Прошло пять дней. Та же комната. Ковалев пишет, нервно затягиваясь сигаретой. Останавливается, сбрасывает пепел. Подходит к окну. Возвращается к столу. Пишет. Неслышно появляется Корниенко.
Корниенко (тихо) . Прошелся бы, Павел. Погода какая... совсем тепло.
Ковалев. Успею.
Корниенко. И куришь все.
Ковалев. Окно открыто.
Корниенко. На окно никотин не влияет.
Ковалев. Дашины функции на себя берешь?
Корниенко. Беру.
Ковалев. Мысль перебила.
Корниенко. Если мысль имеется, перебить ее невозможно.
Ковалев. Когда у человека склероз — весьма легкое дело.
Корниенко. При склерозе люди бросают курить.
Ковалев. Бросаю. (Давит сигарету в пепельнице.)
Корниенко. Что ты все пишешь?
Ковалев (отрываясь от стола, полушутя) . Мемуары... Литератором хочу заделаться. Когда был секретарем, получил одно письмишко. «Уважаемый товарищ Ковалев, поскольку я достиг пенсионного возраста и у меня оказалось много свободного времени, решил заняться литературным творчеством. Прикрепите ко мне литератора, я буду давать ему мысли, а он — художественно оформлять. Гонорар согласен делить пополам». Вот и я решил...
Корниенко. Без литератора?
Ковалев. Литераторы сами на мемуары перешли.
Корниенко. И ты по их пути?
Ковалев. У меня встреч со знаменитыми людьми не так много было... Я все больше о себе. А то помрешь — люди н знать не будут, кому похоронный марш играют.
Корниенко. Что ты похоронными мотивами занялся?
Ковалев. К слову, моя прекрасная свояченица.
Корниенко. И не стыдно?
Ковалев. Сгорел бы от стыда, да горючего материала мало.
Корниенко (возмущенно) . Иди подыши. На людей посмотри.
Ковалев. Дышу полной грудью. (Тянется к сигарете.)
Корниенко (строго) . Павел!
Ковалев. Повисли вы на мне! (Кладет сигарету.)
Телефонный звонок.
(Снимает трубку, слушает. Передает трубку Корниенко.) Тебя.
Корниенко. Слушаю. (Посуровев.) Что надо?.. Нет, бессмысленно. Никогда в жизни. (Слушает.) Я же знаю, на что тебе!.. Хорошо. Пришлю... Нет, только по почте. Никаких встреч!.. Да, переводом. (Вешает трубку, мгновение стоит молча.)
Ковалев. С кем так сурово?
Корниенко. С прошлым.
Ковалев. Денег просил?
Корниенко. Да.
Ковалев. Все равно пропьет.
Корниенко. Последний раз.
Ковалев. Сколько было этих последних... Ах, Валя, Валя... Выходила бы ты замуж!
Корниенко. Когда понадобится — выйду.
Ковалев. Сергей прекрасный человек.
Корниенко. Спасибо за рекомендацию.
Ковалев. Непьющий.
Корниенко. Привыкла к пьющим. Отвыкнуть — время надо. Иди гуляй... Я квартиру уберу.
Ковалев. Борис где?
Корниенко. С Наталкой Москву осваивают.
Ковалев. Ладно. (Прячет бумаги в ящик, закрывает его, ключ кладет в карман.) Подышу. (Тянется за пачкой сигарет.)
Корниенко. Не трогай.
Ковалев. Придется тратиться на улице.
Корниенко. Экономь лучше, семья все-таки.
Ковалев. Язва ты, Валентина.
Корниенко. Зарубцевалась уже.
Ковалев уходит. Корниенко включает радио. Льется мелодия. Корниенко выходит из комнаты, возвращается в фартуке, повязывая на ходу косынку. Вытирает тряпкой письменный стол. Телефонный звонок.
(Снимает трубку.) Да. Его квартира... Вышел... Право, не знаю. Думаю, скоро... А что передать?.. Ах, Родичев?! Хорошо, товарищ Родичев. Обязательно передам. (Вешает трубку, продолжает уборку.)
Снова телефонный звонок.
(Снимает трубку.) Нет, не Ирина. Ее нет... Что передать? Кто говорит?.. Один знакомый? Какой знакомый?.. Ну, как хотите. (Вешает трубку.)
Слышен звонок в дверь. Корниенко с тряпкой, в руке, выходит. Возвращается. За ней, с букетом тюльпанов, — Тепляшин.
Тепляшин (подавая цветы) . Вам, Валентина Алексеевна.
Корниенко (снимая фартук) . Спасибо.
Тепляшин (смущенно) . Думал другие, чтоб выделиться, но вспомнил, любите тюльпаны. Пришлось повториться... Не оригинален, конечно.
Корниенко. В цветах предпочитаю постоянство.
Тепляшин. Только в цветах?
Корниенко. Какой вы быстрый!
Тепляшин (с укором) . Вы у нас совершенно не обращали на меня внимания.
Корниенко. День рождения был не ваш.
Тепляшин. Максим бы не обиделся.
Корниенко. Что вы все за сына отвечаете?
Тепляшин. Обязан отвечать за сына. Я помешал? (С жестом.) Вы тут...
Корниенко. Успею.
Тепляшин. А доктора нет?
Корниенко. Ни доктора, ни больных. Павла прогнала на прогулку.
Тепляшин. Читает?
Корниенко. Пишет.
Тепляшин. Что же он пишет?
Корниенко. Не знаю. Под замок прячет.
Тепляшин. Этот мальчишка спьяну наболтал у нас за столом такое, что Павел места не находил себе. Я уж себя ругаю: зачем позвали Кирилла?
Корниенко. Что их связывает с Максимом?
Тепляшин. Трудно сказать... Может быть, Ирина.
Корниенко. Дурные бывают девочки. Как бабочки на огонек бросаются... Обожгут крылышки, — полетели бы, а... взмахнуть уже нечем.
Тепляшин (осторожно) . Вообще-то можно и... отремонтировать крылышки.
Корниенко. Крылышки — да, душу — трудно.
Тепляшин (еще более осторожно) . Понравилась вам наша квартира?
Корниенко (смеясь) . По-моему, лишняя жилплощадь имеется.
Тепляшин. Имеется.
Корниенко. Сдавать не собираетесь?
Тепляшин. Собираюсь.
Корниенко. Кому?
Тепляшин. Какому-нибудь хорошему человеку.
Корниенко. С человеком пожить надо, чтобы узнать.
Тепляшин. Рискованные у вас обороты речи.
Корниенко (сухо) . А вы не понимайте, как не следует.
Тепляшин. Что вы, Валентина Алексеевна, я без злого умысла!
Корниенко. Меня удивить трудно, на войне солдатский фольклор изучила.
Тепляшин (сокрушенно) . Седой дурень, сболтнул глупость. А собирался сказать совсем другое.
Корниенко. Я и другое могу послушать.
Тепляшин. Теперь и другое прозвучит не так, как думалось.
Корниенко. Жаль.
Тепляшин. Чем человек старше, тем труднее высказать, что чувствуешь.
Корниенко. Мне казалось — наоборот, опыта больше.
Тепляшин. После смерти жены у меня опыта в этом направлении не прибавилось.
Корниенко. Сергей Васильевич, тюльпаны завянут.
Тепляшин. Неужели вам неинтересно?.
Корниенко. Ну-ну, не придирайтесь... В наказание поскучайте. (Уходит с букетом.)
Тепляшин закуривает, подходит к окну. Телефонный звонок.
Тепляшин (снимает трубку) . Нет, не он. Товарищ его... Одну минутку. Валентина Алексеевна!
Входит Корниенко.
Поговорите.
Корниенко (в трубку) . Нет, товарищ Родичев, еще не приходил... Думаю, скоро. Приезжайте. (Вешает трубку.) Родичев. (С раздумьем.) Обрадует ли Павла встреча?
Тепляшин. Валентина Алексеевна, один вопрос у нас нерешенный.
Корниенко. А все остальные считаете решенными?
Тепляшин. Для начала хотя бы один. Можно?
Корниенко. Да что вы все разрешения спрашиваете? Я не старший военачальник.
Тепляшин. Я бы рад видеть вас старшим начальником.
Корниенко (смеется) . Не прибавляйте к моим годам лишних.
Тепляшин. А вы не обращайте внимания на неудачные выражения. (Смотря на часы.) Опять кто-нибудь помешает.
Корниенко (смеясь) . Вообще-то пора.
Тепляшин. В Мисхор две путевки я заказал. Уже совсем тепло.
Корниенко. Все-таки Крым лучше, чем квартира. Более красивый этап.
Тепляшин. Согласны?
Корниенко. Чтобы облегчить участь месткома, могу согласиться. Но одно условие.
Тепляшин. Любые!
Корниенко. Стоимость путевки я оплачиваю сама.
Тепляшин. Валентина Алексеевна, это частность!
Корниенко. Человек я одинокий, состоятельный... Имею текущий счет в сберегательной кассе...
Тепляшин. Валентина Алексеевна...
Корниенко. Только при этом условии!
Тепляшин. Но слушайте.
Звонок.
Погодите открывать.
Корниенко (укоризненно) . Сергей Васильевич! Что подумают?..
Тепляшин. Согласен, согласен!
Корниенко уходит. Возвращается с Барбарисовым. У Барбарисова в руках букет.
Барбарисов (Тепляшину) . Ты?
Тепляшин. Я.
Барбарисов. Один?
Корниенко. Кроме нас, никого в доме нет.
Барбарисов. Обстановочка... (Вспомнив.) Примите скромный дар. (Передает букет Корниенко.) Сирень... Тюльпанов нет во всем городе.
Корниенко. Есть тюльпаны.
Барбарисов. Нет тюльпанов, обошел весь город.
Корниенко. Есть тюльпаны, Михал Михалыч. (Выходит из комнаты.)
Барбарисов. Перешел к активным действиям?
Тепляшин. Перемена тактики, Миша.
Корниенко возвращается с вазой, наполненной тюльпанами.
Корниенко. Есть тюльпаны.
Барбарисов (Тепляшину) . Ты?
Тепляшин. Я.
Барбарисов. Ручаюсь — последний букет в Москве.
Корниенко. Тем дороже для меня.
Барбарисов. Ах, Валечка, неужели вас могут покорить тюльпаны?
Корниенко. Могут.
Барбарисов. Но ведь я тоже приходил с тюльпанами?
Корниенко. Тогда было еще прохладно, а теперь совсем тепло. Товарищи мужчины, у меня еще уборка не закончена... (Уходит.)
Барбарисов (укоризненно) . Фронт вместе прошли, в мирные дни общаемся — и вдруг?! Может, мне пришла пора сдаваться?
Тепляшин. Пришла.
Барбарисов. Тогда какой смысл драться на дуэли?
Тепляшин. Нет никакого смысла. (Серьезно.) Михаил, неприятное дело.
Барбарисов. Не пугай меня.
Тепляшин. Пропал пистолет.
Барбарисов. Грубая шутка.
Тепляшин. Не шутка. Дарственный пистолет, с монограммой.
Барбарисов. Я на войне не пользовался оружием...
Тепляшин, Кто был, когда я показывал его?
Барбарисов. Сергей, если это розыгрыш, то неумный.
Тепляшин. Я такого же мнения. С оружием не шутят. В пистолете полная обойма. Ты не брал?
Барбарисов. Держишь в бельевом шкафу?! Поищи. Может, завалился.
Тепляшин. Кто был, не помнишь?
Барбарисов (вспоминая) . Я... Максим... Борис... По-моему, Кирилл... Да, Кирилл был, в руках держал. Павел был...
Тепляшин. О Павле все и думаю. Помнишь слова его: одна пуля — и никаких тревог и обязанностей?!
Барбарисов. Винные пары на печальные шутки тянут.
Тепляшин. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
Барбарисов. Павла исключаю. Не в его характере.
Тепляшин. Характеры меняются. Помнится, последним пистолет держал Ковалев.
Барбарисов. Не был он пьяным... Так, бахвалился... Если кто и взял, то мальчишка... По-моему, он последним держал. Но куда ему с пистолетом? Трусишка. Искать надо дома.
Тепляшин. Все думаю: куда заложить мог? Память отшибло.
Барбарисов. Отшибет. С Валентины глаз не сводил. Кому-нибудь говорил?
Тепляшин. Максиму. Но зачем ему?
Барбарисов. Сначала поищем. Вместе. Дело все-таки серьезное. Давай прощаться. Валентина Алексеевна...
Слышен звонок. Входит Корниенко, идет открывать. Возвращается с Шабановым, нагруженным свертками.
Шабанов (Тепляшину и Барбарисову) . Выпала мне нагрузочка. Где Наталка?
Корниенко. С тобой же ушла.
Шабанов. Вот раззява! У газированной воды встречу назначили. Я жду — нет и нет! Не приходила?
Корниенко. Да нет же!
Шабанов. Впрочем, там не «Детский мир», а рай для взрослых. Самому на жирафу верхом сесть хочется.
Тепляшин. Валентина Алексеевна, вынуждены откланяться.
Корниенко. Да что вы? Павел скоро будет.
Барбарисов. Срочное дело.
Корниенко (Тепляшину) . Правда?
Тепляшин. Правда, Валентина Алексеевна, правда. Очень срочное.
Корниенко. Вам верю.
Тепляшин и Барбарисов уходят.
Шабанов. Что они взъерошенные такие?
Корниенко. Не торопились, а тут вдруг...
Телефонный звонок.
(Снимает трубку.) Что?.. Наталка? Дома. (Шабанову.) Бросил жену!
Шабанов (берет трубку) . Горе ты мое березовое! Где находишься?.. Какое мороженое?.. Деревня соломенная! В Москву ж приехала! Ну, выбрал жену! Бери такси. Чего боишься?.. Заблудилась-таки!.. Ладно, не скули. Где сейчас?.. У мороженого? Смотри, зубы застудишь... Еду. Только с места не сходи. (Повесив трубку.) Попала в Москву!
Корниенко. Хорош муж, жену потерял.
Шабанов. Потеряешь ее! С того света по телефону разыщет.
Корниенко. Езжай уж.
Шабанов. Перекусить бы... Дай кусок хлеба.
Корниенко уходит, возвращается с хлебом,
А колбасы пожалела?
Корниенко. Обойдешься.
Шабанов. Колбасы пожалела? Сестра! (На пороге.) Да, слушай. Письмо должно прийти из Донбасса. Важное. Не затеряй. (Уходит.)
Корниенко включает радио. Входит Ковалева,
Ковалева (указывая на покупки) . Вернулись?
Корниенко. Борис Наталку потерял.
Ковалева. Как потерял?
Корниенко. Поехал за ней.
Ковалева (подходя к столу, пробует ящик) . Опять на замке?
Корниенко. Опять.
Ковалева. Тревожно мне. По ночам не спит. (Вздохнув.) Друзья забывают...
Корниенко. Тепляшин и Барбарисов были.
Ковалева (указывая на цветы) . Они скорей тебя посещают, чем Павла. Околдовала ты их.
Корниенко. Им забава, и мне не скучно.
Ковалева» Только ли забава?
Корниенко. Дашенька, кому я нужна, женский переросток?
Ковалева. Нужна... Кому больше, как думаешь?
Корниенко. Я анкет не заполняла.
Ковалева. А тебе кто по душе?
Корниенко. Оба хороши.
Ковалева (с некоторой завистью) . Сохранилась ты удивительно.
Корниенко. Позанималась бы лечебной физкультурой с больными семь часов кряду.
Ковалева. Поздно профессию менять. (Пробует ящик стола.) Тревожно, Валя. За Павла, за Ирину...
Резкий звонок. Корниенко поспешно идет открывать. Возвращается с Родичевым.
Родичев. Принимайте незваного гостя.
Ковалева. Иван Ильич, вот неожиданность!
Родичев. А я звонил... Все нет и нет Павла Степановича.
Корниенко (Ковалевой) . Забыла тебе сказать.
Родичев. Ах, это я вам надоедал по телефону?
Корниенко. Мне.
Родичев (Корниенко) . Неужели не вернулся?
Ковалева (взволнованно) . Вот-вот появится. Так, Валя?
Корниенко. Обычно долго не гуляет.
Ковалева. Что ж я вам и сесть не предлагаю? Может, чаю выпьете или кофе? А может, закусить? Валечка, организуй!
Родичев. Вы не беспокойтесь. Обедал. Натощак с министрами говорить трудно.
Корниенко уходит.
Родичев. Только не сердитесь, телефон ваш в Совете Министров оставил.
Ковалева. Пожалуйста, пожалуйста.
Родичев. Могут вызвать. До зарезу нужно повидать ответственного товарища. Хозяйство перестраиваем. Рутину ломаем. Дошли наконец до понимания. Дошли! (Увидев погрустневшее лицо Ковалевой.) Я вам голову делами забиваю?
Ковалева (вздохнув) . Нет, что вы...
Родичев. Запустили мы область. На пленуме ЦК здорово досталось. Трепали нас в хвост и в гриву.
Ковалева (сдержанно) . Мне Павел говорил.
Родичев. Ну, он-то в курсе! Знает положение дел!
Ковалева. Да, он знает.
Родичев. Именно! Дел столько, что к ночи с ног валишься. А главное — нельзя работать по старинке. Нельзя! Не то время.
Ковалева (вяло) . Да, конечно... Нельзя...
Родичев (мягче) . Вот, такие дела наши... Павел Степанович, наверно, ни одной рыбачьей зорьки не пропускает?
Ковалева (тяжко) . Пропускает, Иван Ильич. Все зорьки пропускает.
Родичев (встревоженно) . Уж не радикулит ли? Рыбачья болезнь.
Ковалева. И радикулита нет.
Родичев (обрадованно) . Да что вы говорите?! Так это ж замечательно! А я было встревожился. Чем же он занимается?
Ковалева. Ничем.
Родичев (огорошен) . Как так ничем? (Спохватившись.) Ах да... В преферанс, наверно?
Ковалева (усмехнулась) . С чего решили?
Родичев. Две колоды карт лежат не первой свежести...
Ковалева (покорно) . Играет иногда...
Родичев. Счастливец! А тут с сынишкой на подкидного дурака время не найдешь. А уж преферанс... Разве что в поезде... Да и то самолетом больше. Два часа — и в Москве, не успеешь бумагу расчертить.
Ковалева (просительно) . Иван Ильич...
Родичев. Устали от моей болтовни?
Ковалева. Просьба к вам.
Родичев (с готовностью) . Любую просьбу!
Ковалева. Как ни тяжело вас просить...
Родичев. Все сделаю...
Ковалева. Ничего делать не надо, Иван Ильич, не тревожьте Павла вашими заботами областными. Не надо. Прошу вас.
Родичев (озадаченно) . И все?
Ковалева. И все.
Родичев. А что же он? Ах да... (Смутился, с участием.) До сих пор переживает?
Ковалева. Да.
Родичев (простосердечно) . Ах я, абсолютная дубина! Не подумал, грешен.
Ковалева (настойчиво) . И о рыбе не спрашивайте. Он свои лески и крючки доктору отдал.
Родичев. Все-таки запретили ему у воды быть? И правильно.
Ковалева. Никто не запрещал... И про карты не говорите.
Родичев (озадаченно) . Постойте, Дарья Алексеевна, о чем же говорить с ним?
Ковалева. О чем хотите, только не об этом. Он в очень плохом настроении.
Телефонный звонок.
(Снимает трубку.) У нас Иван Ильич.
Родичев (рывком беря трубку) . Да, да. (Смотрит на часы.) Через пятнадцать минут. Ровно через пятнадцать... Машина у подъезда. Спасибо. (Повесив трубку.) Простите, Дарья Алексеевна.
Ковалева (покорно) . Понимаю. Но вы еще заедете?
Родичев. Обязательно.
Ковалева. Не забудете?
Родичев. О, конечно, не забуду. Как можно... Я письмо не случайно прислал. У меня с Павлом серьезный разговор предстоит. (Пятится к двери.)
Ковалева (требовательно) . Что за разговор? Я бы хотела знать.
Родичев (смотря на часы) . Я все сам скажу. Сам. В пересказе не прозвучит! Горю. Передавайте привет вашей прелестной сестре. (Уходит.)
Ковалева даже не пошла провожать. Вытирает платком слезы. С подносом входит Корниенко.
Корниенко. Что случилось, Даша?
Ковалева. Кофе придется нам пить с тобой.
Корниенко. Куда же исчез Родичев?
Ковалева. Спешил в Совет Министров. Его там ждут. Ждут...
Корниенко (наливая кофе) . Что за люди?! Приехать в дом, встревожить людей и скрыться?!
Ковалева. Кстати, Родичев передал тебе нежный привет... (Пьет кофе.)
Корниенко. Нужен мне его привет, как кофейнику крылья!
Входит Ирина.
Ирина. Папа дома?
Ковалева. Нет.
Ирина. Как у него настроение?
Ковалева. Отличное! Особенно после того, как Кирилл у Тепляшиных провозгласил тост против старцев, мешающих молодежи идти вперед!
Корниенко (Ирине) . Что тебя связывает с Кириллом?
Ирина. Меня ничто и ни с кем не связывает.
Ковалева (остро) . А с нами?
Ирина. Вы родители... Но уж если прямо... вы тоже с нами должны считаться.
Корниенко собирает посуду и уходит.
Ковалева (примиренно) . Отцу трудно.
Ирина. Вижу...
Ковалева. Отец не домашний человек.
Ирина. Но папа часто судит слишком прямолинейно. Нельзя людей раскладывать по полочкам. Люди не плюшевые мишки. Розовых — на одну полку, коричневых — на другую.
Ковалева. Кто же их так раскладывает?
Ирина (уклончиво) . Есть некоторые товарищи...
Ковалева. Те, кто внушил тебе эти мысли, тоже прямолинейны. На трибунах очень воинственны, сбрасывая то, что дорого нам.
Ирина. Вам...
Ковалева. Не только нам... Большинству, огромному большинству народа.
Ирина. Почему ты говоришь от имени народа? Это устарело.
Ковалева. Нет, это не устарело! Не устарело! (Убежденно.) Я прошла с народом нелегкий путь. Знаю, чем живут люди! Хорошо знаю. Во всем, что видишь вокруг, есть и моя доля. Твоя мать в восемнадцать лет была сборщицей на конвейере...
Ирина. Ты хочешь, чтобы я покраснела?
Ковалева. Не хочу, но ты уже покраснела.
Ирина. Как на тебя повлияла долгая совместная жизнь с отцом!
Ковалева. Не совместная жизнь, Ирина. Взгляды совместные. Сожалею, что не смогли передать их тебе. Полагали, сама разберешься.
Ирина. Я и разбираюсь.
Ковалева. Почему в духовные советчики ты избрала Кирилла, а... ну, к примеру, не Максима?
Ирина. Я не избирала еще никого! Прошу учесть. У Максима все гладко. Слишком правильный... Не способен на какой-то особо благородный поступок.
Ковалева. Не торопись, он учится в Военно-воздушной академии. Наши космонавты тоже...
Ирина. Не надо, мама! Ты же понимаешь, я имею в виду землю, не воздух. А Кирилла мне жаль... У его отца была тяжелая жизнь. Во времена культа. Ты думаешь, это не отразилось на нем? А теперь комсомольский комитет собирается обсуждать Кирилла.
Ковалева. Что ж особенного? Комсомол обязан воспитывать молодых людей.
Ирина. Воспитывать, воспитывать! Какой скучный глагол!
Ковалева. Для тебя это только глагол, а для меня — вся жизнь. Надо заработать право судить других. Это право дается личным трудом, своим взносом в общество, членом которого ты уже имеешь честь состоять.
Ирина. Мама, это ужасно! Ты говоришь как руководитель политкружка.
Ковалева. А я, как тебе известно, и есть руководитель политкружка. Разве ты не знаешь? Подумай, Ира, о своих друзьях. Личные привязанности имеют немаловажное значение, но быть вместе с человеком, чуждым по взглядам отцу и матери? Ты считаешь это возможным?
Ирина. Откуда ты знаешь его взгляды?
Ковалева. Слышала из собственных уст! Ты думаешь, мы можем остаться безучастными? Ты наша дочь.
Ирина. Я не отказываюсь от вас!
Ковалева. Хоть за это спасибо!
Звонок. Ковалева идет открывать, возвращается,
К тебе Максим. (Уходит.)
Входит Максим.
Максим. Ира!
Ирина. Что ж не здороваешься?
Максим. Здравствуй, конечно. Понимаешь, я с поручением.
Ирина. От кого?
Максим. От Кирилла.
Ирина. Ты?!
Максим. Он хочет тебя видеть.
Ирина. Мог бы позвонить... Зайти...
Максим. Заходить он не хочет, а по телефону сказали — тебя нет.
Ирина (удивленно) . И ты пришел от его имени?!
Максим. А что тут такого?
Ирина. Но ведь вы, кажется, враги?
Максим. Зачем так примитивно? Мы по-разному смотрим на жизнь. Но не надо нас называть врагами.
Ирина (возмущенно) . У меня лично твое толстовство не умещается в голове!
Максим. Твоя просьба для меня закон. Я уговорил его прийти к нам. Ты видела, что из этого вышло?
Ирина. А сам ты что думаешь? Какие у тебя просьбы?
Максим. У меня нет никаких просьб.
Ирина. Но ты, я вижу, не очень оптимистически настроен?
Максим (уклончиво) . У отца неприятность...
Ирина. Что такое?
Максим. Да так...
Ирина. Что-нибудь серьезное?
Максим. Пропала одна... вещь пропала... Но ты не беспокойся... Все будет в порядке.
Ирина. А я и не беспокоюсь! У тебя все будет в порядке! У тебя всегда все в порядке!
Максим. Зато у тебя, по-моему, не все в порядке! (Резко.) Но речь идет не обо мне. Тебя ждет Кирилл.
Ирина. Где он?
Максим. В кафе.
Ирина. Он ждет меня или нас?
Максим. Тебя.
Ирина. Знаешь что, милый Иисус из Назарета, мне твои христианские подвиги решительно противны. Ты носишь мундир...
Максим. О мундире не беспокойся. Я его ничем и никогда не запятнаю.
Ирина. Сомневаюсь.
Максим. Одним словом, это не твое дело! (Теряя терпение.) Ты пойдешь к Кириллу или нет? Это, в конце концов, тебе нужно. И ему нужно! Ему!
Ирина (с вызовом) . И пойду! Только при одном условии.
Максим. Ты еще будешь мне диктовать условия?!
Ирина. Буду. Ты пойдешь со мной.
Максим. В качестве принудительного ассортимента?
Ирина. Как мой товарищ.
Максим. Разве я твой товарищ?
Ирина. По правде говоря, ты не товарищ, ты алгебра для шестиклассников! И все-таки ты пойдешь!
Максим. Без сопровождающих ты не можешь?
Ирина. Представь себе, не могу! (Открыв дверь.) Мама, я ухожу.
Ковалева (появляясь) . У тебя же урок английского.
Ирина. Извинись перед Федор Федоровичем! (Уходит с Максимом.)
Ковалева подходит к письменному столу, открывает, боковые ящики, ищет ключ. Входит Корниенко,
Корниенко. Даша, ключ он взял с собой.
Шабанов (входя с Наталкой) . Потерпевшая доставлена на дом.
Наталка. Кинул меня... На продавщицу засмотрелся. Хорош гусь!
Шабанов. А ты что, петушка выбрала? В непредвиденный расход супруга вводишь? На такси приходится тратиться.
Наталка. И что я за тебя замуж пошла? Жадюгу такого!
Шабанов. Возле мороженого абсолютно нарочно себя забыла. Подумать — восемнадцать порций съела! Не женщина, а холодильник.
Корниенко. Наталка, как ты его терпишь? Поедом тебя ест.
Шабанов. А дома больше нечем питаться. Весь заработок с премиальными на мороженое уходит, Фруктовое не потребляет... подавай сливочное, да еще с цукатами.
Наталка. Всех критикует, а сам чистенький. (Шабанову.) Что ты свои цацки разложил на столе?
Шабанов. Хвалился покупками.
Наталка. Всю жизнь хвалишься. Забирай, пойдем в чемоданы ховать.
Шабанов (забирая покупки) . Тебя бы куда заховать?! (Уходит, обняв Наталку.)
Ковалева. Дети!
Корниенко. Не дождалась его мама из плена.
Входит Ковалев.
Ковалев. Что так рано, Даша?
Ковалева. Занятие перенесли. Да. Знаешь, Иван Ильич заезжал... Но вызвали его... куда-то...
Ковалев (вспылив) . Подождать не мог?! Позвонить заранее?!
Корниенко. Звонил дважды. (Уходит.)
Ковалев. Визит отдал, хозяина не застал. Приличия соблюдены. (Отходя.) Долго был?
Ковалева. Сидел некоторое время..
Ковалев (усмехнувшись) . Занятой товарищ. Что говорил?
Ковалева. Да так... Ничего особенного...
Ковалев. За этим и пожаловал?
Ковалева (успокаивая) . Он еще заедет... Обязательно заедет. Между прочим, хорошо выглядит.
Ковалев. Мы все когда-то хорошо выглядели!
Ковалева. Что с тобой, Паша?
Ковалев. Со мной? Ничего. Давление нормальное, аппетит хороший.
Ковалева. Настроение твое...
Ковалев. Дашенька, Дашенька... Дырку на пиджаке с большим трудом, но можно заштопать. Настроение — трудно.
Ковалева (осторожно) . А если тебе поехать куда?
Ковалев (тупо) . Куда?
Ковалева. Ну... в дом отдыха... или в поездку, туристскую...
Ковалев. Я в жизни никогда не был туристом!
Ковалева. Но многие же ездят? Почему ты ставишь себя в особое положение? Почему не доверяешь мне?
Ковалев. Кому?.
Ковалева. Мне бумага нужна для конспекта. Стол закрыт,,. Раньше так не было.
Ковалев (смущенно) . Людей много в доме.
Ковалева. Чужих-то нет?
Ковалев. Тебе бумага нужна или психология? (Достает ключ.)
Ковалева. Бумага.
Ковалев (открывает стол, достает пачку бумаги) . Достаточно?
Ковалева (беря бумагу) . А что ты пишешь?
Ковалев (уклончиво) . Так, статью одну...
Ковалева. Ты ничего о ней не говорил.
Ковалев. Закончу — почитаешь... Должна быть довольна, дело нашел.
Ковалева (настойчиво) . О чем статья, Паша?!
Ковалев. Так, в общем... О винограде... (С усмешкой.) Ты же знаешь, виноград — моя слабость. (Закрывает ящик. Прячет ключ в карман.)
Ковалева. Паша, Паша, нельзя так замыкаться, в себе. Мы не на острове живем. Вокруг нас люди...
Ковалев. Разве еще остались?
Ковалева. Ты уже никого не видишь... Так не положено. Хоть бы о дочери подумал.
Ковалев. Думаю... А что с дочерью?
Ковалева. Она все дальше отходит от нас.
Ковалев. Не преувеличивай.
Ковалева. А ты не преуменьшай. Только и знает одного Кирилла...
Ковалев. Это почему же?
Звонок. Ковалева уходит и возвращается с Голлем.
Ковалева. Простите, Федор Федорович... Ирину вызвали.
Голль (подозрительно) . Куда?
Ковалева. Пришел Максим...
Голль. В институт?
Ковалева. Не сказала.
Голль. Кирилл исчез!
Ковалева. Как исчез?
Голль. Сказал — в институт. Я позвонил — в институте не был!
Ковалева. С ними должен быть Максим...
Голль. Вы уверены? Павел Степанович, уделите мне время.
Ковалев. Пожалуйста!
Ковалева уходит,
Голль. Я решаюсь к вам обратиться, Павел Степанович.
Ковалев. Садитесь. Курите. (Закуривает.) Пульку мы никак не закончим.
Голль (глухо) . Я думаю о другой пульке.
Ковалев. Надо завершить предыдущую... Соберемся, не беспокойтесь.
Голль. Беспокоюсь... Очень беспокоюсь... Мы говорили о колесе... колесе истории.
Ковалев. Оставьте вы колесо в покое! Пусть идет своим ходом.
Голль (трагично) . Не могу! Не могу, Павел Степанович! У меня остался только один сын! Один! И я один. Нас двое в этом мире. Я не хочу закончить жизнь в полном одиночестве!
Ковалев. Почему так мрачно?
Голль. С Кириллом что-то происходит. Он не спит, мечется. Над ним собираются тучи. Мальчика могут исключить из комсомола.
Ковалев. За выступление? Да что вы?!
Голль. У него было несколько... выступлений. А как же он найдет работу, если его исключат?
Ковалев (отмахнувшись) . Федор Федорович, эти времена миновали.
Голль. Не скажите! Не скажите! Его профессия — английский язык. Не допустят работать с иностранцами.
Ковалев. Можно преподавать, переводить... Выбор большой.
Голль (внимательно слушая) . Значит, вы что-то предполагаете?! Но он может сделать что-либо с собой! Наложить руки. У него ужасное настроение.
Ковалев. Руки его понадобятся для более производительных дел... Но, откровенно говоря, о сыне вам бы следовало подумать раньше.
Голль. Неужели уже поздно?
Ковалев. О детях беспокоиться никогда не поздно. Почему вы, отец, не бережете его?
Голль (в смятении) . Я не берегу?! Да я всю жизнь посвятил ему!
Ковалев. Кого же вы воспитали? В двадцать два года — и ничего святого! Все кругом дураки! А эти дураки впроголодь строили города. Возводили заводы. Эти дураки на рейхстаге своей кровью написали слово «мир». Это не зачеркнуть никаким культом личности! Да, это были тяжелые, тяжкие времена! Таких не придумаешь! Чем дальше живем, тем больше понимаем, от чего мы избавились. Но мы работали. Партия. Люди. Мы. Весь народ. И вы! Да, и вы! А сколько за нами пошло народов? Сколько людей на всех континентах? Слушал я вашего Кирилла у Тепляшина. Прямо скажу — противно.
Голль. Неужели нельзя иметь своего мнения?
Ковалев. Имейте! Сколько угодно! Но не навязывайте его другим!
Голль. Теперь мальчику приходится расплачиваться!
Ковалев. Расплачиваться?! С ним же ничего не сделали.
Голль (лихорадочно) . Вы такой авторитетный человек. С вашим словом посчитаются... Заступитесь за мальчика.
Ковалев. Как же я могу заступиться?
Голль. Позвоните... А еще лучше — съездите в институт. Поговорите. Пусть не портят ему биографию. Мальчику всего двадцать два года.
Ковалев. А вы убеждены, что ваш мальчик примет заступничество?
Голль. Мы ему ничего не скажем. Вы только сделайте. Один сын! Помогите.
Ковалев. Защищать сына надо в самом сыне! И это дело родителей!
Голль. Я говорил: «Молчи. Не лезь на трибуну». Нет, вышел! «Теперь не сажают!» Один погиб. Теперь другой...
Ковалев (не сдержавшись) . Да кому он нужен, ваш сын?! Кому?
Голль (странно) . О-о! Вы глубоко заблуждаетесь. Он нужен! И не одному мне! Неужели вы не замечаете?
Ковалев. А что я должен замечать?
Голль (с вызовом) . Он нужен Ирине! Да-да, Ирине! И вы от этого не отмахнетесь!
Ковалев. Это их частное дело.
Голль. О, совсем нет! И наше с вами! И я хочу, чтобы они были счастливы. Хочу видеть хотя бы одного сына живым и счастливым! От этого нельзя отмахнуться! Мы живем с вами в обществе, где грани стерты. И мы с вами — вы и я — члены этого общества! Разве не так? Почему вы молчите? Вы не согласны?
Ковалев. То, что грани стерты, вы хорошо усвоили. А то, что вы, отец, несете ответственность за сына, вы усвоили? Каким он войдет в наше общество? Вы думали об этом? А пути, которые вы мне предлагаете? Разве это современные пути?
Голль. Найдите другие, но спасите мне сына!
Звонок. Корниенко идет открывать дверь. В комнате появляется Шабанов. Корниенко возвращается с письмом.
Корниенко (Шабанову) . Тебе. (Уходит.)
Шабанов (взглянув на конверт) . О-о! Донбасс отвечает. День добрый, Федор Федорович.
Голль (рассеянно) . Здравствуйте, здравствуйте. Как вы меня встревожили, назвав какого-то Фридриха! Я смотрел на фотографию. Неужели мой мальчик мог быть предателем?
Шабанов. Мальчики бывают разные.
Голль. Но мой не мог быть! Взгляните еще раз! Успокойте старого человека. (Достает фотографию.)
Шабанов. Маленькая карточка.
Ковалев (Голлю) . Зачем терзаете себя?! Столько лет прошло...
Голль (Шабанову) . Умоляю... Я оставлю вам фотографию. Помогите снять камень с души. Люди должны помогать друг другу. Должны!
Шабанов (беря фотографию) . Если б я мог разрешить сомнения!
Голль (Шабанову) . Тронут вашей добротой. Весьма тронут. (Ковалеву.) До свиданья, Павел Степанович. До свиданья. Но мы еще увидимся. Мы очень скоро увидимся. (Уходит.)
Шабанов (смотря на фотографию) . Он или не он? (Разрывает конверт. Сличает.) Маленькая. Ошибиться можно.
Ковалев (горячо) . А если и правда — сын? Что ж, ты ему говорить будешь? Пусть лучше живет не зная.
Шабанов (страстно) . Спина моя хочет знать! Спина. Не был ты, Павел, в моей шкуре. Не знаешь, когда человек человека сапогами по лицу да по ребрам бьет.
Входят Наталка и Корниенко.
Когда бьют тебя кулаком в кожаной перчатке, чтобы кровью твоей свою фашистскую длань не запачкать!
Наталка (испуганно) . Боря, что ты?
Шабанов. Когда идешь, а вокруг дома чужие... И люди чужие. На тебя как на собаку смотрят. А тебе все огни свои видятся. Березы весной... Глаза материнские... Не знаешь ты, Павел, не был по ту сторону. А мы хлебнули — до сих пор во рту солоно...
Наталка (тревожно) . Что ты, Боренька? Что с тобой?
Шабанов (смотря на фотографии) . Фридриха Голлера помнишь?
Наталка. О-о!
Шабанов. Забыть невозможно. (Корниенко.) Фонаря у вас волшебного нет?
Корниенко. Был где-то у Ирины неисправный.
Шабанов. Исправим. Понадобится фонарик. (Быстро уходит, за ним — Наталка и Корниенко.)
Входит Ирина. Увидев задумавшегося отца, старается незаметно проскользнуть в свою комнату.
Ковалев. Ирина!
Ирина (останавливаясь) . Да, отец.
Ковалев. Задержись.
Ирина. Слушаю, папа.
Ковалев. Я бы хотел знать, какие у тебя отношения с Кириллом?
Ирина. Ты считаешь удобным задавать мне такие вопросы?
Ковалев. Если б не считал — не задавал!
Ирина. Никаких отношений!
Ковалев. Это правда?
Ирина. Не переспрашивай меня.
Ковалев. Ты его любишь?
Ирина. А разве запрещается?
Ковалев. Ты моя дочь!
Ирина. А ты мой отец!
Ковалев. Поэтому я имею право беспокоиться о твоей жизни.
Ирина. Она в опасности?
Ковалев. Да.
Ирина. Я этого не замечаю.
Ковалев. Но мы с матерью замечаем! Как можно связывать свою судьбу с таким человеком, как Кирилл?!
Ирина. Отец...
Ковалев. Я не хочу, чтобы он бывал у нас в доме! Не хочу видеть его!
Ирина. А я хочу!
Ковалев. Я запрещаю тебе!
Ирина. Вы с матерью говорите: «У нас упрямые характеры». Но я ваша дочь!
Ковалев. Что ты хочешь этим сказать?!
Ирина. Я бы многое сказала. Но скажу одно. Не думайте, пожалуйста, что мы глупее вас. Вы что же, хотите, чтобы мы во всем вас повторяли?
Ковалев. В чем повторяли?
Ирина. Во всем. В том числе и в ошибках. Или у вас их не было?
Ковалев. Но при чем здесь Кирилл?
Ирина. Ты его не знаешь!
Ковалев. Достаточно того, что я слышал от него.
Ирина. Это оболочка. Если б ты мог с ним поговорить побольше, узнал бы с другой стороны.
Ковалев. Будет время — поговорю.
Ирина. Ты его и видеть не хочешь!
Ковалев. Ну, зто так...
Ирина. Я его приведу к тебе.
Ковалев. Мы для вас устарели. Не надо.
Ирина (настойчиво) . Надо. Надо! Не отгораживайся от жизни, папа!
Ковалев (возмущенно) . Ну, знаешь!
Ирина. Все знаю! Прощения мне не будет, но тем не менее я приведу его к тебе! Приведу!
Ковалев. Хорошо! Приводи! Но смотри, ему не поздоровится!
Ирина. Не угрожай! Я не боюсь ничего на свете!
Ковалев. Ишь ты какая храбрая!
Ирина. Когда ему быть у тебя?
Ковалев (яростно) . Сегодня, завтра, послезавтра! В любую минуту!
Ирина. Вот-вот! Этого я только и хочу! Я приведу его! Слышишь? (Убегает.)
Ковалев растерянно стоит посреди комнаты. Достает сигарету, пытаясь закурить, ломает спички.
Занавес