («умереть»), в других — πανεῖν («вынести» гибель от руки сына); в переводе в любом случае будет: «пасть», «погибнуть».
ЭК. 15 — все ркп. дают чтение στέγουσιν — башни «покрывают», «защищают» город; конъектура, введенная Доу в его издание, — στέϕουσιν «увенчивают». В переводе это слово и создаваемый им образ совсем выпали. А. 295 — почти все ркп. дают чтение λέγειν и только две — ϕράζειν. В широком смысле эти глаголы — синонимы; они различаются между собой примерно как русское «говорить» и «молвить», «изрекать». Вполне возможно, однако, что в русском переводе и тот и другой греческие глаголы окажутся переведенными как «молвить» или «сказать». Поэтому в дальнейшем в примечаниях к отдельным трагедиям отмечаются только такие разночтения и конъектуры, которые способствуют пониманию текста и хода мысли автора, насколько оно может быть отражено в русском переводе.
Остается сказать о принятом в этом однотомнике порядке размещения трагедий. Наиболее естественной была бы хронологическая их последовательность, чему, однако, мешает отсутствие документальных данных о времени постановки пяти трагедий из семи. С другой стороны, и русскому читателю несомненно удобнее пользоваться текстом трагедий, относящихся к одному мифологическому циклу, в порядке развития событий в пределах каждого цикла, и в примечаниях в этом случае можно избежать лишних отсылок к еще не прочитанной трагедии. Поэтому было признано целесообразным поместить сначала три трагедии, восходящие к фиванскому циклу мифов («Царь Эдип», «Эдип в Колоне», «Антигона») и по содержанию служащие одна продолжением другой, хотя на самом деле Софокл такой связной трилогии не писал и поставленная раньше двух остальных «Антигона» (ок. 442 г.) оказывается при размещении по сюжетному принципу после «Эдипа в Колоне», созданного в самом конце жизни поэта. Затем следуют три трагедии на сюжеты Троянского цикла («Аякс», «Филоктет», «Электра») — опять в той последовательности, в какой находятся изображаемые в них события. Последней из сохранившихся трагедий помещены «Трахинянки»; к ним присоединяется обнаруженная в довольно крупных папирусных фрагментах драма сатиров «Следопыты», за которой идут отрывки из других не сохранившихся драм.
Трахинянки
О постановке трагедии не сохранилось никаких документальных данных, и, привлекая самые различные стилистические и исторические критерии,: исследователи расходились в ее датировке в добрых 50 лет: от конца 60-х до середины 10-х годов V в.! В настоящее время преобладает убеждение, что «Трахинянки» принадлежат к числу «ранних» пьес Софокла и близки хронологически к «Антигоне». Одним из важных аргументов для датировки служит сходство между «Трахинянками» и еврипидовской «Алкестидой» в изображении сцены прощания героини со своим супружеским ложем (Т. 915—922 — Алкестида, 175—184). Поскольку дата «Алкестиды» известна (438 г.), то вопрос сводится к тому, кто из двух драматургов обязан другому. Те исследователи, которые отдают пальму первенства Софоклу, считают 438 г. пределом, позже которого «Трахинянки» не могли быть поставлены; те, которые постулируют (на наш взгляд, с достаточными основаниями) приоритет Еврипида, приходят к выводу о постановке «Трахинянок» вскоре после 438 г.
Содержание мифа, положенного в основу сюжета трагедии, было достаточно хорошо известно из литературных источников во времена Софокла. В недошедшем целиком дифирамбе Пиндара (фр. 249 а) объяснялось, почему Геракл попал в Этолию и женился на Деянире: об этом попросил его в подземном царстве ее брат Мелеагр. О необходимости вступить в борьбу с речным богом Ахелоем (см. ниже, 9-17), о попытке кентавра Несса овладеть при речной переправе Деянирой и его гибели от стрелы Геракла шла речь в каком-то произведении Архилоха (фр. 276, 286—288), а позже — в отрывке, который приписывается Вакхилиду (фр. 64). В ранней традиции Деянира была, по-видимому, наделена качествами, сближающими ее с амазонкой (она правила упряжкой коней и упражнялась в военном искусстве — Аполлод I, 8, 1; ср. также схолий к Аполлонию Родосскому I, 1212), но впоследствии эти свойства были забыты под влиянием совсем иного образа, созданного Софоклом.
Для другой сюжетной линии «Трахинянок» (взятие Эхалии, пленение Иолы и роковой подарок, посланный Гераклу Деянирой) наиболее ранним источником была поэма «Взятие Эхалии», написанная в VIII или VII в. неким Креофилом с Самоса или Хиоса (часто его называют близким другом или зятем Гомера, который подарил ему свое собственное сочинение). Здесь взятие Эхалии (традиция локализует ее на Евбее, см. ниже, 74) прямо объяснялось желанием Геракла добыть Иолу {Бернабе с. 159.}; как дальше развивались события, неизвестно, но в псевдогесиодовском «Каталоге женщин» (не позже VI в.) уже содержался рассказ о том, как Деянира послала Гераклу через Лихаса пропитанный зельем хитон; надев его, Геракл вскоре умер. По мнению автора, Деянира оказалась жертвой собственного заблуждения (фр. 25, 17-25). Страсть к Иоле как причину похода против Эхалии и злополучный плащ упоминал в середине V в. и Вакхилид (фр. 16 = дифирамб 2). Наконец, прочным элементом мифологического предания была смерть Геракла на вершине Эты, где в новое время были найдены археологические свидетельства существования там достаточно раннего культа Геракла. Расположенный неподалеку от Эты город Трахин был, таким образом, вполне подходящим местом для предсмертных мук Геракла.
Таким образом, отдельные источники сюжета «Трахинянок» достаточно ясны; однако Софокл был, по-видимому, первым, кто объединил их в одно трагическое событие. Его изложение в более поздних произведениях основывается в целом на софокловской версии, — назовем для примера обширное повествование в «Метаморфозах» Овидия (IX, 1-241, 278—280) и более краткое — у Аполлодора (II, 7, 5-7) или — с некоторыми вариациями — Диодора Сицилийского (IV, 34, 1; 36, 3-5; 37, 5; 38, 1-3; здесь, однако, борьба с Ахелоем не находится в связи с женитьбой на Деянире, и Геракл отправляется из Калидона только три года спустя; в Эхалии он воюет не с Евритом, а с его сыновьями).
Структура трагедии характеризуется достаточной близостью к традиции: за прологом (1-93) и пародом (94-140) следуют четыре эписодия (141—496; 531—632; 663—820; 863—946), замыкаемые четырьмя стасимами (497—530; 633—662; 821—862; 947—970). Первый эписодий включает в себя небольшую астрофическую пшорхему (205—224), четвертый — короткий коммос кормилицы с хором (878—895). Эксод (971 — 1278) начинается с анапестической партии (971—1004), к которой присоединяется ария Геракла с разделяющими строфы гексаметрами Старика и Гилла (1004—1043). Анапестами (1259—1278) трагедия и завершается.
Роли между тремя актерами распределялись следующим образом:
• протагонист — Деянира, Геракл;
• девтерагонист — Гилл, Лихас;
• тритагонист — Кормилица, Вестник, Старик.
Среди трагедий других древнегреческих драматургов к сюжету «Трахинянок» могло иметь отношение «Сожжение Геракла» некоего Спинфара (сохранилось только название — TrGF 1, Э 40. Т. 1). Неизвестному автору принадлежал папирусный отрывок, в котором речь идет тоже о сожжении Геракла на Эте (TrGF 2. Fr. 653). В римской трагедии «Трахинянки» послужили основой для «Геракла на Эте», сохранившегося в собрании пьес Сенеки; авторство его иногда оспаривается, а вся трактовка образа Деяниры, как и следует ожидать при такой дистанции во времени и различии в мировоззрении двух авторов, достаточно далека от софокловской.
Для настоящего издания заново переведены следующие стихи: 48, *83. 89, 140, *147—151, 158—160, 168—170, *188, 263—267, 274, *286, 317, *339, 383 сл. 414, 426, *447 сл. 452, 469, 478, 518, 543 сл. 552, 576 сл. 582—586, 600, 630—632, 661 сл. 664 сл. 671, 678, 698, 700 сл. *725 сл. 794, 816, 821 сл. 825, 835, 843—845, 852—856, 925 сл. 932—935, 939 сл. 949 сл. 959 сл. 1091 сл. 1099,1109 сл. 1122 сл. 113.3-1135 1141 сл. 1172, 1196 сл. 1241, 1243 сл. 1275—1278. Ст. 879—888, пропущенные без достаточных оснований Ф. Зелинским, переведены М. Гаспаровым.
Своему переводу Зелинский предпослал обширную вступительную ремарку, из которой подтверждение в тексте находит только указание на стоящую перед домом статую Аполлона (ст. 209).
Ссылки
[Действующие лица] Деянира.
[Действующие лица] Кормилица.
[Действующие лица] Гилл.
[Действующие лица] Хор трахинских девушек.
[Действующие лица] Вестник.
[Действующие лица] Лихас.
[Действующие лица] Старец.
[Действующие лица] Геракл.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
Хор
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
[Эписодий Первый] Лихас с пленницами идет к дому.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
[Эписодий Первый] Входит Лихас.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
[Эписодий Первый] Вестник уходит.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
Хор
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
Хор
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
[Эписодий Третий] Входит Гилл.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
[Эписодий Третий] Деянира идет к дому.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
Хор
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
[Эписодий Четвертый] Входит кормилица.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
Хор
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
Строфа
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
Антистрофа
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.SectionItem
FB2Library.Elements.SectionItem
[КОММЕНТАРИИ] Хотя о постановке трагедии никаких документальных данных не сохранилось, наиболее вероятным представляется, что «Трахинянки» относятся к числу так называемых «ранних» драм Софокла и хронологически расположены между «Антигоной» и «Царем Эдипом».
[КОММЕНТАРИИ] Мифологические мотивы, составляющие основу «Трахинянок», были хорошо известны в Афинах из литературных источников. У лирических поэтов — от Архилоха (VII в.) до Вакхилида (V в.) — содержалось объяснение того, почему Геракл попал в Этолию (об этом попросил его в подземном царстве брат Деяниры Мелеагр), как ему пришлось вступить в борьбу с Ахелоем, а потом защищать молодую супругу от посягательств кентавра Несса, которого он сразил отравленной стрелой.
[КОММЕНТАРИИ] Для другой сюжетной линии (взятие Эхалии, пленение Иолы и роковой подарок, посланный Гераклу Деяннрой) наиболее ранним памятником была эпическая поэма VIII или VII века «Взятие Эхалии», где поход Геракла прямо объяснялся его желанием добыть Иолу. В другом источнике — псевдогесиодовском «Каталоге женщин» (не позже VI в.) — уже содержался рассказ о том, как Деянира послала Гераклу через Лихаса пропитанный зельем хитон; надев его, Геракл вскоре умер.
[КОММЕНТАРИИ] Наконец, прочным элементом мифологического предания была смерть Геракла на вершине Эты, где в новое время были найдены археологические свидетельства существования там достаточно раннего культа Геракла. Расположенный неподалеку от Эты город Трахин был вполне подходящим местом для предсмертных мук Геракла.
[КОММЕНТАРИИ] Таким образом, отдельные источники сюжета «Трахинянок» достаточно ясны; однако Софокл был, по-видимому, первым, кто объединил их в одно трагическое событие; его изложение в более поздних произведениях основывается в целом на софокловской версии.
[КОММЕНТАРИИ] Ф. Петровский, В. Ярхо