Картина шестая
Квартира Потапова. Обстановка второй картины. Вечер. Гринева шьёт на швейной машине. По комнате ходит Виктор.
Виктор — А я виню во всём только тебя. Если бы ты все двенадцать лет была с ним твёрже, он бы никогда не позволил себе уйти.
Гринева — Ты думаешь, мелкий повод?
Виктор — Не очень крупный.
Гринева — Погоди, женишься…
Виктор — Кажется, нет.
Гринева — Что так?
Виктор — Неудачная любовь, дорогая сестричка, Она любит этого долговязого технолога.
Гринева — Отступаешь быстро. Ты хотя бы раз говорил с ней?
Виктор — Почти нет…
Гринева — Поговорил бы, не мне же за тебя разговаривать…
Виктор — И не думай… Я, Ирина, ещё неделю позанимаюсь, а потом поеду… лечиться…
Гринева — Куда же ты?
Виктор — На Черноморское побережье, с туристами.
Гринева — Думаешь, помогает?
Виктор — Одним — ванны, другим — перемена климата, сестричка.
Гринева — Может, мне с тобой?
Виктор — Тебе нужно стационарное лечение. Пошёл заниматься. И ты меня не беспокой, кто бы ни пришёл. (Ушёл в другую комнату. Гринева продолжает шить. Звонок. Гринева поднялась, на мгнове-ние задержалась, поправила волосы, пошла открывать. Возвращается вместе с Кружковой.)
Гринева — Помогай шить…
Кружкова — А что вы шьёте, Ирина Фёдоровна?
Гринева — Платье, Аня, платье. Как ты думаешь, кремовый воротничок к этому платью подойдёт?
Кружкова — К этому платью? Подойдёт.
Гринева — А карманы, как ты считаешь? Как это мы пели: «По бокам карманчики, чтоб любили мальчики». Так?
Кружкова — Я удивляюсь вам… Карманчики…
Гринева — А что же мне делать? Не приду я к тебе на приём.
Кружкова — Сильная вы, Ирина Фёдоровна. Неужели вам всё равно?
Гринева — О нет, Аня… ошибаешься… две недели места не найду… (Пошла по комнате.)
Кружкова — А где же он всё-таки?
Гринева — Сказать правду? Дважды звонила к нему на завод ночью, в кабинет, набирала номер, слышала его голос и… вешала трубку.
Кружкова — А дома не был?
Гринева — Ни разу… Зайцева присылал. Бритвенный прибор, ещё что-то… Пусть он только ещё раз появится, я ему… устрою парадный приём. Нашёл себе подручного.
Кружкова — Я слышала, станок пошёл в производство.
Гринева — Ты не знаешь Алексея. Уж если за что возьмётся, — ни себе, никому покоя не даст. (Тепло.) Работать он умеет…
Кружкова — А любите вы его всё-таки, Ирина Фёдоровна.
Гринева — В этом вся штука, Аня. (Звонок. Гринева пошла открывать. Возвращается вместе с Гриневым. Старик с большой папкой, в новом костюме и, видимо, в рубашке с несколько тесноватым воротником.)
Гринев — Здравствуйте, Анна Сергеевна! (Гриневой.) К министру иду. Алексей-то дома?
Гринева — Нет, отец. На заводе, наверно, или в главке.
Гринев — Всё на заводе? Как ни зайду, всё нет.
Кружкова — Сами ему работу дали.
Гринев — Да-ал! А что же, посопротивлялся он в меру своих сил, а потом, значит, уступил. Заставили. Теперь ничего! Имеет интерес… Как встретимся у него, он «Фёдор Степаныч» и так и далее…
Гринева — А что он тебе говорит?
Гринев — Разное… Деловое всё… И говорит: «Если что, прошу ко мне на завод, дома я служебные дела не решаю». Зашёл, думал, всё-таки застигнуть его дома. К министру вызывают меня, хотел совет у Алексея спросить один… Он, знаешь, Ирина, всем фронтом на нашу сторону повернулся. Кривошеина прикомандировал ко мне. Чтобы всё до тонкостей было. Вот тоже человек проникно-венный. Техническая голова. Сидим у него по вечерам.
Гринева — Сидите?
Гринев — Часто…
Гринева — Нравится он тебе?
Гринев — Ещё б не нравился! Он нам поприбавил кой-чего. (Кружковой.) А плакат-то твой он снял.
Кружкова — Избирательная кампания кончилась.
Гринев — Курит много… зашла бы, Анна…
Кружкова — Не люблю табачный дым…
Гринев (многозначительно) — А-а… ну, ну. Так я пойду. (Звонок.) Может, Алексей?
Гринева — Нет, не его звонок. (Пошла открывать дверь. Из коридора слышен её голос: «Вы зачем?» Гринева и Зайцев входят в комнату.)
Зайцев (чрезвычайно вежливо здоровается с Гриневой и Кружковой; Гриневой) — Я по поручению Алексея Кирьяныча.
Гринева — Хорошо. (Гриневу.) Отец, ты торопился. Я двери оставила открытыми.
Гринев (присаживаясь) — Минутку. Я хочу узнать у товарища Зайцева одну вещь…
Гринева — Вряд ли тебе товарищ Зайцев сможет что-либо членораздельное сказать!
Зайцев — Нет, почему же? Я в курсе.
Гринев — Я сейчас иду к министру…
Зайцев (обеспокоенно) — Зачем же к министру? Не надо, Фёдор Степаныч, к министру.
Гринева — Отец, двери закрыть?
Гринев (поднялся) — Пойду…
Зайцев — Одну минуту, Фёдор Степаныч… Прошу обождать меня.
Гринева — Отец спешит.
Зайцев (разочарованно) — А-а, ну что ж делать?
Гринев (снова присел) — Я обожду. (Зайцеву.) Справляйтесь скорей со своим делом.
Зайцев — Сию минуту, Фёдор Степаныч. (Гриневой.) Алексей Кирьяныч просил папки с чертежами в кабинете на столе… А заодно и… вот список (читает):рубашки верхние две: голубая в полоску с крестиком и голубая гладкая, носков три пары, зажигалка — в левом ящике письменного стола…
Гринева — Слушайте вы, Зайцев!
Кружкова (Гриневу) — Фёдор Степаныч, пойдёмте на балкон, пока они здесь…
Гринев — Погоди, погоди… товарищ Зайцев!
Зайцев — Уже почти всё. Ещё пачка лезвий «Арктика» в правом ящике письменного стола. (Передаёт список Гриневой.) Всё. Вот в этот портфель. (Расстёгивает портфель, замок не сразу поддаётся.) Что за замок? Ага, есть!
Гринев (тревожно) — В чём дело, Ирина?
Зайцев (легко) — А разве вы не в курсе? Алексеи Кирьяныч ушёл из дому…
Гринев — Как ушёл?!
Гринева — Погоди, отец! (Зайцеву.) А одеколон Потапов не просил?
Зайцев — Одеколон я взял намедни.
Гринева (угрожающе) — Намедни? А гуталин вы не забыли?
Зайцев — Алексей Кирьяныч ничего о гуталине не говорил.
Гринев — Ирина…
Гринева — Постой, отец (Подошла к двери, раскрыла их.) «Арктику» захотели? Передайте своему Потапову, что если он ещё раз вас сюда пришлёт, то я вам вместе с ним такую Арктику устрою, что у вас лет десять зуб на зуб не попадёт.
Зайцев — Вы напрасно… Меня просили…
Гринева — Вы все просьбы выполняете?
Зайцев — По мере возможности…
Гринева — Так вот и я прощу вас, по мере возможности и поскорей убираться из моего дома.
Зайцев — Я не могу так уйти. Я должен выполнить поручение.
Гринева — Уходите и закройте за собой дверь, я боюсь простуды.
Зайцев — Но ведь сейчас лето?!
Гринева — Зайцев!
Зайцев — Чертежи… Я должен выполнить поручение!
Кружкова — Вы рискуете, Зайцев!
Гринев (поднялся; Зайцеву очень вежливо, но настойчиво) — Сергей Сергеич! Товарищ Зайцев! Дама просит. Понимаете? Надо быть вежливым, культурным. Надо убираться к чортовой матери! (Берёт Зайцева под локоть.) Понимаете, культурно к чортовой матери. Вот так! Я вас с лестницы под локоток… Вот так, уважаемый Сергей Сергеич. (Подводит Зайцева к порогу.)
Зайцев — Я буду жаловаться. Это — насилие над личностью.
Гринев — Так какое же это насилие? Мы ж вдвоём уходим. (Скрываясь.) Ирина, закрой дверь. (Гринев и Зайцев уходят. Гринева резко закрывает за ними дверь. Ходит по комнате. Кружкова, которая почти всё время была на балконе, привлечена какими-то криками. Она прислушивается и перегибается через перила.)
Кружкова — Что? Громче! Ещё громче! Сейчас! (Входит в комнату.) Зайцев портфель забыл.
Гринева (подхватив со стола портфель, почти бежит на балкон, бросает портфель вниз) — Получайте свою тару! (Возвращается в комнату, ложится на диван.) Что за человек?! Что за человек?!
Кружкова — Успокойтесь, Ирина Фёдоровна! Не стоит на них нервы тратить.
Гринева (села) — Пусть только придёт! Нет, Аня, не выходи замуж! Не выходи… Все они хороши, пока ты поперёк их характера не встала…
Кружкова — Я об этом думала, Ирина Фёдоровна!.. Много думала. И больно, Ирина Фёдоровна. Ведь он тоже с характером. Помните, в райкоме? «Я больше всего боялся…» Гордые люди. Ведь я почему ушла от него? Снисходительности его испугалась. Показалось, скучно ему со мной. Он обра-зованный, а мне ещё учиться сколько! Я мешаю вам о своём?
Гринева — Нет, нет… говори.
Кружкова — И вот я решила: до всего сама дойду. Зачеркну его… А не зачёркивается. И хочется иногда, знаете что? Чтоб пришёл, взял за руку и сказал: «Поедем, Аня, далеко…» А у меня отпуск скоро, и я бы поехала. Поездом, потом теплоходом, а потом пешком… И пошли бы мы рука в руку, берегом моря. Я ведь на мире ещё ни разу не была… Надоела я?
Гринева — Говори, Аня, говори.
Кружкова — И хочется мне, чтобы он о любви говорил. Простые слова и для постороннего человека смешные, но если говорит любимый человек, они свои… свои, правда?
Гринева — Свои. (Поднялась.) Свои, Аня. (Подошла к буфету, открыла его.) Хоть шаром покати… Этак у меня Виктор голодным останется.
Кружкова — А он где?
Гринева — Занимается… Показалось мне, будто влюбился он.
Кружкова — В кого?
Гринева — В тебя, Аня.
Кружкова — Ну что вы, Ирина Фёдоровна! Не надо этого.
Гринева — Я тоже думаю, не надо… Вот что, Аня, посиди, постереги квартиру, я за хлебом схожу.
Кружкова — И я с вами.
Гринева — Нет, нет… Посиди, может, кто придёт. Я скоро. (Взяла сумку, ушла. Кружкова снова вышла на балкон, облокотилась на перила, смотрит вниз. Откуда-то донеслись звуки далёкой, немного грустной мелодии. Из комнаты выходит Виктор. Не видя Кружковой, он подходит к буфету, открывая отделение за отделением. Кружкова обернулась, смотрит на Виктора.)
Виктор — Пусто…
Кружкова — Не совсем. (Вошла в комнату.)
Виктор — Вы, Аня?
Кружкова — Как видите. Ирина Фёдоровна в магазин ушла. Скоро вернётся.
Виктор — Так… А я занимаюсь.
Кружкова — Я думала, вы в библиотеке…
Виктор — Здесь… У нас теперь тишина.
Кружкова — Как ваш диплом?
Виктор — Половину написал.
Кружкова — Получается?
Виктор — Получается. Хочу, правда, месячный перерыв сделать.
Кружкова — Отдохнуть?
Виктор — На юг поехать, побродить. Вы в отпуску не были, Аня?
Кружкова — Собираюсь.
Виктор — В Абхазии не были?
Кружкова — Нет.
Виктор — А в Крыму?
Кружкова — Я на море ещё никогда не бывала.
Виктор — Едемте вместе в отпуск. По туристскому маршруту. Пойдём пешком, в Синопе будем. Там, знаете, маленькие обезьяны есть, в питомнике… Вы любите обезьян?
Кружкова — Я как-то ещё не определила своё отношение к ним…
Виктор — А я не люблю, они кривляются.
Кружкова — А что ж им остаётся делать?
Виктор — Аня, едемте. Я буду вашим проводником. Нет, в самом деле. (Берёт её за руку.) Вот так, возьмёмся и пойдём…
Кружкова — Виктор, Виктор, что вы?
Виктор — А почему нет?
Кружкова — Не-ет…
Виктор — Вы так говорите, будто сравниваете с кем.
Кружкова — Почему вам так кажется?
Виктор — Вы любите Кривошеина?
(Кружкова молчит.)
Я заметил это ещё у него в квартире…
Кружкова — Что так долго Ирины Фёдоровны нет? Мне пора.
Виктор — Значит, не поедете?
Кружкова — Нет, Виктор… Просто у меня, просто путевка у меня в другое место… под Москву… А море я и не люблю… (Звонок.) Кто это?
Виктор — Я открою. (Уходит. В коридоре слышен его голос: «Прошу, заходите!» Входит Криво-шеин, за ним Виктор.)
Кривошеин — Здравствуйте, Анна Сергеевна!
Кружкова (ошеломленно) — Здравствуйте. Вы…
Кривошеин — Нет, нет, я не к Алексею Кирьянычу.
Виктор — Его, кстати, нет дома.
Кривошеин — Я знаю… Мне сказали ваши соседи, что вы у Ирины Фёдоровны. Я за вами.
Кружкова — За мной?
Кривошеин — Я должен вам очень многое сказать.
Кружкова — Интересно. (Виктору.) Вы знакомы?
Кривошеин — Да, да…
Виктор — Встречались.
Кривошеин — Я рад был познакомиться.
Виктор — Я также, исключительно… Да вы присаживайтесь!
Кружкова (заторопилась) — Нет, нет, ни в коем случае! Игнат Степанович, идёмте. Виктор, Ирина Фёдоровна просила постеречь квартиру… Но вы дома… До свидания, Виктор. (Подаёт ему руку.)
(Виктор молча пожимает руку.)
Кривошеин — Почему вы не приходите с отцом ко мне?
Виктор — Обязательно приду.
Кружкова (торопя) — Придёт, придёт. (Кривошеину.) Прощайтесь же!
Кривошеин — Ах, да… до свидания, дорогой Виктор… Вы мне очень симпатичны.
Виктор — До свидания… Вы мне также! (Кривошеин и Кружкова уходят.) Вы мне также очень… чтоб тебе ноги сломать, с твоей технологией! (Ушёл в свою комнату и тут же вернулся с кепкой в руках.) Нет, Виктор Фёдорович, вам нужно затормозить обязательно. Дальше будет труднее! А диплом? К чорту диплом! Ещё вернёмся. А сейчас? На Чёрное море! На Чёрное море! (Ушёл, захлопнув дверь за собой. Некоторое время сцена пуста. Открывается дверь и с тем же самым портфелем, с каким приходил Зайцев, в комнату входит Потапов. Он в расстёгнутой, без галстука, рубашке, в пиджаке. Осторожно обходит комнату, заглядывает на балкон, затем в одну и другую комнаты, скрывается в одной из них и вскоре возвращается обратно, неся в руках папку, две голубые рубашки, носки и ещё какую-то мелочь. Всё это кладёт на стол возле портфеля.)
Потапов — Куда я её положил? Ведь она была в правом ящике! (Уходит и снова возвращается, заглядывает в ящики буфета.) Нет… Куда ж она исчезла? (Открывает верхнее отделение буфета.) Чисто… Хоть бы корка хлеба была… Стой, стой… (Вытащил графин, примеряет глазами содер-жимое.) Набежит, кажись. (Наливает рюмку, выпивает, снова ищет, чем закусить. Находит пачку кофе.) Кофе «Здоровье» — неплохая закуска. (Наливает ещё полрюмки и с сожалением ставит графин в буфет. Стоя спиной к дверям, допивает рюмку… В этот момент с хлебом в руках неслышно входит Гринева.)
Гринева — За чьё здоровье пьёте, Алексей Кирьяныч? (Потапов оборачивается и от неожидан-ности выпускает рюмку. Хочет поднять, но Гринева его останавливает.) Я сама… (Подбирает рюмку.) Садись… Я соберу поужинать. (Показывая на буфет.) Здесь сохнет. В холодильнике всё… Портфель убери в кабинет. (Подаёт портфель Потапову.) Ну? К себе…
Потапов — Я не собираюсь ужинать.
Гринева — Ужинал, значит? А рубашки зачем? С утра и наденешь…
Потапов — Я не собираюсь здесь ночевать!
Гринева — Ах, вот что… Ну, что ж, это разумно… Разумно, что ты сам пришёл… С какой стати присылал Зайцева? Он бог знает, что может подумать. Кстати, где ты живёшь последние две недели?
Потапов — На заводе. Где моя зажигалка?
Гринева — Ты писал — в правом ящике письменного стола.
Потапов — Там нет!
Гринева — Посмотри в левом…
Потапов — Смотрел… Нет её там. Я привык к ней.
Гринева — К зажигалке? А я за последние двенадцать лет к тебе. Ты не думал об этом?
Потапов — Мне некогда думать: я работаю.
Гринева — А я думала.
Потапов — Что же ты надумала?
Гринева — Простую вещь… Или ты перейдёшь снова в ту самую, то есть в эту квартиру, где ты прописан, или забирай, только сразу и без подручных, всё, что тебе нужно, сообщи в домоуправление свой новый адрес и выписывайся из домовой книги.
Потапов — Это ты серьёзно?
Гринева — Совершенно! Кстати, есть одно обстоятельство, которое облегчит наше с тобой поло-жение.
Потапов — Какое ещё обстоятельство?
Гринева — Мы с тобой незаконные супруги. Товарищ Потапов и товарищ Гринева. Так ведь? И в «Вечорку» не надо. Экономия средств и времени. Так?
Потапов — Так! Что из этого следует?
Гринева — Неужели не ясно? Или ужинать или… или уходить.
Потапов — Что ты пристала с ужином? Не могу я бывать дома!
Гринева — Почему?
Потапов — Потому что, потому…
Гринева — …что твоя жена, будем ещё некоторое время пользоваться этой устаревшей для нас с тобой терминологией, выступила против тебя, против твоих заблуждений на заседании бюро райкома?
Потапов — Можешь думать, что угодно… Но, между прочим, я выполняю сейчас два заказа.
Гринева — Только поэтому?
Потапов — Вот что, товарищ Гринева, хочешь говорить начистоту?
Гринева — Да.
Потапов — Пожалуйста… Да, я считаю твоё выступление на бюро неэтичным, непристойным поступком по отношению ко мне! Да, я считаю, что быть сейчас вместе с тобой, жить под одной крышей, я не могу. Ты нанесла тяжёлый удар по моему самолюбию!
Гринева — Какому самолюбию?
Потапов — Пожалуйста, — мужскому!
Гринева — Странная категория — мужское самолюбие! А может, есть более близкие для нас с тобой понятия — самолюбие коммуниста, самолюбие советского работника. Ведь ты, кажется, выполняешь решение бюро райкома и приказ министерства?
Потапов — Кажется, выполняю!
Гринева (терпеливо) — По-моему, моё выступление не расходится с принятыми решениями…
Потапов — Ты не имела права так выступать. Ты забыла, что ты моя жена!
Гринева — Но кроме того, что я твоя жена, я ещё и член партии. Как решить этот вопрос?
Потапов — Я решил!
Гринева — Неудачно, плохо, не по-партийному решил.
Потапов — Как мог! Можешь жаловаться на меня Полозовой. Она тебя, наверно, поймёт и поддер-жит. Только имей в виду — быть с тобой, видеть тебя я не могу! И не хочу! Ужинать? Придти домой и разговаривать с тобой? Что нового? Как тебе понравилась новая кинокомедия? Очень интересно! Устроила ты мне комедию!
Гринева — А ты её стремительно превращаешь в трагедию.
Потапов — Да! А ты как думала? Жить двенадцать лет с человеком, любить его, думать, что знаешь его, и вдруг — на тебе! — получить такую подлость!
Гринева — Подлость? Ты это называешь подлостью? Эх, ты!
Потапов — Что я?
Гринёва — Плохи твои дела, Алексей! Получилось, что ты ошибся. Я не согласилась с тобой. Пошла против тебя. Но ведь это вопрос не наш с тобой личный, ведь правда? Вопрос общественный, если хочешь… А ты разрешаешь его, словно мелкий бытовой вопрос, будто я обманывала тебя, изменила тебе. Ты перепутал события, Алексей! Подожди! Теперь уж дай мне сказать. Так вот, знай! Я люблю тебя, тем тяжелее мне было всё это время. Но если ты видел во мне только послушную жену, — ты глубоко ошибался. Ты сам меня учил принципиальности, прямоте. Как же ты можешь теперь обвинять в том, чему меня учил? Или, по-твоему, у нас могут слова расходиться с делом? Ведь так же нельзя, Алексей, читать проповеди другим, а самому нарушать их. И если ты этого не понимаешь, в этом твоя, а не моя ошибка. И если я раньше пришла к этому сознанию, то не я виновата, а ты виноват, что не пришёл к нему. Вот, Алексей, тебе, конечно, вольно решать… Но послушной овечки ты не найдёшь во мне. Ради мужской ласки, ради твоих серых глаз и сильных рук я жить с тобой не буду. Не сумеешь разобраться в своей ошибке, — не ты, а я не захочу с тобой жить, Алексей! Теперь иди!
Потапов — Ты гонишь меня?
Гринева — Нет, я просто тебя не задерживаю.
Потапов — Что ж, до свидания, Ирина…
Гринева — До свидания. Алексей! (Потапов застегнул ворот рубашки и, не глядя на Гриневу, вышел из комнаты. Гринева молча смотрит ему вслед. Увидела оставленный портфель, взяла его, пошла за Потаповым. Негромко крикнула в открытую дверь.) Алексей, рубашки забыл, рубашки… (Ответа нет. Постояв мгновенье на пороге, Гринева вышла на балкон и, нагнувшись над перилами, смотрит вниз… Но на улице темно и тихо. Гринева вернулась в комнату, вынула из портфеля рубашки и медленно, чисто по-женски, начала их разглаживать рукой…)
Занавес
Картина седьмая
Квартира Кривошеина. Знакомый нам кабинет. Но посреди него стоит сейчас накрытый новой скатертью стол, на нём тарелки, вазы, бутылки с вином. Если внимательно присмотреться, то можно заметить, что в квартире Кривошеина произошли существенные изменения. Квартира стала уютней. Цветы стоят на письменном столе, но уже в вазе. В центре стола — большая фотография, это Кружкова. Книжные полки затянуты занавесками, теми самыми, какие раньше закры-вали широкую дверь балкона. Теперь через балконные стёкла видна вечерняя панорама осенней Москвы, венчает которую ярко выделяющаяся одна из кремлёвских звёзд. Тихо. На сцене в переднике одна Гринева. Она накрывает стол, молча, любуясь картиной праздничного стола. Раздаётся звонок. Гринева уходит и вскоре возвращается, вслед за ней входит с бу-кетом астр и георгин Зайцев. Гринева, не обращая на него внимания, продолжает готовить стол.
Зайцев — Здравствуйте, товарищ Гринева!
Гринева — Что?
Зайцев — Здравствуйте, я говорю…
Гринева — А-а, хорошо… (Молчание.)
Зайцев — А хозяева?
Гринева — Ещё не пришли.
Зайцев — Вы не знаете, куда можно цветы поставить?
Гринева — В кухне кувшин увидите, глиняный.
Зайцев — Самому?
Гринева — А как вы думаете?
Зайцев — Я думаю, что самому… (Здесь впервые Гринева посмотрела на уходящего Зайцева и улыбнулась. Зайцев возвращается с кувшином и цветами.) А что теперь с ними делать?
Гринева — Поставьте на стол.
Зайцев — Но тогда не ясно будет, кто принёс цветы.
Гринева — Держите кувшин в руках.
Зайцев — Я не молочница. (Поставил кувшин на стол.) Вам помочь?
Гринева — Помогайте. У вас штопор есть?
Зайцев — Какой же уважающий себя хозяйственник ходит без штопора? (Подаёт штопор.) Прошу.
Гринева — Сами.
Зайцев — Опять сам? (Открывает бутылку.) Давно у вас такая привычка — командовать?
Гринева — С детства.
Зайцев — Но ведь я не в вашем профсоюзе… (Наливает рюмку, выпивает и закусывает.) Жажда, понимаете…
Гринева — Это неприлично, Зайцев.
Зайцев — Пустяки… А вы прилично поступили, выгоняя меня из квартиры?
Гринева — Заслужили.
Зайцев — А, знаете, я на вас не обиделся… Скажу больше — проникся к вам глубоким уважением.
Гринева — Вот как, оказывается, можно заработать ваше уважение?
Зайцев — Прошу на этом ограничиться. Суровость вам не к лицу… И вообще, надо признавать ошибки. Я признал, Кривошеин признал, пришёл, поговорил, его выслушали, удовлетворили его заявление — и вот результат. (Показывает на стол.)
Гринева — Ко мне никто не приходил.
Зайцев — А вы бы сами… Мне тяжело смотреть на страдания моего начальника.
Гринева (живо) — Страдает?
Зайцев — Ещё бы! Неудобства большие. Рубашки кончились, носки…
Гринева — И это всё?
Зайцев — Не всё… Умалчивает о многом.
Гринева — Болтун вы, Зайцев…
Зайцев — Называйте меня Сергей Сергеич. Даже Серёжей…
Гринева — Почему?
Зайцев — Вы имеете на то право. Вы мне тогда портфелем по затылку угодили… Так только с близкими людьми обращаются…
Гринева — Я жалела тогда…
Зайцев — Жалели?
Гринева — Да… Портфель пустым был.
Зайцев — У вас добрая душа, Ирина Федоровна. (Наливает рюмку. Выпивает и закусывает.) Жажда замучила.
Гринева — Неудобно, Зайцев.
Зайцев — Сергей Сергеич.
Гринева (смеясь) — Серёжа!
(Входят Кривошеин и Кружкова. У Кривошеина в руках большой абажур.)
Кружкова (бросаясь к Гриневой) — Ирина Фёдоровна, позор-то какой! Хозяева путешествуют, а гости хозяйством занимаются!
Гринева — Что ты, Аня?
Кривошеин — Абажур покупали… Зачем их столько делают разных. Пойди выбери… (Деловым тоном у Зайцева.) Тебе нравится?
Зайцев — Обожаемый абажур…
Кривошеин — Его бы надо пристроить для полной иллюминации?
Кружкова — Вот вы этим и займитесь… А нам ещё на кухне есть работа. Хорошо?
Зайцев — Подымем абажур выше довоенного уровня.
Гринева — Ах, болтун вы… Серёжа. (Уходит с Кружковой.)
Зайцев — Давай перед работой по рюмочке, жажда мучит… Капли в рот не брал сегодня.
Кривошеин — Давай. (Берёт бутылку, смотрит на уровень содержимого.) Недоливают, наверно…
Зайцев — Расплескалось. (Смотрит на бутылку. Кривошеин наливает рюмки, они чокаются.) За твою москвичку! Не пропала квартирка? (Пьют.) Давай работать. (Ставит стул на стул. Лезет на стол.)
Кривошеин — Свалишься…
Зайцев — Держи стул. Меня сегодня ввысь тянет. (Влез.) А знаешь, с птичьего полёта комната твоя представляется небольшим персональным аэродромом, на котором приземлилось счастье. Ты дово-лен?
Кривошеин — Ещё бы! (Подаёт абажур.) Держи!
Зайцев — Держу… (Начинает пристраивать абажур. Остановился, обращается к Кривошеину.) Знаешь, как только я сказал Потапову, что у тебя будет Гринева, он категорически отказался от приглашения.
Кривошеин — Кто тебя просил говорить Потапову об этом? (Хлопнул кулаком по столу, на котором стоит Зайцев, тот забалансировал.)
Зайцев — Осторожней! В салат попаду!
Кривошеин — Что у тебя за язык?
Зайцев — Заканчивать работу?
Кривошеин — Заканчивай. Всё испортил!
Зайцев (вниз) — Готово! Держи! (Спускается вниз.) Да что ты так волнуешься? Ну, не будет, так не будет. Что ж делать?
Кривошеин — Да как ты не понимаешь? Я счастлив, понимаешь, счастлив! Я не могу видеть вокруг себя страдающих людей, друзей моих. Моё счастье неполно без этого, неполно, пойми ты, столб телеграфный.
Зайцев — Пошли телеграмму, он приедет. (Кривошеин махнул рукой.)
(Входит Кружкова.)
Кружкова — Ох, как хорошо сразу! (Зажигает свет.) Сейчас народ соберётся.
Кривошеин — Не все.
Кружкова — Не все?
Кривошеин — Не будет Потапова. Зайцев сообщил ему, что приглашена Гринева.
Кружкова — Зачем вы это сделали?
Зайцев — Да, нехорошо получилось… А знаете, я поеду за ним и скажу, что её не будет…
Кривошеин (махнул рукой) — А теперь уже не исправишь. (С тарелками входит Гринева. Молчание.)
Гринева — Ох, абажур!
Зайцев — С опасностью для жизни. (Кривошеину.) Закурим?
Кружкова — Идите на кухню дымить.
Кривошеин — Пойдём, Зайцев. Начинаются ограничения.
Зайцев — Зажмёт тебя депутат. (Кривошеин и Зайцев выходят.)
Кружкова (провожая их взглядом) — Знаете, Ирина Фёдоровна, я всё ещё не понимаю, как это произошло?
Гринева — Я рада за тебя. А что, Потапов не будет у нас сегодня?
Кружкова — Нет.
Гринева — Не звали?
Кружкова — Звали.
Гринева — Отказался?
Кружкова — Нет… Но у него заседание какое-то…
Гринева — В таких случаях всегда бывают заседания… Да, совсем забыла… Сегодня Виктор приезжает. (Смотрит на часы.) Ты не будешь сердиться? Я оставила записку, чтобы приезжал сюда.
Кружкова — Очень хорошо, хотя… (Звонок.) Идут. (Уходит. Возвращается с Полозовой и Севе-ровой.)
Полозова — О, как говорится, действительно, не жалея затрат… Ольга Ивановна, столик молодожёны приготовили… Ну как, Аня, довольна?
Кружкова — Довольна.
Полозова — Поздравляю. Жаль, материал не подоспел к свадьбе.
Северова — Теперь скоро. Поздравляю, Аня.
Кружкова — Спасибо, Ольга Ивановна.
Полозова (указывая на стол) — И хозяйством вы умеете заниматься.
Гринева — Под вашим руководством, Нина Ивановна.
Полозова — Оказывается, не так уж плохо под нашим руководством? (Села.) Что сегодня, девишник у тебя, Аня?
Кружкова — Нет, Зайцев уже здесь…
Полозова — Уже здесь?
Кружкова — Ещё будут… Фёдор Степаныч…
Полозова — Вот кого я хочу видеть! Не обижаешься ты на отца, Ирина?
Гринева — Я?
Полозова — Ты… Станок-то, как всё распределил… Кому — хорошо, кому — не очень…
Северова — Вот когда станок появится… догоним Потапова!
Полозова — На его же станках?
Северова — Конечно! (Смеётся.)
Полозова — Вот что наделал твой отец, Ирина…
Гринева — Но ведь всё-таки мой отец!
(Звонок. Кружкова уходит и возвращается с Гриневым.)
Полозова (подымаясь к нему навстречу) — Здравствуйте, Фёдор Степаныч, и спасибо вам.
Гринев — За что спасибо? Райком помог…
Полозова — Что вы, Фёдор Степаныч! Мы инстанция техническая…
Гринев — Конечно… Но техника решает…
Полозова — Вот здесь я с вами не согласна. Люди решают всё, Фёдор Степаныч. Какие планы дальше на жизнь?
Гринев — Большие, Нина Ивановна. Просто огромные… Задумали мы с моим другом Горбенко одну машину… Вот вернётся он из Крыма… И мы втроём…
Полозова — Как втроём?
Гринев — Так, с Кривошеиным, с Игнатом Степановичем. (Звонок.)
Гринева — Я открою. (Уходит и вскоре возвращается.) Отец, Виктор приехал…
Гринев — Как приехал?
Гринева — Я забыла тебе сказать, он телеграфировал.
Гринев — Знал, когда приехать.
(Входит Виктор и вместе с ним загорелая, стройная девушка. Виктор с букетом цветов.)
Виктор — Здравствуйте, товарищи! (Направляясь к Кружковой.) Это от меня и от Жени. (Подаёт букет.) Поздравляю вас, Анна Сергеевна! (Пожимает руку.)
Кружкова — Спасибо.
(Все смотрят на Женю.)
Виктор — Да, прошу познакомиться. Женя… Мой товарищ.
Гринев — Товарищ?
Виктор — Да, товарищ Женя.
Гринев — Интересно. (Женя обходит всех, начиная с Гринева.)
Женя — Женя.
Гринев — Фёдор Степанович Гринев.
Женя — Я узнала вас.
Гринев — Смотри, какая внимательная.
(Женя обходит всех и остаётся возле Полозовой.)
Гринев (подзывая Виктора) — Кто такая?
Виктор — Отец, я сказал, мой товарищ…
Гринёв — Товарищ бывает мужского пола…
Виктор — Ну, подруга…
Гринев — А ещё точнее?
Виктор — Отец, я не могу здесь объяснять!
Гринев — Пойдём в коридор!
Виктор — Ну пойдём… Женя, мы сейчас…
(Гринев и Виктор уходят.)
Полозова — Вы тоже с моря?
Женя — Прямо с поезда… Я только домой позвонила. Заходили к вам, Ирина Фёдоровна. Я отказывалась… Но Виктор уговорил… Мне даже неудобно.
Кружкова — Я очень рада, что вы пришли и именно в этот день. Ведь у меня свадьба сегодня.
Женя — Я знаю…
(Входят Гринев и Виктор.)
Гринев (Жене) — Так вы, значит, по исторической линии пошли?
Женя — Да, на курс младше.
Гринев — Историческая семья будет.
Гринева — Перестань, отец.
Гринев (Кружковой) — Пора бы к делу приступить, Анна Сергеевна.
Кружкова — Думаю, что пора. (Уходит и возвращается вместе с Кривошеиным и Зайцевым.)
Зайцев (Полозовой) — Нина Ивановна, здравствуйте.
Полозова — Здравствуйте, товарищ Зайцев. (Гриневу.) Он вам палки в колёса не вставляет?
Зайцев — У меня такие детали не запланированы…
Полозова — Изменили технологию?
Зайцев — Указания, Нина Ивановна.
Полозова — Да, без них вам трудно… (Отзывает в сторону Кружкову.) А Потапов не будет?
Кружкова — Нет, отказался.
Полозова — Жаль.
Зайцев (Кривошеину) — Пора, Игнат… Жажда мучит…
Кружкова — Товарищи, прошу к столу.
Гринев — Вот это деловой разговор!
Кружкова — Фёдор Степаныч, прошу ваше председательское место, Виктор, Женя…
Кривошеин — Нина Ивановна, Ольга Ивановна…
Кружкова — Ирина Фёдоровна.
Гринева (возле неё оказался один незанятый стул) — Что ж вы меня без кавалера оставили?
Зайцев — Я возле вас.
Гринева — Вы с одной стороны.
Северова — Он всегда с одной стороны…
Зайцев — Нет, я могу и с другой стороны… Попеременно. (Все занимают места.) Прошу налить! Так. Разрешите в честь бракосочетавшихся произнести тест. Достоинства их всем известны. Недостатки? Они в них сами разберутся. Одним слово, чтобы были счастливы! Я бы мог дать подробные указания, как этого добиться, но счастье к каждому приходит своим путём. За новоб-рачных! (Все встают, чокаются, аплодируют.)
Гринев — Горько!
Все — Горько!.. Горько!..
(Кривошеин и Кружкова целуются. Звонок. Его никто не слышит. Повторный звонок.)
Гринева (поднялась) — Ещё кто-то…
Кривошеин — Я открою. (Проходит милю Зайцева. Зайцев задерживает Кривошеина и что-то шепчет ему. Кривошеин в знак одобрения кивает головой.) Хорошо, хорошо. (Ушёл, оставив за собой дверь полуоткрытой. Резкий, пронзительный звонок. Все затихают.)
Зайцев (подымаясь и подходя к двери) — Гость рвётся в дом. На всякий случай, тишина, товарищи…
Кружкова — Что вы затеваете?
Зайцев — Тсс… (Все с интересом смотрят на дверь.)
(За дверью.)
Потапов — Ну, брат, к тебе не дозвонишься. Спишь, что ли?
Кривошеин (зевая, сонным голосом) — Вздремнул немного…
Потапов — Так в пиджаке и спишь?
Кривошеин — Переутомился, Алексей Кирьяныч… Отпуск бы мне…
Потапов — Какой такой отпуск? Два заказа выполняем… Отпуск… Тут теперь, брат, кровь из носа… Отпуск… Телефон-то когда проведут?
Кривошеин (всё так же сонно) — Обещали, да обманывают…
Потапов — А то вот нет телефона, приходится самому ездить. Поедем на завод?
Кривошеин — Случилось что-нибудь?
Потапов (вскипел) — Да проснись ты, наконец, в сборочном там…
Кривошеин — Тсс, Алексей Кирьяныч…
Потапов — А что такое?
Кривошеин — Жена спит.
Потапов — Как спит? А Зайцев мне говорил… Да и ты…
Кривошеин — О чём вы?
Потапов — Ну, свадьба, свадьба, понимаешь?
Кривошеин — Опять Зайцев перепутал. Уже прошла…
Потапов — Когда прошла?
Кривошеин — Позавчера…
Потапов — Ага… Ну что ж… так… Значит, спит?
Кривошеин — Спит… Завтра в первую смен ей…
Потапов — А квартирой доволен?
Кривошеин — Ничего квартира… Газ проводят…
Потапов — Мебели маловато…
Кривошеин — Маловато… Алексей Кирьяныч, я разбужу жену…
Потапов — Не, не… Пусть спит… Доволен, что женился?
Кривошеин — Ещё бы! С женой лучше…
Потапов (не сдержавшись, громко) — Лучше, брат! Ещё как лучше!
Кривошеин — Ну-у?
Потапов — Вот тебе и «ну»!.. Вот что… Увозить я тебя не буду… Там ничего такого на заводе. Оба потока бурлят. Между нами, я думал, что у тебя свадьба и всякое такое…
Зайцев (широко раскрывая дверь) — Алексей Кирьяныч, и свадьба и всякое такое имеются в полном объёме. Просим вас!
Потапов (шагнув на порог) — Что? (Кривошеину.) Ах, ты! (Всем.) Ах, вы… ну, ну, что это? Нет, тут что-то… (Увидал Полозову.) Под вашим руководством, Нина Ивановна?
Полозова — Самодеятельность…
Потапов — Художественная… Ну ладно, ладно… Поздравляю, поздравляю… Зайцев, пойди, из машины букет принеси.
Зайцев — А может, на обратную дорогу пригодится?
Потапов — Неси, неси…
Зайцев — Я дам указания. (Виктору.) Виктор, не в службу, принесите букет из машины.
Виктор — Хорошо (Уходит.)
Кружкова — Садитесь, Алексей Кирьяныч, заждались вас. (Усаживает Потапова рядом с Гриневой.)
Полозова — Он всегда опаздывает.
Потапов — Иные опаздывающие подороже некоторых передовиков будут. Анна Сергеевна, Игнат Степаныч, поздравляю, желаю счастья, а чорт, букет!.. Зайцев?…
Зайцев — Сейчас будет…
Потапов — Так вот, вы думали без Потапова. А он здесь. Он среди вас… Он человек с характером.
Полозова — Это нам известно.
Потапов — Нина Ивановна, если мы сказали сделаем, — значит, сделаем!
Полозова — Если бы вы сами это сказали.
Потапов — Ошиблись! Признаю… Зайцев, правильно, ошиблись?
Зайцев — Охота вам вспоминать…
Потапов — Не боюсь вспоминать, не боюсь признать. У нас московский характер!
Полозова — У вас?
Потапов — У меня и у вас. Нина Ивановна, и у Кривошеина, у Фёдора Степаныча, у Анны Кружковой…
Гринев — Не всех перечисляешь, зятёк…
Потапов — Подскажите…
Гринев — А ты сам подумай.
Потапов — Подумаю…
Полозова — Долго думаешь!.. (Поднялась.) Искажи, Потапов, каким он тебе кажется, московский характер?
Потапов — Московский характер? Твёрдый характер. Дал слово — держи! Всего себя отдай Родине. Думы свои, дела, сердце, жизнь свою! Всё!
Полозова — Правильно! Но боюсь, что если услышат тебя уральцы, украинцы, белоруссы, кубанцы, обидятся они. Разве у них не такой характер, у всего советского народа?
Потапов — Такой самый… Но ведь по Москве равняются!
Полозова — Правильно. Значит, московский характер — это русский характер, большевистский характер, так, друзья мои?
Гринев — Так, Нина Ивановна, хорошо говоришь.
Полозова — Подожди, Потапов, ещё не всё! А знаешь, что ещё в большевистском характере имеется? Мужество признавать свои ошибки. Большое мужество. Ты им обладаешь?
Потапов — Обладаю.
Полозова — По-моему, недостаточно. Почему ты, не считаясь со своим личным самолюбием, не скажешь, что вот у нас, у Ирины Гриневой, настоящий московский характер, вот так — перед всеми?
Гринева (выходя из-за стола) — Нина Ивановна, я прошу…
Полозова — Подожди, Ирина! Учись у неё, Потапов!
Потапов — А вот и скажу, перед всеми скажу. Превосходный характер, превосходный человек Ирина Гринева. Ведь люблю же я её как, товарищи дорогие! (Гриневой.) Ну, подойди ко мне.
Гринева — А может, ты…
Потапов — Да иду, иду. (Подходит к Гриневой. Входит Виктор с букетом. Цветы он передаёт Потапову.) Получается, что цветы я должен вручить тебе.
Гринева — Вручи.
Потапов — Вручаю. (Подаёт цветы.) Ещё я хотел вот перед всеми сказать, что нам бы заехать надо в одно учреждение…
Гринева — В какое ещё?
Потапов — Фамилию сменить тебе пора… И, знаешь, чтоб никаких случайностей не было… А то, что это такое Потапов, Гринева… Потаповы должны быть!
Гринева — Заехать, заедем, но я останусь Гриневой.
Потапов — Ты оставайся по существу, а по форме будешь Потаповой.
Гринева — Нет, Гриневой.
Потапов — Ирина!
Гринева — Гриневой!
Потапов — Ну что за характер!
Полозова — Говорят, московский, Алексей Кирьяныч!
Занавес